Тремор

Вообще, идти в универ было почти что страшно. В соцсети не заходил из принципа, не желая никому отвечать и ни с кем контактировать. Да и вообще, нужно было дать себе выходной от этого говна. С этим, на самом деле вышло так себе, потому что думал без перерыва, но попытка была засчитана. Одногруппники встретили его настороженно. Пялились, словно призрака увидели. Особенно напряженно смотрел одинокий Антон, сверкая синевой на носу — Андрей разглядывал его несколько секунд, ощущая как в груди разливается удовлетворение. Еще больше обрадовало, когда Антоша, не выдержав его взгляда, сразу же уставился на парту, напряженно поджимая губы. А по пьяни был храбрее. Первые несколько минут. Господи, это просто песня. Было и правда приятно, на мгновение, ощутить себя прежним. Артема не наблюдалось. Марата тоже — от этого почти облегченно выдохнул. Любая отсрочка сейчас приветствовалась. А вот Настя была — взволнованно выпрямилась, бегая глазами по классу. Андрею почти захотелось выйти из кабинета и свалить куда подальше. Что и как ей говорить до сих пор не знал. Однако, трусливо прятаться было не в его стиле. Да и для чего? Все равно рано или поздно им нужно поговорить. Мягко поздоровался, почти с удовольствием наблюдая, как она кивает, отчаянно краснея. Ну, вот и как с ней такой? Сел на привычную заднюю парту, обводя ленивым взглядом группу: кто-то шептался, кидая на него косые взгляды, кто-то открыто смотрел. Все это забавляло — сразу вспоминалось, как то же самое происходило в школе. Будто вернулся на два года назад, когда только-только втягивался во все это дерьмо и каждое новое происшествие с ним воспринималось невероятной новостью для окружающих. Потом все привыкли, уже и не ожидали от него ничего нормального — во многом, жизнь это упростило. Было достаточно любопытно, как вот эту недодраку представили эти два идиота. Надо будет у Насти спросить. После основного вопроса. Это было так смешно - то, что на него смотрят. Что теперь никто не рискнет назвать его фриком в лицо, что теперь он обсуждаемая персона, что почти популярен. Людям нравятся плохие мальчики. Они кажутся интереснее, верно? Настя на него поглядывала тоже. Дважды повернулась, глядя будто куда-то в сторону. Удобно, что по траектории взгляда как раз находился он. Андрей залип в телефоне, переписываясь с Валерой — тот как раз находился в эпицентре скандала с хозяйкой квартиры и Сашей. Ситуация вышла на самом деле поразительно комичная: Саня решил, что раз пьют они все, то ему тоже надо. Или как-то так. В общем, вчера вечером домой он так и не явился, но притащился сегодня под утро. А Вера Васильевна как раз решила заглянуть к ним на огонек. Ее не волновало, что еще рано, что без предупреждения такое выдавать не очень весело. Валера не сообразил сказать, что у него сегодня пары. Наоборот, дурак написал, что он свободен только до девяти, в надежде, что она в такое время решит спать и не объявится. Ага. Конечно. Пьяное тело Саши хозяйку впечатлило. Валера вдохновлено начал вещать, что бедный мальчик так переживает тяжелое расставание с девушкой и ссору с матерью, да и вообще он почти при смерти, пожалейте его. Вера Васильевна так расчувствовалась, что чуть не выселила их троих всей командой. Саша ушел блевать, Андрей рванул в универ — как будто, даже несмотря на все события, это было более безопасным вариантом. Валера их обоих сейчас ненавидел, но стойко отстаивал новоприобретенный алкоголизм соседа по квартире. В общем, начало дня выдалось приятным, легким и очень позитивным. Но только у Саши — тот, по виду, все еще был в нетрезвом состоянии и в пять часов утра скулил под дверью с просьбой впустить. Теперь, они уже знали, что это было ошибкой. Тогда его пожалели. Даже не сильно злились, что он растекся по коридору пьяной жижей и жаловался на свою мать и жестокий мир. Теперь Валера был в ярости и скорее всего, дело закончится трупом в их квартире. Андрей уже искал места, куда можно спрятать тело. На всякий случай: не бросать же друга в беде, верно? Это все даже немного отвлекало от тленности бытия в универе. И от внутренней паники: Суворова, после всего, видеть было откровенно страшно. Это ему как в глаза теперь смотреть? Была небольшая надежда, что Марат проигнорирует, но это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Да и к чему? Будто бы произошедшее измениться. Андрей снова и снова вспоминал, думал. Почти чувствовал себя снова на коленях, возбужденным и отчаянным, вглядывающимся в лицо сверху. Он хотел. Тогда он в целом не чувствовал ничего, кроме этого невыносимого желания: брать, забирать себе, ощущать, прикасаться. Помнил, насколько невменяемо выглядел Суворов. Словно не мог себя контролировать, даже не пытался — вбивался в его рот почти болезненно, заставляя отчаянно пытаться втянуть воздух носом и желать. Больше. Сильнее. Андрей честно не думал, что такое его возбуждает. Что ему все равно понравилось. Ненавидеть себя за это было удивительно легко. Ненавидеть Суворова все равно не получалось. До начала пары оставалось еще пятнадцать минут. Марат зашел в кабинет за десять — Артем тащился за ним, какой-то отчаянно напуганный и растерянный. Андрей его почти не заметил: после той драки, он стал для него пустым местом. Только зацепил взглядом огромный синяк на скуле, почти ощущая жжение в костяшках. Почти - все равно это теперь стало совсем скучным. Суворов нашел его взглядом, глядя так пристально, так интенсивно, что хотелось провалиться сквозь землю. Спрятаться. Вот только даже отвернуться не выходило. Смотрел, жадно, почти отчаянно, как Марат подходит ближе, усаживаясь рядом. Пялился растерянно, пытаясь понять, что его ждет сейчас. Что теперь? Даже не мог представить. Суворов сел к нему боком, не глядя кидая портфель куда-то на пол. Молчал — только смотрел, нечитаемо, пристально, разглядывая, словно хотел забраться этим взглядом Андрею под кожу. От этого по телу прошлись мурашки, царапая затылок. Хотелось неуютно поерзать под этим взглядом, сглатывая скопившуюся во рту слюну. — Соскучился, Андрюш? — Марат спросил насмешливо, тихо. Приблизился, вглядываясь темными глазами в его лицо. Что он пытался там