
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Почему-то подумал вдруг: Суворова тоже что-то съедало. Мучало, скалилось бездной за ребрами, мешая нормально жить. Что-то, от чего не отмыться никак, не удалить из себя. И оно росло, уничтожало, извращало все хорошее, что в нем было. Андрей здесь, в сущности, вообще не причем. Это даже к нему не относится, не связано, не имеет никакого значения.
Это все равно больно.
Примечания
конечно, фэндом умирает, но раз хочется, значит надо и вот мы здесь.
ничего из того, что тут происходит не является нормой, ничего из этого не пропагандирую и не романтизирую - часть из этого проходила, это не ок, это дерьмово.
о том, что это не очень, соответственно и пишу.
много мата, оос тут не для красоты стоит, ау тоже.
как и всегда - отзывы приветствую, очень жду и очень люблю.
Часть 8
19 июля 2024, 02:20
Андрей сдал работу первым. На удивление, в этот раз даже не пустой лист. Свалил в коридор - теперь у него было целых сорок минут свободного времени, так что можно было пошляться по универу и потупить в стену где-нибудь в уголке.
Была мысль сходить в столовую, но сегодня так-то тошнило, так что лучше было не рисковать.
Он, кстати, поспал целых пять часов и собой до крайности гордился. Его все равно вырубило на первой паре, но вот сейчас, на второй, уже даже соображал нормально. Ну, почти.
Стоило радоваться тому, что есть.
Думал даже сгонять покурить, но идти в другой конец универа стало лениво. Потащился к уютным диванчикам на четвертом этаже, надеясь, что сейчас там никого не будет.
Повезло. Было тихо.
Суворов последние два дня садился не с ним. Только на английском привычно уселся рядом, списал все что мог и свалил. Андрей не возражал, не парился об этом в целом. Ладно, это не совсем правда, но он честно пытался абстрагироваться и забить хер.
Выходило с переменным успехом.
Он и сам себе не мог полностью объяснить, что чувствует. Хотелось снова чего-то, хотелось при этом ничего - слишком уж на грани был последний их разговор. Метало страшно, вся эта внутрення неопределенность копилась, множилась, росла. Тяжело было видеть его рядом, но не видеть было как будто тоже не хорошо. Андрей потерялся. Перед тем, как начать самостоятельную сегодня долго пялился на темный затылок, почему-то вспоминая, что волосы у Суворова на ощупь до странности мягкие. Почти чувствовал их у себя под пальцами, вспоминал, как он сам прикасался в ответ, как целовал, заставляя окончательно ехать крышей. Против воли рассматривал широкий разворот плеч, тех самых, за которые так отчаянно цеплялся совсем недавно.
Все вот это, в голове, было уже совсем лишним.
Вот только не думать - не выходило, потому что все это вспыхивало внутри, каждый день, стоило только увидеть. Совсем вот это все его растащило, нихрена уже не помогает.
Двинутый, что тут сделать? Подайте на психотерапевта и пропитание - стоило ходить по универу с такой табличкой и печально оглядываться по сторонам с трагичными вздохами.
Андрей раскинулся на сидении, запрокинул голову прикрывая глаза. Главное, не заснуть.
Сам он бы точно уже не поднялся.
Валера психовал в диалоге. Получил двойку и бесился. А все потому, что списывал и его спалили. Вчера демонстративно откинул учебник в сторону и заявил, что готовиться к контрольной не собирается, там легко и вообще ему лениво. Вот и результат.
Каждый раз одно и то же. Честное слово.
Андрей сонно потер лоб, пытаясь хоть немного проснуться. Так почему-то расслабило, в целом приятно сейчас было. Сидеть было удобно, вокруг тишина. Даже тут не ходил особо сейчас никто - конечно, блин, еще рано, у большинства в расписании пара идет. Это он сегодня везучий.
Мирно. Спокойно.
Нет, блин. Сидеть точно было вот так нельзя - его вырубит и дело с концом.
Кофе. Ему очень нужно было кофе. А вот уже потом сюда вернется.
План выглядел идеально, а значит, где-то был подвох. Андрей вяло потащился к автомату на пятый этаж, долго-долго зевал, пытаясь хоть немного начать соображать.
Глаза внезапно слипались. Мысли растекались вязкой кашей в голове.
Вот всего пять минут с закрытыми глазами посидел, как так-то? Еще добивала мысль, что последняя пара сейчас совсем легкая должна быть.
Откуда-то возник соблазн прогулять.
Почти никого вокруг, завтра выходной. Как же прекрасно было жить сейчас, вот честное слово.
