Катана и тюльпан

— Эмири, проснитесь. Нужно собираться в дорогу, — услышала Эмили сквозь сладкий утренний сон. А снился ей Сайто. Обнаженный, он прижимал ее к себе, целовал и вытворял с ней всякие вещи, которые она видела на тех непристойных картинках… Эмили вздрогнула и распахнула глаза. Сон развеялся, оставив после себя приятное тепло внизу живота. — В дорогу? — заспанным голосом переспросила она. — Мы отправляемся в Нагасаки, — сообщил Сайто. Он уже был полностью одет, лицо гладко выбрито, волосы собраны в аккуратный пучок. — Сегодня? — удивилась Эмили. — Но… ваша рана. Вы уверены, что сможете идти? — Да, — твердо ответил он. Сайто скрылся за ширмой, а Эмили встала и начала одеваться. Вскоре явились Сумико и Хару-тян с подносами, от которых поднимался ароматный пар. — Как вы себя чувствуете, Сайто-доно? — осведомилась хозяйка. — Все в порядке. Ваше снадобье помогло, — сообщил тот и потянулся к поясному кошелю. — Сколько я вам должен? — Нисколько, — улыбнулась Сумико. — Но... — Сайто-доно, я никогда не забуду, как вы прогнали тех разбойников. Если бы не вы, от моей гостиницы остались бы одни головешки. — Вы преувеличиваете мои заслуги, — ответил Сайто. — Те люди просто слишком шумели, а я люблю пить саке в тишине. «Так вот почему она к нему так добра», — догадалась Эмили. Ей захотелось узнать побольше о той истории, но нельзя было выдавать, что она поняла разговор. — Вы позволите осмотреть вашу рану? — спросила хозяйка. Сайто молча кивнул и приспустил кимоно с плеч. Сумико начала разматывать повязку. Эмили подошла поближе, чтобы взглянуть. — Рана почти успокоилась, — сообщила хозяйка, осторожно ощупывая края. — Дней через восемь можно будет снять швы. Эмили, далекая от медицины, могла лишь отметить, что рана выглядит не хуже, чем накануне. Сумико повернулась к ней и протянула баночку мази. — Наносите ежедневно и меняйте повязку, О-Юки-сан, и ваш брат скоро поправится. «Только бы Сайто не догадался, что я понимаю японский!» — мысленно взмолилась Эмили и с вежливой улыбкой кивнула. Зачерпнув кончиками пальцев прохладную мазь, она осторожно нанесла ее на порез, стараясь не причинять лишней боли. Впрочем, Сайто даже не шелохнулся. То ли рана действительно зажила, то ли годы самурайской выучки научили его терпеть боль. Закончив с мазью, Эмили приступила к перевязке. Солнечные лучи, проникая сквозь бумажное окно, мягко освещали мускулистые плечи и грудь ее «пациента». В памяти всплыл вчерашний момент в купальне, и Эмили ощутила, как краска заливает лицо. Тем временем Хару-тян занялась уборкой постелей. — Не забудь встряхнуть одеяла! — напомнила Сумико. — Гости часто оставляют под ними таби или веера. — Я что-то нашла! — воскликнула служанка, приподняв футон Эмили. Она протянула свою находку хозяйке, и Эмили бросило в жар. Это был тот самый альбом с непристойными гравюрами, который она в спешке сунула под футон и благополучно о нем забыла. — Что это? — с любопытством спросил Сайто. — Весенние картинки, — улыбнулась хозяйка. Она небрежно раскрыла альбом, как назло, на самой шокирующей странице с осьминогом. — Хм! — издал Сайто, разглядывая откровенную сцену. Эмили стояла с пылающим лицом, мечтая провалиться сквозь землю. — Многие гости находят эти картинки занимательными. Надеюсь, они вам тоже понравились, О-Юки-сан, — с поклоном произнесла Сумико, и Эмили не могла понять, скрывается ли за этой любезностью насмешка. С трудом выдавив из себя подобие улыбки, она кивнула. Когда хозяйка убрала злополучный альбом в шкаф, Эмили, сгорая от стыда, вернулась к перевязке. Ладони взмокли, пальцы дрожали, а сердце колотилось так, словно готово было выпрыгнуть из груди. «Боже милостивый, что они обо мне подумали? — билось в ее голове. — Что