увидеть? Андрей не представлял. Покачал головой, бездумно уставившись куда-то в сторону: — А должен был? Суворов пожал плечами, постукивая пальцами по парте. Андрей на мгновение уставился на его ладонь, почему-то раздражаясь из-за длинных рукавов байки — руки у Марата и правда были красивые. Сильные. С четко очерченными линиями вен. Он запомнил. Блять. — Конечно. После всего, что между нами было, разве я не заслуживаю такой малости? — Суворов на мгновение криво усмехнулся, а затем резко стал серьезнее. — Но давай начнем с другого: почему подрался? Что такого натворили Артем с Антоном? Андрей от вопроса поморщился, рассеянно касаясь языком ранки на губе. Боли почему-то не ощутил: от близости Суворова все путалось, смешивалось в голове, отвергая весь остальной мир. — Так вышло. — Как? Спросил требовательно. Словно его это и правда волновало. Ну, конечно. Андрей хмыкнул, откидываясь на спинку стула. Они и правда эту ерунду будут сейчас обсуждать? Почему-то чувствовал, что закипает. Злится, иррационально, абсолютно бесконтрольно, потому что было чувство, будто они танцуют вокруг чего-то важного, прикрываясь пустыми вещами. Вот только сам не знал, о чем хотел поговорить. Что хотел сказать. Было до ужаса смешно, ощущать себя настолько растерянным. Глупым. — Им хотелось рассказать мне о том, как я должен себя вести. Мне это не очень понравилось. Марат подался чуть ближе, пристально вглядываясь в его лицо, словно пытаясь вытянуть из него все ответы этим взглядом. Тактика работала. Но Андрей не был готов признаться в этом даже самом себе. — И ты на них напал? — Я это не начинал, если тебя это волнует. Кстати, почему? Суворов криво усмехнулся. Андрей наконец, посмотрел на него прямо, сосредотачиваясь на бледной коже, высоких скулах, четко очерченных губах — почти сразу хотелось почувствовать их на своей коже. Ощутить, как и тогда. Сильно. Ярко. До дрожи. — Просто не хотелось бы, чтобы кто-то бил твое личико. У твоего рта, например, есть хорошее применение, как выяснилось. Зачем тебя травмировать? Андрей с трудом выдохнул, ощущая как горлу подкатывает ком. Стиснул зубы, стараясь успокоить кипящую под кожей ярость - выходило так себе. — Не знаю, что ты там себе придумал, но… — Придумал? Тебя на коленях в ванной, я тоже придумал? — Марат вдруг подался ближе, говоря тихо, практически интимно ему в ухо: — Андрюш, ну не будь идиотом, ладно? Мы точно не будем делать вид, что ничего не было. Это было бы пустой тратой времени. Отстранился, сверкая насмешливой, жестокой ухмылкой. Андрей сглотнул, на мгновения прикрывая глаза. Вцепился дрожащими пальцами в столешницу, пытаясь привести мысли в порядок. Почему-то взбесился: от того, насколько небрежно Марат все это упомянул, от всей ситуации в целом, потому что не очень понимал как тут реагировать. Суворова все это устраивало. Он почти растекался по парте от удовольствия — за это ему хотелось врезать. Хотелось, чтобы ему тоже стало больно, чтобы он также как и Андрей - волновался. Думал. Переживал. Ах, если бы. Выдохнул, пытаясь успокоиться. — Ты, кажется, искренне надеешься, что это повторится. — Нет? Суворову было весело. И от его неловкости, и от ситуации в целом. Андрей уставился на него раздраженным взглядом, пытаясь хоть немного взять себя в руки: — Нет. Я был пьян и это случилось. Марат хмыкнул, лениво оглядывая одногруппников. Его взгляд остановился на Насте, на мгновение темнея, словно все в ней его раздражало. Почему-то это напрягло. Разозлило — Андрей и сам не мог найти этому причину. Просто точно знал, что Настя вообще-то не сделала ничего плохого. Ничего, что могло бы объяснить вот этот презрительный взгляд. Суворов, наконец, снова посмотрел на него. Побарабанил пальцами по столу, задумчиво разглядывая Андрея — что он пытался увидеть? Что? Было бы хорошо узнать. — Так ты себя оправдываешь? Тебе самому не кажется, что это глупо? — Это не оправдание. Это правда. Уставился в телефон, пытаясь дать себе хотя бы мгновение передышки. Хоть что-то, что помогло бы взять себя в руки. Не выходило. Под кожей кипело раздражение, неловкость, стыд, какое-то безумное, почти нездоровое желание. Вот только чего? Он не знал. Словно чего-то от Суворова ждал, но не мог объяснить чего именно. — Точно. Ты же вроде пытался сообщить, что все это ничего не значит и все такое, — Марат криво усмехнулся, качая головой. Марат все смотрел. Он ведь, на самом деле, тоже был сильно тогда пьян — значило ли это, что теперь он жалел? Как он вообще к этому относился? Андрей рассеянно облизнул губы, ощущая как взгляд Марата на мгновение останавливается на этом жесте. Почему-то ощутилось как фантомное прикосновение, от чего следующий выдох получился неровным. — А ты? — спросил вдруг, ощущая себя до странности напряженно. — Для тебя это важное событие? — Очень, — Марат ответил привычно насмешливо. Ядовито. Андрей ему ни на мгновение не поверил. Только покачал головой, неловко спрятав дрожащие руки под стол. Тремор сегодня преследовал сильнее обычного. Удивительно, да? — Вот только мне теперь интересно: у тебя это значит частая практика? С парнями? — Надеялся быть у меня первым? Честное слово, от всей этой бури чувств собственное тело казалось некомфортным. С трудом держал себя в руках, чтобы не ерзать под внимательным взглядом, почему-то ощущая себя обнаженным, открытым до безумия. Суворов это видел. Вот сейчас, наверное, все то, что Андрей так старательно прятал в себе, становилось открытым и понятным. И от этого хотелось заорать. Почему-то прямо сейчас он Марата почти ненавидел. Потому что ожидал другого. Надеялся, что вот эта ситуация… что? Смягчит? Что-то между ними исправит? Ага, конечно. На это рассчитывал, когда на колени становился? Очень смешно. Тупой идиот. — Ну, почему же. Все время подозревал, что к девочкам тебя совсем не тянет. Хотя попытка с Настей была неплохой, я даже оценил. Будешь пробовать еще раз? Андрей откинулся на спинку стула, раздраженно сжимая зубы — почти до боли, надеясь, что хоть это поможет прийти в себя. Не выходило. — Не лезь в это. Что у меня и с кем тебя не касается. — Разве? — голос Суворова был наполнен ядом, казалось еще немного и Андрей