Андрей неторопливо завернул за угол, направляясь к лестнице. Чуть не умер - в него, неожиданно, кто-то влетел, отчего стаканчик с кофе вывернулся, обжигая пальцы и кого-то рядом.
Андрей дернулся назад, от силы инерции, чуть не влетел в стену. Замер.
На него, во все глаза, уставился злой как тысяча чертей Суворов. Облитый кофе.
Блять?
Андрей сглотнул, ощущая как мгновенно подскакивает пульс.
- Ты сука вообще не смотришь куда идешь, или что?
Голос у Марата больше напоминал шипение. Он отодвинул байку от тела, морщился раздраженно. Вот сейчас и правда выглядел бешеным.
Это хорошо, что она у него черная. Так было бы совсем херово.
Андрей покачал головой, ляпнул несдержанно:
- Это вообще-то ты в меня влетел.
Идиот. Сейчас и правда нужно было бы извинится и свалить быстренько.
Вообще-то, наверное, Суворову даже больно. Кофе-то горячий и прям на тело. Андрей даже как-то ощутил чувство вины.
Ненадолго. Марат быстро ситуацию исправил - впечатал его в стену, схватив за горло, от чего больно ударился затылком, роняя треклятый стаканчик куда-то под ноги.
Уборщицу было жаль.
Себя тоже, но не сильно.
- Лучше блять молчи. Языком вытирать сейчас будешь, понял? И с пола, и с байки.
Шипел. Разъяренно, так близко, прямо в лицо. Глаза горели чудовищным, темным пламенем, от которого что-то мерзко екало за ребрами.
Андрей выдохнул, вцепился невольно в его запястье. Мало ли задушит - по виду как будто мог. Собирался прямо сейчас.
- Это случайность. Просто так вышло.
Суворов раздраженно повел плечами, подходя еще ближе.
Так-то они в коридоре. Где-то там еще и ходит кто-то.
Стоит ли звать на помощь или смысла нет?
Мысли как-то не складывались ни во что цельное: бесполезные обрывки адекватности в его голове. Знакомо, логично, едем дальше.
- Да мне похуй. Ты одна сплошная сраная проблема. Новую байку покупать будешь, если эта не отстирается.
- Если уметь пользоваться стиралкой...
Какого хрена он несет сейчас?
Господи, помоги замолчать. Язык действовал как-то отдельно от мозга.
Суворов сжал пальцы чуть сильнее на горле, прерывая. Так-то правильно, Андрей и сам сейчас не знал, что может выдать.
Почему они так близко сейчас? Его что-то совсем уносило.
- Ты можешь просто заткнуться? Тебя уебать может? Чтобы не наглел.
По правде говоря, Андрей был искренне удивлен, что еще не сделал. И что хватка на горле, скорее предупреждение, чем реальная боль.
Так-то, Суворов сейчас почти зайка. По его собственным меркам.
Вот если оценивать с другой стороны... Ладно, он сейчас вообще нихрена оценить не мог, почему-то ощущая как постепенно уплывают куда-то не туда мысли.
- Мне жаль, что так вышло.
Сказал тихо, пытаясь привести себя в порядок. Почему-то, вот так, близко, что-то внутри совсем слетало. Сбой в заводских настройках, ничего нового.
Зачем он так? Рядом. Такой злой.
Такой. Как тогда.
Вот дерьмо. Лучше бы отошел.
Почему-то Андрей иррационально заводился сейчас. Что-то кипело под кожей, стягивало легкие. Ни вдохнуть, ни выдохнуть.
Он больной. Вот точно. Потому что глаз отвести от Суворова не мог, напитываясь чужой злостью, вот этим извращенным, тягучим между ними. Ненавистью, что растекалась ядом в темных радужках.
- В задницу себе свое сожаление засунь и прокрути три раза. Нормально извинись сейчас.
Почему-то Андрей нервно облизнул губы, замечая, как взгляд Суворова на мгновение циклится на этом жесте, как что-то едва уловимо меняется в воздухе.
Проблема в том, что он постоянно об этом поцелуе думал. Постоянно вспоминал.
А Суворов как будто забыл. Как будто в целом стал немного спокойнее к нему. До этого момента.
Андрей выдохнул, ощущая себя до странности ненормальным. Осторожно обхватил чужое запястье сильнее, отстраняя от беззащитной шеи. Суворов позволил. Не сопротивлялся. Смотрел, все также разъяренно, но почему-то отпустил.
- Извинения. Давай, я жду.
Сказал так. Хрипло, тихо.
Почему он не отходит? Почему все еще смотрит?
Что с ними не так?
