Волчье противоядие

POV Фред       Рождество в этом году выдалось не самое благополучное. Фред ощущал то напряжение и недосказанность, которые царили в воздухе, с момента приезда домой в Нору. Они с родителями не виделись с лета, и если мама собой быть никогда не переставала, то папа ходил мрачнее тучи, выглядел измотанным и уставшим, то и дело переставал реагировать на реплики за столом и с особенным напряжением читал газеты.       — Ты посмотри на это, — Джордж приземлил перед Фред свежий выпуск «Ежедневного пророка».       »…Пропавший после прошлого полнолуния мальчик по имени Боб Найджел недавно был обнаружен мертвым. На теле его характерные следы укусов и издевательств диких животных, хотя все мы прекрасно знаем этот почерк. Доблестные авроры Министерства и Отдел по Отлову оборотней продолжают осуществлять поиски Фенрира Сивого и его приспешников — по последней доступной нам информации, им удалось напасть на след…»       Фред пробежался глазами по строчкам. В конце статьи значились имена тех, кто пропал без вести и так и не был обнаружен: Найджел Дог, Патрик Коннер… взгляд зацепился за знакомое Фреду имя — особенно громкая для Хогвартса история, когда сразу после выпуска пропал всеобщий школьный любимец и добрейшей души здоровенный когтевранский загонщик и староста. Перси, который с ним приятельствовал, тогда два дня не выходил из своей комнаты, а после того стал ещё сосредоточеннее на своей работе.       — Как ты думаешь, — спросил Джордж, — они все, из списка… тоже того?       Фред ответа на этот вопрос не знал и злостно откинул в сторону газету. Ощущение сгущающихся туч его не покидало — одно выражение лица папы чего стоило. Что ещё было странным, так это то, что Билл в последний момент передумал ехать в гости к родителям своей девушки и решил встретить праздник с семьей, а Чарли даже отпросился с работы на день раньше, чтобы приехать в гости — хотя он всё чаще пропускал семейные праздники из-за работы в Румынии.       Самой меньшей из неприятностей было то, что Рон позвдорил с Гермионой из-за какой-то мелочи и теперь ходил по дому надутый. Это казалось Фреду глупым — их отношения были ему просты и понятны, как Левиоса, и пестрящая в глупых разборках незрелость резала ему глаза.       — Мне кажется, — заметил Фред тихо Джорджу, когда они подбирали рубашки, чтобы спуститься к праздничному ужину, — между Роном и Гермионой есть легкая недотраханность.       — Ты хотел сказать «недосказанность»? — ухмыльнулся Джордж.       — Нет, — однозначно ответил Фред, и они оба рассмеялись.       На праздник в кои-то веки собралось всё семейство Уизли. Рон дописывал широким почерком какое-то письмо — видимо, для Гарри, тот уехал на каникулы вместе с родителями в Австрию и встречал Рождество, катаясь на маггловских лыжах. Мама шепотом болтала Джинни что-то о любовных зельях, и они вместе хихикали. Мама краснела и становилась похожа совсем на девочку — розовощекая, в нарядном бежевом платье с оборками, Фред не знал, как это выразить, но радовался, когда мама вот так вот цвела. Ей, очевидно, больше всех нравилось, когда семья вся собиралась дома.       Чарли обзавелся парой-тройкой новых шрамов на руках — не очень высокий и ещё более плотный и коренастый, чем сам Фред, он сидел с беззастенчиво закатанными рукавами рубашки и свитера, и новый ожог, ласково обработанный мамой, выделялся на веснушчатой коже.       Чарли, как и Билл, отпустил волосы. Последнему пришлось по приезде выслушать от мамы очередную гневную тираду о том, что негоже юноше носить хвостик и серьгу в ухе. Билл в ответ на это ласково гладил маму по плечу и поправлял свою кожаную куртку, которую носил теперь даже в доме.       