Тремор

Его разбудил щелчок — кажется, кто-то зашел в комнату. Андрей сонно зажмурился, что-то вяло промычал, тут же скривившись — горло было до ужаса сухим и болело. Боль, если честно, была абсолютно везде. Казалось, что по телу проехались танком, несколько раз подряд. Было странно, что он, вроде как, лежит на кровати, а не валяется размазанной тушей по асфальту. Кто-то сел рядом. Андрею захотелось отодвинуться, потому что по ощущениям, он был весь потный и грязный, но для подобного нужно было слишком много усилий, а это казалось излишним. Что-то, что выше его возможностей прямо сейчас. Мысли были заторможенные и муторные, голова — тяжелой. Что-то маячило на краю сознания, какая-то тревога, беспокойство о чем-то, но Андрей никак не мог уловить о чем именно. Вдруг почувствовал как ко лбу прикасается ладонь — чуть суховатая кожа, но приятная прохлада. Захотелось задержать руку подольше, но для этого нужно было что-то сделать. Это сейчас бы не вышло, если честно. Снова что-то промычал — то ли хотел попросить воды, то ли просто планировал сообщить о том, что ему хреново. Сам не разобрался, но почему-то искренне надеялся, что его поймут. Нужно было еще поспать. Он так сильно устал. Так сильно. В комнате было приятно темно, еще до ужаса жарко, хотя его ноги замерзли. На самом деле, тело подавало тысячу противоречивых сигналов, но он точно не мог осознать все это прямо сейчас. — Проснись и пой, Андрюша. Тебе снова нужно пить таблетки. Голос звучал почему-то устало. Знакомо — Андрей только не мог понять, кто это. Точно не Валера. И не Саша. Кто тогда? Беспокойство нарастало. Андрей заторможенно моргнул, с трудом разлепляя слипшиеся веки. Суворов сидел напротив. Суворов. Блять? Андрей вздрогнул, с ужасом уставившись на него. Марат выглядел странно — до неприличия взъерошенные волосы, растянутые темные шорты, помятая и порванная во всех местах серая майка. Какого хера? Откуда тут Суворов? Мозг подкидывал ему непонятную кашу из воспоминаний: он лежал на скамейке, потом дошел в универ. Там была самостоятельная, Суворов, что-то было еще про машину, портфель. Где он сейчас? Андрей растерянно проморгался, пытаясь получить хоть какие-то ответы по комнате. Ничего не понял, да и окружение немного размывалось у него в глазах. Ну, тут чисто, светло даже, в интерьере он особо в целом не разбирался. Тумбочка рядом с кроватью, на ней какие-то часы, почему-то градусник, таблетки, стакан с водой. Понятно не стало. Вещей тут вообще никаких видно не было, очевидно, все было в шкафу. Да и сконцентрироваться на деталях комнаты не выходило - голова болела, глаза слипались и увиденное проанализировать не получалось от слова совсем. — Долго будешь осматриваться? Я так понимаю, ты нихрена не помнишь, да? Андрей уставился на Марата — тот знакомо ухмылялся, разглядывая его до жути весело. Вся эта ситуация ему, кажется, очень нравилась. Не удивительно — это же не он очнулся хрен знает где, непонятно почему. — Что… Где я? Собственный голос звучал ужасно — хрипло и низко, царапая звуками горло. Марат склонил голову набок, насмешливо прищурившись: — Никаких идей? Серьезно? Андрей растеряно вздохнул, снова оглядываясь. Соображал он до жути медленно и тяжело, понимания ситуации не было вообще. Память отчаянно отказывалась сотрудничать, а голова работать. Попытался сесть, с трудом, едва-едва приподнимаясь — Марат не позволил, прекращая вялые попытки. Прижал его плечи к кровати, раздраженно нахмурившись: — Лежи смирно. Ты сейчас абсолютно бесполезен, так что мои старания хотя бы не просри. Андрей уставился на него, нервно сглатывая: почему-то все закружилось, мешая сфокусироваться на лице Суворова. Херово дерьмо. Его тело подводило совсем не вовремя. — Ответь. Что случилось? На самом деле, показывать собственную беспомощность было неприятно. Вот только цепляться за остатки гордости в таком состоянии не получалось — он с трудом мог просто лежать. О чем еще тут говорить? Марат вздохнул, снова садясь ровно. Андрей почему-то на мгновение захотел вернуть его обратно, поближе — глупое, бесполезное желание, от которого стало почти что стыдно. — Ты притащился в универ с температурой. Я благородно решил отвезти тебя домой, чтобы ты не откинулся по дороге, но не вышло — ты вырубился у меня в машине и тебя совсем развезло. Пришлось отвезти тебя к себе. Хотел, конечно, бросить на улице, но… — Марат равнодушно пожал плечами, глядя куда-то в сторону: — В общем, как-то так. Андрей растерянно выдохнул, ощущая как горят щеки от небрежных слов Суворова. Блять. Вот как это так вышло-то? Стыд накатил лавиной — это как так умудриться надо было? И это получается… Марат ему помог? Мысль казалась огромной, поглощающей и, почему-то, бессмысленной — словно пытался думать на другом языке. — Почему? Вопрос сорвался с губ против воли, как-то неосознанно. Это на самом деле многое говорило о его самоконтроле прямо сейчас, но вернуть это назад уже не мог. Как и разъяснить суть вопроса — становилось до жути неловко, что вообще что-то сказал. Сердце колотилось в груди как бешеное, почему-то казалось, будто Суворов сейчас это слышит. Чувствует. Знает, насколько Андрей сейчас уязвим. Марат его, наверное, понял. Посмотрел пристально, его лицо стало совсем непроницаемым и до странности серьезным: — Просто так. Тоже думаешь, что стоило оставить тебя где-то на дороге? Слова звучали жестко и грубо. Вот только почему-то неприятного Андрей в этом ничего не услышал — звуки не имели смысла, предложения тоже. Что-то было под всем этим, какое-то значение, до которого прямо сейчас он точно не мог дойти. Головная боль все нарастала. Наверное, из-за краткой вспышки беспокойства. Почему-то прямо сейчас, когда Марат вот такой — уставший, раздраженный и удивительно серьезный, было до странности легко ему довериться. — Спасибо. Вышло скомкано и криво. Хрипло — голос и правда сел. Горло болело до ужаса, даже дышать было тяжело. Андрей прикрыл глаза, вдруг ощущая, как начинает расплываться комната вокруг. Он так устал — ему просто нужно немного отдохнуть и потом у него будут силы со всем этим разобраться. Не прямо сейчас. Марат же сказал ему лежать, да? Значит, все в порядке? Он хотел остаться. Сейчас, когда внутри все было так спутанно и криво, было до ужаса просто признаваться в любых своих слабостях. Даже самых неправильных. — Потом отработаешь. Тебя опять вырубает, — рядом послышались какие-то странные звуки, Андрей с трудом распахнул глаза, уставившись на неожиданно появившуюся под носом таблетку и стакан воды. — Пей. У тебя снова растет температура, а бегать еще хер знает сколько, вокруг тебя, я не собираюсь. Андрей подчинился — с трудом приподнял голову, схватил таблетку с чужой ладони сухими губами. На секунду, показалось, что в глазах Марата мелькнуло какое-то удивление, что-то темное и горячее, словно он совсем не ожидал от него такого жеста. Почему? Сам же предложил. Анализировать не хватало сил. Все еще оставался поверхностный стыд от того, что Суворов придерживает его затылок и стакан, поит, словно он беспомощный ребенок, но ничего большего уже не было. Нужно было еще поспать пока получается, без кошмаров, в этом чудовищном мареве жара и боли. Все в порядке. Бывало ведь и хуже. Вода ощутилась благословением — Андрей жадно выпил до дна, и обессилено упал на подушку, ощущая себя почти человеком на мгновение. Суворов разглядывал его, абсолютно непроницаемо, почти равнодушно, только что-то едва уловимое выбивалось из этого показного спокойствия. Понять бы что именно. Сейчас все равно не мог. — Поспи. Если что — не кричи, мне самому нужно выспаться. Марат поднялся с кровати, Андрей проследил за ним поплывшим взглядом, чувствуя, как настойчиво требует сна его тело, как поднимается жар и дрожь, как боль нарастает, скапливаясь в висках и костях. Чуть-чуть подождать, пока лекарство подействует и будет нормально, да? Может, Суворов ему яд подсунул. Андрей все равно не мог найти в себе силы об этом беспокоиться. Хотелось его позвать, поблагодарить, сказать, что ему и правда неловко, что так получилось. Хотелось его остановить, чтобы Суворов лег рядом, прогоняя этот бесконечный холод, что полз мурашками по коже. Андрей промолчал, слушая, как закрывается за Маратом дверь. Уставился в потолок, ощущая как усталость наваливается толстым одеялом на его измученное тело. Что-то мелькало вспышками в его сознании — руки на его ребрах, тихий и мягкий шепот, ласковый поцелуй, всего один, в его нахмуренный лоб. Что-то, едва уловимое и бредовое. Андрей все равно не помнил. Может и не хотел. Не прямо сейчас, когда оставался на грани между сном и бодрствованием, разбитый и разломанный. Полутьма комнаты была такой успокаивающей. И этот запах — убаюкивал, ввинчиваясь в ноздри, вызывая легкую улыбку. Странно, что он не понял все сразу — пахло Суворовым. Ему нравилось.

***

Второе пробуждение было лучше и хуже одновременно. Он чувствовал себя немного адекватнее в целом, но адски хотелось в туалет и тело все еще ломило. Сонно померил температуру, надеясь на что-то нормальное. Вышло близко — тридцать семь и четыре. В принципе, жить можно. Как и свалить отсюда. Пользоваться гостеприимством Суворова было плохой идеей. Но почему-то привлекательной. Андрей с трудом сел, вяло потирая потный лоб. Огляделся, на этот раз внимательнее — почему-то была жалкая надежда заметить хоть что-то интересное в комнате. Осмотр ничего такого не показал, видимо, Марат все убрал, либо хранил свои секреты в другом месте. Где он сам, кстати? Уступил, получается, свою спальню, да? Было почти приятно об этом думать. Почти — мешал насладиться стыд. Вещей тут и правда не было никаких. Практически стерильная чистота, удивительная для хаотичного Марата. А где его, кстати? На нем была какая-то майка, размера на два больше в плечах, зеленая и с кривыми английскими надписями черным шрифтом. Андрей эту майку первый раз видел. Трусы на нем были его собственные, но штаны тоже испарились. То есть, Марат его переодел. В груди медленно, но верно, зарождался ужас. Какой тут этаж? Ему срочно нужно выйти. Даже на мгновение забыл об острой потребности выйти в туалет. Паника нарастала со стремительной скоростью, вытесняя даже усталость. Марат видел его шрам. Пиздец. Сраный ужас. Он вообще не мог сейчас думать ничего цензурного. Ему нужно срочно убираться отсюда. Может, сбежать из страны в целом. Помогите, ну. В ушах нарастал шум от беспокойства, мерзкая дрожь вернулась с утроенной силой, стоило ему с трудом достать голые ноги из-под одеяла. Андрей сухо сглотнул, снова беспомощно оглядываясь. Почему-то мозг зациклился на темной ткани простыней, до странности приятных. Что-то похожее на шелк, наверное. Марат видел его шрам. Нужно было где-то откопать свою одежду и найти портфель. И телефон. Хотя, что-то из этого он, вроде как, потерял еще до появлении на паре. Андрей уставился взглядом на темный, массивный шкаф напротив, мысленно пытаясь прикинуть насколько будет вежливо там рыться. И каковы шансы, что его вещи и правда там. Марат видел. Пол был до ужаса холодным — сразу же захотелось лечь обратно на кровать и спрятаться от всего мира под одеялом. Как в детстве — укрыться с головой и отчаянно верить, что монстры точно не смогут разрушить эту хлипкую защиту. Шрам. Голова все еще кружилась и болела. Ему все еще нужно было в туалет. Вот только двигаться не получалось, потому что паника накрывала с головой, мешая связно мыслить. Как будто бы он такое сейчас мог — остатки температуры лишали его такой возможности. Он не знал точного адреса суворовской квартиры. Время он тоже не знал — быстрый взгляд в окно мало что подсказал. Было темно, но сейчас дни до ужаса короткие. Никаких ответов Андрей не получил в итоге, только новую порцию паники. Все это не помогало. А что могло? Марат видел его шрам. Можно было соврать, что это после операции. Только нужно было придумать какой именно, чтоб наверняка. Сейчас он не был на такое способен. Суворов, получается, играл с ним в доктора все это время. Откуда вообще этот порыв? В нем до этого не было замечено никакого благородства. Андрей с трудом встал, пошатываясь. Ноги ощущались до жути слабыми, хрупкими — любое неверное движение и сломаются. Слабость в целом была ужасной — даже не помогал расползающийся по венам адреналин от ситуации. Марат. Шрам. Блять. Стоило ли надеяться, что Суворов нихрена не заметил? Что ему вообще нет дела, до такой ерунды? Андрей с отчаянием утопающего вцепился в эту мысль, с трудом шагая к двери. Сначала в туалет. Потом… потом он найдет свои вещи и уйдет. А после… В коридоре было темно. Намного темнее, чем в комнате — мрак в ней разгонял неровный свет фонаря из окна. Андрей вяло проморгался, с трудом различая очертания обуви около входной двери, крючки с одеждой на стене. Еще один шкаф справа, в этот раз с зеркалом. Собственное отражение на миг напугало — он совсем не узнал себя без света. Где-то должен быть включатель. И туалет — низ живота уже болезненно тянуло. Почему-то замер. Вглядывался в собственный силуэт, несколько секунд, ощущая себя до ужаса неправильно. Словно он тут чужеродный, неподходящий элемент. Прислушался. Слева, чуть дальше, была закрытая дверь, с небольшой полоской света около пола. Значит, Марат был там. И, наверное, не спал, но звуков от него не было никаких. Мысль напугала, отзываясь напряжением в животе. Захотелось снова шагнуть в комнату, закрыться и спрятаться в уюте кровати. Имел ли он на это право? Точно нет. Не стоило пользоваться чужим гостеприимством. Впереди, напротив, до удивительного далеко, увидел еще одну дверь. Коридор там заворачивал, так что, наверное, дальше была кухня. Вдруг со стыдом подумал, что ему интересно. До жути любопытно осмотреть тут все, узнать про Суворова хоть что-то. Сейчас это было невозможно, во тьме мало что было видно. Но все равно — желание грызло, тянуло изнутри. Андрей поморщился, ощущая как дрожь нарастает в теле, напоминая о его температуре. Двинулся вперед, стараясь оставаться тихим — видеть Марата был не готов. Вот только как этого в итоге избежать, в его же квартире? Он тут, кстати, один жил, да? Вроде, что-то такое Марат сказал ему тогда, в актовом зале. Казалось, что та ситуация была вечность назад. Давно и неправда. Дверей напротив было две — первая, которую открыл, вела в ванну. Спасительный туалет был рядом. Андрей почему-то побоялся включать свет, вначале. Застыл, просверливая взглядом включатель. Почему-то подумал, что если нажмет, то Суворов тут же выскочит к