Андрей все еще сжимал его запястье. Все еще соприкасался, кожа к коже, как-то совсем ненормально горячо. Словно вот тут, под пальцами, живой огонь, херово пламя.
Сгоришь и не заметишь.
Взгляд Суворова снова остановился на его губах. Будто он не совсем это понимал, не полностью контролировал. Они в коридоре.
Так-то за углом другие студенты ходят.
Почему-то это должно было волновать. Андрей не мог вспомнить почему.
- Так что? Долго ждать?
Про что Суворов сейчас спрашивал? Почему смотрел так - пристально, горячо. Так что хотелось чего-то совсем ненормального.
Ближе.
Сильнее.
И этот голос. Тихий. Едва уловимо, мягкий.
Один раз. Всего один раз, чтобы отпустило. Суворов же оттолкнет, врежет и конец истории. А это как раз, то что надо.
Чтобы прошло.
Андрей потянулся, осторожно, медленно. Прикоснулся губами к его губам. Едва-едва, на выдохе, ощущая как едет крышей от собственной смелости, от ощущений, от желания.
Суворов замер.
У него удивительно мягкие губы. Чуть-чуть обветренные, Андрей легонько провел по нижней языком, впитывая.
Нужно было больше. Еще больше. Снова ощутить этот вкус на языке, снова почувствовать это безумие в теле.
Он ждал, что Марат его ударит. Так сильно ждал, потому что не знал как самому остановится. Как прекратить.
Подался вперед чуть больше, прижимаясь приоткрытым ртом к его. Вот сейчас. Вот прямо сейчас.
Ну же. Бей.
Он не мог остановится сам, нужно было чтобы Марат, чтобы прекратил вот это все, в его голове.
Суворов не стал. Протянул наоборот, ближе, сильнее, вжался сам, целуя. Так яростно, так сильно. Подчиняя, заставляя теряться от ощущений, от этого яда в крови.
Блядство. Какого хрена?
Андрей не понял. Он вообще сейчас мало что соображал.
Только вот это, огненное, необходимое. Желание, что скапливалось внизу живота, распространяясь по венам. Еще, еще, еще.
Чужие ладони скользили по телу, Суворов в целом как будто совсем полетел. Вот так - сильно, так внезапно. Словно отказали тормоза полностью.
Так близко. Так невыносимо рядом. Хотелось больше, кожа к коже, чтобы ничего не мешало, не было препятствием.
Марат отстранился, едва-едва, его дыхание жаром опаляло губы. Андрей замер, смотрел неотрывно в его глаза, ощущая как падает в эту бездну, как растворяется. Целиком и полностью. Зрачки растеклись тьмой по радужке, Суворов разглядывал его как-то совсем дико, от чего по телу ползли мурашки, мешая связно думать.
Его тело так идеально, так невероятно нужно прижималось к нему.
Что они сейчас делали? Что сам Андрей сделал?
Почему?
Мысли не складывались воедино, не получалось соображать вообще. Нужно было только снова и снова, ощутить его губы на своих еще раз, почувствовать вот это ненормальное хоть на мгновение.
Суворов потянулся вновь. Сам. Снова поцеловал, так жадно, так голодно, словно это было ему тоже необходимо.
Здесь и сейчас.
Но почему? Почему так тянется, так прикасается, словно не хочет, чтобы это заканчивалось. Скользит ладонями по ребрам, бокам, ниже, почти забираясь пальцами под байку.
Где-то вдали что-то хлопнуло. Андрей сразу же отстранился, вывернулся из крепкой хватки еле дыша. Как-то это мгновенно вышло, Суворов видимо не осознал даже.
Иначе бы не отпустил. Или наоборот?
Он не знал. Правда.
Нужно только представить кого-то другого.
Фраза вдруг всплыла в голове, царапнула болью. Сейчас что, тоже? И как? Кого хоть вообразил, что так занесло?
Они в коридоре. Это сейчас повезло, что в эти пять минут не было никого. А могло бы...
Сердце колотилось как ненормальное. Андрей чувствовал как к горлу подкатывает паника, как возбуждение сменяется страхом.
Блять, что сейчас было? Почему? Какого хрена он полез? Почему Суворов его не остановил?
Что за дерьмо с ним происходит?
- Опять убегаешь, Андрюша. Какая прелесть, - Суворов все стоял, повернутый к стене. Андрей смотрел в его напряженную спину пытаясь восстановить дыхание.
- Мы в коридоре. Тут люди ходят.
- А не похуй ли? Даже не знал, что ты такой стеснительный. Тебя это как-то не волновало, когда полез.
Андрей прикрыл глаза, нервно облизнув губы.
