Катана и тюльпан

Восточно-Китайское море, 1860 год — Не нравится мне эта туча, — проворчал капитан, прищурившись глядя на горизонт. Эмили проследила за его взглядом. И правда, впереди протянулась зловещая гряда облаков. Темная, почти черная подошва нависала над водой, а верх клубился, перетекая из одного слоя в другой, будто небо кипело изнутри. — Полагаете, будет шторм? — поинтересовался отец. В его голосе Эмили не услышала тревоги, да и сама тоже не волновалась. «Морской лев» — надежное судно, и за три месяца плавания она пережила на нем немало штормов. К тому же берег уже рядом: вдали сквозь туманную пелену уже проглядывали горбатые острова. — Взгляните сами. — Капитан выпустил изо рта кольцо табачного дыма. — Ветра почти нет, а море неспокойно. И действительно, Эмили заметила на воде темную рябь. Ветра не было, дым из трубы поднимался столбом, и застывший воздух казался тяжелым и душным. Эмили посмотрела на Эдварда. Тот стоял, небрежно облокотившись о фальшборт. Поймав ее взгляд, он ободряюще улыбнулся и обратился к капитану: — Я слышал, в этих широтах случаются тайфуны. Капитан пыхнул трубкой и важно кивнул. — Случаются. Но барометр упал не так сильно. Думаю, нас ждет лишь кратковременный шквал. — Тогда, полагаю, нам не о чем волноваться. — Нет, но все же попрошу вас вернуться в каюты. Капитан взял под козырек и ушел. Эдвард пригладил золотистую шевелюру и широко улыбнулся Эмили. Она смущенно улыбнулась в ответ, украдкой взглянув на отца. Тот наблюдал за чайкой, парящей у самой воды. Интересно, папа уже обо всем догадался? Он будет в полном восторге, когда Эдвард попросит ее руки. С Эдвардом Эмили познакомилась на корабле. Ее отец служил управляющим Торгового Дома Миддлвейков, а Эдвард был сыном владельца. Узнав, что Япония после двух веков изоляции наконец открылась для иностранцев, Миддлвейк-старший решил основать там филиал. Эту задачу он поручил отцу Эмили, а вместе с ним отправил и своего наследника — учиться торговому делу.    Поначалу Эдвард держался чопорно и отстранено, но обеды в салоне первого класса и совместные прогулки по палубе сделали свое дело. Он заметил Эмили и принялся оказывать ей знаки внимания. Мужчины ухаживали за ней и раньше, но то был скорее легкомысленный флирт, чем нечто серьезное. Эдвард же был настроен решительно. Прошлым вечером, застав Эмили на палубе одну, он признался ей в любви. Сначала она смутилась. Да, она испытывала к нему симпатию, но все же ей показалось, что события развиваются слишком быстро. Впрочем, за двадцать четыре года ее жизни это было первое серьезное предложение руки и сердца, поэтому долго жеманничать она не стала, и сказала «да». Эдвард обрадовался и пообещал как можно скорее поговорить с ее отцом. Эмили не сомневалась, что папа даст свое благословение. Как она подозревала, он и согласился взять ее в Японию лишь для того, чтобы подыскать ей выгодную партию среди офицеров, дипломатов или деловых людей. Сделать это куда проще там, где европейских женщин днем с огнем не сыскать, а значит — конкуренции никакой. Молодой, красивый наследник процветающего предприятия — в Голландии о такой удаче не стоило и мечтать. Нужно ловить жениха прямо сейчас, пока он вдали от семьи, и его родня не сможет вмешаться. Ветер крепчал, небо затянуло тучами, посыпался мелкий дождь. Эмили зябко поежилась. — Госпожа ван Ройен, позвольте проводить вас в каюту. — Эдвард предложил ей руку. Эмили невольно поискала глазами отца. Тот наблюдал за ними, усмехаясь в рыжую бороду. «Он догадался», — мелькнуло в ее голове. — Спасибо, господин Миддлвейк. — Эмили взяла новоиспеченного жениха под руку. Они направились к каютам. Но не успели сделать и десятка шагов, как налетел резкий ветер, и палубу захлестнуло холодным дождем. Вдалеке глухо зарокотал гром. Рябь усилилась, на сизой поверхности моря вскипели белые буруны. Эмили крепче стиснула локоть Эдварда. Они ускорили шаг, и тут сквозь вой стихии до них донесся рев капитана: — Бизань! Дьявол бы вас побрал! В тот же миг раздался резкий хлопок, будто выстрелили из пушки. Эмили оглушило мощным ударом, протащило по палубе и сбросило за борт в бурлящую пучину воды. Тело пронзил адский холод. Все вокруг кружилось в вихре дождя и ревущих волн. Эмили отчаянно забила руками и ногами. К счастью, юбки надулись пузырем, не давая пойти ко дну. Море бушевало, вздымая исполинские волны. Ветер гнал огромные массы воды, перемешивая соленые брызги и капли дождя, и в этом месиве было почти невозможно дышать. Эмили барахталась, пытаясь удержаться на