Катана и тюльпан

Эмили сидела на футоне, стиснув ладонями пульсирующие виски. Что делать? Как найти выход из этой ловушки? Подкупить чиновников? Вывезти мать тайком? Но от одной мысли о возможном провале ее прошибал холодный пот. То, что удалось девятнадцать лет назад, сейчас могло обернуться катастрофой. Риск слишком велик — одна ошибка, и маму казнят. «А может, все не так уж и страшно? — попыталась успокоить она себя. — Ямаширо ведь не сказал, сколько именно оружия ему нужно. Что, если речь идет о какой-нибудь сотне ружей? Для Торгового Дома это капля в море. Пусть получит свои чертовы ружья и оставит нас в покое». Но тут же другая мысль впилась в сознание ядовитой иглой: — «А что помешает ему и дальше шантажировать нас? Господи, что же делать? Подскажи!» Но горькая правда была в том, что ей оставалось только одно — сидеть и покорно ждать, пока мужчины договорятся. Чувство собственной беспомощности разъедало душу как кислота. Всю жизнь Эмили презирала бестолковых девиц, вечно влипающих в неприятности и ожидающих спасения от мужчин. А теперь она и сама превратилась в одну из них. Не в силах больше оставаться в четырех стенах, она вышла в сад и подставила лицо под моросящий дождь. Небо распорола молния, через секунду глухо заворчал гром. Горячие слезы смешивались с прохладными каплями — Эмили оплакивала свою глупость, позволившую чувствам к Сайто затуманить разум, пока он хладнокровно использовал ее. А она торчала с ним три дня на том постоялом дворе. Перевязывала рану, поила лекарством... Эмили вдруг вспомнила, как касалась губами его пересохших губ, и ее щеки вспыхнули жаром, который не мог остудить даже холодный дождь. Позади раздался шорох открывающейся двери. Эмили обернулась — на пороге стоял Сайто. «Чего ему еще?» — Она отвернулась, утирая лицо рукавом, чтобы он не увидел ее слез — бессмысленный жест под дождем. — Я тут подумал... — его низкий голос с мягкими нотками болью отозвался в груди. — Принес вам несколько книг. Возможно, что-то заинтересует. Эмили не ответила. Она стояла у каменного фонаря, рассеянно водя пальцем по бархатистому мху. «Втянул меня в неприятности, а теперь притворяется, будто ему есть до меня дело», — с горечью подумала она. — Прошу меня извинить. — Дверь с тихим шелестом закрылась. Когда Эмили вернулась в комнату, на полу ее ждала аккуратная стопка книг. Сверху лежал увесистый том — «Руководство по фортификации» на голландском. «Да уж. С чего он взял, что это может быть мне интересно?» — хмыкнула она, небрежно пролистывая страницы. Скучные схемы со стрелочками и цифрами лишь навевали тоску. Следующая книга «Гидротехника и строительные технологии» казалась такой же унылой. То, что оба тома были на голландском, нисколько не улучшало ситуацию. Однако третья книга выглядела любопытно. Что-то в оформлении напоминало тот альбом непристойных картинок с постоялого двора. Неужели Сайто осмелился принести ей подобную мерзость? Обложка пестрела иероглифами, среди которых Эмили смогла распознать число «тридцать шесть». «Тридцать шесть поз для плотских утех?» — от этой мысли щеки залило жаром. Благопристойность требовала немедленно отшвырнуть богомерзкую книжонку, даже не прикасаясь к ее порочным страницам, но любопытство взяло верх. Воровато оглянувшись по сторонам — хотя, кто мог увидеть ее в пустой комнате? — Эмили открыла альбом. К своему облегчению (и тайному разочарованию, в котором она не призналась бы даже под пытками), она обнаружила вполне целомудренные картинки. Перед ней развернулись пейзажи и бытовые сценки: крестьяне склонились над рисовыми полями, путники бредут по извилистым тропам, рыбаки вытягивают сети из воды. Приглядевшись, Эмили заметила, что все гравюры объединяет общая деталь: на заднем плане каждой из них возвышалась