Тремор

На перерыве потащился на диванчики. Адски болела голова, как-то нужно было дожить до вечера, а тут вот это все — до пары было чуть больше часа. Херов перенос, вот зачем это нужно было? Ну, ладно, преподаватель попросил, но все равно: вот сейчас-то что делать? И еще и заканчивать позже. Просто жесть. Уселся, закрыл глаза, планируя подремать: может, хоть как-то себе вот это все возместит. Не понравилось, потому что шумно — откуда тут столько студентов, а? Вот всем так нужно это образование? Бесит. Пошел на улицу — хоть немного проветриться тоже было хорошо. Холодно было, но это даже и плюс: взбодрится, может, боль чуть-чуть снизится. Почему-то весь день было в универе душно, тошнило сильнее обычного. Переутомление, наверное. Ощущал себя непривычно злым, раздраженным на весь мир. Стоило бы взять больничный, наверное, или просто утопиться в реке, чтобы вот уж точно отпустило. Окончательно. Суворов сидел с ним сегодня. Переговаривались по теме пар, сталкивались локтями за партой, Андрей ощущал на себе иногда задумчивый взгляд, но на этом — все. Ничего больше. Ничего. Марат в целом был каким-то отвлеченным, немного рассеянным что ли, будто что-то у него происходило, не очень хорошее. Андрей, если честно, даже не очень понимал, что с ним таким делать. Было привычно видеть другое: насмешливый взгляд, пренебрежительную ухмылку, наглость и самоуверенность, что скользила в каждом движении. А тут вот. Сидел, что-то печатал в телефоне, иногда тупил куда-то в стену, чудом вспоминал, что он на паре и что-то делать нужно. Андрей на первой к нему даже сам свою тетрадь подвинул, чтобы списал. Суворов от этого жеста на мгновение совсем потерялся, посмотрел удивленно, словно у него рога на лбу выросли. Вот и как на него такого реагировать-то? И даже в таком состоянии, все равно умудрялся быть каким-то ожесточенным, напряженным до безумия. Его сейчас не трогали — сидит с Андреем и ладно. Весь удар, в случае чего, видимо, на него придется. Вообще, с момента, как Суворов начал рядом с ним ошиваться, он резко стал остальных немного игнорировать. Общался, конечно, мимолетом, на перерывах, но гораздо меньше, чем раньше. Будто все внимание на Андрея ушло. Как бы спасибо, но, наверное, не надо. Это явно все еще бесило Артема, Антона, да всех, наверное. Но что уж тут? Кто бы знал, что у Марата в голове? У Андрея сегодня, например, пусто. И больно — пошел в ближайшую аптеку, лениво переставляя ноги. Как-то очень хотелось сесть на автобус и уехать домой. А нельзя ведь — потом будет отработка, а прошлой за глаза хватило. Мало ли, куда еще его занесет? Пошел потом и в продуктовый, за водой. Обезболивающее надо было как-то запить, в целом в горле пересохло. Идея пройтись оказалась все же хорошей — чуть легче стало, но мир все еще казался удивительно недружелюбным. Он все равно думал о Суворове. Не переставая. Все для тебя в открытом доступе. Если честно, то после того, последнего разговора, он Марата перестал понимать совсем. Вот прям совсем. Типа ноль из десяти, потому что, какого хера? Что вообще все это значило? По факту, Суворов должен был ему вмазать, за то, что он там говорил. Этого он ожидал, к этому стремился, рассчитывал. А тут что? Марат просто со всем согласился? А почему? Вообще-то, он реально ничего не понял. И сейчас это непонимание закручивалось в тугой узел, сжималось в груди, заставляя нервничать без остановки. Они сидели вместе, до дрожи близко, отчего было только хуже. Он не знал, что делать, как поступать, что думать вообще. Странное состояние Суворова ситуацию, как будто, немного спасало — тот хотя бы его не трогал. Просто был рядом и все. Этого все равно было много. Мало. Непонятно как. Пока ходил туда-сюда потратил полчаса. Все равно времени оставалось еще прилично, но уже начинал немного мерзнуть. Снова нужно было на диванчики. И кофе — чтобы не заснуть. Медленно шел обратно к универу, гоняя по кругу бессвязную мешанину мыслей. Хотелось просто пойти домой, лечь под одеяло, тупить в телефоне и как бы все. Ничего кроме не надо было. В универе, около входа, замер: около гардероба стоял Суворов, рядом с ним что-то бормотал Артем. Кажется, был конфликт — Марат выглядел удивительно взбешенным, словно из последних сил сдерживался. От чего? Что ему этот придурок наговорил? Застыл, растерянно глядя. Почему-то вспомнилась та ситуация, у автомата, когда за подобное прилетело — стоило бы, наверное, сейчас же уйти, но не мог. Разглядывал плотно сжатую челюсть, темный, ядовитый взгляд от которого и самому почему-то было не очень, хотя он-то тут точно не при чем. Артем был удивительно бледным, но все равно: упрямо выпрямил спину и что-то Суворову говорил без остановки. Взгляд у него бегал, как-то растерянно и отчаянно — словно он уже и сам жалел, что все это происходит. Потом двинулся резко чуть вперед, все не замолкая, взмахнул руками, от переполняющих эмоций. Это он, наверное, зря — Марат сказал что-то, оттолкнул. Артем чудом не навернулся, отлетел в сторону, растерялся совсем. И хрен с ним. Еще повезло, что на такой ярости, от Суворова по лицу не прилетело. По виду, как будто должно было. Марат был уже в куртке. Вылетел на улицу, даже Андрея не увидев. Это, наверное, хорошо. Прекрасно просто. Зачем ему в таком состоянии на глаза попадаться? Лишний раз же конфликт будет, что-то еще неприятное. Андрей вот об этом подумал, еще несколько раз в голове мысль прокрутил, двинувшись следом. Почему-то ощущал себя взволнованным, растерянным тоже: будто Марат и его толкнул сейчас, как и Артема. Не стоило, конечно, вот так за ним идти. Правда не надо было. Но все равно. Почему-то иначе не вышло — Суворов как будто сейчас мог натворить чего-то, он же и правда сегодня потерянный. Это, если честно, Андрея касаться