Маленькие люди

      Я наспех напечатала сообщение и без раздумий отправила его. Вот так просто репетиторство по родному языку было отменено. Хорошо ещё, что в этот день не было смены в кафе. Дядя очень не любил прогулы. Ким Намджун непременно воспользовался бы его недовольством и жужжал бы у него над ухом. Он и так только это и делал. Достал. Неужели он и раньше так меня контролировал? Почему я это позволяла? Мы с ним не разговаривали с того самого дня, как я побывала в Скворечнике. Отчасти это было обусловлено тем, что он снова стал бы расспрашивать меня обо всём. Но на этот раз я уже не смогла бы ответить, что в биографии Ким Тэхёна всё гладко и ровно, без каких-либо шероховатостей. Только, конечно, если не решилась бы соврать. Но врунья из меня была отвратительная, а у татуировщика был очень острый нюх на ложь. Так что в последние дни я обходила его салон за три версты. Однако с дядей он всё так же общался, и это принесло свои плоды.       Буквально накануне дядя подошёл ко мне и стал расспрашивать как бы невзначай, где этот Ким Тэхён живёт и чем занимается. А я ему: «Он курьер», — потому что я не собиралась разбалтывать чужие секреты. Тогда дядя спросил, где именно Тэхён работает курьером. И тут уже я запнулась, тем самым безбожно паля всю контору. В итоге я всё-таки намолола нечто вроде: «Кажется, в каком-то кафе… что-то не могу вспомнить название…» Но дядя, конечно, прекрасно понял, что я чушь несу — хотя ничего и не сказал. Спасибо, Ким Намджун. — Теперь мне неловко, что Пак Чимин должен быть моим преподавателем, — вздохнула я, возвращаясь в реальность. — Наоборот, — провозгласил Чонгук, — пусть это будет именно он. — Вот именно, — добавил Тэхён, осматриваясь по сторонам.       Тэхён и Чонгук не помнили, где оставили машину. Они забрали меня с репетиторства по истории, но в этом районе можно было парковаться только тем, кто здесь жил. Так что они припарковали автомобиль где-то неподалёку и пошли мне навстречу, и теперь мы битый час слонялись по округе в его поисках. — Как можно было оставить машину и забыть, где? — негодовала я. — И ещё мы, кажется, уже проходили здесь. — Тут надо свернуть направо! — вдруг воскликнул Чонгук, указывая на перекрёсток спереди.       Подобных перекрёстков тут было завались. Однако Чонгук оказался прав. В прошлый раз, если мы действительно проходили именно здесь, мы никуда не сворачивали. Теперь же, когда мы прошли мимо маленькой детской площадки, они наконец перестали ссориться по поводу того, куда свернуть теперь, и оба признали, что узнают эту местность. Вскоре мы нашли их автомобиль. Им оказался маленький доисторический Хёндай грязно-голубого цвета. — Дэнни арендовал нам эту старушку для работы, — объяснил Тэхён, когда я спросила, откуда у них машина.       Он уселся за руль. Мне позволили сидеть спереди, а Чонгук обустроился на заднем сиденье. — Не знала, что у тебя есть права, — хмыкнула я, пристёгиваясь. — Права-то есть, — хихикнул Чонгук, — но лучше не спрашивай, кто ему их выдал.       Я округлила глаза. — Они ненастоящие? — Не переживай, — вздохнул Тэхён, при этом не ленясь наградить подлого товарища хмурым взглядом через зеркало заднего вида, — я отличный водитель.       Мне с самой первой встречи понравился Чон Чонгук. Он был открытый и всегда держался очень просто, но при этом как будто не любил всякие откровенности. Ким Тэхён, с ним всё наоборот. Он то и дело с тобой откровенничает, но при этом ты ни черта его не знаешь. И разговоры у вас вечно по душам, а сама его душа при этом — потёмки. Чонгук был совершенно не таков. Он готов был выдать все секреты, серьёзные и не очень, просто потому что… ну, потому что язык у него за зубами не держался. И на такие вещи, как личное пространство, ему было начхать. В то же время он не любил всякую мурятину, как он сам это называл. Под мурятиной он подразумевал это самое — то есть откровенные такие, чувственные душевные разговоры, а ещё выяснение отношений. Ему скорее нравилось похохотать с чего-нибудь, согнувшись буквой «г». Вообще, он был парень довольно несерьёзный, но позитивный. И порой, когда Тэхён наводил туману (что бывало частенько), Чонгук мог взять и просто сдуть этот туман, даже особо не напрягаясь. Тэхён на него за это щерился, наверное, потому что от таких выкрутасов сильно страдал его имидж. Но для меня это было самое то.       