Катана и тюльпан

Какое-то время Эмили и Юрико молчали, погруженные в свои переживания. За тонкими перегородками слышались голоса, скрипели половицы, звенела посуда. Дом Лунной Тени готовился к приему гостей. Эмили чувствовала, как умелые руки матери превращают ее волосы в сложную прическу. Начесывают пряди, умащивают их маслом, втыкают шпильки. На столе лежало зеркальце, но оно было слишком мало, чтобы увидеть результат, и Эмили, сгорая от любопытства, ждала, когда сможет посмотреть на себя. — Ты так и не рассказала, чего хотел от тебя Ямаширо-сама, — ловко орудуя гребнем, прервала молчание мать. — Зачем этот Сайто привел тебя к нему? — Он хотел... — Эмили подняла глаза к потолку, вспоминая подробности услышанного разговора. — Он хотел, чтобы отец продал ему оружие. Насколько я понимаю, это запрещено. — Вот как? А зачем ему нужно оружие? Он не упоминал? — Нет, но, кажется, что-то говорил об изгнании варваров. — Значит, слухи оказались правдивыми, — протянула мать, задумчиво ведя гребнем по волосам. — Какие слухи? — Будто Ямаширо Нобуясу поддерживает Сонно Дзёи. — Сонно Дзёи? — повторила Эмили, и вдруг вспомнила, где слышала эти слова. Их выкрикивали люди, которые пытались вломиться на постоялый двор, чтобы разобраться с «чужеземными варварами». Неужели Ямаширо поддерживает этих дикарей? А Сайто?.. Значит, он тоже один из них? Просто искусно притворялся доброжелательным, чтобы заманить ее в ловушку? — Ты уверена, что Ямаширо в этом замешан? — голос Эмили дрогнул. — Откуда ты знаешь? — Когда мужчины пьют саке в обществе красивых женщин, у них часто развязываются языки, — усмехнулась мать. — И зачем же ему понадобилось оружие моего отца? Юрико на мгновение прекратила свое занятие, ее рука, держащая гребень, замерла в воздухе. — Я могу лишь предполагать. — Она снова принялась за прическу. — Многие недовольны властью сёгуна и его решением впустить чужеземцев. Имея оружие, они могут напасть на поселения иностранцев или даже поднять восстание. — Она презрительно хмыкнула. — Глупцы! Неужели они не понимают, что своими действиями ввергнут Японию в хаос? — И почему же власти не остановят мятежников? — Пытаются. Я слышала, в прошлом году по всей Японии проходили масштабные чистки. Многих казнили, а некоторых влиятельных чиновников и даже даймё посадили под домашний арест. Ладони стали липкими от пота. «Господи, во что Сайто и Ямаширо собирались втянуть меня и отца! Восстание, мятеж… А мы всего лишь хотели честно вести дела!» — Может, нужно сообщить властям о замыслах Ямаширо? — начала Эмили, но тут же осеклась, пораженная новой мыслью: «Но ведь тогда Сайто могут казнить...» В памяти всплыло его лицо – эти чувственные губы, что так редко улыбались, эти пронзительные глаза, смотревшие словно в самую душу... Лжец, коварно заманивший ее в ловушку. «Так ему и надо!» — злорадно подумала Эмили, но сердце предательски сжалось. — Нет, — Юрико покачала головой, и ее длинные рукава всколыхнулись как крылья бабочки. — Мир ив и цветов должен оставаться в стороне от политики. Наше дело — дарить мужчинам наслаждение, не задумываясь о том, кто они и что у них на уме. Эмили скептически хмыкнула, и мать, понизив голос, добавила: — К тому же Ямаширо Нобуясу очень влиятельный человек. Если я донесу на него, его месть будет страшной. — Понятно, — пробормотала Эмили. В повисшей тишине мать продолжала колдовать над ее прической. Она втирала ей в волосы какую-то субстанцию, издающую резкий камфорный запах. От туго натянутых прядей саднило кожу, а многочисленные шпильки делали голову непомерно тяжелой. Эмили сгорала от любопытства посмотреть, что получилось, но мать, не дав заглянуть в зеркало, мягко развернула ее к себе и принялась наносить макияж. До