не должно, но почему-то шел следом, впиваясь взглядом в широкую спину. Куда летит-то так? Марат завернул во дворы, на ходу доставая что-то из кармана. Андрей приглядевшись, понял: сигареты. Может, он тупо тут покурит и все нормально? Может, хрен с этим, уйти лучше? Он еще даже успеет — Суворов его явно не заметил. Как бы да. Но он все равно не мог. Суворов пнул вдруг раздраженно скамейку, уставился куда-то в небо, сжимая челюсть. Было в нем что-то сейчас такое, от чего Андрей не мог отвести взгляд. Смотрел. Впитывал. Разглядывал, как Марат закуривает, напряженно выдыхая куда-то в воздух. Почему-то, иррационально нервничал. Ладно, подумал вдруг. Суворов ведь и так, и так на нем стабильно сорваться может. Разом больше, разом меньше — может, ему хоть полегчает. Ладони почему-то похолодели: Андрей заснул руки в карманы куртки, на мгновение прикусывая внутреннюю сторону щеки. Выпрямился, подходя ближе. Спросил тихо: — Все в порядке? Суворов вздрогнул. Все еще его до этого не видел, посмотрел, на мгновение, растерянно. Нахмурился, затягиваясь: — Тебе что надо? Андрей пожал плечами, засовывая руки в карман: — Просто спрашиваю. Вижу, что что-то не так. Марат ухмыльнулся криво, качая головой: — Удивительно. Откуда интерес, Андрюш? Тебя что, волнуют проблемы простых смертных? Ну, обычно нет. Ладно, это сейчас было как-то высокомерно. Суворов смотрел разъяренно, от такого взгляда, если честно, очень хотелось бы куда-то свалить, потому что ничего хорошего ждать не стоило. Но Андрей смелый, мозг у него на самосохранение не работает, так что упрямо стоял напротив, спокойно разглядывая в ответ. Сказал: — Раз пришел, значит волнуют. Марат хмыкнул, затянулся качая головой: — А не должно. Свали, ладно? Не до тебя сейчас. Так-то это было грубо. И задевало. Андрей устало вздохнул, переводя взгляд куда-то вверх. Облака сегодня были какими-то особенно темными, тяжелыми на вид, мрачными. Все вокруг было серым, увядающим. Осень уже заканчивалась, сменялась постепенно зимой — холод подступал неотвратимой угрозой, забираясь морозными пальцами под куртку. Хотя бы, закончились дожди. Андрей все смотрел вверх, сжимая руки в кулаки, в карманах. Под всей этой злостью, в действительности, Суворов сейчас был до странности уязвимым, как и все дни до этого. И стоило бы и послушаться, уйти, но… Андрей никогда особо не слушал, что ему говорят. — С тобой что-то происходит весь день. Ты Артема сейчас чуть не ударил, как я увидел. — И? Тебе какое дело? Суворов шагнул ближе, прищурившись. Затянулся, выдыхая дым куда-то в сторону. Андрей все еще смотрел в небо, ощущая себя до странного напряженно. — Просто решил спросить. Марат насмешливо усмехнулся, качая головой: — Тебя же в целом хер что волнует, смысл ты сейчас лезешь? К чему? Или что, ждешь, что я, как и ты, сейчас расскажу тебе трагичную историю из своей жизни? Поплачем вместе на лавочке? Я не такой слабак, Андрюш. Не стоит по себе мерять — с первым встречным своими проблемами не делюсь. Это было жестоко, если честно. Андрей вздрогнул, поморщился, ощущая, как что-то падает внутри. Посмотрел, наконец, Суворову в глаза: в груди все замерло под этим яростным, раздраженным взглядом. Сказал тихо: — Я подумал, что с тобой что-то происходит. Просто решил узнать, все ли нормально. Суворов усмехнулся, покачиваясь на пятках. Затянулся снова, выдыхая вверх — Андрей как-то против воли обвел взглядом напряженную линию челюсти, шею. Стало до странности тяжело — когда и уйти не можешь, и оставаться тоже. Больно было. Но все равно стоял на месте, будто надеялся на что-то. Сам не понимал на что. Хотелось, чтобы Марат сейчас отступил. Но он так не сделает — не умеет, ведь. Андрей это понимал, правда, где-то глубоко внутри, что-то в нем ждало следующих слов, трепетало в ожидании. Насколько больно будет сейчас? — Еще свою помощь предложи. Ебать тебя все это не должно, Андрюш: что у меня и как. Мы с тобой не подружки, несмотря на то, что ты там себе выдумал. — Я же нормально сейчас подошел. Зачем вот это? Марат пожал плечами, затягиваясь. Хмыкнул: — Просто так. А ты чего-то другого ожидал? Андрей посмотрел на него. Злой, все равно до ужаса притягательный, с привычным прямым, безжалостным взглядом — тягучая, бездонная тьма. От него каждый раз больно. Ничего не меняется, чтобы между ними не происходило. И другого не будет — стоило бы смириться, но все равно почему-то не получалось. И от этого, прямо сейчас, чувствовал себя до безумия уставшим. Правда не стоило идти. Все равно это бесполезно было. И глупо — Суворов сейчас прав. Это он идиот. Ничего нового. — Нет. Ничего другого я и не ждал. Ведь и сам знал, что зря тогда рот раскрыл. Понимал, что вот эта его слабость, обернется потом чем-то таким. И вот оно. Почему-то был не готов. Словно надеялся, что вот сейчас, хотя бы вот тут, Суворов не станет. Не перейдет черту. Глупо ведь. Не стоило. — И правильно, — Марат усмехнулся криво. — Если у тебя есть привычка всем подряд на жизнь жаловаться, не стоит думать, что я такой же. Андрей поморщился. Отвернулся на мгновение, пытаясь прийти в себя. Зачем так больно? Почему? На Суворова смотреть не мог. Не знал как. Позади Марата начиналась детская площадка, у Андрея за спиной — ровный ряд старых, немного грязноватых подъездов. Обычный, в общем-то двор, а почему-то казался до ужаса тесным и мрачным. В топе худших мест мира прямо сейчас. Людей вокруг не было — это хорошо, потому что не хотелось, чтобы кто-то был свидетелем его очередного позора. Знал, ведь, что подходить не стоило. Знал, но почему-то забеспокоился. Ну вот. Мог теперь своим волнением подтереться. На хер все это. Просто на хер. Усмехнулся криво, качая головой: — Я тебе первому рассказал. Не волнуйся — больше не повторится. Сожалею, что