Волчье противоядие

      POV Фред       К новостям от Эрни Фред отнесся не без толики скептицизма. Потерянные родственники, даже в волшебном мире, были вещью странной и неоднозначной. С одной стороны, это было даже и забавно — узнать неожиданно о наличии кузины. С другой стороны, верилось в это с трудом. Логичным вопросом было даже не только то, почему дядя Фабиан не рассказал про жену и ребенка тогда — в то время все прятались, скрывали и защищали семью всеми адекватными и не очень способами. Вопросом острее было то, почему эта самая родня за столько лет не связалась с матерью — ведь архивы, судя по всему, не так уж и сложно было поднять, раз с этим справилась пятикурсница.       Вопросов было много, а до ответов дойти самостоятельно не получалось. Что Фред знал точно, так это то, что семья и родня, будь она потерянная или ещё какая-либо — это важно, и хотя отнимает порядочно времени, так или иначе того стоит.       — Джордж, — наконец начал Фред, — я думаю, что нам всегда не хватало Парижского уикенда.       — Знаешь, Фред, я думаю точно то же самое.       Они взяли у Эрни адрес, и написали то, что было скорее предупреждением, чем вежливым вопросом могут ли они приехать. Фред не без удивления увидел в ответе приветливость, и Джордж, которого такая наглость беспокоила, выдохнул.       Сбежать из Хогвартса труда не составило, а вот добраться до Парижа было уже сложнее. Агата велела им ехать до Эйфелевой башни, чтобы иметь точный ориентир встречи.       В Париже в мае было уже тепло — запах роз набивался Фреду в нос, а французские девушки, ухоженные и утонченные, в беретах и легких юбках, которые струясь подчеркивали аппетитные бедра, не могли не заставить его улыбнуться. Джордж, правда, млел куда меньше — его скорее наполняла нервозность.       — Как-то, всё-таки, не хорошо это, — бормотал он, щурясь от Парижского солнца, — ворвались в жизнь бедной девочки.       — Да брось ты, — отмахнулся Фред, — она искала родственников, мы — родственники, тут почитай за счастье, что мы сами ей написали, а ей не пришлось ехать в Англию и искать Нору.       Джордж только хмыкнул. Попросить колдографию, чтобы друг друга признать, ни та, ни другая сторона не догадались, и от того Фред озирался в поисках кузины — Эрни только сказал, что она достаточно высокая и очень рыжая.       Труда узнать Агату Фреду составило куда меньше, чем он полагал — уже через несколько минут им навстречу устремилась стройная, но под стать фотографиям Фабиана, крупного телосложения фигуристая девушка, за которой следом безо всякого ветра летели длиннющие огненного цвета волосы. Фред почти застыл, когда она подолшла ближе, и глаза их встретились — карие, такие же, как у матери, смотрели на него с его собственным озорством — таким, какое он в лучшие моменты замечал во взгляде Джорджа.       — Уизли? — взволнованно спросила она, и едва Джордж кивнул, она с разбегу бросилась и слегка поднявшись на цыпочки, потому что близнецы были оба не такие уж и высокие, сгребла обоих и в объятия и поцеловала в щеки.       — Ну задушишь, — попытаться выбраться Фред, слегка похлопав её по плечу, а вот Джордж обнял кузину одной рукой и даже немного приподнял над землей.       Когда Агата отстранилась, то Фред увидел, как та вытирает слезы:       — Вы оба… — бегала она глазами от одного близнеца к другому.       — Копии дядюшек, только глаза голубые? — улыбнулся Джордж, — мы знаем. Мама так всегда говорит.       Агата погладила Джорджа по плечу, и огляделась:       — Я… принесла фотоальбом, на всякий случай, — затараторила Агата, я знаю, где мы можем сесть и нам не помешают.       Они двинулись по улице, и Фред жадно впитывал собой Парижское солнце — совсем другое, будто бы игривое, оно озорными лучами обливало Эйфелеву башню и силуэты людей — ярко-одетые, улыбчивые, они громко звали друг друга и приветствовали жаркими поцелуями в щеки, звонко смеялись и не стеснялись этого.       — А хотите каштанов? — вдруг взволнованно спросила Агата, — как это вы побываете во Франции и не попробуете каштаны? Я должна была вам сразу предложить!       Она торопливо устремилась к небольшой лавке, которая источала густой непривычный аромат, и Фред краем уха услышал комментарии от толпы парней, которые пожирали Агату глазами. Фред не представлял о чем они говорят, но речь их сочилась отвратительным похабством.       Один из них подошел к Агате, и склонился слишком близко, а потом, облизнув губы, начал что-то ей говорить. Фред ожидал, что та вскрикнет, но она лишь начала что-то шипеть, и тогда друг того парня подошел ближе, и Фред увидел на его лице то, чего раньше не замечал — практически хищное выражение.       Они с Джорджем переглянулись, и наперебой бросились ближе в разворачивающейся перед ними сцене. Парни отвалили проще, чем он ожидал, но Агату колотила мелкая дрожь.       — Часто такое, да? — сосредоточенно спросил Джордж, краем глаза поглядывая на Фреда.       Флёр не рассказывала об этом бытии вейлы — хорошо держалась, но Фред, с трудом припоминания те их небольшие встречи времен Турнира Трех Волшебников, когда она ещё не сошлась с Биллом, и в сознание его всплыло, как она сторонилась парней, держала их на расстоянии и везде ходила с толпой подруг. Раньше Фред думал, что это от французской надменности, но теперь осознание неприятным металлическом шариком катилось по его разуму.       Агата кивнула, и начала почти метаться, но Джордж сгреб её за руку и остановил:       — Это потому что ты вейла? Вот, как оно работает…на самом деле.       На лице у него отразилась смесь жалости и понимания, и он осторожно обнял Агату и притянул к себе. Та немного выдохнула и уткнулась кузену в плечо носом.       — Наш старший брат, Билл, встречается с частично вейлой… — Фред хотел немного её приободрить, но замолк, припоминая, как жадно на Флер смотрели ребята, какая шумиха стояла вокруг неё перед балом, — Мерлиновы яйца, это же…       Он оборвал себя, потому что его захлестнула ярость. Попытки быть слишком навязчивыми к девушкам встречались в мире даже если эти девушки вейлами не были, но у Джинни всегда были они, те, кем она пригрозила нерадивым ухажерам, и тем, кто за ней всегда стоял — её братья.       Агату они с Джорджем совсем не знали, и в другой ситуации Фред бы вовсе не почесался, скажи ему о родственниках, но это Дамблдор сказал, что они родня, и он же хотел, чтобы они общались — значит, сомневаться ему не приходилось.       Фред и Джордж росли в большой, и пусть не всегда дружной семье, но среди Уизли было принято друг о друге заботиться — этому их всегда учили мама и папа, так делали Билл и Чарли, и хоть к Рону Фред часто относился критически и жестоко, то было в последние годы лишь потому, что он хотел закалить его характер — для парня недопустимо быть размазней, какие бы трудности в виде бедного детства или отсутствия достаточного таланта, чтобы попасть в команду по квиддичу у этого парня не встречались. Фред всегда стоял двумя ногами на земле, и его забота была в том, чтобы не допустить того, чтобы Рон, особенно при высоте его роста, когда-либо мог покачиваться — нет, они все там были, в ситуации, где папа не сможет подстилать им соломку, в отличие от других чистокровных семей, где у родителей нет возможности помогать им финансово, и только от них самих зависит, кем они станут после Хогвартса, и будут ли их дети расти в нищете, как выросли они сами, или им удастся дать своим семьям и самим себе достойный уровень жизни, а для этого, человеку нужен, в первую очередь, стальной характер, и то, чем мог Фред помочь Рону — так это превратить в этот характер тот мутный компот, который представлял собой Рон, стоило его слегка разыграть —- просто потому что Фред знал, что не всё у него потеряно, что Рону нужно лишь научиться стоять за себя и бороться, что он действительно несчастен тем, что он результат сложения слагаемых всех старших братьев, и при этом он лишен какого-либо особо таланта, какие были у них, но то не делало его хуже — скорее давало перспективу взять лучшее, и получить из этого свой уникальный результат, и задача Фреда в этой миссии была помочь Рону взрастить умение не тушеваться, противостоять и бороться — по крайней мере, это то, что он мог бы сделать для брата.       