Катана и тюльпан

Конечно же Эмили слышала об острове Дэдзима. Более того — она на нем родилась. До недавнего времени Япония была закрыта для чужеземцев. Исключение составляли только китайцы и голландцы. Да и то, последним разрешалось находиться лишь на Дэдзиме – искусственном островке в гавани Нагасаки. Отец Эмили служил там директором голландской фактории. Унылые будни в ожидании торгового корабля протекали на клочке земли ста пятидесяти шагов в длину и девяноста в ширину. Привозить семьи не разрешалось, поэтому многие заводили себе японских «жен». За определенную плату девицы из квартала красных фонарей скрашивали холостяцкие будни. Иногда в таких союзах рождались дети. Покидая Японию, мужчины обычно бросали отпрысков на произвол судьбы, но с Эмили все сложилось иначе. За время, проведенное на Дэдзиме, отец очень к ней привязался. И зная, сколь незавидная участь ждет полукровку в Японии, решил забрать ее с собой. Но так как Эмили была рождена японской матерью, то по местным законам она считалась японкой. А японцам под страхом смерти запрещалось покидать страну, а тем, кто уехал — возвращаться. К счастью, всегда найдется падкий на подношения чиновник. Потратив на взятки годовое жалование, отец все же сумел вывезти пятилетнюю Эмили в Голландию. Но теперь возникла новая проблема. Эмили по-прежнему считалась японкой, покинувшей страну, а значит, ей все еще грозила смертная казнь. Когда она упрашивала отца взять ее сюда, тот поставил условие: никто не должен узнать о ее происхождении. Эту тайну нужно скрывать любой ценой! — Дэдзима? Нет, не слыхала… — с напускным безразличием протянула она. — Это остров в бухте Нагасаки, — пояснил Сайто. — Раньше чужеземцам было запрещено приезжать в Ниппон… — Ниппон? — Японию, — поправился он. — Торговать здесь могли только Голландия и Империя Цин. Несколько лет назад ба́куфу… правительство открыло в Нагасаки училище, где голландцы с Дэдзимы преподавали нам западные науки. Там я и выучил ваш язык. — Что ж, мне повезло встретить именно вас. — Эмили изобразила очаровательную улыбку. — Не представляю, что бы я делала, ведь я совершенно не говорю по-японски! Сайто усмехнулся краешком губ и принялся за еду. Эмили взглянула на рис в своей тарелке. Как его есть? Клевать по зернышку? Она поворошила кашу. Та склеивалась рыхлыми комками, но, когда Эмили попыталась взять один из них, он развалился, и на палочках осталась лишь пара крупинок. — Поверните палочки набок, — посоветовал Сайто. — И поднимите пиалу к лицу. Так будет удобнее. Эмили сделала, как он сказал, и у нее получилось. Но рис оказался пресным, без соли. К счастью, маринованные овощи и коричневый соус в маленьком блюдце имели насыщенный пряный вкус. После всех переживаний Эмили жутко проголодалась, и вскоре ее тарелки засияли первозданной чистотой. Сайто одобрительно кивнул и повернулся к служанке. — Наоко, принесите, пожалуйста, чай. — Да! — отозвалась та. Она вышла за дверь, а Сайто задумчиво посмотрел на мотылька, бьющегося о бумажный фонарь, и произнес: — Когда мы учились в Нагасаки, то мечтали побывать на Дэдзиме. Это было для нас как окно в другой мир. В училище нам рассказывали о дальних странах, но японец никогда не сможет там побывать. — Почему? — спросила Эмили, уже зная ответ. — Нам запрещено уезжать из Японии. Но мы часто говорили об этих странах, пытались представить, как там живут люди. Иногда мы даже забирались на крышу, чтобы заглянуть за стену, окружающую Дэдзиму. — Правда? И как, удалось увидеть что-нибудь интересное? — Да. Много необычных вещей. Но больше всего нас поражали сами голландцы. У одних лица белые, а волосы желтые или красные. А у других волосы черные, а лица коричневые, как корнеплод. — Коричневые? — удивилась Эмили. — Ах да, должно быть, это рабы. У папы тоже был малайский слуга. Он его потом освободил. Сайто словно вынырнул из мира воспоминаний, и его лицо, золотистое в свете фонаря, снова приняло непроницаемый вид. — Вы говорили, что ваш отец плыл с вами на корабле. Как его зовут? — поинтересовался он. — Винсент ван Ройен. — Винь-сенто Фан-ройе, — повторил Сайто на свой манер. — И чем он занимается? — Сейчас он работает управляющим Торгового Дома Миддлвейков. А до