Фред улыбался и ощущал себя особенно счастливым, ровно до тех пор, как его взгляд не наткнулся на Перси. Тот смотрел на беседы отца с братьями исподлобья, и Фред переглянулся с Джорджем, который в ответ нахмурился и, подтолкнув Фреда локтем на ходу, устремился поближе, чтобы занять место неподалеку.       — Нет, то, что Министерство отказывается говорить о проблеме — это, конечно, унизительно для нашей системы, — хмурился Билл, — в Египте все говорят о том, что происходит у нас в последние годы, и гоблины злы…       — Потому что проблемы никакой нет, — прокашлялся Перси, — мистер Фадж…       — Ведет не самую здоровую политику, — заметил Чарли, потянувшись к своей чашке с чаем, — он наложил такие санкции на ввоз драконов, что практически все исследования в Великобритании пришлось остановить.       — А чего с драконами он боится? — нахмурился Билл.       — Не представляю, — покачал головой Чарли, — но это попало под закон о контроле популяции всех магических существ.       — Конечно, популяции нужно контролировать! — покраснел Перси, — министр лишь хочет навести порядок!       — Послушай, Перси, — покачал головой папа, на лице которого залегла тень, — я же говорил тебе, что в последнее время в наш отдел попадают заявки на устранение признаков существования не только волшебников для магглов, но и каких-либо волшебных существ для волшебников…       — Конечно, — кивнул Билл, — ваш отдел самый тихий, вы находитесь в отдалении — кому ещё это поручать. Они думают, что вас не станут слушать.       — Папа! — Перси приподнялся, — то, что тебя попросили навести в лесу около какой-то там деревеньки Брейшо порядок после полнолуния, ещё совсем не значит…       — Папу на днях попросили вывести вейлу из маггловского кафе, — напомнил Билл.       — И правильно! Эти вейлы — только наводят смуту на несчастных мужчин и путают им сознание, они падшие…       — Они просто девушки, Перси! — не выдержал Джордж.       — То, что ни одна красивая девушка за всю жизнь на тебя так и не посмотрела — это твои проблемы, не нужно перекладывать с больной головы на прекрасные и здоровые, — добавил Фред, кивнув Биллу, у которого от злости заходили желваки — он был влюблен в частично вейлу.       — Вы так говорите, потому что вы похотливы и цените только физические удовольствия, — вспыхнул Перси пуще прежнего, и цвет его лица почти что слился с цветом волос.       — Так ты тоже хоть раз попробуй, тебе понравится, — парировал Фред.       Билл и Чарли довольно хихикнули.       — Фред! — ахнула мама и несильно дала ему затрещину, — давайте ужинать.       Разговор, казалось бы, сошел на нет — все были увлечены разбором подарков, — Фреду в этом году достался свитер изумрудного цвета с вывязанными на нем битами и бладжерами, у Джорджа был такой же, но темно-синий.       — Ну, — начал папа, поднимаясь с бокалом, — давайте за справедливость…       — Что ты хочешь этим сказать, папа? — нахмурился Перси.       Папа неловко закашлялся. Фред и Джордж переглянулись — судя по тому, какими притихшими стали в тот момент Билл и Чарли, было что-то неладное. Мама заерзала на своем место и потянулась потрогать папу за руку:       — Что такое, милый?       — Молли, да потом, я лишь хотел…       — Папа намекает на то, что сказал сегодня министр… — речь Перси резко оборвал Чарли, который поддал ему по ноге.       — Чарли! — ахнула мама, — да что происходит?!       — Дело в том, что мистер Фадж, который, как вы понимаете, очень занят, смог найти время на то, чтобы уделить внимание такому важному аспекту, как тот факт, что Дамблдор выдумал себе армию и присвоил себе заслуги героев Министерства…       — Дамблдор… выдумал армию? — навострился Рон, — ты об Ордене Феникса? Где были дяди Фабиан и Гидеон?       