Свидание со смертью

День 730.

Официально прошло уже два года. Гермиона глубоко вздохнула и задержала дыхание на секунду. Она со вздохом выдохнула. Она вычеркнула еще один день в своем календаре. Не настоящий календарь, конечно — как будто Пожиратели Смерти позволили бы ей оставить что—то себе. Календарь хранился в ее голове. Она начала считать, когда попала сюда, и смутно представляла, какой сегодня день. С тех пор Гермиона никогда не переставала считать. Для нее это было занятие. Помимо исцеления тех самых людей, которые убили всех, кого она любила. И, само собой разумеется, схожим с легкой степени безумия. Гермионе было больно. Она больше не хотела этого, но это стало частью ее существа. Дни рождения давно потерянной семьи и друзей или дни, подобные сегодняшнему, заставляли ее сердце сжиматься в агонии. Два года назад они проиграли войну. И вместе с этим погибли все, кто был раньше. Гермиона закрыла глаза, поднеся пальцы к вискам, пытаясь прогнать подступающую головную боль. Ее тело помнило ощущения того дня, оно все еще будет болеть одинаково каждый год, когда наступит страшный майский день.

До

Гарри применил самый мощный экспеллиармус, который Гермиона когда-либо видела. Фактически, который когда-либо видел волшебный мир. Но этого было недостаточно. Смертельное проклятие Волан-де-Морта прокладывало себе путь к Гарри. Становясь все ближе и ближе, дюйм за дюймом. Палочка Бузины в руке Волан-де-Морта изгибалась, как будто её разрывало изнутри. Проклятие стремилось к своей цели, высасывая воздух из ближайшего окружения. У Волан-де-Морта не должно быть возможности победить Гарри. Этого не может быть. Этого бы не было, верно? Гермиона была уверена, что у них все будет хорошо. Что при невозможном повороте событий Гарри избежит проклятия и каким-то образом победит Темного Лорда, как и планировалось. — Гарри! — Голос Джинни эхом разнесся по Большому залу. Болезненный крик, мольба о пощаде. Пощады Том Рэддл не знал. Всю свою жизнь он эксплуатировал слабость надежды других на пощаду. Зеленая молния ударила Гарри в грудь, и на мгновение все замерло. Гермиона слышала, как в ушах стучит ее сердце, кровь течет по венам, как могучие реки. Свет померк в глазах Гарри. С громким стуком его безжизненное тело упало на пол. Она стояла там, как застывшая статуя, уставившись на то, что осталось от ее лучшего друга. Его очки теперь были кривыми и треснутыми. Бедный Гарри. Он был таким сильным до самого конца. Гермионе хотелось хотя бы обнять его, чтобы попрощаться. Слеза скатилась по ее лицу, оставив после себя блестящий след горя. Началась паника; люди кричали, бегали или разбрасывали вокруг себя любые заклинания, которые приходили им на ум, чтобы защитить их. Боковым зрением Гермионы появилось рыжеволосое пятно. Рон подбежал, упал на колени рядом с Гарри и, схватив его за плечи, яростно встряхнул. Как будто хотел разбудить его. Но, конечно же, на этот раз он не проснулся. Была брошена вторая зеленая стрела, но она пролетела на волосок от Рона, поскольку Джорджу не потребовалось много времени, чтобы появиться рядом с ним и оттащить его с дороги. — Фумос! — крикнул он, и внезапно вокруг них возникла стена густого, темного дыма, скрывающая их местонахождение от любых других потенциальных атак. Паника также охватила Гермиону, когда она узнала об опасных сражениях, которые охватили ее. Тем не менее, было слишком поздно, когда она уставилась в темные глаза с тяжелыми веками, которые могли высасывать солнечный свет. Следующее, что она осознала, это то, что Беллатриса Лестрейндж направила свою волшебную палочку прямо на нее. — Круцио! — закричала она, затем последовал визгливый смех. Гермиона не возражала против боли от проклятия. Она с радостью приняла это, поскольку это заставило ее забыть о невообразимой реальности, которая только что развернулась перед ней. Ее внутренности обожгло от острого ощущения, ощущения, которое она не забывала с тех пор, как ее пытали в последний раз. Стоная и крича, она упала на землю, ее конечности неестественно вывернулись. Покрытый пылью край