Все еще ощущал этот терпкий вкус на языке. Хотелось помыться. Прополоскать рот, чтобы забыть, чтобы больше никогда. Казалось, что он горит, что температура подскочила, закипела кровь в венах, уничтожая. Как он все это допустил? Почему каждый раз поступает как идиот, хрень вот эту всю делает? Зачем?
Он и правда не знал. Не представлял даже.
- Если ты считаешь это извинениями, то хуево постарался, - Марат развернулся к нему, усмехаясь: - Моя байка стоит намного больше, натурой не расплатишься. Ты слишком мало для этого стоишь.
Андрей выдохнул. Отвернулся, глядя куда-то в сторону. Чтобы не на него, чтобы не видеть этой пренебрежительной ухмылки, этого взгляда.
Лучше бы изначально оттолкнул, ударил, чем вот это вот.
Почему-то почувствовал как дрожит. Жалко и постыдно, ощущая собственную слабость так сильно, так ярко впервые. Только молился, чтобы этого видно не было, чтобы Суворов не понял, что ему сейчас хреново. Чтобы только привычное равнодушие и спокойствие внешне.
- С другой стороны даже удивил: я-то думал, что до такого ты не опустишься. Может, начнешь вымаливать прощение на коленях? Я бы посмотрел. Шоу от Васильева, берите билеты в первый ряд.
Он сейчас говорил это все, Андрей даже не очень мог его слышать - уши заложило, внутри горело что-то огнем, плавило до основания. Болезненно, медленно выжигало из него все хорошее.
Наконец, посмотрел Суворову в глаза. Тот смотрел в ответ, все также - жадно, ядовито. Так, что прошибало до дрожи.
Было адски больно. Он и правда жалкий. Это уже не удивляло, не волновало так сильно: просто очередной факт о нем, ничего такого. Только вот сейчас все это совсем нахлынуло, стало как-то болезненно дискомфортно в собственном теле.
Неправильно. Все вот это сейчас было неправильно.
- Почему, если я такое дерьмо, ты ни на секунду меня не остановил? - спросил тихо.
Сразу же жалея. Зная, что сейчас будет пиздец больно, так, что потом навряд ли сможет оправится.
Хрен с этим. Наверное, как пластырь содрать - резко, до покраснения, одним жестом. Все и сразу, услышать, чтобы потом не мучаться, не думать лишнего. Чтобы, наконец, стало ясно, почему вот так все. Откуда это взялось между ними.
Суворов равнодушно пожал плечами:
- А почему нет? Ты хорошее развлечение. Бесплатное. Получаешь, даже не напрягаясь.
Андрей вздрогнул. Это как-то неосознанно вышло. Как-то совсем не проконтролировал.
Просто это и правда было херово.
Марат заметил. Конечно, он увидел. В его глазах промелькнуло что-то, Андрей не мог понять что именно. Было почти похоже на сожаление, вот только это смешно - Суворов никогда не сожалел. Ни разу. С чего бы сейчас?
Это уже и не важно, верно?
Криво улыбнулся, вдруг чувствуя себя до охуения пустым. Переполнило до этого, вылилось через край. Больше ничего.
Терпел, молчал раз за разом. Почему-то не ожидал именно сейчас. Словно вот этот поцелуй должен был что-то изменить, но... это ведь такой бред, ну, правда. С чего бы? И все равно почему-то не думал, что вот так все будет.
Наивный, глупый идиот. Стоило бы подготовится, осознавать, что иначе тут не будет. Никогда, наверное.
Это все равно не помогает. Отвечать не помогает.
Он устал. Честно и искренне заебался.
- Рад, что ты развлекся. На этом мы закончили. Не переживай - больше с моей стороны не будет ничего. Делай, что захочешь, Марат. Можешь и дальше говорить все это, можешь делать больно, что угодно, - Андрей склонил голову набок, все также криво улыбаясь: - Без разницы. Мне все равно. Уверен, что это развлечение быстро тебе надоест. Не думаю, что тебе понравится ощущать себя пустым местом. А именно им теперь ты для меня и будешь.
Суворов прищурился. Андрей очертил взглядом напряженную линию челюсти, сжатые кулаки, нахмуренные брови. На мгновение, всего на одно, позволил себе замереть, вглядываясь.
Запомнил.
На этом все.
Развернулся, ощущая прожигающий лопатки взгляд. Ушел, спокойно и медленно. Почему-то ожидал, что Марат скажет хоть что-то, кинет в спину. Но тот не стал: может быть, не считал все это заслуживающим внимания.
Победителем себя не чувствовал. Проигравшим тоже - херово ничего.