сих пор краситься Эмили не приходилось. В обществе, где царили строгие правила, от женщины требовали естественной красоты. Только те, кто опустился на самое дно — актрисульки и куртизанки — позволяли себе пользоваться косметикой слишком явно. Остальные же, если и применяли какие-либо уловки, то делали это так искусно, чтобы не бросалось в глаза. Эмили знала, что ее подруга Аннике запудривает веснушки, а Марике каждое утро подрисовывает себе брови карандашом. Сама же Эмили, имея от природы гладкую кожу цвета слоновой кости, темные выразительные брови и яркие губы, не испытывала в этом нужды. Сейчас же ее не просто подкрашивали — создавалось впечатление, будто ей заново рисуют лицо. Смешав белую пудру с водой до консистенции жидкой сметаны, мать мягкой кисточкой наносила ее на лицо, включая губы и веки. Кожу неприятно стянуло застывающей маской, а ноздрей коснулся странный металлический запах, смешанный с ароматом рисовой муки. «Меня штукатурят словно забор», — подумала Эмили, изо всех сил подавляя желание чихнуть. — Подними, пожалуйста, голову, — попросила мать, и принялась красить шею, сначала спереди, потом сзади. «Зачем все это? — недоумевала Эмили. — Я же замучаюсь это смывать». Закончив с белилами, мать взяла краски и принялась творить на чистом «холсте» свой шедевр. Нарисовала брови, подвела тушью глаза, накрасила губы и растушевала на скулах румянец. Эмили терпеливо ждала, хоть ноги и затекли от долгого сидения на пятках. Было заметно, что матери доставляет искреннее удовольствие ее наряжать. Каждое прикосновение кисточки казалось материнской лаской, которую Эмили недополучила в детстве, а Юрико — недодала. Наконец мать отступила на шаг и, склонив голову набок, словно художник, оценивающий картину, внимательно осмотрела плоды своих трудов. — Ну как? — сгорая от нетерпения, поинтересовалась Эмили. — Не бывает абсолютной красоты, — уклончиво заметила Юрико. — Можно взглянуть? — Эмили потянулась к зеркальцу. — Погоди. Сначала нужно тебя одеть. Эмили встала, морщась от покалывания в онемевших ногах. Юрико сняла со стены два ярких узорчатых кимоно. В одном преобладали красные тона, в другом — зеленые. Приложив к Эмили одно, затем второе, она остановилась на зеленом. Последовала долгая церемония одевания. Эмили уже знала, что все эти подушечки, накладки и многочисленные слои шелка превратят ее в кочан капусты, но не протестовала. Главное — добраться до цивилизации, а там уже она наденет привычное европейское платье, которое подчеркнет все достоинства ее фигуры. Наконец мать завязала широкий бордовый оби причудливым бантом и подвела Эмили к высокому зеркалу в углу. Эмили не узнала себя. На нее смотрела фарфоровая кукла, завернутая в яркие одежды словно в подарочную бумагу. Объемная, утыканная шпильками прическа, делала голову огромной, а от кричащего узора кимоно рябило в глазах. Белила превратили лицо в безжизненную маску, на которой чернели нарисованные брови-полумесяцы и подведенные тушью глаза. Крошечный алый ротик, прокрашенный лишь посередине, придавал лицу детский и одновременно порочный вид. «Боже правый, какая жуть!» — мысленно простонала Эмили, но заставила себя вежливо улыбнуться. — Очень красиво. — Передо мной ты можешь не притворяться, Эми-тян, — усмехнулась Юрико, и ее глаза заискрились озорством. — Я же вижу, ты так испугалась, будто увидела в зеркале демона. — Честно говоря, образ немного... непривычный... — смутилась Эмили. — Неужели японским мужчинам такое нравится? — В приглушенном свете андона или свечи лицо кажется размытым, поэтому его и красят так ярко, — пояснила мать. — А в Голландии разве не так? — Нет. У нас красятся только... — Эмили не знала, как сказать по-японски «падшие женщины», но