черной мантии возник перед ее глазами, когда она непроизвольно прижалась щекой к твердой земле под собой. — Прекрати это, Беллатриса. Ты знаешь, я должен забрать ее с собой, — произнес холодный голос. В этом была определенная мелодия, которую Гермиона не могла не заметить. — Грязнокровка заслуживает смерти. Я не имела удовольствия вернуться в Малфой-Мэнор, — усмехнулась Беллатрикс. Щелкнув языком, она снова лениво указала палочкой на Гермиону. — Конечно, — Беллатрикс неохотно закончила проклятие, затем прошипела: — Рано или поздно ты закончишь так же, как твой друг. — Мерзкая улыбка украсила ее не менее мерзкое лицо. Гермиона почувствовала, как освобождение захлестнуло ее подобно приливной волне. Это длилось недолго, мужчина с ледяным голосом склонился над ней и агрессивно схватил за шею. Она не узнала его. У него было худое лицо с впалыми щеками, невинно обрамленное вьющимися каштановыми волосами. Глаза Доу даже по сравнению с ними не были светлыми, но они смотрели на Гермиону жестоко. От них исходила страстная ненависть. Его лицо было так близко к ее лицу, что она почти чувствовала его дыхание на своих щеках. — Не двигайся. От этих слов у нее по спине пробежала холодная дрожь. Она почувствовала, как его призрак потянулся сбоку. Они приземлились где-то в Министерстве магии. Ну, она верила, что это Министерство. Деревянный пол и черно-зеленая плитка на стенах казались знакомыми. Она не могла открыть глаза дольше, чем на несколько секунд, ее зрение затуманилось из-за последствий проклятия. Ее сознание ускользало, пока она не сдалась и не позволила темноте обнять ее, как старого друга.

***

В месте, куда забирали Гермиону, было ужасно тихо. Она заметила это сразу после пробуждения. Из осторожности она оставила глаза закрытыми. Если вокруг нее были пожиратели Смерти, она не хотела, чтобы они заметили, что она очнулась от непроизвольного сна. Может быть, они поговорили бы о том, что происходит и что должно было случиться с ней. Но никто не разговаривал, не двигался и даже не дышал — потому что там никого нет. Каким образом ей удалось сбежать? Отвез ли ее в безопасное место таинственный мужчина с красивыми, но жестокими глазами? Когда она пришла в себя, то почувствовала, как кто-то холодный сжал ее запястья. В этот момент открывать глаза было похоже на олимпийский вид спорта. Проклятие Беллатрисы действительно оказало на нее сильное воздействие. Казалось, что голова раскалывается пополам, а свет, пробивающийся сквозь веки, казался дразнящим. Это не помешало ей наконец взглянуть на то, где она находится. Она мгновенно оценила ситуацию. Ощущение стеснения на запястьях возникло из—за кандалов — конечно, ее держали под стражей. Ее надежды, которые были секундой ранее, теперь казались глупой мечтой. Ее одежда казалась чужой на ее коже. Должно быть, ее переодели, пока она была в отключке, она не узнала зеленую мантию, которая была на ней. У нее мурашки побежали по коже при мысли о том, кто и как ее надел. Она лежала на… кровати? Это было не то, чего она ожидала. Честно говоря, она вообще не думала, что снова проснется… При ближайшем рассмотрении она убедилась, что на самом деле это тюремная камера. Не маггловская тюремная камера, а скорее крошечная комнатка с кроватью и туалетом. Что делало это еще более ужасающим, так это отсутствие окна и двери. Огромная тяжесть случившегося и колючее ощущение дикого страха одновременно раздавили Гермиону. Где, во имя Мерлина, она была? Щелчки и жужжание испугали ее, когда металлическая дверь с замысловатым дизайном и шестеренками разного размера выдала входящего посетителя. Теперь дверь была видна прямо напротив того места, где она все еще лежала. Забавный маленький трюк — у этих пожирателей Смерти действительно было сумасшедшее воображение. Долговязая женщина со светлыми волосами, стянутыми сзади в низкий узел, открыла дверь. Ее черная мантия частично прикрывала защитное снаряжение под ней. Ее губы сжались в тонкую линию, отчего она казалась старше. Гермиона была уверена, что это какая-то охранница. — Встать! — резким тоном