Тремор

На отработку к преподавателю получилось договорится только к шести часам. Якобы у нее сильный сегодня загруз и вообще так выходит. Андрей на это бесился минут десять, но смирился. Хотя бы на работу сегодня ему не нужно, иначе бы пришлось переносить. Факт прогула зудел под ребрами, поэтому нужно было разобраться с этим вопросом как можно быстрее. Он себя знал - не сделает в ближайшее время, значит забьет совсем. Валера с него посмеялся, сказал, что он идиот и думает не о том. Это как бы да, но что уж тут? О других вещах мысли были совсем не очень. После последней пары пошел на первый этаж, вяло располагаясь около актового зала, потирая затылок. Творилась в действительности совсем неразбериха. Как оказалось, позавчера Суворов тоже не совсем был в адеквате. Сегодня Андрей подслушал разговор девочек в столовой, сливаясь с толпой и усиленно делая вид, что к нему отношения все это не имеет. Вообще, Марат часто оказывался в центре обсуждений - опять же, у Андрея был навык оказываться незамеченным и очень тихим, так что он за событиями так-то следил. Все же стоило хотя бы минимально ориентироваться в окружении, чтобы понимать, чего ожидать. Ну и плюс, это про Суворова, чего врать-то? Он любопытный в действительности до ужаса, а тот сам нихрена не скажет. Говорили разное: про него и Айгуль, про то, что он якобы с кем-то еще из девочек с других групп был замечен, чем-то странным будто бы занимается в целом, при деньгах, вроде живет один. В общем, куча слухов, но точной информации никакой. Сегодня обсуждался засос на шее, то, что у Суворова тогда на паре была рука в крови, что удивительно совпало с разбитым зеркалом в туалете. Догадки у девочек вели к Айгуль: Андрей от этого выдохнул и расслабился. Говорили, что он в целом пришел на одну пару злой, нахамил преподавателю и ушел с последней. Опять же, предполагалось ссора с девушкой. Не с ним. Спасибо, да. Также обсуждали его странную дружбу с Андреем. Якобы что-то у них было, непонятное - вроде общаются, вроде нет, сидят вместе и на парах что-то подозрительное выдавали. На слове дружба хотелось истерично рассмеяться и удариться головой о стену. С размахом. Чтобы вот окончательно уже. Вот это все. Про них двоих подслушать подробнее не удалось, потому что его чуть не спалили, и он в срочном порядке попытался растворится в пространстве. Шпион из него выходил не всегда, ладно. Блять, если честно, то он ничего вообще не понимал. Значит, тогда, когда он вышел, тот звук ему не показался. И что? Что это значило? Что Суворов от произошедшего взбесился? Ну, допустим. А дальше? Андрей устало запрокинул голову на спинку сидения и потер лицо. Марат был до сих пор непонятен от слова совсем. И если честно, мозг закипал от этого всего окончательно. Вчера и сегодня смиренно сидели вместе, обменявшись только парой слов по учебе. Что-то типа, делай английский быстрее, я не успею списать, да, конечно, отвали. Все. Тишина. Марат словно давал ему выдохнуть, но на деле - душил этим только сильнее. Андрей уже даже не пытался остановить слетающую крышу, хер бы с ней. Ощущал себя собакой из мема: комната горит вокруг, а он с бешеным взглядом пьет кофе на шаткой табуретке и пытается анализировать ситуацию. Вот это он и его психика, наглядная иллюстрация. Стоило поставить на заставку телефона, чтобы не забывать. В коридоре было как-то шумно, на мозг давило. Хотелось тишины и прохлады, ему тут еще часа три тусоваться без дела. Еще как-то надо к отработке подготовится. Это было уже совсем нереально. Домой он, честно говоря, тоже не очень хотел: у Саши начал отъезжать рассудок из-за Нины Борисовны. Ее истерики и угрозы вдруг сменились тотальным молчанием и его подкидывало от волнения по квартире. Атмосфера стала максимально напряженной, так что вот эта отработка даже была неплохим вариантом. Только бы найти какой-то угол уютнее, чтобы вот точно. И тогда нормально. Он даже уже купил мюсли себе на перекус и бутылку воды. Так и проживет, эту жизнь - криво, косо, но как есть. Настя даже предложила после пары с ним немного посидеть. Андрей милостиво отпустил ее домой - с ней вообще разговаривать было комфортно, сегодня даже на последней сидел, игнорируя Суворова. Тот с интересом смотрел ему в спину, удивительно, что ничего не сказал. Разместился сволочь, сразу сзади, наверное, чтобы его взгляд ощущался особенно сильно. И вообще, может стоило и правда социализироваться, чтобы хоть как-то от всего этого в универе отвлекаться? Реально же идея. Для этого, правда, требовался навык общения выше, чем у тумбочки и уровень энергии хотя бы на единицу. Этим он не располагал. Неудобно выходит, да. На самом деле, его несколько волновал момент с Айгуль: вот у них реально что-то есть, или это просто догадки одногруппников? Ответа на этот вопрос не было, а очень нужно бы. Это, на самом деле, вообще не его дело, да и вряд ли у них прям отношения, если Марат настолько спокойно с засосом на шее ходит. Но все же - а что у них? Андрей не знал. Видел их на переменах куда реже, но это, наверное, потому, что сам старательно сваливал куда подальше, пытаясь дать себе выдохнуть от Суворова хотя бы жалкие пятнадцать минут. Это, конечно, было бесполезно, потому что на деле постоянно оглядывался, в поисках знакомого лица, все равно искал взглядом в толпе, думал, как идиот. Суворов, Суворов, Марат, он вообще хоть о чем-то другом думать может? Это так-то нет. Его было удивительно много в голове, забрался и сидит, как хренов паразит. Сжирает по кусочку кору мозга, или что там за сознательность отвечает? Погуглить, что ли? Дверь в актовый зал вдруг открылась, Андрей мазнул по выходящим ленивым взглядом, замечая вдруг