тут вспомнила слово, которое слышала сегодня множество раз... — юдзё. — Так ведь ты и должна выдавать себя за юдзё, Эми-тян, — лукаво заметила мать, и обе расхохотались. Юрико принялась за свой наряд, и Эмили с любопытством следила за ее преображением. Сначала мать нанесла макияж — легкий, едва заметный, не такую театральную маску как у нее. Затем она позвала служанку, и та ловко соорудила ей прическу, тоже куда более скромную. Для себя Юрико выбрала кимоно оттенка спелой сливы, украшенное изящным узором из хризантем. «У нее, несомненно, хороший вкус», — подумала Эмили, наблюдая, как мать стоит перед зеркалом, пока служанка завязывает ее оби узлом, похожим на распустившийся цветок. В купальне Эмили заметила, что у матери практически нет форм: короткие ноги и плоская фигура без выраженных талии, бедер и груди. В европейском платье ей бы пришлось подшивать рюши на лиф и подкладывать подушечки на бедра, чтобы не выглядеть слишком худой. А вот кимоно словно было создано для такого телосложения. Оно не пыталось искусственно придать пышность формам, а наоборот, подчеркивало хрупкость и миниатюрность, создавая элегантный образ. Сама же Эмили в кричащем наряде, с кукольным макияжем и вычурной прической чувствовала себя нелепо. «На меня все будут смотреть как на сумасшедшую, — с тоской подумала она. — И зачем нужно было наряжать меня как балаганное чучело?» — Идем, Эми-тян, — позвала ее мать. — Нам пора. Они вышли в душный вечерний воздух. Жара не спала, и Эмили в панике замахала веером, опасаясь, что вспотеет, и ее кукольное лицо стечет на землю. — Сюда! — Мать направилась в переулок. Выйдя на центральную улицу Маруямы, они окунулись в праздничное веселье квартала удовольствий. Бумажные фонари, покачиваясь на вечернем ветерке, разливали вокруг мистический красный свет. Воздух был напоен ароматом благовоний, смешанным с терпким запахом табака. Со всех сторон доносились взрывы смеха, обрывки разговоров, печальные переборы струн и звонкие голоса певиц. Повсюду неспешно прогуливались парочки. Мужчины в темных одеждах и женщины, пестрые как мотыльки. Присмотревшись к женщинам, Эмили с удивлением обнаружила, что все они выглядят как ее копии — те же вычурные наряды, тот же густой белый макияж и такие же замысловатые, утыканные шпильками прически. «Мы все похожи как фарфоровые куклы из одной мастерской, — подумала она. — Интересно, как мужчины выбирают тех, с кем провести ночь?» Ответ не заставил себя долго ждать. За деревянными решетками, которые Эмили заприметила еще днем, сидели женщины, выставленные напоказ, словно товар. Потенциальные клиенты неторопливо прохаживались мимо, оценивающе разглядывая их. Эмили попыталась представить, каково это — сидеть словно птица в клетке, ожидая, когда тебя выберут. А затем исполнять все прихоти клиента, не важно, насколько он стар, уродлив или груб. Но воображение отказывалось рисовать такие картины. Слишком уж далека была жизнь избалованной дочери богатого торговца от судьбы этих несчастных. Деревянные гэта, надетые на босую ногу, превращали каждый шаг в испытание. Приходилось мелко семенить, отчаянно стараясь сохранить равновесие на мостовой. «Господи, только бы идти было недалеко, — молилась про себя Эмили, балансируя на высоких платформах. — Иначе я точно переломаю себе все кости». Наконец они подошли к воротам квартала. Мать, изящно поклонившись стражникам, протянула какой-то документ, и их пропустили наружу. Оказавшись на темной улице, пустынной и мрачной после праздничного сияния Маруямы, Юрико огляделась по сторонам. — Сюда, Эми-тян! — Она решительно направилась к группе мужчин, сидящих на корточках под забором. Эмили в недоумении последовала за ней, гадая, что может связывать ее