скомандовала женщина. Если Гермиона и умела что-то, так это не задавать никаких вопросов и просто подчиняться. Пожиратели смерти и их сообщество не были известны своим дружелюбным поведением. Без колебаний она встала и заметила, как дрожат ее колени, должно быть, прошло несколько часов с тех пор, как ее взяли в плен на поле боя. Она взяла себя в руки и опустила глаза. Она чувствовала себя так, словно стоит перед гиппогрифом, стараясь не вызвать недовольства, которое могло бы привести к травме или еще чему похуже. Она все равно предпочла бы Гиппогрифа. Вместо этого охранница подняла ее палочку и приказала ей вытянуть скованные руки. И снова Гермиона решила, что лучше всего будет просто сделать то, что требовал охранница. Не имело значения, что с ней случится в любом случае. Война была проиграна, и ее друзья погибли. Все было напрасно. Несмотря на все, что волновало Гермиону, они могли закончить это для нее прямо здесь и сейчас. Однако, к ее ужасу, тонкие, похожие на шнуры веревки вывалились из палочки стража и обвились вокруг ее запястий. Блондинка наложила на них тюремный арест. Гермиону раздражало, что ее запястья были не только скованы, но и связаны магическими веревками, хотя она не могла долго об этом думать. Когда охранница без лишних слов развернулась и вышла из камеры, сильная и невидимая сила сжала запястья Гермионы. Ее выволокли из комнаты, хотела она того или нет. Кандалы, удерживающие ее от глупых поступков, и волшебные веревки, действующие как поводок — понимая, подумала она. Они вышли из камеры и пошли по длинному темному коридору, едва освещенному свечами, плавающими тут и там. Других камер не было, во всяком случае, их не было видно. Но Гермиона могла поклясться, что слышала царапанье и отдаленные крики, доносившиеся из стен рядом с ней. Она была уверена, что пожиратели Смерти схватили не ее одну, возможно, Рон тоже был там. От этой мысли у нее по спине пробежал холодок. Вероятность того, что ее друзья, одноклассники и учителя сбежали после того, как Гарри был убит, была ничтожно мала. Из маггловских войн она знала, что после их окончания были военные преступники. Было странно думать о том, что ее, вероятно, тоже считали одной из них. Если и не преступница, то в их глазах она все равно была грязнокровкой. Ей никогда не приходилось сталкиваться с опасными для жизни последствиями дискриминации, за исключением того, что Драко Малфой время от времени бросал в ее адрес свое любимое словечко. И то, что его такая милая тетушка вырезала это на её коже. Шрамы на её предплечье горели, напоминая ей об их существовании. Будут ли проводиться судебные процессы? Как будут выглядеть приговоры? Она не могла представить ничего, что было бы менее жестоким. Возможно, всех, кто остался, собирались массово казнить. Думать о том, что можно потерять еще кого-то, было слишком тяжело. Впервые после убийства Гарри она почувствовала, как на глаза навернулись слезы. Ее взгляд искажает и мешает увидеть гораздо больше, чем их танцующие тени, проносящиеся мимо пустых стен. Женщина резко повернула направо и повела их по другому такому же коридору, за которым последовал поворот налево. Они спустились по лестнице, которая закончилась перед лифтом. Естественно, он был сильно защищен, и охраннице пришлось пройти через несколько слоев заклинаний, прежде чем они смогли войти. Лифт загрохотал и начал двигаться вниз. Он резко оборвался, открывая другой коридор. В самом конце их ждала двустворчатая дверь. Охранница направилась к нему, волшебным образом увлекая Гермиону за собой с помощью связывающего заклинания. За тяжелой дверью было нечто такое, чего Гермиона никогда бы не смогла себе представить. Все остальное имело бы больше смысла, чем это. Это было больничное крыло. Белые стены, белый пол, больничные кровати и занавески для уединения. Что, во имя Мерлина, происходило? — Вы здесь, чтобы служить Темному Лорду. Вы здесь, чтобы делать то, что вам говорят. Вам не будет разрешено делать ничего, кроме заданий, данных вам Темным Лордом. Если вы потерпите неудачу, вас исключат, — ухмыльнулась