Зебра

      — Ты чего такой напряженный? — Джиу удивленно смотрит на Хосока, который излишне резко ставит кучу пакетов на пол.       — Да так, думаю кое о чем, — Хоби, прищурившись, смотрит на сестру, — у тебя остался номер Намджуна?       — Ким Намджуна? — получив в ответ кивок, девушка складывает руки на груди и склоняет голову, — Хо, у тебя же есть девушка, на черта тебе Джун?       — Она работает на его старшего брата, — у Джиу глаза округляются, из-за чего она начинает напоминать малютку-олененка, — мне нужно узнать подробности, что и как.       — Собираешься подключиться к ее работе? — хитро прищуривается сестра. — Хо, чертов засранец, я в тебе не сомневалась даже!       Чон криво ухмыляется, склонив голову, и проходит дальше, чтобы усесться на диван и выдохнуть, откинув голову на спинку и прикрыв глаза.       Как давно он не был в родительском доме. Родные запахи щекочут нос и вызывают предательское чувство ностальгии, от чего перед глазами тут же начинают мелькать картинки из детства. Когда-то у них, действительно, было беззаботное детство богатеньких детей, что никогда не знали несчастья, ведь родители делали все, чтобы их маленькие чада росли только самыми счастливыми и без каких-либо нужд. Детство под куполом мнимого счастья, какая ирония.       Джиу плюхается рядом и укладывает голову на плече брата, смотрит на белоснежный матовый потолок, а потом переводит лениво взгляд на великолепную люстру, за которую их родители отдали целое состояние. Они любят дорогую роскошь, поэтому, порой, даже собственным детям страшно заходить домой, боясь что-то поломать или уронить.       — Мама поменяла ковёр, — сестра зарывается пальцами в белоснежный лохматый ворс, а Хоби просто вытягивает ноги, они немного гудят, — когда только успевает?       — Ну, не всегда же ей на своих светских вечерах торчать, — открывает один глаз Чон-младший и поворачивает голову к сестре.       — Нам повезло, что мы вместе с ней там не торчим, — вздыхает Джиу и достаёт телефон, чтобы поискать контакт Намджуна среди кучи других.       Хосок смотрит в телефон сестры и поражается количеству номеров. Чон Джиу — светская львица Сеульского разлива, чуть ли не вся золотая молодежь ее знает, она обожает вечеринки, новые знакомства и связи, правда, парень сомневается, что едва ли половина ей пригодится в жизни. Они с матерью редко когда пересекаются, да и никого из них это не парит, на старшую оказывается меньшее давление, так как она — девушка.       Да, все живут в прогрессивном обществе, в котором борются с предрассудками и выходят за рамки, однако, в его семье все ещё придерживаются того, что во главе компании может стоять только мужчина. Поэтому с Хосока, как со второго по старшинству, больше спрашивается, что неимоверно раздражает. Он вкалывает всю свою жизнь, чтобы стать достойным наследником, с двадцати двух лет уже может спокойно работать замом своему отцу, генеральному директору. А все ради чего? Ради процветания семейного бизнеса. Паши, как лошадь, ведь родители спуску тебе не дают, у тебя должна быть закалка и знание жизни, ведь бизнес — это рассадник акул самых разных размеров и силы, тут нужно быть изворотливым и иметь крепкие острые зубы, мальков не терпят и быстро сжирают.       На Хоби слишком давят его мысли, поэтому он тяжко выдыхает в тишину комнаты, Джиу смотрит на его лицо, вечно свежее и улыбчивое, сейчас лет осунулось, заострилось, под глазами пролегли серовато-синие синяки, совсем не крася красивое, тонкое лицо. Губы превратились в тонкую полосу, а чёлка упала на лоб, отчего лицо попадает немного в тень, добавляющую большей усталости.       — Скажи мне, — сестра наматывает шнурок от его рукава на палец, — как давно ты отдыхал?       — Недели две назад, когда каникулы были, — медленно отвечает Хосок.       — А если серьезно? — Чон-старшая заставляет его повернуть голову, чтобы обратить внимание на себя.       — Ну...       — Можешь не продолжать, — сокрушенно качает головой девушка так, что волосы падают ей на лицо, — хватай Сыльги и сваливай куда-нибудь, тебе нужен отдых и нормальный сон.       — Ты как себе это представляешь? — Хоби усаживается на диване и подгибает под себя одну длинную ногу. — Ой, Сыльги-я, я тут билеты купил на Карибские острова, доставай свой лучший купальник и погнали в секс-тур?       — А что, так нельзя разве?       — Ты дурная? — младший тут же останавливает ее кулак, направленный ему прямо в напряженный живот. — Она из меня быстрее душу вытрясет и все деньги вернёт до копейки, чем согласится.       — Ну и девушку ты себе нашёл! — восклицает сестра. — Одобряю!       — У Хосока появилась девушка? — брат с сестрой синхронно поворачивают головы на вошедшую в комнату женщину.       В красивом платье-футляре, с идеальной украдкой длинных темных волос, на руках — тонкие браслеты, а в ушах — простые, но, им-то известно, безумно дорогие серьги, она оставляет небольшую сумочку на стеклянном столике и проходит к своим детям, чтобы сесть рядом в кресло и закинуть ногу на ногу, складывая руки на небольшом животе и внимательно переводя взгляд с старшей дочери на среднего сына.       За время его отсутствия мама постарела, у неё появилось чуть больше седых волосков, заметных при белом холодном освещении, а на лице пролегли морщины грусти, неглубокие, но отчётливо видные невооружённым глазом.       — Когда я с ней смогу познакомиться, дорогой? — она ласково обращается к сыну, вот только врезается в холодность с его стороны.       — Нескоро, мама, — в голосе отчётливо слышна прохлада, она режет сердце женщины, но глубоко внутри себя она понимает, что заслуженно, — я без двух дней неделю в отношениях, пока не готов представлять тебе и отцу свою избранницу.       — Ох, — миссис Чон старается не подавать виду, но не, правда, расстраивают слова сына, — мы с отцом будем ждать тот момент, когда ты приведёшь ее в наш дом.       Хосок неопределённо хмыкает и смотрит на маму, с одной стороны, ему безумно жаль ее, она вся высохла и осунулась, точно, сломленное дерево, оставленное умирать в засухе, но, с другой стороны, в его памяти ещё свежи те воспоминания, от которых душа начинает заходиться в рыданиях, а сердце обливается кровью, точно, кто-то искусно режет его изнутри острым ножом. Он, правда, хочет быть с ней мягче, но ее поступки и поступки отца выстроили между детьми слишком прочную стену, которую не так-то и просто сломить, остаётся лишь обессилено толкать ее плечом в надежде, что когда-нибудь по ней поползут трещины.       — Я сама ее случайно увидела, мам, — Джиу, в отличие от брата, намного мягче, она пересаживается ближе к ней и берет за тонкую руку, на безымянном пальце которой красуется кольцо из белого золота, — она очень красивая и добрая девушка, знаешь, могу сказать тебе по секрету...       — Джиу, — предостерегающе окликает ее брат, но она, точно, не слышит его:       — ... она — первая на моей памяти девушка, которой я могу доверить своего братика целиком и полностью, — с улыбкой заканчивает сестра и поворачивает голову, лукаво смотря на Хоби.       А у него внутри все переворачивается от этих слов, на лице сама собой рисуется искренняя белозубая улыбка, которую он не хочет ни перед кем прятать, видит, как мать округляет глаза и впивается в его лицо взглядом, она так давно не видела этих искренних и открытых эмоций, так устала слушать его искусственный, вымученный всех, что сейчас старается запомнить каждую деталь, ямочки на деках, морщинки вокруг красивых глаз и нежность, что плещется в карих глазах ее сына.       Хосок очень надеется, что теперь родители никуда не полезут, ему так хочется обрести счастье рядом с тобой, что он готов рвать и метать, грудью бросаться на всех, кто будет ставить ему палки в колёса.       — Кстати, — парень прочищает горло и склоняется к двум женщинам заговорчески, — у меня есть хороша новость, но, прошу вас, не говорите отцу.       — Это по поводу?... — мама подносит руки к груди и сама склоняется ему навстречу, у неё внутри все замирает, а взгляд приковывается к губам сына.       — Кажется, я нашёл Чонгука.