побеспокоил. Андрей развернулся, на Суворова не глядя. Ощущал себя до странности пустым и раздавленным. Нужно бы вот это все, между ними, закончить. Вот только как? Не получалось, Суворов сам за ним приходил. Чтобы потом вот так. Раз за разом. Просто сейчас Суворов как-то совсем жестоко поступил. Андрей бы сам так никогда не смог, ни с кем. А тут вот — просто так, потому что разозлился, не на него ведь даже. Прошел всего пару шагов, вдруг ощущая, крепкую хватку на локте. Остановился, не поворачиваясь: смотреть на Марата сейчас не мог. Просто не мог. Было как-то ужасающе больно. — Зачем ты сейчас за мной пошел? Почему? Суворов спросил тихо. Подошел совсем близко — Андрей ощущал его невероятно сильно. От этого было только хуже сейчас. Намного, намного хуже. — А какая уже разница? — сказал ровно, глядя куда-то вдаль. Ничего почему-то не видел. Не понимал. Дернул руку, пытаясь из чужой хватки вырваться. Не вышло — Суворов вдруг преградил ему путь, сжал и вторую руку. Андрей попытался отойти на шаг, чтобы не так близко, чтобы не был его рядом сейчас. Марат не отпускал. Не позволял отстранится, смотрел пристально. — Ты сам хотел, чтобы я ушел. Что сейчас? Еще что-то недоговорил? — Андрей говорил равнодушно, как-то механически. На Суворова все еще не смотрел — пялился куда-то мимо его плеча. — Я тебя понял: больше подходить не буду. Что еще? Марат выдохнул. Его ладони на предплечьях сжались вдруг сильнее, почти болезненно. Это было как-то не важно, не значительно. Лучше бы сейчас отпустил, честно. — Я не собирался говорить вот это все. Звучало как-то — словно из себя это выдавливал. Это было неважно. Андрей все равно его слышать не хотел. Не после вот такого. — Хорошо, — сказал тихо. Замолчал. Добавить было и правда нечего. Марат раздраженно покачал головой. Выдохнул, подошел совсем близко, заглядывая в глаза: — Я сорвался. Я не совсем контролирую, что говорю, когда злюсь. Андрей вдруг почувствовал, что тоже злится. Потому что, а какого хера? С чего вдруг? Криво усмехнулся, наконец, глядя Суворову в глаза: — А ты сейчас зачем это говоришь, Марат? К чему? Ты ведь стабильно подобное мне сказать мог, с чего вдруг какие-то сожаления? Зачем? — наклонился чуть ближе, все также усмехаясь: — Ты ведь потом также сделаешь. И злость тут совсем не при чем. Суворов смотрел пристально. Жадно. Сказал спокойно: — В этот раз мне не стоило. — А до этого можно было? Марат пожал плечами. Стоял так, поразительно близко. Андрею впервые хотелось его оттолкнуть. Уйти, не видеть больше. Он ведь честно забеспокоился. Доверился тогда. Чтобы что? Чтобы вот так? Хер с этим, он и правда устал. Хмыкнул, качая головой: — Действительно. Молодец. Дай пройти — я не хочу тут больше стоять. — Что мне нужно сделать, чтобы ты успокоился? И спросил так. Почти насмешливо. Словно тут ничего такого, Андрей просто так психует. Это как-то окончательно взбесило, довело до точки кипения, когда не очень получалось соображать. Прикрыл глаза, пытаясь хоть немного взять себя в руки, хоть немного прийти в себя. Сказал тихо, четко выговаривая слова: — Нахер пойти нужно. Справишься? Марат смотрел на него ровно, пристально. Этот взгляд сейчас кожей чувствовал, от чего заводился только сильнее. Давно так не бесился. Очень давно. — Справлюсь. Андрей ожидал, что Марат его сейчас отпустит. Ну или ударит — тоже, кстати, вариант. Но нет, потянул вдруг куда-то, резко, сильно, от чего чуть не полетел носом в асфальт от неожиданности. — Что… Куда ты… Споткнулся, потащился следом, оглушенно, абсолютно не понимая, что происходит. Попытался затормозить спустя несколько шагов, но как-то не особо вышло — Суворов дернул сильнее, отчего снова чуть не упал. Тащил недолго — прямо около них был открытый нараспашку подъезд, дверь которого зачем-то подпирал огромный булыжник. Андрей это все как-то мимоходом понимал, мозг как-то совсем не регистрировал происходящее. Марат затянул его туда, ногой отпихивая камень. Дверь за ними закрывалась до странного медленно — Андрей уставился на нее, абсолютно ничего не понимая. Осознал вдруг, что Суворов почему-то расстегивает на нем куртку, вжимая в грязную стену. — Какого хрена ты делаешь? — спросил потерянно, пытаясь начать хоть что-то соображать. — Иду нахер, как ты и сказал. Андрей ошарашено проморгался, уставившись на спокойное лицо напротив. Чужие руки уже скользили по кофте, оглаживая тело. Марат выглядел до странности заведенно, прижался вдруг ближе, скользнув губами по шее. Это как-то. Как-то. Непонятно ничего. Андрей потерянно уставился на кривые ряды почтовых ящиков напротив, выдохнул пытаясь хоть что-то осознать. Вся злость из него куда-то ушла, на мгновение, сменяясь полной растерянностью. И губы, что так идеально касались шеи почему-то полностью мысли путали. Чуть-чуть очнулся, когда почувствовал, как Суворов вдруг начал расстегивать ширинку джинс. Дернулся, обхватил его руки, останавливая: — Ты что? Совсем ебнулся? И спросил так, слабо, жалко, блин. Он вообще не мог понять как они к вот этому пришли. Уставился в расширенные зрачки напротив, облизывая нервно губы. Заметил, как Марат проследил за этим жестом жадным взглядом. Почему-то сам начал заводиться. Как-то невольно, абсолютно не отвечая за реакции своего тела. — А что? Ты сказал, я делаю. — Правда тут проблемы не видишь? Он что, совсем крышей поехал, да? Андрей тяжело дышал, пытаясь хоть немного привести мысли в порядок. Не получалось. Ничего сейчас не получалось. — Накосячил — исправляю. Что не так-то? Марат пожал плечами, словно это Андрей тут что-то не то говорит. И что это вот вообще нормально, то, что он тут выдает. Блять. Какого хера? Андрей прикрыл на мгновение глаза. Выдохнул, ощущая, как жжется под кожей раздражение. Сказал тихо: — Я на тебя разозлился