Катана и тюльпан

Вопреки всем страхам Эмили и, быть может, затаенным надеждам, ночь прошла спокойно. Сайто попросил слугу принести второй футон и ширму, и постелил себе у двери. Снаружи доносились мужские голоса и пьяный смех — вероятно, самураи отмечали чей-то приезд. Прислушиваясь к этим звукам, Эмили с удивлением осознала, что присутствие Сайто дарит ей больше спокойствия, чем если бы он оставил ее в комнате одну. Было что-то надежное и уютное в его молчаливой защите. Усталость последних дней нахлынула тяжелой волной, и Эмили погрузилась в сон. Наутро ее разбудил голос Сайто: — Просыпайтесь, Эмири! Мы должны подготовиться к аудиенции. Эмили с трудом разлепила веки и уставилась на потемневшие от времени балки, пересекающие потолок. Было либо очень рано, либо погода стояла пасмурная — сквозь бумажные створки просачивался тусклый свет, окрашивая все вокруг в серые тона. Она перевела взгляд на Сайто. Он стоял у двери, гладко выбритый, с волосами, уложенными в безупречный пучок. — Который час? — сонно пробормотала Эмили. — Колокола Софукудзи отзвонили уже давно. Пора собираться. Эмили зевнула и потянулась. Одеяло сползло, и она вдруг перехватила взгляд Сайто, скользнувший по ее телу, — мимолетный, но обжигающий. Боже! На ней всего лишь тонкая льняная сорочка, почти прозрачная в утреннем свете! Вспыхнув, Эмили поспешно прикрыла грудь. — Кхм, — Сайто смущенно прочистил горло и произнес: — Одевайтесь, а я… Он не успел договорить, как снаружи послышалось: — Ито здесь. Можно войти? — Да. Дверь отъехала в сторону, и на пороге показался молодой самурай, который вчера стоял на страже ворот. — Охайо́! — жизнерадостно воскликнул он. —Я принес вам свежие онигири. — Ты как всегда вовремя, Ито-кун, — с теплотой в голосе произнес Сайто. — Я как раз думал, чем накормить нашу гостью. — Рад услужить. — Ито лучезарно улыбнулся и протянул сверток. — Взял с тунцом и соленой сливой, как ты любишь. — Благодарю. Как поживает твоя семья? Эмили воспользовалась моментом, чтобы выскользнуть за ширму. Она умылась из ведра со свежей водой, расчесалась и почистила зубы размочаленной веточкой, которую нашла в своем дорожном коробе среди прочих вещей. На полке обнаружилось мутное зеркальце в бронзовой оправе. Эмили всмотрелась в свое отражение. Она как будто похудела за эти дни — ушла детская округлость щек, проступили скулы, придавая чертам почти болезненную утонченность. «Теперь я еще больше похожа на японку, — с горечью подумала она, проводя пальцем по заострившейся линии подбородка. — Что, если Эдвард, увидев меня такой, передумает на мне жениться? Что, если найдет меня слишком... чужой?» Впрочем, осунувшееся лицо было наименьшей из причин, по которой благовоспитанный джентльмен мог отказаться от брака с ней. Эмили сжала губы, лихорадочно размышляя, как преподнести отцу и Эдварду историю своего спасения и путешествия в Нагасаки. От одной мысли, что он узнают о днях, проведенных с Сайто наедине, по спине пробежал холодок. «Может, придумать какую-нибудь почтенную матрону, которая якобы сопровождала нас в пути? — подумала она. — Но где ее взять? И сочтут ли общество японки достаточной защитой для моей репутации?» — Ну, я пойду. Пора сменить на воротах Танабэ-сана, — услышала она голос Ито, а следом — шорох двери и затихающие шаги. Эмили невольно улыбнулась. Какой приятный юноша — лучик света в этом мире условностей и церемоний! Закончив утренний туалет, она вышла из-за ширмы, чувствуя себя неловко в измявшемся за долгую дорогу кимоно. — Ито-кун принес нам онигири. — Сайто протянул ей аккуратный сверток молодых бамбуковых листьев. — Очень мило с его стороны. Развернув хрустящие листья, Эмили обнаружила внутри пухлый треугольник из белоснежного риса. К ее облегчению, палочки не требовались: онигири можно было есть руками, держа за шуршащую зеленовато-черную обертку. Сайто, чиркнув огнивом, разжег очаг и поставил на него чайник. Затем он постелил у огня две круглые циновки и, усевшись на одну из них, жестом пригласил Эмили занять вторую. Сквозь приоткрытую дверь в комнату проникал влажный воздух, смешиваясь с горьковатым дымом костра. Небо затянуло пеленой облаков, и их рассеянный свет придавал