мне нравится подобная мерзость? Что я тайком разглядываю эти картинки и занимаюсь... прости Господи... рукоблудием?» Но, к ее изумлению, никто не спешил тыкать в нее пальцем и кричать: «Блудница!». Женщины, как ни в чем не бывало, складывали постели, а Сайто терпеливо ждал, пока она закончит с повязкой. Все выглядело так обыденно, будто ничего особенного не произошло. Эмили вдруг вспомнила, как лет двенадцать назад тетушка Гертруда застукала ее в кабинете отца за изучением медицинской энциклопедии, открытой как раз на разделе мужской анатомии... Визг стоял до небес. Тетушка то грозилась позвать священника, чтобы тот изгнал из Эмили бесов, то собиралась вызвать доктора для лечения ее женской истерии... А здесь... Эмили окинула взглядом присутствующих. Сумико неспешно сервировала стол, Хару-тян складывала одеяла, весело напевая что-то себе под нос. Даже Сайто, застывший в своей обычной невозмутимой позе, казалось, совершенно не был обескуражен. Возможно, она чего-то не понимает? Возможно, эти «весенние картинки» имеют какой-то глубокий философский смысл? Хотя какой философский смысл может быть у осьминога, запустившего щупальца в... Эмили поспешно оборвала эту мысль. И все же контраст поражал. Дома любой намек на телесное вызывал бурю негодования. Девушкам не полагалось даже знать о существовании определенных частей тела, не то что рассматривать их изображения. Когда тетушка Марта заметила, как четырнадцатилетняя Эмили с интересом разглядывает в музее статуи обнаженных атлетов, то немедленно увела ее домой и прочитала часовую лекцию о том, как такое любопытство ведет прямиком в ад. А здесь подобное картинки, похоже, служат чем-то вроде развлекательного чтива для постояльцев. Как будто в этом нет ничего предосудительного. «Воистину, загадочная страна, — размышляла Эмили, заканчивая перевязку. — И люди здесь какие-то... другие. Более естественные, что ли?» — Готово, — пробормотала она, закрепляя конец бинта. — Благодарю. — Сайто повернулся к хозяйке. — Сумико-сан, вы бы не могли приготовить нам в дорогу немного ониги́ри? — Разумеется, — с поклоном ответила та. — Я распоряжусь на кухне. Женщины удалились, а Эмили осталась стоять, все еще чувствуя легкое головокружение от пережитого шока. Сайто делал вид, что ничего особенного не произошло. Он тщательно расправлял на себе кимоно, и только легкий румянец на скулах выдавал, что находка Хару-тян не оставила его совсем равнодушным. «А ведь он тоже смущен, — вдруг поняла Эмили. — Просто лучше умеет это скрывать». Почему-то эта мысль принесла ей странное облегчение. После завтрака, Эмили и Сайто собрали вещи и отправились в путь. Миновав череду постоялых дворов, они вышли на дорогу, вьющуюся в туманном лесу. Эмили с любопытством смотрела по сторонам. Вдоль обочины то и дело встречались скопления каменных статуэток. Круглолицые, обросшие мхом божки улыбались прохожим, благодушно щуря глаза. На одних были крохотные красные шапочки, на других — фартучки. — Это Дзидзо – покровитель странников и детей, — пояснил Сайто, когда Эмили поинтересовалась, что это за фигурки. Иногда от дороги отходили каменные ступени или узкие тропы, отмеченные деревянными арками, напоминающими греческую букву «пи». Одни были выкрашены белым или красным, другие же несли на себе следы времени – облупившуюся краску и темные потеки дождей. — А что означают эти... ворота? — спросила Эмили. — Это тории. Они указывают дорогу к святым местам и обозначают границу между миром ками и людей. — Ками? — По-голландски это будет... — Сайто задумчиво наморщил лоб. — Духи. Или, пожалуй, боги. Из книг и рассказов отца Эмили знала, что японцы исповедуют странную смесь буддизма и поклонения духам природы. — А мы верим в единого