Koi no yokan

Jacob Lee — Demons

      Тэхён останавливается неподалёку от отеля и вдыхает холодный воздух, пропитанный самыми потрясающими зимними ароматами: хвоя, неизвестно откуда взявшийся запах глинтвейна, дым, струящийся из труб кафешек, где жарят вкуснейший шашлык.       Он так долго ждал этих каникул. У него выдалась очень сложная и выматывающая зимняя сессия, которую он едва-едва закрыл без долгов. Ещё вчера усталость была через край, но сегодня, спустя четыре часа, проведённых в поездке на автобусе через лес, в наушниках, с любимыми треками, со сладким ожиданием того, как круто пройдут эти две недели на горнолыжной базе, внезапно полегчало, усталость как рукой сняло.       Горнолыжный курорт «Нунсан» расположен к северо-востоку от Сеула практически на границе провинции Канвондо. Это небольшая база, включающая в себя два больших склона, снабженных бугельными подъемниками и фонарями для ночного катания, один детский склон, несколько фрирайд-трасс в лесополосе, прокат оборудования, два отеля, один из которых оснащён баром-гостиной на первом этаже, несколько уличных кафешек и шашлычных беседок, всевозможные мангальные зоны, детские горки для тюбингов и прочие мелочи для приятного отдыха. Зимняя сказка.       Тэхён приезжает на этот горнолыжный курорт работать инструктором по сноуборду уже третий год, с тех пор как на первом курсе ему предложил попробовать Хосок. И это… супер. Можно самому покататься на любимой доске — бесплатно, к слову, — и денег помимо этого подкопить. Ему не то чтобы родительских на жизнь не хватало, он ещё и на смены периодически выходил администратором в спортзал, но студентам всегда ведь хочется заработать какие-никакие копейки самостоятельно, чтобы с чистой совестью потратиться на любую бесполезную ерунду. И эта подработка инструктором по сноуборду — лучшая из возможных идей.       — Чего завис? — по спине прилетает лёгкий шлепок от Хосока.       Хосок — его самый лучший и близкий друг, личный психолог, старший товарищ и идейный вдохновитель. Они дружат уже без малого лет восемь, с тех пор, как познакомились в школе на каком-то фестивале, посвящённом этнологии. Хоби старше, но такой невыносимый придурок (по мнению Тэхёна, конечно), что у них легко и просто получилось подружиться, несмотря на разницу в возрасте. Такую дружбу нужно ещё поискать. Это не абьюзивные отношения, просто они при случае и без дерутся и кроют друг друга матом в шутку, просто один называет друга «цитрусом» за любовь к мандаринам и — цитата: «Вечно кислый хлебальник», а другой просто-напросто «придурком» и «занозой в заднице». Просто такая вот дружба.       Тэхён оборачивается и встречает своё отражение в горнолыжных очках Хосока.       — Ты чё напялил их, придурок? — смеётся. — Блатным и днём и ночью солнце светит?       — Мне похуй, я прям щас кататься помчу.       Тэхён улыбается лучисто, чувствует, что его наконец совсем отпускает весь напряг от сессии и прочего дерьма, навалившегося в последнее время, и до него потихоньку доходит, что шикарный отдых уже вот он, начинается, что ли…       — Погнали, чё стоишь? — подталкивает Хосок. — Я уже сейчас предчувствую, как мы забухаем…

***

      — Да ладно, нормально он катался, чё ты, — пихает Тэхён ржущего Чимина в плечо.       С Пак Чимином они познакомились в прошлом году, и щекастик Пак оказался таким классным и весёлым, что он продолжал общаться с этим забавным выпивохой весь год и страшно был рад встрече на курорте на каникулах.       — Да я не могу, боже, переучивать лыжников на сноуборд, это что-то, — прыскает снова Чимин. Пиво, которое тот благополучно поглощал перед тем, как начать смеяться, льётся через нос, ребята от этого ржут ещё больше. Тэхён закатывает глаза, но в конечном итоге не выдерживает и присоединяется, тихонько засмеявшись, протягивает фыркающему Чимину салфетки.       Прошло три дня с того момента, как они заселились на горнолыжную базу, уже отработаны первые смены, и сегодня у них первая совместная, тайная пьянка — начальству знать о ней необязательно.       В этом году Тэхёну несказанно везёт. Инструкторы из-за сезонности своей работы живут не в домиках для персонала, а в отелях базы. Всего их два, старый «Чонын» и новый «Чогёуль»; в старом отеле инструкторам отдали целый отдельный жилой блок под скатом крыши, те, кому не хватило места там, живут в новом в комнатах по двое. Тэхёну достался самый маленький номер в «Чогёуле», под боковым скатом, с окном в потолке, но в нём всё есть: двуспальная кровать, душ, место, куда можно скинуть весь свой экип. А большего и не надо. И он там один.       — Давайте за Тэхёна-хёна, — внезапно поднимает баночку с пивом Чонгук — парнишка на пару лет младше самого Тэхёна, но из-за того, что окончил школу раньше, сейчас учится на втором курсе, пришёл сюда работать в прошлом году. Они никогда особо не общались, но сегодня тот как-то слишком активно пытается наладить коннект.       Тэхён улыбается непонимающе. Вглядывается в пьяное краснощёкое лицо.       — За меня? — интересуется, поиграв бровями. — Почему?       — Ну, ты тут дольше всех работаешь из всех, кто присутствует. Ветеран, получается.       Тэхён окидывает взглядом собравшуюся компанию. И правда, Чимин — друг Чонгука, они приехали вместе в прошлом году, Хосок сегодня тусуется с какими-то знакомыми бордистами, поэтому его нет, девочки, решившие посидеть и отдохнуть с ними этим вечером, работают в кафетерии, они вообще первый год здесь, как и Сокджин-хён, который до этого вроде бы работал на соседнем курорте.       — Вау, действительно. Ну, давайте, — неловко улыбается и чокается со всеми под одобрительный гул. И не замечает того, что Чонгук так и не оторвал взгляда, жадно проследив движение языка по губам после того, как он отпил.       Тэхён, если честно, пьёт нечасто. Он особо не считал, сколько банок выпил до того, как все начали расходиться. Сначала Сокджин-хён засобирался и, пошатываясь, направился в старый отель, потом кто-то из девчонок. А потом и он сам решил отправиться спать, несмотря на то, что некоторые ребята ещё оставались сидеть.       А ещё Тэхён знает прекрасно, что когда пива перепьёшь, спать очень и очень жарко. Лучше в таких случаях не укрываться, по возможности открыть окно, и всё такое. Но он никогда не подумал бы, что может быть так жарко, настолько, что он просыпается посреди ночи и суетливо пытается скинуть с себя горячее одеяло, чтобы в итоге, спустя пару неудачных попыток, понять, что так сильно греет отнюдь не одеяло.       — Чонгук? — шепчет тихонько, осторожно потряхивая парня за плечо.       Наглец, очевидно, решил не тащиться в соседний отель и просто без разрешения завалился спать к нему в комнату. Ещё и конечности на него все свои сложил. Подумать только, а Тэхён и не заметил, как тот вошёл.       — Эй, дружище, ты чего? — снова трясёт уже чуть сильнее.       Чонгук протестующе мычит что-то, перекидывает руку поперёк его живота и утыкается горячим лицом куда-то то ли в шею, то ли в плечо. И Тэхён соврёт, если скажет, что от того, как горячее дыхание на обнажённой шее осело, его живот не наполнился непонятной приятной тяжестью.       «Опасно»       — Мне лень идти было, хён, дай поспать, — хрипит Чонгук сонно.       Тэхён пару минут не шевелится и пялится в потолок.       «И что делать?»       Он вообще-то такой гей, вы бы знали. И данная ситуация не то чтобы неудобства ему доставляла. У него давно никого не было, а Тэхён очень тактильный. Ему нравится обниматься, нравятся вообще какие угодно прикосновения. И вот сейчас неловко. Потому что они с Чонгуком вроде как коллеги, кореша — раз уж тот сегодня даже выпить за него решил. А ещё Чонгук младший, хубэшечка, и Тэхён вроде как с позиции старшего должен к нему внимательно относиться.       Но это слишком, и ситуация, чёрт, очень щепетильная. Здесь никто из ребят не знает о его ориентации, разве что Хосок. А Чонгук постоянно зажимает то одну девочку, то другую, якобы по-дружески, но сам факт (а ведь всего три дня прошло, как приехали, каков бабник)... Самый натуральный натурал — это за километр видно. Так и какого чёрта сейчас в его постели делает?       Тэхён гонит от себя все эти мысли несвоевременные максимально и отворачивается к стене. Отгоняет вопросы дурацкие и обещает себе утром делать вид, что всё окей, что он самый натуральный парень на этом горнолыжном курорте, что его ничего не смутило, и ни разу это не странно. Его коллега просто поспал с ним на одной кровати. Ничего странного, да.

***

      Тэхён удивился бы, проснувшись утром в одиночестве, но ноющая голова, жуткий сушняк и за ночь слипшиеся от пота волосы — всё это внезапно напомнило о вчерашней мощной попойке, и мысль о том, что ночью с ним кто-то спал, как-то выветрилась или вымылась из сознания водой в душе. К моменту, когда он лениво выполз из комнаты выпить кофе в баре и перекусить мандаринками, ему уже начало казаться, что это был сон.       — Привет, Тэ-хён, — Тэхён отчего-то вздрагивает, но голову поворачивает и здоровается с солнечно улыбающимся Чонгуком, стряхивающим с чёлки снег и начинающим расшнуровывать сноубордические ботинки.       — Доброе утро, — опасливо начинает он, пытаясь отыскать на чужом лице признаки того, что Чонгук действительно приходил ночью. — Уже работаешь? Так рано?       — Нет, ходил доску парафинить, — небрежно бросает в ответ и, стянув с себя худи, направляется к стойке бара.       Тэхён шумно сглатывает, заметив перекатывающиеся под обтягивающим рашгардом мышцы рук, и отворачивается, вперивая взгляд в россыпь корицы на белой пенке кофе.       «Приехали…»       — Привет, Чонгук, — радостно улыбается выбежавшая из подсобки Сухён. — Чай, кофе?       Красивая девчонка: тёмные волосы до талии, которые она завязывает в высокий небрежный хвост, пухлые губки, большие красивые глаза, двойное веко. Ей бы по универу ходить с пафосным лицом, виляя бёдрами и обсуждая с подружками последнюю коллекцию помад от гуччи, а не в баре горнолыжного курорта кофе гостям готовить. Хотя и здесь она смотрится ужасно гармонично. Тэхён ловит себя на мысли, что если бы был «по девочкам», сто процентов обратил бы на такую внимание.       — Давай кофе.       — Какой тебе?       — Такой же, как у Тэ.       — Хорошо.       — Уверен, что тебе понравится кофе, как у меня? — вздёргивает брови Тэхён.       «Почему он постоянно заискивает? То выпить предложил за меня, то кофе ему теперь подавай такой же»       — Нет, ни в чём нельзя быть уверенным до конца, но мне интересно попробовать что-нибудь новое, — как ни в чем не бывало. — Мандарины? Любишь их?       — Ммм, да, — тянет Тэхён. — Хочешь? — предлагает приличия ради.       — Дай одну, — и принимает из рук Сухён кофе, та уходит чистить кофе-машину, а Чонгук, тут же начиная греть о кружку руки, оборачивается, приоткрыв рот.       Тэхён нервно бросает взгляд на губы.       — Ты чего?       — Ну подай, пожалуйста, руки отморозил, пока доску тащил, — закатывает Чонгук глаза, открывает рот шире и наклоняется вперёд.       Тэхён, мысленно отвесив себе подзатыльник за то, как ощутимо загорелись уши, усмехается и осторожно подносит дольку к чужим губам, стараясь не смотреть на них.       — Спасибо, — бормочет Чонгук. — Ммм, суперсладкие.       — Ага. Ладно, я работать, у меня заказ на десять, — ерошит волосы Тэхён, залпом допивает остывший кофе и сползает с барного стула, по пути натягивая своё худи и куртку.       Он старается не смотреть лишний раз, пугаясь собственного интереса, а потому не замечает, как Чонгук задумчиво закусывает губу, наблюдая за ним. Он вообще много чего потом не заметит в этот день. Но его нельзя за это винить — мысли заняты, отчего-то очень волнует, почему Чонгук всё-таки пришёл ночью и почему сейчас делает вид, что ничего особенного не произошло. Хотя ведь и правда, не произошло же, наверное, ничего сверхъестественного. Любой нормальный человек сказал бы, что ничего интересного не произошло. Так ведь?       Тем не менее, выходя на склон с первым клиентом, Тэхён ловит себя на мысли, что немного раздражается. Он привык на каникулах отдыхать здесь от всего абсолютно, а сейчас что-то странное происходит. Правда странное. И то, что весь день, занимаясь с кучей детей и взрослых, обучая их элементарным вещам на сноуборде, он не мог перестать представлять чёртовы красные от мороза щёки Чонгука и милые розовые губы, очаровательно поджавшиеся, когда тот сидел рядом и жевал дурацкий мандарин, тоже странно.