всему вокруг какую-то акварельную мягкость. Эмили осторожно надкусила рисовый треугольник. Вкус оказался неожиданно приятным — сладковато-соленым, с нотками копченой рыбы и свежих овощей. Черная обертка из водорослей добавляла морской привкус, а маринованная слива освежающей кислинкой отдавала на языке. Сайто снял с огня чайник, насыпал в заварник сушеных листьев и залил горячей водой. Эмили завороженно следила за плавными движениями его рук. В этой утренней рутине было что-то умиротворяющее, и ей хотелось подольше оттянуть тот момент, когда придется покинуть уютную обитель и предстать перед загадочным Ямаширо-сама. Тишину нарушило клацанье гэта по дощатому настилу двора. Через открытую дверь Эмили увидела, как мимо прошлепал молодой самурай, отчаянно зевая и прикрывая ладонью рот. Его наполовину выбритая голова поблескивала в утреннем свете словно яйцо. Когда он скрылся из виду, Эмили не выдержала: — Господин Сайто! — позвала она. — М? —откликнулся тот. — Почему у большинства японских мужчин, такая... хм... необычная прическа? Сайто повернулся к ней, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на смущение. — Вы про сакаяки? — Он провел рукой по волосам. — Выбритый лоб? — Да. В Голландии такое... не принято, — она слегка покраснела от своей прямоты. — Изначально воины брили лоб, чтобы кожа не потела под шлемом во время боя. Но за двести лет мира сакаяки превратилось в символ самурайского статуса. Правда теперь эту прическу носят все подряд, даже торговцы, — он поморщился, словно проглотил что-то горькое. — Но почему же тогда вы... Вместо ответа Сайто наклонил голову и раздвинул густые пряди. На темени белел грубый шрам, резко выделяясь на фоне черных волос. — Как-то на тренировке получил по голове бокеном... деревянным мечом, — в его голосе прозвучала нотка застарелой досады. — Кожа лопнула, и остался этот шрам. Поначалу я брил голову, как положено самураю, но Ямаширо-сама запретил, чтобы мое уродство не оскорбляло его утонченный взор. «И слава богу!» — подумала Эмили. Уродством была как раз та дурацкая плешь, а блестящие черные волосы, собранные в строгий пучок или свободно рассыпавшиеся по плечам, — настоящее украшение. — Какая жалость, — с наигранным сочувствием сказала она. Сайто хмыкнул и вернулся к чаю. Приоткрыв крышечку заварника, он принюхался и удовлетворенно кивнул: — Готово. Наполнив две чашки, он протянул одну Эмили. — Когда пойдем к Ямаширо-сама, повторяйте за мной каждое движение, — его голос внезапно стал жестким. — Это крайне важно. Эмили вопросительно подняла брови. — Возможно, это не принято в вашей культуре, — мягче продолжил он, — но вам придется встать на колени и поклониться так, чтобы коснуться пола лбом. — Хм... — Эмили нервно сжала чашку. Она-то рассчитывала отделаться реверансом. — Неужели без этого никак нельзя обойтись? — Боюсь, что нет. Спорить было бесполезно. Эмили молча отхлебнула чай, чувствуя, как утренняя идиллия рассыпается словно разбитое зеркало. Ну почему у японцев все так невыносимо сложно? Почему нельзя просто отправиться в порт или дипломатическую миссию, вместо того чтобы унижаться перед каким-то напыщенным индюком? — И еще, — добавил Сайто, — говорить можно только после того, как к вам обратятся. — Ясно, — буркнула Эмили, чувствуя, как внутри поднимается раздражение. — Хорошо. — Сайто отвел взгляд, словно извиняясь за все эти правила. Допив чай, он плавным движением поднялся на ноги. — Пора собираться. Он направился к вешалке с одеждой, а Эмили снова взяла с полки зеркальце, стараясь унять дрожь в руках. Съеденный онигири камнем лежал в желудке. Сайто столько говорил о своем господине, но она так и не поняла, чего ждать от этой встречи. Поможет ли Ямаширо-сама? И что потребует взамен? Убедившись, что из прически выбиваются лишь те пряди, которые удачно подчеркивают овал лица, Эмили положила зеркальце на место и повернулась к Сайто. Поверх кимоно он надел черную накидку, которая мягкими шелковыми складками струилась с широких плеч. Ее полы скреплял толстый шнурок, завязанный вычурным узлом. На груди и рукавах белели эмблемы в виде стилизованного цветка. — Это герб рода Сайто, — пояснил он, заметив ее заинтересованный