Бога, — сказала она. — Я знаю о вашей вере в Иесу Киристо, — имя Спасителя прозвучало в его устах непривычно мягко. — Однако, лучше не упоминать об этом при посторонних. — Почему? — За христианство в Японии полагается смертная казнь. — Вот как? — Эмили изумленно вскинула брови. — Не волнуйтесь, это не распространяется на иноземцев. Вам ничего не угрожает. — Но почему такая жестокость? Сайто вздохнул. — Три века назад португальские миссионеры обратили в свою веру многих японцев. Особенно много христиан было здесь, на Кюсю. — Он обвел рукой окружающие холмы. — Но потом сёгун усмотрел в этом угрозу. — Какая угроза может быть в христианстве? — хмыкнула Эмили. — Португальцы начали скупать земли, вмешиваться в политику княжеств. В конце концов сёгун изгнал проповедников и запретил христианство, но оно распространялось все дальше. Двести лет назад христиане подняли мятеж, — голос Сайто стал жестче. — Тридцать тысяч ронинов и крестьян восстали против своих законных господ. Эмили слушала, не перебивая. Ее взгляд рассеянно скользил по стоящим вдоль дороги замшелым каменным фонарям. — Восстание подавили, и за христианство стали казнить, — продолжал Сайто. — В Нагасаки до сих пор ежегодно проводят церемонию э-фуми. Каждый житель должен наступить ногой на изображение Иесу Киристо и Девы Марии, чтобы доказать, что он не христианин. — Какой ужас! — возмутилась Эмили. — Это же святотатство! — Горькое лекарство, но оно излечило болезнь, — твердо ответил Сайто. — С тех пор в Японии наступил мир, который длится уже более двух веков. — Немного помолчав, он добавил: — Именно после того восстания Токугава изгнал всех чужеземцев и закрыл страну. Остаться разрешили только голландцам. — Почему? — Они помогали подавить восстание. А еще не стремились обращать японцев в свою веру. В отличие от португальцев, их интересовала только торговля. Эмили погрузилась в раздумья. Слова Сайто заставили ее взглянуть на привычные вещи под другим углом. Ее поразило, что кто-то видит в ее вере не свет спасения, а опасную заразу, которую нужно искоренить. В душе шевельнулось неприятное чувство — ведь и правда, христианство нельзя назвать мирной религией. Под знаменем Христовым порабощались народы и сжигались города. Что тут говорить, если нет единства среди даже самих христиан. Католики и протестанты проливали реки крови, споря о том, на каком языке молиться и является ли Папа Римский наместником Бога на земле. И как после этого осуждать японцев? Своей цели они достигли — в Европе о мире продолжительностью двести лет можно было только мечтать… К полудню Эмили и Сайто вышли на побережье, откуда предстояло переправиться на соседний остров. На этот раз места в лодке нашлись сразу, и вскоре суденышко уже скользило по спокойным волнам. Эмили сидела напротив Сайто, тайком наблюдая, как легкий бриз играет выбившимися из пучка прядями его черных волос. Память предательски возвращалась к вчерашней сцене в купальне. Влажная от пара кожа, поблескивающая в неверном свете фонаря. Обжигающий взгляд, от которого перехватило дыхание. Его рука, замершая так близко от ее плеча... Она поспешно отвела глаза, чувствуя, как щеки заливает румянец. Что с ней происходит? Никогда еще одно лишь присутствие мужчины не вызывало в ней такого смятения чувств. «Это все жара, — обмахиваясь веером, пыталась убедить она себя. — И усталость от дороги. И вчерашнее саке...» Но она знала, что лжет самой себе. Дело не в усталости и не в жаре. После той сцены в купальне между ними что-то изменилось. Будто они пересекли какую-то невидимую грань, и теперь каждый раз, когда их взгляды встречались, воздух между ними словно искрил. «Господи, да что же это такое?» — мысленно взмолилась Эмили, прижимая ладони к