этого служил директором фактории... — Эмили едва не сказала: «на Дэдзиме», но вовремя спохватилась: — в Батавии. — В Батавии? — переспросил Сайто. Похоже, его познания в географии все же оставляют желать лучшего. — Это голландская колония в Ост-Индии. — Эмили прикрыла глаза, пытаясь представить карту мира. — На юге отсюда. Далеко. — Вот как?.. Позвольте тогда спросить, кто ваша мать? Эмили помедлила с ответом. В памяти всплывали смутные образы. Расписной веер, изящный зонтик, летящие шелковые рукава... — Она малайка из Батавии, — наконец ответила она. Отец велел ей говорить именно так. Эта ложь должна была объяснять любопытным, откуда в ее лице взялись азиатские черты. Правда, если Сайто не слышал о Батавии, то вряд ли ему известно, кто такие малайцы. Однако дальше расспрашивать он не стал. С шорохом отодвинулась дверь и в комнате появилась Наоко. Грациозно опустившись на колени, она разлила по фарфоровым чашечкам чай. — И зачем вы приплыли в Японию? — поинтересовался Сайто, сделав глоток. — Хозяин Торгового Дома, где служит мой отец, узнал, что Японию открыли для иностранцев, и решил основать здесь филиал. — Эмили вспомнила, как папа сообщил ей эту новость, и добавила, цитируя его слова: — «Очень скоро в Японию хлынут все, кому не лень, и нужно застолбить себе местечко получше». Сайто не ответил, лишь нахмурился и медленно поднес чашку ко рту. Смутная тревога шевельнулась в душе. Похоже, ему не понравились ее слова... Но что плохого, если Япония станет обмениваться товарами и знаниями с другими странами? Это пойдет всем только на пользу. Эмили взглянула на свою чашку. От бледно-зеленого чая исходил травяной аромат. Она осторожно отхлебнула, покатала жидкость во рту. Напиток имел сладковатый вкус с легкой горчинкой — непривычный, но довольно приятный. — А что именно ваш отец собирается здесь продавать? — осведомился Сайто. — То, на что будет спрос. Шерсть, книги, оружие... — Оружие? Какое? — Не знаю, я в этом не разбираюсь, — отмахнулась Эмили, но Сайто пытливо смотрел на нее, ожидая продолжения. — Ружья, пушки, пистолеты, — добавила она. — Папа считает, что это будет самый ходовой товар. — Возможно, он прав. — Сайто пригубил чай. — И где он собирается открыть свою лавку? В Нагасаки? — Да, — кивнула Эмили. — Мы плыли именно туда. Если корабль не разбился во время шторма, то, должно быть, он скоро прибудет в порт. — Вы сказали, что упали за борт. Кто-нибудь это видел? — Да, мой... — Эмили чуть не произнесла «жених», но слово застряло на языке. — Один человек. — Почему же он вам не помог? В памяти возникли ревущие волны, соленые брызги, заливающие глаза. — Наверное, не смог. Ветер был очень силен. — Она торопливо глотнула чай, чувствуя неловкость, от того, что пытается оправдать Эдварда. — Как вы думаете, корабль вернется вас искать? — Не знаю. Скорей всего, они решили, будто я утонула, и поплыли дальше. От мысли, что корабль уплыл без нее, неприятно горчило в груди. Но что им оставалось делать? При таких волнах вряд ли они бы сумели ее спасти — тут бы самим уцелеть. Наверняка Эдвард пытался что-то сделать, кого-то позвать, но в том кромешном аду это было бесполезно. На улице залаяла собака, послышались голоса. Сайто замер, прислушиваясь, затем снова поднес чашку к губам. — Далеко ли отсюда до Нагасаки? — спросила Эмили. — Три дня пути. — Мне нужно добраться туда, чтобы найти отца. Могу ли я рассчитывать на вашу помощь? Сайто ответил не сразу. Поигрывая чашкой в руке, он словно обдумывал какую-то мысль. В ожидании ответа, Эмили напряженно вглядывалась в его лицо. Но прежде, чем он успел что-то сказать, в проеме, ведущем в сад, появился слуга. — Сайто-сама! Прошу прощения за беспокойство, — опустившись на колени, произнес он. — Что случилось? — Пришел Сабуро́. Говорит, что у него к вам срочное дело. — Прошу меня извинить. — Поставив чашку на столик, Сайто вышел в сад и задвинул за собой дверь. Однако перегородка, обтянутая бумагой, почти не приглушала звук, и Эмили услышала, как он сказал: — Подними голову, Сабуро. Что случилось? — Корабль... возле берега... — донеслось до нее. Сердце бешено забилось в груди. Корабль? Возле берега? Наверняка это «Морской лев», разыскивает ее! Слава Богу! Скоро она вернется к своим! Сайто и Сабуро продолжали разговор, но Эмили была так взволнована, что почти не прислушивалась к их словам. Лишь под конец до нее долетела фраза: — ...