В Джинни это было само собой, как и в остальных детях Уизли, кроме, пожалуй, Перси, а вот Агата сбивчиво им объясняла, что у неё механизмов защиты нет с рождения — мама устала таскать её по целителям и пытаться понять, почему Агата не может обратиться.       Всё это взращивало во Фреде, старшем брате с рождения, какую-то почти животную заботу о ней — он питал слабость к девушкам не только когда они были красивые или привлекательные, он рос в уважении к девочкам в целом, даже если они и были ещё маленькие или совсем страшненькие. То было за правило — никогда не разыгрывать девочек, не вступать с ними в борьбу, если это был не урок по ЗоТИ или поле для квиддича и всегда относиться к ним, как к созданиям высшим. Так учил папа, так растила мама, и это с малых ногтей впитывали Фред и Джордж от своего старшего брата Билла. Если бы кто-то спросил Фреда, взял ли он бы Агату на серьезное дело, то он не колебаясь бы ответил, что да — девочки часто понимают что-то куда лучше мальчиков. Но остаток того дня Фред прикрывал Агату собой, ощущая это частью своего братского долга — не так важно, на сколько лет они затерялись, как-то, что она теперь для него часть семьи, а там, где пять братьев и сестра, вполне может быть пять братьев и две сестры. Фреду слишком нравилось быть старшим братом для девочки. POV Ремус       К концу рабочего дня в библиотеке старшей школы Брейшо обычно становилось пусто и уныло. Сдвинув очки на кончик носа, Ремус Люпин прошел по читальному залу, гася настольные лампы, которые нерадивые ученики оставили гореть, закрыл форточки и разбудил какого-то заснувшего над книгой выпускника. Тот суматошно встрепенулся, запаниковал, глядя на часы, сунул Ремусу в руки книгу и убежал. На столе за которым он заснул, остался учебник по химии; Ремус с трудом разобрал корявую карандашную надпись с внутренней стороны обложки, говорящую всем, что временным обладателем этого учебника является некий Д. Бёрдс. Формуляр на его имя, через пять минут извлеченный Ремусом из картотеки, так и пестрел отметками о просрочках. Ремус с усмешкой вписал усыпивший Бёрдса томик трагедий в свободную строчку, а учебник отложил на особую полку, где хранились забытые и потерянные книги — инициатива самих школьников.       Он неторопливо разложил по местам оставшиеся на столе формуляры, потом взял книги, сданные сегодня, и принялся разносить их по шкафам. Забравшись в самые глухие дебри, он не без труда услышал стук в дверь, а потом оклик:       — Дядя Ремус!       Деннис Тэтч, высокий и крепко сбитый девятиклассник, стоял на пороге уже в куртке и кепке, из-под которой виднелись черные жесткие волосы. Через его лицо тянулся тройной шрам, придававший ему несколько угрюмое выражение. Он поправил на плече лямку рюкзака и мотнул головой на книжные шкафы:       — Вы как, задерживаетесь или нет? Что матери передать?       — Скажи, что я буду вовремя, — улыбнулся Ремус, засовывая карточку сборника Шекспира в специальный кармашек на форзаце. — А ты что торчишь тут допоздна?       Деннис хмыкнул, потирая шрам:       — Проверял, как там наши побеги — вы забыли, у меня проект по биологии! Ладно, я пошел — и не опаздывайте, мать вам голову откусит, если все остынет!       