гора. Правильной формы, увенчанная снежной верхушкой, она завораживала простотой и симметрией своих очертаний. «Существует ли такая гора на самом деле, или это лишь плод воображения художника?» — размышляла Эмили, погружаясь в изучение картин. Они разительно отличались от пейзажей голландских живописцев с их дотошной передачей реальности. Гравюры скорее напоминали иллюстрации из детских книг, но в их незамысловатых линиях и лаконичных штрихах таилось какое-то очарование, заставляющее всматриваться в каждую деталь. Особенно ее впечатлила гравюра с изображением волны. Пенные гребни подобно хищным когтям нависали над рыбацкими лодками, которые казались щепками в бушующей пучине. Гора едва виднелась призрачным треугольником на горизонте, а жадная лапа волны тянулась к ней, словно море замыслило поглотить даже эту незыблемую твердыню. Глядя на картину, Эмили вдруг вспомнила, как барахталась в соленой воде, и ту первобытную панику, что охватила ее перед мощью стихии. И разве не в таком положении она оказалась сейчас? Такая же беспомощная, как эти утлые суденышки, отданная на волю чужих амбиций и интриг. Достигнет ли она спасительного берега, или эти темные воды поглотят ее и утащат на дно? За разглядыванием альбома время пролетело незаметно, и Эмили очнулась лишь когда Томоэ вошла в комнату с подносом в руках. Воздух наполнил аромат свежезаваренного чая, но взгляд Эмили привлекло блюдце с золотистыми бисквитами. Сердце затрепетало от радости — впервые за все время в Японии она увидела нечто, похожее на хлеб. — Это кастелла, — с улыбкой пояснила Томоэ. — Такое лакомство есть только в Нагасаки. Мы переняли рецепт у португальцев. — Очень вкусно! — закивала Эмили, откусив воздушный кусочек. Сладкая выпечка таяла во рту, навевая воспоминания о доме. После чая она вздремнула под убаюкивающий шепот дождя. Проснувшись, потянулась к следующему альбому, различив в названии число «пятьдесят три». Страницы повествовали о путниках: они брели по горным тропам, переправлялись через бурные реки, отдыхали на постоялых дворах. Многое из изображенного в альбоме Эмили видела своими глазами во время путешествия в Нагасаки. Было довольно любопытно узнавать знакомые сцены, словно кто-то зарисовал ее собственные воспоминания. Вечерело. Дождь давно прекратился, оставив после себя влажную свежесть. Небо над садом окрасилось в сиреневые и багровые тона, словно художник разлил по мокрой бумаге акварель. За дверью раздались шаги. — Это Сайто. — От его голоса предательски екнуло сердце. — Я вхожу. Эмили торопливо захлопнула альбом и отодвинула его от себя. Много чести показывать этому подлецу, что ее заинтересовали книги, которые он принес. Через пару секунд Сайто вошел и отвесил сдержанный поклон. Опустившись на татами, он произнес: — У меня для вас добрые вести. Я нашел вашего отца. Эмили встрепенулась, сердце учащенно забилось в груди. — Где он? — подавшись вперед, выпалила она. — На Дэдзиме. — Вы с ним говорили? — Да. — Сайто помедлил, будто подбирая слова. — Он не выглядел удивленным, когда я рассказал ему о вас. Похоже, ваша мать его уже предупредила. Эмили ахнула, прижав ладони к щекам. «Боже, они встретились! Мама все же решилась увидеться с ним. Значит, та женщина в темноте действительно была она. Не ушла, не бросила меня, а разыскала отца и обо всем ему сообщила». — От прилива чувств защипало глаза. — И... как он отреагировал? — затаив дыхание, спросила она. Сайто позволил себе легкую улыбку — едва заметное движение губ. — Хотел меня пристрелить. — И поделом, — фыркнула Эмили. — Он потребовал немедленно вас освободить. Пригрозил, что иначе голландский флот сравняет Нагасаки с землей. — Что ж, это вполне в его духе, — улыбнулась Эмили, представив, как отец, багровый от гнева, отчитывает Сайто словно