нему навстречу. С другой стороны, в темноте он рисковал промазать. А вот за это Марат бы точно свернул ему шею — Андрей сам поступил бы также. От яркости резало глаза и почему-то захотелось спрятаться с утроенной силой. Андрей ненавидел болеть. И вот эту всю ситуацию, тоже. После облегчения стало чуть лучше. И хуже — стало понятно, что всю доступную его телу энергию он проебал на эту скромную прогулку. Андрей нажал на смыв, автоматически, совершенно не задумываясь и только потом осознал, что, вообще-то, это вышло до ужаса громко. Вот с таким звуком и слились все его надежды на лучшее. Какая же прелесть. Почему-то стало истерически смешно. Еще веселее, когда услышал шаги из коридора — Суворов, видимо, избегать его не хотел. Андрей привалился боком к стене, натягивая трусы обратно. Замер — малодушно хотелось остаться тут и никуда больше не выходить. Сделать вид, что так и надо, а он просто неудачное дополнение к интерьеру. Вцепился пальцами в шрам, царапая поврежденную кожу сквозь тонкую ткань чужой майки. Было холодно, но, кажется, температура на этот раз была не при чем. Прислонился виском к прохладной плитке стены, прикрыл глаза. Сейчас, пока Марат находится за спасительной преградой двери, пока у него еще есть возможность притвориться, что все нормально, он пытался набраться сил перед предстоящей встречей. Успокоиться. Вдох-выдох. Вот только все это совсем не помогало. Было как-то проще, когда температура была повыше. — Ты там живой? Андрей вздрогнул от ядовитой насмешки, от его голоса — хриплого и почему-то до странности далекого, — на мгновение, впиваясь ногтями сильнее, почти надеясь, что почувствует боль. Марат видел его шрам. Марат привез его к себе домой. Все это, на самом деле, ощущалось немного нереальным. И пугающим. Андрей искренне ненавидел эту ситуацию. И все же вышел. Марат ждал его около двери, прислоняясь, расслаблено, к стене и включив в коридоре свет. Андрей растерянно уставился на него, отмечая взъерошенные волосы, уже знакомую серую майку и растянутые домашние шорты. Марат усмехался — ленивая, почти небрежная поза, почему-то делала его похожим на хищника. Он все еще выглядел немного уставшим, но почему-то довольным, до странности веселящимся. Неужели Суворов не спал все это время? И сколько это? — И как самочувствие, солнышко? Стало лучше? Андрей растерянно пожал плечами, вытирая вспотевшие вдруг ладони о собственные бедра — Марат проследил за этим жестом задумчивым взглядом. Неловкость все возрастала, ширилась, смешиваясь со стыдом и страхом. До этого внутри было сотни вопросов, тысяча слов, что собирался сказать. Что-то о том, что ему пора, но он благодарен и ничего обсуждать не будет. Вот только сейчас в голове было пусто. Херова пропасть, потому что Марат выглядел другим — домашний, спокойный, абсолютно незнакомый и чужой. Было до ужаса непонятно как с ним таким взаимодействовать. Андрей поежился, ощущая как мурашки проходятся по телу табуном, напоминая о температуре. Марат заметил. Криво усмехнулся, отталкиваясь от стены и указывая в сторону спальни: — Иди ложись. Сейчас принесу тебе что-нибудь из еды и чай. Андрей нахмурился, переступая на пятках. Нерешительно покачал головой, пытаясь собрать мысли воедино: — Спасибо, но… Суворов закатил глаза, перерывая его слабые возражения взмахом руки: — Давай ты не будешь меня бесить, ладно? Так сложно послушно лечь в кровать и заткнуться? Андрей растеряно потер запястья, почему-то ощущая ломоту в суставах. Херова температура, ему начало казаться, что от волнения и прохлады квартиры она начинала снова расти. Может быть. Или это от взгляда Суворова на его теле — медленного, почти равнодушно-спокойного. Словно он просто его осматривал, отмечая какие-то, одному ему понятные, детали. — Не сложно, просто… То есть… Андрей прервался, замечая, как взгляд Суворова становится совсем насмешливым — темный, немного пренебрежительный, он пронзал до костей. Было до ужаса стыдно стоять перед ним вот так — едва одетым, слабым и дрожащим. Уязвимым. Так как никогда до этого. — Давай проясню, пока ты не перенапрягся окончательно, — Суворов подошел ближе, становясь вдруг поразительно серьезным, до крайности непроницаемым. — Я потратил херову кучу усилий, пытаясь привести тебя в порядок. Тебе сейчас было бы неплохо все это не проебать, ладно? А потом, когда будешь в норме, можем обсудить как именно ты будешь все это мне отрабатывать. — Я не просил о помощи. Слова вырвались резко, почему-то прозвучали почти отчаянно. Не так гордо и спокойно, как ему хотелось. Болезнь все еще спутывала ему мозги, оставляя его обнаженным и распахнутым перед Суворовым. Беззащитным — Андрей уж точно сейчас был не в силах делать вид, что все происходящее его не волнует. Марат усмехнулся, склонив голову набок: — Ой. Какая жалость — тогда иди и убейся об стену, чтобы вернуть все как было. В том состоянии, в котором я тебя подобрал, ты уже не был способен на внятные просьбы, — затем Марат снова махнул ему в сторону комнаты, его голос стал почти ледяным: — Иди и ложись. Мне не очень весело уговаривать тебя прямо сейчас. Андрей покачал головой, уставившись на стену — обои темные, в надписях. Взгляд цеплялся за россыпь английских фраз, пока он старательно пытался начать соображать хоть что-то. Получалось так себе. — Тебе не нужно, что-то делать дальше. Я могу уехать. Марат закатил глаза, перекатываясь на пятках — Андрей видел его боковым зрением, упрямо избегая смотреть в упор. Чтобы не чувствовать себя настолько жалким и беспомощным. Чтобы не пялиться во все глаза, пытаясь запомнить его таким. Домашним. Как будто открытым — чуть больше, чем в универе. — Конечно, можешь — ты стоишь с трудом. Честно говоря, даже интересно посмотреть как ты попробуешь. Я предлагаю делать ставки: сможешь ли ты хотя бы выползти из подъезда, или свалишься где-нибудь на лестнице. Пересчитаешь шеей ступеньки, чтобы доказать свою правоту, или все-таки ляжешь в кровать? Андрей открыл рот, думая что-то ответить, что угодно, чтобы вернуть себе хоть каплю самоуважения. Закрыл — Суворов смотрел на него насмешливо, словно он вел себя как маленький ребенок прямо сейчас. Почему-то от этого стало хуже. Создавалось ощущение, что он что-то упускает и действительно ведет себя как идиот. Почему-то хотелось из чистого упрямства пойти и начать искать свои вещи, чтобы затем уйти, презрительно хлопнув дверью. Вот только. Блять. Марат смотрел и под всей этой насмешкой все еще была усталость. Суворов и правда ему помог. И видел его шрам. И все равно продолжал помогать. Это что-то значило, верно? Не знал, но сил спорить и сопротивляться сейчас не было. Суворов, если честно, был абсолютно прав. Андрей поморщился, кивнул, чувствуя себя удивительно плохо. Заметил секундное удивление в глазах Марата, словно тот согласия от него совсем не ждал. А чего тогда? Думал, что в нем хватит бесполезного упорства, чтобы отстоять свою точку зрения? Обычно, да. Вот только сейчас ничего доказывать не хотелось. Марат прошел мимо него в молчании, направляясь на кухню. Андрей не обернулся. Деревянно дошел до спальни, чудом смог включить свет, прежде чем упал на кровать. Мягко. А под одеялом еще и тепло. Скрутился в комочек, уставившись растерянно в окно. Обхватил себя