Нахально усмехнувшись, Деннис скрылся за дверью. Ремус только покачал головой и снова не сдержал улыбку. Сказал бы ему кто лет десять назад, что маленький пугливый Ден, который боялся засыпать без ночника, вырастет в этого самоуверенного и очаровательно нахального парня — он бы в жизни не поверил. Впрочем, в словах Денниса была доля истины: его мать Маргарет терпеть не могла, когда опаздывали к столу. А потому, закончив возиться с книгами, Ремус погасил свет, щелкнул ключами и поспешно покинул школу. Он вышел в ясные летние сумерки; вечер только начинался, солнце клонилось к закату, проливая на улицы деревушки Брейшо бледные искристые лучи. Путь Ремуса лежал по одной из таких залитых солнцем улочек до самого конца, где деревня кончалась и начинались перелески. Он отцепил прикрученный к фонарю старый велосипед и с ветерком покатил. Попадавшиеся навстречу прохожие здоровались, некоторые даже снимали шляпы, и Ремус отвечал тем же, приподнимая свою твидовую кепку. Вокруг царило такое умиротворение, словно все жители деревни были одной большой семьей.       Если придерживаться этой метафоры, то семья Тэтчей, у которых жил Ремус, были теми чудаковатыми дальними родственниками, которых все любят, но говорят о них с легкой улыбкой, мол, ну, вы же их знаете, что с них взять. Тэтчи жили на большой ферме «Вереск» на некотором отдалении отдалении от деревни, как раз у края большой вересковой пустоши, соседствовавшей с овечьими пастбищами — и почти все свое время отдавали хозяйству. Конечно, они не сторонились людей, мистер Тэтч наоборот был крайне общительным, но все же даже он предпочитал проводить вечер пятницы в семейном кругу, нежели в деревенском пабе с веселой компанией. Сам он объяснял это тем, что деревенские не умеют пить по-настоящему и обставить их проще простого, никакого интереса. Но Ремус был склонен подозревать, что Эд Тэтч слегка кривит душой. Их семья всегда была немного особняком. Может, дело было правда в том, что ферма «Вереск» лежала далековато от деревни. А может, и в том, что Тэтчи были оборотнями — сказать однозначно Ремус все же затруднялся.       Он ненадолго спешился возле маленькой лавочки, торговавшей всем понемногу, чтобы купить вечерние газеты и послушать, как мистер Смит по своему обыкновению ворчит на дочь и ее нежелание выходить замуж. Его дочь, расставлявшая здесь же коробки с конфетами, только посмеивалась и тайком отца вручила Ремусу жестянку с леденцами для детей Тэтчей.       По мере приближения к ферме дорога все больше забирала в гору. Ремус нажал на педали, вынырнул на гребень холма и зажмурился на секунду от сверкнувшего в глаза солнца. Перед ним почти до горизонта простиралась пустошь, от подножья холма начинались зеленые пастбища, а на соседнем холме шел дым из трубы «Вереска». По пастбищу равномерно двигались разноцветные овечьи спинки, а между них мелькала, не давая никому отбиться от стада, светлая макушка. Ремус брякнул звонком на руле велосипеда, пастух задрал голову и помахал ему. Махнув в ответ, Ремус нажал на педали.       В доме уже заканчивали последние приготовления к ужину: Маргарет Тэтч и ее младшая дочь Венди накрывали на стол, старшая Мэйв вытаскивала из духовки противень с запеченным мясом, Деннис натачивал нож.       — Явился не запылился, вы гляньте-ка! — вместо приветствия ехидно отозвалась Маргарет, пока Ремус умывался с дороги. — Отец, у нас конец света случился или что? Ремус к ужину не опоздал!       Из подвала поднялся с банкой ягодного компота Эд и расхохотался. Он вообще часто хохотал — делал Эд это крайне заразительно, отчего все вокруг него улыбались.       — Да что ты, мать, радоваться надо, что наша заблудшая овечка нашла дорогу на родную ферму, — ухмыльнулся он, разливая компот по стаканам. — А где Генри?       — Гонит овец от колодца, — отозвался Ремус из ванной. — Я видел его по дороге.       — Лучше б ему поторопиться, а не то мы умрем с голода, — заметил Деннис, глядя голодными глазами на противень с мясом.       Словно отвечая на его слова, в глубине дома хлопнула задняя дверь и раздался топот сапог. Спустя пару минут Генри, здоровенный, немного похожий на медведя парень со светлыми волосами и открытой улыбкой, бесшумно прошел по коврикам в одних носках и опустился на свой стул. Если Деннис был почти копией матери, черноволосой, слегка смуглой и даже с такой же мужской стрижкой, то Генри походил на Эда. Это Ремуса всегда забавляло, потому что ни Генри, ни Деннис, как и девочки, не были Тэтчами родными детьми.       