Марину. Та его увидела тоже, улыбнулась, сверкая милой ямочкой, подошла сразу, закидывая сумку на плечо: - Привет. А ты чего тут сидишь один? Чего ждешь? Такая вся яркая, смешливая. Всегда на позитиве, всегда притягивала внимание своей искренностью и теплом. С ней было приятно. Просто приятно. Андрей против воли улыбнулся в ответ, откидывая упавшую на глаза челку: - Привет. Отработка в семь. А тут места свободные. Марина прищурилась: - Прогуливаешь? - Обычно, нет. Так получилось. Ее, кажется, ждали подружки, с интересом поглядывая в их сторону. Интересно, они тут вместо пар тусуются, или только после? Вот если бы все эти выступления давали возможность что-то пропускать... Ладно, ему все равно показать нечего, тут без шансов. Это еще хорошо, что синяк начал замазывать - так бы смотрели куда сильнее, как до этого, когда было совсем красиво. Навыки макияжа у него, конечно, были так себе, это хорошо, что уже проходить постепенно начинало. Марина с интересом склонила голову, поправляя волосы: - Что отрабатываешь хоть? - Уголовное право. Там не сложно, только что долго ждать надо. Она кивнула. Задумчиво посмотрела в сторону актового зала, пожав губы. Сказал вдруг: - Хочешь, могу тебе ключи оставить? Посидишь там, хотя бы в тишине. Потом на вахту отнесешь. Андрей выпрямился. Конечно, блин, хочет. Это же прям идеально. Одиноко, спокойно. Просторно. Да он там даже поспать сможет. Боже, звучало как мечта. - Это было бы круто. Буду очень благодарен. Марина рассмеялась, заметив его энтузиазм. Ключи и правда дала - достала из кармана и протянула ему в руки. Сказала строго: - Только не забудь отдать, хорошо? А то мне завтра прилетит. И проверь, как закроешь. Внутри сам лучше не запирайся, замок иногда заедает. Андрей торжественно кивнул: - Все будет в лучшем виде, не переживай. Огромное спасибо. Это ты мне сейчас охренительно помогла. Марина улыбнулась: - Как я и говорила: хорошему человеку приятно помочь. - Все еще переоцениваешь. Но ладно, сейчас возражать было бы очень глупо. Она хмыкнула, качая головой. Вдруг бросила быстрый взгляд на своих подруг, склонилась к нему чуть ниже, тихо шепнув: - Если что - пианино на сцене, в углу слева. Вдруг, захочешь поиграть? Все равно никого, кроме тебя, сегодня быть не должно. Отстранилась. Андрей выдохнул, глядя на нее растерянно. Что-то внутри дрогнуло, сжалось. Он открыл рот, собираясь что-то сказать. Закрыл. Пожал только плечами, отвернувшись куда-то в сторону. Марина смотрела понимающе, мягко. Под таким взглядом почему-то стало совсем неловко. И почему-то стыдно. Словно он маленький ребенок, который прячется по углам от выдуманных чудовищ. Вот только у него они были реальными. - Спасибо. Может быть. Сказал тихо, все еще не решаясь посмотреть ей в глаза, рассеянно сжимая ключ в подрагивающей ладони. Марина сжала его плечо, усмехнулась: - Обращайся. До встречи, Андрей. Ушла, вместе с остальными девочками. Он как-то потерянно смотрел ей вслед, потом уставился на запертую дверь. Почему-то ощущал сухой ком в горле, мешающий дышать. Поднялся на подрагивающих ногах, огляделся невидящим взглядом по сторонам. Ничего не заметил. Выдохнул. Ему ведь не обязательно, верно? Стоит и стоит это херово пианино там, чего лезть-то? Блять. В актовый зал зашел, с трудом открывая замок дрожащей рукой. Тремор от волнения будто бы вырос в разы, усилился до ужаса. Андрей сглотнул, с трудом нашел, где включать свет - включил все равно только частично. Зал был темным, почему-то пугающим своей пустотой: словно из фильмов ужаса, сейчас выйдет что-нибудь жуткое из тени. Это, может, было бы даже лучше. Шагнул внутрь, закрывая за собой дверь. Почему-то дрожал. Словно сейчас случится что-то совсем неотвратимое. Он не знал что. Цеплялся глазами за ряды сидений, взгляд неумолимо примагничивался к сцене. Андрей потер лоб, с трудом выдыхая. Один раз. Один блядский раз. Он не развалится, верно? Может быть, да. Просто посмотреть. Прикоснуться. Вспомнить, как это было. Не стоит. Это будет ошибкой, тупой и бессмысленной. Это вообще дерьмовая идея, он же потом... Ноги двигались сами. Андрей спускался к сцене, шаги ощущались смертным приговором, отчетливо слышимые в мрачной тишине. Все внутри него замерло, затихло, оставалась только это притяжение, жажда, что колола на кончиках пальцев. Что-то, что он когда-то любил. Почему так получилось? Свет он включил не полностью, только по бокам, оставляя центр и сцену в полутьме. Тени наступали, касались пяток, спутывали движения, затягивая что-то под ребрами в тугой узел. Я хочу попробовать. Мне страшно. Я все проебал и боюсь это увидеть. Пианино и правда, стояло в углу слева. Андрей как-то растерянно подошел ближе, уставился потерянным взглядом. Черный, пыльный, сразу же захотелось его протереть, очистить от грязи. Откинул крышку, примагничиваясь взглядом, сел на табуретку, почти упал на самом деле - ноги не держали. По росту подходило так себе, но это сейчас не волновало. В голове сразу, нотами, мелодии, под пальцами клавиши, почему-то не выходило нормально дышать. Руки дрожали. Андрей на пробу нажал, замирая: звук был чистым, таким знакомым, нужным. Прикрыл глаза. Почему-то вспомнилось одно из его первых выступлений на сцене. Тогда волновался до безумия, еще был жив отец, что с гордостью смотрел на него из зала, мама рядом с ним сидела счастливая. Юлька была еще совсем крохотной, ее оставили дома. Андрей играл, боясь на них посмотреть. Знал, что если бы хоть на мгновение увидел в них разочарование, больше бы не смог и все бы обрушилось. Конечно, такого не было и близко. Только радость, восторг, одобрение. Блять, как он по этому скучал. Почему-то глаза жгло. Руки