***

      Тэхён многое перестал замечать за эти пару дней, но тот факт, что Чонгук буквально почти начал встречаться с Сухён, не заметить не мог. Да и сложно это было бы сделать. Она милая, конечно, но очень громкая, вечно что-то вопит про этого Чонгука, вечно висит на нём, не стесняясь никого. Да, не заметить было трудно.       На самом деле вот на таких вот сезонных подработках всегда так. Это как поехать в лагерь: замкнутый коллектив, ограниченное количество времени и все молодые, горячие. И всегда — каждый сезон — происходит одно и то же. Все со всеми успевают передружиться, переобщаться, перевстречаться и перетрахаться. Потом все разъезжаются, и остаётся пара счастливчиков, которые умудряются отношения или хотя бы общение сохранить.       Сухён же изначально Чонгуку глазки начала строить, и её можно понять. Чонгук классный. Тэхён бы тоже начал, если бы мог. Чонгук весёлый, общительный очень, внимательный, шутит прикольно, красивый не безумно, но настолько, чтобы заглядываться, подкачанный, на склоне как боженька. В общем… есть на что попялиться, конечно.       Тэхён снова раздражается вечером, когда, отработав пять заказов, в полнейшей усталости плетётся к себе в номер полежать уже наконец, и снова замечает эту парочку. Ну как парочку… Сухён (он обещает надавать себе по щам за то, что вообще посчитал ее милой, фу, не милая она ни разу) виснет на Чонгуке, тот смеётся, придерживая её за талию, чтобы не упала, очевидно.       «Работала бы лучше, у стойки очередь», — бормочет про себя Тэхён и гордо проходит мимо, даже не обернувшись на голубков. Можно было бы списать накатившее раздражение на нелюбовь к тем, кто отлынивает от работы. Но чего себе-то врать.       Так что да, он чувствует себя героем дорамы, и не замечает опять же, как Чонгук руки с чужой талии уронил и проводил взглядом.

***

      — Давайте, у кого рекорд за сегодня? — зевает Сокджин, поудобнее устраиваясь в кресле-мешке, и отпивает редбул из банки.       Сокджин крутой. Потрясающее чувство юмора и внешность, здорово катается и зачем-то работает инструктором, хотя, если верить страничке на Фейсбуке, у него неплохая кофейня в Сеуле. Тэхёну импонируют вот такие люди. Серьёзные, состоявшиеся, делающие что-то просто ради кайфа.       — У меня пять заказов было, — потягиваясь, сообщает ему Тэхён, подходя поближе и падая в кресло рядом.       — Вау, вы, случайно, не картошечка? — бросает Сокджин, окидывая его оценивающим взглядом.       Тэхён и сам знает, что обтягивающие термокофты и вот такие вот тонкие, светлые треники выгодно подчеркивают все его достоинства. И да, он оделся так случайно, не чтобы покрасоваться. Конечно же, не для этого.       — Чего, блять? — усмехается, запрокидывая голову и глядя снизу вверх.       — А то я бы вас пожарил, — заканчивает Сокджин и разражается хохотом.       — Вот придурок. Был бы геем, не дал бы тебе, с такими-то подкатами, — Тэхён тоже смеётся и кидает в Джина мандарином, который принёс с собой. Возможно, Хосок засмеялся сейчас немного истерично.       — Ну ты объективно заебато выглядишь, ну чё ты, — поймав фрукт.       И вечер прекрасный, и компания хорошая. Но не может быть всё классно от и до. Не с Тэхёном.       — У меня семь заказов, — устало выдает Чонгук и зарывается носом в подушку, над ним буквально витает аура усталости. А Сухён восседает на подлокотнике дивана, на котором Чонгук развалился, это моментально бесит, и Тэхён решает на него не смотреть. А потому не замечает, каким взглядом тот скользнул по его телу.       — Бля, у меня четыре, — обиженно тянет Хосок. — Гук — терминатор.       Тэхён отчего-то начинает практически злиться.       «Посмотрите на него, терминатор, ну, видимо, не устал, раз ещё сил хватает зажиматься с кем-то»       Только успевает эта мысль пролететь в голове, как Тэхён одёргивает себя. В конце концов, никакого у него права нет выражать своё недовольство. Они с Чонгуком даже не друзья. Хотя внутри чувство какое-то странное, когда смотрит на него. Предвкушение чего-то, что ли. И это необоснованно совершенно.       Спустя полчаса на первый этаж нового отеля заваливается Чимин, матеря на чём свет стоит плохо почищенные дорожки, где он в темноте умудрился навернуться.       Постепенно разговоры приобретают дружеский, тёплый оттенок, спокойно тянутся обсуждение работы, рассказы об учёбе, шутки. За окном на склоны опускается ночь, в гостиной витает запах очищенных мандаринов и кофе. Так по-новогоднему. Хоть праздник уже и прошёл, потрясающая атмосфера осталась. Тэхён расслабляется. Он обожает это время. Ничто не сможет испортить эти уютные новогодние каникулы.

***

      — Чонгук, на диване собрался спать? — вопрошает у почти засыпающего парня Сухён, очевидно намекая, что неплохо было бы пойти спать с ней. Она уже оделась и стоит у порога, намереваясь отправиться в старый отель.       — Не могу встать, — капризно тянет Чонгук, притираясь носом к подушке и сворачиваясь в комочек, ибо на первом этаже становится немного холодно ночью.       — Пустите его переночевать кто-нибудь, — задумчиво тянет Сокджин, застегивая куртку, — он реально упахался сегодня.       Тэхён передёргивает плечами и порывается уйти, пока они не додумались…       — Тэ, пусти Гука переночевать, ты всё равно один живешь.       — Я… Эм, у меня номер маленький, — бормочет первое, что пришло в голову.       — Ну ты пиздец, жалко, что ли? — бросает на него красноречивый взгляд Хосок, Тэхён подумывает врезать ему при первой же возможности, знает ведь, пёс, и предлагает такое.       — Да я что, против, что ли, пусть остаётся, просто предупреждаю, что места мало, — снова деланно безразлично пожимает плечами и начинает подниматься к себе наверх, успев краем глаза отметить, как Сухён, раздражённо цокнув языком, уходит.       — Спокойной ночи, пацаны, — бросает Сокджин на прощание, и все дружной гурьбой покидают помещение.       Чонгук не шевелится. Тэхён зависает на предпоследней верхней ступеньке, стоит на лестнице минуту, две. Смотрит на парня, решает спуститься обратно и поторопить.       — Эй, Чонгук, раз уж остался, пошли сейчас, припрёшься потом, разбудишь меня, — разворачивает на себя и обнаруживает, что этот бессовестный самым наглым образом уже уснул.       — Ну ёптвоюмать, Чонгук, — трясёт за плечо. Тот медленно открывает глаза, мучительно замычав. Выглядит по-настоящему уставшим, к слову. — Спать пошли.       — Куда?       — Ко мне, куда ещё, пацаны уговорили, чтоб ты тут остался.       — А ты не хотел? — спрашивает тихонько, смотрит сонными глазами из-под чёлки.       «Можно подумать, меня кто-то спрашивал»       — С чего бы мне не хотеть? — игнорируя зарождающееся ноющее чувство внизу живота. — Пойдём.       И чтобы не становилась ситуация ещё более неловкой, чем уже, Тэхён просто поворачивается и быстро поднимается по лестнице, скрываясь в номере. Оказавшись в комнате, быстро чистит зубы, не ждёт Чонгука, а, упав на кровать, завернувшись в одеяло, откатывается к стене.       Чонгук появляется спустя примерно пять минут, тихонько прикрывает за собой дверь, осторожно устраивается на другой половине кровати. Тэхён чувствует, как в спину упёрлись чужие коленки, и понимает, что тот и тут свернулся в комочек. Очевидно, это потому, что в комнате прохладно, он эгоистично утянул всё одеяло на себя, а второго-то нет.       Не найдя, что сказать и не придумав, как избежать необходимости спать под одним одеялом, просто молча разворачивается и накидывает его на парня. Чонгук доверчиво придвигается ближе, укрываясь, бормочет тихонько «Спасибо», спустя пару минут дыхание выравнивается и слышится очаровательное сопение.       А Тэхён ловит себя на дурацкой мысли, что прислушивался. Прислушивался к тому, как Чонгук копошился, устраиваясь поудобнее, прислушивался к дыханию, прислушивался к тому, как тот засопел, и только после этого сам расслабился и потихоньку начал проваливаться в сон. Гоняя в голове по кругу вопрос: откуда взялось это странное чувство предвкушения?       Тэхён любит прикосновения сильно. Сильно с оговоркой на пиздец как. А потому когда сквозь сон чувствует, что его притягивают за талию ближе… ему приятно очень. Если это снится, то охуенно, спугнуть сновидение не хочется, но он всё-таки открывает глаза, потому что потрясающее тепло по всему телу, потому что тёплое дыхание на затылке, потому что чужая рука на теле. И в этот раз рука не просто перекинута через него, как в прошлый, она у него на животе, прям под футболкой, и Чонгук, он… очень рядом. Буквально прижимается со спины.       С трудом соображая, действительно ли это реально, Тэхён тем не менее понимает, что нужно следить за дыханием. Чтобы не спалиться. Если он будет дышать так, будто бы спит, то это не будет так странно. Чонгук просто случайно обнял. Да, совершенно точно случайно.       Контролировать себя сложно. Особенно когда Чонгук утыкается носом в затылок, а рукой живот осторожно гладит. У Тэхёна мурашки ползут по спине, ноги инстинктивно пытаются поджаться. И постепенно перестаёт казаться, что тут есть место случайностям, потому что Чонгук перебирается рукой на его предплечье и нежно проводит кончиками пальцев от кисти до плеча, прижимаясь ещё теснее. Тэхён ловит себя на мысли, что перестал дышать, и это опасно. А Чонгук, словно почувствовав, что он напрягся, снова опускает руку на живот, устраивая её там, где совсем прям чувствительно, в самом низу. А потом — Тэхён поклясться может — осторожно, тоже нежно так, целует куда-то в затылок и останавливается, перестает шевелиться, лишь иногда поглаживая живот большим пальцем руки.       Тэхён гордится собой, ибо, по его мнению, притвориться спящим получилось прекрасно, но не думает о том, что сердце колотится более чем красноречиво. Да его слышно, наверное, на самом верху самой длинной горнолыжной трассы этого курорта. Пока раздумывает, как себя повести дальше, проходит непозволительно много времени, теперь уже странно было бы показывать, что не спал, и уж тем более отвечать на ласку.       «Утром будет понятно, как реагировать», — решает он, стараясь успокоиться и уснуть. И у него получается — тепло очень. И его обнимают, хоть и случайно. Пусть даже шансов нет. Потому что какие шансы, если Чонгук почти встречается уже с другим человеком.       До того, как уснуть, Тэхён успевает подумать, что с момента каминг-аута постоянно чувствовал одиночество. Все три года в универе. Несмотря на то, что родители приняли новость спокойно, друг, с которым они иногда целовались и трахались «по дружбе», испугался публичного признания и порвал все связи. Год назад Тэхён узнал, что тот помолвлен с их бывшей одноклассницей. И это обидно. Было. Теперь уже всё равно, много времени прошло.       Просто его так давно никто не обнимал. Сейчас объятия дарят хоть и обманчивое, но тепло. И это лучше, чем ничего.

