Тремор

Андрей спал на паре как-то особенно сладко. Глаза закрывались, моргнул, и оно как-то уже само дальше пошло. Как хорошо, что Настя вовремя его растолкала - к моменту завершения. Встал, с трудом удерживаясь на ногах. Пару минут стоял, тупо наблюдая как остальные выходят. Потащился за кофе. Пока ходил сонной мухой туда-сюда перерыв и кончился. На английский пришел последним, сел и принялся над бумажным стаканчиком медитировать - пить горячее не умел, нужно было подождать. Валера записал кружочек из какого-то кафе, в которое поперся вместо физры. Хвастался, мудила. Андрей с завистью смотрел и грустил. Сам он сегодня никуда зайти не успевал. От постоянных зевков адски слезились глаза. Суворов сегодня тоже сидел в гордом одиночестве, отказав всем остальным. Не вылезал с телефона и что-то усиленно размышлял сам себе. На него, знакомо-печально смотрела Аня, также рядом с ней косилась и Маша. Вообще-то, уже давно пора было открывать фан-клуб Марата. Во-первых, Андрей бы возглавил, потому что он должен возглавлять хоть что-то в своей жизни. Во-вторых, у них должны быть кружки по интересам, налаженные межличностные взаимоотношения и так далее - это, как будто, могло бы их объединить. За подобное может быть поощрение от университета? Идею нужно было обдумать. Отправил унылый кружочек с кофе и зеванием. Валера отправил в ответ ржущий смайлик, потому что он зло. Привычное и понятное общение, отлично. Англичанка зашла в кабинет, резко хлопнув дверью. Андрей вяло подобрался, имитируя готовность к действию. Чуть не развернул стаканчик. Стало как-то тоскливо. - Сегодня у нас парные задания - до конца занятия вам необходимо выполнить три упражнения из учебника, составить диалог по примеру, а потом ответить мне, - кто-то на ее слова печально вздохнул, атмосфера в кабинете в целом упала на множество пунктов вниз. - Оценки поставлю сразу две. Суворов, пересаживайся к Васильеву. Андрей уже вяло открывал нужную страницу. Завис на несколько секунд. Ага. Васильев это, кстати, он. Блять? Мысль как-то не складывалась в голове. Это ему сейчас полтора часа с ним сидеть, что ли? А может не надо? Суворов уже лениво усаживался на стул рядом, нагло сдвигая учебник на середину парты. Андрей нервно вцепился в свой стаканчик. Сидеть с ним рядом виделось действительно плохой идеей. - По английскому не знаю нихуя, так что делать ты будешь, - спокойно сообщил Марат. Сверкнул на него насмешливым взглядом, сидя вполоборота: - Справишься? Получилось только пожать плечами. От Суворова пахло чем-то приятным, духи, кажется, какие-то. Свежие, с легкой сладостью. Над ними, едва уловимо, ощущался запах сигарет. В целом его резко стало так много, так близко, что и непонятно было как реагировать: как-то сильно ударило по нервам, по телу всему. Может быть, лучше отсесть. Почему-то в голове сразу всплыли воспоминанием все те слова, сказанные у автомата. Андрей рассеянно опустил глаза на учебник, сглатывая вставший в горле ком. Одно дело было смотреть иногда на расстоянии, разглядывать украдкой, пытаясь не сосредотачиваться слишком сильно. Когда тебя игнорируют это, как будто, вдвойне проще. Теперь, вот так, рядом, когда еще как-то взаимодействовать надо, становилось охренительно сложнее. Учительница вышла. Спасибо, что написала номера заданий на доске. Как-то все прослушалось. Суворов сидел с ним рядом, разглядывал задумчиво. Андрей торопливо прошелся взглядом по упражнениям, отмечая про себя, что и как успеет. Выходило, что не очень, но справиться должен, если сумеет себя в руки взять, конечно. Это как будто было маловероятно. - По диалогу хоть что-то сможешь? - голос вышел ровным, спокойным. Словно тут вообще ничего такого, разговаривать с Суворовым. Оно-то, как бы, да. Но нет. - Вообще нихрена не могу. Это было похоже на правду. Андрей наблюдал, английский у Марата был действительно в заднице. Прям глубоко и надолго. Ладно. Допустим. Нужно просто взять себя в руки, представить, что рядом никого нет и все. И все в порядке будет. Наверное. - Понял. Начал с первого, рассеянно отпивая кофе. Поморщился - случайно добавил много сахара. Лучше было думать об этом, чем о Суворове под боком. И все равно, мысли соскакивали, циклились на устойчивом присутствии рядом. От этого хотелось взвыть, скрыться куда-подальше. Вот только как? Это не представлялось возможным. - У тебя всегда так руки дрожат или сейчас по какой-то причине? Голос резанул издевкой, прошелся по венам, проникая в кровь. Андрей размеренно выдохнул, пытаясь сосредоточится на цепочке английских слов. Понимать бы еще хоть что-то. - Всегда. Ответил ровно, спокойно. Внутри расползался огнем стыд. Это и правда так, жизненное приобретение, из тех о которых сожалеешь. Избавиться, правда, невозможно. Пока другие нюансы не уйдут. Суворов был все еще к нему повернут. Андрей его лица не видел, потому что усиленно старался не смотреть. Это было бы лишним, это было бы даже неприятно - видеть в тысячный раз презрение и насмешку не хотелось. Хватало это слышать. - И почему же так? - Долблю по вене. Ответ выскочил привычно: именно так и реагировал на подобные вопросы. Как будто проще сказать что-то подобное, чем пытаться объяснить, хотя бы частично, реальные причины. К тому же не хотелось прослыть психом: им он, конечно, был, но все