поверхности, но волны подхватывали ее, как игрушку, снова и снова захлестывая с головой. Вода была везде — в носу, в горле, в ушах. Эмили кашляла, пыталась дышать, но каждый вдох приносил только новую порцию воды. Где корабль? Она лихорадочно оглядывалась по сторонам, но глаза заливало водой. Капли секли по лицу, дыхание срывалось. Водяная взвесь и высокие волны не давали ничего увидеть на расстоянии вытянутой руки. Господи, где же корабль? Вокруг лишь бушующая серая мгла, прорезаемая вспышками молний. А сил оставалось все меньше. Юбки намокли и стали тянуть ко дну. Эмили попыталась расстегнуть платье, но онемевшие пальцы не слушались. — Помогите! — закричала она, но тут же захлебнулась соленой водой. Тщетно. Ветер так ревет, что никто ее не услышит. А даже если и услышит — вряд ли удастся спустить шлюпку при таких волнах. Неужели все кончено? Как глупо погибнуть в пучине, когда до берега уже рукой подать. Вдруг сзади что-то коснулось ее спины. Эмили инстинктивно шарахнулась, но потом заставила себя повернуться и взглянуть. На волнах перекатывалась бочка. Отчаянный рывок, и Эмили ухватилась за бортик. Бочка была пустой и без крышки, но все равно держалась на воде. Ее швыряло по волнам как бумажный кораблик. Эмили, занозя пальцы о мокрую древесину, намертво вцепилась в края. Ее то вскидывало на гребень, то накрывало с головой. Она пыталась отыскать глазами корабль, но в бурном мареве ничего не было видно. Вокруг — только рев океана, вспененная вода, и бесконечные волны, перекатывающиеся одна за другой. Небо и море сливались в зыбкое серо-зеленое полотно. Глаза жгло от соли, слезы смешивались с морской водой, но Эмили не сдавалась. Руки соскальзывали с бочки, каждый вдох, полный боли и жжения, давался с огромным трудом. Она чувствовала, как слабеет, но продолжала держаться из последних сил. Вдруг ее подхватило могучим водяным валом и понесло. Бочка отлетела куда-то вбок, а Эмили несколько секунд продержалась на гребне, потом сорвалась. Волна накрыла ее с головой и протащила по дну, грубо ударяя о камни. Сильный удар выбил воздух из легких, и все погрузилось во тьму. *** — Где я? — Эмили с трудом открыла слипшиеся от соли глаза и уперлась взглядом в закопченные стропила, поддерживающие крышу из тростника. Она лежала на тюфяке, накрытая одеялом. Рядом потрескивал огонь. В памяти возникли соленые волны, захлестывающие ее с головой. Эмили вспомнила, как упала за борт... Что-то сбросило ее в воду, скорей всего, сорвавшийся парус или канат. Она едва не захлебнулась. Кажется, цеплялась за какую-то бочку... А потом… Остальное тонуло во мраке. Пошевелившись, Эмили обнаружила, что под одеялом на ней ничего нет. — Где моя одежда? — всполошилась она. «Кто-то принес меня сюда и раздел. Но зачем? — Чтобы успокоиться Эмили сделала глубокий вдох. — Ну конечно же меня раздели потому что мое платье промокло до нитки. Но где же оно?» Она оглянулась по сторонам. Ее окружали стены из потемневших досок. В одной из них — решетчатая панель, затянутая грязно-белой бумагой, пропускающей свет. Похоже, это выход на улицу, так как больше ничего, похожего на двери, Эмили не нашла. Пространство дома было разделено на две части. У входа — кухня с земляным полом, где в квадратном углублении горел огонь. Над этим примитивным очагом висела веревка с чайником на крючке. Возле стены стояла низкая глиняная печь, а рядом — полка со всякой утварью. Вторая половина дома размещалась на дощатом возвышении. Кроме своего тюфяка, Эмили обнаружила здесь грубый комод с кучей ящичков и низкий столик. На полу — пара круглых циновок. И все. Никаких кроватей, стульев или шкафов. «Весьма по-спартански», — подумала Эмили, разглядывая скудную обстановку. У входа она вдруг заметила свои ботинки. Значит, где-то должно быть и платье. Продолжая осматриваться, она увидела деревянную решетку, закрепленную над очагом. Дым, проходя сквозь нее, разбивался на тонкие струйки и рассеивался под крышей. Потолка в доме не было, а вместо него под стропилами простирался настил из бамбуковых прутьев. На нем сушились пучки трав и темная груда тряпья, в котором Эмили узнала свою одежду. — Мое платье! — обрадовалась она. Должно быть его положили туда для просушки. Нужно одеться, пока не вернулись хозяева. Закутавшись в одеяло, Эмили села на тюфяке, но тут же охнула, хватаясь за ребра. Крепко же ее протащило по камням! Она ощупала себя. Несколько ушибов и ссадин, но, слава богу, кости вроде бы целы. Собравшись с силами, Эмили начала вставать, но тут снаружи раздались шаги. Она замерла, уставившись на дверь, из-за которой послышались голоса. Говорили на японском. — Кто она?.. волосы… одежда... — произнесла женщина, судя по всему — пожилая. Ей ответил мужчина, явно тоже немолодой: — ...