Билл попытался ухватить Перси, но тот подскочил на ноги:       — Никакого Ордена Феникса не существовало, — изрек он, — это всё выдумки Дамблдора и семей, которые хотят думать, что их погибшие родственники — герои!       Фред захлестнула волна злобы, и они вместе с Джорджем подскочили на ноги. Мама осела в своем кресле:       — Как это, не существовало?.. Но Фабиан и Гидеон…       Она устремила взгляд туда, где был ряд фотографий — вот она, молоденькая, стоит рядом с двумя коренастыми и широкоплечими юношами, которые, по шуткам магической генетики, были практически точными копиями Фреда и Джорджа — точнее, они их. Правда, близнецами дядюшки не были — Гидеон был года на три старше Фабиана. Парни на фотографии нахмурились и обняли ту молодую Молли. Тот, что постарше, Гидеон, чьё второе имя носил Фред, погрозил Перси кулаком, а Фабиан гладил молодую маму по волосам.       — Мама, они просто были убиты, — отрезал Перси, и это заставило подскочить уже Билла и Чарли, которых папа постарался сдержать, но вяло.       Джинни схватила со стола пюре из пастернака, и сделав из ложки катапульту, зарядила в Перси — удар пришелся точно в стекло его очков в роговой оправе.       — Джинни! — ахнула мама.       — Ну ты и засранец! — процедил сквозь зубы Фред, и они с Джорджем бросились на Перси, воспользовавшись тем, что он замешкался.       Перси оказался более юрким, чем крупные близнецы, и шмыгнул к двери.       — Как ты можешь такое говорить! — Рон от злости стал багровым.       — Потому что это правда! — Перси схватил мантию, — но вы можете и дальше тешить себя обманом!       В комнату ворвался холод, когда Перси распахнул дверь на улицу, а потом громко хлопнул ей, оставив за собой лишь ощущения горечи и презрения, которые сплелились и будто бы наэлектризовали воздух в помещение.       Мама обрушилась на стул, и закрыв лицо руками, не заплакала — почти что завыла. Джордж и Джинни бросились к ней, оба встав на колени рядом, начали, как в детстве, жаться к её ногам и гладить руки.       Фред с шумом припал спиной к ближайшей стене и потер лицо здоровенными ладонями.       — Ублюдок, — шепотом заключил он, чтобы не слышала мама, за что заработал от Билла и Чарли согласные кивки.       — Что же это мы не едим? — нашелся Рон, и хотя Фред хотел бросить ему реплику о том, что он ведет себя нелепо и глупо, он проглотил её — в кои-то веки братец нашел решение, которое, при всей своей грубости и несуразности, словно бы было единственным, что и самому Фреду могло прийти в голову как способ отвлечения.       — Ронник прав, желудок подводит страшно, я бы сейчас сожрал… всё пюре с пастернаком, — звучно подыграл Фред, начиная набивать рот всем, что только попадалось под руку.       Маму это немного приободрило:       — И правда, ну что это мы! — она всплеснула руками, утирая слезы, — у нас вон курочка стынет, давайте, налетайте, тут ещё пирожки с тыквой…       Когда Джордж сел рядом с Фредом, они переглянулись, и оба немного выдохнули — уход Перси казался Фреду и раньше вопросом времени, а присутствие его, такого оторванного от семьи, сильно давило. Разумеется, внутри себя он надеялся, что это событие, которое очевидно сильно подкосит маму, никогда не случится — Перси одумается, услышит то, что ему говорят близкие, но этого не происходило. Причина тому была понятна — он всегда был тем, кто больше других осуждал папу за его маниакальное пристрастие к маггловским изобретениям или маму за то, что она «весь свой магический потенциал вложила в пирог с патокой», и сильно выделялся среди остальных детей Уизли — они были веселые, ехидные и в меру легкие, не стеснялись проказ и шуток, противоречили родителями, когда считали это нужным. Перси был идеальным сыночком и гордостью мамы — вероятно, она бы и их хотела такими видеть. Только вот он был предателем и трусом, который занял неправильную сторону.