Может быть, к этому все и шло. Может, так и должно было быть. Вот так.
Пусто.
***
Валера уселся рядом, толкаясь: тоже хотел, чтобы под спиной была подушка. Мог бы, конечно, взять свою. Ладно, Андрей не жадный. Краешком может поделиться. - Ты пиздец кислый сегодня. И вчера с универа тоже пришел так себе. Может поделишься, что случилось-то? Даже было сложно представить, как про все это говорить. Андрей в голове с трудом умещал происходящее, а тут озвучить? Ага, точно. Пожал плечами, опираясь затылком о стену. Говорить не хотелось от слова совсем. Да и как тут? Это же вообще все ужас какой-то. - У тебя там ведь правда проблемы какие-то. Просто скажи, это что-то серьезное? Валера вообще-то волновался. Переживал и сильно. Это как будто обоснованно - Андрей всегда умудрялся вляпываться в какое-то дерьмо на ровном месте. За ним в целом иногда стоило приглядывать, мало ли что. Произойти и правда могло что угодно. Вчера с последней пары ушел. Как-то надо было завтра в универе появится, но на это как будто сил не было. Вообще никаких. Все так запуталось. Так сильно. - Просто не поладил с одногруппником. С ним же, кстати, целовался. У него проблемы с агрессией, меня он ненавидит, у нас вообще хер пойми, что происходит, и я к нему что-то чувствую и еду крышей. Вот так да. Прикольно, правда? Пиздец, честное слово. Ну, вот как он в такое всунулся-то? Кто бы знал. Он за собой присмотреть сам не мог. Как-то не выходило. Да и ему как будто особо ничего делать не нужно было - мироздание имело его во все дыры, просто потому что. Сидишь спокойно? Держи Суворова, чтобы не расслаблялся. Мало? Так не забывай, что и остальные проблемы никуда не делись. Как он до своих лет дожил, а? И правда достижение. - Настолько, что тебя до такой степени подкидывает? Валера ему не поверил. Это как бы правильно, потому что Андрею вообще было несвойственно парится о мнении окружающих. Но тут вот. Марат. Болезнь, проклятие, чертова проблема. Как его еще назвать? Лучше вообще о нем не думать. Забыть вот это все, сделать вид, что не было никогда, самого себя убедить в этом. Просто одногруппник, ничего более. Вот только это была ложь, это было глупо даже. Андрей не был уверен, если честно, что выполнит, то что сказал: полностью игнорировать Марата как будто было нереально. Вот только нужно. Иначе это все совсем не туда зайдет. Уже зашло. - Настолько. Не хочу про это говорить. Хрень какая-то происходит. Валера задумчиво кивнул. Все еще беспокоился. От этого было хреново. Надо бы как-то приободрится, сделать вид, что все нормально. Только как? Не получалось. Просто не было на это сил. Андрей винил себя, что потянулся сам тогда. Винил, что до этого обратил внимание, что его тянуло к этому человеку. Что это так глубоко в нем, так невероятно сильно. Вот это все накатывало, накрывало волной - не выплыть, не найти под ногами опоры. Ничего. Он и сам не понимал, что будет дальше. Как теперь разобраться со всем этим, как найти в себе силы просто переступить и пойти дальше. Он как будто так не умел. Но нужно. Сказал, значит сделает. Никак иначе. - Чем-нибудь займемся, или один хочешь сидеть? - Валера спросил спокойно, мягко. Непривычно даже. От его осторожности почему-то стало совсем горько. Не заслуживает Андрей такого друга. Правда. Не заслуживает и точка. Взгляд у Валеры был теплый. Как-то сразу чувствуешь поддержку, заботу что ли - такую грубоватую, резкую, но искреннюю. Понимаешь, что вот этому человеку не все равно, что с тобой, что ты важен и дорог. Суворов на него никогда так не смотрел. И не посмотрит. В этом и была вся проблема. Не стоит про это забывать. - Есть какие-то предложения? Валера усмехнулся криво: - Ты знаешь, что да. - Новая серия того шоу? - Именно. Посмотреть что-нибудь тупое сейчас было как будто бы самое то. Андрей кивнул, толкнул Валеру локтем в бок: - За едой сгоняй. И подушку свою возьми, ты меня столкнешь потом. Туркин хмыкнул, но все же встал. Дома были сегодня одни. Саша куда-то смылся, по своим делам, что и хорошо: было приятно ощущать себя в маленьком, уютном мире с другом. Даже не нужно было пытаться ржать и переругиваться потише - тоже благодать. На вечер удалось отвлечься. Валера официально был признан лучшим, но только в мыслях и осторожно - еще начнет тут нос задирать, а Андрею это терпеть потом. Понедельник