Волшебный мир никогда не был особенно добр к оборотням, особенно к детям, оказавшимся без поддержки и помощи. Тэтчи были одними из тех немногих, кто сумел наладить свою жизнь: встретившись на поле боя, после войны Эд и Маргарет рискнули выйти в маггловский мир («магглы никогда не проверяют лунный календарь», — любил говаривать Эд), сперва устроились работать на «Вереск», а потом, когда хозяин умер, а его потомки стремились избавиться от фермы, выкупили ее и зажили мирно и тихо, поменьше высовываясь. Магический мир ни он, ни она, обычно не посещали, и единственное, что связывало их с ним — газеты, каждое утро приносимые совами к заднему крыльцу. Да еще Ремус, регулярно навещавший ферму и приносивший сплетни. Однажды эти сплетни привели к тому, что Эд чуть ли не в тапках выскочил из дома, услышав, как прошедшей ночью в соседнем графстве на семью волшебников напали оборотни-головорезы. Они с Ремусом вернулись на ферму в тот вечер грязные, побитые и с маленькой смертельно напуганной девочкой на руках. Это была Венди.       Мэйв и Деннис в доме появились раньше. Украденные оборотнями у родителей, они встретились в лесу. Деннис сбежал от своих похитителей и шел по лесу, пока уже почти обессилевший не свалились на пороге фермы. Спустя год, заблудившись в том же лесу, он в конце концов привел в дом рыдающую от ужаса Мэйв. А два года назад Деннис привел в дом раненого парня, назвавшегося Генри Клеменсом, которого после укуса выгнали из дома. Генри остался работать на ферме и как-то постепенно стал членом семьи.       Сейчас он потягивался, хрустя шеей, и поглядывал вокруг дружелюбным и ясным взглядом. Его красивое лицо только немного портил большой шрам — как у Денниса и всех остальных. Соседям магглам Эд это объяснял массовым несчастным случаем на ферме. Те, несмотря на все нестыковки и дыры этого объяснения, верили — а вот в отношении Ремуса почему-то были уверены, что он бывший разведчик Ми-Пять. Ремус, понимая, что все его попытки разубедить окружающих приведут только к усилению слухов, предпочитал отмалчиваться на заискивающие вопросы мальчишек, умеет ли он стрелять как в кино.       Ремус с Тэтчами познакомился во время Первой магической войны. Это была совершенно случайная встреча, Тэтчи просто сделали то же, что и всегда: спасли жизнь попавшемуся им на пути оборотню. Ремус и Эд остались друзьями, и после войны Ремус часто навещал «Вереск» — а с появлением детей и вовсе проводил на ферме почти каждые выходные, занимаясь с Деннисом, Мэйв и Венди магией. Они ходили в деревенскую школу, но Эд, сам талантливый волшебник, настаивал на том, что основы магического искусства его дети знать должны.       — Ну, наконец мы все в сборе! — весело объявил Эд, принимая у Денниса наточенный нож. — Оружие наизготовку!       Дети, ухмыляясь, с готовностью вскинули вилки. Эд взрезал мясо, и над столом разлился густой запах. Тэтчи были небогаты, и Мэйв порой донашивала за Деннисом рубашки, а Венди за ней — платья, но на столе в доме никогда не бывало пусто. Оборотню нельзя недоедать — «А то станете похожими на скелеты, поглядите на своего дядюшку», — с этими словами Эд всегда указывал на Ремуса, который, в отличие от них, за все эти годы так и не смог оставить свою бродячую жизнь. Он перебирался из города в город, подрабатывая где придется и занимаясь всем подряд, что, сказывалось на его облике — Ремус для оборотня был ненормально тощим, бледным и словно бы вечно больным.       Все изменилось примерно полгода назад, когда он, вопреки своим принципам, постучался в двери «Вереска» и попросил Тэтчей укрыть его.       — Он больше на тебя не выходил? — спросил сидящий во главе стола Эд и подтолкнул к Ремусу хлебницу. Тот отломил себе кусок и, собирая им подливку, отрицательно помотал головой:       — Он же не знает, где я.       — Вы уверены, что не хотите попробовать? — вежливо поинтересовался Генри.       — Это слишком высокие риски, — поморщился Ремус, чувствуя, как разговор сворачивает в нежелательное русло. — И речи быть не может, я не вернусь в Хогвартс.       Вернуться в Хогвартс — с таким безумным предложением полгода назад обратился к Ремусу профессор Альбус Дамблдор. Ремус, памятуя о своих школьных годах и об анти-оборотневских заголовках в газетах, которые появлялись все чаще, ответил решительным отказом. Шутка ли — оборотень в школе, полной детей? Ремусу давно было не одиннадцать, и теперь он понимал, с какими чудовищными рисками сопряжено это мероприятие. В его жизни был неприятный эпизод, когда от него чуть не пострадал его сокурсник, и перспектива вернуться в школу могла привидеться ему только в страшном сне. Хотя в глубине души, пусть Ремус и не хотел себе в этом признаваться, он чувствовал себя большим эгоистом. Профессор Дамблдор всегда был добр к нему и сочувствовал его беде — он принял Ремуса учиться в Хогвартс, чего никогда не сделал бы другой директор, и, если бы не это, кто знает, как все сложилось бы. А когда профессору нужна была его помощь, Ремус отказал. Он говорил себе, что это правильное решение, что нельзя подвергать хоть малейшему риску жизни обитателей замка, и все же не мог втайне не стыдиться своего поступка. Ремус залег на дно у Тэтчей, стремясь спрятаться от профессора, который вполне мог прийти снова, — с одной стороны он боялся, что сломается и поступится своей совестью, с другой — что настоит на своем и тоже пойдет против себя. Положение было почти что безвыходное. Но даже у него были свои плюсы — впервые за много лет Ремус держался на одной работе дольше месяца. Школьный библиотекарь как раз уходил на пенсию, когда это случилось, Эд вовремя подсуетился, и Ремуса взяли практически с одних его слов. Справедливости ради, Ремус очень старался и как мог вникал в особенности библиотекарской работы, чтобы оправдать оказанное ему доверие. Порой у него даже бывали мысли остаться в Брейшо навсегда и обзавестись собственным жильем — но пока что он не хотел загадывать и держался Тэтчей, готовый, если его обнаружат, снова скрыться.       — А чего он хотел от тебя? — спросила Маргарет, доливая компот во все стаканы по очереди. Ремус тяжело вздохнул, и Эд поспешил перевести тему:       — Да не все ли равно? Подумаешь, Хогвартс-Шмогвартс… Генри, а что там Герцог, перестал отгонять ягнят от колодца?       Эд относился к школьному обучению несколько снисходительно — сам он получил домашнее образование. Во всяком случае, насколько мог припомнить. А все потому, что когда его обратили, он, тогда еще восемнадцатилетний желторотый мальчишка, умудрился так приложиться головой, что половину памяти ему как ножом отсекло. Он даже имя свое целиком не помнил — потому и взял фамилию Маргарет, став Тэтчем. О прошлом у него осталось только несколько мутных и крайне расплывчатых воспоминаний, согласно одному из которых он учился дома. По этой же причине Эд порой забывал какие-то базовые заклинания или свойства лечебных трав, которыми занимался постоянно. Самым печальным в этой ситуации было то, что воспоминаний катастрофически не хватало для того, чтобы примерно понять, где искать родню или бывших друзей — да хоть кого-то, кто мог бы помочь восстановить память. Впрочем, несмотря на это, он нисколько не унывал. Тэтчи вообще были веселой семьей.       — Все, я побежал, — Генри вытащил из-за воротника салфетку, — я оставил на пастбище сигнальные чары, но мало ли что…       Он исчез с кухни, и все слышали, как с заднего двора раздался хлопок трансгрессии. Эд довольно потянулся:       — Вот это я понимаю — ответственность…       — Кстати, об ответственности, — заметила Маргарет, — Мэйв, ты отнесла кочерыжки кроликам?       Мэйв, набившая мясом с салатом полный рот, энергично мотнула головой, и ее рыжие косички качнулись туда-сюда. Маргарет удовлетворенно кивнула:       — А что в птичнике?       — Сегодня пестрые снесли еще пять яиц, — весело отозвалась белокурая Венди, поправляя свою салфетку. — А цыплята уже совсем осмелели, так пищат!       Кроме небольшого овечьего стада, шерсть которого обеспечивала теплыми свитерами и гетрами всю деревню, на ферме жили еще курицы и кролики — последние были породистые, из тех, которых держат дома. Забавный парадокс, но никого из своих подопечных Тэтчи не растили на мясо, эта мысль всем казалась дикой и абсурдной, даже Маргарет, выглядящей как женщина, способная голыми руками свернуть шею петуху и не поморщиться — несмотря на суровую наружность, она была очень сострадательной.       Поев, стали разбредаться по своим делам: Деннис засел в гостиной играть с отцом в шахматы, Маргарет устроилась там же с корзинкой для вязания и защелкала спицами. Вечер был теплый, в открытые окна ветер приносил запах травы и цветов из палисадника. Ремус с девочками вышел на улицу и достал волшебную палочку.       — Ну, кто не делал домашнее задание, может честно признаться сразу.       — Обижаете, дядя, — надула губы Мэйв, вытягивая палочку из-за пояса. Венди только заулыбалась, вертя в руках свою.       — Ну ладно, поверю вам. Тогда вперед!       Мэйв вытянула руку на уровень плеч и громко и четко выпалила:       —Инсендио!       Стоящая у изгороди специально для их тренировок мишень вспыхнула с сухим треском. Тут же сработали чары безопасности (совместное изобретение Ремуса и Генри, на редкость одаренного парня), и укрепленное над мишенью ведро опрокинулось и с шипением исторгло на мишень поток воды. Довольная собой Мэйв повернула к Ремусу сияющее лицо. Тот кивнул:       — Очень хорошо, у тебя только немного зажат локоть. Расслабься и черти фигуру плавнее, поняла? Ну, Венди, теперь ты.       Венди действовала не так напористо, и ее пламя оказалось слабее. Ремус показал ей, как достичь нужной хлесткости кистью, потом отошел в сторонку, подсушивая мишень. В этот раз у девочек получилось лучше, они захихикали и дали друг другу «пять». Ремус улыбнулся:       — Молодцы, очень, очень хорошо! Тогда сегодня отрабатываем Обездвиживающее заклинание. Вербальная формула — «Иммобилус». Движение палочкой вот такое, — он очертил в воздухе фигуру. — Сперва без палочек.       С пастбища донеслось громкое обиженное блеяние. Заглянув за угол дома, Ремус увидел, как Генри, размахивая руками, экспрессивно вещает что-то Герцогу — самому дурному и упертому барану в стаде, — и усмехнулся. Все было как всегда. Это умиротворяло, успокаивало. Уходя из родительского дома восемнадцатилетним мальчишкой прямо в пасть войне, Ремус и мечтать не смел о мирной жизни — какая мирная       жизнь может быть у оборотня? Оказалось, очень даже неплохая.       Если что ее и портило, так политика Министерства. В утренних магических газетах, которые читались не за столом, подальше от детей, то и дело печатали новости, как Министр пытается прижать к стенке всех магических существ, и в первую очередь, конечно, оборотней. А еще — как стало модным отрицать не то что дела, а само существование Ордена Феникса. Ремус сердился, Маргарет кусала губы, и даже оптимистичный Эд качал головой. Никто не знал, чем кончится это дело, однако все понимали: чем-то крайне дурным. Оставалось держаться за эту нормальную жизнь, пока она еще была.

***

POV Агата       Кэйл действительно приехал во Францию. Правда, на раздумья ему потребовалась пара месяцев, но в одно субботнее утро он стоял на Витиеватой аллее, нервно озираясь. Агата, обрадованная этим фактом, бросилась к Кэйлу и крепко его обняла. Он был взволнован и практически трясся, наблюдая вокруг себя так много людей и в знак поддержки она взяла его за руку — так они делали с Вик и Матьё, когда кто-то нервничал, и она нашла это самым правильным поступком в данной ситуации. Кэйл нюхал воздух, прикрывая глаза и Агате казалось, словно бы у него и нос ходуном ходит от смешения ароматов духов, свежей выпечки пережаренного кофе.       