и послал. Я не это имел ввиду, представляешь? Суворов хмыкнул. Потянулся ближе, прижимаясь губами к щеке: — Хорошо, что разозлился. У нас так отлично все получается, нет? Прошелся поцелуями к челюсти, снова к шее. Андрей невольно запрокинул голову подставляясь. Блять. Ну вот как так-то? Сейчас что-то совсем не то было. А он все равно плыл. Терялся во всем этом. Хотел. Почему-то хотел, как и тогда, впиться зубами, сделать больно, так, чтобы хоть на мгновение почувствовал то же, что и Андрей сейчас. Но так ведь нельзя, верно? Схватился за чужие плечи, сжимая — сильно, впиваясь пальцами до боли. Сказал спокойно: — Разве отлично? Марат выдохнул — горячее дыхание мурашками прошлось по коже, спускаясь огнем по позвоночнику. — Иначе у нас вообще не получается. Голос у Суворова был какой-то низкий, хриплый. Андрей сжал его плечи чуть сильнее, едва ощутимо надавил, отстраняя. Марат подчинился, но как-то неохотно. Замер поразительно близко. Он его хотел. Прямо здесь и сейчас, сильно, неудержимо. Андрей сухо сглотнул, ощущая как сердце колотится со страшной силой, угрожая разбить грудную клетку. Почему-то вспомнилось вдруг, каким был Суворов тогда, в том уродском актовом зале — мягким, почти осторожным. Другим. Будто бы только тогда, настоящим. Все равно ему сейчас было больно. Все равно злился, растерялся, не понимал, что происходит. Этого всего сейчас так много, так сильно — все и сразу, отчего даже не знал, что должен чувствовать. Всего на секунду, одну, долгую и страшную, хотелось сбежать. Малодушно скрыться где-нибудь в универе, сделать вид, что все это его не касается и значения не имеет. Вот только это не правда. И так продолжаться и дальше не могло. Да и трусом Андрей себя уж точно не считал. Сказал твердо: — Это не так работает. — Тогда, что ты хочешь? Марат был близко. Этого почему-то все равно было мало, но слишком при этом. Андрей вообще понятия не имел как со всем этим разобраться. Хотелось просто отпустить, позволить делать что захочет, целовать — снова и снова, пока не отпустит, не пройдет вот это все внутри. Только так ведь не правильно, верно? — Расскажи, что с тобой происходит. Можно начать хотя бы так. Наверное. Разговоры, вроде, хорошая вещь. Суворов только так не думал - раздраженно покачал головой, отступая на шаг назад: — Чего так прицепился-то? До этого ни разу ничего касательно меня не волновало, а тут вдруг? Андрей вздохнул. Отпустил, откидывая челку со лба, на мгновение устало прикрыл глаза. Ну, почему так сложно-то? Это его понять тяжело? Суворов, вроде как, бьет все рекорды по этому вопросу. — А тут вдруг. Расскажешь или нет? Марат нахмурился. Отвернулся, уставившись куда-то на дверь. Подъезд, вообще-то, был так себе — грязный, старый, с кучей рисунков на стенах. Стоило бы свалить отсюда, но двинуться будто не мог. Свет погас. Андрей топнул ногой, поморщился от громкости звука — почему-то сейчас вот точно в темноте оставаться не хотелось. Спасибо, что сработало, блин: не хватало еще начать нервничать по этому вопросу при Суворове. Марат выдохнул, посмотрел на него: выглядел уже чуть спокойнее, задумчиво немного. Хмыкнул: — Ни разу от тебя такой заинтересованности не замечал. Удивительно. Любишь парней с проблемами? Сказал так — ядовито, насмешливо. Андрей пожал плечами, засовывая привычно дрожащие руки в карман: — Типа того, получается. Суворов покачал головой, отворачиваясь. Вздохнул: — Просто ссоры с семьей. Ничего серьезного. — Почему? Вообще, вопрос, наверное, стоило сдержать: Марат кинул на него раздраженный взгляд, от которого захотелось отступить. Но не стал — упрямо смотрел, ни на мгновение не отводя взгляда. Суворов закатил глаза, покачиваясь на пятках: — Херовый сын я, вот почему. Одни проблемы, вышел неудачным, по сравнению с братом, да и вообще стоило бы взяться за ум, а не тратить свое время на спорт и всякую прочую ерунду, как считают родители. Хотят, чтобы я вернулся домой, потому что по их мнению, жизнь в одиночестве, на меня очень плохо влияет, и я скатываюсь еще дальше. - В каком смысле скатываешься? Марат скривился, пряча руки в карманы джинс. Покачал головой, на мгновение отводя взгляд куда-то в стену: - Им не очень нравится вообще все, что я делаю - сейчас, когда живем раздельно, появилось откуда-то куча лишних подозрений и непонятных вопросов. Мама еще ладно, она просто переживает. Отец... С ним тяжело. Узнал, наверное от Вовы, что я мало в универе появляюсь и понеслось. Пытался вчера из квартиры выставить, сегодня до сих пор пишет. Только час назад успокоился. Доволен теперь? Андрей задумчиво прищурился: так-то это первый раз, когда Марат хоть что-то о себе рассказывает. Стоит ли тут надавить или лучше хватит на сегодня? Вопрос был важным — либо ему в итоге снова прилетит, либо… Опять же: почему все так сложно? Почему они оба не умеют словами через рот? Подошел на шаг ближе, замечая, насколько напряжен сейчас Суворов. Подумал вдруг — они и правда во многом похожи. Только защищаются по-разному: Марат вот, через агрессию идет, Андрей провоцирует и замолкает. И что-то в нем таком, раздраженном, колючем, все равно было до ужаса притягательное: почему-то хотелось прикоснуться, сгладить пальцами углы, растворить в ладонях все это напряжение. Андрей все это, в действительности, очень хорошо понимал — ему тоже было адски тяжело говорить о самом себе, сложно было открывать хоть что-то. Было почему-то до ужаса страшно, что в это когда-нибудь плюнут, посмеются над самым сокровенным. Марат, по факту, сегодня так и сделал. Вот только отплатить тем же самым, Андрей не мог. Не хотел. Знал, что любая его фраза сейчас может Суворова очень ранить, может, в целом, из остатков равновесия вывести. И вот это было бы лишним. Совсем не нужным. Осторожно прикоснулся