элегантную мать с этими подозрительными личностями. Один из мужчин проворно вскочил на ноги и поспешил навстречу. — Куда изволите отправиться, достопочтенные госпожи? — с глубоким поклоном осведомился он. Сначала Эмили подумала, будто на нем облегающая одежда, но, присмотревшись, поняла, что кроме набедренной повязки на нем ничего нет, а все его мускулистое тело от шеи до лодыжек покрывают причудливые татуировки. «Неужели это извозчик? — в замешательстве подумала она. — Но где же лошадь и экипаж?» — К Дэдзиме, — ответила мать. — Очень хорошо, госпожа. Цена за поездку составит тридцать мон за двоих, — мужчина с деловитым видом потер ладони. — Это слишком дорого!—отрезала Юрико.—В прошлый раз я платила двадцать. — Жизнь дорожает, госпожа, — притворно вздохнул мужчина. — Проклятые варвары заполонили город как саранча, и цены на все поднялись. Эмили невольно поежилась, догадавшись, что под «проклятыми варварами» он подразумевает таких, как она. Пусть ее и нарядили японской куклой, но рыжие волосы, даже уложенные в мудреную прическу, предательски выдавали чужеземное происхождение. Она невольно отступила в тень. — Эти «проклятые варвары» приносят вам половину выручки, — холодно парировала мать, складывая веер с сухим щелчком. — Двадцать пять мон за двоих, или мы поищем другое каго́. — Хорошо, госпожа, договорились, — угодливо закивал мужчина. Он обернулся к своим приятелям и помахал рукой. Четверо из них встали и извлекли откуда-то из темноты две конструкции, напоминающие кресла, подвешенные на шестах. Подхватив эти странные носилки на плечи, мужчины подошли ближе и присели, давая возможность забраться на сиденье. Эмили с сомнением уставилась на хлипкое сооружение. Ехать в этом качающемся гамаке? Конечно, это лучше, чем спотыкаться на неудобных гэта, но что если она вывалится на каком-нибудь повороте? Мать, грациозно обмахиваясь веером, легко опустилась на сиденье, будто проделывала это тысячу раз. У Эмили же этот, казалось бы, простой маневр вызвал затруднения. Она никак не могла сообразить, куда девать ноги — места для них попросту не было. Свесить их набок? Подтянуть колени к подбородку? Нет, все не то. После нескольких неуклюжих попыток ей наконец удалось устроиться, прислонившись к плетеной спинке и подогнув скрещенные ноги под себя. Когда носильщики выпрямились, конструкция закачалась как лодка на волнах. Эмили судорожно ухватилась за края сиденья чтобы не упасть. Под дружное «Хэй-хо! Хэй-хо!» носильщики резво двинулись по темной улице. Паланкин раскачивался при каждом их шаге, и Эмили, вцепившись в бамбуковые перекладины, пыталась сохранить равновесие в этом шатком гнезде. Всякий раз, когда они преодолевали выбоины в мостовой или спускались по ступенькам, ее подбрасывало вверх, и она с трудом сдерживала испуганный возглас. Провожая взглядом вечерние переулки, где глубокие тени перемежались с пятнами света от фонарей, Эмили пыталась отвлечься от неудобства поездки мыслями о предстоящей встрече с отцом. «Как же он обрадуется, когда узнает, что я не утонула! — с улыбкой думала она. — Выжила и вдобавок умудрилась найти маму. Да он с ума от счастья сойдет!» Думать о неприятных вещах, вроде испорченной репутации, совершенно не хотелось. Потом. Конечно, она расскажет отцу и Эдварду историю своего спасения… но не всю. Один благородный самурай и его жена помогли ей добраться до Нагасаки — вот и все, что им нужно знать. К сожалению, она не запомнила их имен. В городе она потерялась и случайно нашла свою мать. Ее честь не пострадала. На этом точка. Переулок, каменными ступенями спускаясь между домов, вывел на набережную. В чернильно-черном море отражались огни пришвартованных кораблей. Свет жаровен и фонарей выхватывал из темноты