почувствует, как плавится его кожа. — Между нами столько всего произошло, а ты все еще такой равнодушный. Ты так меня ранишь, Андрюша. Даже не представляю, как это пережить. — Можешь не переживать. Но в этот вопрос не лезь. Марат хмыкнул. Покачал головой, рассеянно поглаживая пальцами темный экран своего телефона — Андрей уставился на его ладонь против воли, почти не вспоминая, как эти руки ощущались у него в волосах. Почти. Блять. — Не могу это проигнорировать. Очень сочувствую Насте — она такая милая девочка. Будет жаль, если ее начнут использовать для прикрытия. Андрей нервно сглотнул. Хмыкнул, глядя на Марата: тот выглядел почти отсутствующе, словно к их разговору отношения совсем не имел. Словно все это его вообще не волновало. Вот только это была ложь. Андрей почему-то это сейчас очень явно видел, даже сам себе не смог бы объяснить откуда такая уверенность. И это вдруг успокоило. Расслабило. Почти полностью, будто дало ему какую-то непонятную, необъяснимую власть. Развернулся к Суворову сам, приближаясь. Усмехнулся, замечая как Марат поворачивается к нему в ответ, настороженный внезапной инициативой. — Давай проясним — мне и правда нравятся девушки. Меня в целом не особо пол человека волнует. А то, что произошло у нас, — Андрей пожал плечами, глядя Суворову в глаза: — Ну, ты и сам говорил — это просто весело. Или ты пытаешься найти в этом что-то более серьезное? Суворов чуть склонил голову набок, разглядывая его. Почему-то сейчас от такого взгляда внутри все закипало, тянуло. Неудержимо, яростно. И очень хорошо, что Марат об этом не знал. Не понимал, насколько сильно Андрей на всем этом двинут. Иначе это закончилось бы куда хуже, даже тогда в ванной. Марат вдруг усмехнулся, качая головой: — И правда — откуда между нами может быть что-то серьезное? Сплюнь, солнышко. Звучит почти жутко, верно? К тому же ты явно из тех, кто становится на колени перед кем угодно. Любишь отсасывать, да? Андрей дернулся. Ощущалось почти ударом. Отвернулся, на мгновение ощущая, как боль распространяется по телу, мешая нормально вдохнуть. Прикрыл глаза, пытаясь взять себя под контроль. Почти чувствуя, как внутри все сжимается, стягивается до крошечных размеров, оставляя его до сумасшедшего уязвимым. Как Суворов это делает? Как? Почему у него была такая власть над ним? Как всего несколькими словами он умудрялся до основания разрушать все нормальное, что у Андрея было? Откуда его столько внутри? Столько вот этой неуемной, тянущей жажды, от которой не выходило спрятаться. Марат заговорил снова, не позволяя оправиться полностью: — Либо я прав сейчас, либо ты солгал мне до этого. Почему-то я думаю про второй вариант. Но, может, ошибаюсь. Поправь меня сейчас, хотелось бы понимать ситуацию. Марат говорил тихо, но почему-то каждое слово отдавалось громом в его ушах. Обжигало, словно Суворов вырезал буквы на его коже прямо сейчас — медленно, с нажимом выводя фразы по его телу, чтобы он не упустил ничего. Как он мог? Все внутри сейчас было полностью сосредоточенно на Марате. Горло сдавило — казалось, что возможность разговаривать его покинула навсегда. Именно сейчас, остались только распоротые голосовые связки, обнаженная трахея, оголенные нервы. Ничего кроме. Возьми себя в руки. Ну, пожалуйста. — Не понимаю, чего ты добиваешься, Марат. Разве не ты сам, всегда настаиваешь, что я твое личное развлечение? Все это звучит так, будто теперь тебя все это волнует куда больше, чем раньше. Марат посмотрел на него задумчиво. На мгновение в нем проскользнуло что-то, вспышкой. Андрей даже не разглядел, не понял, почему-то ощущая, что упустил что-то важное. Дверь кабинета открылась резко, возвращая в реальность. Преподаватель вошел торопливо, сразу объявляя о самостоятельной. Андрей с трудом выдохнул, пытаясь взять себя в руки. Вот чего-то такого он от Суворова и боялся. И ждал. Как же прекрасно, что на разговоры теперь не было времени. Что сейчас было чем заняться. Вот только Марат все еще смотрел. И от этого было не сбежать, не уйти. Хотелось — правда, чтобы наконец получилось дышать полной грудью, чтобы вся эта буря внутри закончилась. Разглядывал его, когда сталкивались локтями за партой. Рассматривал, когда отвлекался от теста, сверлил темным, тягучим взглядом стоило Андрею случайно повернуться в его сторону. Случайно. Скорее абсолютно неконтролируемо и неизбежно. Андрей и сам себе не мог объяснить, чего он ожидал. Может быть, мягкости. Может быть, в глубине души, ему хотелось, чтобы Марат признал, что ему все это тоже нужно. Необходимо. Как и самому Андрею. То, что между ними произошло в этой проклятой ванне все изменило. Суворов ведь прав был — он такое впервые сделал. Вот так просто, потому что хотел, потому что поддавался раз за разом. Что от него останется в итоге, после всего этого? Марат как будто забирает его себе, по частям, медленно разбивая на сотни бесполезных осколков с каждым взаимодействием. И Андрей собирал себя заново, но с каждым разом, почему-то, от него остается все меньше и меньше, словно он растворяется, истончается. Исчезает. Просто потому что Марат. Вдруг подумал — если Суворов хоть раз, хоть один раз проявит к нему хоть что-то… Тогда все это того стоило, верно? Спросил, неожиданно для себя самого в середине пары, отвлекая Суворова от телефона: — Ты все еще меня ненавидишь? Марат на мгновение замер. Посмотрел — темно и нечитаемо, словно до этого даже не представлял, что Андрей умеет разговаривать. Оно и неудивительно — обычно он никогда не начинал разговор первым. Почему-то было почти страшно. Слова вырвались неконтролируемо, бессознательно - слетели с его губ, без возможности возврата. Андрей ждал ответа, внутренне понимая: это не имеет смысла. И все равно не мог себя остановить. Не мог прекратить все это внутри - грызущее чувство под ребрами, от которого хотелось поерзать за партой, сбежать куда подальше. Жаль, что это невозможно. Суворов склонил голову набок, усмехнулся уголком губ: — А есть причина, чтобы это изменилось? Андрей выдохнул — ничего не ощутил. Кивнул, задумчиво уставившись в книгу. Все еще ощущал, как Марат смотрит — темный, тягучий взгляд, что заманивает в самую глубину. И