взгляд. — Очень красиво, — улыбнулась Эмили, но тут ее поразила внезапная мысль. — Постойте! Выходит, Сайто — это ваша фамилия? — Фамилия? — Он задумчиво сдвинул брови, пытаясь понять смысл этого чужеземного слова. — Сайто — мое родовое имя, Исами — личное. — А я думала наоборот. — Эмили прикусила губу. — Но если бы я обратилась к вам по-японски, как было бы правильно? «Сайто-сан» или «Исами-сан»? Его губы тронула легкая усмешка: — Будь вы моей женой, то обращались бы ко мне «Исами-сан». А так, «Сайто-сан» вполне уместно. Эмили почувствовала, как лицо заливает горячая волна. Когда Сайто отвернулся, чтобы обуться, она чуть слышно повторила: — Исами... — Его личное имя, словно пузырьки шампанского, приятно щекотало язык, вызывая в груди сладкую дрожь. — Нам пора. — Сайто взглянул на нее, и Эмили заметила у него на щеках легкий румянец. Они вышли во двор и направились к внутренним вратам. Ноги подкашивались, желудок сжимался в тугой комок. Последние дни Эмили провела в обществе Сайто, привыкла к нему, научилась понимать его с полуслова. А теперь ей предстояло встретиться с надменным вельможей, перед которым нужно простираться ниц. Привратник почтительно отворил калитку. За ней показался особняк — легкий и воздушный, с белоснежными стенами и кокетливо загнутой крышей. Вокруг раскинулся безупречно ухоженный сад. У входа их встретил самурай в такой же черной накидке, как у Сайто, но с другими гербами. После церемонных поклонов он отодвинул бумажную дверь. — Ямаширо-сама скоро вас примет, Сайто-доно. Сайто переступил порог и поклонился кому-то в глубине приемной. Сердце Эмили забилось как испуганный воробей. Господи, это уже он? Ямаширо-сама? Падать ниц прямо сейчас? А может, сначала представиться? Или нет, говорить же нельзя, пока не спросят… Она едва не запуталась в собственных ногах, пытаясь решить, что делать. Тем временем Сайто невозмутимо прошел внутрь и опустился на татами. Оглянувшись, он едва заметно похлопал по полу рядом с собой, приглашая Эмили присоединиться. На подгибающихся ногах она шагнула внутрь. Впереди, на возвышении, восседала величественная фигура, похожая на грозное божество. Эмили торопливо согнулась в поклоне, едва не потеряв равновесие, и тут краем глаза уловила на себе чей-то взгляд. Повернув голову, она увидела у боковой стены самурая средних лет с традиционно выбритым лбом. Его губы кривились в едва сдерживаемой усмешке. «Боже, что я опять сделала не так?» — В панике она посмотрела на Сайто. — Это доспехи, — по-голландски прошептал он. Эмили залилась краской. «Важный господин», которому она только что отвесила почтительнейший поклон, оказался всего лишь парадными доспехами с рогатым шлемом и маской в виде демонического лица. Сгорая от стыда, она опустилась на колени возле Сайто. Лодыжки тут же заныли. Как японцы выдерживают часами такую пытку? Она попыталась незаметно поерзать, ища хоть сколько-нибудь сносное положение. Украдкой зыркнула на самурая у стены, но тот сидел с каменным лицом, больше не удостаивая ее взглядом. Кое-как устроившись, Эмили начала украдкой изучать комнату, пытаясь отвлечься от нарастающей боли в коленях. Просторная приемная казалась почти пустой. Желтовато-бежевые панели с пейзажами, безупречно чистые татами, возвышение с теми злополучными доспехами, а перед ними — квадратная подушка и две лакированные тумбочки по бокам. И все. Ни единого намека на роскошь, которой Эмили ожидала от покоев могущественного господина. Никакой вычурной мебели, никаких витрин с фарфором или серебром. Комната дышала той особой японской пустотой, которая казалась ей одновременно величественной и неуютной. «Надеюсь, этот Ямаширо-сама не заставит себя долго ждать, – подумала Эмили, чувствуя, как спину щекочет струйка пота. Хотя всего час назад она обтерлась влажным полотенцем, тело под кимоно уже стало липким. — Если от меня будет пахнуть, как от портового грузчика, пусть пеняет на себя». Ноги совсем онемели, превратившись в два бесчувственных бревна. Эмили попыталась осторожно сменить позу, но кимоно предательски зашуршало, и самурай у стены метнул в нее неодобрительный взгляд. Сайто же сидел неподвижно, словно статуя, высеченная из