***

      Наутро Тэхён почти не удивляется тому, что проснулся в пустой постели. А потом начинает тихо психовать от непонимания. Что происходит? В этот раз точно не приснилось. Чонгук его… трогал. И совершенно точно тут спал. Доказательством служит задранная почти до груди футболка и одеяло, которым его тщательно укрыли, подоткнув под подушку, как мама в детстве делала. Что за дела?       Он принимает решение не делать вид, что ничего не было. Надо поговорить. Потому что если они с Чонгуком на одной стороне, то Тэхён как бы очень даже не против. У него почему-то хорошее относительно этого предчувствие.       Полный решимости, он отправляется в душ, выползает на работу в приподнятом настроении — ночные нежности однозначно поднимают боевой дух. По десятому кругу прогоняет в голове всё, что случилось за эту ночь, и с улыбкой на губах отрабатывает смену на склоне, успев помимо этого всего ещё и покататься просто для себя, ибо заказов было немного. Чонгука однако он почти весь день не видит, мельком замечая лишь, что тот работает в основном с детьми в детском парке.       К вечеру все выматываются почему-то сильнее, чем Тэхён, и большинство ребят отправляются сразу по комнатам отдыхать. В гостиной на первом этаже собираются только девчонки из кафетерия играть в покер, а он, посидев с ними с часик, понимает, что Чонгук, очевидно, не придёт, и расстроенный отправляется спать. А хотелось вообще-то поговорить.

***

      Следующие три дня Тэхён только и делает, что расстраивается. Чонгук не обращает на него ни малейшего внимания, только здоровается периодически. И это обидно. Потому что Тэхён хоть и старше Гука, но у него такая же нежная душа и усиленное отсутствием хоть каких-нибудь отношений за последние годы желание тянуться к кому-нибудь присутствует. И это покоя не даёт. Зачем тогда всё это было?       Чонгук его буквально… трогал. Гладил. Обнимал. Тэхён не преувеличивает. Это что-то да значило? Не мог же тот это всё делать во сне. Так почему даже не смотрит?       Чем больше Тэхён загоняется этим вопросом и пялится на Чонгука, тем больше замечает, что Чонгук, скорее всего, всё-таки «по девочкам». Каждый раз при появлении Тэхёна на горизонте не упускает возможности это наглядно продемонстрировать. В конце концов, спустя три дня душевных метаний, Тэхён вспоминает, что он вообще-то взрослый человек, почти уже бакалавр, и вести себя, как влюблённая школьница, не может ну совсем никак — гордость не позволит. А потому ситуацию отпускает. Бывает. Со всеми бывает. Наверное. Отпускает и перестаёт вглядываться в лицо Чонгука на общих ежедневных посиделках. Перестаёт и не замечает, что тот вообще-то смотрит. Все эти дни смотрит. Испуганно, украдкой, но смотрит.

***

      — И мне, мне тоже, — кричит Хосок ребятам, орудующим на кухне.       Прошла неделя каникул. Для ребят это словно экватор для студентов. Повод хорошо отметить. К тому же на улице потрясающий снегопад. И это не может не радовать.       Чимин и Сонгыль колдуют над едой. Чонгук стоит за стойкой бара и разливает текилу. И, чёрт, Тэхён, привалившись спиной к груди лучшего друга Хосока, пытается не пялиться, но Чонгук сегодня выглядит очень классно. Неизменно очень обтягивающий рашгард, спортивки, кепка-снэпбек задом наперёд, худи, в котором стало жарко, повязано вокруг бёдер.       — Так, первые пошли, — радостно заявляет взлохмаченный Чимин.       По натёртой полиролью барной стойке пролетают тарелки со спагетти с сыром и жаренными с чесноком мидиями. Помещение наполняется потрясающими ароматами. Ребята разбирают тарелки, подаваемые Чимином, и поднимается радостный гул.       Хосок, обрадовавшись еде, вскидывает руки, выпуская опиравшегося на него Тэхёна, отчего он едва не падает.       — Ай, бля, — в последний момент успевает зацепиться за барную стойку и подняться.       — Аккуратнее, — весело улыбнувшись, бросает ему Чонгук. Тэхён вскидывает взгляд и встречается с неуверенным в ответ. Надо же, впервые хоть что-то сказал. Ничего не остаётся, кроме как тоже улыбнуться неловко.       Внутри отчего-то становится тепло-тепло. Ровно до того момента, пока взгляд не напарывается на Сухён, рассевшуюся прямо на барной стойке (никаких манер), что смеётся словно нарочито громко. Все девчонки так делают, чтобы привлечь внимание? Если да, то это очередная причина порадоваться, что Тэхён «по парням». С другой стороны, раздражает это, кажется, только его.       — Ради еды и лучшего друга готов бросить, вот ты дерьмо, Чон Хосок, — бросает Сокджин.       — Фас пифдану тепе, — бормочет Хосок с набитым ртом.       — Давайте за то, чтобы было побольше заказов и побольше потом народу вернулось работать на выходных, — Сокджин отвечает тостом, поднимая шот с бейлизом. Текилу этот старичок, видите ли, не пьёт.       Тэхён принимает из рук Чонгука шот с текилой.       Все дружно чокаются и пьют, и, лишь опрокинув стопку, он понимает, что забыл насыпать на руку соль. Во рту пожар, а тушить нечем. Тэхён быстро скользит взглядом по стойке, замечает, что солонка далеко, и уже было собирается забить, как перед лицом появляется ладонь, повёрнутая ребром, с белой дорожкой.       Он вскидывает удивлённый взгляд, Чонгук в этот момент как раз облизывает губы.       — Если не брезгуешь, — бросает с напускной дерзостью.       Тэхён усмехается и быстрее, чем Чонгук успевает подумать, склоняется, слизывает соль с чужой руки, и, окей, возможно, он слегка задержался губами, совершенно не нужными в этом деле, на нежной солёной коже.       Чонгук едва заметно краснеет, заторможенно смотрит, медленно отнимая руку. Тэхён откидывается на спинку стула и смотрит из-под ресниц, пытаясь понять, что в этой голове творится. То бегает, то провоцирует. То пристаёт по ночам, то делает вид, что едва знакомы. Понятнее ожидаемо не становится, взгляды, которые Чонгук периодически бросает, разобраться тоже не помогают.       Спустя пару бутылок текилы, когда уже безбожно пьяный Чимин развалился буквально на полу рядом с креслом, компания решает, что снегопад на улице не просто так, и было бы прикольно попрыгать с крыши отеля в сугробы. Никого не останавливает тот факт, что это почти три этажа, намело, в конце концов, прилично.       Не проходит и десяти минут, как ребята собираются в комнате Сонгыль — через её окно легко выбраться на крышу.       Самым обезбашенным оказывается Хосок, он тут же сигает с крыши, даже не задумываясь, и уходит в сугроб ногами до середины бедра. Снег валит потрясающе огромными хлопьями, на небе полная луна, с нижнего этажа отеля слышится приглушённая музыка, и веселья добавляет то, что непонятно, почему кто-нибудь из постояльцев ещё не пришёл и не надавал им пиздюдей за шум посреди ночи.       Но по большому счёту никому нет до этого дела. Сейчас имеет значение только эта необычайно для Кореи снежная зима, эти каникулы, эти люди. Они такие молодые и такие дикие.       Сухён хватает за руку Сокджина, отчаянно вопящего, что он слишком стар и слишком мало выпил для таких мероприятий, и они исчезают из поля зрения, ухнув вниз, а после хохочут и барахтаются в сугробе.       Тэхён внезапно чувствует себя счастливым, он немного пьян, вокруг веселье, он обожает зиму… а потом ловит в полутьме игривый взгляд и даже не слышит звука, когда губы Чонгука шепчут своё: «Слабо?».       Возможно, Тэхён немного перебрал, и поэтому такой смелый, возможно, он сам схватил Чонгука за талию и потащил к краю крыши под всеобщие вопли, возможно, ему совсем немного Чонгук нравится.       Тот смеётся громко где-то около уха и сцепляет свои руки у него за спиной, Тэхён орет: «Это тебе слабо, где твоё уважение к старшим, мелкий?» — и прыгает, утягивая Чонгука за собой.       Тэхён никогда не прыгал с парашютом, но всегда хотел почувствовать, что это — свободное падение. Сейчас у него было всего полсекунды, пожалуй, но в его руках хохочущий Чонгук, и сердце так сладко замирает, что, возможно, он очень близок к этому потрясающему ощущению, которое описывают люди, осмелившиеся на прыжок с парашютом. В текиле ли дело?       За короткий момент полёта он успевает лишь подумать, что с Чонгуком, пожалуй, одна секунда считается за три, а в следующий момент приземляется задницей в сугроб, и это далеко не самый удачный вариант. Чонгук ощутимо прикладывается коленом ему по ноге, они чудом не сталкиваются лбами, но это вообще не важно. С крыши снова кто-то прыгает, и им приходится, заливаясь смехом, откатываться подальше, чтобы никто не зашиб. Чонгук принимается зарывать Тэхёна в снег, который моментально забивается в нос и уши, обжигает холодом голые руки и голени, но Тэхёну пока что всё равно. В конце концов, его хотя бы не игнорируют.       — Всё, всё! — машет он руками, когда оказывается закопан настолько, что самому будет выбраться сложно, и зуб на зуб у него не попадает.       — Прости, хён, давай откопаю, — улыбается Чонгук, принимаясь освобождать из снежного плена.       — Вы чё тут устроили? — вопит Хосок, приземляясь рядом. — Закопал мне ребёнка, иди теперь грей его! — пьяно заявляет Чонгуку, за что моментально получает шлепок по колену и убийственный взгляд от уже поднимающегося на ноги Тэхёна.       — Замёрз? — вполне себе серьёзно спрашивает Чонгук, отряхивая его одежду от снега.       — Да брось, я сам, — он принимается отряхиваться самостоятельно, Чонгук при этом помогать не перестаёт. — Бля, реально холодно, — ёжится и направляется в дом.       И да, возможно, ему льстит тот факт, что Чонгук не пошёл дальше прыгать с остальными, а спустя минуты две появился в гостиной, на ходу стягивая мокрое насквозь худи и кидая его на огромную батарею.       А потом до Тэхёна доходит, что это было за предвкушение.       «Почему у меня ощущение, что я могу запросто в тебя влюбиться, Чон Чонгук?»       Мимо пробегает орущий радостный Хоби. Кажется, четыре раза уже успел прыгнуть.