дрожали, так сильно, так невероятно сильно, это так злило, так раздражало. Андрей прикусил щеку до крови, пытаясь успокоиться, усмирить бурю внутри. Один раз, только один раз он сейчас попробует и все. Лунную сонату в школе проходил, играл множество раз, заучивая до автоматизма. Хоть ее, ну. Провел пальцами по клавишам, все никак не мог решится. Что-то внутри сжалось, стянулось в легких комом, мешая вдохнуть. Самого себя за эту слабость хотелось удавить, но иначе почему-то не выходило. Ты все бросил ради своей уличной жизни. Посмотри, куда это привело? В эту точку, где он еле может дышать, где все разваливается, он сам в первую очередь. Как же это все бесило. Он так это ненавидел. Надавил на клавиши, едва ощутимо вначале, пугаясь звучания, от себя тоже. Прикрыл на мгновение глаза, пытаясь сосредоточиться. Начал. Первая ошибка, спустя секунды две, ослабевшие пальцы промазывали, колотились до безумия. Чуть не заорал от разочарования, отдернул руки. Блять, ну как? Зачем вот это? За что? Потянулся еще раз, упрямо сжимая зубы. Хоть чуть-чуть, давай же. Херова тряпка. Начал. Ощущал себя деревянным, моторика стала намного, намного хуже, фальшивил, мазал. Костяшки сбитой руки ныли, тянули едва зажившими ранками. Остановился вновь, тяжело дыша. Слабак. Трясущийся идиот. Заново. Снова не то. Остановился, потеряно глядя вперед. Потер ладонями лицо, ощущая как оно горит, как наползает удушливый стыд и горечь. Проебал, Андрей. Ты все это проебал. Годы своей жизни, вот они - улетели в трубу, просто так. Просто потому что. Когда-то мечтал связать с музыкой свою жизнь, наслаждаться этим и дальше. Похуй было на деньги, на потенциальную нищету, на все что угодно плевать. Это было для него важно, нужно, необходимо как воздух. Он этим горел. И выгорел дотла. Потянулся снова, как-то бессознательно. Встряхнул руками, выдохнул. Получилось чуть лучше, хотя бы похоже, но это, блять, вообще не его уровень. Это ничто. Положил дрожащие пальцы на клавиши, замирая. Не мог. Он больше ничего не мог. И хватит этого. Закрыл крышку, ощущая как по телу проходится дрожь, как все еще расползается по венам тоска и горечь. Развернулся на стуле: смотреть на пианино сил не было, а встать на дрожащие ноги сейчас бы не смог. Развернулся. Лучше бы этого не делал. Взглядом наткнулся на стоящего посреди сцены Суворова. Тот смотрел прямо, задумчиво. Руки были спрятаны в карманы джинс, весь такой расслабленный и спокойный. В полутьме зала он выглядел как-то жутко, потусторонне. Андрей растеряно проморгался, мечтая, чтобы это была галлюцинация, херов мираж, чтобы это не была его реальность. Выдохнул, тихо спрашивая: - Откуда ты здесь? Ты что, следишь за мной? Голос дрожал. Постыдно, слабо. Андрей сглотнул, не в силах отвести взгляд, ощущая как подступает к горлу паника. Суворов лениво пожал плечами, подошел ближе. Шаги оглушали, в этой чудовищной тишине каждый проходился холодом по позвоночнику. Смотрел прямо в глаза, его взгляд тянул стылой тьмой, проникал под кожу чем-то тягучим, манящим. Почему-то ощущал себя загипнотизированно, как никогда до этого уязвимо. Не стоило играть. Правда не стоило. Вот этого он и боялся. - Ну, да. А как иначе, Андрюш? Мог бы сейчас все пропустить. Выпрямился до дрожи, сжимая дрожащими руками колени. Пытаясь болью себя отрезвить, спасти. Не сейчас. Он сейчас не может, просто не выйдет вот это. Он и так разбит. Почему бы Суворову не оставить его в покое? Хотя бы в этот раз. Марат подошел совсем близко. Присел вдруг на корточки, сжал горячими ладонями похолодевшие руки Андрея. От его рук было почему-то только хуже, как и от неотрывного, спокойного взгляда. - Итак, ты и правда играть не можешь. Или и раньше умел так себе? Голос у Суворова был спокойным. Без насмешки, без привычного яда - просто вопросы. Словно это абсолютно нормально между ними, вот так общаться, делиться чем-то. Андрей шумно выдохнул, нервно облизывая губы. Отвел взгляд, сосредотачиваясь на пустых рядах зала. Почему-то было до ужаса мрачно, тихо. Эта тишина пугала, затягивала в привычный уже для него кошмар. Марат отлично туда вписывался. Идеальное попадание. - Какая разница, как было раньше? Сейчас все равно не могу. Стоило бы смолчать, стоило бы не обнажать обжигающую горечь, что засела под ребрами, но не смог - слова вылетели против воли, растворились чудовищной истиной в воздухе. Обратно их не вернуть. Ничего уже не вернуть. Марат смотрел. Пристально, задумчиво. Все еще держал его руки в своих, как-то удивительно осторожно, словно боялся сломать. Забавно, правда? Вот он о таком точно не стал бы заботиться. - Как же так получилось? Андрей пожал плечами. Почему-то вспомнил, как давно, сотни, казалось, лет назад, он сидел около инструмента с другим человеком, играл, смеялся. Было так легко, спокойно. Было хорошо. А потом все закончилось. Резко и безжалостно. Для меня все это тоже тяжело. Какая жалость. Мог бы еще тогда заплакать. Посмотрел на Суворова. Сидел у его ног, разглядывал, рассматривал. Держал. Может быть, Андрею все это нужно. Вот это. Между ними. Темное, мрачное, чудовищное. Может быть, с таким как он и правда иначе нельзя. Не получится даже. Сказал тихо: - Я очень сильно ошибся. И все закончилось плохо. Вот и вся история. Суворов прищурился, усмехнулся криво: - Никаких от тебя подробностей я не услышу, верно? - Верно. Позади него стояло пианино. За спиной, Андрей уже точно не смог бы на него оглянуться. Только так, ощущать тенью, мрачным остатком прошлого, чудовищной памятью, от которой не избавится. Руки в чужой хватке дрожали. Едва уловимо, так бы и не понял, но все же. - Значит, ты пару раз сейчас попробовал и все? Сдался и чуть