он послушно тонул, лез добровольно, привязывая камень к шее. Это парадокс — насколько сильно можно хотеть кого-то, кто никогда не будет тебе принадлежать. Суворов вдруг прикоснулся к его ладони, почти мягко обводя пальцами костяшки — прикосновение все еще обжигало. Несмотря ни на что. — А ты, Андрей? Что насчет тебя? Марат все еще прикасался — это лишало воли, мешало связно мыслить. Вот так просто — едва ощутимое соприкосновение, а он был неспособен думать ни о чем кроме. Это было так страшно. Безумно, безмерно пугающе. Пальцы обвели кисть, скользнули по запястью, оглаживая выпирающую косточку — подушечки были чуть-чуть шершавые, приятно ощущаясь теплом на холодной коже. Андрей задумчиво осмотрел кабинет, натыкаясь взглядом на Настю: она о чем-то шепталась с Наташей, хихикая. Теплая, искренняя. Мягкая. Просто и понятно. Вот только он сейчас здесь, верно? — А какая разница? Сказал спокойно, отстраняя руку от прикосновения. Откинулся на спинку стула, уставившись безразличным взглядом в свой конспект. Почему-то накатывала усталость с необъяснимой силой, прибивая к шаткому стулу, без возможности встать. — Большая. Ты никогда ничего не говоришь. Даже интересно. Марат говорил спокойно, ровно. Андрей посмотрел на него, замечая привычный уверенный взгляд, что-то мрачное, едва уловимое в нем, словно Суворов думал о чем-то плохом. О чем-то, что его волновало. К Андрею это явно не относилось. — Зато ты говоришь много. Но никогда ничего хорошего. Слова вышли резкими, почти грубыми — Андрей вообще не понимал, зачем вот это все начал. Для чего? Марат точно не признается ему в любви, ничего нормального сейчас ведь не выйдет. Зачем? Он просто так устал. Так сильно. — Меня каждый раз это забавляет — от тебя столько претензий. Почти удивительно, Андрюш. Будто ты сам делаешь что-то другое в отношении меня. — Не я это начал. Марат насмешливо хмыкнул, барабаня пальцами по столу. Покачал головой, беря в руки телефон, словно теряя интерес к разговору. — Не ты. Конечно. Ты предпочитаешь игнорировать. Андрей раздраженно поджал губы — действительно прекрасное умение Суворова, выворачивать все с ног на голову. Откинулся на спинку стула, закусывая внутреннюю сторону щеки. Боль не отрезвила. В самом деле — он ее почти не почувствовал. — Игнорировать грубость. Действительно, странно, что я делаю именно так. Марат равнодушно посмотрел на него. В глубине глаз, знакомо и привычно — насмешка. Что-то темное, острое, отчего Андрей чувствовал как закипает внутри что-то болезненное и жалкое. Словно от одного этого взгляда что-то в нем переворачивалось. Перестраивалось в угоду Суворову. — Только ли ее? Андрей промолчал. Что вообще на это ответить? Хотел что-то понять? Хотел мягкости? Ну, как оно? От этого недоразговора стало только хуже. Почему-то ощутил, что окончательно запутался, что нихрена вообще не понимает. Это так злило. Так сильно. Андрей подумал: это что, Суворов ждет от него того же самого? Тоже хочет, чтобы Андрей смягчился? Бред. Абсолютный бред. Андрей и так уже сделал достаточно. И вот это сейчас было попыткой переложить всю вину за их общение на него? Почему-то он кипел от этого разговора, злился с невероятной силой. Да, конечно, он сам тоже не подарок. Вот только это? Парой слов Марат в сотый раз все внутри перевернул. Андрей думал и сам, что поступает иногда неправильно, но… Но? Спустя пару минут Суворов вдруг склонился чуть ближе, разглядывая его в упор. Андрей напряженно посмотрел в ответ, абсолютно не понимая чего сейчас ожидать. — Не думай так много, Андрюш - от тебя такого голова кипит. Если тебе сильно проще делать из меня злодея — хорошо. Это же во мне вся проблема. Беги к Настеньке — она и успокоит и поддержит. Поцелует, чтобы отпустило. — А тебя этот вопрос так волнует? Касательно Насти. Суворов хмыкнул, задумчиво оглядывая лицо Андрея. На мгновение, всего на одно, Марат показался до странности усталым. Вымотанным. Почему-то от этого вся злость ушла. Испарилась, словно никогда и не было. Андрей почувствовал себя почти завороженным: будто с Суворова, всего на одну секунду, исчезла привычная для него маска, показывая что-то настоящее. — Конечно. Я же говорил — рабочий рот, веселье. Не хотелось бы себя лишать. Марат отстранился, откидываясь на спинку стула. Выглядел спокойно, насмешливо. Может, Андрею все это показалось. Может, выдал желаемое за действительное. Вот эта перемена, едва уловимая, от которой почувствовал себя глупым, почему-то задела. Разочаровала. Это же во мне вся проблема. Марат считал, видимо, что все обстоит наоборот. Почему? Что он упускает? Было до ужаса обидно, все это. Хотелось закричать от непонимания, от усталости, от безумной, безмерной злости, что только разрасталась внутри, расширялась, угрожая выплеснуться кипящей лавой через край. Что со всем этим делать? Как разобраться? Андрей так запутался. Так сильно. В конце пары из кабинета почти сбежал. Злился: на себя, на Суворова, на то, что легко и просто у них не выходит. Разобраться с этим не мог. Не понимал как. Следующую пару очень хотел прогулять — может, вообще уйти на больничный на неделю. Метался на перерыве по универу, абсолютно не осознавая, где вообще находится — лестницы, коридоры, этажи, все смешивалось в непонятную кашу в голове. Просто ходил. Надеясь, что дышать станет легче. Перед второй парой подошел к Насте: Наташа уступила ему место рядом с ней безмолвно, на мгновение, прошивая подозрительным взглядом. Сел с ней рядом, перекидываясь вначале ничего не значащими вопросами. Малодушно хотелось сделать вид, будто ничего не было. Марат сел сзади, через парту — Андрей не оборачивался, усилием воли заставляя себя игнорировать. Был почти счастлив, что получалось. Настя рядом неловко ерзала, в целом будто не знала, куда себя деть. Это было приятно, если честно. Ему нравились ее робкие взгляды из-под ресниц, нравилось, что она смущается, стоит им соприкоснуться. Она бы не сказала, что он просто развлечение. Она вообще бы ничего подобного о нем не подумала. Эта мысль разрасталась, расширялась в сознании, отчего в теле зарождалась непонятная решимость: может быть, ему стоит хоть раз выбрать что-то нормальное? Может