приблизился внезапно. На учебу ехал напряженный, пытаясь мысленно успокоится. Не получалось, если честно. Хотелось взять больничный и отсиживаться дома. Но такими темпами было проще отчислится, так что хрен с этим. Андрей уже давно не бежал от проблем. Только в лоб, только на максимум. Суворова не было. Весь день. Даже было как-то обидно - так готовился, чтобы что? Чтобы ничего? За тупость своих мыслей хотелось самого себя удавить. Злился, теперь уже потому что действительно почувствовал себя идиотом, потому что уже и правда хватит вот этого. Пора было прекратить, взять себя в руки и выкинуть этот бред из головы. В конце концов, в действительности между ними ничего и не было. Два поцелуя, тонны оскорблений и чужой ненависти, а он уже все? Поплыл? Как будто бы да. И от этого почему-то становилось горько. Противно. Настолько тупым как сейчас, он себя еще никогда не чувствовал. Вскипало от этого в венах тягучее раздражение, переполняло до краев. На этой злости и начал вторник. Марат приперся на первую пару, сел слева от Андрея, вместе с Аней. Смотрел. Разглядывал, пристально, внимательно, почти не скрываясь. Отчего-то это выбесило только сильнее. Холодная, устойчивая ярость, которая всегда помогала справляться с проблемами куда лучше, чем все остальное. Андрей злился за этот взгляд, за то, что его вчера не было в универе, за слова, что были брошены так спокойно и так жестоко. Кипел, мрачно уставившись в свою тетрадь, особо не замечая ровные ряды клеточек. На второй паре Суворов сел к нему. Зашел прямо перед преподавателем, так что даже возможности отсесть не было. Сидели молча, просто рядом. Будто абсолютно незнакомые друг другу люди, что расположились рядом в вагоне метро. Ничего, что имело бы значения. Никакой ненависти, никаких контактов. Пустота. Андрей смотрел прямо перед собой, ощущал себя удивительно злым. Так сильно. Так ужасающе сильно. Вот только сделать с этим ничего не мог. Выпустить наружу, сказать хоть что-то - не мог. От этого почему-то становилось только хуже, сложнее, намного тяжелее просто дышать, чтобы не сорваться, не сделать что-то ужасающе глупое. На третьей паре, стоило преподу выйти, улегся на парту, прикрывая глаза. Марат снова сидел с ним, снова переписывался с кем-то в телефоне и его, кажется, будто бы все устраивало. И хер с ним. Пусть что хочет делает, плевать. Вот только это было ложью, наглой и бесстыдной. Ничего страшного. Андрей был хорош в игнорировании. Даже вот так, если не хотелось, если это только выводило из себя. Упрямо лежал на парте, не смотрел, будто рядом и не было никого. Спать только не хотелось, ничего если честно не хотелось. Просто чтобы отпустило, наконец, чтобы успокоилась вот эта ерунда в голове. Чтобы вот это все и правда ничего не значило. Две ночи подряд почти не спал. Кошмары мучали с утроенной силой, вцепившись в глотку тяжестью, наседая густым маревом. Даже так держался, на адреналине, на равномерно кипящей внутри ярости, что никак не спадала, не уменьшалась. Наоборот - росла, ширилась, множилась. В голове все крутилась и крутилась мешанина образов, обрывки прошлого, тягучие, хлесткие воспоминания. Наполняли, заполняли, не давая вздохнуть. Не важно. Все это не важно, нужно только чаще себе это повторять. Хотя бы перестал кричать, последние разы. Может, хоть тут что-то выровняется. Суворов его разглядывал. Открыто, даже не пытаясь сделать вид, что это не так. Ничего не делал - сидел стабильно рядом, в напряженной тишине. В среду снова взял его тетрадь на английском. Андрей даже на него не посмотрел, не отреагировал никак. Внутри бесился, но молчал. Суворов посмотрел на него особенно долго и задумчиво. Ничего не сказал, принялся списывать. Вернул тетрадь на место сам, когда понял, что Андрей ничего делать не собирается. Четверг провел в тумане, пытаясь урывками восполнить недостаток сна хоть где-то. Раздражался от каждого лишнего звука, бесился на все вообще: мир казался особенно мерзким и неприятным. Валера понимающе прятался по углам, молча делал все по дому и вообще был идеальным соседом. Даже Саша на фоне был очень тихим, понимая общую обстановку. Это не помогало. Никак. Раздражение копилось, множилось, росло в геометрической прогрессии. Внутри нарастало что-то, темное и злое, словно опухоль, оплетая органы, ткани, распространятся