камня. «Сколько можно ждать? — мысленно взмолилась Эмили, стараясь не обращать внимания на жжение и покалывание в лодыжках. — Интересно, японцы вообще знают, что такое пунктуальность?» Как выяснилось, с пунктуальностью у японцев дела обстояли не лучше, чем с удобной мебелью. Прошел, казалось, целый век, а Эмили все пыталась найти положение, в котором ноги бы не кричали от боли. Где же этот несносный Ямаширо-сама? Верх неприличия — заставлять гостей так долго ждать! Даже сам бургомистр Амстердама принимал посетителей вовремя! За это бесконечное время ни Сайто, ни второй самурай не издали ни звука, застыв как восковые фигуры. Казалось, они погрузились в какой-то мистический транс, полностью отрешившись от бренного мира. Эмили так не умела. Она вздрагивала от каждого звука – поскрипывания половиц, приглушенных голосов, и сердце все тревожней колотилось в груди. Внезапный шорох заставил ее подпрыгнуть на месте. Расписная панель отъехала в сторону, явив еще одного самурая в черной накидке. — Он идет, — объявил тот и исчез. — Скорее, поклонитесь! — прошептал Сайто. Коснувшись обеими ладонями пола, он склонил к ним лицо. Эмили неуклюже повторила за ним и, оказавшись в этой унизительной позе — задом кверху, носом в татами — почувствовала себя ужасно глупо. Шелест шелковых одежд возвестил о появлении господина. Не зная, сколько должен длиться поклон, Эмили краем глаза следила за Сайто. Тот не шевелился, а значит, нельзя двигаться и ей. — Поднимите головы, — наконец раздался надменный голос. Эмили осторожно выпрямилась, и ее взгляду предстал Ямаширо-сама, восседающий на возвышении словно император на троне. Его серебристое кимоно, переливаясь в утреннем свете, шелковыми складками ниспадало с плеч. На фоне самураев в темных одеждах, Ямаширо выглядел как попугай среди воронья. Она осмелилась посмотреть ему в глаза, но тут же потупилась, обожженная пронзительным взглядом из-под тяжелых век. Его продолговатое лицо, тонкие губы и выбритый, с синеватым отливом лоб напомнили ей облик самураев с гравюр, которые она видела на постоялом дворе. — Кто эта женщина, Сайто? — процедил Ямаширо сквозь едва разжатые губы, словно само произнесение слов было ниже его достоинства. — Господин, это Эмири Фанройе, дочь голландского торговца, прибывшего в Нагасаки продавать оружие, —с безупречной почтительностью ответил тот. — Вот как? — в голосе Ямаширо прозвучала ледяная насмешка. — И каким же образом она попала к тебе? — Во время шторма ее смыло с корабля варваров. Рыбак, который ее нашел, сообщил об этом мне. Я взял на себя смелость предположить, что она может быть вам полезна, и привел ее сюда. Эмили, затаив дыхание, ловила каждое слово. Последняя фраза заставила ее остолбенеть. Правильно ли она поняла? Сайто действительно сказал «она может быть вам полезна»? Или она неверно перевела, и он имел в виду «вы можете ей помочь»? Сердце сжалось от дурного предчувствия. Ямаширо молча изучал ее, и под его взглядом Эмили чувствовала себя бабочкой, пришпиленной к доске коллекционера. Она не смела поднять глаза, но кожей ощущала, как его взгляд, словно ядовитая сороконожка, ползет по ее лицу. — Ты уверен, что она та, за кого себя выдает? — наконец произнес Ямаширо. — Она похожа на одну из тех полукровок из Маруямы, которых наплодили после себя голландские псы. Слова были столь оскорбительны, что Эмили сначала подумала, будто ослышалась, неверно поняла его невнятную речь. Но презрительный тон, надменная поза и самодовольство, сквозившее в каждом жесте, заставляли все сильнее жалеть о том, что она согласилась на эту унизительную встречу. — Поначалу я тоже сомневался, — ответил Сайто. — Но после разговора с ней убедился, что она действительно прибыла из Голландии. Она безупречно владеет голландским и прекрасно осведомлена о западных державах. А ее сходство с нашими полукровками объясняется тем, что ее мать родом с южных островов. — Хорошо, — снисходительно бросил Ямаширо. — Допустим, это правда. И как именно ты предлагаешь ее использовать? «Использовать? Он точно сказал «использовать»! — мысль пронзила сознание словно огненная стрела. — Господи Иисусе, чего хочет от меня этот чванливый дикарь?» — К горлу подкатила