***

      Простыни под тобой прохладные и очень приятные, пахнет кондиционером для белья и лёгкой, почти неслышимой, ноткой духов Хосока. На твоих глазах повязка, поэтому перед собой ты видишь, разве что, темноту, смысла в этом особого нет, ты сосредоточена на других ощущениях. Запахи, прикосновения, звуки — все это не сильно, но усилилось, компенсируя твою временную утрату зрения. Шумно выдыхаешь, легкие горят, но тебе так тяжко вдыхать воздух, так как тело пробила мелкая дрожь, ты сводишь колени вместе, а затем тебя метает по кровати так, что ты вся выгибаешься и собираешь пальчиками ног под собой ткань, руками же гладишь себя по ключицам, по шее, спускаясь иногда к груди и сжимая между пальцами соски, щипаешь чувствительную кожу и стонешь, тихо и хрипло.       Хосок с тобой в комнате, ты не видишь, но ощущаешь его присутствие, он сосредоточен на тебе, его взгляд льётся по телу патокой, ласкает, поджигает, ты почти физически чувствуешь, где он задерживает свой взгляд, а потом скользит дальше, дотошно изучая каждый сантиметр кожи. Слышишь, как парень сглатывает, перед глазами картинка, как его острый кадык поднимается, а затем медленно опускается, и это так безумно — представлять, что происходит с твоим парнем, полагаться на свою память и внимательность, восстанавливая перед глазами мельчайшие привычки и особенности поведения.       Ты знаешь, что, сосредоточившись, Хосок становится безэмоциональным, четко видишь, как он вздёргивает голову, отчего его линия челюсти только заостряется, у него все эмоции и чувства оказываются в глазах глубокими озёрами, в которые очень страшно нырять, ведь ты сразу же пойдёшь ко дну, затапливаемая им. Слышишь глухой стук, четко видишь перед глазами, как он отстукивает указательным и безымянным пальцем по стоящему рядом с креслом столику, всматриваясь, прищуриваясь, поджимая губы и иногда чуть сводя брови к переносице.       Эти самые блядские пальцы переключают режим, и маленький вибратор внутри тебя начинает сильнее раздражать стенки, ты открываешь рот и скулишь, тебе так хочется руками сползти по подрагивающему животу вниз, чтобы раздвинуть половые губы и собрать все свои соки, которые уже пачкают бёдра и стекают к колечку мышц, а после дотронуться подушечками до клитора и подарить себе, наконец, долгожданную разрядку, которая уже иголочками колется в пятки и икры.       Одергиваешь себя, уже подушечками указательных доходя до лобка, слышишь, как Чон встаёт с кресла, под ним прогибается кровать, мужские руки перехватывают тебя за запястья и фиксируют их над головой, молодой человек в одежде, ты выгибаешься и трешься об его джинсовку, ткань грубая, а крупные пуговицы задевают твёрдые бусины сосков, от чего ты шипишь сквозь плотно стиснутые зубы. Губы опасно близко, ты чувствуешь тёплый воздух на своих и инстинктивно надуваешь свои, чтобы коснуться Хосоковых, но его лицо исчезает перед тобой, зато ты прекрасно чувствуешь ко язык на красной ушной раковине.       — Ты нарушила условия игры, — выдыхает он тебе в ухо и медленно кончиком языка ведёт по хрящу к мочке.       — Но я же не дотронулась до... — твои слова тонут в мычании вместе с вышедшим из груди воздухом, стоит ему сомкнуть зубы несильно на мочке уха.       