пылающим щекам. Еще немного, и она окончательно потеряет голову. А ведь завтра они прибудут в Нагасаки, где ее ждут отец и жених. И тогда придется проститься с Сайто навсегда... Эта мысль причинила такую боль, что захотелось плакать. Эмили поспешно отвернулась к морю, делая вид, что любуется пейзажем, но перед глазами все расплывалось от набежавших слез. Благополучно причалив к берегу, они отправились дальше. Солнце палило вовсю, и от его жгучих лучей не спасала даже висящая в воздухе влажная дымка. Наоборот, она окутывала все вокруг душным покрывалом, усиливая зной. Растущие по обочинам кусты, усеянные мелкими белыми цветами, источали одуряющий аромат. Эмили изнывала под слоями одежды, устремляясь от тени одного дерева к другой. Благо Сайто из-за раны шел не спеша, и ей не нужно было торопиться, чтобы за ним поспевать. Проголодавшись, они остановились в придорожной закусочной, где Сайто купил кальмаров на палочках. Зажаренный целиком, морской гад выглядел жутковато, но оказался на удивление вкусным. Они ели молча: вокруг было слишком много людей, и разговор на голландском неизбежно привлек бы нежелательное внимание. Потягивая прохладный чай, Эмили пыталась уловить, о чем говорят окружающие, но в оживленном гомоне различала лишь отдельные слова. «Не увези меня отец в Голландию, возможно, я бы стала одной из них», — подумала она, разглядывая разношерстную толпу... Хотя, нет. И здесь она бы не стала своей. В Голландии дети донимали ее вопросами о раскосых глазах, а тут бы дразнили за рыжие волосы. Там ее хотя бы защищали деньги отца, а что ждало бы ее здесь, в Японии? Дочь безродной куртизанки, вероятно, была бы обречена повторить материнскую судьбу. Слава Богу, что отец забрал ее с собой! Теперь нужно только его найти. Эмили старалась не думать о том, что корабль мог разбиться, и его пассажиры покоятся на морском дне. Нет! Папа жив, и скоро — возможно, даже завтра — она его найдет! После короткого отдыха они снова отправились в путь. Зной усилился, от стрекота цикад звенело в ушах, и с каждым вдохом в легкие будто врывался горячий пар. Ноги наливались свинцовой тяжестью, но Эмили упорно шла вперед, подгоняемая мыслью о цели. Только одно омрачало ее предвкушение: встреча с отцом значила прощание с Сайто. «Неужели я больше никогда не увижу его?» — думала она, глядя на статную фигуру в развевающемся кимоно. Хотя... японец, свободно владеющий голландским, мог бы пригодиться в торговой компании. — Господин Сайто. — Эмили поравнялась с ним. — Да? — Он замедлил шаг и вопросительно взглянув на нее. — Чем вы займетесь после того, как проводите меня в Нагасаки? — Вернусь обратно на Нагасиму, к своим обязанностям. Если только Ямаширо-сама не распорядится иначе. Ямаширо-сама... Как она могла забыть, что Сайто несвободен? Привязан к хозяину словно цепной пес. Вспомнилось, как он говорил о клятве верности, о том, что его жизнь принадлежит господину. Осознав, что предложение поработать на торговую компанию прозвучит неуместно, Эмили тихо произнесла: — Значит, вы отправились в Нагасаки только из-за меня? Даже не знаю, как выразить свою благодарность... Сайто не ответил, лишь коротко кивнул, плотно сжав губы, и ускорил шаг. Эмили кольнуло неприятное чувство — словно он что-то недоговаривает и стыдится этого. Но ни подтвердить, ни опровергнуть эту догадку она не могла, и оставалось только идти вперед. К закату Эмили едва переставляла ноги. Ступни горели, каждый шаг отдавался болью во всем теле. На ночлег они остановились в гостинице при каком-то храме. Деревянные, почерневшие от времени постройки словно ласточкины гнезда прилепились к склону горы. Паломников было много, а места — мало. Свободных комнат не нашлось, и пришлось разместиться в