никому не скажем, господин. — Хорошо. Теперь иди. Через минуту ширма отодвинулась, и в комнату вошел Сайто. Эмили с жадной надеждой уставилась на него. — Что-то случилось? — спросила она. — Ничего особенного, — ответил он, отводя взгляд. — Э-э... — растерянно протянула Эмили, но вовремя остановилась. Ни в коем случае нельзя показывать, что она понимает японский. — Уже поздно, — добавил Сайто. — Вы устали, нужно отдохнуть. Завтра мы обсудим, как вам попасть в Нагасаки. — Х-хорошо, — пробормотала Эмили. Выходит, она ошиблась, и речь шла о каком-то другом корабле. Жаль, но ничего не поделаешь. Придется ложиться спать. — Наоко, проводите, пожалуйста, Эмири в ее комнату, — велел Сайто. *** Эмили проснулась среди ночи и несколько секунд осоловело моргала, пытаясь понять, почему не скрипят снасти, не шумят волны, и не качается пол. Она оглянулась по сторонам. Тонкая внешняя стена, обтянутая полупрозрачной бумагой, мерцала квадратиками голубоватого света, пропуская его внутрь. В памяти вспыхнули картины прошедшего дня. Шторм, хижина рыбака, человек, давший ей кров. Нужно уговорить его помочь ей добраться до Нагасаки. Там первым делом следует отправиться в порт и узнать, прибыл ли «Морской лев». Если же нет… Страх стиснул горло железной рукой. Чтобы успокоиться, Эмили глубоко вдохнула. Не стоит думать о плохом. За три месяца корабль пережил немало штормов, а этот и штормом-то не назовешь — обычный шквал, который быстро налетел и так же быстро закончился. Но если все же случилось самое страшное — все погибли, а она осталась одна в чужой стране... Эмили тяжело сглотнула. Что ж, выход есть всегда. В Нагасаки должна быть дипломатическая миссия Нидерландов. Можно попросить помощи там. В ночной полудреме мысли скользили в голове будто волны, набегающие на берег. Этот мужчина... Сайто... Он был любезен и гостеприимен, но пару раз у нее возникало ощущение, что за его расспросами таится нечто большее, чем просто вежливый интерес. Отец предупреждал, что японец никогда не скажет напрямую что у него на уме, а будет сыпать намеками и загадками, извиваясь, как змея в высокой траве. Нужно быть с ним осторожнее, мало ли что у него на уме. Эмили повернулась на спину, но непривычная подушка-валик, закрепленная на деревянной подставке, давила на шею. У этих японцев все не как у людей! И как они только могут спать на этом пыточном приспособлении? С такой подушкой можно лежать лишь на боку, не шевелясь. Поворочавшись, она нашла более-менее удобную позу и вновь погрузилась в раздумья. Тот посетитель с вестью о корабле... Могла ли речь идти о «Морском льве»? Но почему же тогда Сайто ничего не сказал? Разве не проще было бы отправить ее на корабль, тем самым избавившись от обузы? Он что-то задумал? Хочет получить награду за помощь? Нужно будет обязательно его заверить, что отец не останется в долгу. Ладно, нет смысла строить догадки. Утро вечера мудреней. Эмили закрыла глаза и попыталась уснуть. Она лежала на тюфяке, расстеленном на полу, так как кроватей в доме, ожидаемо не нашлось. Вроде бы, по-японски он называется «футон». Было так жарко и душно, что казалось, будто вместо воздуха в легкие попадает вода. Эмили сбросила с себя одеяло и совершенно неприлично раскинула ноги, задрав подол. Стало прохладнее, но сон все равно не шел. Захотелось в уборную. Некоторое время Эмили пыталась себя убедить, что ей это только кажется, но все же сдалась. Откинув москитную сетку, она поднялась с футона. Зажигать фонарь не стала: хватало света, проникающего сквозь бумажную перегородку снаружи. Отодвинув дверь, она вышла из комнаты и остановилась, вспоминая дорогу в отхожее место. Вроде бы до конца коридора и направо. Стараясь не скрипеть половицами, она двинулась вперед. Дом, собранный из картонных стен, казалось, дышал. Ночные шорохи с улицы почти беспрепятственно проникали внутрь. Завернув за угол, Эмили услышала за перегородкой голоса. Она узнала Наоко, хотя сейчас та говорила не таким тоненьким голоском, как при господине. — Ее зад, конечно, не