гуляющих по пристани людей. Когда носильщики проходили мимо группы мужчин, до слуха долетела английская речь. Эмили радостно встрепенулась. Наконец-то представители цивилизованного мира в этой Богом забытой стране! Однако слова, которые она разобрала в их гомоне, заставили ее поморщиться. Брань и богохульства неприятно резанули слух. За последние несколько дней Эмили успела привыкнуть к церемонной вежливости японцев, и крепкие выражения из уст моряков показались особенно грубыми. Вскоре пьяная ругань растворилась в шуме прибоя. Паланкин, поскрипывая бамбуковыми перекладинами, продолжал свой путь. Мерное покачивание и монотонное «хэй-хо!» почти убаюкали Эмили, когда носильщики внезапно остановились. — Приехали, госпожа, — произнес один из них. Эмили, пошатываясь, выбралась из тесной корзины. Ноги, затекшие от неудобной позы, едва держали ее. Она возблагодарила небеса, что эта странная поездка наконец-то закончилась. Пока мать расплачивалась, Эмили огляделась по сторонам. Впереди за узким проливом лежал островок, обнесенный стеной. За ней виднелись дома, из окон которых струился мягкий свет. Сквозь плеск воды доносились звуки рояля. Кто-то играл «Лунную сонату». Переливы меланхоличной мелодии навевали светлую грусть. Поистине чудо — услышать «Сонату» здесь, на краю земли. Подняв глаза, Эмили увидела трепещущий на флагштоке голландский флаг, и сердце забилось быстрей. — Идем, Эми-тян, — позвала ее мать. Они направились к короткому мостику, соединяющему остров с берегом. За мостом возвышались массивные ворота, которые охраняли два стражника в шлемах, похожих на перевернутые тарелки. Подойдя ближе, мать отвесила стражникам почтительный поклон. Эмили поспешила последовать ее примеру. — Что вам нужно? — спросил привратник помоложе, стараясь придать голосу начальственную строгость. — Это же Юрико-сан! — воскликнул его старший товарищ, и его лицо смягчилось в улыбке. — Как поживаете, Юрико-сан? Кого привели к нам на этот раз? — Новенькую девушку для Давито-сама, — с изящным поклоном ответила мать. «Что еще за Давито-сама?» — удивилась Эмили, но сохранила безучастное выражение лица. — Большому Вонючке каждую неделю новую женщину подавай, — скривился привратник, презрительно сплюнув в темноту. — Желание клиента для нас закон, — смиренно произнесла мать. — Ладно, проходите, — стражник небрежно махнул рукой. Эмили вздохнула с облегчением. Неужели все позади, и она скоро увидит отца? Или хотя бы встретится с соотечественниками. Но едва они с матерью шагнули к воротам, как молодой стражник что-то прошептал пожилому, и тот впился в Эмили пронзительным взглядом, от которого по спине пробежала дрожь. — Подождите! — его голос прозвучал как удар хлыста. — Что-то не так, самурай-сама? — с неизменной улыбкой спросила мать. Стражник подошел к Эмили и, подняв повыше фонарь, уставился на ее волосы. Жар прилил к щекам под толстым слоем белил. Мужчины переглянулись. — Э-э... Мы сами отведем девушку к Большому Вонючке. А вы, Юрико-сан, можете идти, — в голосе старшего появились стальные нотки. Сердце заколотилось как пойманная птица, струйка холодного пота поползла по спине. — Не утруждайте себя, я сама ее провожу, — в голосе матери не слышалось ни малейшего намека на беспокойство. — Мне ведь нужно договорится с клиентом о цене. — Дело в том, что... — стражник замялся, его пальцы нервно барабанили по рукояти меча. — Бугё приказал впускать на Дэдзиму как можно меньше посторонних. Девушка может пройти, а вам придется подождать снаружи. — В таком случае, мы придем в другой раз. Мать схватила Эмили за руку — ее пальцы были холодными как лед — и попыталась увлечь за собой. Но стражники тут же преградили им путь. — Прошу прощения, Юрико-сан, — процедил