же. Но сейчас, все равно, на мгновение ощутил неловкость, кольнула под ребрами и исчезла. Суворов рядом усмехнулся. Звук ощутился внезапно близко, словно Марат наклонился к нему. Почему-то по телу расползлись мурашки, царапая загривок. - Ты бы так не шутил, Андрюша. Это слишком на правду похоже. Это пренебрежительное Андрюша почему-то задело. Расползлось огнем где-то внутри, вытравливая частичку неуверенности. Отпил еще глоток, поворачиваясь, наконец. Глаза у Суворова затягивали, заманивали тьмой, тягучей, беззвездной гладью. Лишь бликами отражалась насмешка, прикрывая опасный, морозный холод, что таился в самой глубине. И сам он весь - острые грани, вычурная местами мягкость, что исчезала под слоем дерзости и жесткости. Что-то в нем было, дикое, опасное. Неприрученное. Это привлекало. И отталкивало. Своеобразный танец. - Уверен, что шутка? - спросил с интересом. Суворов задумчиво, показательно медленно его оглядел. Под таким взглядом захотелось спрятаться, но какой смысл? Андрей только спокойно смотрел, покачивая ручку в руках. - Даже не знаю. От тебя, как будто, чего угодно ожидать можно. В словах доля правды была - сейчас он и правда радостно скатился на социальное дно, ворочался там, в грязи, пытаясь имитировать нормального человека. Не выходило. Проебывался на каждом шагу, снова и снова, закрепляясь в звании неудачник. Это уже не волновало, не трогало никак. Стало привычно быть в статусе "изгой". Это у него давно и надолго. И хрен с этим. - Точно, - Андрей отвернулся к заданию. - Не отвлекай. Либо начни тоже что-то делать. - Скучно. А ты неплохое развлечение. Андрей вздохнул. Откинулся на спинку стула покачиваясь. Что-то у него в предложении не сходилось. Отвлекся, написал херню. Не очень вышло. - За это оценку поставят. - И похер. - Мне - нет. Суворов смотрел. Рассматривал, словно пытался что-то в нем отыскать. Откуда это внимание? До этого было стойкое игнорирование. К нему уже, если честно, хотелось вернуться. Было как-то проще и спокойнее. - Так ты, значит, пианист? Вопрос прошил пулей, врезался прямо в сердце. Андрей вздрогнул. Сутки с того разговора с Мариной прошли, почему бы Суворову не забыть об этой информации? Покачал головой, перелистывая страницу учебника: - Откуда интерес? Суворов рядом ощутимо придвинулся ближе. Это обожгло жаром, прошлось по телу волной. Андрей неуловимо напрягся, чувствуя как сердце забилось с утроенной силой. И от вопроса, и от диалога в целом. Как это все остановить-то? Пара превращалась в пытку, разрывающую по кускам. Из этих лохмотьев потом нужно будет как-то сшить привычное чудо-пугало Андрея, попытаться сделать вид, что нихрена не было, а это уже как будто достаточно высокий уровень сложности. - Это как-то не особо с тобой вяжется. Пытаюсь понять. Точно - не вяжется. А когда-то было делом его жизни. Андрей выдохнул, ощущая себя вдруг до безумия устало. Суворов проходился по его болезненным точкам, шагал по ним с уверенной грацией. Ему это, как будто, нравилось. Это было неправильно, жестоко. Но остановить не было сил. Не выходило, не знал как. Ощущал себя до странного перед ним беспомощно и глупо. То, что не заметил бы от других, разбивало на части от Марата. Это злило. Но это оставалось фактом. - Был. Слово вышло тихим. Еле выдавленным. Андрей ночь не спал, настигнутый воспоминаниями. Сегодня, видимо, будет также. - И что случилось? Суворов был близко, до невероятного. Еще немного, прижмется всем телом, разрушая до основания. Хотелось, чтобы ближе, чтобы дальше, чтобы это все прекратилось внутри. Ужасно, когда всего так много, когда чувствуешь все так остро и на грани. С ним такого еще не было. Теперь вот, случилось. - Что-то. Точка, а в действительности многоточие. Потому что скрывалось многое, потому что думать об этом не хотелось. Бок отозвался фантомной болью. Андрей выдохнул, снова попытался сосредоточиться на английском. Продвигался медленно и с усилием. Суворов вдруг прикоснулся к его запястью, провел пальцами по его костяшкам, легко, едва ощутимо. Андрей от этого замер, ощущая как по венам, от его прикосновений расползается раскаленная лава. В голове сразу стало пусто, только вот это - горячее. Казалось, все его существо зациклилось, замкнулось на этих касаниях. Чудилось, что останутся шрамы - несколько выжженных на коже отпечатков, смазанных линий, обнажающих до кости. - Это как-то связано с твоими дрожащими руками? - голос у Суворова вдруг зазвучал мягко, тихо. Андрей смотрел. Его рука на ладони выглядела чужеродно, необъяснимо притягательно. Хотелось запечатлеть, вырезать на сетчатке. Потому что не повторится, потому что происходило что-то чудовищное, непонятное для него. Посмотрел на Суворова - тот все еще был до страшного близко, разглядывал спокойно, выжидающе. Ему такому, завораживающему, невыразимо притягательному, хотелось сказать, что попросит. Выдать любой секрет, отдать часть себя на растерзание. Отдать в целом, что скажет. Вот только. Марат смотрел тягуче, темно. И в глубине его глаз, за мнимым спокойствием, все еще мелькало презрение, насмешка. Что-то, от чего расходился яд по телу, уничтожая. И от этого не спрятаться, не скрыться. То же самое мелькало тогда, у автомата, когда выговаривал все те вещи, жестокие ужасающие слова, что попадали пулями навылет. Решето, вместо