пальцами к его скулам, склоняясь чуть ниже — Марат замер, напряженно вглядываясь. Не отстранялся. Смотрел. — Почти. Все равно уже лучше, чем ничего, — сказал спокойно, осторожно обводя пальцами теплую кожу. Суворов нахмурился. Обхватил руками его запястья, едва ощутимо сжимая: — Что еще ты хочешь? Андрей был чуть выше — незначительная, в общем-то, разница, которая сейчас, почему-то давала сил. Вот такая глупость, а все равно: было до ужаса приятно. Усмехнулся криво, осторожно обводя большим пальцем скулу: — Пока хватит. Засчитаю все это, как извинения. Марат дернулся. Сжал челюсть, с трудом выдыхая. Андрей ждал — взрыва, ухода, удара, обидных слов. Прикасался — мягко, осторожно. Суворов сжал на мгновение его запястья чуть сильнее, прикрыл глаза, словно очень сильно старался успокоиться. Кивнул: — Допустим так. Все еще выглядел злым, разъяренным до безумия, даже слова эти выдавил с трудом. Андрею, почему-то, стало иррационально весело — в действительности, вывести Суворова на эмоции ему было до ужаса легко. Даже поражало на самом деле: он, как будто бы, мог просто дышать, а Марата это точно бы волновало. Это было смешно и странно — в Андрее, в сущности, ничего такого. Шрам, тремор, куча проблем в голове, кошмары и тревога с которой ничего даже сделать не мог. Хроническая, въевшаясь в кости усталость, что разрушала до основания. Суворов этого всего не видел. А зря. — Вот и отлично. Пошли — у нас пара скоро. Сказал так, буднично, отпуская его лицо. Марат растерянно повел головой, посмотрел на него непонимающе. Фыркнул: — Это тебя волнует? — Прогулы не очень отрабатывать. Суворов стиснул зубы, все еще держал его за руки, сжимая — не болезненно, но удивительно крепко. Сказал тихо: — И это все? Андрей пожал плечами. Смотрел — Марат хмурился и ему это до жути подходило. Его такого, напряженного и злого, все равно хотелось. И разве кто-то потом скажет, что Андрей здоров? Ага, конечно. Потянулся вдруг, едва ощутимо целуя — Марат как-то растерялся будто, позволяя провести языком по нижней губе, прижаться на мгновение приоткрытым ртом, ближе. Ощущая горячий выдох на кончике языка, чувствуя вкус сигарет, что-то еще, что хотелось распробовать, почувствовать сильнее. Отстранился, только ощутив, как Суворов начинает отвечать, тянуться ближе. Не сейчас, верно? Просто было так тяжело сдержаться, глядя в потемневшие глаза, видя знакомую, почему-то уже привычную, необходимую даже ярость. Марат смотрел. Тягуче. Темно. Пялился на его губы, почти завороженно. Андрею, честное слово, вот это все нравилось. Вот эта, страшная, притягательная власть, которую он чувствовал, всего на мгновения, словно Суворов и правда подчинялся, тянулся, снова и снова, неудержимо и неконтролируемо. Словно все действительно для него было в открытом доступе. Это все нездорово. Болезненно, жестоко, но почему-то — нужно. — Вот теперь точно все, — Андрей отступил на шаг, вырывая запястья из чужой ослабевшей хватки. Усмехнулся: — Пойдем. Правда пора уже. Двинулся к двери первый, на Суворова не глядя. Думал: пойдет за ним или нет? Марат вышел спустя несколько секунд. Поравнялся с ним шагом, внимательно разглядывая. Ничего не сказал — это, наверное, хорошо. Андрей и сам не знал, что тут можно говорить. Последнюю пару в этой тишине и провели. Почему-то, впервые, она не казалась напряженной. Просто — другой. Было как будто проще. Вот только надолго ли? Андрей не знал.

***

Андрей удобно устроился около закрытой, пока что, двери, опираясь затылком о стену. День казался по определению дерьмовым, в глаза будто песка насыпали — подскочил в три утра от очередного кошмара, слепо хватая ртом воздух. Сидел до выхода на кухне, уставившись потерянным взглядом в кружку с чаем. Ощущал себя до смешного уставшим. Марата в универе с того разговора не видел. Это, наверное, хорошо, но почему-то иррационально нервничал — два дня, включая бездарно проебанный выходной, казались почему-то до странного долгими. Может, повлиял разговор с мамой, после которого очень хотелось долго и громко орать в потолок. Вроде бы помирились, а осадок все равно остался мерзкий. От него даже не деться никуда, просто держалось что-то комом в груди, тянуло стылой обидой под ребрами — она его не слышала, Андрей не хотел понимать в ответ и будто петлю на шее затягивал, настолько безнадежно это все иногда чувствовалось. Ему не хотелось помощи, не хотелось слушать о том, как долго и много она для него старалась, не нужно было постоянно напоминать об отсутствии приездов и всего остального. Просто хотелось что-то обсудить, иметь возможность рассказать хоть что-то и получить адекватную, спокойную реакцию, а не вот это вот все. Но нет. Зачем? Лучше же без конца ругаться, иногда нормально общаться, чтобы потом рушить это все раз за разом, просто потому что у матери очередной приступ необоснованной за него тревоги. Шикарно. Замечательно. А можно что-то другое? Видимо, не судьба. Еще больше злило, что именно тогда, когда эта ее тревога была необходима, когда хотелось даже такой, невнятной и нервной заботы - ее не было. Первый раз они с Валерой заикнулись про выход из компании незадолго до происшествия. Тогда уже начали случаться не совсем адекватные вещи - Леша совсем слетал с катушек, причин на это внятных не было, но поведение его становилось до жути пугающим: странные вспышки агрессии, постоянная нервозность, болезненная, дикая в своих проявлениях, жестокость. Андрей, как самый близкий к нему, на тот момент, человек, пытался узнать в чем причина. Не выходило - только становилось все хуже и хуже. Они много ссорились, потому что Леша его постоянно отталкивал, ничего не объяснял. Все закручивалось по спирали, Андрей нервничал, Валера метался между ними пытаясь спасти хотя бы кого-то, при