быть, у него тоже есть возможность на адекватные вещи в свою сторону? Просто их не стоит упускать. Он все думал и думал об этом, не мог остановиться. Настя им восхищалась, видела в нем героя, а не просто фрика-одногруппника с задней парты. Он уже от такого отвык, а теперь, почувствовав, хотел снова и снова. Чтобы не так как с Суворовым. Не так. Настя все еще была напряженная, в глаза ему посмотреть стеснялась, писала конспект с каким-то отчаяньем. И с этим нужно было что-то делать, верно? Осторожно прикоснулся к ее запястью, привлекая внимание. Настя дернулась, вскинула на него на мгновение растерянный взгляд. Ну, разве она не чудо? А он мудак. Девочка же все это время переживала. — Насть. Нам надо поговорить, да? — спросил мягко, стараясь не спугнуть. — Все в порядке, правда. Ты выпила, я тоже — ничего такого. Она бросила быстрый взгляд по сторонам, словно боялась, что кто-то их сейчас подслушает. Всем было плевать — никто на них не смотрел, все были заняты учебой. Сразу почему-то подумал, что Суворов вот точно из-за такого вопроса даже бы не подумал на кого-то смотреть. Он в целом по поводу лишнего внимания не переживал. Сейчас о нем думать было лишним. — Да, я… Не знаю, на меня что-то нашло, и мы просто там стояли, — Настя нервно заправила прядь волос за ухо, старательно глядя в конспект. — Это как-то само собой получилось. Ты прав, ничего такого. Да и ты не хотел, я понимаю, это просто… — Хотел, — неожиданно для самого себя перебил Андрей. Настя подавилась воздухом, отчаянно краснея, наконец бросив на него взволнованный взгляд. — И сейчас хочу. Только я не думаю, что это хорошая идея, понимаешь? Он даже не соврал, верно? Его к ней тоже тянуло — не так как к Марату. Просто хотелось чего-то… почувствовать себя нужным. Нормальным. Ощутить, что он не просто дерганый придурок с тремором и кошмарами. С ней это получалось. Даже сейчас — она выглядела такой взволнованной, немного настороженной. Растерянно оправляла волосы, не решаясь встретиться с ним взглядом. Ее такую хотелось. Но это, наверное, было нечестно. Неправильно. — А почему? Спросила осторожно, стесняясь каждого слова. Снова оглянулась на одногруппников, на мгновения останавливая взгляд на преподавателе. Спасибо, что тот был чем-то занят. Хотя бы не приходилось переживать, что их выгонят за разговор. Как тогда с Суворовым. Блять. — Просто сейчас у меня достаточно сложный период в жизни. Я не уверен, что… Что я сейчас могу тебе подходить. Подбирать слова было тяжело. Не хотелось все это заканчивать, но и чего-то большего добиваться было неправильно тоже. Настя не заслуживала быть просто отвлечением: милая, нежная девочка, ее честно хотелось оберегать. От самого себя в первую очередь. — Это в каком плане? — Просто сейчас мне тяжело. Понимаешь? Не могу нормально объяснить даже. Бля, — Андрей раздраженно откинулся на спинку стула: — Все эти разговоры даются мне так себе. Не очень понимаю, как правильно говорить. Настя улыбнулась уголками губ, закусив колпачок ручки. Покачала головой: — Ну, я рада, что ты стараешься. Андрей хмыкнул: — Да, очень. Просто не хотелось бы терять наше общение, ладно? Ты мне нравишься, — тихо сказал, глядя как она взволнованно вздыхает: — Ты милая и с тобой легко. Красивая очень. Просто я сейчас не могу во что-то серьезное, понимаешь? Пока не решу вопрос с Суворовым. А там… Вот только это ей не скажешь. Да и в целом он не знал чего хотел. Не понимал. С Настей было хорошо, с Суворовым — больно. Только если бы была возможность выбирать между ними, он точно знал кого бы выбрал. И в этом была вся проблема. — Я, наверное, понимаю. Я и сама, пока что, думала только про дружбу, — Настя в сотый раз оправила волосы, наконец, возвращаясь к своему конспекту. Вдруг замерла на мгновение, глядя на него смущенно: — Ты мне тоже нравишься. Спасибо, что все честно сказал. Андрей улыбнулся, разглядывая ее. Кивнул: — Спасибо, что услышала. Я рад, что у нас все в порядке. Вот только было ли это правдой? Кто бы знал. Перевели тему. Настя взволнованно расспрашивала его про драку с Артемом и Антоном. Оказалось, Егор тогда поднял панику, этих двоих затащили в квартиру. Оба сначала рассказывали о том, что Андрея побили в ответ куда хуже, пьяно пытались выставить себя героями. Заткнул их Суворов. Спросил, как же тогда так вышло, что Артем валялся в подъезде, а Андрей на своих двоих спокойно ушел. Настя мимолетом обмолвилась, что Марат в целом очень тогда злился и быстро свалил, о чем-то переговорив с этими двумя. Андрею очень хотелось знать о чем именно. Видимо, разговор был и сегодня утром, да? Все же не зря Марат с Артемом зашел в кабинет вместе. Потом, когда отрицать было нечего, пытались сначала говорить, что вообще на него заявление напишут. Или что он дикий и больной на голову, на них напал. Им только почти никто не поверил: Настя сообщила, что большинство встало на его сторону. Это приятно удивило, Андрей даже как-то преисполнился. В общем драку долго обсуждали и слухи по группе ходили самые разные. Андрея это, если честно, вообще не волновало. Рассказал немного Насте, упуская неприятные подробности — ей точно было не к чему красочное описание этой недодраки. Да и в целом, говорить тут как будто было особо нечего. Все вышло быстро и унизительно — хотя бы тут не для него. Под конец пары, начал отчаянно писать Валера. Якобы нужна помощь, может ли он сорваться с последней? Саше стало совсем не очень, видимо, отравился — начал блевать как-то совсем сильно, поднялась температура. Одного его оставлять было не вариант, квартиру надо было убрать, а Валере еще и на работу вечером. Это еще хорошо, что Веру Васильевну удалось ликвидировать, и она уехала в спокойствии. Вот только справиться с полуживым Саней у Валеры уже не хватало сил. И нервов. Настя понимающе согласилась его прикрыть. Было как-то удивительно просто уехать — очень хотелось, если честно. На секунду, перед уходом, посмотрел на Суворова: тот разглядывал его в упор, напряженный и адски злой. Андрей ощутил как от его взгляда по телу проходит током, скапливаясь жаром внизу живота. Почти захотелось остаться. Почти. Все равно ему и правда нужно было уехать.