тела, сердце из мертвой ткани - все это осталось с того момента, не заросло, не вылечилось. Андрей дернул уголком губ, отворачиваясь обратно к заданию. Мягко вывернул свою ладонь из-под чужой, ощущая как внутри все тянет, требует вернуть обратно, вцепиться самому. Нельзя. - С чем-то это точно связано. А у нас английский, для справок. Суворов отстранился. Андрей ощутил одновременно и облегчение, и разочарование. Эмоции сплелись в клубок, стянулись в животе бурей. Допил одним глотком остатки противного кофе. Быстро принялся дописывать первое задание, кинув взгляд на время - оставалось не так много. Все точно не успеет. И хрен с этим. Марат уткнулся в телефон. Их взаимодействие теперь проходило исключительно по учебным вопросам, Андрей как-то разом будто утратил для него всю мнимую привлекательность - почему-то от Суворова тянуло холодом, стылым равнодушием. Это все было тяжело. Суворов все переписал. Даже лениво ответил что-то преподавательнице. Оценки нормальные вышли. Приличные. С учетом всего, так вообще вау. Это только нихера не радовало. Засело внутри что-то противное, тянуло непонятными ощущениями. В этой чудовищной куче нечего было разобрать и нечего понимать, потому что лучше бы выкинуть, вытравить из себя, чтобы не мучало. А не получалось. Дома, сидя на кровати, долго пялился бессмысленным взглядом на подрагивающие пальцы. Кости, мышцы, сухожилия - раскроить бы на слои, разложить на атомы, усмирить. Чтобы не было вот так. Во всем этом была злая ирония: тремор появился гораздо позже ухода из музыкалки. Но так, чтобы точно не вернулся, чтобы даже не думал. Это все равно уже не для него. Андрей закинулся снотворным и долго ворочался в кровати, уставившись сухими глазами в потолок. Тени наползали, давили на тело осязаемо - скручивало от внутреннего холода и знакомой уже тревоги. Хорошо, что завтра выходной. Как же прекрасно. Некуда идти, не о чем переживать. Все спокойно и тихо - в это хотелось верить, на это надеяться. Валера на ночь не появился: договорился потусить с кем-то из универа. В кровати провалялся до двух. Отдохнувшим себя не чувствовал - все равно хотелось спать и дальше, проспать вообще всю эту жизнь, проебать так, чтобы окончательно. Вот эти его барахтанья были какими-то медленными и унылыми. Около четырех позвонила мама. Андрей долго смотрел на экран телефона - палец завис над зеленым значком, словно сил опустить его не было. Почему-то заранее почувствовал себя вымотанным, соблазн проигнорировать был силен. Ладно. Хорошо. Сегодня, в случае чего, выходной - потом просто будет сидеть в тик токе, для самоуспокоения. - Почему не звонишь, Андрей? Как у тебя дела? Знакомый голос прошелся дрожью по позвоночнику. Неделю не общались и вот. Последний разговор закончился вялым спором, уговорами вернуться домой и просьбами увидеться. Ничего из этого желания не вызывало. Проще было в итоге скинуть, игнорировать входящие, что последовали спустя час. После них было затишье - мама знала его достаточно хорошо, чтобы дать немного времени перебеситься. - Замотался совсем. Все в порядке. А вы там как? Вообще, это у них все еще лучше стало. Намного лучше, потому что раньше вообще общаться без скандалов не выходило. Теперь, когда у него появилась волшебная функция просто не брать трубку или скидывать звонок, стало намного проще. И тише. - Юля приболела, а так все нормально. - А что с ней? - Простуда. Ничего серьезного, в один день температура чуть повысилась и горло начало болеть. Сопли еще. Пара дней и она уже почти полностью вылечилась. Голос у мамы бодрый, спокойный. Андрей хмыкнул, вяло перелистывая страницы учебника - все же хоть что-то учить надо было. Хотя бы для вида пытаться. - А ты сама как? Мама пожаловалась на работу. Рассказала, что и сама себя не так хорошо чувствует последние два дня, но еще держится. Андрей слушал, молчал. Пялился устало в текст на страницах, мычал в нужных местах. Начала говорить про Ильдара: мол у него тоже все в порядке, он очень помогает и вообще замечательный. Получилось только скривиться - вот про него было совсем неинтересно. Отчим не стал для Андрея близким, у них сложилось стойкое, взаимное игнорирование. Всем от этого было нормально, кроме мамы: переживала, пыталась исправить. Сейчас, вроде как, смирилась. Или сделала вид. - Когда в гости заедешь, Андрей? Мы соскучились, Юлька так вообще постоянно про тебя говорит. - Не знаю, мам. Много работы и учебы. Послышался недовольный вздох: - Ты мог бы просто брать деньги у нас. Я все еще не понимаю, почему это такая проблема. Тема обсуждалась сотни раз и все равно поднималась. Андрей раздраженно потер лоб рукой, пытаясь не бесится сходу. Это, как будто, было бесполезно. Иначе реагировать не выходило, в груди уже закипало знакомо. Отложил учебник в сторону, замечая, что излишне сильно стиснул в руках, сминая страницы. - Проблема. Давай не будем, ладно? - Послушай, но все же... - Мам. Хватит. Сказал же - не возьму. Сколько раз повторить? Замолчала. Обиженно и недовольно. Андрей закатил глаза, откинулся на подушку спиной, прислоняясь затылком к стене. Зачем вот это - каждый раз одно и то же? Сколько еще нужно времени, чтобы до нее дошло? Как будто бы, очень много. Упрямство у них семейное. И ведь знает же, что все равно не примет, понимает, что