***

      — Ты пялишься, — ровно заявляет Чонгук восседающему на барном стуле Тэхёну.       — Чего? — краснея и отрывая наконец взгляд.       — Ничего, — протягивая новый шот с текилой. — Всё нормально?       «Нет, ничего не нормально, мелкий ты засранец»       — Да, всё окей, надо Чимина поднять, — Тэхён устремляет взгляд на парнишку, что снова сполз с дивана наполовину и повис.       — Бля, щас.       Он залипает на то, как мокрые взъерошенные волосы обрамляют красивое лицо Чонгука, на то, как красиво напрягаются мышцы рук, когда тот приподнимает спящего друга, на то, с какой заботой это делает, устраивая поудобнее и укрывая пледом получше. А ещё Чонгук буквально минут десять назад не дал Хосоку и Сонгыль засунуть Чимину снег за шиворот. Это… подкупает. Хороший друг, получается. Это не может не вызывать интерес.       Да и Чимин, которого Тэхён успел узнать хорошо, плохих друзей заводить не будет. Буквально ужасный тусовщик же, и рядом нужны люди, которые, в случае чего, вот так вот помогут, если перетусил.       Возможно, именно поэтому, выпив ещё минимум четыре шота и развалившись в кресле, Тэхён не может сосредоточиться на том, что идёт по телевизору, который все уставшие, замёрзшие и захмелевшие решили посмотреть. А может, ещё и потому, что Чонгук почему-то оказался достаточно близко, это, ну… с каких-то пор отвлекает серьёзно от чего бы то ни было.       Народу постепенно остаётся совсем немного. Кто-то пару раз подкалывает Чонгука, называя слабаком, потому что тот, очевидно, вымотавшись за день, засыпает в кресле опять. И выглядит достаточно беззащитным, но всем, кто смеет что-то говорить, показывает средний палец, это контрастно очень, и это интригует. Такой противоречивый. И опять же, вызывает какой-то конкретно спортивный интерес.       Возможно, именно поэтому, когда Тэхён ощущает на запястье тепло пальцев, поворачивается, натыкаясь на сонный жалобный-жалобный взгляд Чонгука, и слышит: «Хён, можно сегодня у тебя поспать?», он без раздумий кивает головой.       Чонгук, получив разрешение, уходит наверх сразу же, отмахнувшись от остальных, мол, устал ужасно и замёрз. Тэхён стоически выдерживает многозначительный взгляд Хосока, в ответ лишь пожав плечами, мол, ничего необычного, просто двое друзей поспят в одной комнате.       И только лишь поднимаясь к себе в номер и опять ощущая странную волну какого-то совершенно дурацкого предвкушения, понимает, что это была, возможно, огромная ошибка. Он вообще-то не экстрасенс, у него совсем нет никаких экстраординарных способностей. Он обычный студент. С не самой интересной жизнью. Есть лучший друг и общее хобби — сноуборд, есть родители, самые что ни на есть обычные, но понимающие, есть сестра и парочка племянников — возможно, в этом секрет родительского понимания, ведь внуков от него теперь требовать не будут, есть ещё парочка хороших одногруппников, есть Чимин, с которым они списываются с прошлого сезона, есть, вернее, был Мин Юнги, бросивший его и нашедший девушку, — теперь уже невесту — о прикосновениях которого грустно вспоминается иногда по вечерам. А так в целом у Тэхёна абсолютно обычный характер, абсолютно обычные ценности. Он вообще сам по себе абсолютно обычный Тэхён. Без развитого шестого чувства и возможности предвидеть будущее. Но в этот раз он тем не менее предвидит. Жалеть будет о том, что разрешил, — сто процентов.       Чонгук, совершенно очаровательно уткнувшись лицом в подушку, тихо посапывает на краю кровати, похоже, запомнив с прошлого раза, что святое место Тэхёна — у стеночки. Тэхён опять гонит от себя мысль о том, что это странно.       «Ничего странного, просто двое друзей спят на одной кровати, ничегошеньки странного»

***

      И всё бы ничего. Только просыпается Тэхён от действий, которые невозможно совершать во сне. От действий, которые не могут происходить между двумя друзьями, просто спящими на одной кровати. Он по-прежнему под одеялом, по-прежнему одет, по-прежнему лицом к стене.       А по шее, чёрт бы их побрал, лёгкими, осторожными поцелуями скользят чьи-то невозможные губы. Чонгук ведь спал, когда он пришёл, что, будильники ставит? И пока Тэхён пытается не задохнуться от безумно приятных ощущений, его футболку осторожно задирают и начинают пальцами нежно водить по чувствительной коже рёбер и живота.       Тело само откликается на прикосновения, голова сама подаётся назад, чтобы было больше места, куда целовать, и Чонгук, мелкий чертила, замечает это сразу же — присасывается уже куда-то буквально под кадыком, нависнув сверху и пуская по коже мурашки своим дыханием.       Тэхён дрожит, выдыхает рвано, он понимает, что уже просто не может клоунаду эту выдерживать и притворяться спящим дальше.       — Чонгук… — пытаясь развернуться.       Тот замирает на мгновение, но тут же толкается в шею языком увереннее и твёрже прижимая к себе.       — Чт… что ты делаешь?       В ответ снова тишина. Тэхён с ужасом понимает, что поцелуи всё настойчивее, в какой-то момент чувствуются ещё и зубы, а его самого уже буквально трясёт от нарастающего возбуждения. Это значит, надо прекращать.       Наперекор собственному желанию тоже прижать этого придурка сильнее, лишь бы не останавливался, он начинает отбиваться, разворачиваясь наконец.       — Мать твою, мелкий, что ты делаешь? Перестань…       Чонгук целует упрямо, пробираясь под ворот футболки. Тэхён чувствует, что дрожь становится еле терпимой.       — Перестань, Чонгук… — а потом с собственных губ срывается тихий стон, Тэхён пугается своей реакции окончательно и отстраняет Чонгука от себя, с силой надавив на плечи.       В полумраке комнаты невозможно что-то понять по глазам, но горячее, загнанное дыхание и напряжённые мышцы под пальцами прекрасно дают понять, что завёлся парень не на шутку.       — Что ты делаешь, Чонгук?       — Хён, успокойся.       — Что? — вглядывается в очертания чужого лица, что непозволительно близко сейчас.       — Просто получай удовольствие.       Чонгук всё-таки посильнее Тэхёна, и уверенно пользуется этим — с лёгкостью справившись с обеими его руками, заставляет вытянуть их вверх и прижимает к подушке, удерживая за запястья одной своей ладонью. А потом склоняется ниже, лица Тэхёна касаются взъерошенные волосы — это щекотно, и он почти смеётся, но смешно перестаёт быть сразу же, когда чувствует, как всё ещё влажной кожи на шее снова уверенно касаются горячие губы. Чонгук ведёт языком по ключицам — Тэхёна ведёт и размазывает от ощущений. Чонгук кусает его плечо осторожно — Тэхёна кусает совесть, ведь в мозгу бьётся мысль, что допускать этого не стоило. А потом Чонгук ласкает языком мочку его уха, и Тэхён снова стонет тихонько, и решает хотя бы на пару минут позволить себе расслабиться.       — Я не смогу… ммм, не смогу тебе на это никак ответить.       — И не надо, хён, — глухо в ложбинку между плечом и шеей.       Чонгук умеет сделать приятно — это Тэхён понимает, когда чувствует, что кожа горит от прикосновений, а внизу живота скручивается дурацкое тепло, заставляя поскуливать. Зачем всё это делает? И ведь молчит, демон мелкий. Ничего не говорит, не спрашивает и доводит практически до экстаза одними поцелуями куда угодно, только не в губы.       Чем больше Тэхён чувствует, что готов поддаться и начать отвечать с таким же рвением, чем сильнее Чонгук прижимается и потирается о его бедро пахом, тем больше происходящее начинает казаться неправильным. Они пьяные, опять всё посреди ночи и непонятно как. Ну что это вообще такое?       — Засосов не оставь… — сдавленно просит.       На что Чонгук замирает, не движется пару секунд, а потом с остервенением втягивает в рот кожу на плече так сильно, что становится почти больно. Тэхён шипит, хоть и приятна эта боль безумно.       И зачем? Попросил же без засосов, а тот взял и назло оставил. В момент, когда Чонгук языком обводит место засоса, Тэхён чувствует, что пугающая теплота и теснота в штанах дополнилась влагой, боксеры позорно намокли, и это отрезвляет. Реакция собственного тела раздражает невероятно.       Он, перестав притворяться, что всё это время Чонгук мог его удержать, резко выдирает руки из плена.       — Стой, стой, Чонгук, хватит, жалеть же потом будешь, — а Чонгук пытается вернуть себе превосходство, но Тэхён зажимает одну его руку под подушкой, укладывается на неё головой, обеими руками прижимает к себе и крепко обнимает, заставляя уткнуться в грудь, но не давая добраться до шеи или плеч.       — Всё, тщщ, успокойся, — осторожно гладит по голове. Слишком много вопросов и слишком мало ответов. Что происходит?       Чонгук ещё несколько минут успокаивает дыхание и нет-нет дёргается в попытках из крепкого кольца рук выбраться, но когда понимает, что бесполезно, и момент ему окончательно обломали, обнимает в ответ. Тэхён ослабляет хватку, и тот уже не вырывается, только лишь сонно жмётся ближе, комкая в руках его футболку на спине.       Слышно, как быстро колотится чужое сердце, слышно, как собственное вторит бешеным ритмом. Он не дурак. Понятное дело, что Чонгук по той или иной причине ищет близости. Потому ли это, что просто хочется с кем-то чего-то вот такого, или дело в чём-то другом — непонятно. В конце концов, Тэхён даже в момент, когда Чонгук, так и не сказав больше ни слова, расслабляется и засыпает, всё равно уверен, что тому не нравятся парни. Тэхён бы заметил. Он же не слепой. Пока что удалось заметить только то, что Чонгуку нравятся девушки. Нравится обнимать их, нравится, когда они на нём виснут. Тэхён ведь наблюдал за ним с Сухён. Она хихикает и хватает за руки при любой возможности, Чонгук улыбается ей в ответ и рук не отнимает, она виснет у него на шее, он держит за талию, отвечает на её взгляды и ведётся на все эти девчачьи провокации: на весь этот нарочито громкий смех, откровенные наряды и попытки показать собственную независимость, когда они отчаянно отбиваются от попыток помочь донести что-нибудь тяжелое (разумеется, не все девушки такие, только Сухён, которая бесит отчего-то невероятно). Стал бы Чонгук вестись на это всё, если бы не нравилось? Нет. А значит, нравится. А Тэхён совсем на девочку не похож. Нет тонкой талии, нет огромных доверчивых глаз, нет трепещущих густых ресниц. Да, он красивый. По словам Хосока, так вообще непозволительно красивый. Но он буквально парень. Так почему этот ультра-мега-гетеро-самец сопит сейчас под боком, исцеловав ему всю шею?       Тэхён держит его в объятиях и пытается понять, что происходит, до того момента, пока в окно в крыше над их головами не начинает закрадываться утренний свет. К несчастью, сколько бы ни думал, сколько бы ни вглядывался в тёмную макушку, сколько бы ни прижимался губами к волосам мягким, — очень хотелось — понятнее не становилось. Как и не стало понятнее, когда Тэхён проснулся достаточно поздно, проспав возможность отхватить с утра побольше заказов, совершенно один в постели, всё так же заботливо укрытый одеялом до подбородка.