***

Сашу хотелось убить. Честное слово — Андрей уже давно не бесился так сильно. Придурок блевал дальше, чем видел, упрямо отказывался от врача, лекарства пил с таким видом, будто его пытаются отравить, так еще и жаловался каждые две секунды, будто умирает. Сидел на туалете, с ведром в руках и периодически подавал признаки жизни трагичными вздохами, пока Андрей и Валера носились вокруг него с бубном, пытаясь вернуть к адекватности. На этом туалете коллективно решили и прикопать. Все равно отмывать его никто из них не собирался. Валера был счастлив пойти на работу. Валера даже попытался после смены задержаться, но не вышло. Это и хорошо — Андрей уже орал матом на Сашу, пытаясь заставить его вести себя хоть немного адекватней. В целом, вечер прошел настолько приятно, насколько это возможно в окружении рвоты, поноса и нытья. Андрей почти зарыдал, когда Саша разбудил его среди ночи с печальным видом. Даже кошмары в этот раз не снились — реальность выглядела куда хуже, — и все равно облом. Сил на все это не хватало. Даже психанул и пошел ко второй паре — святая Настя согласилась его прикрыть и на первой. Храни Господь ее душу, Андрей уже все это просто не вывозил. Сел с ней по приходу, тщательно игнорируя пристальный взгляд Суворова и улегся на парте, надеясь умереть. Или хотя бы немного спокойствия. Хоть чего-то. Не получилось — преподавательница решила, что сейчас самое время для активной работы, а единственная клетка мозга Андрея планомерно отвалилась еще до начала занятия. Опять же, спасала Настя: эта прекрасная девушка подсовывала ему под нос ответы и тыкала пальцем в нужную строку в учебнике. Андрей клятвенно пообещал, что напишет поэму в ее честь. Похер, что не умеет — постарается, хоть как-то. Настя мило краснела и продолжала помогать. Хотя даже ее усилия не полностью окупились — все равно под конец его вызвали и он локально облажался, пытаясь связать слова во что-то понятное. — Тройка тоже неплохо, да? — робко спросила Настя, утешительно сжимая его предплечье. Андрей устало вздохнул, кивая: — Без тебя было бы два. Так что в любом случае огромное спасибо. Обхватил ее ладонь в ответ, почему-то ощущая неприятное покалывание между лопаток. Обернулся едва-едва — Суворов привычно сидел сзади, задумчиво разглядывая настину руку в его руке. На мгновение захотелось отдернуться. В следующее — сжать крепче. Андрей ничего из этого не сделал. Только устало перевел взгляд в учебник, игнорируя давящую на виски боль. Сраный Саша. Чтоб ему на туалете икалось сейчас. — Ты совсем замотался, да? — сочувственно спросила Настя, отпуская его предплечье. — Ага. Часа три поспал. — Нужно было дома оставаться. Я бы прикрыла. Андрей мягко улыбнулся уголками губ: — На этой паре бы не вышло, как видишь. К тому же ты и так постоянно помогаешь — некрасиво так-то с моей стороны. Настя пожала плечами, что-то дописывая в конспект. Андрей на мгновение завис, глядя на нее: вот все же просто и понятно у них. Что ему не хватает? Взгляд Суворова все еще прожигал затылок. Почему-то на мгновение горло сдавило тоской. — Ты мне тоже помогал. И не один раз. Так что все логично, верно? Настя довольно ему улыбнулась, заправляя прядь волос за ухо. Андрей против воли улыбнулся в ответ. Было легко. Вот прямо сейчас — что-то теплое сворачивалось в груди, глядя на нее такую. И все же. Все же. — Получается так, да. Все еще накатывала усталость. Все еще ощущал себя немного раздраженным. Валера остался сегодня дома, так что весь удар придется на него. Вечером тоже — сегодня Андрею надо на работу, так что хоть тут облегчение. Саше стало лучше, но его способность к драматизму никуда не ушла. Вытерпеть это было той еще задачей. В конце пары казалось, что Суворов взглядом пытается проделать в нем дыру. Это злило. Это нравилось. Андрей не особо понимал, что чувствует. Руки тряслись сильнее обычного. После пары пошел в туалет, покурить. Надеялся расслабиться хоть так, уютно устроившись около окна — только все не получалось нормально подкурить сигарету из-за тремора. Даже не хватало сил на это злиться — только пытался снова и снова, бесполезно терзая зажигалку. Оперся затылком о холодный кафель бессмысленно глядя куда-то вверх. Ему сегодня хреново — Настя весь день помогает, сидит рядом, с ней проще и легче. А он что? Снова чиркнул зажигалкой, с трудом удерживая ее в дрожащих руках. Сдавленно выругался от очередной неудачной попытки. Прекрасно. Шикарно. Чем еще этот день порадует? Он мог бы поцеловать ее. Сегодня. Или вчера. Мог бы сказать что-то другое на паре. Сообщить, что готов к отношениям, что… Соврать, в общем. Для чего? Чтобы не было вот этого дерьма внутри к Суворову? Прекрасно. Молодец. Настя и правда этого заслуживает, верно? Придурок. Дверь туалета открылась, впуская Суворова внутрь. Андрей на мгновение дернулся, пряча сигарету в карман, испугавшись, что это кто-то из преподавателей. Расслабился, чтобы напрячься снова через мгновение — взгляд Марата был темным. Раздраженным до крайности, что точно не обещало ничего хорошего. Разве хоть раз было иначе? Почему-то попытался себя успокоить, что Суворов сюда просто покурить зашел, также как и он сам. Попытался не вспоминать, чем закончилась их прошла встреча в этом же туалете. Старался не пялиться на Марата. Не отслеживать медленные, плавные шаги в его сторону, что-то хищное, почти дикое в его движениях. Не заводиться — тупо и бесконтрольно, как и каждый раз до этого. — Чего ты хочешь? — собственный голос показался слабым, тихим. От этого хотелось поморщиться, но он старательно оставлял лицо спокойным. Безэмоциональным. Чтобы не выдать ничего. Был не уверен, что получается. — Тебя. Проблемы? Слова, такие небрежные, сказанные с легкой насмешкой, почему-то выбили весь воздух из груди. Андрей растерянно приоткрыл рот, судорожно пытаясь понять, что ответить, хоть что-то сообразить. Не выходило. Суворов подошел совсем близко, оставляя между ними жалкие сантиметры расстояния. Андрей растерянно уставился на него, ощущая, как кипит все внутри. От чужой наглости, почти безумия в темных, расширенных зрачках. Бездонная, тягучая мгла. Почему-то во рту стало сухо — воздух, которых с усилием втянул в легкие, мерзко оцарапал горло, почти заставляя закашляться. Почему он так злится? Ладонь Насти на его предплечье. Мрачный, напряженный взгляд сзади. Что-то в этом было, да? Андрей не мог соединить точки. — Так как ты не любишь публичности, — Марат вдруг приблизился, опаляя горчим дыханием губы. Андрей против воли на мгновение прикрыл глаза. — Мы можем зайти в кабинку. Или прямо здесь. Как ты хочешь, солнышко? Только быстрее. У нас мало времени. Руки дрожали. Ему стоит Суворову отказать. Оттолкнуть, сообщить, что он ненормальный ублюдок. Сказать, что все это неправильно, что у Марата едет крыша. Что этот взгляд — чудовищный, почти невменяемый от желания на его губах, — Андрею не нужен. Как и эта небрежность. Словно