Вкусные эмоции

"Ох, Геральт, оставь ты её в покое, уступи ей. Видишь, как она смотрит... Как мой Бобик, когда у него был заворот кишок"

Золтан Хивай: "Ведьмак 3: Дикая Охота"

***

      Арсению удалось затащить Антона в постель. Ну, нет, не в этом… Не в том смысле. Просто лежат теперь в кровати Арса, у него дома и разговаривают о самых разных вещах. Прерывается Арсений только на поцелуи. Антон не против. Более, чем просто не против.              Есть, конечно, некоторая опасность в близости, в такой близости человека, в которого ты влюблён до одури. У Арсения уже достаточно давно никого не было в кровати (в том самом смысле), и то, что сейчас с ним в кровати Антон (не в том смысле) безумно дразнит начавшее копиться неудовлетворение и, что важнее, желание чего-то такого с Антоном.              Шаст, кажется, это прекрасно понимает. И по его глазам и дыханию не скажешь, что не хочет тоже. Но ещё рано, Арсений прекрасно это понимает, не торопит ни себя, ни Антона. Они всего пару часов как пара, у Шаста явно проблемы с тем, чтобы это осознать, он даже целоваться лезет как-то боязно, будто бы у него нет на это каких-то прав. О каком сексе сейчас говорить? Но Арсений был бы не против. Надо переставать об этом думать.              — Надо определиться с планом на завтра, — переключая мысли в безопасное русло, шепчет Арсений. — У тебя каникулы, но мне-то завтра на работу.              — Как плохо это звучит, — прыскает тихо со смеху Шаст. — Мне как будто четырнадцать, а тебе тридцать.              — Иу. Нет. Как ты там вечно говоришь? Осуждаю.              — Ага, — весело фыркает Антон.              — А почему именно это слово?              — Не знаю, так с твича повелось, я же своего рода стример, — неловко улыбается Антон. — В политике пользования твича есть определённые пункты, из-за которых твой стрим могут в момент свернуть. Типа сейчас это, вроде, и на ютубе, не знаю. На многих ресурсах, но на твиче, кажется, раньше всего началось. Типа использование слов из разряда «пидорас», «нигер», э, «наркотики»? Слова, которые кого-то принижают или… Ну вот с «наркотики» я хуй знает, как это работает. Если сам сказал это слово — пока-пока, стрим. Если говорит, допустим, персонаж игры, главное, вовремя обозначить своё отношение. Типа если говоришь «осуждаю», ты как бы демонстрируешь своё отношение к этому явлению или выражению.              — А в жизни столько «пидорасов» я от тебя услышал, что…              — Да я же… Да, блять, я правда не использую это как оскорбительную лексику, — бубнит Антон. — Если я этим словом ругаюсь, то я имею в виду «плохой человек» типа, а если называю персонажа нетрадиционной ориентации так, то не со зла. Типа… Вот козёл. Ты можешь это слово использовать как оскорбление, но это не значит, что у тебя херовое отношение к козлятам. Ну… Блять.              — Я понял, Шаст, я понял, — посмеивается Арсений, с упоением смотря на то, как каждая эмоция отображается у Антона на лице.              — Но при этом как бы… С друзьями вообще всё ломается. Типа на том же примере с козлами, ну, называю я Иру козой, и что? Я не оскорбляю её, но и не считаю её реальной козой. Лексика… Странная штука.              — Ты называешь Иру козой? — смешливо переспрашивает Арсений, изгибая бровь. — Интересно услышать, что она об этом думает.              — Да я спрашивал, ну, у меня часто случается какой-то внутренний диссонанс, типа точно ли я сейчас не перегнул? Может, это звучало обидно. Поэтому спрашиваю прямо. Вообще часто ловлю себя на том, что со стороны выгляжу конченным грубияном… Постфактум. А в моменте будто бы не получается других слов подобрать. Одна из составляющих моего спокойствия рядом с тобой, пожалуй… Ты ни на что не обижаешься.              — Ты никогда не говорил ничего на самом деле ужасного, Шаст. Поверь, я знаю, что порой могут сказать люди, а ты… Это так. Как щипок в бок. Не больше.              — Ну у некоторых нежная кожа, — припоминает с грустной улыбкой Антон. — Кто знает, может, однажды щипок оставит нехилый синяк.              — Может, — легко пожимает плечами Арсений. — А может, и не оставит. Гадать нет смысла.              — Живёшь только этим днём?              — Э, нет, сказал же, надо придумать план на завтра, — расплывается в хитрой улыбке Арсений, возвращаясь к изначальной теме. — Я поеду на работу. Не хочу тебя будить в восемь утра…              — Но так будет лучше, — жмёт плечами Антон.              — М, почему? Я бы мог оставить тебе второй ключ, ты бы доспал свои часы, а потом уже как хочешь. Хоть целый день у меня проваляйся, хоть езжай к себе. Как тебе будет удобно.              — И нормально это для тебя? — скептично тянет Антон. — Оставлять вот так другого человека в своей квартире, ещё и второй ключ от неё отдавать?              — Боже, — стонет Арс, закатывая глаза. — А ты что сделаешь такого? Ограбишь меня? Или устроишь тут вечеринку со своими одновузниками? М, продашь мою квартиру за день?              — Кто знает, — буркает недовольно Шаст.              — Я знаю, — со спокойной улыбкой отвечает Арсений. — Я знаю, Шаст. Ты будешь дрыхнуть до обеда, а потом поедешь домой или останешься до вечера, максимум, чем мне это аукнется — чуть большим расходом электричества, потому что ты можешь засесть на целый день в телек.              — Я поеду таксовать днём, чтобы освободить вечер, — бубнит Антон.              — Ну вот, выходит, план есть, — мурлычет довольно Арсений, льнёт боком к Антоновой груди, улёгшись на спину. — Серёжа меня этому научил.              — Блять, даже не знаю, хочу ли я спрашивать, чему именно…              — О чём ты там думаешь? — насмешливо тянет Арсений, косясь на Шаста. — Он научил меня вопросу, который значительно упрощает жизнь. Когда загоняешься, стоит ли делать что-то или нет, просто спроси себя: «Если сделаю или если что-то произойдёт, что самое херовое может случиться?». Хотя с тобой это не будет работать, богатая фантазия с пессимистичными взглядами до добра не доведёт, — машет рукой в воздухе Арс. — Ты на вопрос «Что самое херовое может случиться, если я останусь у Арса на день дома» точно придумаешь кучу какой-то херни из разряда: случится короткое замыкание, и я устрою пожар и спалю дом!              — И такое бывает вообще-то!              — О чём и речь, — посмеивается тихо Арсений. — Когда будешь уходить, если всё-таки поедешь таксовать, закрывай на верхний замок, хорошо?              — Угу.              — Я оставлю ключ на тумбочке в прихожей.              — Хорошо, спасибо.              — За что «спасибо»? За то, что не закрываю тебя на сутки в доме без шанса уйти? Тебе бы с самооценкой поработать, Шаст. Как там говорил Человек-Паук Тоби Человеку-Пауку Эндрю? «Давай самооценку поднимем чуток. Ты. Просто. Великолепен. Давай, скажи это: «Я великолепен»».              — Отвечу так же, как Паучок Эндрю: «Ты сказал, я тебе верю».              — Ага, а в глазах у него ни капли веры в это, — буркает Арсений.              — Паучок Тоби твой любимый среди, ну, всех? — с улыбкой спрашивает Антон.              — Ты соскальзываешь с темы, — с упрёком говорит Арс, тяжко вздыхая. — Ну, я всё-таки стар… Я на нём вырос, смотрел первого Паука ещё на кассетах.              — Ого, вот вам и разница в три года.              — Говнюк, — фыркает весело Арсений. — А у тебя какой любимый?              — Эндрю Гарфилда, — кивает Антон. — Но Паучка Тоби я тоже очень люблю. А вот последнего… Я не люблю детей.              — Оке-е-ей, — весело тянет Арсений, расползаясь в широкой улыбке.              — Блять, да не в этом смысле! Даже не детей, а скорее… Подростков?              — Да-да, Шаст, я понял.              — Персонажей. Персонажей-подростков. Вот так.              — Ага, — посмеивается Арсений.              — Ну вот что ты начинаешь? Ты прекрасно меня понял, — бурчит недовольно Антон. И вроде недовольствует, а к боку Арсения плотнее прижимается, обнимая одной рукой поперёк живота. — Не нравятся мне эти драмы в ноль лет. И нет, стой, я прекрасно понимаю, что бывают разные случаи, но конкретно… Блять.              — Опять запутался в словах? — умилительно улыбается Арсений, поворачивая голову, чтобы поцеловать в лоб. — Всё нормально, я понял.              — Спасибо.              — Перестань за всё благодарить.              — Не спасибо.              — Дурачьё, — прыскает со смеху Арсений.              — М, а вообще, если по Марвел пойдём, кто любимый персонаж у тебя? У меня Сокол.              — Лучник?              — Нет, это Соколиный глаз.              — А кто такой Сокол???              — Ну вот, приехали, — бубнит Антон. — Сокол. Сэм Уилсон.              — Сразу стало понятнее, это что за максимально серое имя?              — Блять, ну тот, который бегал с Капитаном Америка, и такой: «Я слева!». Темнокожий. С железными крыльями, чёрно-красный костюм.              — А-а-а. Сделаю вид, что вспомнил.              — Понятно всё, — закатывает глаза Антон. — Ну так, а у тебя кто?              — М, Барон Земо?              — Блять, какой ты всё-таки мутный тип, Арс, это пиздец, — фырчит Шаст, утыкаясь носом в макушку. — Хотя я всё понял ещё по выбору персонажей в «Ведьмаке» и… Опять запутался в словах, хотел спросить, кто у тебя любимый в «Ведьмаке», — тараторит, запинаясь чуть ли не на каждом слоге, Антон.              Арсений расплывается в широкой улыбке, чуть отодвигаясь. Заглядывает в лицо Антону, щуря хитро глаза. А этот красный, будто весь день пролежал с открытым лицом на пляже где-нибудь в Испании.              — Ша-а-аст, — мурлычет Арсений, — я знаю, что ты присматривался ко мне больше года. После того, как мы с Пашей обсудили «Ведьмака» в «Сешат».              У Антона, судя по лицу, мини инфаркт. А может, и не мини.              — Всё нормально, — успокаивает Арсений, целуя в уголок челюсти. — Тебе просто нужно было время, да?              — Откуда? — сипит испуганно Шаст. — Откуда ты знаешь?              — Паша проговорился, — пожимает плечами Арсений, успокаивая ласковыми поглаживаниями по щекам и вискам. — Всё в порядке, Шаст, правда.              — Вот тебе и конфиденциальность клиентов, блять…              — Нет, он не хотел это раскрывать, — тут же взволнованно начинает оправдывать Волю Арсений. — Он скорее случайно проговорился, а потом пытался скосить под дурачка, но я надавил и… Я узнал об этом только вчера, правда. Поехал после твоего ухода к нему, пытался упорядочить мысли и… Да, — улыбается неловко Арсений.              — Ты его пытал?              — Что? Конечно, нет!              — Ну тогда мог бы и не рассказывать, — буркает Антон. С минуту думает о чём-то, кусая губы, а потом смотрит прямо в глаза и спрашивает совсем нерешительно: — И тебя это не спугнуло? Разве не жутко?              — Ну, может, это немного неловко или подозрительно, — тянет с улыбкой Арсений. — Но сейчас, со знанием тебя, со всем этим… Я нахожу это романтичным, — широко улыбается Арс, строя глазки.              — Сумасшедший.              — Тебе нравится, — усмехается легко Арсений, коротко целуя в губы, а Антон в момент обмякает будто бы, расслабляется полностью. Удивительный эффект от поцелуя, ни с кем такого не было. — Так что там, кхм, что говоришь у меня с любимыми персонажами в «Ведьмаке»?              — Ты сказал Паше, что они просто прикольные, но ведь… Каждый из этих персонажей — не тот, кем себя показывает для большинства. И это единственное общее, ну, в их характеристике. Ну, может, конечно, ты настолько полюбил Темерию, а они все ей служили, но что-то я сомневаюсь.              — Если бы я знал, что где-то в книжном зале в этот момент сидит слишком уж сообразительный знаток персонажей и историй, я бы сказал, что мне нравится Лютик.              — Этого ответа я от тебя и ждал, — усмехается тихо Антон. — Но ведь тогда… Если бы ты так ответил, я бы тобой не заинтересовался, не увидел бы настоящего тебя и… Этого всего могло бы и не быть.              — А может, оно просто сложилось бы по-другому, — пожимает плечами Арсений.              — Может… В то время, как я выбираю персонажей-клоунов, ты выбираешь шпионов, перебежчиков, злодеев… Немного жуткий тандем, получается.              — Хм, а ты выбираешь по принципу?..              — Не важно, — резко отмахивается Антон, а уши почему-то у него начинают краснеть.              — Нет, колись.              — У меня много персонажей. И люблю я их по-разному, кого-то как дочь, кого-то как друга, блять, не важно.              — А кого-то?..              — Арс, мне неловко, — в лоб говорит Антон.              — Значит, поговорим об этом в тот момент, когда тебе станет со мной достаточно спокойно и для этого разговора, — с мягкой улыбкой отступает Арсений.              Он сказал сам себе, что должен быть внимательнее. Должен быть более чутким. Особенно в том, что касается Антона, потому что его равновесие нарушить на самом деле очень легко. И до тех пор, пока Шаст сам не решится что-то обсудить, даже если Арсению кажется это лёгкой темой, нет, он не будет давить.              — Тебе надо уже засыпать, на работу же, — шепчет Антон, прикрывая глаза. — Засыпай, а я за тобой.              — Я только последнее скажу, — улыбается Арс, — и сразу спать.              — Самое последнее на сегодня.              — Угу. Спасибо за те книги по физике. Ты меня очень выручил, Шаст.              — Не… Не за что, — выдавливает из себя Антон совсем уж смущённо.              — Но вот разыгрывать при первой встрече, мол, ты не знаешь, что я увлекаюсь физикой, — тут же припоминает Арсений. — Ты не похож на ботана, сказал он. И это я ещё лицедей!              — Я пытался держать лицо!              — А как вопрос о том, пидорас ли я, помогал тебе лицо держать???              — Так, ты сказал: последнее и спать! Держи слово, Арс!              — Ты у каждого, за кем шпионишь, спрашиваешь при первом личном разговоре, пидорас ли он???              — Нет. Только у тебя. Не сдержался, — фырчит Антон, разворачивая Арсения спиной к себе, обнимает сзади. — Спать. Не ёрзай!              — Не могу сдержаться, — ехидно злопамятничает Арсений. — А вообще, правда, мне в целом в кайф чувствовать, засыпая, что-то сзади, но… Спинка дивана ни в какое сравнению с тобой, Шаст.              — Сомнительный комплимент, но спасибо.              — Опять «спасибо».              — Хорошо. Не спасибо. И давай спать. Не спасибо и не спокойной не ночи.              Арсения с этого бубнежа прорывает на смех, а Шаст ещё больше бубнеть начинает. Через минуту успокоившись, Арсений переплетает пальцы с пальцами лежащей на его животе руки Антона.              Уснуть получается быстро.              