общей спальне. Там, на сплошном ковре из футонов, расположилось около пятнадцати человек — мужчин, женщин и даже детей. В других обстоятельствах Эмили пришла бы в ужас от необходимости спать в одном помещении с незнакомцами, но усталость взяла свое. Едва коснувшись головой подушки, она провалилась в глубокий сон. Разбудил ее низкий колокольный звон, возвещающий начало нового дня. Бледный рассвет едва забрезжил за окнами, а паломники уже поднимались, сворачивали постели и готовились к утренней службе. Завтрак был скромным — чашка рисовой каши, маринованные овощи и зеленый чай, но Эмили была благодарна и за это. Бритоголовый монах, разносивший еду, что-то тихо пропел, благословляя пищу. Сайто ответил ему коротким поклоном, и Эмили поспешно сделала то же самое. Они покинули храм одними из первых. Утренний туман еще стелился между деревьями, когда они спустились по каменным ступеням к дороге. Где-то там, в молочно-белой пелене их ждал Нагасаки, и эта мысль одновременно радовала и тревожила Эмили. Прохлада раннего утра бодрила, ноги после ночного отдыха уже не так ныли, и она старалась не думать о том, что с каждым шагом они приближаются не только к цели путешествия, но и к неизбежному расставанию. Тропинка петляла между могучими соснами, чьи стволы тонули в тумане, создавая впечатление, будто они идут сквозь облака. Прошло несколько часов, когда Сайто вдруг свернул с дороги на узкую тропу, вьющуюся по склону холма. — Снова обходим заставу? — Эмили уже начала понимать его тактику. — Да, — подтвердил он. — Но есть и другая причина. Они поднялись по вытертым ступеням, усыпанными опавшей листвой, и Сайто остановился перед расселиной между замшелых камней. — Сюда. Он начал взбираться по склону, цепляясь за выступы. Эмили, превозмогая усталость, последовала за ним. Подъем оказался крутым – приходилось хвататься за камни и вывороченные корни деревьев, чтобы не упасть. — Здесь осторожнее. — Сайто протянул ей руку. Секунду поколебавшись, Эмили схватилась за теплую ладонь, и от этого прикосновения по телу пробежали колкие искры. Ноги предательски ослабли, и она бы кубарем скатилась с холма, если бы Сайто одним сильным движением не вытянул ее наверх. — Взгляните, — произнес он. Эмили посмотрела вниз и замерла, очарованная открывшейся картиной. Перед ней в золотистой дымке во всем своем великолепии раскинулся Нагасаки. Мозаика серых крыш, украшенная зеленью садов, террасами спускалась к заливу. Тут и там виднелись изящные пагоды храмов, их многоярусные крыши возвышались над городом словно соцветия диковинных цветов. Залив, окруженный холмами, сверкал, как отполированное зеркало. На его глади покачивалась россыпь мелких суденышек, а дальше в бухте грозно чернело несколько больших, судя по очертаниям, западных кораблей. У берега раскинулся полукруглый, похожий на веер клочок земли. Он был сплошь застроен домами. «Должно быть это Дэдзима», — догадалась Эмили. Отсюда остров казался совсем крошечным, не больше ладони. С трудом верилось, что на этом пятачке ее отец прожил несколько лет. Если до этого она видела только рыбацкую деревушку, храм и постоялый двор, то теперь перед ней во всей красе предстал процветающий портовый город. Он жил своей жизнью задолго до появления западных кораблей. В его облике чувствовалась древняя, уверенная в себе цивилизация, которой не было никакого дела до самонадеянных попыток Запада ее «просвещать». — Я всегда любуюсь этим видом прежде, чем войти в город, — сказал Сайто. Помолчав, он задумчиво добавил на японском: Спят джонки в порту, Обняли город холмы. Обманчив покой Это не было обычным стихотворением — ни рифмы, ни классического ритма. Но, мысленно повторив эти строки, Эмили вдруг осознала, что они идеально