Тэхён написал, ещё когда я была на репетиторстве. Мы с ним и до этого виделись пару раз. Первый, чтобы побывать на крыше некоего офиса, на которую он мог пробраться. А второй, чтобы поесть бургеров, в смысле настоящих мясных, а не макдональдских — это мне вдруг приспичило. В последний раз он захаживал за мной вечером покачаться на качелях и рассказать про бал. Его организацией занималось влиятельное семейство с большим именем и большими карманами, в честь какого-то их знаменательного события; бал обещал состояться в банкетном зале на одном из их земельных участков. Уметь танцевать на самом деле было обязательно не для всех, только некоторые гости участвовали в программе. Для многих это была просто дорогая и весьма пафосная костюмированная вечеринка, на которой бальный дресс-код — обязательное условие для входа. Однако у нас был билет как раз на участие в программе, поэтому нам стоило подготовиться. Плюс в том, что у участников была возможность станцевать столько танцев программы, сколько они сами захотят; в обязательном порядке все танцы целиком исполняли только ближайшие друзья семьи.       В общем, Тэхён позвонил мне где-то после обеда и заявил, что можно провести первый танцевальный урок. Я думала было отказаться из-за второго репетиторства, честное слово. Но тут же вспомнила, что накануне мы переписывались всю ночь, и я не сделала домашнее задание. А моя репетиторша по корейскому языку — это совсем не то же самое, что историчка. Она никогда не стеснялась закатить хай, если кто осмеливался прийти на её занятие неподготовленным. Абсолютно всё было против учёбы в этот день. Тэхён ещё объявил, что он за мной приедет, да ещё и с Чон Чонгуком, да ещё и отвезти учить танцам. Так что я не виновата — это простая арифметика.       Как только мы уселись в машину, стал накрапывать мелкий дождик. День вообще с самого утра был неважный, влажный, какой-то зеленоватый, хотя и тёплый — в общем-то всё к дождю и шло. По пути до Скворечника Тэхён дал разрешение покопаться у него в бардачке и выбрать там, чего бы послушать. Я перебирала диски, хмыкая и кивая, мол, «это не то, и это не то, нет, нет…» — как будто знаю этих исполнителей чуть ли не лично каждого. Так я добралась до The Smiths, единственной смутно знакомой группы среди толпы незнакомцев. Намджун показывал мне их пару лет назад, когда мы с ним только познакомились. Я достала диск, вставила его в проигрыватель, и заиграла песня «Some girls are bigger than others». Я нашла её грустной и поделилась своими ощущениями с ребятами. А Чонгук ответил, что в ней поётся о размерах девчачьих грудей.       Тэхён держал ладони на руле и не отрывал серьёзного взгляда от дороги — здорово выглядел, одним словом. В тот день он снова был здорово прикинут, как на праздник. На нём была белая рубашка в тонкую чёрную полоску, свободная, широкая, а поверх неё чёрно-красная олимпийка с белой и голубой полосами на груди. Такие цветастые олимпийки, иногда ещё со светоотражающими элементами, были модными в то время — не знаю, правда, как сейчас. Рубашка была заправлена в белые широкие брюки спортивного покроя. В ушах серьги, на пальцах кольца — всё как всегда. Что до Чонгука, тот был в широченных, как парашюты, классических брюках песочного цвета и в такой же светлой водолазке. Он обожал песочный цвет, а ещё любил сочетать его с чёрной кожаной тканью. В классической одежде он вообще ходил буквально всегда, когда не работал, и особенно предпочитал водолазки в обтяжку — в них было видно, как он здорово сложен. Я поняла, что сильно поторопилась, когда списала Чон Чонгука со счетов в прошлый раз — он тоже имел страсть к нарядам, пусть и не таким эпатажным.       Вскоре мы доехали до Скворечника, оставили машину на дороге неподалёку от двора и направились в дом. Дождик всё ещё накрапывал, противный и мелкий, однако, надо отдать ему должное, тёплый. Меня впервые провели на второй этаж, где за одной из дверей оказалось пустое помещение: маленькая, но светлая комнатушка с белыми стенами и глянцевым паркетом. Там передо мной появился Пак Чимин. Его мраморное, как у статуи, лицо — ничего не выражало. — Привет, — бесцветно выдал он, — я был немного груб с тобой в прошлый раз?       