этом попадал в разборки и сам. Потом начались и драки - Леша больше не особо мог себя контролировать, Андрей совсем отчаялся и они сталкивались с размахом и неожиданной яростью. Тогда, впервые, начали с Валерой думать про то, что это все нужно заканчивать. Не успели - все еще на что-то надеялись, не хватало мотивации, было безумно сложно вот так, перевернуть все обратно, с наскока. Если бы мама тогда надавила на него чуть сильнее, если бы говорила с ним чуть больше, если бы тогда, после того как все случилось, взяла себя в руки, а не лила над ним потоки слез... В тот момент она только начала отношения с Ильдаром и очень в них погрузилась, пытаясь отстраниться от проблемы в лице старшего сына. Он ее не винил. Злился, проскакивало иногда стойкое разочарование в ее слабости и не способности быть сильным, взрослым человеком. Но не винил - с этим, кажется, она и сама справлялась отлично. Сегодня все валилось из рук, в голове вообще ни одной связной или хотя бы позитивной мысли, и одногруппники бесили больше обычного. Ладно, бесил почему-то только Антон, который не мог обойти его своим вниманием сегодня и постоянно косился в его сторону, что-то обсуждая с Артемом. Два идиота. Лучше бы отчислились и дело с концом. Но нет, блин. А жаль. Настя направилась к нему вдруг, нервно оправляя волосы. Андрей заметил ее боковым зрением, с трудом пытаясь проморгаться — когда он, наконец, додумается купить капли в глаза? Совсем же тяжело без них. Как-то все через задницу идет, честное слово. — Андрей, слушай, я тут спросить хотела, — Настя зачем-то дернула себя за рукав кофты, облизывая губы: — А ты с нами идешь в субботу? Или нет? Это она про что? Сначала как-то не особо понял, растеряно глядя на нее. Потом дошло: одногруппники договорились побухать у кого-то дома. Или речь вообще шла про съемную квартиру — Андрей не особо их слушал, когда этот вопрос обсуждался. Вроде бы, в этот момент он уютно задремывал на парте и пытался полностью абстрагироваться от реальности вокруг. Теперь вот — даже было как-то непонятно, что ей отвечать. — А кто вообще идет? — спросил первое, что пришло в голову, пытаясь оттянуть время. Настя пожала плечами: — Да вроде, все, кроме Ильи, Глеба и Наташи. Ну и ты еще ответ не дал. Значит, Марат там будет. Ага. Блять. Ну вот хоть один раз, он может сходу не про него думать? Уже даже стыдно, честное слово. Андрей задумчиво обвел взглядом группу, пытаясь представить себя пьяного в их компании. Выходило так себе — как будто, после подобной посиделки, его положение может упасть еще ниже, особенно если он и правда напьется. С другой стороны Валера давно орет ему о том, что пора бы социализироваться и хоть иногда выходить из квартиры куда-то кроме учебы и работы. Ладно, он опять же подумал о том, что там будет Суворов. Пьяный. Это, как будто, звучало любопытно. Или он просто поехавший. Кто бы знал? — И во сколько это все будет? — Часам к восьми планировали. Квартиру на сутки уже забронировали, только осталось скинуться и заплатить до четверга. Там недорого выходит. А, ну и еще алкоголь, конечно. Андрей вздохнул: — Даже не знаю. Надо подумать, наверное. Вроде бы, а что тут такого? Планов у него не было, по деньгам даже, наверное, спокойно выходило. Да и почему нет? Что он теряет? Настя вдруг как-то замялась, осторожно коснулась его запястья рукой. Сказала неловко: — Я бы очень хотела, чтобы ты пошел. Просто Наташа не идет, мне там, как будто будет не с кем. То есть… Ну, не будет никого, кто в случае чего… Замялась совсем. Покраснела. Андрей как-то невольно на ее порозовевшие щеки засмотрелся. Перед ним, наверное, очень давно уже никто не краснел. Сжал ее руку сам, в ответ. — Никого, кто присмотрит? Это имеешь ввиду? Настя совсем смутилась. Отвела взгляд, уставившись куда-то в стену. Андрей на нее почему-то все смотрел, взгляд отвести не получалось. Выглядела до жути непривычно — робкая, застенчивая. Она, конечно, дерзостью не славилась, но чтоб вот так? Было как-то совсем странно. Непонятно. — Ну, да. Просто мы с тобой, вроде, нормально общаемся. И ты, ну… надежный, понимаешь? Мне было бы сильно спокойнее, если бы ты рядом был. Андрею стало даже неловко — надежный? Он-то? Ну, да. Точно. Именно так. Вот только это было приятно. До ужаса хорошо, что кто-то вот так в него поверил, доверился даже. Это было удивительно, почему-то немного горько — он ведь, в действительности, такого не заслуживал. И стоило бы, наверное, сообщить об этом прямо сейчас. Но не мог. Смотрел на ее покрасневшие щеки, неловко бегающий взгляд и почему-то не мог отвернуться. Не мог вот от этого отстраниться. Сжал хрупкую ладошку чуть сильнее, едва ощутимо, привлекая внимание. Настя посмотрела на него настороженно, все также — жутко неуверенно. Кивнул, мягко улыбнувшись: — Ладно, договорились. Только кто за кем, в итоге, будет присматривать и правда вопрос. Настя улыбнулась — солнечно, радостно. Почему-то от этого стало удивительно тепло. Приятно. Пожала плечами: — Думаю, по ходу дела разберемся, — сжала его ладонь в ответ, сразу же отпуская: — Спасибо. Я рада, что ты пойдешь. Андрей хмыкнул: — Уверен, что от моего присутствия очень счастлив будет и Артем. Антон, скорее всего, от счастья умрет прямо на месте, когда узнает. Настя рассмеялась. Смех у нее был мягкий, почему-то слушать было хорошо. И глаза так сверкали — чисто, искренне. Было и правда удивительно, что кто-то так на него реагирует. Вот так. Блять. — Их проблемы, честное слово. Отлично, тогда я тебе позже скажу, что там по деньгам, ладно? Андрей кивнул. Почему-то все еще чувствовал тепло ее ладони в своей руке. На паре сидел чуть спокойнее. Было легче — может, в нем и правда оставалось еще хоть что-то? Хоть что-то. Ну, пожалуйста. Так хотелось в это верить.