руками в тщетной попытке сдержать дрожь и согреться быстрее. Было до ужаса стыдно, страшно, он вообще не понимал чего сейчас ожидать и на что рассчитывать. А еще — в груди медленно, но верно зарождалась надежда. Марат о нем… заботился? От мысли стало почти смешно и до крайности неловко. Неправильно — будто Суворов и забота не уживались в одной реальности. Так-то да. Или уже нет. Думать было тяжело. Эмоций было много, они наползали друг на друга, смешиваясь в маленький ураган у него в груди. Все еще было плохо, тело все еще подводило. Он не мог все это осознать, не мог адаптироваться к ситуации, а вся его защита, привычное и знакомое внешнее равнодушие, куда-то испарилась. На это просто не было сил. Вообще. Андрей тихо выдохнул, комкая пальцами рукава майки. На мгновение, позволил себе уткнуться носом в подушку, ощущая запах Суворова — сильно и ярко. Что-то древесное, терпкое, яростное. Удивительно ему подходящее. Прислушался — на кухне шумел чайник, кажется, Марат открывал холодильник. Было почти легко притвориться, что все это, вдруг, для него привычно и знакомо. Херова мечта, о которой даже не подозревал до этого. Даже не знал, что ему такое нужно — лежать в постели, пока Суворов готовит еду. Бля. Нихера его сейчас размазало, да? Почему-то стало тоскливо. Он ведь не хотел сейчас уходить. И вот это все ему приятно — то, что Марат делает. Все это. Его все еще знобило, все еще ломило кости и накрывало усталостью. Но на секунду, всего на одну, было нормально. Потому что Марат же его не бросил. И даже сейчас, грубо и жестко, он все равно помогал. Андрей вдруг ощутил себя беззащитным. Хрупким, словно все это его истончило, довело до края. Почему-то глаза начало жечь — все, что происходило последнее время, навалилось на него, нахлынуло, заставляя тревожится. Лезвие у горла, Суворов, Настя, кошмары. Он так устал. Так сильно. Вдруг подумал, что хер с этим. Какая уже разница? Марат, кажется, видел его в худшем состоянии, его самый страшный секрет тоже. Суворов, в целом, с ним что угодно сейчас сделать мог — у Андрея совсем не было сил сопротивляться. Он и не хотел. Потому что слишком заебался от всего этого. Мысли становились совсем путанным, бессвязными. Андрей прижал холодные пальцы к шее, все еще мечтая согреться. Он так устал от холода. И дело не только в температуре. Шаги сзади напугали — Андрей совсем потерялся в своих мыслях и этом странном, муторном состоянии. Марат сел с ним рядом, что-то поставив на тумбочку. — Еще херово? — его голос был спокойным, почти мягким. Андрей прикрыл глаза, кивая. — Садись. Тебе нужно поесть, померять температуру и выпить хоть что-нибудь. Поворачиваться не хотелось — почему-то казалось, что это означает вернуться в напряженное противостояние между ними. И все же подчиниться было до ужаса легко. Что-то сейчас было странным, почти гипнотическим между ними, будто Марат приобрел какую-то невиданную до этого момента над ним власть. Андрей сел, замечая, как Суворов что-то нажимает на появившемся из ниоткуда белом пульте — свет в комнате стал приглушенным, мягким. Волшебная, успокаивающая полутьма — для его глаз это сейчас было почти блаженством. Марат сидел напротив, расслабленный и усталый. Что-то в нем было другое, более мягкое, будто дома он автоматически становился куда спокойнее, чем на людях. Может быть. А может, на нем просто сказывалась бессонная ночь. Или сколько прошло? — Сколько сейчас времени? Андрей спросил хрипло, с трудом устраиваясь как можно ровнее — получалось так себе. Тело все еще было неуклюжим и слабым. Поход в туалет и правда отнял много сил. Марат бросил на него нечитаемый взгляд, протягивая тарелку с гречкой и котлетой: — Шесть утра. Ешь. Андрей нахмурился, осторожно беря тарелку в руки и устраивая ее на коленях. Он думал, что прошло куда больше. Да и по темноте на улице, ошибочно решил, что уже ночь, только следующего дня. Это во сколько он до этого очнулся? Вечная темнота осени действительно сбивала с толку. Марат устроился удобнее, протягивая ему следом градусник. Андрей послушно засунул его подмышку, вяло хватаясь дрожащими пальцами за вилку. Еда казалась приятной, но знал, что много съесть не получится — голода не чувствовал совсем. Молчали. Суворов смотрел куда-то в сторону, лениво и расслабленно, словно во всей этой ситуации не было ничего удивительного. Может для него и нет — Андрей с неожиданной желчью представил, как Марат занимается подобной благотворительностью каждый день, приглашая к себе абсолютно незнакомых людей с улицы. Напряжения не чувствовал. Было только смутное беспокойство и липкая, муторная боль в висках. Потянулся за кружкой, что стояла на тумбочке — Марат заварил ему терафлю. Андрей на мгновение скривился, отпивая: этот вкус он не любил с детства. Суворов молчал. О чем он думал? Андрей не знал, но очень хотел бы. В голове было столько вопросов, столько бессвязных, запутанных мыслей. Он не знал как ко всему этому подступиться, за что переживать в первую очередь, как вообще начать разбирать этот запутанный клубок внутри. Целая ночь. Марат возился с ним все это время, пока Андрей безвольным телом валялся у него на кровати под температурой. Это все казалось запутанным сном, из тех, что оставляли на утро ощущение недоумения: надо же такому привидеться. Вот только это реально. Удивительное, невыносимое настоящее, которое все еще не мог уложить в голове. Почему-то хотелось извиниться — за доставленные неудобства, за все вот это. Только слова замирали в горле, растворяясь в больных стенках глотки. Не было ни единого шанса, что он сможет это все озвучить прямо сейчас. Градусник запищал, заставляя вздрогнуть — звук резанул по ушам. Андрей про него как-то забыл, разглядывая Суворова и пытаясь засунуть в себя как можно больше еды. Тридцать семь и восемь. Не так плохо, как могло бы быть. Марат, наверное, подумал также, если судить по его взгляду. Андрей запрокинул голову, прижимаясь затылком к мягкому изголовью кровати. Все еще знобило. И еда больше не влазила, как и питье. — Я и правда благодарен, что ты, ну, — Андрей пожал плечами, уставившись в потолок и тщательно подбирая слова. — Помогаешь. Спасибо. Ты не обязан. — Очевидно, — Марат хмыкнул, вдруг толкая его ладонью по ноге. — Двигайся. Мне так сидеть неудобно. Андрей настороженно взглянул на него, но все же сдвинулся — с трудом, старательно удерживая тарелку и искренне надеясь, не развернуть ее на кровать. Марат сел рядом, удобно соприкасаясь с ним боком — устойчивая линия тепла, к которой хотелось прижаться поближе. Андрей сглотнул, уставившись на гречку и вяло тыкая в нее вилкой. Почему-то вдруг ощутил себя беспокойней, словно близость Суворова делала его еще более уязвимым, чем до этого. Хотя казалось бы — куда больше? — Я не помню, что было до этого, — осторожно начал Андрей, отказываясь смотреть на Суворова. Марат расслабленно откинулся на подушку, разглядывая Андрея. Его взгляд — темный и непроницаемый, казалось оставлял следы на коже, заставляя немного поерзать от смущения. Сейчас и правда не получалось контролировать реакции своего тела. Никакие. Вообще. — Как я и говорил, ты заснул у меня в машине. Пиздел какую-то ерунду по дороге, про свой портфель, непонятную беседку и туалет. Еще спрашивал