не плачешь? Забавно. Как будто ожидаешь от тебя большего. Насмешка от Суворова была ожидаемой, но все равно, почему-то ужасно болезненной. Андрей поморщился, пожал плечами отворачиваясь. Нужно было включить больше света. Нужно было просто сесть где-нибудь на задних рядах и подремать, а не вот это все. Не стоило. Правда, не стоило. Раньше играть было так легко, естественно, как дышать. Сейчас было вот это. Андрей все это ненавидел. Честно и искренне. Себя ненавидел. - Странно, что большего. Ты же только и говоришь, о том, какой я жалкий. Сказал, устало. Тихо - было почему-то страшно нарушать вот эту тишину, это мрачное безмолвие. Ладони вдруг скользнули по его предплечьям, к локтям, Суворов потянул его на себя - Андрей подчинился против воли, подался вперед, словно заколдованный. Все еще ощущая себя до безумия растерянно, разобрано и сломано. На дне темных глаз скалилась бездна, сейчас она затягивала, манила беззвездной гладью - хотелось утонуть в этом, скрыться от самого себя, но ведь не получится, вдох застрял в горле, в целом воздуха было мало, он не доходил до легких. Так устал. - Разве я не прав? Андрей почему-то потянулся еще ближе, ведь было так необходимо, так удивительно нужно прикоснуться сейчас. Чтобы вот эта дыра в груди закрылась, заросла, исчезла. Суворов смотрел. Его теплое дыхание обжигало губы, оседало мягкостью на кончике языка. Хотелось распробовать, выпить до дна, ощутить больше. Как тогда, на грани, на изломе, чтобы больше ничего из этого не беспокоило. Чтобы только Марат. И ничего кроме. И почему-то казалось, что он видит ответную жажду, такое же дикое, безумное желание. Он не мог этого понять, объяснить. Не знал откуда и почему. Вглядывался пристально, пытаясь уловить хоть что-то. Что-то еще. Потому что было ощущение, что вот-вот, еще немного он нащупает, наконец, нужное, распутает головоломку, поймет, что происходит в его голове. Он бы этого очень хотел. - Ты даже сейчас ко мне тянешься, верно? - Марат сказал тихо, едва уловимо, насмешливо. - Чтобы я ни сказал, все равно, результат один. Разве потом можно сказать, что ты не жалкий? Что ты нормальный? Наверное, это должно было уколоть. Сделать до невероятного больно, но. Но нет. Марат ведь не этого, в действительности, хотел, верно? Почему-то вспомнил, как Суворов отступил, до этого, как на мгновение, на одну ебанную секунду, о своих словах пожалел. Андрей потянулся чуть ближе. Марат замер. Смотрел пристально, жадно, немного, самую малость, растерянно. Андрей прижался губами к его скуле, мягко, едва-едва, вдыхая чужой запах, ощущая теплую кожу. Хотелось больше. Но не стоит, верно? Оставил еще один поцелуй чуть ниже, на щеке. Сказал тихо: - Ты каждый раз так старательно пытаешься меня задеть. Так много внимания уделяешь, - поцеловал еще раз, на этот раз в уголок губ, ощущая как напряжен, как замер под его прикосновениями Суворов. - Мне не нужно в действительности ничего делать, мне можно даже не реагировать - ты сам все равно ко мне придешь. Кто из нас в действительности тянется, Марат? Правда уверен, что это я? Руки Суворова все еще сжимали его локти, сейчас - крепко, почти болезненно. Андрей усмехнулся, поцеловал еще раз, в нахмуренный лоб, прижимаясь на мгновение. Отстранился, все еще находясь непозволительно близко. Марат злился сейчас, но все равно, все равно не уходил, все равно сидел перед ним, держал, позволял прикасаться, как угодно, как самому Андрею захочется. Это ведь что-то значило? Мягкостью можно ранить куда сильнее, чем грубыми словами. Андрей это очень хорошо когда-то запомнил. - Не говори херни, Андрюша. Я ведь... Потянулся снова, целуя - мягкое, почти неощутимое прикосновение к губам, всего секунда, чтобы не тянуться сильнее, чтобы успеть отстраниться, пока жажда не поглотила с головой. Прервал, не позволяя поступить как и каждый раз до этого - жестоко. Отстранился, вглядываясь в напряженное лицо, осматривая линию челюсти, которую так хотелось очертить губами, прикоснуться на выдохе, почувствовать как можно больше. Здесь и сейчас. Он и правда болен. Это уже как будто не имело значения. - Не надо врать, Марат. Это уже не очень помогает, - криво улыбнулся, понижая голос: - Ты ведь никогда не отстраняешься. Суворов вскинулся. Смотрел так дико, так яростно. Словно еще немного и убьет, уничтожит, заставит подавится этими словами. Андрей вот только его не боялся. Почему-то внутри что-то окрепло, срослось воедино, подпитываясь от собственной смелости. Он и сам очень хорошо умеет делать больно. Только редко демонстрирует. - Пытаешься сам себя убедить, что не ты один здесь двинутый? Зря. Попробуй еще раз. Андрей хмыкнул. Потянулся вдруг пальцами к чужому лицу, провел по щеке дрожащими пальцами, ниже, прижимаясь к все еще заметному следу на шее. Чувствуя, как напряжен Суворов, как закипает, ярко, огненно. Так знакомо. Так нужно сейчас. - Так чего не уходишь? Давай, докажи, что я не прав, что ошибаюсь сейчас. Это ведь всегда я отстраняюсь, разве нет? Давай ты, хоть раз. Суворов прищурился. Смотрел зло, раздраженно. Покачал головой насмешливо: - Думай, что захочешь. Мне нечего тебе доказывать. Андрей кивнул. Усмехнулся, все еще поглаживая его шею, ощущая, как бешено бьется пульс под пальцами. - Ага. Буду учитывать. Просто интересно, - подался чуть ближе, выдыхая в чужие губы: - Так кто из нас действительно тут жалкий? Это напоминало взрыв. Кипящее, острое, почти удовольствие по венам от того, насколько Суворова это сейчас двинуло. Он смотрел, с такой чудовищной, удушающей ненавистью, что одним этим взглядом можно было убить. Андрей вот только был жив. Марат встал одним плавным, угрожающим движением, его ладони вдруг