только разозлит, но все равно - не может остановится из раза в раз, нервничает сама, дергает и его, замыкая знакомый круг негатива в их семье. Из него не выйти, не выбраться, пока она не поймет главное: он и правда вырос. С этим уже ничего не сделать, время назад не вернуть. - Я просто очень за тебя переживаю, ну, неужели ты не понимаешь? Хочу ведь как лучше. - Как лучше - это не дергать меня и себя. Если мне потребуется помощь, то я скажу. Оба знали, что сейчас он нагло пиздел. Потому что просить о чем-то не умел, не пытался даже, да и вообще у них бы не стал. Зачем лишний раз тревожить? Он и сам разберется, не маленький. Маме бы только это объяснить. И чтобы спокойно, а не вот это все. - Ты ведь все еще плохо спишь, верно? А без работы было бы куда легче со всем этим, - сказала тихо. Осторожно. Манипулировать этим вопросом было низко и подло. Андрей ненавидел такие приемы, потому что удар был сильным и на поражение. Замолчал на мгновение, ощущая как горлу подступает комом. Мама молчала тоже, выжидая - по этому вопросу всегда была максимально аккуратной. Хотя бы на этом спасибо, и то радость. - Уже стало лучше, - голос вышел на удивление ровным, спокойным. Вот бы внутри так же. Чтобы не тянуло вот так за ребрами, мерзко. Откинул мешающую челку со лба, прикрыв глаза на мгновение. Когда-нибудь, оно и правда станет, верно? - Не ври. А без этого никуда, чуть не ляпнул, вовремя прикусив язык. Поморщился - сейчас ведь всю душу вытрясет, достанет ложечкой, а ему потом сидеть и пытаться обратно из комка ярости в человека превратиться. Кому оно вообще надо? Ему точно нет. - Мам, знаешь, я тут вспомнил, надо срочно одногруппнику позвонить. И вообще дел много, потом поговорим. - Ты бы хоть текст другой говорить начал, - устало сказала в ответ. - Каждый раз кому-то звонишь. - Стал очень социальным. Сам в шоке. Мама помолчала. Андрей с надеждой уставился в потолок: может, она поймет, что это все идиотская затея и оставит его в покое? Еще на пару дней. Или как повезет. - Я тебя поняла. Теперь на мать времени нет, новая жизнь. Отлично. Все равно приезжай - я и правда очень тебя жду и скучаю. На мгновение стало стыдно. Частично, он ведь тоже не совсем правильно поступает: игнорирует, увиливает. Просто не хотелось слушать очередную лекцию, не было желания ругаться в тысячный раз. Он и так устал - куда еще сверху добавлять? Но все же - может быть стоило и самому стараться лучше, разговаривать спокойнее, а не срываться бесполезно, швыряясь словами в стену. Просто не было сил. Ни на выяснения отношения, ни на эти самые отношения в целом, ни на что вообще. Это не было оправданием, не было чем-то нормальным, просто факт - работаем с тем, что есть. И все же - стоило попробовать иначе, верно? Хотя бы постараться, чтобы не чувствовать себя виноватым. - Я постараюсь, хорошо? Обещать ничего не буду, но может через пару недель получится. На каникулах, зато, точно приеду. Договорились? - Договорились. Выбора у меня ведь нет. Но все равно: голос чуть потеплел, смягчился. Андрей вдруг подумал, что и сам немного скучает. Это все иногда сложно было, вот так поменять всю жизнь, перевернуть с ног на голову и пытаться выкарабкаться. Просто мама часто перегибала, полностью пытаясь проигнорировать, что он уже не ребенок, что ему уже не нужен контроль и удушающая, местами, забота. Что все изменилось, резко и безвозвратно. Так, что опомниться не успеваешь и вот - стоишь посреди нового, оглядываешься по сторонам, ищешь дорогу назад. А ее нет. И уже никогда не будет. Что-то кончается, что-то начинается. Так бывает. Попрощались спокойно, даже тепло. Это было редкостью, но приятной. Может, позвонит даже сам в ближайшие дни. Вдруг получится закрепить успех? Разговор, впервые за долгое время, оставил внутри что-то теплое, мягкое. Чувство хотелось сохранить, запомнить. Оставить. Только как? Написал сестре, интересуясь как она там в целом. Вот с ней точно стоило общаться чаще, хотя бы так, по переписке, чтобы быть в курсе ее жизни. Валера вернулся под вечер. От него несло алкоголем и сигаретами - Андрей по его приходу демонстративно распахнул окно и уселся обратно на кровать, медитировать над учебником, в надежде, что слова в нем обретут какой-то смысл. - Че, как оно с учебой? Туркин сегодня явно активно опохмелялся от вчерашнего. Был немного пьян, вялый, расслабленный. Завалился к Андрею на кровать, уставившись поплывшим взглядом. Довольный. Даже завидно стало. - Не очень. Но все еще пытаюсь. - Надо было тебе вчера с нами идти. Нахрена отказался? - Валера нагло стянул у него учебник, бессмысленно листая страницы. - Я же звал тебя, даже несколько раз. Чего тебе вечно дома тухнуть? - Я там из компании только тебя и знал. Мешался бы и толку? Валера хмыкнул. Отбросил книгу куда-то в сторону: приземлилась на пол с грохотом, неприятно резанувшим по ушам. Андрей устало вздохнул, но вставать за ней не спешил - это не он учебу игнорирует, это ему мешают и вообще обстоятельства. Оправдания работали на ура. - Меня и хватит. Че тебе много кто нужен за бутылкой? Да и познакомился быстро бы. Просто ты уже совсем одичал. Звучало, как будто, правдиво. Андрей равнодушно пожал плечами, уставившись в потолок: общения ему хватало и так, зачем что-то менять? Все равно он всегда был