собираюсь ли я тебя закапывать и трижды повторил слово горечь, когда я спросил твой адрес. Андрей стиснул зубы, чувствуя, как стыд накрывает с головой. Отчаянно захотелось спрятаться под кроватью или в любой другой темный угол и остаться там до конца времен. А еще лучше просто раствориться в воздухе. Прямо сейчас, чтобы окончательно. Упрямо потыкал вилкой в оставшийся кусочек котлеты, надеясь, что не покраснел. Спросил, пытаясь подготовить себя ко всему и чувствуя ухмылку Суворова кожей: — А потом? — А потом еще лучше, — насмешливо продолжил Марат, подвигаясь чуть ближе. — Мне пришлось заносить тебя к себе домой на руках, как принцессу. Тебе хоть понравилось? Андрей покачал головой, чувствуя, как достиг дна прямо сейчас. Блять, ну. Боже, какой стыд. За что ему все это? — Не ври, — слабо сказал он, мерзко царапнув вилкой по тарелке. Марат рассмеялся: — С чего бы мне? Или думаешь я сейчас пользуюсь твоим состоянием и придумываю всякий бред, чтобы тебя смутить? Марат мог бы. Андрей напряженно выпрямился, показательно пялясь на свою еду и тщательно делая вид, что он сейчас ни о чем таком не думает. Не пытается представить себя на руках у Суворова. Он бы реально смог его донести? Или нет? Андрей не знал. Он точно не был пушинкой, а память ему сейчас не помогала. Марат рядом хмыкнул: — Кто бы знал, что тебя так просто смутить, солнышко. Тебя и правда пришлось тащить сюда — ты не особо сотрудничал. Потом бредил несколько часов с огромной температурой у меня в кровати, и мне пришлось бегать вокруг, пытаясь ее сбить. Андрей раздраженно засунул в рот котлету, старательно пережевывая. Марат сейчас, по факту, ситуацию никак не прояснил. Но напряг еще больше, спасибо. Блять, ну вот за что ему все это, а? Кто бы знал? Тащить — это не нести на руках. Это другое. Господи, какой бред. Разве это сейчас самое важное? Как будто бы да. Или нет. Или… Андрей прикрыл глаза, с трудом выдыхая через нос. Спросил: — Что-то еще? Марат равнодушно пожал плечами, протягивая ему кружку с терафлю: — А что может быть? Пей давай, пока теплое. Андрей покорно сделал глоток, почти не ощущая вкуса — сейчас его очень сильно переполняло стыдом и неловкостью. Даже температура отодвинулась на второй план. Или дело было в теплом теле рядом. Об этом думать сейчас было лишним. И не только сейчас. Марат на него смотрел — пронзительный, пристальный взгляд, отслеживающий каждое его движение, каждую эмоцию у него на лице. Андрею все еще хотелось спрятаться, но где-то глубоко внутри ему это нравилось. Это внимание. Настойчивое. Жадное. Наверное, Суворову и правда нравилась его уязвимость. Ладно. Допустим. Андрей заторможенно отпил еще, отчаянно пытаясь придумать еще вопросы. Что ему нужно узнать в первую очередь? Он не знал. Сожалел, что ничего не помнил, что память подводила, что тело сдалось вот так — самым глупым и унизительным способом, оставляя его абсолютно беспомощным в чужих руках. — Ты такой нервный, Андрюша. Даже не знаю как тебя успокоить, — Марат придвинулся еще ближе, прижимаясь к его плечу, так, что дыхание касалось щеки горячим потоком. — Расслабься. Тебе сейчас нельзя волноваться. Голос был издевательский. Насмешливый и ехидный, потому что Суворов, в действительности, сейчас искренне наслаждался его смущением и открытостью. Спасибо, блять. С другой стороны, как будто было сложно ожидать чего-то другого, да? — Какая была температура? — тихо спросил Андрей, игнорируя предыдущие слова, чужую близость, отчаянное желание прижаться в ответ самому, впитать тепло в измотанное холодом тело. — До тридцати девяти не дошел, но стремился. Плохо, но не ужасно. Андрей согласно промычал, допил мерзкое лекарство до дна, протягивая кружку Суворову, вместе с почти пустой тарелкой. Тот ничего не сказал, но посмотрел на остатки еды немного недовольно. Придется смириться — сейчас ничего больше не влезет. — Спасибо. Марат закатил глаза, поставив посуду на тумбочку: — Кто бы знал, что ты такой вежливый. Или в тебе это есть только во время болезни? Андрей против воли улыбнулся, сползая на кровати ниже — сил сидеть уже не оставалось. Лег, с трудом сдерживаясь, чтобы не укрыться с головой, под внимательным взглядом. — Я всегда такой. Просто ты даешь мало поводов. Марат ничего не ответил. Устроился рядом, на боку, нависая над ним, внимательный и удивительно спокойный. Андрей взглянул на него в ответ, ощущая себя почти завороженным — этой близостью. Маратом. Чем-то невыносимо сложным между ними сейчас. Все еще дрожал — холод растекался по телу мурашками, расползался по сосудам, оставляя его уязвимым. Слабым. Рядом с Суворовым это, наверное, было проблемой. Почему-то не прямо сейчас. Мысли снова спутывались, смешивались в одну кучу. Усталость, такая знакомая и понятная, наваливалась многотонной плитой, размазывая его по кровати. Наверное, нужно было еще поспать. Вот только навряд ли получится — слишком плохо себя чувствовал. Марат вдруг потянулся к нему рукой — провел прохладными пальцами по лицу, очерчивая скулы, горящие жаром щеки, сжатую в напряжении линию челюсти. Андрей растерянно уставился на него, против воли расслабляясь от этой незатейливой ласки. Хотелось, чтобы Марат сделал больше. Хотелось прижаться к нему ближе, уткнуться носом в шею, вдыхая этот запах сильнее. Согреться у него в руках. Почему-то точно знал, что это поможет, что станет легче. Что он сразу выздоровеет. Может, от высокой температуры до этого, его мозг повредился окончательно. Откуда еще все эти мысли? Вот это больное, ненормальное желание. Марат все прикасался — скользил подушечками по подбородку, мягко спускаясь к шее и обратно. Андрей доверчиво прикрыл глаза, сосредотачиваясь на ощущениях. Ему так хотелось больше. Так нужно было. Но как о таком попросить? — Ты был почти без сознания, — Марат заговорил тихо, все еще поглаживая пальцами его лицо. — Я насильно запихнул в тебя таблетки, вливал воду. Температура сначала только росла, но потом ибупрофен подействовал. Голос, мягкий и немного хриплый завораживал. Андрей повернул голову навстречу прикосновениям, отчаянно желая, чтобы это никогда не заканчивалось. Вот только. Это жизнь, верно? Хорошего для него тут было мало. — Мне пришлось тебя переодеть — ты не сопротивлялся, потому что бредил и не очень понимал, что происходит, — слова заставили похолодеть от осознания. Андрей застыл, понимая, что сейчас будет: — У тебя любопытный шрам, солнышко. Не поделишься? Не надо. Ну, пожалуйста. Андрей ощущал себя до жути беспомощным и уязвимым — от его рук, от этого голоса, от собственной уязвимости. Зажмурился, мечтая, чтобы вопрос растворился в воздухе сам собой. — Я… Это не… — Тише, — палец прижался к его губам, прерывая вялые возражения. — Просто расскажи мне. Считай, это твоя оплата за мою помощь. Да и к тому же — я никому не скажу. Почему бы не поделиться? Андрей покачал головой. Как о таком? Как? Открыл глаза, разглядывая Марата. Его лицо оказалось до жути близко, притягательно рядом, так, что казалось, нужно всего лишь чуть-чуть приподнять подбородок и… Что и? Это все сейчас было бы лишним. — Откуда он, Андрей? Расскажи мне. Марат говорил мягко — для его затуманенного температурой мозга это было почти гипнозом. И смотрел так. Жадно. Но при этом — чуть-чуть, самую