старший, оттесняя ее от Эмили с вежливой непреклонностью, — но мы должны проверить личность этой особы. Есть основания полагать, что она не та, за кого себя выдает. Эмили оцепенела, не в силах пошевелиться. В ушах стоял шум прибоя, мысли пульсировали в висках. Почему они задерживают ее? Приняли за кого-то другого? Или... Внутри все похолодело от внезапной догадки. Они знают, кто она такая! Неужели длинные руки Ямаширо дотянулись и сюда? Препирательства матери со стражниками доносились как сквозь толщу воды. Пока старший охранник вежливо, но настойчиво оттеснял мать к мосту, младший, крепко стиснув локоть Эмили, подталкивал ее к воротам. Скованная страхом, она не пыталась сопротивляться. Да и мечи на поясе стражников подсказывали, что это была бы плохая затея. Эмили не решалась заговорить ни по-японски, ни по-голландски, а в голове роились самые дикие предположения, одно страшнее другого. «А что, если они каким-то образом узнали, что я японка, сбежавшая из страны? А что если... — от следующей мысли ее бросило в холодный пот, — они захотят меня…» Ее втолкнули в караулку возле ворот и заперли в закутке, огороженном деревянной решеткой. Скрежет засова прозвучал как приговор. Когда стражники вышли, Эмили подскочила к решетке и в отчаянии дернула прутья. Нет, не сломать. Просунув дрожащую руку между планками, она попыталась нащупать засов, но тот был надежно прикрыт деревянным щитом. Душу захлестнула волна безысходности, и Эмили медленно сползла на холодный каменный пол, закрывая руками лицо. «Господи, ну почему? Почему ты посылаешь мне новые испытания? Чем я провинилась перед тобой?» — Горячие слезы прочертили дорожки на выбеленном лице. Ни падение за борт, ни смертельная опасность в бамбуковой роще, ни даже предательство того, кому она начала доверять — ничто не смогло заставить ее проронить хоть слезинку. Но сейчас, потерпев неудачу, когда до спасения было рукой подать, она рыдала словно маленькая девочка, чувствуя, как размазывается и стекает по щекам макияж... Когда слезы иссякли, Эмили вытерла лицо рукавом нижнего кимоно. Увидев на светлой ткани уродливые разводы, поняла, что кукольной маске пришел конец. «Умыться бы», — с тоской подумала она, но даже это простое желание было невыполнимо. Эмили поежилась — по полу гулял промозглый сквозняк — и поднялась на ноги, обхватив себя руками. В сторожке было сыро, воняло плесенью и застарелой мочой. Подойдя к решетке, Эмили вгляделась в полумрак. Под закопченным потолком тускло мерцал фонарь, отбрасывая по караулке зловещие тени. В одном углу возвышалась стойка с мечами и копьями, в другом — бесформенной кучей громоздились части доспехов. Посередине стоял низкий столик, вокруг которого валялись керамические бутылки, видимо, из-под саке. «Сколько мне еще тут сидеть? — думала Эмили, растирая озябшие плечи. — Я не выдержу до утра. Не могу же я спать на голом полу». Она снова окинула взглядом свою клетушку и только сейчас заметила в углу деревянное ведро. Тошнотворный запах не оставлял сомнений в его назначении. «Боже, какая мерзость! Я лучше умру, чем прикоснусь к этому!» — Однако Эмили понимала, что, если ее продержат здесь до утра, ей хотя бы раз придется воспользоваться ведром. И эта унизительная мысль привела ее в отчаяние. Но ее страхам не суждено было сбыться. Где-то через час снаружи послышались голоса. Эмили замерла, напряженно прислушиваясь. Слов она не разобрала, но вскоре скрипнула дверь. Первым показался пожилой привратник с фонарем в руке. За ним — мужчина в темной одежде. Когда стражник отступил в сторону, пропуская незнакомца к решетке, сердце замерло, а затем быстро заколотилось — Эмили узнала разворот широких плеч и горделивую посадку головы. — Сайто! — сквозь