интровертом. - Может, как-нибудь потом. - Пиздишь. Опять и снова, да. Можно ли назвать это ложью, если все знают, что это не правда? Вопрос был философский. Надо бы обдумать. Валера рядом завозился, попытался стянуть подушку: не вышло и тогда сполз по кровати вниз, раскинув ноги по полу. В этой нелепой позе он был похож на идиота. В других позах тоже, но Андрей бы ему об этом не сказал. Честь и достоинство друга требовалось оберегать. - Я еще пива притащил. Будешь? - Нет. И тебе хватит. Валера закатил глаза. Больно ткнул пальцем под ребрами, с раздраженным видом: - Не включай мамку, а? Хочу нажраться и буду. Сам решить могу, что и куда. Андрей вздохнул. Сказал тихо: - Ты стал очень часто пить. Это было правдой - бутылка вечером, чтобы расслабиться, бутылочка под видос, чтобы веселее было. Бутылочка потому что хочется и жизнь дерьмо - предлоги множились, ширились, исчезали. Вместо них литры выпитого, затуманенный взгляд и кривая ухмылка: все в порядке, тут нет проблемы. Вот только она была, явная, не скрытая ничем. Стабильные пару раз в неделю, еще не ежедневно, но. За этим но, скрывалась темная бездна, тянущая и зовущая за собой. - Ебать тебя это, Андрей, не должно, - резко ответил Валера. - Пью и хер с этим. Разберусь как-нибудь. Приподнялся на локтях. Смотрел с вызовом - словно еще немного и ударит. Как-то этот взгляд прокатился по телу напряжением, ответной почему-то злостью. Андрей уставился в потолок, мысленно считая до пяти. Сказал спокойно: - Не должно, но ебет. Разбирайся как хочешь, я просто говорю. Валера усмехнулся, качая головой: - А лучше не говорить, если не спрашивают. С собой бы разобрался - тоже проблем хватает. А если я пью иногда, то что, попытаешься меня сразу в алкоголики записать? - Ага. Именно это я и сказал. - А что нет? Ты на это и намекаешь. Я же вижу. Только это не твое дело, лезть куда не надо, я тебя не просил. Моя жизнь - что хочу, то и делаю. Встал, двинулся сразу к рюкзаку. Достал бутылку, демонстративно открывая. Усмехнулся противно: смотри мол, отобрать попробуй. Андрей закатил глаза, достал свой телефон. Сказал равнодушно: - Понял тебя. Развлекайся. Расселись по углам молча. Валера весь кипел, пил, лазил в ноутбуке, раздраженно тыкая по клавиатуре. Не смотрел даже. Показательно и зло. Андрей сидел в телефоне, потом для вида попытался еще полчасика что-то почитать по учебе. Вышло так себе. Снова вернулся к тик-току и ютюбу, засев в наушниках. За стеной чем-то маялся Сашенька, шумно топая по квартире. Идиллия в общем. Улеглись в тишине. Андрей долго ворочался в кровати, как и обычно, Валера - так же, что было уже удивительно. Разбудил, ночью, когда только-только получилось заснуть: - Херово, Андрюш. Очень херово. Помоги, а? Взгляд, подсвеченный неровным светом, включенного уже светильника, был совсем жалостливым. Его потряхивало, весь вспотел и выглядел словно умирать собрался. Андрей приподнялся на локтях, пытаясь проморгаться. Уставился раздраженно: - Вот так с вопросами разбираешься, да? Валера что-то промычал, залез вдруг на кровать, толкаясь, воруя одеяло. Смотрел так, трагично и тоскливо, спихивая с кровати на холодный пол. - Тошнит очень, Андрей. Тазик неси. Срочно надо. - А ножками никак? - Убьюсь. Андрей поднялся с трудом. Мстительно включил свет на полную - Валера заскулил и спрятался. Хотелось ублюдка придушить. А нельзя. Посадят ведь. Валера блевал до шести утра - аккурат управился ко времени, чтобы Андрей в универ успел. Обещал составить завещание на его имя, клялся, что пить больше не будет и что станет святым. Возможно, посмертно, потому что убить его хотелось охренеть как. Даже выдавил из себя признания в любви, когда пришлось в третий раз мыть тазик от блевоты, попутно протирая пол. Господи, вот все это ему за что? Валера жалостливо ныл, тыкался под боком, вонял. Приходилось терпеть, раздраженно таскать туда-сюда стаканы с водой, аспирин, пытаться не убиться самому, чтобы вот это все закончилось. Андрей кое-как собрался, даже в душ успел ледяной сходить. Чтобы наверняка выжить получилось. Зашел за портфелем в комнату. Валера валялся на его кровати, мутным взглядом уставившись в потолок. Его было не жалко - сам виноват. Злиться уже не получалось, накатила адская по силе усталость. Смирение тоже. Поднес бутылку с минералкой, любовно припрятанную до этого, для вот таких ситуаций. Кинул, целясь в ноги - хотелось в голову, но уже ладно. Смысл тогда, что помогал всю ночь? Валера благодарно вздохнул, потянулся к ней сразу. Сказал вдруг, уже Андрею в спину: - Андрей, я ну... блять. Знаю, что проблема есть. Понимаешь? Голос его на последнем слове дрогнул. За этими словами скрывалась тонна всего, тысяча воспоминаний и несказанных фраз, столько что и не перечислить все. Это было больно, это было одно на двоих, сломанное и чудовищное. Они, вроде, выбрались, вытащились из всего дерьма, но оно почему-то все равно было рядом, мешаясь, наступая на пятки, настигая свистящим шепотом прошлого. Андрей схватился за ручку двери, ощущая себя на мгновение потерянным. Собрался, поправляя портфель на плече. Сказал устало: - Понимаю. Вышел. Щелчок закрывающейся двери почему-то показался слишком окончательным, слишком громким, значительным. Не понять даже, не объяснить никак. Что-то сломалось, оборвалось внутри с