малость, теплее обычного. Заманивая, заколдовывая ложным обещанием безопасности и принятия. Андрею так хотелось ему поверить. Довериться, как вышло до этого, ненароком, безвольно и неосознанно. Марат же его не подвел, верно? Помог. Это что-то значит, да? — Зачем тебе? Спросил, внутренне понимая, что сдается. Что подчиняется этому магическому притяжению, этим мягким прикосновениям, близости, лишающей его рассудка. В полутьме комнаты было легко притвориться, что все это сон. Что это не по-настоящему. Раствориться, как дым, с наступлением следующего дня. — Я хочу знать. Хочу знать о тебе все. Это плохо? Марат говорил тихо, придвигаясь ближе. Так, что часть холода, этой безвольной дрожи, исчезла, давая краткую передышку. Андрею все равно хотелось больше. Он не хотел ничего говорить. Это было бы лишним и кто знает, как потом воспользуется этой информацией Суворов? Выплюнет ему в лицо при следующей ссоре? Скорее всего. Хочу знать о тебе все. Почему Марат это сказал? Это правда? Андрей прикрыл глаза, пытаясь сосредоточиться, заставить свой одурманенный мозг работать. Не получалось. У него совсем ничего не выходило. — Расскажешь? Марат спросил тихо. Почти мягко, уговаривая. Андрей вдруг подумал, что все это нечестно. И что Суворов, на самом деле, пользуется его уязвимым состоянием, ведь было бы правильнее ничего у него сейчас не спрашивать, не настаивать, пока он настолько слаб. Но это ведь Марат. Ему абсолютно плевать на всякие там правила морали, когда ему что-то хочется. Ему насрать, на честность. Это он. Почему-то стало легче. Проще — словно увидел что-то знакомое, уже привычное, что позволило вдруг начать говорить: — Это от ножа. Такое случается. Марат на мгновение замер. Его пальцы застыли на щеке, несколько прохладных точек. Андрей прикрыл глаза, пытаясь найти в себе сожаление от собственных слов. Боль, от того, что озвучил. Не было. Было нормально. Словно так и должно быть. — И как же это случилось? Голос Суворова на мгновение показался напряженным. Как будто все это его волновало. Может быть. Или нет. Андрей мог бы посмотреть на него, попытаться понять, что он чувствует по его выражению лица. Но сил на это не было. Было куда проще переносить все это, прячась в темноте под веками. — Долгая история. — Мы не торопимся. Андрей все же открыл глаза, разглядывая Марата — тот выглядел нечитаемо, абсолютно спокойный, с едва уловимым напряжением в уголках губ. Помирать так с музыкой, вдруг безумно подумал Андрей, придвигаясь к нему ближе. В конце концов у него температура, ему холодно и все еще очень плохо. Марат в ответ закинул на него ногу, словно намекая — не сбежишь, придурок. Андрей и не собирался. Может, Суворов сбежит потом сам. Кто знает, как он отреагирует на всю эту историю? Рассказать. С чего начать-то? — В начале девятого класса к нам пришел новенький, — Андрей уставился в потолок, пытаясь собраться с мыслями и игнорируя боль в горле. — Леша. Я его не особо заметил — в школе я был полностью сосредоточен на учебе. Ну, знаешь, мальчик-отличник, олимпиадник, пианист и все такое. Любимец учителей и тихоня с первой парты. Марат задумчиво промычал, явно пытаясь примерить то, что говорил Андрей на него сейчас. Получалось? Навряд ли. Мало что от него такого осталось. Продолжил: — Он меня изначально не заметил тоже. Быстро стал популярен, потому что это очевидная судьба всех плохих парней школы. Про него вообще много говорили, но я, честно говоря, никогда не вникал. Друзей у меня не было, так, несколько знакомых и группа списывающих. Все шло нормально, до того, как Леша вдруг пересел ко мне к концу года. Андрей на мгновение замер, вспоминая собственное удивление и недоумение: что такому парню от него нужно? Проще списывать? Не то чтобы Лешу хоть немного интересовали оценки и учеба в целом. Сейчас, вспоминая все это, следовало насторожиться изначально. Может, оттолкнуть, пересесть самому, сообщить, что ему все это не интересно и общение не нужно. Но тогда на подобное не хватило сил. Он ведь и близко не предполагал к чему все это придет. — Мы начали общаться. Сначала немного, потому что я не особо понимал, что ему от меня нужно, а потом все больше и больше. Леша был настойчивым и его не особо волновало, что я большую часть времени молчу и не знаю, что ответить. Я все ждал, когда он от меня отвалит и был удивлен, что этого не происходило. Типа, я же ботаник, — Андрей криво усмехнулся, все еще разглядывая потолок: — К тому же учебный год заканчивался, и я был уверен, что вся эта ерунда закончится вместе с ним. — Но не закончилось? — Не-а. Леша приходил ко мне домой, писал, потом начал вытаскивать меня на улицу, погулять. Я соглашался. Втянулся сам. Очень мягкое слово, чтобы описать его почти-восторженное состояние от происходящего. Потому что, блять, это было удивительно для него. Что кто-то прикладывает столько усилий, действительно хочет с ним разговаривать. Хочет, чтобы Андрей был рядом. Он вообще никогда такого не чувствовал. Марат смотрел. Пристально и жадно, словно боялся пропустить хоть что-то из его внезапного откровения. И почему-то под этим взглядом легко было говорить. Андрей, кажется, все еще был слаб к такого рода вниманию. — У меня и правда не было до этого друзей, — тихо признался, прикрывая глаза на секунду. — Я постоянно был занят учебой, музыкой, заботой о сестре и маме. Вообще не было времени ни на что другое, а как начинать общение я в душе не ебал. А здесь мне не нужно было ничего делать — просто соглашаться. Леша был очень… харизматичный? К нему все тянулись. Типа, звезда школы, популярный парень, а тут я. Понимаешь? Марат согласно промычал, почему-то придвигаясь чуть ближе. Почти утешение, да? Андрей точно не знал, как все это воспринимать. Смотреть на него не мог. Не представлял, что может сейчас увидеть. — Итак, вы начали дружить. — Ага. Что-то вроде. Если быть совсем честным, то некоторые вещи между ними еще тогда были не окей — вроде как, в мужской дружбе не принято пялиться друг на друга и постоянно забывать о нормальных личных границах. Андрей на тот момент всех этих вещей не знал, откуда ему? Леша был первым во всем. Дошло уже позже. Где-то после первого поцелуя за школой. Леша тогда долго хихикал над тем, какой Андрей тугодум. — У нас был не самый хороший район. Много пьяниц, мало контроля, неблагополучные семьи. Я в эту школу ходить начал, только потому что она ближайшая, а переходить в новую мне было лень. Компании, которые у нас собирались были тоже не очень. Леша втянул меня в одну из них, и я поддался, потому что… было весело, и я к тому моменту полностью ему доверял. Начинался десятый класс, оценки на аттестат бы не повлияли, а мне безумно хотелось расслабиться. Все было новым, знаешь? Я впервые выпил, подрался, закурил. Оно как-то само собой пошло, на самом деле, — Андрей вздохнул, комкая пальцами одеяло. — Я стал популярен, вокруг резко стало больше людей и все очень хотели со мной общаться. Мне это было приятно, но не нужно. Нас в итоге стало трое — я, Леша и Валера. Как в этой песне, дебильной. Их было трое, три лучших друга. Тьфу, жесть. Андрей сглотнул, чувствуя как пересохло в горле. Больно, бля. А тут еще как будто дохера рассказывать. Марат откинул, прилипшую к потному лбу, прядь