Бывает, людям случается обладать до того мягкими, милыми и округлыми чертами, что даже это делает их похожими на детей и, разумеется, у всех вокруг вызывает восхищение. Но тем страшнее, если вдруг по какой-то причине они напускают на себя серьёзный, отчужденный и холодный вид. Пак Чимин был как раз таким. Он походил на куклу, никак внешне не выражающую свою неприязнь, а всё-таки жуткую, с маслянистыми глазами. Да, всё дело было в его глазах, я думаю, — а если точнее, во взгляде, будто скрывающем тайную враждебность ко всему окружающему. — Да, был, — сказала я, изо всех сил имитируя спокойствие.       «Он надеялся, что я стану отрицать?» Улыбка коснулась уголков губ Пак Чимина. «То-то же, — подумалось мне, — трюк не прокатил». — Ну, если так… — сухо произнёс он, будто сам не особо в это верил, — тогда извини. У меня не было намерений тебя обидеть. — Хорошо, — ответила я всё таким же ровным тоном, — прощаю.       Не «ничего страшного», не «забудь об этом», а «так уж и быть — прощаю». «Ты хочешь общаться вот так? — продолжала я про себя. — Я тоже так умею». В школе я никогда не слыла Королевой Выпускного, но и изгоем отнюдь не была. Попытки подначить меня, если таковые случались, обрывались мною быстро и безапелляционно. При всём многоцветии моей социальной неловкости, в обиду себя я не давала и на любую агрессию реагировала жёстко. — Отлично! — Чонгук с такой силой треснул Чимина ладонью по спине, что тот едва не поперхнулся. — Теперь мы всё уладили.       Я перевела взгляд на смотревшего на меня Тэхёна, надеясь, что он прочувствует мою немую благодарность. Всё-таки получить это злосчастное извинение было приятнее, чем я ожидала. Отчасти приятно было именно потому, что Тэхён выбил его из этого заносчивого типа, и тому пришлось поддаться.       Конечно, уладили мы всё только на словах. В лисьих глазах Пак Чимина не прибавилось тепла, да и мне он не стал более симпатичен. Однако он действительно стал учить меня вальсу, причём подошёл к этому делу со всей серьёзностью. Насколько я успела заметить, танцы для него много значили. — Ключевой момент вальса, как и любого другого танца — чувство ритма, — объявил он, выйдя в центр комнаты, вытянувшись и обняв руками воздух, как если бы вёл партнёра. — Научишься чувствовать ритм, и дело будет за малым. Всё остальное: приставные шаги, техника и даже грация — решится на раз-два. Вальс этого бала достаточно прост. Выполняется вот так: раз-два-три, раз-два-три, раз-два три… — он закружился в такт своему счёту по центру комнаты.       Должна признать, в танце он был прекрасен. Из каждого его движения следовало бы сделать макет и поместить в музей. Даже когда он просто вертелся без музыки, он походил на плывущего по воздуху лебедя. Я не могла этого отрицать, хоть он мне и не нравился. И я бы даже спросила у него прямо тогда, занимался ли он где-то, не будь он таким неприятным.       Когда закончил демонстрацию, Чимин стал показывать, как нужно переставлять ноги. Уже здесь начались проблемы — я то и дело ступала куда-нибудь не туда и всё время какой-нибудь не той ногой. Тэхён и Чонгук, которые уселись в углу комнаты на полу, повеселились на славу. Когда я в очередной раз попыталась правильно переставить ноги и провалилась под их хихиканье, Чимин вышел из себя, развернулся к ним и сказал: — Наружу.       Они сначала не согласились, но он надавил. Мол, мне из-за них не сосредоточиться. Тогда им, к моему ужасу, который я отчего-то предпочла скрыть, пришлось послушаться. — Мы подождём внизу, — сказал Чонгук.       А Тэхён долго ещё на нас поглядывал и напоследок наказал товарищу: — Веди себя прилично.       Мы с Чимином остались наедине. — Так, — повторила я, умом снова возвращаясь к движениям. — Значит, нарисовать квадрат и двигаться по его траектории. — Давай уже попробуем вместе, — объявил он.       Я даже сказать ничего не успела, как он приблизился ко мне, правильно поставил мои руки и повёл в танец. «Левая нога вперёд… теперь правая, — крутилось в моей голове, — теперь влево, теперь опять вперёд». Ничего не получалось. Танцем это можно было назвать разве что с натяжкой. Скорее, это было замысловатое хождение по комнате. — Почему ты согласилась пойти? — спросил Чимин. — Ты же не умеешь этого делать.       