настолько огромный, как выглядел в одежде, но и маленьким его не назовешь. Жар ударил в лицо. Неужели это о ней? Эмили замерла. — Я как могла старалась скрыть ее выпуклости, но она безнадежна, — продолжала Наоко. — Бедняжка, — ответил второй женский голос. — Тяжело, наверное, жить с такой нелепой фигурой. Что!? Эмили чуть не задохнулась от возмущения. Это у нее-то нелепая фигура? Да у нее от поклонников отбоя нет! Поклонники и правда имелись, но вот замуж до недавних пор никто не звал. Восторженные юнцы слетались на экзотическую внешность Эмили как пчелы на мед, но ее незаконное происхождение отпугивало их консервативных мамаш… — Фигура, это еще не самое главное, — сказала Наоко. — Знали бы вы, как от нее воняет! Когда она стала раздеваться, я думала в обморок упаду. Эмили негодующе выпучила глаза. Воняет!? Допустим, от сорочки слегка попахивало потом, но называть это вонью?.. — Мой брат рассказывал, что однажды в его лавку в Нагасаки заходили длинноносые варвары, — сообщила вторая японка. — Так ему потом полдня пришлось жечь благовония, чтобы избавиться от их смрада. Я слышала, они так воняют из-за того, что едят мясо животных. — Отвратительно! — А еще они носят ужасные лохматые бороды. Похожие на волосы... ну, сама понимаешь где... Мерзавки захихикали. Эмили стояла с горящим лицом, подмышки взмокли от пота. Гадкие узкоглазые змеи! Как они смеют говорить такие ужасные вещи! И что теперь делать?Ворваться в комнату и наброситься на них с кулаками?.. Нет, такая выходка ни к чему хорошему не приведет. — Кстати о волосах, — продолжала Наоко. — Я никогда раньше не видела такого цвета... Как сушеная хурма... — А пятки, пятки-то у нее есть? — перебила ее собеседница. — Брат говорит, что у варваров нет пяток, поэтому они носят обувь на каблуках. — Горо-сан вечно болтает всякую чушь! Есть у нее пятки. Ступни, правда, огромные, как у мужчины, но выглядят они так же, как и у нас... — заверила Наоко и после небольшой паузы продолжила: —Представляете, она хотела забраться в фурако, даже не ополоснувшись. Я не позволила ей этого сделать, но потом все равно на всякий случай попросила Тодо-сана поменять воду. — Неужели эти варвары не знают, как принимать ванну? Что за дикари! — И как только Сайто-сама вытерпел ее за ужином? — не унималась Наоко. — Представляете, она даже не умеет держать палочки для еды! Господину пришлось ей объяснять. — Правда? А как же они тогда едят? — Наверное, по-собачьи. Наклоняются к тарелке и хватают еду ртом. — Хи-хи-хи! Эмили трясло, руки непроизвольно сжимались в кулаки. Мерзкие япошки! Не зря отец говорил, что все они — двуличные лжецы. Эта стерва Наоко улыбалась, кланялась, угождала. А за спиной перемывает ей косточки! Непрошеные слезы навернулись на глаза. Голоса за перегородкой стихли, и Эмили побрела в отхожее место. Лицо горело, щеки намокли от слез. А что, если не только японцы считают ее безобразной? Что, если и голландцы такого же мнения? Все ее подруги уже замужем, а ее впору называть старой девой. «Но ведь Эдвард сделал мне предложение, — попыталась утешить она себя, но в голову тут же закралась досадная мысль: — Ага, после того, как провел три месяца на корабле, где я была единственной женщиной моложе сорока. А стоит ему увидеть какую-нибудь белокурую красотку, как он тут же передумает!» В свое время за ней ухлестывали два кавалера, и казалось, дело движется к алтарю. Но Альберт в итоге женился на дочке банкира, а Рудольф попросил руки своей кузины — белобрысой и бледной как моль. Терзаясь обидами, Эмили наконец дошла до уборной. Зажечь фонарь было нечем, но отыскать дыру в полу она смогла и в темноте. Облегчившись, она вернулась к себе. Легла на футон и попыталась уснуть, но горечь и досада стесняли грудь, не давая сомкнуть глаз. И зачем только она вообще потащилась в эту дурацкую страну? Надеялась найти свою мать? В детских воспоминаниях Япония была прекрасной. Цветущие сады, опадающие розовые лепестки, звон колокольчиков на ветру... И нежный голос матери, зовущий ее «Эми-тян». А на деле? Провонявшая рыбой деревня, странная еда и лицемерные япошки, говорящие гадости за спиной. Эмили еще долго ворочалась на футоне, но все же усталость взяла верх, и она уснула.