Они решили, что она познакомит его со своими друзьями и они все вместе устроят пикник неподалеку от Эйфелевой башни. К удивлению Агаты, Кэйл очень бегло говорил по-французски.       — Так ты… — поинтересовалась Вик, поглядывая на Кэйла почти блестящими глазками, чего Агата у неё раньше не наблюдала — та обычно смотрела на парней скорее, как на аппетитное пирожное на прилавке, а тут её взгляд стал каким-то почти милым и совсем девчьачьим. Из-за её искушенности в делах физического контакта, Вик сквозила какой-то зрелой женственностью и опытом, который Агате был непонятен — это ощущалось так, словно бы Вик в каком-то смысле была уже женщиной, хоть и юной, когда Агата, со своими розовыми лентами в волосах, оставалась совсем девчонкой — кроме прочего, иногда вполне себе наивной, — пока не нашел, чем хочешь заниматься в жизни?       Кэйл рядом с ребятами цвел какой-то странной энергетикой — стал вдруг куда обаятельнее, распрямился и приобрел забавное, слегка ехидное чувство юмора, которое крайне забавляла Жака и Ивеса — эти двое всеми собой излучали привычную поддержку, не задавали Кэйлу лишних вопросов, активно отвечали на его и рассказывали забавные истории из их жизни.       Агата и Матьё приготовили сэндвичи из багетов — Кэйл к такому готов не был и очень комично пытался укусить белую корку то с одной, то с другой стороны.       — Знаешь, Вик, если бы мы и правда могли выбирать, чем заниматься в жизни, то я бы выбрал регулярно сидеть здесь с вами, — он улыбнулся ей так лучезарно, как Агата даже не могла представить, что может улыбаться его испещренное неосязаемыми шрамами потерянного детства лицо.              Вик хихикала и Жак с Агатой переглядывались — до того это было забавно и трогательно, что по сердцу у неё растекалось невероятное спокойствие и тепло, которое постепенно добиралось до головы, успокаивая взволнованное сознание.       — Как мать тебя вообще отпустила? — поинтересовалась Агата, когда провожала красного от солнца Кэйла обратно на Витиеватую аллею.       — А она сказала, цитирую «вали, куда хочешь» — хмыкнул он, — ну я и свалил.       Агата не стала говорить Кэйлу, что обычно, когда так говорят, по-настоящему свалить — это плохая идея, чтобы не портить ему, наверное, самый счастливый в жизни день. Пока они разговаривали, она вполне смело предложила ему присоединиться к их поездке в местечко Брейшо — именно там дядя Артур, папа близнецов, вместе с коллегами, устранял следы присуствия оборотней за год до этого, и кроме прочего, это совпадало с тем смутным направлением, что подсказал какой-то приятель отца Эрни.       Агату забрали из дома близнецы — хоть они и сетовали на то, что поездки не дешевые, идея того, что Агата сама по себе рванет через два автобуса в Британию, которую она толком не знает, им не нравилась совершенно, и они взяли на себя ответственность быть провожающими.       И это было не зря — кондуктор «Ночного рыцаря» — автобуса аналогичному французскому «Дама в берете» изошелся на Агату слюной. Он вился вокруг неё, стараясь зажать и прикоснуться, нес какие-то невероятные нелепости, комментировал её одежду, и в один момент Фред не выдержал — он вытащил худющего прыщавого парнишку за пределы автобуса и отделал его кулаками до того, что у Стэнли посыпались зубы на дорогу. Джордж его не остановил — только прижал к себе Агату и спрятал её лицо у себя на плече, поглаживал по волосам и зажимал уши, шепча что-то о том, что такое обязательно должно быть публично наказуемо, иногда они никогда не будут пытаться держать себя в руках.       Они встретились с ребятами, которые добрались немного позже тем же автобусом, только вот зубы Стэнли кто-то отрастил уже на тот момент, и собрались в неловкой кружок.       — Ну что, — серьезно сказала Агата, оглядывая собравшихся вокруг неё ребят, после того, как ей представили красивую и статную черноволосую Киру, — за дело? Кэйл… попробуй взять оборотневский след.