***

Марат опирался о его стул рукой, прижимался — близко, отчего было до охуения сложно хоть что-то соображать. Андрей очень старался хоть немного отодвинуться, но это было удивительно бесполезно, потому что Суворов просто подвинулся за ним следом и насмешливо сообщил: — Не дергайся так. Мешаешь. Действительно. Мешает — списывать у самого себя мешает. Охренительно. Суворов объявился в четверг, уселся рядом, нагло отвоевывая большую часть парты, смерил задумчивым взглядом. Сейчас вот — очень ему вдруг понадобилось написать конспект одновременно с Андреем. Ощущать его вот так, близко, спустя эти несколько дней, было удивительно сложно. Почему-то хотелось больше, меньше, потому что они все еще в кабинете с кучей одногруппников. И вот вроде бы, Марат ничего такого не делал. Ну, сидел рядом, ну, опирался всем телом — ничего прям криминального не было. Андрей все равно заводился. Глупо, иррационально. Приходилось через силу пытаться сосредоточиться на том, что переписывал, отвлечься хоть немного от теплого тела под боком. Дерьмо. Лучше бы и дальше прогуливал. Вообще-то, Андрей не очень знал чего от Суворова теперь ожидать — после их последнего разговора. Или как вообще все это непонятное назвать? В общем: он готовился ко всему, но все равно почему-то оказался не готов. — А что вот это значит? — Суворов ткнул вдруг ручкой в его тетрадь, привлекая внимание. — Это буква к или н? Андрей вздохнул. Закатил глаза, чуть откидываясь на стуле, пытаясь игнорировать его руку за спиной. Выходило не очень. — К. — А здесь? — Тоже. Марат кивнул. Писать продолжил снова. Андрей на мгновение затупил, уставившись почему-то на его сосредоточенное лицо. С трудом взгляд отвел — это было бы как-то совсем не очень сейчас, вот так, сидя вплотную, на него пялиться. Артем и Антон что-то бурно обсуждали на соседней парте, периодически поглядывая в их сторону. Интересно, что их так встревожило? Вообще, было бы неплохо как-нибудь узнать из-за чего Суворов тогда так Артема толкнул. Что у них там случилось? Спросить что ли? А Марат ответит? Андрей задумчиво вернулся к конспекту, лениво выводя предложения. Пара только началась, а ему уже все было до жути скучно. Кроме Суворова. Это вообще все его вина — сидит тут, с мыслей об учебе сбивает. — А это что? Марат снова тыкал в его тетрадь, привлекая внимание. Для справок, списывать можно молча. Спокойно. Еще ведь и спрашивал так, с претензией как будто. Словно Андрей был ему лично обязан писать максимально разборчиво. Ага, еще что. — Ты ведь знаешь, что книга, с которой я все это пишу, лежит у тебя прямо под носом, да? — Андрей спросил ровно, с интересом глядя на Суворова. Книга и правда лежала. Вот прямо посередине парты. Андрей переписывал с нее, Марат почему-то у него и, как будто бы, никого ничего не смущало. Суворова так точно. — И? Марат насмешливо вздернул бровь. Смотрел на Андрея, как на идиота. Да, точно. Именно так. — И ты можешь все это сам сделать? — У тебя удобнее. Сразу готовый вариант, — отмахнулся Марат. — Так, а что тут? Даже как-то на мгновение опешил от наглости. Сильно задумался: может и правда тут в нем проблема, а не в Суворове? Так реально и должно быть, да? — Ты, кстати, медленнее писать стал. Поторопись, а? Не успеем нихера, — добавил вдруг Марат, с насмешкой глядя на него. Андрей прикрыл глаза, пытаясь хоть немного понять ситуацию. Выходило так себе. Вздохнул, откидываясь на спинку стула сильнее. Можно было бы его хоть как-то осадить, но это, наверное, ни к чему не приведет. Или попробовать? Было там внутри что-то про гордость, про самоуважение. — Андрюш, ну. Давай. Шевели ручкой — время-то идет. Марат ухмылялся как-то излишне самодовольно и, где-то глубоко в душе, ему за это хотелось врезать. Ну так, шлепнуть, для профилактики. Все равно, конечно, не поможет, но хоть легче станет. И все же. Блин. Если, на самом деле, Андрея вот это все устраивает, это совсем тупо или и так сойдет? Он совсем крышей поехал. Правда. Даже можно уже не пытаться что-то восстановить. Чисто из упрямства писать продолжил максимально медленно. И все также неаккуратно — Марат спустя минуту снова требовательно ткнул ручкой в тетрадь: — Здесь вообще все предложение не понятно. Андрей вздохнул, закатив глаза. Сообщил, насмешливо глядя на Суворова: — Учебник все еще перед носом. Если тебе мой почерк так не нравится, то смотри туда и все станет намного легче. Марат криво усмехнулся, качая головой: — Ты такой жестокий, Андрюша. Никакой помощи товарищу в беде. Обычно ты, кстати, куда понятнее пишешь. Доля правды в этом была — тремор сегодня мучал как-то особенно сильно. Андрей задумчиво размял руку, глядя куда-то в сторону. Суворов проследил за этим жестом внимательным взглядом, как будто на мгновение завис, разглядывая его ладонь. Так любит смотреть на трясущиеся пальцы? Действительно. То еще шоу. — Руки у тебя и правда всегда дрожат, — хрипло вдруг сказал Марат, вскидывая темный взгляд на его лицо. — Почему так? Андрей поморщился, подавив иррациональное желание спрятать ладони под парту. Было бы тупо, конечно. И все равно хотелось. Чтобы Суворов прекратил на них смотреть, видеть эту постыдную, мерзкую дрожь, которую сам ненавидел до глубины души. — Специально имитирую. Добавляет загадочности. Сказал спокойно. Не показывая, насколько тяжело вообще на эту тему говорить. А было адово. Он все это презирал — и то, что произошло, и то, что от этого осталось. Марат прищурился, перехватил вдруг его ладонь, осторожно прижимая ее к столу. Вглядывался — так внимательно, так пристально, словно пытался в голову влезть, прочесть мысли, понять, наконец, что не так. Как же хорошо, что это невозможно. Спасибо миру, хотя бы за это. — Это тебе мешает. Разве нельзя как-то вылечить? Мешает? Очень мягко сказано, честное слово. Почти захотелось рассмеяться, но на подобное сейчас точно не решился бы: смех получится слишком истеричным и, наверное, мерзким. Сглотнул, выдавливая из себя кривую ухмылку: — Ну, почему же мешает - есть и плюсы. Дрочить прикольнее — вибрация, все дела. Вообще-то он уже не очень понимал, что несет. И думать об этом совсем не хотел. Марат был близко, рядом, все еще аккуратно сжимал его ладонь. Мог бы и сильнее сжать — сломал бы все и дело с концом. Так оно даже и проще было бы: мол не псих, а чисто по травме. — Да? Я тогда как-то не заметил. Голос у Суворова вдруг стал ощутимо ниже. Тише. Андрей вздрогнул, вдруг очень явно понимая о чем тот говорит. Ага. Блять. Выдохнул с трудом, ощущая как пересохло во рту. Картинки перед глазами были до ужаса яркими сейчас. Как и возбуждение. Вот же дерьмо — это теперь так всегда будет работать? Только вспомнил и погнали? — Там не сильно. Сосредоточиться надо, чтоб почувствовать. Что он сейчас несет вообще? О чем они говорят, и какого хрена Андрей вот это сейчас продолжает? Мысли вообще куда-то улетали. Не туда. И внизу живота становилось так жарко, что-то внутри растекалось лавой, от чужой близости, от воспоминаний. Для справок они на паре. Волновало ли его это прямо сейчас? Вообще-то должно. — Продемонстрируешь? — На себе или тебе надо? Что-то внутри Андрея сейчас панически орало. Ультразвуком — может, поэтому уши так странно заложило, что он только и слышал тихий, хриплый почему-то голос Суворова. Посмотрел на него. Завис — Марат выглядел как-то завороженно, с расширенными зрачками, темным, голодным взглядом. Сжимал его ладонь почему-то сильнее. Не до боли, но так, что прикосновение давило, мучало. Кого он сейчас держал? О чем вообще Андрей думает? — Мне оба варианта нравятся. Можно совместить. Сказал так. Андрей не совсем понял, что такого сейчас было в его голосе, но почему-то по телу прошлось мурашками, окатило волной по позвоночнику. Нервно облизнул губы, замечая, как взгляд Суворова мгновенно сосредотачивается на них. Выдохнул, пытаясь привести голову в порядок — это было как-то безумно сложно. На Андрея еще никто и никогда в жизни так не смотрел: жадно, голодно, отслеживая каждый жест. Словно кроме него Марат никого не видел и ничего не осознавал. Его внимание было абсолютным и поглощающим. И это было так притягательно, так сильно, что почему-то было тяжело остановиться. Хотелось больше и больше. Чтобы вот это никогда не заканчивалось. Чтобы Суворов всегда смотрел так. Вот так. Мы на паре, мы на паре, мы не одни, начни соображать хоть что-то, ну пожалуйста. — Даже не думал, что тебе такое интересно. Сказал тихо, пытаясь силой воли заставить себя отвернуться. Отстраниться. Что-то он же делал до всей этой ситуации, да? О чем там вообще было? В душе не имел. Вот вообще ноль. Марат криво усмехнулся, снова почему-то разглядывая его губы: — Совсем-совсем не думал? Даже после тех ситуаций? Андрей почему-то кивнул растерянно, сам не особо понял с чем согласился. Слов как будто не было вообще. Только этот темный, чудовищно притягательный взгляд, собственное возбуждение, безумное, сильное желание, чтобы Марат сейчас… Суворов вдруг провел большим пальцем по запястью, поглаживая, осторожно и медленно. Андрей как-то от этого совсем поплыл, не очень понимая, что вообще сейчас происходит. Марат подался чуть ближе, все еще разглядывая, так внимательно, так жадно его рот. Почему он туда смотрит? В горле до странности пересохло. - Очень зря. Задумайся сейчас, Андрюш. И голос такой. Хриплый, низкий. Марат смотрел как-то безумно, немного нездорово даже - будто и сам не очень понимал, что и как сейчас происходит. Будто собирался поцеловать его, здесь и сейчас. На паре, все еще. Мысль пронзила стрелой, заставляя вздрогнуть и отвести взгляд, отчаянно надеясь, что щеки не покраснели. — Конспект. Надо. Вот что было. Точно. Боже, спасибо за остатки здравого смысла. Теперь еще надо как-то успокоиться полностью и вообще хорошо. Сердце колотилось как безумное, угрожая проломить ребра. Так-то и хрен бы с ними, вот это все сейчас вообще не беспокоило. С трудом вырвал собственную руку из чужой хватки, отчаянно хватаясь за брошенную до этого ручку. Почему-то очень хотелось истерически смеяться. Технически, Андрей сейчас мог бы гвозди забивать. Практически — вот нихера же такого не произошло, а так завелся. Пиздец. Марат рядом тяжело вздохнул. Хмыкнул: — Ты всегда так мило стесняешься, Андрюш. И совсем не мило прерываешь на самом интересном. — Мы на паре. Не волнует? Суворов пожал плечами, чуть отстраняясь: — Не очень. Мы бы незаметно. Андрей нервно сглотнул, качая головой: — Ты сейчас абсолютно серьезно размышляешь о том, что мы могли бы… Здесь и сейчас? Все нормально? Марат усмехнулся, рассеянно оглядывая занятых своими делами одногруппников. На них и правда, к счастью, совсем никто сейчас не смотрел. Или уже отвернулись. Блять. А как вот это все сейчас со стороны выглядело? Андрей почему-то вообще не мог представить. Как будто, до этого что-то подобное они точно уже выдавали. Херов Марат. И совсем же ничего человека не смущает. На самом деле, вот это в нем, немного даже пугало — у Суворова полностью отсутствовали тормоза. Во всем, что он делал. — Так боишься? Андрей взглянул на Марата — тот насмешливо ухмылялся. Зрачки у него все еще были расширены и выглядел он ни хрена не спокойно. Словно все еще не совсем соображал, не полностью отдавал себе отчет в своих словах. Сразу отвернулся, потому что сам все еще был не совсем в норме. — Я против публичности. Так что, да. Суворов закатил глаза. Собирался что-то сказать, но на счастье вовремя вошла преподаватель — Андрей сразу шикнул в его сторону и показательно выпрямился. Сам все еще сидел с трудом. Возбуждение сходило поразительно медленно. Марат это явно понимал. Спасибо, что отстранился, только разглядывал. Долго, пристально — взгляд ощущался огнем по коже, отчего совсем не получалось нормально соображать. Под конец пары Андрей из кабинета вылетел. В туалете, умываясь холодной водой, растерянно уставился на свое отражение - весь напряженный, еще немного покрасневший, с полубезумным, неадекватным взглядом. Что со всем этим делать теперь? Что?