Я подняла на него глаза и увидела красную надпись на древнегреческом языке у него на шее. — Решила, что это весело. — Танцы? — он двинул бровью. — Или Тэхён?       «Прямое попадание». — И то, и другое, — не стала отнекиваться я, — а какие у тебя с этим проблемы?       Он пожал плечами. — Никаких.       Я нахмурилась. — Что-то непохоже.       Улыбка коснулась его губ, но не глаз. — Я тебе ничего плохого не говорил, так что всё это доводы. — Я слышала всё, о чём вы говорили в прошлый раз. Это не только доводы. Но ты, по-моему, и так прекрасно это знаешь, так что я не понимаю, зачем ты корчишь из себя дурака.       Чимин смотрел куда-то над моей головой. Я оступилась и сбилась с ритма — опять. Мы начали по новой. — Я знаю, что ты слышала, — в конце концов ответил он, — и потому надеялся, что этого тебе будет достаточно, чтобы обидеться и не приходить больше. — Я задам свой вопрос ещё раз: какие у тебя с этим проблемы?       Чимин вздохнул. — И до этого было много трудностей, а своим несвоевременным появлением ты пополнишь их список. — Я? — изумилась я. — При чём здесь вообще я?       Внезапно Чимин остановился, одной ладонью осторожно обхватил мою шею со стороны затылка, а вторую, прежде чем я успела закричать, плотно прижал к моим губам. — Слушай меня внимательно, — тихо произнёс он, — отвечай на каждый мой вопрос честно. Поняла?       Я похолодела, но отчего-то нашла в себе сил только безвольно кивнуть головой. У Пак Чимина были удивительно холодные, цепкие руки, и хватались они с такой жесткостью, что можно было тактильно прочувствовать всё его безудержное отвращение. Казалось, он мог сломать мне шею так же легко, как мог бы проломить соломинку — одними только пальцами. И ему словно бы приходилось сдерживать себя, чтобы так и не поступить. — Много Тэхён успел тебе рассказать? — тихо прошипел он.       Я отрицательно покачала головой. — Ты знаешь, кто мы такие?       «Телохранители?» Что-то подсказывало мне, что будь оно так — он не стал бы спрашивать. Поэтому я снова покачала головой. — Но ты догадываешься? — прошептал Чимин, приблизившись настолько, что весь мир сузился до двух глаз, смотрящих с необъяснимой злобой.       Ему пришлось долго ждать ответа. Он дышал так же громко и часто, как я — разве что не от страха, а от ярости и нетерпения. Шея побаливала. Мне было непонятно, какой вариант ответа будет самым безопасным. Поэтому я выбрала честный. И кивнула головой. «Даже у самого наивного появились бы подозрения после такого вопроса, идиот ты несчастный». Желваки на его лице заходили ходуном, а глаза заблестели. Он вышвырнул меня из рук с такой силой, что я потеряла равновесие и чуть было не свалилась, но удержалась в последний момент, отлетев назад на несколько широких шагов. — Ты уйдёшь, — заключил он, — и оставишь Ким Тэхёна в покое, он сейчас нужен мне вменяемым. Мы найдём для бала кого-нибудь другого.       Я выпрямилась на ослабших ногах, потирая шею и приходя в себя. «Так это правда», — отдалось в уме. Тэхён действительно был тем, кем Намджун его обзывал. Хотелось бы мне прийти в неподдельный шок от таких новостей, но знаков было слишком много. — Кто вы такие? — спросила я.       Всё-таки мне нужно было знать. Нужно было, чтобы кто-то подтвердил вслух. — Проваливай отсюда. Мне здесь не нужны болельщицы с помпонами.       Злой он был, как бешеная собака. Я не понимала, чем сумела вызвать такую чистую, клокочущую злость. Возможно, он сам по себе был таким человеком, и всё-таки это было странно. — Говори, кто вы такие, иначе я буду болтливой, — выдала я, серьёзно вознамерившаяся докопаться до истины. — Всем расскажу, что ты мне тут устроил. И вообще расскажу всё-всё-всё, — зачем я так сказала, ума не приложу. Я толком и не знала ничего, чтобы можно было что-то кому-то рассказывать.       Чимин развернулся ко мне с круглыми глазами. Его ладони сомкнулись в кулаки. — У меня принцип, — прошипел Чимин, — я не обижаю женщин. — О, я вижу, что ты сама галантность, — глухо прохрипела я, не отнимая ладони от шеи. — Кто вы такие? Чем вы занимаетесь?       