он покорная собачка, готовая встать на колени по первому требованию. Разве это не так? Руки Суворова вдруг скользнули по его телу — с легким нажимом проходясь по бокам, словно Марат хотел вплавить это прикосновение в его кожу, влезть ему под ребра, остаться внутри. Он уже. — Ну? Так что, Андрюш? Здесь или в кабинку? Марат спрашивал насмешливо. Почти ядовито. Почти. Андрей напряженно уставился в его лицо, замечая вдруг что-то. Что-то почти отчаянное в нем сейчас. Словно Марату это все сейчас до дрожи необходимо. Больше, чем ему самому. Почему? Но это все решило, верно? Андрей не мог ему отказать. Не тогда, когда он так близко, когда его руки так нужно скользят по телу, когда он смотрит так. Яростно. Голодно. Почти безумно. Как и тогда в ванной. Как и каждый раз до этого. Андрей подался чуть ближе, практически соприкасаясь с ним губами — внутри свело от желания преодолеть последние миллиметры. Зрачки Суворова расширились еще немного, практически поглощая радужку, практически не оставляя места для сопротивления. — Кабинка. И на этот раз, я надеюсь, — Андрей чуть склонил голову набок, с усилием насмешливо скривив губы, — Я смогу с тобой кончить. Марата это взбесило — так правильно, так необходимо. Рывком дернул его за руку, почти втягивая за собой. Дверь закрыл Андрей дрожащими пальцами, цепляясь за ручку и поворачивая ее вниз. Почти не осознавая. Не понимая. Марат его поцеловал — голодно, на грани боли сталкиваясь с ним зубами, рукой цепляясь за его подбородок, заставляя послушно приоткрыть рот. Блять, да. Андрей уперся спиной в хлипкую дверцу, цепляясь за Суворова пальцами. Сразу запуская руки под байку, оглаживая напряженные мышцы, горячую, чуть влажную от пота кожу. Почти хотелось опуститься на колени снова, чтобы облизать языком. Очертить пресс, ребра, прикоснуться губами к соскам. Блять. Возбуждение накатило лавиной, сметая все здравое в голове. Как-то мимолетом отметил неприятный запах в кабинке — сейчас все эти мелочи не имели значения. Не с Маратом, что скользнул губами по его шее, расстегивая ширинку джинс. Это вовремя. Стояло так, что ощущалось почти болезненно. Хотелось больше. Сильнее. Ощутить его обнаженное тело полностью, кожа к коже, чтобы ничего кроме, чтобы… Марат влажно провел языком, спускаясь ниже, до ямочки между ключиц, на мгновение, сжал кожу зубами у основания шеи — боль обожгла вены, вырывая из горла судорожный вздох. — Я бы хотел услышать тебя больше, — вдруг хрипло сказал Суворов, запуская ладонь в его трусы. — Чтобы ты не сдерживался. Хоть раз. Его рука так идеально обхватила его член. Блять. Так прекрасно. Андрей вцепился в его бедра, прижимая к себе ближе. Чувствуя ответное возбуждение, ощущая, как от этого сносит крышу окончательно. Да, вот так. Сильнее. — Нас могут услышать, — шепнул с трудом, сдерживая позорные стоны, что норовили сорваться с губ. Марат смотрел на него — заведенно разглядывал его лицо, шею. Поцеловал, влажно и горячо, отчего ноги подкашивались, заставляя вжиматься в дверцу сильнее. Андрей вцепился пальцами в его волосы на затылке, сжимая. Суворов вдруг отстранился — обвел на мгновение пальцами губы Андрея, разглядывая как-то до безумия завороженно. Надавил на нижнюю, проникая пальцами в его рот. Андрей подчинился. Обхватил губами сам, очертил подушечки пальцев языком, собирая как можно больше слюны. Выдох Суворова сейчас больше напоминал стон — такой же, сдавленный, неосознанный. Это так заводило. Так сильно. Знать, что Марат хочет его. Прямо сейчас. В этом херовом туалете, на перерыве между парами. Суворов достал пальцы изо рта, заменяя своими губами в ту же секунду. Снова обхватил пальцами его член, отчего все внятные мысли из головы исчезли. Растворились, словно и не было. Суворов дрочил грубо, резко. Идеально. То, что нужно. То, что им подходит. Андрей как-то бессознательно расстегнул ширинку его джинс, потирая его член ладонью. На большее не хватало сил — собственное удовольствие захлестнуло до краев, не позволяя соображать. Марат скользнул поцелуями по его челюсти, к уху, прижимаясь ближе — почти можно было ощутить его быстрое сердцебиение. Или это было Андрея? Он сейчас мало что мог понять. — А я бы хотел, чтобы тебя услышали. Как ты стонешь от удовольствия от моих рук, — Суворов выдохнул в его кожу, тихо, так, словно он даже не понимал, что сейчас что-то говорит. — Тогда было бы сложно поспорить, что ты мой, да, Андрюша? Андрей выдохнул, подаваясь бедрами навстречу его ладони. На мгновение скользнул носом по шее Суворова, почти задыхаясь от желания. От запаха — что-то терпкое, с легкой сладостью. Что-то необходимое. Нужное. Старательно игнорируя, как вот это мой, прожгло до основания. Как горит в венах, клеймом отпечатываясь на теле. Мой. Это все между ними лишнее, верно? Вцепился зубами в нежную кожу, сжимая, зализывая следом. Ощущая, как Марат выдыхает, сдавленно ругаясь в его плечо. — Не твой. Но ты бы хотел, да? — Андрей укусил снова, надеясь, что останется след. Что хоть что-то после всего этого безумия останется. Скользнул собственной ладонью в его трусы — резинка неприятно впилась в запястье, мешая. Потянул их вниз сам, вместе с джинсами. Возбуждение копилось, росло, ширилось. Андрей как-то бессознательно сжимал чужой член в ладони, вжимался носом в его шею, почти не соображая где находится. Только чувствуя. Остро. Горячо. Сильно. Как же сильно. — Да. Я бы хотел, — Марат выдохнул как-то безвольно, почти пораженно на мгновение. Покорно. Словно сам не очень понял, что сейчас сказал. Андрей сдавленно выдохнул, вдруг ощущая, как от этих слов что-то ломается. Как накатывает оргазм — почти взрыв ощущений, от которых закружилась голова. Неосознанно вцепился в Суворова, запрокидывая голову. Марат уставился на него жадно, голодно. Словно пытался запомнить его в это мгновение, когда Андрей полностью потерял контроль от удовольствия, оставаясь безвольным, бессознательным телом. Себе начал дрочить сам — Андрей только вцепился ладонью в его бедра, прижимая к себе ближе. Позволяя себе эти секунды близости. Дышал. Ощущая, как разглядывает его Марат, как колотится сердце, как стучит кровь в ушах. Слабость подкатила внезапно — хотелось лечь, плавая в волнах тягучего удовольствия. Уставился на Суворова, замечая его заведенный, ошалевший взгляд. Я бы хотел. я тоже. Потянулся сам, целуя. Желая продлить эти секунды, когда между ними почти просто, почти легко. Необходимо. Так, как он и хотел. Марат кончил следом, наваливаясь на Андрея всем телом. Прервал поцелуй, вжимаясь носом в его шею. Почему-то в этом, всего на мгновение, было что-то… Что-то. Он не мог уловить. Все еще не мог думать, ощущая себя блаженно пустым. Переполненным. Почти до краев, этим чем-то, между ними - словами, прикосновениями. — Блять, — Марат выдохнул тихо, с трудом пытаясь отдышаться. Андрей как-то робко, осторожно, потянулся вдруг руками по его спине, поглаживая. Почти желая