нашкодившего мальчишку. — Пришлось объяснить ему, — ровным голосом произнес Сайто, — что вы являетесь японской подданной, и вам, как и всем причастным к вашему побегу, грозит смертная казнь. — Пф! — Эмили презрительно поджала губы, пытаясь скрыть леденящий ужас, охвативший ее при слове «казнь». — В конце концов он принял мои доводы и согласился встретиться с Ямаширо-сама. — Когда? — Послезавтра. Вы тоже будете там, и, если переговоры пройдут успешно, сможете сразу уйти с отцом. Сердце подскочило к горлу. Всего два дня — и она окажется в отцовских объятиях! Но тут же сознание пронзила новая мысль: — А если нет? Если папа не согласится на ваши требования? Сайто молчал. В густеющих сумерках тени скрывали его лицо, лишь глаза тревожно поблескивали в полумраке. Ответ повис в воздухе, плотном от стрекота цикад. Если Винсент ван Ройен отвергнет условия Ямаширо, то обеим — и ей, и ее матери — грозит смертная казнь. Эмили нервно провела языком по пересохшим губам. — При вашем разговоре был кто-то еще? — спросила она. — В кабинете нет. — Сайто качнул головой. — Но в смежной комнате кто-то находился. Возможно, ваша мать. «А Эдвард? — мелькнула тревожная мысль. — Знает ли он? Ведь речь идет о его компании. Что, если он воспротивится?..» Сайто поднялся одним текучим движением — даже сейчас его кошачья грация заставила сердце Эмили болезненно сжаться. — Прошу меня извинить. — Он поклонился и вышел за дверь. *** На следующее утро Томоэ разбудила Эмили и произнесла: — Пожалуйста, оденьтесь и пойдемте со мной, Эмири-сан. — Зачем? — спросила Эмили, ощущая, как внутри нарастает дурное предчувствие. — Ямаширо-сама так повелел. Сердце ухнуло куда-то в бездну. Чего еще от нее нужно этому гадкому Ямаширо? Но Томоэ похоже, не была настроена что-либо пояснять. Она лишь повторяла «пожалуйста, пойдемте» с механической вежливостью заводной куклы. Смирившись с неизбежным, Эмили оделась и последовала за служанкой. Выйдя во двор, залитый ярким утренним солнцем, она застыла, пораженная открывшейся картиной. На верандах окружающих построек сидели самураи, в своих черных накидках похожие на зловещую стаю ворон. Несмотря на присутствие стольких людей, царила неестественная, давящая тишина. Первый приступ паники прошел, когда Эмили осознала, что никто даже не взглянул в ее сторону. Томоэ провела ее на крыльцо главного дома и указала на складной стульчик в углу. Эмили опустилась на него, радуясь, что не придется мучиться, сидя по-японски на жестких досках. Расправив подол, она осторожно огляделась, пытаясь понять, что же готовится в этом странном застывшем дворе, где даже воздух, казалось, звенел от напряжения. В центре площадки лежал толстый мат, обтянутый белой тканью — безупречной, как нетронутый снег. Рядом, опираясь на одно колено, сидел самурай. Его рукава были заправлены под белые ленты, перехватывающие торс. У ног стояло деревянное ведро. Самурай поднял голову, и Эмили замерла — это был Сайто. Он бросил на нее мрачный взгляд и тут же отвел глаза. В груди холодной змеей шевельнулся страх. Что здесь творится? Почему все застыли в этом жутком оцепенении? Готовится какое-то выступление? Состязание? Но почему же все так угрюмо напряжены? И где Ямаширо? Пустующий стул на крыльце намекал на его скорое появление. И действительно, Ямаширо не заставил себя долго ждать. Явившись в сопровождении двух самураев, точно король со свитой, он сел на почетное место. С его приходом накал усилился, воздух стал вязким как перед грозой. Самураи продолжали сидеть в гробовом молчании, неподвижные словно каменные истуканы. Беспокойство нарастало в груди, пульсировало в висках. Налетевший ветер сорвал с дерева несколько пожелтевших листьев, и они закружились в воздухе, как предвестники беды. Тихий скрип половиц возвестил о