***

      Когда времени катастрофически мало, очень многие вещи легко опустить. На многое легко закрыть глаза. Каникулы длятся всего две недели, и за эти две недели вполне можно позволить себе влюбиться. В кого угодно. Даже в практически незнакомого человека. Ты опускаешь тот факт, что мало о нём знаешь, наивно надеясь за пару бессонных ночей, проведённых за разговорами, узнать о человеке буквально всё. Ты опускаешь свою внутреннюю зажатость, позволяя себе идти на поводу у эмоций. Потому что какая разница, покажешься ты распущенным или нет, когда времени так мало, а тебя так невыносимо к кому-то тянет. Ты опускаешь наличие очевидных недостатков у предмета воздыхания. Потому что времени мало, а тебе фантастически плевать и очень хочется просто быть рядом и пробовать больше. Только и всего.       Тэхён смирился с тем, что эти каникулы не будут похожи на предыдущие. Потому что, как минимум, уже поселилось внутри дурацкое ощущение беспричинной радости и сладкого ожидания. Это либо закончится хорошо, и Тэхён выйдет счастливчиком из этого приключения, заполучив себе буквально парня мечты. Либо закончится плохо, и он уедет домой разбитым.       Сейчас, когда он с Хосоком стоит у подъёмника и смотрит на крыльцо старого отеля, склоняется больше к плохому варианту развития событий. Хосок, проследив направление взгляда, понимающе сжимает его плечо и подаёт бугель подъёмника, окликая погромче. То ли чтобы Тэхён наконец оторвался от созерцания, то ли чтобы объект тэхёнового внимания услышал и понял, что Тэхён в зоне видимости.       Тэхён успевает отвернуться за секунду до того, как Чонгук мог понять, что он всё видел. Подъёмник больно тянет за внутреннюю сторону бедра вверх, потому что неправильно вставлен бугель, но кого бы это волновало, когда за спиной остался Чонгук. Чонгук, который уже три раза спал с ним в одной кровати. Чонгук, который даже пробрался туда один раз без разрешения. Чонгук, который этой ночью целовал его долго и до исступления, пока он его сам не остановил. Чонгук, который почему-то сейчас стоял и целовался с Сухён. И Тэхёну не обидно. Нет. Он взрослый человек и прекрасно понимает, что такое бывает. Но чувствует себя так, словно ему шестнадцать, и его использовали. Ну где такое видано? Разве можно таким быть? Это не бабник даже… Зачем так с людьми поступать? Так сильно нравится целоваться? Так сильно, что хочется сразу с двумя людьми?!       — Эй, цитрус, ты чего? — заглядывает в лицо Хосок.       — Всё нормально.       — Да ладно тебе, я же видел, как ты смотрел.       — Что ты там видел? Я в очках. Максимум, что ты мог видеть, — это своё отр…       — Тэ.       — Ну что?       — Вы с ним это… того?       — Нет, Хоби, мы с ним не того.       — А что тогда не так? Я вижу, он к тебе тянется вроде.       — Ну да, только сосётся он всё равно с бабами, — решив умолчать о том, что Чонгук творит по ночам.       — Бро, ну не кипятись, пожалуйста.       — Да всё окей, я тут сойду, — бросает, отцепляясь от бугеля.       Тэхён вспарывает кантом снег, рассыпая его в стороны, заметив уезжая, что Хосок отчего-то выглядит очень виноватым. Но не обращает особо на это внимания. Мало ли что там в голове.       Он вообще-то планировал сегодня уж точно обо всём этом поговорить. Теперь разговаривать больше не хочет. Чонгук словно вот чувствует, когда Тэхён настроен на разговор. И неизменно исполняет какую-нибудь ерунду, останавливая.

***

      Следующие два дня ребята зависают по вечерам в гостиной нового отеля. Они снова немного выпивают. Сноубордисты действительно самый пьющий народ. Но Тэхёна на этих тусовках нет. Он хватает все заказы подряд, берёт даже очень маленьких детей, которых раньше брать опасался. Он прилично зарабатывает за пару этих дней. В общей сложности, учитывая, что занятия с малышами оплачиваются вдвойне, он отрабатывает сумму шестнадцати заказов, и это круто, потому что если посчитать всё вместе с тем, что он заработал на прошлой неделе, то это больше, чем в прошлом году за все каникулы.       И Тэхёну бы порадоваться, что всё так удачно складывается. Но, кажется, Чонгук испортил ему каникулы. Отработав последний заказ, Тэхён уезжает покататься, пока ещё не отключили подъёмники. Сегодня ночью будут работать пушки с искусственным оснежением, и склон будет закрыт.       Холодный ветер, скорость, хрустящий снег и ледяная крошка, летящая в лицо, — это отлично отвлекает, и к моменту, когда подъёмники выключают, Тэхён вымотан до предела и почти счастлив. В конце концов, какое ему дело до Чонгука? Ну, поприставал малой по пьяни пару раз. Ничего страшного. Остаток вечера он проводит в шашлычной, болтая со знакомыми ребятами, перекусывающими перед долгой дорогой в Сеул. Тэхён не ест мясо и равнодушен к шашлыку, зато обожает жареных кальмаров и глинтвейн. А потому прекрасно проводит время. Он экстраверт до мозга костей, и ему безумно нравится общаться с новыми людьми.       Вернувшись уже за полночь в отель и заметив ребят, сидящих на первом этаже, он проходит мимо, отмахнувшись от Хосока, зовущего посидеть с ними. Некрасиво, конечно. И Сокджин-хён, с которым нравится болтать о том о сём, здесь. Но сейчас так надо.       …А Чонгук, всё время сидевший внизу только лишь для того, чтобы дождаться Тэхёна, тоскливым взглядом провожает удаляющуюся фигуру и убито совершенно проводит рукой по лицу…       Этого Тэхён, конечно же, не замечает, как не замечает и отсутствия Сухён на посиделках, и многозначительного взгляда Чимина на Чонгука.       В комнате, приняв душ, смыв наконец с себя запах шашлычной и пот, скопившийся на коже за целый день на склоне, Тэхён снова гонит от себя излишнюю чувствительность, напоминая себе, что он сюда не мужиков клеить приехал. А потом слышит тихие осторожные шаги на лестнице и от греха подальше закрывает дверь на ключ.       После, уже лёжа в постели, слышит, как поворачивается дверная ручка, как её дергают. И, чёрт возьми, понятное дело, кто сейчас там стоит. Тэхён закрывает глаза. Желание побежать к двери, распахнуть её, такое острое, что он зажмуривается покрепче и говорит себе — просто показалось. Чонгук не стал бы.       В дверь, к слову, никто не стучит и открыть её больше не пытается.

***

Чон заноза в заднице Хосок: Слышь, цитрус, ты если сегодня не выползешь вечером посидеть, я на тебя залуплюсь до скончания веков >.< Ким Тэхён: Я не хочу бухать, Хоби. Чон заноза в заднице Хосок:       Ну спустись посиди с нами чуть-чуть, хотя бы ради меня, говно Ким Тэхён: Бляяяять ТТ       Тэхён откидывает телефон подальше, откидывает чёлку со лба, откидывает и все сомнения, которые атаковали два дня. Нужно держаться уверенно. Да, ему понравилось, как Чонгук его трогал, но это не повод страдать от понимания, что продолжения у этого не будет, и портить остаток каникул. Он уже достаточно побесился. Тэхён надевает любимые серые треники, облегающую спортивную футболку «Найк» и выползает из своей берлоги.       — О-о-о, свершилось чудо, спустя столько лет соизволила спуститься со своей башни, Рапунцель? — тянет Чимин, салютуя бутылкой сидра.       — Я заебался спиваться с вами, — усмехается, подходя к компании.       Тэхён игнорирует ощущение того, как противно всё оборвалось внутри, когда он краем глаза отметил, что Чонгук пересел. То ли чтоб подальше быть, то ли наоборот освобождая место рядом с собой. В любом случае как-то реагировать на это не собирается и заваливается между Хосоком и Чимином, устраиваясь на краях их мешков и надеясь, что не окажется задницей на полу. Чимин тут же по-свойски облокачивается на его колено.       — Почему вчера не остался с нами? — подаёт голос Чонгук, понявший, что к нему не сядут и развалившийся совершенно похабно с бутылкой чего-то в руках.       — Отдыхал со знакомыми ребятами из Сеула. А что, скучно без меня было? — парирует Тэхён, моментально цепляясь взглядом за глаза наглые.       — Да-а-а, очень, — тянет Чонгук, накрывая горлышко своими невероятными губами. Тэхён благоразумно отводит взгляд.       — Серьёзно, Цитрус, мы с тобой с прошлого года пару раз всего увиделись, думал, тут будем тусить по полной, а ты два дня проёбывался, — дует губы Чимин. Ему тоже нравится это прозвище.       — Да ну я спать хотел позавчера, а вчера ребята были просто…       — Нашёл новых друзей, в общем, — бросает Чонгук.       Тэхён снова смотрит на него. Чонгуково лицо остается совершенно непроницаемым.       — Да нет, я обычно верный, на кого попало не вешаюсь, просто обстоятельства так сложились, — хмыкает, понимая, что друзья притихли и следят за перепалкой. Чонгук бесит. Провоцирует зачем-то, говнюк. — А где Сухён, кстати? Что-то её не видно… — и сверлит взглядом тёмные глаза напротив.       — Да чёрт её знает, — внезапно подаёт голос Сокджин, очевидно, сообразив, что надо бы разрядить обстановку. — Пиво, сидр, редбул?       — Редбул, — отвлекается Тэхён от игры в гляделки.       Чонгук больше не лезет с вопросами, атмосфера понемногу разряжается, Тэхён расслабляется, увлекаясь болтовнёй с Чимином по поводу новой доски.       Чимин совсем на него завалился. Точнее, они оба завалились на Хоби, которому абсолютно плевать, потому что он яростно спорит с Джином о каких-то гейских теориях в Наруто. Тэхён даже не удивляется тому, что друг это начал. Серьёзно, с Хоби он ничему не удивляется.       — Мне всё равно кажется, что она мягкая слишком, — многозначительно выдаёт Тэхён, расчесывая пальцами чиминовы волосы.       — Ну, разъебусь на ней, значит, зато буду рад, что купил, — хохочет Чимин, любовно сохраняя очередной скриншот страницы интернет-магазина с фотографией желанной доски.       Тэхён в какой-то момент не сдерживает зевка. И тут же жалеет об этом. Потому что активизируется Чонгук, сидевший до этого молча.       — Спать хочешь?       — Немного, а что? Следишь за мной?       — Сон для слабаков, — улыбается мелкий и поигрывает бровями.       И Тэхён, если честно, запустил бы сейчас в него чем-нибудь. Потому что какого чёрта опять лезет?       — И?       — Ты слабак?       — Бля, малой, чё ты доебался до меня? Я тебе что сделал?       — Да я не доёбывался.       — О-о-ой, в пизду ваши разборки, Хоби, погнали похавать намутим, — тянет Сокджин за руку Хосока, тот поднимается, из-за чего Тэхён, потеряв опору, заваливается набок. Чимин, убирая телефон в карман, подскакивает за ними.       — Нет, Чонгук, ты доебался.       — Я не доёбывался, хён, — улыбаясь, дразнит.       — Ты можешь не называть меня хёном, я не намного старше. Можно просто по имени.       — Мне нравится называть тебя хёном. Ты же называешь меня «малым», почему я не могу?       — Окей, и?       — Ты во всех моих словах подвох ищешь?       — Нет, в основном в действиях, — Тэхён чувствует, что готов поссориться.       — Я могу всю ночь не спать.       — И что?       — Давай поспорим, что ты не сможешь.       — Это детский сад, Чонгук.       — Слабо?       Тэхён запускает в него чьей-то толстовкой.       — Затрахал.       — Ещё нет.       — Боже.       — Ну так поспорим?       — Только в том случае, если мы всю ночь будем сидеть здесь, на первом этаже.       — Здесь?       — А что? Ты не это имел в виду, когда спор предлагал?       — Да нет, именно это, — по голосу чувствуется, что совсем не это.       — На что спорим?       — На желание.       — Окей, — Тэхён поднимается на ноги, подходит и протягивает руку для спора. И соврёт, наверное, что не замерло всё внутри, когда Чонгук, хитро прищурившийся, пожимая руку погладил его ладонь большим пальцем будто бы невзначай.       — Хоби, разбей!