не заметил... дождь... не видел... Прошло почти двадцать лет с тех пор, как Эмили, еще ребенком, слышала японскую речь из уст носителей языка. Она разобрала лишь отрывочные слова, но следующие фразы поняла уже лучше. — Похоже, она чужеземка, — не унималась старуха. — Муж мой, зачем вы принесли ее сюда? Что, если кто-то узнает? Нас могут наказать. — И что ты предлагаешь, жена? Не тащить же ее назад. — Почему бы вам не позвать Сайто-са́ма? Пусть он решает, что делать дальше. Старик, что-то буркнул себе под нос и, судя по удаляющимся шагам, ушел. Эмили съежилась на тюфяке, прижимая одеяло к груди. Выходит, он принес ее сюда, не поняв из-за дождя, что она чужестранка. Интересно, а если бы он понял, что она не японка, то оставил бы ее умирать? И кто этот Сайто-сама, за которым его послала жена? Ее мысли прервало дребезжание отодвигающейся двери. В залитом светом проеме показалась старуха. Маленькая и тощая, она напоминала подростка, только лицо — коричневое и сморщенное как печеное яблоко, выдавало ее истинный возраст. Незнакомка уставилась на Эмили щелочками глаз и низко поклонилась. — Добрый день. Эмили сидя на тюфяке, медленно кивнула в ответ. Мысли лихорадочно забегали в голове. Отец строго-настрого запретил ей показывать, что она говорит по-японски. Никто не должен заподозрить, что в ее жилах течет японская кровь. Но и чужеземцев, судя по всему, здесь не жалуют. Как же быть? Быстро взвесив все «за» и «против», она решила последовать наставлениям отца и ответила по-голландски: — Извините, я не говорю по-японски. Вы говорите по-голландски?Englisch?Deutsch? Français? Старуха покачала головой. Впрочем, ничего иного Эмили и не ждала. — Простите, не понимаю... — с виноватой улыбкой пробормотала японка. Она очертила руками в воздухе воображаемый предмет. — Корабль. Большой, черный. Вы с него? Эмили чуть было не кивнула, но вспомнила наказ отца и непонимающе улыбнулась. — Ветер у-у-у! Море ш-ш-ш! — жестикулируя, продолжала старуха. — После шторма — много водорослей на берегу. Мой муж отправился их собирать и нашел вас. Эмили сделала вид, что не понимает ее слов. — Мы плыли в Нагасаки, — по-голландски сказала она, — и я упала за борт. — Нагасаки! Нагасаки! — радостно закивала старуха. — Три дня пути. «Так, уже немного яснее, — подумала Эмили. — До Нагасаки три дня пути. Но как туда добраться, если я не смогу спросить дорогу? А может лучше пойти на берег, вдруг корабль еще там? Эдвард видел, как я упала за борт. Наверняка, меня будут искать... Или не будут? Скорей всего они решили, что я утонула. Я и сама удивляюсь, что осталась жива». Тут ее поразила мысль, от которой встали дыбом мелкие волоски. А вдруг «Морской лев» разбился о скалы и затонул? Отец! Эдвард! Что с ними? «Нет! — усилием воли Эмили отогнала панику. — Нельзя отчаиваться. Для начала нужно хотя бы одеться, а потом уже думать, что делать дальше». С вежливой улыбкой она указала на решетчатый настил под крышей, где сушилась ее одежда. Японка проследила за жестом и закивала. Разувшись у двери, она подошла к крутой лестнице и вскарабкалась на чердак. Вскоре спустилась и протянула аккуратно сложенную одежду. — Спасибо, — по-голландски пробормотала Эмили, принимая сверток. Одежда почти высохла, но пропахла дымом от очага и из-за соленой воды потеряла всякий вид: на серой ткани расплывались белесые разводы. Эмили вдруг осознала, что у нее даже нет смены белья. Если корабль утонул, то она попала в ужасную передрягу. Одна, в чужой стране, не имея при себе ничего, кроме этих вещей... Нет, об этом нельзя даже думать! Все будет хорошо! Покрой дорожного костюма позволял одеваться без помощи прислуги. Корсет шнуровался спереди, а форму платью придавала жесткая нижняя юбка, а не громоздкий кринолин из обручей. Пока Эмили застегивала пуговицы и завязывала тесемки, японка через бамбуковую трубку раздувала в печи огонь. Эмили с интересом поглядывала на нее, сравнивая ее одежду со своей. Темный халат в полоску, перехваченный широким поясом. Кажется, это называется «кимоно». Ткань выцвела, на локтях виднелись заплатки. Это одеяние знавало лучшие времена. Богатые японки, несомненно, одеваются иначе. В памяти вдруг возник смутный образ. Летящие рукава, изысканные узоры, прикосновение прохладного шелка к щеке... Мама… Интересно, жива ли она? Удастся ли им встретиться вновь?