волос. Погладил по скуле, чуть поворачивая лицо Андрея к себе. — А дальше? Звучал он почти нетерпеливо. Ему это все и правда интересно? Видимо, да. Ну, хоть кому-то. — Ничего хорошего, если честно, — серьезно признался Андрей, глядя, впервые за всю эту речь Марату в глаза: — Я влип. Полностью и бесповоротно. Сначала все было относительно невинно — типичная плохая компания парней, как и бывает у подростков. Потом, конечно, местами становилось хуже, потому что становилось больше алкоголя, драк и мелкого воровства. Но я развлекался и наслаждался жизнью, мало в целом о чем-то задумывался, ведь мне все это нравилось. А через полгода… ну, стало серьезнее. — Это как? Андрей выдохнул, закусывая губу. Так-то приближалась самая мерзкая часть истории. Самое дерьмо. Как же он все это ненавидел. Марат все смотрел. Нависал сверху, опираясь головой о согнутую в локте руку, прижимал его к себе, согревая. И Андрей чувствовал себя до глупости безвольным и распахнутым. Слабым. Поэтому и замолчать не смог: — Наркотики, — слово повисло в воздухе угрозой, предупреждением, ядом. Марат нахмурился, напряженный и удивленный. — Кто-то из наших начал. Наверное, Дима, но этого я уже не узнаю. Приносили на пьянки, употреблять начали почти все. — А ты? — Я — нет. На самом деле, я до последнего не знал, что в целом происходит. Типа, ну, нет, я знал, что периодически кто-то покуривает травку. Пару раз мне предлагали лсд или что-то в этом роде. Я никогда не соглашался, да и относился к этому дерьму резко негативно. Все, что я знал, что у нас только иногда протаскивают таблетки и смешивают их с алкоголем. Казалось, что ничего криминального — типа, могло быть и хуже. Андрей сдавленно рассмеялся, понимая, насколько глупым он был тогда. Наивным. Как вообще можно было в эту ерунду верить? Он просто хотел, чтобы это было правдой. И удобно игнорировал все, что в эту правду не вписывалось. — И ты никогда и ничего? Вообще? — Марат звучал почти недоверчиво. Напряженно. Вспомнил ту шутку, о том, что он долбит по вене? Ага, знал же, что аукнется. Думалось какой-то бред. Андрей нервничал, воспоминания наваливались комом, отзываясь в груди болью. Покачал головой: — Никогда. Правда. Мне хватало алкоголя и сигарет. И, ну, меня очень удерживал Валера — мой лучший друг. Мы, так сказать, устроили оппозицию в компании и активно сопротивлялись этой херне. Леша был… других взглядов. Марат нахмурился, задумчиво очерчивая его скулу. Спросил: — Он начал активно употреблять? — Хуже. Леша хотел заработать денег, а поэтому решил, грубо говоря, совместить приятное с полезным. — Закладчик? — Ага. Замолчали. Слова повисли в воздухе, мерзкие, неприятные. Ощущались до ужаса отвратительным, неправильными. Андрей прикрыл глаза, мечтая смыть эту горечь с языка. Вот только как вымыть это все из воспоминаний? Из своей жизни? Как отмотать время вспять? — Я не знал. Я видел, что он стал другим — агрессивным, подозрительным. Меня это волновало, я хотел ему помочь. Постоянно спрашивал, лез не в свое дело. Мы были близки, разве я мог это проигнорировать? Я хотел как лучше. Я думал, что могу все исправить, если хотя бы узнаю в чем дело. Решил, что спасатель из меня выйдет охуенный, что у меня получится заставить его все это бросить. Идиотизм — Леша вообще не хотел останавливаться, а я старательно сам себе внушал, что это не так. Андрей говорил торопливо, скомкано. Оправдываясь. Просто до ужаса хотелось, чтобы Марат понял. Чтобы он… блять. — И что произошло? — Я решил за ним проследить. В один из вечеров Леша свалил с тусовки подозрительно рано, мы перед этим еще и поспорили, — Андрей прикрыл глаза, судорожно вздыхая. Вспоминая, как по пьяне вдруг начал снова высказываться. Они тогда ругались через день, дрались несколько раз. Леша потом каждый раз извинялся, лез целоваться, говорил, что все в порядке, что ничего страшного не происходит, и он обязательно скоро со всем разберется. Андрей верил. Надеялся. Ждал. А когда видел, что ничего не меняется — срывался. — Он пошел в старую больницу у нас на районе — заброшенное здание под снос, мы там иногда зависали компанией. Я полез за ним, увидел, как он что-то прячет. Понял быстро, что именно, — зажмурился, вспоминая, как Леша смотрел на него — дико и напуганно, как загнанный зверь. — Он мне сознался во всем. Сказал, что да, так вышло. Предложил заниматься всем этим вместе с ним. Я отказался. Он вообще тогда в ярость впал. Испугался. От неожиданной правды, от того, что увидел все это. От того, насколько Леша на самом деле влип. И пытается потянуть его за собой. — Моя мама на тот момент начала встречаться с ментом. Я был напуган, ляпнул, с дуру, что все ему расскажу — типа, ебать, родственник. Поможет тебе. Я даже не помню, что я тогда сказал, если честно. Какую-то ерунду. Просто сложно соображать, когда такая херня случается, — Андрей вздохнул, наконец открывая глаза, пытаясь напомнить себе, что он не там. Что все это не происходит с ним снова. — Леша перед выходом что-то принял, мы поэтому и поругались. Он тоже запаниковал. Андрей помнит, как его прижали к стене, как он смотрел в голубые глаза напротив, с безумными, расширенным зрачками. Как злился, но не боялся — это же Леша. Он же не навредит. Все же будет хорошо. Он даже не дернулся, когда увидел нож. Даже не подумал что-то с этим сделать. Подпустил близко, не пытаясь сопротивляться, потому что не верил. Все казалось тогда глупым, нереальным. Обычной ссорой — ничего серьезного. До последнего не предполагал, что Леша может ему навредить. Видел, что его заносит, что он не соображает, но все равно. Все равно. Леша сказал ему: мне очень жаль. Ты не можешь отсюда уйти. Я не хочу в тюрьму. А потом боль, кровь, отчаяние. Чужие глаза, ненормальные, безумные — незнакомые, потому что Леша не мог так. Страх — запоздалый и бесполезный, холодный и грязный пол, на который осел, больше от удивления, чем чего-то еще. — То есть, это он тебя? — голос Марат вытащил из воспоминания рывком, словно крючьями за ребра протащило в реальность. Андрей вздрогнул, поморщился. Кивнул: — Он был обдолбан. В ярости и напуган. Решил, что я и правда собираюсь его сдать. А я просто херню нес, ничего подобного я не планировал. А потом уже было не важно — нож воткнулся, ну и так далее. Марат молчал. Смотрел внимательно, словно не мог поверить во все это. Оно и понятно. Как тут поверить? Звучало почти бредово, да? — Он меня пырнул и сбежал куда-то. Нашел меня Валера, — Андрей продолжил задумчиво, стараясь не концентрироваться на фантомной боли в шраме, на тошноте, подкатавшей к горлу от воспоминаний. Не сосредотачиваться на страхе и отчаянии, на чувстве вины и стыда. — Он был в курсе нашей ссоры, видел, что я свалил за Лешей, да и знал, что тот не совсем в адеквате, поэтому втайне за мной изначально пошел. Увидел, что Леша выбегает в панике, ждал сначала меня, а как понял, что я не выхожу, начал искать. Вызвал скорую. Мне удалили селезенку, зашили это дерьмо, и я выжил. Мне просто повезло, как врачи сказали. Будь удар под другим углом или если бы Валера пришел позже, то, ну. В общем как-то так. Марат молчал. Андрей не ждал от него никаких утешений, потому что Суворов, наверное, не был на такое способен. Он вообще не знал, чего