***

      На часах уже три часа ночи. Осталось сидеть от силы пять. Ребята, наевшись рамёна и подколов их пару раз по поводу дурацкого спора, давно ушли спать. Чонгук уселся рядом в кресле. Они немного продолжили дискуссию о работе, которую изначально начал Сокджин, обожающий всё, что связано с горнолыжным спортом, но чем дольше они сидели, пытаясь поудобнее устроиться в креслах, тем меньше хотелось говорить о сноубордах, искусственном оснежении, клиентах и прочем. В конце концов, три часа ночи, до них никому нет дела. К чему это всё?       — Ты давно катаешь?       — Лет шесть, может, семь, — задумчиво пощипал подбородок Тэхён. — А ты?       — Ой, я с детства, папа научил.       — Здорово. На кого ты учишься, я забыл?       — Организация работы с молодёжью.       — Вау… это?..       — Ну, я в школе занимался молодёжным самоуправлением, меня звали в наш районный департамент по молодёжной политике, нужно только универ окончить. Подумываю пойти потом туда.       — Это круто.       — А ты на кого учишься?       — На геодезиста, мне год остался.       — Точно, ты рассказывал.       И в следующую секунду Чонгук, словно это совершенно в порядке вещей, заваливается на спину и устраивает голову у Тэхёна на бёдрах. Тэхён, подняв руки, растерянно и с зарождающейся тревогой в душе, наблюдает за тем, как тот возится, устраиваясь поудобнее.       — Чонгук.       — М?       — Я гей. Поосторожнее, — просто срывается с языка.       — Я понял.       Тэхён ожидал какой угодно реакции, но не того, что Чонгук даже и не подумает отстраниться. Самое время, наверное, поговорить о том, что случалось ночами.       — А ты?       — Я не знаю.       — Что это значит?       — У меня и девушки, и парни были, меня не интересует пол.       — Пансексуал?       — Не знаю, как это так называется, — передёргивает плечами едва заметно.       — Окей… могу я?.. — кивает на свои руки, которые так и не опустил, не зная, куда их деть.       — Конечно, — улыбается Чонгук, прикрывая на секунду глаза, когда Тэхён на пробу осторожно зарывается в волосы пальцами. — Это против правил, ты заставляешь меня хотеть спать, — вскидывает затем сияющий взгляд.       — Хорошо, хорошо, не буду, — усмехается Тэхён, перемещая руки ему на плечи.       И за эту ночь они поговорили буквально обо всём. Чонгук оказался прилежным студентом, идущим на красный диплом, активистом, членом студсовета, волейболистом, а ещё играющим на фортепиано и рисующим. Чем больше Тэхён слушал хрипловатый, сонный голос, тем больше понимал, что летит с разбегу в пропасть. На фоне этого парня он сам себе показался серым. У него не так много хобби, он ходит в зал разве что и много читает. А так всю жизнь занимает учёба и зимой сноуборд. Но Чонгук нашёл повод восхититься его смелостью, когда Тэхён рассказал о своём каминг-ауте. Чонгук, оказывается, тоже живет в Сеуле, только на другом конце города. Наедине Чонгук, оказывается, очень мало матерится, а когда что-то рассказывает долго, непременно начинает что-нибудь теребить или ковырять — за четыре часа беспрестанных разговоров разлохматил нитку, торчащую из рукава тэхёновой футболки, отковырял заусеницу на его пальце и изгрыз себе всю губу. Тэхён понятия не имеет, зачем это всё подмечал. Дурные привычки вроде бы. Но кажутся такими невозможно милыми. Так вот, поговорили они обо всём… но не о том, о чём нужно бы.       — Так вы с Сухён встречаетесь? — рискует-таки задать вопрос Тэхён.       — Нет, она предложила, даже поцеловала, — он на секунду перестаёт поглаживать пальцем шею Чонгука, чем занимался весь последний час. Тот замирает, смотрит как-то долго. Потом промаргивается и продолжает: — Я отказался, она обиделась.       — Отказался? Почему?       Чонгук снова смотрит своими огромными тёмными глазами.       — Не знаю, просто не хочу, — капризно заявляет, поворачивается набок и суёт руки ему за спину, обнимая. Лицом утыкается в живот, давая понять, что на эту тему разговор окончен.       Тэхён, только-только расслабившийся, снова не знает, куда себя деть. И как дышать — тоже не знает.       — Чонгук, ты уснёшь так, — осторожно начинает.       — Не усну, час всего остался.       — Ну, смотри сам.       А потом Тэхён забивает на то, что внутри всё опасно трепещет и очень хочется обхватить это лицо ладонями и поцеловать наглеца. Чонгуку можно было посреди ночи его ласкать. Значит, и Тэхёну хотя бы что-то можно. Он начинает легонько гладить вихрастую макушку, перебирать пряди волос, осторожно массировать кожу головы, и да, Чонгук был прав, это против правил, потому что спустя пять минут таких вот незамысловатых движений, это чудо засыпает. Раза два ответив «Хён, я не сплю», на третий раз уже не откликается. Тэхён ликует, потому что это хоть и детский сад, но он выиграл. Сам решает не спать, потому что, во-первых, нельзя вот так тут заснуть, чтобы кто-то застал, а во-вторых, не хочется опять проснуться в одиночестве. И Тэхён стоически дожидается утра.

***

      — Чонгук, просыпайся, — Тэхён легонько щекочет Чонгука за ухом. Тот в ответ мычит и только сильнее лицо прячет. — Чонгук-и, — дует в шею.       Чонгук начинает ворочаться, сжимает посильнее в объятиях, а затем, кряхтя, начинает подниматься.       — Чуть не раздавил, — хрипло бросает ему Тэхён, наблюдая за тем, как Чонгук трёт руками глаза и хнычет.       — Бля, мало того, что не выспался нихуя, так ещё и проиграл, нафиг я вообще это начал, — зевает, упирается локтями в коленки и запускает пальцы в и без того взъерошенные волосы.       — Ну, чё уж теперь ныть, — ёжится Тэхён. Стало прохладно, когда Чонгук выпутался из объятий.       — Тэ-хён, почему ты мне не сказал не заниматься такой херней? — тот капризничает.       — Я сказал, что это детский сад.       — Ты же старше, не надо было вестись на провокации, хён, зачем ты согласился? — вскидывает сонный взгляд, глаза красные.       «Потому что хотел провести с тобой время»       — Чтобы в следующий раз знал, как со мной спорить. Хорош хныкать, хорошо же посидели, ты даже поспал чуть-чуть. Не понравилось моё общество?       — Ладно, всё, не ною.       — Пошли работать.       — Я не вывезу.       — До пяти потерпи, потом можно свалить, — Тэхён, последний раз потянувшись, отправляется в комнату собираться на работу. И не замечает, как младший закусил губу, проводив его довольным взглядом.

***

      После бессонной ночи настроиться на рабочий лад так и не получилось. Куча мыслей отвлекала от происходящего, голова разболелась, и хотелось чего угодно, но только не работать. Тэхён с трудом и мученическим выражением лица отработал три заказа, всё остальное время промёрзнув понапрасну на склоне, и едва часы показали заветные семнадцать ноль-ноль, сорвался в прокат отпрашиваться у Намджуна. За все каникулы он ни разу не отлынивал от работы, а потому должны легко отпустить. Собственно, Намджун и отпустил спокойно.       — Хён?       — Чонгук? Ты чего тут?       — Я отпроситься пришёл, а ты отпросился уже?       — Да, я свободен.       — Не хочешь сходить поесть куда-нибудь? — бросает, поправляя балаклаву.       — Сейчас?       — Ну да, подождёшь меня?       Тэхён вообще-то хотел сейчас с разбегу и в кровать. Но…       — Да, конечно, я ужас какой голодный.       — Пять сек, — кивает Чонгук и скрывается за дверью проката.       Долго ждать не приходится, спустя десять минут они уже подходят к новому отелю.       — Стой, хён, давай лучше в шашлычку какую-нибудь? Я не хочу… там сидеть.       Тэхён не понимает, зачем идти куда-то, если можно прям в отеле поесть?       «Она предложила. Я отказался»       — А… да, хорошо, пойдём в другое место.