этим звуком, прокатилось холодом по венам. В универ ехал потерянный, день пролетел мимо калейдоскопом невнятных картинок, обрывками что-то осознавал, всплывали детали, чтобы сразу угаснуть. Порадовался, что Суворова сегодня не было - как будто сейчас его видеть был особенно не готов. К Валере вернулся усталый, прибитый всем этим, внутренним. Алкоголя тот на вечер сегодня не взял. Смотрел, почти виновато. Андрей только отмахнулся от него, засел в телефоне, даже не поднимая взгляда. Все равно скопилась в груди тлеющая злость, накатывая волнами раздражения. Потому что ночь не спал, потому что всколыхнул все это, потому что проблема серьезная ведь. Валера благоразумно давал ему время перебеситься, только притащил чай с бутербродами на ужин и молча подсунул под нос. Этим чаем его облить хотелось все равно - злобно пил и игнорировал. Сегодня еще как-то надо лечь хоть немного раньше, постараться, чтобы завтра совсем не умереть. Это было что-то из ряда фантастики, что-то о чем только и мечтать выходило. От этого раздражение все росло, множилось, адски хотелось заорать. Валера сунулся к нему, когда сел покурить - пристроился напротив на подоконнике, протягивая свою открытую пачку. Смотрел, спокойно, мягко. Весь помятый и все еще бледный. Карма, мать ее. Сразу настигла. Это было даже приятно, если честно. Андрей сигарету взял. Затянулся. Вздохнул - толку от его раздражения не было, фактов оно не изменит. Все равно сидело в груди, все равно нужно было потом поговорить серьезнее, но не сейчас. Прямо сейчас в этом не было смысла, потому что нормально не получилось бы - собственные эмоции угрожали вырваться ядом, отравляя все вокруг. Значит, потом. Когда они оба будут готовы. А пока что, как и всегда - просто быть рядом. Спросил мягко: - Как самочувствие? - Так себе. А ты как? Андрей только пожал плечами. Разглядывал сидящего рядом Валеру - тот все еще выглядел странно тихим, прибитым. За него волновался, все это бесило страшно, но сделать-то что? Туркин смотрел в ответ. Спокойно, тепло как-то, все еще угадывались отзвуки вины и знакомая, родная уже усталость. Ему все еще хотелось вмазать, сообщить, что идиот и что надо разбираться с ситуацией. И все же. Не сегодня. Андрей прикрыл глаза, вздыхая. Сказал раздраженно: - В следующий раз сам с тазиком бегать будешь. Я даже не двинусь. - Договорились. Оба знали, что это, конечно же, вранье. И все же - конфликт как будто закрылся полностью, исчез. Валера плюхнулся к нему на кровать, с ноутом, не спрашивая, включил какую-то херню на фоне, рассказывал как в целом тогда пьянка прошла. Андрей слушал, хмыкал в нужных местах, расслаблялся. Под видео и тихий бубнеж рядом вырубился. Проснулся в половину шестого, потому что навернулся с кровати - Валера дрых на ней же, раскинувшись звездой. Все еще работал ноут, какой-то блогер нудно рассказывал про правильное питание и важность подсчета калорий. Андрей уставился в потолок и попытался понять когда и в какой момент его жизнь превратилась в это. Не вышло. Почему-то разбирало на смех - возможно, это истерика. Встал. Нужно было собираться в универ.

***

- Андрюш, быстрее делай. Я переписать хуй успею. Суворов усмехнулся рядом, барабаня пальцами по его тетради. Почему-то на его руке залип на мгновение, уставившись на часы на запястье. Что-то дорогое, вроде. Он вообще, если честно, в таком не разбирался. Голова болела от напряжения. От ситуации тоже - происходило что-то совсем не понятное, не ясное для его заебанного бессоницей мозга. Во-первых сейчас английский, а он и на русском соображал с трудом. Во-вторых, с ним опять сел Суворов. Сам. Нагло раскинулся рядом, кидая портфель на парту. На его удивленный взгляд пожал плечами: - С тобой оценки хорошие. А меня скоро из-за английского отчислят нахер. Андрей только моргнул. Ничего не понял - слова превращались в непонятную кашу, сливались в набор букв, смешивались. От присутствия Суворова рядом все совсем куда-то не туда пошло, концентрация была только на резко возникшей нервозности, стучащем на бешеной скорости сердце. Это-то как скрыть? И пережить. Дерьмо какое-то. А еще делать что-то по учебе надо, думать как-то. Это же вообще максимальный уровень сложности, смертельный трюк, выполнять только профессионалам. Из профессионального в нем только умение объебываться и сейчас оно работало на все сто - оценки хорошей сегодня не будет точно. Андрей запутывался в базовых вещах и с трудом заканчивал первое упражнение. А их еще четыре. Суворова это забавляло. Сидел рядом в телефоне, периодически сунулся к нему в тетрадь, разглядывал насмешливо. Был так невероятно близко и в то же время до странности далеко - Андрей не сильно мог это чувство описать, понимать самого себя не получалось. Тянуло что-то внутри тревожное, давило на виски оковами. Прошло уже двадцать минут от пары - по ощущениям час. Настя с Лерой переговаривались на парте спереди, хихикали и толкались, явно не переживая о заданиях. Им он искренне завидовал, смотрел косо, ощущая, как иррационально грустит - вот он бы тоже лучше обсудил чье-то платье, чем вот это все. Он бы даже про косметику сейчас поговорил, про парней, да про что угодно: всегда же можно просто кивать с умным видом. Все это было бы намного приятней, чем тупить над английским и пытаться понять