появлении нового персонажа в этом странном спектакле. Во двор спускался человек, облаченный в белоснежные одежды — просторное кимоно и накидку с такими широкими плечами, как будто за его спиной расправились два крыла. Он шел босиком. Плавно, с достоинством. Эмили стиснула похолодевшие ладони, не в силах оторвать от него взгляд. Она не сразу узнала его, но, когда он приблизился, солнце озарило знакомые черты. Ито! Молодой страж ворот, который принес им онигири в то злополучное утро. Но куда же делась его теплая улыбка, что запала Эмили в душу? Сейчас его лицо казалось застывшей маской, отрешенной и чужой. Сердце забилось быстрее. Что происходит? Почему Ито движется так, будто участвует в каком-то древнем ритуале? И почему на нем этот странный наряд? Выйдя на середину площадки, Ито поклонился собравшимся. Самураи с молчаливой торжественностью склонили головы в ответ. Он приблизился к белому мату и опустился на колени с какой-то пугающей церемонностью, от которой у Эмили все сжалось внутри. Она смотрела на него, и в голове начали складываться страшные догадки. Ито неторопливо выпростался из верхней части одеяния, обнажая торс. И тут она заметила небольшую подставку, на которой лежал… обернутый бумагой нож. — Что он собирается делать? — помертвевшими губами прошептала она, но ее никто не услышал. Сайто поднялся на ноги, извлек катану из ножен — сталь вспыхнула в солнечных лучах — и начал поливать лезвие ковшиком из ведра. Ито повернул к нему голову, и Эмили скорее угадала, чем услышала тихое: — Будь готов! Сайто чуть заметно кивнул, а Ито неторопливо взял нож и посмотрел на него с какой-то безнадежной тоской. Сайто встал позади и поднял катану. В сгустившейся тишине слышалось, как на дереве беззаботно чирикают воробьи. «Нет! Остановите это!» — Эмили в отчаянии озиралась по сторонам, но самураи сидели неподвижно, будто высеченные из камня. Их лица оставались бесстрастными, словно ничего особенного не происходило. Никто даже и глазом не моргнул. Ито приставил острие к животу чуть выше пупка, и Эмили бросило в жар. Заламывая пальцы, она не могла оторвать взгляд от юноши, чувствуя, как по телу пробегает дрожь. Его скулы окаменели, глаза превратились в узкие щели. Краткий миг колебания — и клинок вошел в плоть. Рваный, полузадушенный выдох сорвался с его побелевших губ. Он весь содрогнулся, вены вздулись на покрытом испариной лбу. Кровь медленно, словно не желая покидать тело, заструилась по коже, алыми пятнами расцветая на белоснежной ткани хакама. Сайто напряженно наблюдал за ним, на челюстях играли желваки. Занесенная катана чуть заметно дрожала в его руках. Ито дышал тяжело, со свистом, оскалившись как раненый зверь, из последних сил сдерживая рвущиеся из груди стоны. Эмили до боли впилась зубами в губу, сердце колотилось так, будто пыталось выломать ребра. К горлу подступила тошнота. По краям зрения стала сгущаться черная пелена — теперь она видела происходящее словно со дна колодца. Последним усилием Ито рванул лезвие вбок, прочерчивая кровавую борозду на трепещущей плоти. В то же мгновение Сайто обрушил на его шею удар. С ветки с шумом вспорхнула стайка воробьев. Несколько бесконечных секунд голова Ито еще держалась на месте, а затем медленно, как в кошмарном сне, сползла вниз и повисла на лоскуте кожи. Самураи разом выдохнули, нарушив мертвую тишину двора. Из раны с отвратительным пульсирующим бульканьем хлынула кровь. У Эмили потемнело в глазах, в ушах зазвенело, словно тысяча колоколов били погребальный звон. И прежде чем ее поглотило милосердное небытие, она успела услышать, как Ямаширо с пугающим удовлетворением произнес: — Безупречно! *** Эмили открыла глаза. Сквозь туманную пелену постепенно проступали очертания комнаты, мягкий свет, разбитый на квадратики переплетом