Я чисто механически бросила взгляд в сторону двери. От Чимина это не ускользнуло. — Думаешь, я не смогу тебя достать, даже если ты сейчас уйдёшь? — Не сможешь, да и не захочешь, — дерзко ответила я, — извини, твои манипуляции слишком очевидны. Ты, может, и злой, но на опасного не тянешь. Угрозу ты только изображаешь, чтобы от меня избавиться. — Тем не менее, ты хочешь сбежать. — Нет. Напротив, мне хочется поболтать именно с тобой. Потому что Тэхён не ответит на мои вопросы. — С чего ты взяла, что на них отвечу я? — С того, что я могу взамен пообещать, что буду молчать и ты больше меня не увидишь.       Здесь его взгляд дрогнул, но всего на мгновение. И снова — мраморная непроницаемость. — Хорошо, — почти торжественно провозгласил Чимин, — обещай.       В комнате воцарилась тишина. «Раз-два-три». Отличный получился танец. Если честно, до сих пор понятия не имею, что на меня тогда нашло. В последнее время я была сама не своя. Может, всё это вина дурацких стрессов. «Раз-два-три». А может, это всё влияние Ким Тэхёна. Он знал, как открывать все двери, и знал, что за ними находится. Могло ли это заставить меня верить, что он может знать и нужную мне дверь тоже? «Раз-два-три». Я вдруг позабыла обо всех элементарных наставлениях, которыми меня кормили с раннего детства. Позабыла о поучениях татуировщика, занудных и очень правильных. Всё оттого, что я наконец почувствовала этот трепет в груди, без которой жизнь казалась унылой и пресной. — Ну же, — поторопил Пак Чимин, — обещай.       Я продолжала хранить молчание. — Обещаю, что никому ничего не скажу, — пролепетала я. — И что больше здесь не появишься.       Тишина. Чимин улыбнулся, на этот раз во все тридцать два зуба, и его глаза превратились в две игривые щёлочки. В этом смехе было нечто, что заставляло поморщиться. — Не могу поверить, что я в этом положении, — светло хохотнул он сам себе, — из всех, кого он мог раздобыть в подобный момент, он выбрал ещё и вот такую.       Эти пространные мысли вслух я оставила без комментариев. — Я разрешаю тебе самой сделать предположение, — обратился Чимин уже ко мне с елейной улыбочкой. — Как думаешь, чем занимается Тэхён?       Я сглотнула накопившуюся слюну. — Вы какие-нибудь… бандиты? — Правильно.       Сердце заколотилось, как оголтелое. — Я так и знала, — прошептала я, — вы в какой-то группе? — Той самой, которая организационная преступная, — подтвердил Чимин, — да, именно так. Я злопамятный человек, Шин Рюджин. Если из-за тебя у меня что-то сорвётся, проблемы будут и у тебя, и у всех, кого ты знаешь.       «Сорвётся». Что это вообще значит? — Я никому ничего не скажу. Ничего лишнего не сделаю. Никуда не полезу. — Ты и без этого можешь навредить, — он крепко сжал челюсти. — Что-то ты не сильно удивлена. Ты одобряешь подобное? — Конечно, нет. — Тогда откуда такая безмятежность?       Тэхёну и Чонгуку было по восемнадцать, а вот Пак Чимину — двадцать один. Как-то раз Тэхён упоминал об этом. В тот день я и сама почувствовала, что он старше. — Тэхён… и Чонгук не кажутся мне плохими.       Чимин поджал губы. — Это заблуждение, что среди бандитов водятся одни плохиши. Со своими достоинствами, со своими недостатками — такие же обычные люди, как и все остальные. Тем не менее, обычно этого оказывается вполне достаточно, чтобы чистенькие птички вроде тебя визгливо пискнули и испарились в воздухе. — Такие же люди, как все остальные, — глухо продублировала я, проигнорировав часть про чистенькую птичку. — Но вы нарушали закон… правильно? Как именно? — Мы нарушаем закон, потому что не боимся попробовать, — холодно пропечатал Пак Чимин. — Большинство людей не нарушают закон, потому что боятся наказания, а не потому что ими движут их собственные нравственные качества. Так что нарушение закона не делает нас хуже или безнравственнее других. — Какие красивые оправдания для своих злодеяний. — Отлично. Я слышу, птичка уже пискнула, — он сухо усмехнулся, — теперь, будь так добра, испарись в воздухе. — Чем вы всё-таки занимаетесь? — отрешённо отозвалась я. — Что именно делаете? — Ну уж нет, — он совсем похолодел, — этого я тебе рассказывать не буду. У тебя, похоже, были сомнения. Надеюсь, я рассказал достаточно, чтобы лишить тебя их. Чимин прошёл к двери и открыл её для меня: — Уходи, — сказал он, — на сегодня твой урок окончен. Я оценил выбор Тэхёна. Ты очень красивая птичка. Но ты несёшь погибель на своём хвосте.