зубы прошипела она. При звуке своего имени Сайто чуть вздрогнул, затем небрежным жестом забрал у стражника фонарь. Направив свет на Эмили, он разглядывал ее с каким-то странным выражением в глазах — смесью удивления и чего-то еще, чего она не могла понять. — Отличный маскарад, Эмири, — наконец произнес он. — Если бы не рыжие волосы, я бы вас не узнал. Эмили лишь злобно фыркнула на эти слова. — Я так понимаю, это и есть та женщина, которую вы искали? — поинтересовался стражник, переводя взгляд с него на нее. — Да. — Сайто повернулся к нему. — Вы получите обещанную награду. — Благодарю покорно, господин, — поклонился тот. «Награду! — с горечью повторила про себя Эмили. — Ну конечно! Какая же я дура! Пока я наслаждалась горячей ванной и светскими разговорами с мамой, этот мерзавец зря времени не терял. Он знал, что рано или поздно я появлюсь здесь, и успел подкупить всех, кого только мог. Хладнокровный, расчетливый негодяй!» Сайто снова обратил к ней свое точеное лицо, которое показалось ей неприятно красивым. — Эмири, прошу вас пойти со мной. В доме моего господина вам предоставят более подобающие условия, чем здесь. — Он окинул брезгливым взглядом ее жалкую тюрьму. — Никуда я с вами не пойду! — огрызнулась она. — Немедленно освободите меня! В его глазах мелькнуло что-то похожее на удовлетворение, и Эмили с ужасом осознала свою ошибку — он обратился к ней, а она ему ответила по-японски! «О боже, нет! — паника накрыла удушливой волной. — Теперь он все знает! Знает, что я свободно говорю на их языке! Он не глупец и поймет — если уже не понял — что я дочь японки!» Она до боли закусила губу, проклиная себя за то, что так глупо попалась на его уловку. — Эмири, вам придется пойти со мной, — в низком голосе Сайто прозвучали твердые нотки. — Мы оба прекрасно это понимаем. Противиться неразумно. Мне бы очень не хотелось применять силу, но если вы не оставите мне выбора... — Он многозначительно замолчал. Каждое его слово, произнесенное с безупречной вежливостью, будто хлестало ее по лицу. Но возразить было нечего — он победил. Что она может противопоставить? Драться? Смешно и жалко. Кричать, звать на помощь? Бесполезно. Упираться, цепляться за решетку, биться в истерике? Все это лишь еще больше унизит ее. Не найдя в японском языке слов достаточно ядовитых, чтобы выразить свое негодование, Эмили процедила по-голландски: — Вы ничтожество! Жалкий подлец! Сайто даже бровью не повел. — Открывайте! — коротко бросил он стражнику и посторонился. — Уверены? — с сомнением протянул тот. — Девица похожа на разъяренного ёкая. Как бы не расцарапала вам лицо. Сайто лишь молча кивнул. Лязгнул засов, и дверца со скрипом отворилась. Эмили расправила плечи и медленно вышла из клетки, всем своим видом излучая ледяное презрение. Сайто скользнул следом, не прикасаясь к ней, но она всем нутром ощущала его присутствие за спиной. Знала, стоит ей дернуться, попытаться сбежать, и его рука сомкнется на ее запястье мертвой хваткой. На улице ждал паланкин — но не то кресло на шесте, в котором она приехала сюда, а закрытый плетеный короб. Помимо полуголых носильщиков, рядом маячили два самурая. Увидев Эмили, они застыли с выпученными глазами, явно ошеломленные ее видом. «Чего уставились, идиоты?» — Эмили досадливо поджала губы, чувствуя, как щеки горят от унижения. Впрочем, их изумление было понятно. Она ощущала, как лицо стягивают подсохшие потеки размазанной косметики, а шпильки угрожающе покачиваются в растрепанной прическе. Один из носильщиков услужливо отодвинул дверцу паланкина. — Пожалуйста, садитесь, — с той же раздражающей вежливостью произнес Сайто. Эмили недовольно фыркнула, хотя внутренне испытала облегчение — по крайней мере, ее не потащат по