окна. «Где я? Что произошло?» — Мысль оборвалась, когда память безжалостно обрушила на нее осколки кошмара. Алые разводы на белоснежной ткани, свистящий росчерк катаны, голова, с жуткой неторопливостью сползающая вниз... К горлу снова подкатила тошнота, скручивая внутренности узлом. — Вы очнулись, Эмири-сан? — послышался участливый голос. Повернув голову, Эмили увидела сидящую рядом Томоэ. — Как вы себя чувствуете? — В глазах служанки читалось неподдельное беспокойство. — Спасибо... уже лучше, — слабым голосом пробормотала Эмили. — Прости, что доставила хлопоты. — Не стоит извинений, Эмири-сан. Я бы тоже... не вынесла такого зрелища. Но господин настоял на вашем присутствии. — Томоэ помолчала, теребя рукава. — Бедный Ито. Такой молодой... — Да, — выдохнула Эмили, чувствуя, как слезы жгут глаза. — Но за что? Почему он должен был?.. — Я... не знаю. — Томоэ отвела взгляд. — Могу ли я пригласить Сайто-сана? Он просил известить его, когда вы очнетесь. Эмили закрыла глаза, но тут же распахнула их вновь — под веками возник образ Сайто, застывшего с занесенным клинком. По телу пробежала дрожь, но Эмили чувствовала отчаянную потребность с кем-то поговорить. С кем-то, кто мог бы ответить на ее вопросы. — Да... позови его, пожалуйста. Томоэ помогла ей сесть на футоне и бесшумно удалилась. Через несколько минут в дверях появился Сайто. Эмили невольно отметила, что он переоделся и умылся: влажные пряди прилипли к вискам. Его лицо казалось непроницаемым, лишь глубокая складка между бровей выдавала как он напряжен. — Как вы себя чувствуете? — его голос прозвучал глухо, будто из-под толщи воды. Эмили попыталась сказать, что с ней все в порядке, но слова застряли в горле, и она лишь кивнула в ответ. Сайто стоял, не сводя с нее глаз. Внезапно она заметила то, отчего сердце болезненно сжалось: его веки были припухшими, а белки покраснели. Он… Он плакал? — Мне... жаль, что вам пришлось это увидеть, — наконец произнес он. — Почему?.. — выдавила она. — За что его постигла такая страшная участь? Сайто долго всматривался в ее лицо, словно собирая осколки своей решимости, потом произнес: — Ито покинул свой пост у ворот, что позволило вам сбежать. — Что? — ахнула Эмили. — Только из-за этого? — Он пренебрег своим долгом. Оставив пост, он подверг опасности жизнь господина — любой убийца мог проникнуть сюда. Недопустимый промах для самурая. — Сайто помолчал. — Сэппуку стало единственным способом вернуть утраченную честь. Эмили ощутила, как на грудь опускается невидимая плита, выдавливая воздух из легких. — Это я во всем виновата! — закрыв дрожащими руками лицо, прошептала она. — Нет. Это была его собственная ошибка. Ито не хотел, чтобы вы винили себя. Вот... — Сайто опустился на татами и достал из-за пазухи сложенный листок. — Перед смертью он написал хокку и просил прочитать его вам. Бережно развернув бумагу, он тихо произнес: К горным вершинам Облаком белым плыву. Домой возвращусь Эти стихи, эти прощальные строки вонзились в сердце как острый нож. Горло сдавило так, что стало трудно дышать. Образ Ито, улыбчивого юноши, чья жизнь оборвалась из-за ее побега, сломил последние преграды, и Эмили больше не могла сдержать слез. Они хлынули неудержимым потоком, тяжелые и горькие, как морская вода. — Не плачьте, Эмири, — голос Сайто неожиданно смягчился, став почти нежным. — Ито совершил сэппуку не из-за вас, а потому, что не исполнил свой долг. — Он осторожно спрятал бумагу за пазуху. — Таков путь самурая. Он поднялся с циновки и поклонился. Уже у самой двери он застыл, как человек на краю пропасти, и, не оборачиваясь, глухо произнес: — Если бы я не сумел вас вернуть, мне бы тоже пришлось встретить рассвет с кусунгобу в руках. С этими словами он ушел, оставив Эмили в совершенно расстроенных чувствах.