ждал. Просто рассказал все это. Легче не стало. Ничего не было — какое-то странное, дурное опустошение, ноющая боль в груди от воспоминаний и все. Не стоило, наверное. Вот только назад слова не вернуть. Марат вдруг склонился чуть ниже, выдыхая — горячий воздух осел на линии роста волос, разгоняя мурашки по коже. Суворов провел пальцами по его скуле, разворачивая снова к себе, шепнул, едва ощутимо касаясь губами кожи на лбу: — Хорошо, что ты выжил. Андрей усмехнулся — криво и ломко, надеясь, что Марат этого не видит. Ощущая себя почему-то уязвимо. Испорчено — бракованный мальчик со шрамом и глупой историей. Вот кто он. И ничего больше. — Ну да. Неплохо. Наверное. Иногда, все еще было трудно определить. Суворов хмыкнул. Пошевелился, прижимаясь к нему сильнее, почти наваливаясь всем телом сверху — Андрей почувствовал себя удовлетворенно. Это, как будто, заземляло. Напоминало, что он не один со всем этим ужасом. Не позволяло погрузиться в собственный кошмар еще сильнее. — Что было потом? После всего этого. Андрей вздохнул, ощущая, как Марат снова едва-едва поглаживает его щеку, мешая сконцентрироваться. Так-то он и правда совсем ручной с Суворовым становится. И хер с этим. Он же болеет, да? Идиот. Марат все еще прикасался губами к его лбу, прижимался, близко-близко, так, что становилось почему-то легче. Теплее. Типа того. — Восстановление, лечение и так далее. Мама настояла, чтобы я пошел на психотерапию, Ильдар — мой отчим, — помог с заявлением. Леша все же сел в тюрьму. На сколько я не знаю — не хотел об этом думать. Вроде как, план мой изначально был в другом, но вот так все закончилось. Служба спасения из меня херовая, короче. — Не твоя вина, что он напал на тебя с ножом. Марат сказал это спокойно. Немного даже равнодушно, словно это был факт, как, например, и то, что планеты вращаются вокруг Солнца. Андрей вздрогнул, пытаясь уложить слова в голове. Усмехнулся: — Если бы я не полез за ним и следил за тем, что говорю, то, может, все было бы нормально. — Ага. А если бы у тебя не было тела, то он бы тебя и не пырнул. Что-то в этом роде, — насмешка в голосе Марата впервые показалась почти приятной. — Просто мог не рождаться, чтобы бедному парню не приходилось втыкать в тебя нож. Андрей невольно рассмеялся. Звучало действительно идиотски. Почему-то стало легче. Немного. Просто… это же Суворов, да? По крайней мере, с ним можно было не переживать, что он попытается что-то смягчить. Что думает, то и скажет, верно? Можно было на мгновение ему поверить. Сделать вид, что все и правда так просто, как он говорит. Жаль, что реальность обычно куда сложнее. — Значит, сейчас этот ублюдок в тюрьме? — Да. Судебный процесс был долгий и утомительный, мое присутствие было, конечно, обязательно. Я, если честно, мало что помню. Я тогда был не совсем в адеквате, как можно догадаться, — Андрей устало поморщился, вспоминая все это. Вздохнул: — Я херово справлялся. Да и терапия изначально вышла дерьмовой. Если бы не Валера… мне пиздец как повезло с другом. С остальным нет, но вот он — это единственное, за что я благодарен этой всей истории. Марат задумчиво промычал, вдруг оставляя легкий поцелуй у него на лбу. Андрей растерянно моргнул, пытаясь скосить глаза достаточно сильно, чтобы рассмотреть его лицо — было до ужаса интересно, откуда вообще появился этот жест. Жалость? Он очень надеялся, что нет. — Твой Валера позвонил раз двадцать за эту ночь. Ой. Ага, пиздец. Как-то уплыло из сознания, что он вообще ничего другу не сказал, и что тот ни о чем не знает. Проблема. Большая. Огромная, блять. Андрей нервно дернулся, вцепившись пальцами в одеяло. — Ты ответил? Где мой телефон? — В другой комнате. Андрей растерянно посмотрел на Марата, замечая что взгляд Суворова становится до странности темным. Закрытым. Чувствуя, как тот немного отстраняется, как меняется атмосфера в комнате. — Дай мне. Мне нужно перезвонить. Валера его убьет. Размажет по стенке и будет прав: он, наверное, сейчас сходит с ума от беспокойства. Блять. Даже страшно подумать, что там с ним сейчас. Марат раздраженно нахмурился: — Мне прямо сейчас подскочить? Серьезно? Я, вроде, в служанки тебе не нанимался. И я ответил — отправил смс, что ты перезвонишь позже. — Когда? — Около двенадцати. Потом телефон вырубил, потому что твой дружок не переставал звонить. Андрей выдохнул. Поморщился, пытаясь представить уровень скандала, который его ждет по возвращению домой. Может, стоило просить политическое убежище у Марата. Прямо сейчас. Задержаться тут на недельку, пока Валера не успокоится полностью. Сработает ли тут оправдание, что Андрей был на сто процентов невменяем? Возможно, это только ухудшит положение. Как и то, что он не перезвонил сразу же, как очнулся. Бля. Ну вот как так-то, а? Будь ситуация противоположной, Андрей бы Валеру убил. Как будто, ему сейчас не на что жаловаться. — Мне очень надо. Скажи где телефон, и я сам схожу. Марат посмотрел на него раздраженно. Казалось, что он очень сильно старается себя сдерживать и не вмазать Андрею прямо на месте. А что не так-то? Это Валера. Нужно было и правда позвонить в первую секунду, как очнулся. Марат все же встал — выглядел он при этом так, словно готовился совершать серию особо тяжких преступлений с телом Андрея. Он был не против. Но озвучивать подобное было херовой идеей, да? — Я принесу, чтобы ты не разбил свою тупую голову у меня в коридоре. Лежи смирно и температуру померяй. Андрей покорно кивнул. С трудом сел, потирая щеки — кожа все еще хранила следы прикосновений Суворова. Было грустно, на самом деле, что тот ушел. Но Андрей, вроде как, сам попросил. На что тут жаловаться? Чувствовал себя идиотом прямо сейчас. Словно сделал что-то не совсем правильное. Позвонить Валере и правда нужно было. И чем раньше, тем лучше. Андрей потер лоб, пытаясь привести спутанные мысли в порядок. Марат не собирался, вроде как, сбегать от него в отвращении. И никакой негативной реакции на его историю не последовало. Либо он чего-то не заметил, но тут маловероятно. Что теперь? Андрей точно не знал, что ему думать. Мыслей было ноль, поэтому он почти здраво решил, что лучше разбираться с проблемами поэтапно. Сейчас — Валера. Потом все остальное. Он все равно не знал, что еще добавить ко всему этому разговору. Марат зашел в комнату, кидая его телефон на кровать. Выглядел он уже куда спокойнее. Ни следа той почти мягкости. Как и раздражения. Андрей потянулся к мобильному, стараясь как можно быстрее занять хоть чем-то руки. Почему-то на мгновение занервничал — когда Суворов становился таким, с ним было особенно сложно. Местами неприятно. — Я схожу в душ, пока ты тут беседуешь. Не забудь померять температуру. Если надо — таблетки на тумбочке, вода есть на полу в бутылке. Развлекайся. Андрей вяло кивнул, наблюдая, как Марат выходит. Выдохнул — наверное, небольшой перерыв нужен не только ему, да? Он все еще не чувствовал сожалений. Все еще не думал о том, что зря все это рассказал. Может быть, позже. Когда окончательно сойдет температура, когда он сможет адекватно мыслить, когда соберет себя в кучу. Но сейчас. Сейчас ему было нормально. Было ли это плохо? Стоило ли ему задуматься обо всем этом сильнее? Позже - точно. Но сейчас... Хорошо, что ты выжил. Да. Может быть.