задержать Суворова в своих руках насовсем, не контролируя полностью этот бессознательный порыв, не понимая откуда все это. Вот так. Близко. Необходимо. Но это так не работает, верно? Только на эту секунду, пока ему еще позволено. Суворов вдруг потерся носом о его шею, пуская по телу мурашки. Почти нежно. Так, словно… Мысль оборвалась. Сердце все еще колотилось в груди, угрожая проломить грудную клетку. Упасть к Суворову в руки окончательно. Насовсем. Словно это еще не так, да? Ходить ему теперь с грязным бельем до конца дня. Шикарно. Этот момент следовало как-то продумать что ли. В кабинке стало как будто хуже — добавился запах спермы, возбуждения. Это все равно не имело смысла. Ничего сейчас его не имело, кроме теплого дыхания Суворова на шее, сильного тела рядом. Его вкуса на языке. Его самого. Суворов прикоснулся губами - снова, мягко, словно желая задержать это мгновение, считывая пульс под кожей. Впитывая, то, что Андрея еще оставалось. Мало. Было так мало. Марат вдруг отстранился, внимательно разглядывая лицо Андрея. Смотрел в ответ, чувствуя так много сейчас. Так сильно. От близости. От того, что сейчас произошло. От собственной уязвимости — такой постыдной, неправильной. Непреодолимой. Марат прикоснулся губами к уголку его губ. Осторожно, словно позволяя и себе то же самое — ту же уязвимость. На мгновение. Прежде чем все разрушится. — Сейчас ты побежишь к Насте, — вдруг шепнул Суворов, обводя носом его скулу. — Или найдешь кого-то еще. Это все равно не важно. Ты все равно не сможешь мне отказать, если я захочу. Слова ранили. Кололи, до страшного сочетаясь с непривычной мягкостью прикосновений. Андрей прикрыл глаза, позволяя. Подчиняясь. Зная, что это правда. Ненавидя, что Суворов тоже это знает. Чувствует прямо сейчас. Выдохнул, на мгновение сжимая руки на теле Марата — впиваясь пальцами в его спину, почти желая причинить ему боль, впиться ногтями под кожу, распарывая мышцы, сухожилия, добираясь до позвонков. ломая. Также как его все это сейчас. — Если это не важно, тогда почему ты об этом сейчас говоришь? — Андрей спросил тихо, чувствуя как едва уловимо дрогнул его голос в конце фразы. Дышать было тяжело. Его джинсы все еще были расстегнуты, сперма мерзко засыхала на белье, члене. Марат все еще был невероятно близко. Все еще недостаточно. Даже когда прижался еще одним поцелуем к его губам. Особенно, когда после этого отстранился. Оба начали поправлять одежду синхронно. Андрей на него не смотрел — Марат наоборот не отводил взгляд. Это ощущалось, жгло кожу, оставляя поразительно уязвимым. Только сейчас, пока все это полностью не улеглось в голове. Нужно было помыть руки. Может быть, удавиться до начала пары где-нибудь в коридоре. Суворов ему ничего не ответил. Андрей тоже больше не заговорил — слова растворялись во рту, оставляя мерзкий привкус горечи на языке. Все еще было больно. Жутко и страшно тяжело. Я бы хотел. Было ли это правдой? Андрей теперь так не думал.

***

После работы Андрей тащился как-то совсем устало. Ноги еле двигались, тело казалось деревянным и неподъемным. Еще нужно было остановиться около банкомата, положить деньги на карту. Каждое лишнее движение воспринималось личным вызовом. Было плохо. Адски, безумно тяжело. Какое-то мрачное опустошение нахлынуло, мешая думать хоть о чем-то. Даже о Суворове. О том, как молча сели вместе, как провели пару в напряженной тишине. Как тяжело было смотреть на Настю, почему-то ощущая стыд. Какое-то больное, извращенное чувство сожаления. О чем? Андрей не знал. Марат ничего не ответил. Только смотрел. Разглядывал, словно пытаясь запомнить, запечатлеть внутри что-то. Что? Его боль? Ну да. Точно. В этот раз что-то было по-другому, верно? Что-то было иначе. И после тоже. После, когда Марат водил носом по его шее, целовал — легкие, едва ощутимые прикосновения, которых не ожидал. К которым не был готов. Что теперь? Большую часть пути с работы шел пешком — уставшее тело молило об отдыхе, спина и ноги разрывались от боли, желудок сводило от голода. А он шел. Медленно. Едва осознавая где. Сосредотачиваясь на ощущениях, мечтая выкинуть все остальное из головы. Из себя. Полностью. Чтобы больше никогда… ничего. Было холодно. Ноябрь скоро закончится. Андрей пялился невидящим взглядом на грязь под ногами, соскальзывал взглядом на голые ветви деревьев, освещенных мутным светом фонарей. Почему-то ощущал себя бессильным. Уставшим. Потерянным. В мире и в целом. В голове было странно пусто и переполнено одновременно. Словно все эти эмоции, наконец, поглотили его целиком, оставляя вот так — оголенно и опустошенно, растасканного на куски всем, что происходило. Может быть поэтому он ничего не заметил. Не понял, пока какой-то пьяный мужик не толкнул его в стену дома. Ударился спиной, на мгновение не в силах втянуть воздух в легкие. Затылок обожгло болью. Андрей растеряно моргнул — лицо мужчины было невыразительным, абсолютно незнакомым и почему-то расплывалось в глазах. В крови закипело от страха, от паники, когда вдруг увидел сверкнувшее лезвие ножа в чужих руках. К горлу подкатила тошнота, обжигая. — Деньги гони, пацан. Быстрее. Чужой хриплый голос вторгся в сознание, отзываясь пустотой. Андрей его не понимал. Не видел — только зажатый в руках нож. Как тогда. Бок потянуло фантомной болью. Хотелось закричать, ударить, убежать, но он не мог. Стоял, парализованный паникой, беспомощный и дрожащий. Все внутри стянулось, сжалось, оставляя в фокусе только блеск лезвия, накатывая страшной, муторной тревогой, от которой связных мыслей в голове не оставалось. Пожалуйста. Пожалуйста, пусть это будет быстро. Мне так жаль. Пожалуйста. Не надо. Не снова. Лезвие на мгновение показалось окровавленным, а рука — другой. Меньше, со светлой кожей и шрамами на костяшках, едва заметно подрагивающей. Знакомой. Такой знакомой. — Деньги, блять, давай. Чего замер, идиот? Андрей вскинул потерянный взгляд, ощущая, как колотится сердце, как паника накрывает с головой, не позволяя соображать. У мужчины были карие глаза. Не голубые. Вот только Андрей все никак не мог этого понять. Не мог осознать, что сейчас все иначе. Что… Вжался в стену, ощущая себя совсем крошечным. Слабым, распоротым до костей, уязвимым, как тогда. Как тогда. Он ведь даже не пытался сопротивляться. Он и сейчас не мог. Мужчина вдруг двинулся ближе, раздраженно взмахивая ножом: — Мне сколько раз повторять? — затем он вдруг ухмыльнулся, внезапно прижимая лезвие к его горлу: — Или тебе как-то помочь? Могу и сам найти, а? Голова закружилась. Воздуха не хватало — Андрей с трудом приоткрыл губы, собираясь что-то сказать, двинуться, чтобы отдать эти херовы деньги, сделать хоть что-то. Не получалось. Смотрел на ухмылку перед собой, ощущал холод на горле, там, где лезвие прижималось к коже. И не мог. Он ничего не мог. Только страх. Ужас. Расплывающееся чернотой сознание, поверхностные полувздохи. Мне так жаль. мне тоже.