прошлись по затылку, заставляя запрокинуть голову, смотреть на него. Вдруг как-то задумался, что вот так, все еще сидя на табуретке, он находится в уязвимой позиции. Почему-то то этого по сосудам расползлось возбуждение, скрутилось внизу живота огнем. Андрей смотрел в его глаза, все также усмехался, совершенно не пугаясь чужой ярости. Может и стоило. А он все равно не мог. Они были тут одни - вокруг головокружительная, сокрушающая темнота, пустой зал, темный и безжалостный, как Суворов сейчас. Андрей вдруг подумал, что таким его еще не видел - холодная, чистая ярость. Это все равно не пугало. Не потому, что думал, будто Марат ему не навредит - просто сильнее, чем сейчас вышло уже было невозможно. - Расскажи мне, Андрей, с чего ты решил, что ты для меня хоть на мгновение больше, чем просто развлечение? Потому что прямо сейчас, ты, кажется, об этом совсем забыл. Тихий, почти мягкий голос, руки, что не позволяли отвести взгляд, заставляя все еще держать голову под неудобным углом. И ненависть. Такая привычная, родная, нужная. Андрей ведь и сам себя ненавидел, точно также, с чего бы ему ожидать другого? Усмехнулся, глядя прямо в глаза: - Ну, что ты. Никогда и не думал иначе. Давай, развлекайся. Что у нас в программе сегодня? Суворов провел пальцами по его затылку, царапая короткими ногтями кожу. Волосы сжал с такой силой, что, казалось, сейчас вырвет все нахрен. Пускай. Андрей как-то до этого раздвинул колени, так, что Марат сейчас стоял совсем близко. Что будет, если обхватить его ногами? Ударит? Было бы неплохо. Все что угодно, чтобы вот эта боль затихла, ушло вот это разочарование от самого себя внутри. Андрей вдруг потянулся руками сам, как-то неосознанно, провел по его телу, забираясь пальцами под байку. Суворов только сжал челюсть сильнее, смотрел - горячо, остро, пристально. Почему он никогда не отстраняется? Это было почти пугающе, верно? - Так что? Что будем делать сейчас? Андрей спросил тихо. Мягко. Все еще усмехаясь. Было почему-то совсем безумно, прикасаться, ощущать под пальцами его тело, очерчивать напряженные мышцы, крепкие, сильные. Было мало. Как и каждый раз до этого. - Тебя заносит. Суворов сказал спокойно, только в противовес этому, спокойным не выглядел вообще. Ни на секунду: все та же ярость, что-то темное, голодное под всем этим. Адское напряжение по всему телу. Андрей только пожал плечами, очерчивая похолодевшими ладонями его ребра, распадаясь на части от вот этой странной вседозволенности. Еще. Ну, пожалуйста. Ты же так хочешь меня добить. - Так останови. Что мешает? Марат прищурился, склонился вдруг едва уловимо ниже, так что Андрей невольно потянулся сам, желая, так сильно... Блять. Как с этим справится? - А зачем? Ты же сейчас на что угодно готов, верно? Бери и пользуйся. Андрей выдохнул. Слова, как и каждый раз до этого, попали в цель, выворачивая изнутри. Марат все еще был близко. Недостаточно. Что с этим сделать? Разламывало, от всех этих безумных желаний, от самого себя. Жалкий. И правда такой. - А ты хочешь, да? Представлял уже что-то конкретное? Сказал насмешливо, не выдавая как в груди все сжимается, тянет от всего этого. Все еще касался - жадно, отчаянно, зная, что в следующий раз такого не будет. Ладонь скользнула по пояснице, поглаживая. Суворов все еще стоял, напряженный, разъяренный. Андрей усмехнулся, потянулся вдруг второй рукой к его джинсам, расстегивая. У Марата стоял, надо же помочь, да? Что он там говорил? - Так давай, Суворов. Тебе же так нужно меня унизить, считай даю возможность. Может, тебя даже отпустит. Чего хочешь? Вперед. Развлекайся. Смотрел. Почему-то чувствовал себя как-то уязвимо, отчаянно вдруг. Словно вот это все переполнило до краев, уничтожило окончательно. Ничего не осталось, кроме этой больной, нездоровой провокации. С такими как ты... Ну вот оно, верно? Суворов нахмурился. Едва уловимо, словно заметил в нем что-то. Все еще держал его голову, не позволяя отстранится. Андрей сказал тихо: - Так чего медлишь, Марат? Делай, что хочется. Я разрешаю. Почему-то ждал чего-то болезненного. Ожидал, что сейчас прилетит, что Суворов и правда... Марат склонился ниже, целуя. Жадно, голодно. Но почему-то - едва уловимо мягко. Андрей как-то растерянно вцепился в его тело, выгнулся весь неудобно, совсем этого не ощущая. Сердце как безумное колотилось в груди. Было мало. Он и сам не знал, чего сейчас хотел. Суворов отстранился. Его пальцы вдруг очертили лицо, до страшного осторожно. Андрей сглотнул, совсем не понимая, что вот с этим делать. Как реагировать? - Чтобы ты знал, Андрюша: меня совсем не заводит насилие. И ты бы думал, что ты предлагаешь - так-то все может не очень хорошо получиться, - говорил так, насмешливо. Ядовито. Его джинсы все еще были расстегнуты, чудо, что не падали. Андрей кивнул головой на натянутую ткань трусов: - Совсем не заводит, да? Марат пожал плечами. Сказал ровно: - Против воли я с тобой ничего не делаю. Андрей вдруг подумал: правда. Это действительно так, верно? Он сам придурок, потому что поддается раз за разом, тянется, сам не знает чего хочет. Это все ненормально, он сам не здоров. Суворов, наверное, тоже. Рассматривал его спокойно, словно тут вообще ничего такого не происходило - Андрею бы так. Потому что в действительности его серьезно так штормило. Хмыкнул, устало потирая дрожащие пальцы. Спросил: - Так чего ты хочешь, Марат? Суворов задумчиво его осмотрел, все еще стоял так невероятно близко, рядом. И этого было недостаточно. Андрей и сам не мог понять почему. На смену возбуждению приходила усталость, родная, привычная, знакомая. Бороться с ней было невозможно, сил не было. Сейчас - особенно. - Узнать, почему для