передают то неуловимое чувство, которое охватило ее при взгляде на раскинувшийся внизу город. — Красиво, — пробормотала она, и прищурилась, всматриваясь в стоящие на рейде корабли... Есть ли среди них «Морской лев»? Но увы, с такого расстояния различить это было невозможно. — Пойдемте? — предложил Сайто. Спустившись с холма, они направились через лес по заросшей тропе. Близость цели придавала сил, и Эмили шагала бодро, забыв об усталости. Сверху город показался компактным: спустись вниз и окажешься в порту, где наверняка стоит «Морской лев»… И все беды останутся позади. Сосновый лес вдруг оборвался пустырем, который словно оспины усеивали пеньки вырубленных деревьев. Впереди замаячили покосившиеся лачуги, похожие на старые грибы. — Чтобы обойти ворота, нам придется пройти через район, где живут «эта», — предупредил Сайто. —«Эта»? — переспросила Эмили. — Люди нечистых занятий, — в его голосе послышались нотки презрения. — Кожевники, мусорщики, те, кто забивает скот. Им запрещено жить среди остальных. Он замедлил шаг, чтобы Эмили могла держаться ближе. Вокруг громоздились убогие хижины, сколоченные из почерневших досок. Между ними мелькали тени изможденных людей. Заметив Сайто, они исчезали, как крысы при появлении кошки. Присутствие самурая, казалось, высосало из улицы всю жизнь. Стояла мертвая тишина, нарушаемая лишь редким кашлем или детским плачем, который тут же прерывался испуганным «Тсс!» Воздух был пропитан смрадом гнили и нечистот. Увидев развешанные для просушки коровьи шкуры, Эмили прикрыла нос краем косынки. Впрочем, некоторые кварталы Амстердама пахли ничуть не лучше. Адская смесь конского навоза, затхлой воды каналов и въевшейся в камень мочи порой делала прогулку невыносимой, заставляя держать у лица букетик цветов или надушенный платок. Наконец эта мрачная обитель отверженных осталась позади. — Прошу прощения за неприятное зрелище, — сказал Сайто. — Но без дорожной грамоты в город можно попасть только этим путем. — Не стоит беспокоиться, — улыбнулась Эмили. — В Амстердаме тоже есть трущобы, куда приличным людям лучше не заглядывать. — Трущобы? — удивился он. — Но разве вы не говорили, что в Голландии все равны? — Перед законом — да. Но богатые и бедные есть везде. — А если бедняк разбогатеет — сможет ли он поселиться среди богачей? — Конечно, — Эмили пожала плечами. — Хотя высшее общество вряд ли примет его с распростертыми объятиями... Впрочем, все зависит от толщины его кошелька. — У нас «эта» запрещено селиться рядом с остальными людьми. Даже если кто-то из них каким-то чудом разбогатеет... Попытайся он построить дом в городе — его убьют, а жилище сожгут. — Как жестоко! — нахмурилась Эмили. — Каждый должен знать свое место, — назидательно произнес Сайто, но, чуть помолчав, добавил иным, задумчивым тоном: — Хотя... после наших разговоров я стал размышлять: каково это — жить в обществе, где все равны? — Правда? — оживилась Эмили. — И к каким же выводам вы пришли? — Сложно сказать... У нас все просто. Встречаю человека и по его одежде, манере держаться сразу понимаю, кто он. Знаю, должен ли я ему поклониться и насколько низко. Или это он обязан кланяться мне... А если все равны — как себя вести? — Например, пожать ему руку. — «Шейкухандо», — пробормотал Сайто, коверкая английское «shake hands». — Да, Кацу-сенсей упоминал, что так приветствуют друг друга американцы. — И голландцы тоже, — заметила Эмили. — Правда, только мужчи... Она осеклась на полуслове. Вдалеке, на вершине холма, чернели три исполинских креста. На них, в точности как на церковных распятиях, висели человеческие фигуры. Эмили застыла, не веря своим глазам. Она моргнула, ущипнула себя за руку — кресты не исчезли. — Что… это? — помертвевшими губами