охранница. — Понятно? Она кивнула, не уверенная, что от нее ожидают чего-то сказать. Вероятно, нет, в конце концов, они не стали бы беспокоиться о грязнокровке, подумала она. — Ты будешь обучаться вместе с остальными в течение шести месяцев. — С этими словами женщина с суровым выражением лица подвела Гермиону к одной из занавесок и быстрым взмахом палочки открыла ее. Гермиона чуть не захныкала, когда увидела, кто за ним стоит. Луна и Падма стояли в очереди у больничной койки. На обеих были такие же халаты, как на Гермионе. Девочки выглядели измученными, с усталыми глазами и безнадежными. В последний раз Гермиона видела их на поле битвы при Хогвартсе. Они были разбросаны повсюду, сражаясь за победу Гарри. Они были ужасным напоминанием о том, сколько людей пожертвовали собой во имя добра, чтобы зло было побеждено. Только для того, чтобы оно с треском провалилось. Провал. Слово, которое Гермионе не нравилось слышать. Чувство, которое она ненавидела испытывать. Она не привыкла терпеть неудачи в вещах. Проиграть войну — значит потерпеть неудачу не только в чем-то одном, это значит потерпеть неудачу во всем. Глубоко внутри нее что-то начало давать трещину при виде ее бывших одноклассниц. Все, что она пыталась спрятать далеко-далеко, просто выплеснулось из нее. Отчаяние, печаль, вина и облегчение, что, по крайней мере, она знала, что Луна и Падма живы. Но они были… здесь. Она сразу поняла, что было бы лучше, если бы они умерли. Как бы тяжело это ни было, в этом не было ничего особенного. Гермиона попыталась придумать предложение, которое сделало бы все лучше, которое объяснило бы ее чувства. Это было не то, что она могла сделать, и с этими словами они уставились друг на друга. Обычно Луна сказала бы все, что пришло бы ей в голову, возможно, о том, что Гермионе не нужно хмуриться, поскольку Гублогобберы попытаются украсть ее морщины. Кем бы ни был Гублгобберс, она всегда обладала обширными знаниями о самых причудливых волшебных существах. Вместо этого Луна просто в ужасе уставилась на Гермиону. Они, вероятно, почувствовали то же самое, увидев ее, как и она их. Грубый толчок в их сторону вернул Гермиону к реальности. Теперь три девушки стояли бок о бок, каждая в кандалах и зеленых мантиях. Они напомнили ей целителей, которых она видела некоторое время назад в Сент-Мунгос. Это было смешно. Всего несколько часов назад они вели войну, а теперь они были одеты как целители, стоя в больничном крыле, которым управляют Пожиратели Смерти. Гермиона не смогла удержаться от хихиканья, которое затем перешло в заливистый смех. Звук был здесь чужим. Он прорезал тишину, казалось бы, пустой больницы. И Падма, и Луна повернули головы, чтобы посмотреть, действительно ли это вырвалось у нее. Смех вырвался таким гротескным образом, что светловолосая охранница была застигнута врасплох. Она с любопытством наблюдала за Гермионой, пытаясь решить, что делать. — Это… не может… быть …… реально, — попыталась выдавить Гермиона в перерывах между рыданиями. — О, тебе лучше поверить, что это очень реально, Грейнджер. Использование ее фамилии заставило ее немедленно остановиться. Она открыла глаза, которые почти слипались от слез, вызванных приступом смеха. Таинственный мужчина, который аппарировал к ней с поля боя, стоял рядом с открытым занавесом. Его глаза напомнили ей растопленный шоколад. Они пронизывали все ее существо. Гермиона почувствовала странное знакомство, но в то же время была уверена, что никогда не встречала этого человека. — Ты закончила биться, как бешеная собака? — спросил он, приподняв бровь. Охранница шагнула к нему с озабоченным выражением лица. — Мы должны теперь называть их по именам, Блэкхит? — тихо спросила она. — Верно, Темный Лорд объявит нам Кедавру за использование фамилий. Отстань от меня, Кирби. — Они все еще заключенные, и с ними следует обращаться соответственно. — Да, да, да.- Блэкхит, казалось, терял терпение. — Иди, заполни форму жалобы. Кирби ответила пренебрежительным фырканьем. — Итак, дамы, — сказал Блэкхит, хлопая в ладоши. — Давайте немного повеселимся!