соседа по парте. Бля, ну вот как так-то, а? Андрей устало почесал затылок, откинувшись на стуле. Полез за энергетиком - кофеина в жизни было как-то недостаточно. - Так первое задание ты так и не доделал? - Нет, еще. - А ты медленный, знаешь? Блять, как же хорошо. Первый глоток прокатился волной удовольствия по телу, Андрей даже как-то отвлекся на мгновение от Суворова, жадно опустошая бутылку. Зависимость - вещь тяжелая. Но не в такие моменты, да. - Ты тоже можешь поучаствовать. Или найти ответы от других, если горит. Марат рядом усмехнулся, лениво покачиваясь на стуле. В действительности он был достаточно беспокойный - много жестов, много движений. Почему-то хотелось прикоснуться, обхватить подрагивающую коленку, впитать эту искрящуюся энергию, захватить себе все до капли, впитывая дрожащими пальцами как можно больше, сильнее. Неуемная, безумная тяга внутри, что только росла из-за близкого контакта. От этого нужно было отстранится, сбежать, вправить мозги себе на место, наконец. С этим, как будто, было совсем проблемно. - Я же с тобой сел, чтобы не делать нихуя. Этому и собираюсь придерживаться. Андрей положил энергетик обратно в портфель с сожалением - нужно было как-то экономить, что ли. Додержать до конца пар, чтобы за вторым не идти. Валера уже давно орет, что у него скоро сердце станет. Это, как будто, правда, только дело совсем не в кофеине. - А делать теперь должен я? - Да. Звучало почти логично. Андрей уставился мутным взглядом в учебник, пытаясь сообразить хоть что-то. Не выходило, вот честно. - А с чего ты решил, что я буду? Когда я соглашался? Сказал тихо, устало. Что-то кипело навязчивым зудом под кожей, расползалось мурашками по телу. Хотелось все это с себя скинуть, сбросить куда подальше, вытравить, наконец, чтобы не мешало. Суворов водил пальцами по темному экрану телефона, глядя на него. Близко-далекий, притягательно-отталкивающий, клубок противоречий, без возможности разобраться. К нему и правда хотелось прикоснуться, отогнать от себя подальше при этом, чтобы не мучал, не пытал вот так, непонятными двусмысленностями, чем-то муторным и тяжелым. - Ты и не отказывался. Святая правда. Херова безвольность, возникающая от присутствия Марата, уже даже не напрягала - есть и ладно. Пришлось смирится, выбора все равно нет. Андрей нацарапал еще пару слов в тетради. Выглядело правдоподобно, можно оставить. От Валеры пришло сообщение в телеге. Потянулся к телефону, поморщился: Сашенька оставил им гневную записку на кухне по поводу уборки. Ну вот и что с ним делать-то? Они просто не успели помыть две тарелки и одну кружку. Что его так трогает? Посуда ночью пиздит или что? Как же бесило, Господи. - С кем общаешься? Вопрос от Суворова был неожиданным. Андрей растерянно повернулся, мимолетом отмечая насколько Марат близок. Подался вперед, разглядывая темным, пристальным взглядом, склонил голову набок заинтересованно. От всего этого сердце почему-то забилось сильнее, ладони вспотели. Андрей снова отвернулся к телефону, пытаясь напечатать дрожащими пальцами ответ. - Друг. - С универа? Андрей отрицательно покачал головой. Валера в диалоге начал расписывать способы кастрации и план действий на сегодняшний вечер. Идиот, ну. - А что? - спросил, откладывая телефон в сторону. Суворов окинул его задумчивым взглядом, снова покачиваясь на стуле. Разглядывал, чуть подавшись вперед. В груди нарастало какое-то непонятное смущение, чертова неловкость - ну, что он такого нашел-то? На лице что-то? Было куда как проще, когда вот так близко контактировать не приходилось. - Просто любопытно, кто может общаться с таким как ты. Слова обожгли. Ранили - Андрей на мгновение прикрыл глаза, ощущая как что-то болезненно тянет, колет внутри. Этот насмешливый, безразличный тон, пренебрежительный наклон головы - все это, словно было рассчитано, чтобы ударить как можно сильнее, так что уже не оправится. Внутри вдруг закипело раздражение, зудящее чудовище, оскаленное под ребрами. Сказал ровно, подвигая к себе ближе учебник: - Ты со мной сам сел даже. Не нужно будет потом помыться? - Нужно. Но с этим я как-нибудь справлюсь. Андрей только покачал головой. Написал еще пару предложений в тетради, быстро проставил пару слов из следующего упражнения. Ощущал, как закипает. От насмешки, от всего вот этого - зачем Суворов это делает? Для чего? Почему ненавидит так сильно? Марат рядом подался ближе, почти соприкасаясь телом с его плечом, от ощущения тепла по затылку мгновенно пробежали мурашки. Захотелось отстраниться, дернуться - чудом сдержался, упрямо оставаясь сидеть ровно и подчеркнуто не смотреть. Суворов заглядывал в тетрадь, ткнул вдруг пальцем в одно из предложений: - А тут че написано? - Разбирайся. Суворов посмотрел на него. Усмехнулся, все еще находясь удушающе близко: - Ого, кто-то разозлился. Миленько. Андрей только вздохнул. Дышать почему-то было совсем тяжело - воздуха не хватало. Чужое лицо было в сантиметрах десяти, податься чуть ближе и... А что и? Мысль соскакивала, сбивалась. Растворялась в голове, мешая концентрироваться. Нужно было что-то ответить, что-то сделать. Не вдыхать полной грудью его запах, не ощущать так близко. Суворов смотрел. Притягательно, темно. Все еще усмехался, разглядывал. Как будто чего-то ждал. - Не разозлился, - слова звучали