метастазами по сосудам. От всего этого сон стал еще хуже, наращивая нервозность. Его заебало уже вообще все. Но он держался. Никому не нагрубил. Ни с кем в драку не полез. А хотелось, Господи. Очень хотелось. На работе как-то все совсем стало бесить, нервировать до безумия. Еле сдержался, чтобы не высказать лишнего начальнице, чтобы в целом глупостей не сделать. Конечно, как назло, уборки было охренительно много, носился как безумный, закипая от каждого лишнего слова, взгляда в свою сторону. Пришлось даже на полчаса задержаться, от чего выносить стало совсем сильно. Суворов, херов Суворов, что садился с ним рядом, смотрел, но ничего, абсолютно ничего не делал. Не оставлял в покое, но и не лез. Андрея от всего этого заносило все сильнее и сильнее. Он не справлялся, не вывозил. Злился. Потому что слишком много было сказано, сделано, слишком вообще было это все. Он ничего не понимал, себя самого успокоить не выходило тоже, только накручивался по спирали. получаешь даже не напрягаясь. Андрей все думал об этих словах, циклился на них, ощущал, как буквы впиваются в кожу, ожогами, следами того, что произошло. Суворов его в ответ целовал, поцеловал и до этого, но все равно - отталкивал, колол словами с такой удивительной, безжалостной точностью, что дышать было невыносимо сложно. И все это переполняло, накрывало мир темной пеленой: он ничего не понимал, не видел за стеной собственной ярости и обиды. После работы позвонила мама. Андрей думал не отвечать, но все же сдался, понадеялся на что-то хорошее. Зря. Вышел скандал. Как-то это случайно получилось, она тоже как будто была сегодня особенно нервной, слово за слово зацепились, мол он совсем хер положил на мать и на сестру, думает только о себе, элементарно позвонить не может и вообще, за него волнуются, как лучше хотят. А он что? А он заебался. Только сказать об этом не было сил. Стоял в каких-то дворах, куда забрел на нервах во время разговора, выслушивал поток материнских слез и ощущал, как его постепенно уносит окончательно. Пялился в темнеющие провалы чужих окон, смотрел до рези в глазах, чувствуя себя до смешного пустым. Совсем ничего не мог сказать. Слушал и тишина. Внутри только расползалась уродливая, кровоточащая ярость, что захлестывала с головой. Он сцепил упрямо губы, оглядывался вокруг непонимающе, абсолютно точно даже не представляя где в этот момент находится. Мама говорила, что она только и просит, чтобы он звонил, даже простого сообщения от него не дождаться, потому что ему плевать. Сказала, что за эти месяцы, сам, он позвонил всего три раза. Может, это и правда. Андрей, если честно, не знал. Не думал даже, потому что ему, где-то глубоко внутри, уродливо и совсем неправильно, было все равно. Мама сбросила сама, совсем расплакавшись от его молчания. Он все это ненавидел, вот только и говорить не мог. Прямо сейчас вообще никак, потому что знал, что если начнет, то не остановится, скажет что-то совсем отвратительное, ухудшит ситуацию в разы. Вслушивался несколько секунд в пустоту телефона, держал его около уха, ощущая как дрожат руки. Подумал, что нужно покурить. Сигарет только не оказалось, видимо, забыл дома. Это, конечно, мелочь, но как будто вдруг совсем стало херово. Стоял, шарился по карманам, залез в портфель. Ничего. На улице было пусто и уже темно. Тьма накатывала, нагружала сверху мыслями. От этого хотелось стоять и выть, на луну, на небо, на эту ебаную жизнь. А нельзя, потому что вокруг дома, люди, кто-нибудь вызовет ментов, а как им объяснить? Что им сказать? Он и сам себе ничего объяснить не мог, не получалось никак. Все искал и искал сигареты, стоял, ощущая, что наконец, все. Вот это сейчас конечная. Раз и закончился. Андрей ударил в стену, с размахом, так чтобы сразу до крови. Бил, снова и снова, прижавшись к ней лбом. Он устал, блядски устал, это не заканчивалось, не собиралось даже, он просто хочет нормально спать. Нормально жить. Чтобы все вокруг стало проще и легче. Это не помогло, боли почти не ощущал, только вот эта злоба чуть отступила, сменяясь уродливой, тянущей пустотой в груди. Проблемы наваливались, наползали, он лажал на работе, объебывался на учебе, не мог нормально функционировать в принципе. Это все съедало, сжирало, убивало все человеческое в нем. Он боялся спать - такая базовая, необходимая для