улицам как пойманную воровку. Она нарочно помедлила, чтобы досадить Сайто, но тот стоял неподвижно и спокойно ждал. Поняв тщетность своего молчаливого бунта, Эмили, путаясь в складках кимоно, неуклюже попыталась забраться внутрь. — Будет проще, если вы сначала ступите одной ногой в кабину, а затем сядете, — тоном терпеливого наставника посоветовал Сайто. Эмили нервно дернула плечом, но последовала совету, ненавидя себя за эту покорность. Оказавшись внутри, она опустилась на мягкие подушки. Однако носильщик, угодливо согнувшись, все еще стоял у дверцы и чего-то ждал. — Вам следует разуться, — невозмутимо подсказал Сайто. «Ах да! Проклятые японские церемонии!» — Эмили с раздражением сбросила гэта. Слуга подхватил их и спрятал в специальный отсек, после чего бесшумно задвинул дверь. Но отправляться не спешили. Приподняв бамбуковую шторку, Эмили выглянула наружу. В красноватом свете жаровен она увидела, как Сайто о чем-то говорит со стражниками у ворот. Слов было не разобрать, и Эмили огляделась, оценивая шансы на побег. Шансов не было: рядом с паланкином, небрежно поигрывая рукоятью меча, прохаживался самурай, а второй, без сомнения, занял позицию с другой стороны. Попытка бегства закончится, не успев начаться. Краем глаза Эмили вдруг уловила какое-то движение в переулке. В темноте между домами как будто бы мелькнул женский силуэт. «Мама? — пронеслось в голове, и сердце забилось быстрее. — Она не бросила меня, осталась следить!» Но сколько Эмили ни вглядывалась в зыбкий полумрак, больше ничего не увидела. Была ли это действительно мать, или просто игра воображения? А если это и правда она, то чем может помочь хрупкая женщина против вооруженных самураев? «Она могла бы найти отца, — внезапно осенило Эмили. — Рассказать ему, что я жива, что я в руках Ямаширо...» Впрочем, какой в этом смысл? Судя по тому, что она успела понять, этот змей Ямаширо и сам скоро свяжется с отцом, чтобы торговаться о поставках оружия. Она станет разменной монетой в этой грязной игре. «А что, если... — от внезапной мысли в жилах застыла кровь. — Что если отец решит действовать силой? Попытается штурмовать особняк?» Эмили содрогнулась, вспомнив яростный танец мечей в бамбуковой роще, легкость, с которой заточенная сталь рассекала плоть. Даже если отец соберет отряд с современным огнестрельным оружием, без кровавой бойни не обойтись. И что, если один из этих фанатиков его убьет? От этой мысли к горлу подступила тошнота. Тем временем Сайто закончил свою беседу со стражниками и неспешно направился к паланкину. Его темный силуэт расплывался в колеблющемся свете жаровен. Коротким жестом он подал знак носильщикам, и те, кряхтя, подняли короб на плечи. Процессия двинулась в путь. Эмили с остервенением задернула шторку и съежилась на подушках, подтянув колени к груди. Усталость — тяжелая, свинцовая, неодолимая — навалилась на нее могильной плитой. Картины этого безумного дня кружились в голове словно листья, сорванные с ветвей. Резиденция Ямаширо, побег, рынок, бордель. И вот, описав полный круг, она снова возвращается туда, откуда так отчаянно пыталась сбежать. «Неужели все было зря? — горькая мысль комом встала в груди. — Встреча с матерью, те короткие часы счастья и надежды — всего лишь жестокая насмешка судьбы?» — Эмили до боли стиснула кулаки. Нет, она не позволит себе снова расплакаться. Только не сейчас, когда этот предатель Сайто может услышать ее всхлипы. В унизительном положении пленницы она сохранит хотя бы крупицы достоинства. Это последнее, что у нее осталось. Прикрыв глаза, она попыталась представить лицо матери, вызвать в памяти тепло ее прикосновений, нежность ее улыбки. Возможно, это воспоминание поможет ей выдержать то, что ждет впереди.