Хосок кладёт ладонь прямо между твоих грудей, чувствуешь весь жар от неё, чуть прогибаешься и елозишь, пока он медленно ведёт ей вниз, вызывая табун мурашек и заставляя дёргаться от щекотки и возбуждения. Его ладонь большая, а пальцы длинные, парень замирает на пупке, а после обводит его указательным пальцем и скользит дальше, все ниже, по лобку, а вторая рука присоединяется, чтобы раздвинуть твои сведенные ноги. Ты позволяешь ему творишь все, что хочется, твои освободившиеся руки опускается ему на грудь и лезут сначала под джинсовую куртку, а после — под футболку, пальчики находят острые ключицы и скользят вдоль них, у него кожа горячая и сухая, плотная, а косточки так хорошо прощупываются, что просто удивительно, это так приятно — гладить Хоби и слушать его тяжелое, влажное дыхание, ощущать руками сердцебиение, представлять, как у него раздуваются ноздри и съезжаются на переносице брови.       Два пальца надавливают на клитор, и ты замираешь, а после опять хочешь сомкнуть ноги, но молодой человек уже удобно разместился между твоими ногами, поэтому твои колени лишь впились в его бока. Хосок продолжает массировать комок нервов, наблюдает за тобой, его вторая рука поднимается к твоей груди и сжимает ее, а после большой и указательный палец сжимают сосок и тянут, а после легко выкручивают. У тебя все внутри прострелило в желании, внутри так пусто, хочется член внутрь, чтобы заполнил до отказа, врезался в тебя, растягивая, чтобы твои стенки влагалища хорошо и плотно его обхватили, пачкая обильно смазкой.       Хочется грязно и развратно, но ты лишь тихо и часто дышишь, облизываешь пересохшие губы и можешь лишь чувствовать, твоя фантазия делает все за тебя и так ярко представляет, что ты начинаешь дрожать в его руках.       — Ты очень чувствительная, — хриплым шёпотом говорит Хосок, но каждое его слово бьет по ушам в душной тишине его спальни.       — Ты чувствительнее меня, — ты глотаешь окончания слов, но, судя по хмыку, молодой человек тебя понял.       Ты на пределе, вибратор в тебе, пальцы Хоби не твоём клиторе, его руки скользят от одной груди к другой, массируя, сминая, играясь, точно с тестом... Скрип кровати, чувствуешь его лицо очень близко к своему, стоит ему сжать между фалангами сильно твой чувствительный бугорок — ты загнанно стонешь ему в открытый рот, пока кончаешь от его рук. Чувствуешь острый кончик его языка на своих губах и открываешь их шире, парень ведёт языком от уголка твоего рта и медленно проникает в рот, сначала скользит по верхней челюсти, по дёснам, задевает уздечку, а после проникает в рот, толкается языком несколько раз в щеку, а после обводит твой язык кругом, ты отвечаешь, пусть и слабо, так как после оргазма все плывет в голове, тело подрагивает, а этот ебучий вибратор все ещё в тебе, раздражает донельзя сейчас чувствительные стенки.       — Хосок... — ты тянешь его имя и в конце просяще мычишь.       — Чего ты хочешь? — он выдыхает тебе в самые губы, и носом тычется под линию челюсти в шею, ебанный змей-искуситель.       — Я хочу... — ты прикусываешь губу и опускаешь свои руки на его руку, останавливая, так как он вновь опустил пальцы на клитор, а ты, итак, соображаешь не очень сейчас.       — Договаривай, — ты чувствуешь его улыбку кожей, это так странно, а после он целует тебя, мокро, засасывает чувствительную кожу, чтобы осталась метка.       — Я хочу, чтобы твой член вошёл в меня, — ты проезжаешься пальцами по его руке, тебе мешает эта джинсовка, ногти корябают грубую ткань.       — Мне так нравится твоя прямота в желаниях, — шепчет Хоби приглушенно тебе в шею, его рука исчезает с твоего лона, тебе становится одиноко, мышцы сокращаются, требуя внутрь его ствол, ты нетерпеливо трешься об его тело, об одежду, слышишь, как он расстёгивает молнию.       — А как же вибратор?... — ты не сопротивляешься, сама сильнее раздвигаешь ноги, когда слышишь шебуршание упаковки презерватива, а затем влажные шлепки от того, что парень раскатывает латекс по половому органу.       — Я хочу попробовать кое-что новое и интересное, — Чон приставляет головку ко входу и, не дожидаясь твоего ответа, входит в тебя, от чего с твоих губ срывается громкий стон, ты вскрикиваешь, когда он входит до конца, растягивая, вибратор смещается и давит на верхнюю стенку.       Хосок подхватывает тебя под поясницу и давит, ты прогибаешься и коротко вскрикиваешь, когда угол проникновения меняется, его медленные и очень размашистые толчки перемешиваются с вибрациями, тебе кажется, что у тебя сносит крышу, перед глазами начинают плавать цветные круги. Его яйца хлопают по твоим половым губам, сам он рычит тебе в шею, хаотично целуя ее, прикусывая кожу и зализывая, Чон мечется, точно, слепой котёнок, для него все тоже превратилось в сплошные эмоции и ощущения, ты закидываешь ноги ему на поясницу и скрещиваешь их, пятками давишь, желая большего, хоть и удовольствие мешается с дискомфортом с непривычки.       — Блять... — выдыхаешь в комнату между стонами, руками шаришься по нему, проникаешь под футболку, ногтями скребешься по его спине, нащупываешь лопатки.       Ты придушиваешь его, так как ткань натянулась от того, как глубоко ты засунула свои руки, сиплые хрипы прямо у твоего уха, чувствуешь его взмокшую кожу, водишь по ней, царапаешь и слышишь громкие рыки, смешанные с короткими стонами. Ты сама вся горишь, внизу все скрутилось узлом, давит вниз, спускается, а внутри тебя так хорошо скользящий член, заполоняющий собой без остатка, и маленький блядский вибратор, добавляющий остроты. Как же, пиздецки, тебе хорошо.       Этого слишком много, от его бешеного ритма ты так внезапно кончаешь, бурно, даже не сразу осознав, лишь сильнее притянув его к себе и вытянув руки из-под одежды, чтобы зарыться пальцами в его волосы и оттянуть за корни, ты даже прикусила до крови кончик языка, и теперь во рту у тебя солоноватый привкус. Сжимаешь его так, что он не может двигаться нормально, Хосок толкается рвано и шипит, сам кончает тут же за тобой, ему тоже это в новинку, вы оба, мягко говоря, охренели от этих ощущений, ствол внутри тебя подрагивает, внутри все кипятком полыхает и взрывается кучей фейерверков, мышцы напряжены, а по телу пробегаются иголочки удовольствия, ты вся мокрая от пота и уставшая, у тебя грудь рвано вздымается, желая протолкнуть в легкие больше горячего воздуха.       — Это было волшебно, — тихо выдыхает Хоби, он выходит из тебя и валится рядом, слышишь, как он пытается отдышаться.       Дрожащей рукой срываешь повязку с глаз на шею, свет режет глаза, скользишь вниз и вытягиваешь из себя с помощью проводка вибратор, дышать становится в разы легче, поворачиваешься к Чону и стараешься, проморгавшись, запечатлеть его образ, весь такой растрёпанный, яркий, потерянно-романтичный, в голове.       — Это было, пиздец, как грязно, — ты делаешь рывок и ложишься на него сверху, выбивая из него воздух, твоё мокрое тело тут же пропитывает потом его одежду, чувствуешь внутренней стороной бёдра его мягкий половой орган, весь в твоей смазке, горячий, — но и до ужаса хорошо, красавчик Чон.       Смотришь в его красивые, заволоченные туманом оргазма, глаза, подтягиваешься и легко чмокаешь в распухшие от поцелуев, красные губы, внутри все переворачивается и с сердцем пускается в пляс от любви.