***

      — А вообще, я уже заебался бухать. Я в этом году потому и ехать не хотел, потому что потом мне на тренировках две недели мучаться, выгонять из себя это всё, — задумчиво говорит Чонгук, покусывая трубочку, через которую до этого с удовольствием пил глинтвейн.       — Так ты же тут катаешься, это же тоже спорт.       — Не, это разные вещи, на волейболе я прям упарываюсь на тренировках, тут другое совсем.       Тэхён понимающе кивает головой. Они уже больше часа сидят в одной из шашлычных беседок, Чонгук до отвала наелся мяса, он сам, поддерживая легенду о том, что голодный, купил себе парочку жареных кальмаров. Но что действительно было лучшим решением — это глинтвейн. И отогрелись, и выпили, и вообще глинтвейн зимой — чудотворная вещь.       У Тэхёна, изначально собиравшегося пойти сразу отдыхать, словно открылось второе дыхание, и спать перехотелось полностью. Ему настолько приятно и комфортно в обществе этого мелкого демонёнка, который забрался уже куда-то в подкорку мозга, и если не рядом, то в мыслях постоянно, что просто ужас. Тэхён и дальше сидел бы и болтал обо всём и ни о чём, соприкасаясь коленками, наблюдая за тем, как Чонгук кусает губы, когда думает, как мило улыбается, как ерошит волосы периодически. А ещё — вот в этот момент Тэхён себя максимально странно почувствовал — ему буквально нравилось наблюдать, как младший ест. Милые розовые губы, пухлые щеки, даже чавкает очаровательно. Это настолько было странно и нелепо, что в какой-то момент Тэхён себя одёрнул, и оставшееся время старался не пялиться. О чём и пожалел, когда заметил, что Чонгук буквально засыпает за столом, опираясь на руку. Лучше бы пялился, пока время было.       — Давай, сворачиваем вечеринку.       — А что такое? Спать сильно хочешь? — едва разлепляя глаза.       — Молодой, ты на столе сейчас уснёшь, пошли.       — Ладно, ладно, чё сразу молодой-то…       — Ну а как с тобой по-другому? Сам поспорил, развыпендривался, и что в итоге? Такой лошара…       — Хён! — Чонгук краснеет ушами от негодования и лупит его по плечу.       — Ай, — он отпрыгивает, — а ночью ты был понежнее, — добивает, впервые дав понять, что прекрасно всё помнит и непротив бы всё обсудить.       Впрочем, тут же жалеет об этом, потому что Чонгук заливается краской полностью, хватает вещи и, бросив на ходу какое-то нелепое «Я пойду, пока», исчезает в толпе туристов.       — Ладно, окей, возможно, не стоило об этом вообще разговаривать. Блять, нам что, двенадцать, чтоб так себя вести? — в пустоту.

***

      Количество оставшихся дней новогодних каникул стремительно пошло на убыль. Количество заказов тоже, так как основные зимние праздники прошли, и многие уже вышли на работу. На базе стало тише, очередь на подъёмник сократилась раза в два, если не больше.       После того, как вечером Чонгук не пришёл играть со всеми в покер, Тэхён ожидал, что тот будет избегать его изо всех сил. Из-за того, что он ляпнул в шашлычной. Но неприятные ожидания не оправдались, Чонгук появился на следующий день в гостиной нового отеля, на вопросы друзей, почему тусовки пропускает, ответил, что после спора очень хотел спать и не смог вечером проснуться. И до поздней ночи был в компании как обычно, как обычно шутил, как обычно уделял Тэхёну много внимания, что-то спрашивал, обсуждал с ним фильмы и аниме и, казалось, совершенно не стеснялся сидеть на одном кресле или пить из одной бутылки.       Тэхён пытался ловить его взгляды, ловил, и они… оказывались совершенно обычными. Чонгук не отводил глаз, улыбался вопросительно, мол, чего смотришь, делился едой и общался с ним больше, чем на всех прошлых тусовках. И ни у кого даже вопросов не возникло. Потому что выглядели они с Тэхёном такими… друзьями. И это неожиданно смущало.       Тэхён ужасно надеялся, что Чонгук попросится ночевать, но этого не случилось. Он нарочно оставил дверь номера открытой, и был неприятно удивлён тем, что тот так и не пришёл.       Не пришёл и на следующий день. И через день тоже не пришёл. Был на каждой тусовке, общался, шутил, сидел рядом, но каждый вечер уходил спать в другой отель, в свою комнату, а Тэхён губы кусал и злился, что осталось так мало времени и нет ни единой возможности остаться наедине и поговорить.