тебя это все так важно. Сказал так: просто, спокойно. Его ладони лежали на плечах, едва ощутимо надавливая, очерчивая напряженные мышцы. Андрей вскинулся, насмешливо прищурившись: - Зачем тебе это? Марат склонил голову набок. Его глаза почему-то казались полностью черными, бездонными. Почему-то в нем сейчас было что-то другое, что-то более мягкое, но при этом - Андрей никогда еще не чувствовал его таким далеким. Непривычным. Он сам сейчас вот это все не понимал. Не мог точно определить как и когда между ними вот это вышло - ужасающее, непонятное. - Просто хочу о тебе хоть что-то узнать. Это звучало честно. Суворов смотрел спокойно, его руки все еще касались плеч, удерживая, словно он ожидал, что Андрей сейчас сбежит, отстранится. Не хотелось. Почему-то не хотелось. Потянулся сам, утыкаясь носом в его грудь, вдыхая поглубже. Прижался лбом, почему-то отчаянно желая быть ближе. Так необъяснимо, сильно. Темнота вокруг не душила. На какое-то мгновение, показалась понятной, простой. Нужной. Чтобы вот так - они вдвоем, посреди чудовищной, мрачной пустоты. Вздохнул, проводя ладонью по его спине, как-то беспомощно, осторожно. Что сейчас? Что теперь? Почувствовал, как чужие пальцы проводят по его затылку, мягко, почти бережно, перебирая волосы. На мгновение, всего на одно, во всем этом можно было разглядеть чужеродную, больную нежность, такую же извращенную, как и все между ними. Это было почему-то так больно. Андрей вдруг представил, что все у них иначе - без этой ярости, ненависти. Что он и правда может вот так - прижаться, ощутить себя комфортно, безопасно. Что ему потом ничего за это не будет. Что все так и останется. В этом страшном, ужасающем мгновении, когда они рядом. Вот так. Марат мог его добить сейчас. Мог уничтожить. Но не стал. Андрей и правда хотел знать почему. Почему позволяет вот так за него держаться, почему удерживает и сам, прикасается, обводя ладонями плечи, почти осторожно касаясь шеи, едва-едва, словно боясь навредить. Почему-то почувствовал себя ужасающе устало и хрупко. Может это и правильно. Так и должно быть. - Из музыкальной школы меня выгнали со скандалом - я ударил ученика на уроке, чуть не сломал инструмент в классе, - говорить начал тихо, едва слышно. Слова срывались с губ как-то неудержимо, не мог остановится: - В целом, до этого играть уже стал хуже. Ходил с первого класса, был, вроде как, из лучших. Так говорили, не знаю. Просто уже не мог продолжать и сорвался. Теперь не могу вернуться. Суворов все еще гладил по голове, мягко массировал пальцами затылок. Вторая рука лежала на спине - почти, блять, объятье. Андрей замолчал, облизнулся нервно. Не знал, зачем все это сказал. Как-то само по себе вдруг вышло, просто так. Без внятной, на то, причины. И почему-то возвращать слова обратно не хотелось - захочет воспользоваться, хорошо. Было уже как-то все равно. Он просто устал. - Почему не мог продолжать? Вопрос был тихим. Почти осторожным - словно Марат не хотел спугнуть вот это неожиданное откровение. Андрей усмехнулся. Пожал плечами: - Я все портил. Меня заносило. Я больше этого не заслуживал. И до сих пор так. Почему-то было до странно легко говорить вот так, прижимаясь к его телу, не видя его взгляда. Наверное, Суворову было сейчас смешно. Или он его презирал. Андрей не знал. Не хотел знать. - В каком смысле не заслуживал? Андрей прикусил щеку на мгновение, ощущая металлический привкус на языке. Выдохнул, невольно сжимая пальцы на чужой пояснице. Об этом вообще-то мало кто знал. Всего пара человек, но почему-то... Слова снова полились неудержимым потоком: - Я пошел из-за отца в музыкалку. Он очень хотел, гордился. Сам играл. А потом его не стало, я еще совсем малой был. Я продолжал, потому что память, потому что и сам полюбил. А потом... потом я начал делать херню. Я его подвел. И играть уже не получалось. Говорил сухо, ровно. Будто тут ничего такого, будто это самые обычные вещи в жизни. Глаза жгло. Как хорошо, что сейчас этого не видно. Ладонь Суворова на мгновение замерла на его затылке. Продолжил снова, все также мягко, осторожно, перебирать его волосы, едва ощутимо царапая ногтями нежную кожу. Это было приятно. Андрей как-то совсем от этого размягчался, наверное. Очередное уязвимое место у него, действительно. Как-то Суворов и правда все это хорошо улавливал в нем. Думалось какую-то ерунду. Почему-то было дико страшно, как-то до невероятности жутко поднимать взгляд сейчас. Он идиот. Этого всего говорить не стоило. А нет, не удержался ведь. Вдруг подумал: а он про Марата не знает совсем ничего. Вот совсем. Как-то от этого стало тоскливо, сжал на мгновение пересохшие губы. Он никогда сам не спрашивал. Вдруг? Сейчас. Именно сейчас, когда между ними вот это: страшное и непонятное. Куда хуже, чем до этого. - Расскажи что-нибудь. О себе. Голос почему-то дрогнул. Ожидал, что Суворов сейчас оттолкнет, уйдет, сказав напоследок что-нибудь жестокое. Марат только хмыкнул. Спросил: - Что хочешь узнать? - Не знаю. Хоть что-нибудь. Потому что сам рассказал многое. Суворов как-то задумчиво провел ладонью по его спине, потянул к себе еще ближе, словно не хотел, чтобы между ними было хоть какое-то расстояние сейчас. Андрей тоже не хотел. Только сам бы уже ничего не сделал: и так вышло достаточно. - Живу один. Есть сводный старший брат, мы с ним не очень сейчас общаемся. Поругались пару месяцев назад. Всю жизнь в спорте, по учебе стабильно в заднице. Не знаю, Андрюш. Как-то конкретизируй хоть. Впервые, его имя прозвучало и правда - ласково, немного почему-то устало. Как-то укололо, царапнуло по сердцу. Словно, Марат и правда мог с ним таким быть. Но сейчас же он действительно - такой. От