тошнота. — Нам необходимо оружие, — сказал Сайто. — А ее отец как раз его продает. — И что с того? — рявкнул Ямаширо. — Бугё запретил иноземцам продавать оружие кому-либо, кроме бакуфу. — Значит, если этот торговец хочет снова увидеть свою дочь, ему придется нарушить запрет, — бесстрастно произнес Сайто. Эмили словно ошпарило кипятком. Сердце заколотилось, в лицо бросился жар. «Сволочь! Подлец! Вероломная тварь!» — она до боли прикусила внутреннюю сторону щеки, чтобы сдержать рвущиеся наружу слова. Пальцы судорожно стиснули шелк кимоно, комкая ткань, будто стремясь разорвать ее в клочья. — Весьма похвально, — произнес Ямаширо таким тоном, словно бросал кость дворовому псу. — В этот смутный век, когда варвары все наглее ломятся в наши двери, мы должны использовать каждую возможность для защиты наших земель. Сайто склонился в глубоком поклоне, едва не касаясь циновки лбом. — Для меня высшая честь служить вам, господин, и нашему божественному императору. В груди все клокотало от ярости, но Эмили заставила себя сидеть неподвижно. Она низко склонила голову, чтобы пылающие щеки не выдали ее истинных чувств. Каждая мышца дрожала от напряжения, желудок скрутило узлом. Так вот зачем этот предатель привел ее сюда! Не из милосердия помогал, не из благородства защищал – а лишь преследовал свои подлые цели. — Что ж, — царственно кивнул Ямаширо. — Пусть эта женщина останется здесь, а ты разыщешь ее отца. Он в Нагасаки? — Полагаю, что так, — подтвердил Сайто. — Корабль, с которого ее смыло, направлялся в порт. — Ты уверен, что судно не разбилось в шторм? Сайто покачал головой. — Рыбаки видели корабль у берегов Нагасимы. Но я под страхом смерти велел им молчать, и корабль уплыл. Думаю, он уже здесь. Пальцы так стиснули подол, что едва не разорвали тонкую ткань. От бессильной ярости хотелось кричать. Корабль! Тот разговор между Сайто и рыбаком в первый вечер действительно был о «Морском льве»! «Какая же я дура! — Эмили с трудом сдержала слезы отчаяния. — Конечно, меня искали! Папа никогда бы не бросил меня на произвол судьбы! Нужно было остаться на берегу, махать руками, звать на помощь, — что угодно, только не идти за этим лживым подлецом. Господи, ну почему мне не хватило на это мозгов?» — Превосходно, — процедил Ямаширо. — Найди этого торговца и убеди его продать нам оружие. Пусть варвары сами вооружат тех, кто изгонит их со священной земли Ямато. — Да! — пылко выдохнул Сайто. — Можешь передать ей на их собачьем наречии, что мы найдем ее отца, а до тех пор она останется под нашим... покровительством. Сайто повернулся к Эмили, и она каким-то чудом сумела придать лицу выражение невинного непонимания, хотя внутри все кипело от злости. Глядя в его красивые лживые глаза, она думала о том, как же ловко он притворялся благородным защитником все эти дни, заманивая ее как паук в паутину. Он произнес, отводя взгляд: — Эмири, Ямаширо-сама согласился помочь вам с поисками отца. Мы займемся этим, а вы пока сможете отдохнуть в его резиденции. — Благодарю, — выдавила она. На подобострастные поклоны уже не оставалось душевных сил. — Эмири выражает вам глубочайшую признательность, Ямаширо-сама, — перевел Сайто. Господин даже не удостоил ее взглядом. — Позови Томоэ, — бросил он самураю у стены. — Слушаюсь! — тот вскочил и с поклоном исчез за дверью. В приемной воцарилась тишина. Эмили сидела ни живая, ни мертвая, разглядывая свои лежащие на коленях руки. Казалось, что они принадлежат кому-то другому. Она так стискивала подол, что на тыльной стороне кистей проступили вены. Ноги нестерпимо болели от долгого сидения, но эта физическая боль казалась ничтожной по сравнению с терзаниями души. В груди горело так, будто в легкие залили расплавленный свинец. Сайто Исами... Имя шипело в мыслях, словно гадюка, вонзившая ядовитые клыки в самое сердце. «А я ведь почти влюбилась в этого подлеца! — от этой мысли к горлу подступила тошнота. — Дура! Бесконечная дура! А папа ведь предупреждал! Говорил, что япошки — вероломные лжецы, и нельзя верить ни единому их слову. Мерзкие желтые дьяволы! — Она закусила губу, чтобы сдержать подступившие слезы. — Господи Иисусе, как же мне теперь выбраться из этой западни?»