пролепетала она. — Сожалею, что вам пришлось это увидеть, — глухо отозвался Сайто. — Эти люди... они живы? За что их так? — Думаю, они мертвы. Обычно их пронзают копьем, чтобы долго не мучились. Наверное, это христиане. Чаще всего именно их казнят на кресте. Боже, какое варварство! Эмили не могла отвести взгляд от распятых тел. В памяти всплыл вчерашний разговор. Японцы не просто запретили христианскую веру, они глумятся над ней! Словно в насмешку казнят христиан именно на кресте. Попирают святыни. Что за дикие нравы царят в этой ужасной, богом забытой стране! «И папа еще надеется на сотрудничество с этими дикарями! Да их всех нужно...» Перед глазами вспыхнули костры инквизиции, сталь крестовых походов, реки крови. Но видение тут же погасло, как упавший в воду уголек. Нет, так нельзя. Ведь именно поэтому японцы и боятся христианства. Именно поэтому они выжигают каленым железом его малейшие ростки. Насилие порождает лишь насилие — это замкнутый круг, который почти невозможно разорвать. — Мне очень жаль, — снова произнес Сайто. — Идемте дальше, — выдавила она. Вскоре они вступили на окраину Нагасаки, но перед глазами все еще стояли те страшные кресты. Распятые фигуры, такие маленькие на фоне огромного неба, преследовали Эмили, стоило лишь на секунду отвлечься. Улочка спускалась с холма крутыми ступенями, петляя среди невысоких домов. По сторонам тянулись увитые зеленью оштукатуренные заборы. Загнутые карнизы крыш почти смыкались над головой. С вершины холма город казался таким понятным – просто иди к морю и окажешься в порту. Но теперь Эмили ощущала себя словно в лабиринте. Извилистые переулки разбегались в разные стороны, каждый поворот открывал новые развилки, и уверенность в том, что она сможет найти дорогу к гавани, таяла с каждым шагом. — Господин Сайто, — окликнула она, стараясь отогнать навязчивые видения казненных христиан. Он обернулся, замедлив шаг, и вопросительно посмотрел на нее. — Вы отведете меня в порт? — спросила она. — Эмири, — мягко заговорил он. — Если ваш отец в Нагасаки, обещаю, мы его найдем. Но сначала... — Он на миг запнулся, будто сам сомневался в том, что поступает правильно, — нам нужно встретиться с Ямаширо-сама. — Но зачем? — Я должен получить его разрешение на дальнейшие действия, — в его голосе прозвучало что-то похожее на сожаление. Эмили фыркнула. К чему эти ненужные формальности, когда цель так близка? — Пожалуйста, отведите меня в порт, — настойчиво попросила она. — И что вы там намерены делать? — Узнаю, прибыл ли «Морской лев». — У кого? — У начальника порта. — Вы владеете японским? Эмили прикусила губу. Он ее подловил! — Нет, но... — неуверенно начала она. — Даже если бы и владели, вас к нему не допустят. Нужно подать прошение на аудиенцию, объяснить цель визита, а затем ждать неделю или две, пока соизволят принять. Эмили потрясенно молчала. Все оказалось куда сложнее, чем в ее наивных фантазиях, где весь порт бросался помогать заблудившейся европейке. Реальность била наотмашь – сначала крестами на холме, теперь этой бюрократической стеной. — Но... тогда, может обратиться в дипломатическую миссию Нидерландов? — робко предложила она. — Мы все устроим, — заверил Сайто, спокойно глядя ей в глаза. — Но для этого нужно пойти к Ямаширо-сама. Эмили растерянно оглянулась вокруг. Улочки расходились в разные стороны, и было совершенно непонятно, куда идти. Ноги гудели от усталости, во рту пересохло от жажды. Короб за спиной оттягивал плечи, лямки впивались в кожу, оставляя на ней, должно быть, глубокие красные следы. Представив, что ей придется еще несколько часов блуждать по закоулкам, Эмили поняла, что на это у нее больше нет сил. — Хорошо. Ведите меня к вашему Ямаширо-сама, — вздохнула она.