этого почему-то было до жути страшно, потому что он не представлял, как сможет потом вернуться к привычной между ними ненависти. После вот этого. Блять. Андрей вздохнул, облизывая губы. Спросил: - Почему поругались? - Вова считает, что я влез куда не надо и занимаюсь ерундой. Считает, что раз он старше, то может поучать, как мне жить и соваться в мои дела, - голос у Марата стал намного холоднее, жестче. - Мне это очень не понравилось. Разругались к херам и сейчас почти не разговариваем. Андрей подумал, что Суворов больше ему ничего не скажет. Это и так намного больше, чем раньше. Это уже не ноль. Хмыкнул, потираясь носом о его байку: - Наверное, хорошо, что в семье старший я. - У тебя есть брат? - Сестра. Вздохнул. Надо бы Юльке позвонить сегодня. С мамой как поступать после той ссоры он не знал. Как же все это тяжело. Суворов вдруг отстранился, совсем немного, но Андрей как-то сразу автоматически его отпустил полностью, попытался отодвинуться и сам. Марат не позволил, обхватил ладонями его лицо, заставляя взглянуть в глаза. Смотрел как-то задумчиво, почти мягко. Усмехнулся: - Один намек и сразу сбегаешь. Удивительно, Андрюш. Так-то с тобой сложно куда-то продвинуться. Получилось только пожать плечами, растерянно отводя взгляд: - Всегда можешь отступить. На мне свет клином не сошелся. Марат хмыкнул. Провел большим пальцем по его щеке: - Действительно? А я уже и забыл. Звучало почему-то беззлобно. Словно Суворов, впервые, совсем не хотел его уколоть. Андрей почему-то подумал: какого это, если бы Марат серьезно ему такое говорил? Бред же. Точно не ему. Прищурился, усмехаясь: - Штаны застегнуть не забудь, а? Мы все еще в универе. Суворов пожал плечами: - Можешь помочь, если очень хочешь. Андрей лишь покачал головой, с кривой усмешкой. Поднялся: Суворов его отпустил, шагнув назад. Все равно оставался рядом, все равно был удушающе близко. Почему-то снова хотелось к нему прикоснуться, вернуться на несколько минут назад, снова ощущая ту же мягкость. Ту, что была до странности чужеродной между ними. Стоило это запомнить. Потому что никогда не повторится. Андрей видел, как постепенно, едва ощутимо, все это из Марата исчезало, сменяясь чем-то спокойным и равнодушным. Закрывался, неудержимо, неуловимо, точно также как и он сам - все это осторожное распадалось, размывалось волнами, так что и не сказать точно, было ли? Почему-то хотелось все это вернуть. Знал, что не может. Только спросил устало: - И все же: откуда ты узнал, что я здесь? Суворов посмотрел на него, во взгляде, снова, едва уловимо проскользнула привычная насмешка, скрылась, стоило только заметить. Пожал плечами безразлично: - И правда следил, Андрюш. Как еще? Отошел на несколько шагов назад, все же оправляя джинсы. Потянулся вдруг куда-то в сторону, поднимая незамеченный до этого портфель. Андрей следил за ним в тишине, ощущая как наползает на плечи усталость, как все разом становится в тысячу раз запутаннее и сложнее. Сказал тихо: - Если так, то это уже нездорово. Напоминает одержимость, знаешь? Марат уже стоял к нему спиной, собираясь уходить. Повернулся, сверкая едва заметной в полутьме ухмылкой: - Даже не представляю о чем ты, солнышко. Удачной отработки. Ушел. Андрей смотрел ему вслед, ощущая почему-то как каждый шаг отдается глухим ударом в груди. Откуда этот ублюдок про его отработку, кстати, знает? Подслушивал его разговор с Настей на паре? Блядство. Андрей рассеянно огляделся, почесал затылок. Все еще почему-то ощущал фантомные прикосновения, что-то теплое, мягкое. Дерьмо. Он так и правда крышей совсем поедет, верно? У него было еще часа полтора времени. Стоило бы просто посидеть, может, в голове хоть что-то на место встанет. Надежды на это, впрочем, совсем не было.

***

Валера сегодня был в ярости. Что-то не ладилось на работе, бесился на универ, сидел над учебником и что-то раздраженно строчил в тетради, периодически ругаясь под нос. Андрей с интересом за ним следил, потягивая чай из дурацкой кружки: неоново-розовая, с кривым цветком посередине. Валера ее подарил после совместного просмотра Хатико - заявил, что он та еще фиалочка в душе, а это для соответствия. Андрей, вообще-то, не плакал. Но было очень грустно, да. Кто виноват, что это Туркин черствый мудак? И для справок, того тоже проняло, просто он скрыл чуть лучше. И кто вообще включает такие фильмы на пьяную голову? Было и правда тяжело вспомнить, кому пришла такая светлая идея. В Твиттере ему попался тред про правильное создание террариума. Читал так внимательно, будто уже завтра пойдет покупать все необходимое. Может и стоило. Начали бы разводить всякую живность дома, тоже неплохое занятие. Андрей бы начал с котиков, потому что, может, он и правда внутри нежная розочка. Но очень глубоко и скрытно. И вообще, он мужик, в нем все мужское, даже слезы. Валера выматерился особенно длинно, так что захотелось даже записать. Андрей сербнул погромче, чтобы хоть как-то это перекрыть. Стало только хуже - прилетело еще и ему за бескультурье. Жесть. Вот так и пытайся выжить в этом жестоком мире. - Какого хуя у меня ответ не сходится? Где я нахрен ошибся? - наконец-то выдал Валера, кидая ручку на стол. - Не могу уже. Нахера я вообще поступал? Вот для чего? Андрей философски пожал плечами, сохраняя тред про террариум в избранное. Ну вот вдруг? - Ты сказал, что вышмат это твое. А еще тебя бы прибила мама. Валера раздраженно кинул в него карандашом: - Это был риторический вопрос, придурок. Мог бы просто молча и дальше сидеть. - Я так уже два часа сижу, а у тебя разгон только сильнее. Отдохни уже, а? Все равно сейчас не выходит. Валера потер рукой лоб, вздыхая: - Я ж потом обратно не