каждого вещь, а он не мог. Не выходило. Просто не получалось, потому что кошмары, потому что сраная тревога, это все становилось совсем нездоровым. За эту слабость было стыдно, было удушливо тяжело, что он вот так просто - сломался, разрушился до основания, без возможности восстановится. Он это все ненавидел, не мог никому объяснить даже, потому что как? Боялся ночи, боялся подступающей, неизбежно, неумолимо темноты, лежал в собственной кровати, стискивая дрожащей ладонью телефон, листал до тошноты ленту в Твиттере, все что угодно, только бы не спать. Он устал, ничего кроме. Блядская, разъедающая кости усталость, что копилась в теле, вытесняя все остальное. И справиться с этим не получалось, не выходило, чтобы он ни делал. Ебанная проблема, как сказал Суворов. Марат. Это ведь все тоже нихуя не нормально, отвратительно даже и как с этим жить? Он не знал, что делать, не понимал как до этого дошло, сам себя осознать не мог. Все запуталось окончательно, чем все завершится было неизвестно, как тут правильно поступить, он тоже не знал. Только и мог, что думать, злиться, переживать - бесполезно и глупо, потому что от нервов вопросы не решаются, просто так это все не исчезнет. Валеру тоже дергал, потому что в целом дома было сейчас из-за него нервно. Тот вообще этого не заслужил, но терпит, даже слова не говорит, а стоило бы - ему и правда сейчас просто так перепадало, а он даже не отвечал. Вздыхал, хмурился, терпел андреевы ненормальные закидоны, потому что друг хороший. И за это было стыдно, невыносимо тяжело, потому что он даже словами извинится не мог, ситуацию объяснить тоже не получилось бы. Мама. Довел до слез, не смог нормально хоть что-то ответить. Не смог в целом спокойно с ней поговорить, успокоить тоже не вышло. Хуевый друг, хуевый сын, человек в целом ебаный. Что с этим делать? Он и правда сам в дерьмо влез, еще тогда, давно, сейчас продолжает, потому что понимал же умом, что с Суворовым все не в порядке, что он сам в неадеквате и где все это теперь? Устал, устал, устал. Ничего кроме. Он бил и бил, снова и снова. Боли не было. Ничего не было - только бесполезные, механические движения. Тяжело дышал, уставившись на сбитые костяшки - стекала кровь, падая на грязный асфальт. Руки дрожали. Конечно. Иначе ведь не бывает. Андрей с трудом от стены отлип, мазнул по ней непонимающим взглядом. Остановился на мгновение, пытаясь проморгаться. Почему-то ощущал себя грязным, словно растерли по коже липким слоем - не отмыться. Легче не стало. Вообще. Он не понимал где он, темнота сгущалась вокруг, наползала. Ты ведь такой же, Андрей. Думаешь, сможешь остановиться? Не мог. Все равно падал по спирали, ниже и ниже, закручиваясь в собственном кошмаре, варился в нем заживо, сгорал. Снова и снова, каждую ночь. Дело было в нем. В том, что он ненормален, не здоров. Он закончился в тот вечер, просто продолжал двигаться по инерции. Этого всего было недостаточно. Так мало. Его не хватало, он растягивался, расползался по швам, пытаясь сделать хоть что-то, заткнуть растущую дыру в груди, но это было невозможно. Не для него. Что, если бы Валера его не нашел тогда? Если бы скорая не приехала, если бы удар был под другим углом, если бы... Андрей мало что помнил. Только холод, расползающийся по телу, ужасающий, мерзкий, от которого не мог оправится до сих пор, ночами скручиваясь в комок под одеялом. Помнит, как уставился в разбитое окно той уродской заброшки, как смотрел не в силах пошевелится, не в силах позвать на помощь. Тогда только-только начиналась весна, вокруг было грязно, холодно - напротив оконного проема росло уродливое дерево, кривое, старое. Андрея смотрел на него до рези в глазах, разглядывал голые ветки, что мерзкими крючьями, казалось, тянулись к нему навстречу. Сейчас, в кошмарах, около этого дерева он видел свою могилу. И это ощущение - леденящей, удушливой беспомощности, когда он только и мог, что хвататься ладонью за бок, лежать бесполезной кучей, не чувствуя даже боли. Лучше бы забыл вообще все. Кровь все капала и капала на асфальт. Это было так неважно, незначительно. Андрей проморгался, ощущая, как жжет под веками, как надрывно сжимается что-то внутри - стоило бы взять себя в руки, привести в порядок, сказать, самому себе, что все будет хорошо. Но как? Сам он, в подобное, уже давно не верил.