***

POV Джордж       Джордж с Ли и Фредом вывалились из душного класса маггловедения — у них троих, начиная с шестого курса, уроков было минимально, но маггловедение требовалось Ли для того, чтобы разбираться в маггловских радиоприемниках, а Джордж с Фредом решили, что для них это будет простой предмет — после рассказов отца они уже знали столько, что можно было практически на напрягаться, и заниматься почти все уроки своими делами, не волнуясь насчет того, какие они получат оценки.       Правда, волновало маму — она всё ещё всерьез ругалась на все их придумки и изобретения и не верила в идею магазина, считая, что это совершенно не путь наследников приличной семьи. Джорджа и Фреда мало волновали вопросы «приличия» — навешанные кем-то другим ярлыки и установленные рамки были не тем, подо что они хотели бы подгонять свою жизнь. После того, как ушел Перси, мама стала много плакать и все изобретения пришлось отложить — не хотелось расстраивать её ещё больше, поэтому они не вступали с ней в конфронтацию и вели себя вообще как можно тише, только красивый фейерверк в день Нового года запустили, в надежде вызвать у мамы улыбку и помочь ей отвлечься.       Вообще-то, вопрос о том, возвращаться ли на седьмой курс, у Фреда с Джорджем стоял остро именно из-за их планов на открытие своего магазина. Они долго обсуждали и спорили, и тогда Ли сказал им, что учитывая нынешнее состояние дел по изобретениям, им и так, и так придется идти работать, а в школе, если игнорировать уроки, времени свободного на размышления больше, к тому же, бесплатно кормят, а если они не накопят достаточно денег хотя бы на окошко в Хогсмиде, то с полным магическим образованием шанс пристроиться на работу возрастает.       — Хочу почитать ту книгу по маггловской журналистике, что передал ваш папа, — лениво сообщил Ли, — вы в гостиную?       — Нет, нам надо забрать формулу заклинания, что Кира с пятого курса нам написала, и заодно отдать ей бутылку огневиски в оплату.       Джордж успел переговорить с Кирой утром, и знал, что последним уроком у них общий урок пятикурсников по заклинаниям, поэтому они с Фредом отправились прямо к кабинету Флитвика. Когда они подошли, то их ждал сюрприз — Кира вместе с её хорошим другом Эрни успокаивали Невилла, который покрасневший трясся от злости, что выглядело без преувеличения комично — Невилл был белобрысым пухленьким мальчиком, до того неуклюжим, что одному Мерлину было известно, как он ни разу не упал с передвигающихся лестниц.       — Что у вас случилось? Не смог приманить подушку с первого раза? — хмыкнул Джордж.       — Тетя Сьюзен прислала ей письмо утром, а она дала нам почитать его на уроке, — Эрни сказал, — она пишет, что Министерство популяризирует идею о том, что не было никакого ополчения от Дамблдора. Что всё это…       — «Нафантазировали воспаленные умы фанатиков», так они говорят, — вздохнула Кира, похлопывая Невилла по плечу.       Джордж и Фред переглянулись:       — Не об этом ли говорил Перси перед тем, как уйти? — тихо уточнил Фред.       — Что все эти погибшие на самом деле простожертвывойны, которым семьи придумали красивые истории, — дорассказала Кира на выдохе, — а Волан-де-Морта свергло Министерство, а вовсе не Дамблдор.       От злости на лице у Фреда заходили желваки. Столько слез было пролито матерью, так она гордилась братьями, и ладно бы Перси, который был влюблен в Фаджа и облизал бы ему зад, если бы потребовалось, но раз такое пишет тетя Сьюзен, которая, как знал Джордж по рассказам отца, занимала какое-то серьезное место, то дело было уже не в слепом фанатизме Перси.       — Это же пока только сплетни, — отозвался Фред.       Эрни покачал головой:       — Тетя Сьюзен говорит, что сейчас все в Министерстве так считают.       — Надо поговорить с ополченцами, — вдруг сказала Кира. — Они же не могут так это оставить.       — Связь утеряна, — вздохнул Эрни, — мы недавно об этом с Поттером говорили — ни мои, ни его родители в последнее время не знают, где их друзья.       — Значит, надо с Дамблдором, — проквакал Невилл, утирая лицо рукавом.       — Хорошенький будет разговор, — фыркнула Кира.       — Мои родители герои! — не унимался Невилл, — они погибли в борьбе с Пожирателями смерти, и я не позволю, — бедолага чуть не плакал, — порочить их имя!       — Дело говоришь! — рявкнул Эрни, который всегда являлся среди ребят своего рода агитатором и идейным вдохновителем, и Джордж чуть не пошатнулся, — моя мама урожденная Долгопупс — это гордая фамилия!       Фред не сдержался и прыснул, за что получил от Киры испепеляющий взгляд и тут же сделал самое серьезное лицо:       — Ну, — хмыкнул он, — тогда к Дамблдору?       — Сейчас?! — Эрни вдруг сделался белый как мел и начал судорожно поправлять на груди значок старосты.       — А тебе нравится тянуть кота за яйца? — хмыкнул Фред и похлопал Эрни по плечу, — не кипишуй, Макмиллан. Мы прилично к нему заявимся, изложим суть вопроса. Всё по-деловому, в лучших традициях.       Эрни от такой формулировки покраснел и слегка покачал головой:       — Ладно, — выдал он.       К кабинету Дамблдора шли как-то по-странному чинно. По Фреду было видно, что он и представить не мог, что окажется в такой странной компании — пуффендуйская надменная задница и главный тюфяк Гриффиндора, откровенно говоря, не являлилсь теми, кого он ожидал когда-либо увидеть рядом с собой. Зато на Киру поглядывал с привычной для Джорджа лукавой ухмылкой.       Дверь в кабинет Дамблдора охраняла Горгулья, с которой они успели знатно поссориться, пока убеждали её, что им необходимо пройти к Дамблдору.       На их счастье, в тот момент, когда Фред всем своим видом демонстрировал то, что уже был готов заткнуть Кире уши и покрыть Горгулью отборными ругательствами, Дамблдор сам появился перед ними.       — Мистер Уизли? — его голубые глаза сверкнули, — мистер Макмиллан, мисс Уотсон, мистер Долгопупс… — он огляделся и улыбнулся, — и ещё один мистер Уизли. Чем обязан вашему появлению?       — Мы пришли поговорить с вами, — заявил Джордж, — нам нужна правда.       Дамблдор слегка склонил голову:       — Стремление к правде похвально, мистер Уизли, — мягко отозвался он, — но почему за правдой вы пришли именно сюда?       На этом вопросе все переглянулись между собой. Ведь когда возникла идея пойти к Дамблдору, ни у кого не возникло вопросов «почему?». Все принимали, как должное, что Дамблдор знает всё, что Дамблдор прав, и что это его ополчение одержало победу.       — Мы пришли спросить о наших семьях, — нашелся Фред, — вам не кажется, что на них незаслуженно клевещут в Министерстве, а с этим до сих пор никто и ничего не сделал?       Дамблдор снова улыбнулся и оглядел компанию:       — А вы, мисс Уотсон? — спросил он Киру, и та словно бы немного уменьшилась под его взглядом.       — Мои друзья тоже моя семья, — ответила она, поразмыслив.       Дамблдор улыбнулся чуть шире и снова кивнул. Они зашли в кабинет, который был наполнен кучей причудливых вещиц. В просторном помещении с большими окнами можно было найти и старые книги, и карты, и кажется, даже товары для розыгрышей. В стороне от большого стола была клетка с Фениксом, который в лучах дневного солнца переливался, напоминая о своей сущности — сгореть, когда придет время.       Дамблдор словно бы из ниоткуда левитировал стулья, но ребята, в основном, остались стоять.       — Что же, — начал Дамблдор, — что именно вам нужно знать?       — Всё, — просто ответил Фред, который не особенно любил пустые разговоры, — было ли ополчение, что оно сделало, как… как погибли дядюшки, — уже тише добавил он, став куда серьезнее.       — Ваши дяди, мистер Уизли, был очень могущественными волшебниками, — успокаивающе заговорил Дамблдор, — одними из самых талантливых. В вас есть их продолжение, поверьте, — старый волшебник улыбнулся.       Близнецы переглянулись, и оба сокрушенно покачали головами — незадолго до смерти братья мамы стали скрытными, в особенности Фабиан, тот вообще у них почти не появлялся, и Джордж старался уцепиться за те обрывки и кусочки воспоминаний, что он мог вытащить из своего подсознания, но они рассыпались, как фигурка из песка.       