сяду. - Ну и хрен с ним. Чего тебя так сильно парит-то? Снова полистал ленту. Лайкнул чьи-то нюдсы. Прикольно. Сегодня четверг, да? Как-то он совсем в днях потерялся. - Потому что меня на паре завтра поимеют: жестко, публично и без смазки. Я уже дважды подряд без ничего прихожу, рейтинг совсем хреновый. На экзамене будет задница. Андрей сочувственно кивнул: вот этот момент он прям понимал. У самого так же. - Значит, покури и обратно сядь. Не дергайся только, так точно нихрена не выйдет. Валера вздохнул. К окну все же пошел, доставая пачку из кармана. Задумчиво уставился в окно, спрашивая: - Расскажи хоть что. Чтобы я отвлекся. Бля. Ну тут как бы... Андрей задумчиво потер подбородок, ощущая себя странно устало. Ладно, от Валеры такое скрывать все равно бы не вышло, верно? Признался, рассеянно: - Сегодня играл на пианино. Перед отработкой удалось попасть в актовый зал: он у нас дерьмовый, если честно. Такое ощущение, что там все нахрен скоро развалится... - Подожди. Ты сегодня что? И как? Голос у Валеры сразу стал напряженный, развернулся к Андрею, внимательно вглядываясь. Ну, он так-то вообще все знал, конечно, тут было за что беспокоится. - Пиздец плохо, вот как. Пальцами даже не попадаю по клавишам нормально, все забыл. В принципе, этого ожидать и стоило. Сказал спокойно, ровно. Валеру только вот этим не обмануть: тот затянулся, нахмурился. Спросил тихо: - Как ты? Андрей, если честно, не знал. Было плохо, было тоскливо хоть вой, но куда легче, чем ожидал, потому что Суворов. От этого тоже голова кругом шла. От всего, что произошло. За себя, честно говоря, было стыдно. Его занесло, сорвало полностью, он же вообще ерунду творил в этот момент. Марат как-то удивительно хорошо со всем этим на самом деле справился. Мягко, блин. Потому что стоило бы ему надавить чуть сильнее, не затормозить, когда Андрея полностью переключило, вышло бы очень херово. Теперь было совсем непонятно как ему в глаза смотреть. Как вообще вот со всем этим справится. Слишком много, слишком в целом. В голове это все пока что не особо укладывалось. Вот завтра накроет осознанием полностью, и Андрей, наверное, задушится где-нибудь в уголке от собственной тупости и стыда. - Лучше, чем думал. Признался честно, потирая затылок. Снова, словно чувствовал мягкие прикосновения, что-то осторожное, бережное. Блять. Стоило это все забыть, выкинуть из головы. Но как? Он вообще не очень тогда понимал, что делает. Было хреново, это все нужно было как-то закрыть, выкинуть из себя подальше. А тут Суворов. Ну и. Вот. Ага, он конченный. Господи, как же все это тупо. Что с ним не так? И потянуло еще сверху на задушевные разговоры о самом себе. Отлично, нахрен, молодец. Что, так хочется, чтобы Суворов прошелся по тебе танком, в этот раз точно зная твое местоположение и уязвимые места? Придурок. Идиот. За пианино он вообще больше не сядет. Так у него мозг совсем улетал. - Спать сегодня сможешь? Андрей пожал плечами. Скорее всего, нет, но может снова стоит закинуть двойную дозу снотворного. Или попробовать под видео. Или выйти, наконец, в окно. Светлая мысль, толковая. Стоило бы воспользоваться, а то он пока делает только то, что выходит наиболее херово для себя самого. - Я правда нормально. Ну то есть... бля. Ну, ты знаешь, - Андрей беспомощно взглянул на Валеру не в силах объяснить. Взмахнул рукой в воздухе: - Типа могло быть и хуже. Тот кивнул. Все еще смотрел задумчиво, немного грустно. Сказал тихо: - Я почему-то вспомнил недавно, как мы к тебе на выступление пришли. Даже не думал, что мне классика понравится. Но ты как-то так играл... Замолчал. Поджал губы, словно сожалея о том, что сказал. Андрей сглотнул, ощущая сухой ком в горле. Криво усмехнулся: - Это когда мы потом пошли и напились рядом с музыкалкой? А потом пытались обратно туда пройти, чтобы я для вас пьяных еще сыграл? Валера тихо рассмеялся: - Ну, да. Говорю же: мне и правда всегда нравилось, как ты выступаешь. Весь такой одухотворенный какой-то, другой совсем. Это еще хорошо, что там охранник нормальный был, только посмеялся с нас. А то да, прилетело бы сильно. Андрей хмыкнул тоже. Отложил телефон в сторону, отпивая из кружки: - Он на нас смотрел, как на кретинов. Потом каждый раз, как меня видел, посмеивался. - Так-то правильно. Такая реакция на тебя много у кого была. Андрей закатил глаза. Хотелось кинуть в придурка подушкой, но ее, родимую, было жалко. Валера смеялся и почему-то смех у него был красивый. Слушать было приятно. И сам улыбался против воли. - Ты не лучше, даже не пытайся. - Ложь и провокация. Я - святой зайчик, это ты у нас был самый дерзкий в компании. Только прятался под смазливым личиком. Все же рассмеялся. Спросил, едва дыша: - Так все же считаешь меня смазливым? Кто бы знал, что ты такой ценитель мужской красоты. Валера ухмыльнулся, пожимая плечами: - Да понабрался всякого. От некоторых. Андрей хмыкнул. Допил чай, переводя дыхание после смеха. Сказал мягко: - Было ведь и хорошее, да? Валера кивнул. Затушил сигарету, затягиваясь напоследок. Сказал твердо: - Было. У нас так точно. Андрей кивнул, прикрывая глаза. Слушал, как Валера снова усаживается за стул, что-то напевая без слов, себе под нос. Что-то, из того, что он когда-то для них играл. Было почему-то все еще тоскливо. Только чуть мягче, светлее. Посмотрел на задумчивого Валеру: тот тоже выглядел немного грустно. Снова закрыл глаза. Впервые, вдруг подумал: может, когда-нибудь, он все же сможет снова к инструменту вернуться. Просто не сейчас. Не то время, не то место, не те обстоятельства. Руки дрожали, Андрей мазнул по ним безразличным взглядом, снова хватаясь за телефон. Когда-нибудь. В это хотелось верить.