***

      Шарик для пинг-понга скачет по столу туда-обратно, то и дело попадая в стаканчики с выпивкой, за окном порошит снег, Сокджин негромко завывает под гитару, откуда-то слышится смех Намджуна, а в воздухе витают ароматы жареного мяса и морепродуктов.       — Есть! Давай, пей!       — Хосок, ты задолбал, я опять нахерачусь…       — Давай пей, не ной.       Чимин со страдальческим выражением лица берёт стаканчик со стола и опрокидывает его, поморщившись.       — Не переживай, я тебя спать отведу потом, — Хоби заботливо хлопает его по спине.       — Ага, знаю я, как ты отведёшь, мне Тэ рассказал, как вы в тот раз мне чуть снега зашиворот не напихали, — пьяно тянет Чимин.       В бир-понг он играет из рук вон плохо в отличие от Хосока, который, кажется, на все руки мастер.       Тэхён наблюдает за друзьями издалека, сидя на барном стуле. Сегодня в гостиной необычайно много народу, к их обычной компании добавились ребята из кафетерия старого отеля, персонал проката и операторы подъёмника. Даже Намджун — их непосредственный начальник — тут зависает, Чонгук тоже присутствует. И эта тусовка по атмосфере прилично так отличается от всех предыдущих: в компании ощущается какой-то общий грустный настрой. Оно и понятно — скоро все разъедутся, и не факт, что они ещё раз увидятся в этом сезоне. Не все ведь приедут после даже чтобы хотя бы покататься. А ещё это первый вечер, когда Чонгук не обращает внимания от слова «совсем».       Тэхёну не то чтобы было скучно. Он поиграл с Хоби и Чимином в бир-понг, пообщался с Сокджином, договорившись о встрече в Сеуле на днях, даже немного поболтал с девчонками из кафетерия, которые все каникулы на него пялились, конечно, но в наглую пообщаться не подходили. А тут решились. Сонгыль взяла номер телефона. Всё бы ничего. Весело, классно, вокруг люди крутые. Но не то. Потому что тот, чьего внимания хочется сильно, не смотрит.       И непонятно, на самом деле, испорчены ли каникулы, как Тэхён боялся, или всё же нет. Это дурацкое чувство, которое его накрывает рядом с Чонгуком… это не любовь с первого взгляда, увольте. Этих взглядов — обычных, необычных, просто дружеских или оценивающих — миллион было что в прошлом году, что в этом. Это какое-то непонятное предчувствие того, что ты однажды упадёшь в человека, если не будешь осторожен, что можешь влюбиться без памяти, а потому ты постоянно находишься в состоянии ожидания или какого-то странного предвкушения неизвестно чего. Вот такое чувство. Оно не оставляло Тэхёна все эти две недели, из-за чего и каникулы-то эти ощущались по-другому. Не так, как всегда, и действительно пока неясно, негативная это разница или позитивная. Но тянет по Чонгуку безумно, и уезжать не хочется. И это, пожалуй, минус.       Когда Тэхён тихонько, под шумок, уходит в свою комнату, его никто не зовёт посидеть подольше, кажется, каждый нашёл себе компанию и занятие по душе, каждый, кроме Тэхёна, в общем-то.       Он успевает сходить в душ, собрать вещи, чтобы завтра перед отъездом не возиться, залезть под тёплое одеяло и даже задремать до того, как в дверь кто-то тихонько постучался. Сердце болезненно ухает вниз, только-только пришедшая сонливость моментально пропадает, будто и не было её, и мгновенно возникает совершенно идиотское, раздирающее надвое желание бежать скорее к двери, распахнуть её, и одновременно — закрыться на все замки и спрятаться.       — Открыто.       Никто не входит. Тэхён пугается, что неожиданный (очень ожидаемый) посетитель ушёл, не дождавшись ответа, но стук повторяется.       — Чёрт, говорю же, открыто.       Он выпутывается из одеяла и направляется к двери, открывает её с замирающим сердцем, чтобы обнаружить за ней переминающегося с ноги на ногу Чонгука. Ну, вот он: снова пьяный, снова посреди ночи заявился, снова потом будет прятаться.       — Чонгук?       — Можно мне войти?       — Обычно ты не спрашивал.       — Вообще-то я без разрешения всего один раз вошёл, и то очень пьяный. Так можно? — бросает нервно.       Тэхён всматривается в его лицо в полумраке коридора и понимает — Чонгук не прямиком с пьянки к нему заявился. Успел переодеться в обычный растянутый лонгслив и треники, от него пахнет зубной пастой и каким-то вкусным гелем для душа, не похожим на ядерные мужские с непонятными запахами, это скорее что-то сладкое, а ещё у него мокрые волосы, влажные прядки на кончиках успели застыть, очевидно, пока бежал от одного отеля до другого по морозу.       Он отходит в сторону, впуская парня внутрь, тот осторожно прикрывает дверь, закрывает её на ключ и, поворачиваясь, становится почти вплотную, близко-близко. Тэхён подхватывает одну прядку пальцами и сжимает, она хрустит, замёрзшая, и он поднимает на Чонгука негодующий взгляд.       — Ты совсем с ума сошёл, с мокрой головой зимой по улице бегать?       — Сошёл, — вполне себе серьёзно заявляет Чонгук, придвигаясь ещё ближе и опуская руки ему на талию, от чего Тэхён вздрагивает.       — Ещё скажи, что это из-за меня, и я отправлю тебя обратно в ту дораму, из которой ты припёрся, — Чонгук молча делает пару шагов, заставляя и его пятиться, выводя на середину комнатушки.       — А я и скажу.       — Не надо, боже, мои уши не выд…       — Ты настолько сильно с ума меня сводишь, что у меня буквально ощущение, что я могу в тебя безумно влюбиться, Тэхён. Что ты со мной сделал?       — Ч-что?       — Что ты сделал со мной? Меня ни один парень никогда так не привлекал.       — Ты же говоришь, что не делаешь различий между полами, значит, привлекал кто-то.       — Это было о сексуальной стороне вопроса. А тут дело вообще не в сексе, — Тэхён запоздало замечает, насколько крепкими стали объятия — сильные руки вжали в горячее тело, не двинешься.       — Почему тогда нельзя было нормально поговорить?       Здорово было бы обсудить всё сейчас, здорово было бы выяснить, почему Чонгук бегал всё это время и появлялся лишь ночами, здорово было бы понять, чего вообще добивается и как будет дальше происходить их общение. Здорово, да.       Но Чонгук, очевидно, считает иначе, молча перемещая ладонь на его шею.       — Малой, давай поговорим.       — Хён… — горячее дыхание оседает на тэхёновых губах, и он забывает, как его зовут, сколько ему лет и где он родился. — Хён, я так хочу поцеловать тебя. По-настоящему поцеловать, хён, — секунда, и у Тэхёна вместе с головой отказывает процентов тридцать организма — не способен он в такой раскалённой обстановке работать.       А потом Чонгук, не сказав больше ни слова, прижимается своими невероятно мягким губами к его губам. И они сладкие, хоть и чувствуется привкус мятной зубной пасты.       Возможно, Тэхён мучился вопросом, такие ли они мягкие, как ему запомнилось, или нет. Возможно, Тэхён во время их спора из последних сил себя сдерживал, чтобы осторожно не потрогать нежную нижнюю, слегка надавив на неё большим пальцем. Возможно, в момент, когда Чонгук его поцеловал, Тэхён всхлипнул и прижался слишком жарко для первого поцелуя. Возможно.       — Господи, хён… — Чонгук отрывается первым, скользит по его лицу совершенно пьяным взглядом и, склонив голову вбок для удобства, по-новой впивается в его губы своими, нежно ласкает их, прикусывая в нетерпении, обводит языком, зарывается пальцами в волосы на затылке.       — Чонгук, что мы делаем? — выдохом в губы, цепляясь беспомощно за мягкую ткань чонгукова лонгслива.       Чонгук не отвечает ничего. Наверное, потому что и ежу понятно, что они тут делают. Проникает беспардонно языком в рот, отрывается от губ, внезапно перебираясь на шею, сжимает руками его бока и иногда ягодицы, и в какой-то момент, похоже, применяет силу, потому что Тэхён и заметить не успел, как оказался придавлен чужим телом к матрасу. И без футболки.       Язык горячий, юркий и напористый. Поцелуи требовательные, и кожа не шее горит. Тэхён чувствует, как на ней расцветают засосы. Чувствует, как начинает возбуждаться настолько, что уже не имеет идей, как потом будет с этим бороться. Он стягивает с Чонгука лонгслив, прикусывает его плечо, тот в ответ рычит совершенно очаровательно и, грубо подтянув его по кровати повыше, начинает жаркими, влажными поцелуями, обласкав соски, заставив захныкать от удовольствия, спускаться вниз по груди всё ниже и ниже, целует живот, языком обводит выступающие кубики пресса. Тэхёна впервые посещает самодовольная мысль, мол, не зря качался.       «Код красный» активируется в голове, когда Чонгук, нарочито нежно и сладко выцеловывая его живот по линиям косых мышц, тянет зубами вниз резинку его шортов.       — Тшш, ты чего делаешь?! Тормозим, малой!       — Нет, — мотает головой упрямо, от рук отбивается, — убери руки, ну, дай я сделаю то, что хочу.       — Чонгук…       — Я сказал, убери, — бодает головой тянущуюся к нему ладонь.       — Но, Гук-и…       — Тише, сладкий хён, получай удовольствие, — что-то в голосе заставляет Тэхёна перестать дёргаться.       Возникает вдруг неприятная мысль, что Чонгук, возможно, просто хочет секса и нагло сейчас разводит, но тот, воспользовавшись замешательством, уже стянул с него шорты вместе с бельём, и додумать Тэхёну не даёт горячая ладонь, обхватившая стоящий и обильно сочащийся предэякулятом член.       — Ты хочешь меня, — самодовольно заявляет Чонгук.       — Блять, Чонгук… — Тэхён шипит и пытается свести колени, задрожав всем телом, когда Чонгук на пробу проводит рукой от основания до головки. И всхлипывает, когда тот большим пальцем осторожно давит на уретру, оттягивает нежную кожу уздечки и слизывает выступающую жидкость языком. — Ах, бля… — Тэхён дрожит снова, непроизвольно выгибаясь навстречу касаниям.       Чонгук улыбается, совсем как маньяк, и осторожно смыкает губы на головке.       «Всё, пиздец», — это всё, что успевает подумать Тэхён.       А в следующую секунду, когда член до основания входит в горячую глотку, он уже закусывает ребро ладони, чтобы не быть слишком громким. Почему он это позволяет, подумает потом.       Неизвестно, сколько было у Чонгука парней. Делал ли тот всё сейчас по наитию или действительно умеет в оральный — непонятно. Но это точно был один из самых горячих минетов в жизни Тэхёна. У него их не то чтобы вообще много было. Штук пять за всю жизнь, по правде говоря. Но даже так ему есть с чем сравнивать. И это отрыв башки, если быть до конца честным.       Поэтому, возможно, Тэхён потом будет еще долго просыпаться от липких снов, долго вспоминать, как Чонгук с пошлыми, гортанными звуками почти упирался носом в лобок от того, насколько глубоко брал в рот, не стесняясь иногда давиться, как присасывался к головке и вылизывал языком выступающие по стволу вены, как посасывал яички и массировал пальцами мошонку, как сглатывал слюну вперемешку с предъэякулятом, тихонько постанывая, смотря снизу-вверх и проводя рукой по собственному члену.       Тэхёну бы помочь ему тоже. Поласкать его, ведь тот так старается. Но хватало его только на то, чтобы цепляться изо всех сил пальцами за плечи Чонгука или мять простыню, на деле пытаясь уцепиться хоть как-то за остатки здравого смысла.       Колючее, безумно приятное тепло начинает собираться из уголков всего тела и сознания, кажется, слишком быстро. Тэхёну башню сорвало, конечно, ужасно, но он, оказывается, в состоянии понять, где вообще граница и, осторожно отстранив парня от себя, подтягивает его резво вверх, пробирается рукой к члену, хотя Чонгук упорно порывается продолжить экзекуцию.       — Я почти всё, Чонгук, тихо, — едва получается из себя выдавить.       Тот понимает сразу, стягивает свои треники, чтобы совсем не запачкать и чтобы Тэхёну было удобнее ласкать, устраивается поудобнее, обхватывая возбуженный до болезненного член Тэхёна, и принимается доводить его до разрядки рукой.       Тэхён обязательно на следующий день загрузится по этому поводу, ведь поддался опять, не оттолкнул, но это будет завтра, а пока… А пока он впивается в губы Чонгука с таким остервенением, какого и сам от себя не ожидал. Чонгук издаёт какой-то удивлённый сдавленный звук, а потом расслабляется, позволяя целовать себя невозможно глубоко и нежно, моментально под его руками разомлев. Потом внезапно дрожит всем телом и тихонько стонет, кончая ему на живот. Тэхён, впрочем, хоть и перетянул на себя инициативу, вообще-то и сам давно на грани, а потому догоняет Чонгука быстро, крепко прижимая к себе и продолжая целовать. И потому, что Чонгук, даже кончив, продолжает постанывать и шептать его имя и горячечно — «хён».       — Да… вот так, — Тэхён отстраняется.       Чонгук очень горячий в его руках, очень дрожит и очень сбивчиво дышит. Уличное освещение позволяет ухватить детали. Ресницы трепещут, щёки алеют, на лбу и над верхней губой испарина, губы красные и контур смазался. Красиво невозможно. А ещё… как-то будто не по-настоящему.       Неловкость, накатывающая моментально, тем не менее самая что ни на есть настоящая. Тэхён молча выпускает Чонгука из объятий, перегнувшись через край кровати, вытаскивает из близстоящего рюкзака пачку влажных салфеток, и так же, не говоря ни слова, обтирает и себя, и его. Тот даже не сопротивляется. Тэхён натягивает свои шорты, а на мелкого с трудом натягивает его треники, встаёт с постели, выкидывает использованные салфетки, поднимает с пола футболку, окончательно успокаивая дыхание, и собирается уже было одеться полностью, но:       — Не надо… надевать это, — невозможно хрипло. Огромные глаза блестят в полутьме комнаты. Тэхён подвисает.       — Но… хорошо. Ты тоже не будешь?       — Нет, не надо одежду.       — Как скажешь. Хочешь… попить?       — А у тебя есть?       Тэхён вытаскивает из рюкзака бутылку воды, открывает её для него, дожидается, пока попьёт, убирает обратно, проскальзывает в постель, накрывает Чонгука одеялом и, поразмыслив буквально пару секунд, тянет его к себе на грудь.       — Так удобно?       — Угу.       — А вот так? — обнимает покрепче.       — Так ещё лучше.       — Чонгук…       — Пожалуйста, хён, давай не сегодня.       — Малыш, а когда?       — Малыш? — явно устал, но в глазах бесенята пляшут.       — Ну, ты младше, — Тэхён обводит его губы большим пальцем по контуру. — Можно так называть?       — Можно, — довольно улыбается.       — Всё равно нужно поговорить.       — Дай мне подумать минуты две и с мыслями собраться, ладно?       — Хорошо, пять минут тебе даю, думай.       Тэхён покорно выжидает положенное время, намереваясь предложить продолжить общение после отъезда, собираясь позвать на свидание, готовясь разговаривать обо всём на свете. Но когда окликает, оказывается, что Чонгук наглым образом уснул. То ли нарочно избегая разговора, то ли случайно.       — Вот чёрт…

***

      В голове смешалось всё абсолютно. Так ничего и не выяснив, засыпать было очень сложно. Но сопящий под боком Чонгук немного успокаивал, позволял расслабиться. В конце концов, Тэхён по-прежнему любит прикосновения.       «Главное, не проснуться в одиночестве, это будет слишком», — всё, до чего получилось в итоге додуматься.       А потом наступило утро…       Тэхён с трудом разлепляет глаза, выключает назойливый будильник и ворочается на кровати, пытаясь прогнать сон. Толком потянуться не даёт тяжесть чужого тёплого тела, и внезапно прошивает осознанием, что тут ночью произошло.       Чонгук мирно сопит, губы совершенно очаровательно припухли ото сна и от того, что вчера поработали основательно. Тёмные волосы разметались по подушке в полном беспорядке, влажные с вечера пряди высохли как попало.       Тэхён смотрит на эту картину, и привычное уже за две недели чувство «чёрт, я ведь могу в тебя безумно влюбиться» дополняется множеством других. Неловкость топит с головой — Чонгук ему отсосал, боже; чувство вины — Тэхён поражается своей глупости, как он мог позволить это сделать; недосказанность вообще вызывает какое-то смятение — они так и не поговорили, и совершенно непонятно, почему это всё происходит. А ещё почему-то присутствует ёмкое, мерзкое и всепоглощающее ощущение собственной использованности. У Тэхёна после всех этих ситуаций, когда он просыпался один утром, а потом натыкался на игнор, нет доверия к Чонгуку. Мысль о том, что тот просто захотел приятно провести время, а потому сейчас проснётся и пропадёт опять… пугает. Тэхёну Чонгук определённо нравится, и не хочется его потерять. Но оказаться взаправду использованным не хочется чуточку больше. Не хочется остаться просто друзьями (никем) и не общаться после отъезда. И в глаза смотреть страшно почему-то.       Именно поэтому Тэхён, осторожно выпутавшись из крепких объятий, сползает с кровати, накрывает сонно ворочающегося Чонгука одеялом потщательнее, чтобы не замёрз, и тихонько, даже не умывшись, стараясь не издать ни единого звука, вытаскивает в коридор все свои вещи, прикрывает дверь, натягивает штаны и толстовку, и направляется к Намджуну. Делает почему-то именно то, что не хочется.       Он не стал будить Хоби, не стал ждать, пока соберутся остальные ребята, кто уезжает сегодня. Забрал зарплату у Намджуна, тепло, но скомканно попрощался и утрамбовал вещи в первый же автобус, понятия не имея, правильно ли вообще поступает.