как-то устало, собственный голос внезапно показался чужим. - Просто мне все равно, что ты там напишешь для себя. Марат отстранился - наконец, получилось вдохнуть чуть глубже. Сердце колотилось как сумасшедшее, казалось, что слышала вся группа. Андрей схватился за телефон, пытаясь спасительно отвлечься на диалог с Валерой. Тот заходил на новый виток ярости и, кажется, пересрался с Сашенькой. Вечером будет скандал, отлично. Это все равно не отвлекало, не помогало. Что ему, блять, нужно? Почему бы не оставить Андрея в покое, давиться своим презрением на соседней парте, игнорировать и дальше. Что мешает? - Тебя так просто обидеть? Не знал. До этого ты всегда оставался таким спокойным, - Суворов издевательски тянул слова, вдруг перетягивая андрееву тетрадь к себе ближе. - Глядишь еще немного и отвечать начнешь. Уже приятнее. Не так жалко. Написал Валере краткий ответ с просьбой не раздувать конфликт. Тишины хотелось хотя бы дома. Ладони мерзко вспотели. Тремор усилился, от чего печатать стало совсем неудобно. - Почему? - спросил вдруг, откладывая телефон в сторону. Суворов смотрел. Черные глаза манили, тянули, затягивали в самую тьму, разрушая до основания. В нем было что-то неуловимо опасное, хищное. Вечное, не исправимое чувство собственного превосходства, уверенности в себе и своих силах. Он словно точно знал как и куда давить, чувствовал слабость за километр, напитываясь ею. На него хотелось быть похожим, с ним рядом находиться, но при этом - Андрей еще никогда так сильно не мечтал сбежать от человека куда подальше. - Почему, что? Почему ты такой? Почему тебе это так нравится? Андрей склонил голову набок, спрашивая тихо-тихо, едва размыкая губы: - Почему ты так меня ненавидишь? Что-то в нем хочет и не хочет знать, что-то внутри тянет, жжет раскаленным пламенем. Словно сейчас услышит собственный приговор, последние в жизни слова, что станут самым страшным судом и наказанием за все, что когда-то сделал. Суворов небрежно пожимает плечами, смотрит прямо в глаза. Он никогда в целом не отводит взгляд, прибивая вот так - прямо и четко, вдавливая в сидение, не позволяя отвернуться, отстраниться, спрятаться. Этого всего так много. Так мало. Чудовищно. - Потому что ты фрик, Андрюша. Странный, забитый, молчаливый. Не умеешь общаться, не умеешь быть рядом с людьми, не знаешь куда себя деть, неловкий. Ты слабый, - Суворов подается ближе, говоря прямо в лицо, разрушая до основания. - А я ненавижу слабость. Соответственно и тебя. Больно. Блядски больно слышать все это, ощущать так сильно и так остро каждое слово, словно оно вгрызается крючьями в тело, распарывая кожу, обнажая - пустоту, что так давно расползалась по венам, темное, тягучее отчаяние, что множилось в груди с каждым днем. Все это, смешанное, ломкое, до ужаса чужеродное, вдруг открылось, распахнулось зияющей бездной. Андрей кивнул. Это хотя бы честно. Суворов смотрел - впитывал как будто каждое мгновение его открытости, пытался взглядом забраться глубже, сильнее. Схватится ладонями за каждое уязвимое место, впиваясь пальцами, выдирая с корнем на потеху. Все это ему и правда нравилось. И Андрей, вот так, раненный и усталый, тоже. Любимая зверюшка, что никогда не станет чем-то большим. Почему-то ощутил себя и правда бессильным. Ничего с этим не сделать, никак не исправить. Он и правда был слаб. Потому что все это допустил, потому что со многим не справился, потому что проебал еще больше и продолжает. Шрам потянуло фантомной болью. Андрей отвернулся, откинувшись на спинку стула. Уставился сухими глазами в учебник, взглядом цепляясь за отдельные слова. Суворов рядом разочарованно усмехнулся: - Даже сейчас промолчишь. Неужели это не унизительно? Андрей устало прикрыл глаза, на мгновения пытаясь собраться. А что тут ответить? Для чего? Суворов сказал все это и, в сущности, прав. Спорить и что-то доказывать смысла не было, пытаться задеть в ответ - не хотел. Внутри расползалась привычная пустота - банальная и понятная. Андрей вернул свою тетрадь к себе, схватился дрожащими пальцами за ручку. Сказал спокойно: - Не унизительно. Мне нужно доделать английский. Суворов хмыкнул. Ничего не ответил. Рассматривал изредка до конца пары, списал все. Ничего больше не говорил - спасибо ему за это, потому что слов и так было слишком много. Хватило. Пустота внутри все росла, множилась. Ее было так много, так мало. За ней было не спрятаться, от нее же было не скрыться. Все это наползало комом, накатывало. Было больно, было никак, было страшно - от всего, что случилось, от того, во что он превратился. Было еще и мерзко. От самого себя. Андрей пришел домой, выслушал претензии от Сашеньки, матерный монолог от Валеры, которого заносило совсем уж сильно. Улегся на кровати и долго смотрел в потолок - было почему-то холодно. Внутри и снаружи. И холод этот, страшный и жуткий, сводил с ума, оставляя полностью потерянным и безмолвным. Он не обижался, он не злился, просто что-то кололо за ребрами, растекаясь болью по телу, отчего ощущал себя сумасшедше уставшим, бессильным и беспомощным. Это было отвратительно, он себя за это презирал, но как будто другого не оставалось - исчезало под пристальным взглядом, размывалось от тягучей тьмы в глазах. Может, он сейчас Суворова и ненавидел. За то, что так много почувствовал.