Дамблдор внимательно изучал всех присутствующих, остановился взглядом на Невилле, всматриваясь в его пухлое лицо, а потом, слегка себе кивнув, продолжил:       — Жизнь, — звучно, но мягко заговорил старый волшебник, и речь его стала тягучей, как капающий с чайной ложки мёд, — мудра и непредсказуема. Невозможно представить или предугадать, как будут изворотливы и резки её повороты, так же, как мы не можем узнать, что ждёт нас впереди, достаточно достоверно. Пророчества, про которые вы все могли слышать от ваших друзей или одноклассников — лишь заданное направление движения, но окончательный выбор всегда остается за вами, и только вам ясно и известно, куда приведет вас этот путь. — Дамблдор глянул на Феникса, и продолжил, — если бы мои советы имели для молодых и буйных умов вес, то я бы сначала дал вам основной — в каждой жизненной задачке, которую вам выкидывает шахматная доска судеб, единственно верным, исходя из моего жизненного опыта, на который, надеюсь, — очки-половинки старого волшебника блеснули, — вы будете так снисходительны, что сможете опираться, лучшим является одно самое главное и основное — нужно слушать своё сердце. Мы никогда не можем достоверно сказать, что знаем наверняка даже тех, кого очень сильно любим, но мы можем слушать себя и верить им — верить до самого конца, и тогда, возможно, у нас и получится узнать их лучше. Что вы знаете о дядюшках, мистер Уизли? — Дамблдор повернулся к Фреду, и тот почти что покраснел и нахмурился:       — Почти ничего, — признался он неохотно, — мама не любит о них говорить много, ей… больно, сэр.       Дамблдор кивнул:       — Понимаете ли, мои дорогие друзья, боль, которая растекается по нам, когда мы теряем тех, кто нам дороги, всегда возникает исключительно в том случае, когда при их жизни по нам растекалась любовь каждый раз, когда мы на них смотрели. Мистер Уизли, — теперь Дамблдор смотрел на Джорджа, — почему вы никогда раньше не пытались узнать больше о дядях, не только спросив о них маму?       Джордж потупился, и лицо его от стыда загорелось. Они и правда с Фредом, с тех пор как повзрослели, были так увлечены идеей магазина и перспективы того, сколько денег на этом магазине смогут заработать, что совершенно забывали о том, что кроме этого существует ещё что-то. Особенно это забывал Фред — уходящий с головой в изобретениями и маркетинговые стратегии, он не видел мира вокруг — не замечал, как выросла Джинни, как обозлился и оскалился на семью Перси ещё до своего ухода, как проседь залегла в волосах папы.       Джордж не смог найти свой голос, чтобы ответить Дамблдору.       — Как нам это сделать? — спросил Фред по-деловому, скрещивая руки на груди и смотря на директора без страха, но сохраняя почтение.       Старый волшебник улыбнулся и посмотрел в окно, куда-то в сторону горизонта:       — Пути Мерлиновы неисповедимы, мои дорогие друзья, — он повернулся к ним, и его голубые глаза блеснули, — я бы искал собственную путеводную звезду.       Джордж слушал эти образные речи профессора, ощущая то, как внутри него что-то меняется — сдвигается со своих орбит, и словно бы старый механизм где-то в мозге начинает невыносимо скрипеть. Дамблдор ещё долго им о чем-то говорил — он даже не запомнил о чем точно, но все его речи для Джорджа свелись к тому, что они должны начать делать хотя бы что-то. Всё это ощущалось им, как одна большая загадка, которую подкинула им жизнь — родители мамы уже умерли, но задолго до смерти они отреклись от всей их семьи и даже жалеть теперь, что он никогда не спросил их раньше, было бесполезно, они бы всё равно и слушать его не стали.       Внутри Джорджа кипело что-то — тягучее и тяжелое, как переваренная патока, и, разливаясь по нему, оно душило напоминанием о том, что если в случае с изобретениями они с Фредом хотя бы всегда знали, куда двигаться, то теперь никаких очевидных путей не было — одни лишь мысли и догадки, которые спотыкались друг о друга и сыпались. Как искать кого-то, кто знал дядюшек, и возможно ли вообще это сделать, Джордж не знал.