***

             На студии сегодня весело. Арсений всё-таки находит слабое место Стаса и начинает понемногу изводить и его. И вот это раздражение — то, которое Арсу нравится. Всё-таки и у Шеминова нашлась Ахиллесова пята. Только Арсений не стрелы в эту пяту запускает, а щекочет пакостно пёрышком.              Именно поэтому Арсений, весь запыханный и раскрасневшийся, забегает в их с Димой кабинет, тут же подпирая своим телом дверь.              — Если ты баррикадируешь, то бесполезно так стоять, дверь же из помещения открывается, — подмечает вовремя Дима.              Арсений едва успевает закрыть дверь на поворот ключа изнутри.              — Арсений! — гаркает с той стороны Стас. — А ну верни, блять, мою кепку, срань голубоглазая!!!              — Как ты меня назвал? — ухохатываясь чуть ли не до слёз, громко спрашивает Арсений. — Стас, а ты перед тем как кепку надеть, полируешь эту красоту неземную? У тебя такой вкусный блик на лысине, мы должны сделать из тебя какого-нибудь гнома!              — Доиграешься ты, — посмеивается себе под нос Дима, качая головой.              — Я вышибу эту дверь с ноги!!!              — Тебе потом придётся её заменять! — весело тянет Арсений. — Подумай дважды! Стас, а ты не думал парик к внутренней стороне кепки приклеить? Ну так, для видимости?              — Меня не волнует моя лысина, спасибо за беспокойство, открой дверь!              — А чё кепку так боишься снять тогда, а, Грю из мультика «Гадкий я»?              — Бля, зачем ты это сказал, — прыскает резко со смеху Позов, едва не давясь своим чаем. — Я ж теперь это не развижу.              — Арсений!!!              — Она у меня в заложниках, Стас! О боже, кажется, она плачет! С тебя десять тысяч, а ни то я начинаю пробивать ей степлером козырёк!              С той стороны двери тишина.              Тишина.              Всё ещё тишина.              — Кажется, он ушёл, — расстроенно вздыхает Арсений. — Ну и ладно, — пожимает плечами, нацепливая кепку на себя. — Перерыв закончен, пора рабо…              Арсений дёргается от звука ворочающегося в замке ключа, отходит медленно в угол кабинета и прячется за Диму, держась за плечи.              — Я взял ключ у уборщицы, — сверкая раздражёнными глазами, заходит в кабинет Стас. — Куда делся этот придурок?              — Э, вышел через окно, едва услышал, что ты дверь открываешь? — нерешительно тянет Позов, пиная ногой Арсения, забравшегося к нему под стол.              — Я вижу его жопу. Если он тебе там сосёт, то я выйду, подожду. Если нет…              — Поз, имитируй стоны! — шипит Арсений.              — Ох, ах, ох, — абсолютно безэмоционально тараторит Дима.              — Боже, с кем я работаю, — скулит Стас, выходя из кабинета.              — Думаешь, поверил? — заглядывая под стол, улыбается Дима.              — Да хер там плавал, — прыскает со смеху Арсений, выбираясь из-под стола. — Стас, бери кепку, а я сажусь работать, договор? — громко спрашивает Арсений, высовывая руку с кепкой из маленькой щёлочки приоткрытой двери.              — Давай уже, — фыркает Стас, выдирая кепку из пальцев.              Вот с такими перерывами сегодня и работают. Со Стасом стало куда проще и приятнее не только из-за того, что Арсений смог найти слабое место и теперь устраивает весёлые провокационные игрища и с ним. Стас реально изучил тонну теории в том, что касается процесса создания анимации, стал больше к ребятам прислушиваться, но и как режиссёр с каждым днём проявляет себя всё твёрже и увереннее. Всё идёт хорошо.              Рабочий день подходит к концу, осталось всего десять минут, но Арсений, если честно, не имеет никакого желания, чтобы это время досиживать. Уже собирает вещи и собирается уйти, как отвлекается на пыхтящего Диму, клацающего мышкой с каким-то музыкальным ритмом.              — Только не говори, что зависло, — умоляет Арсений, запрокидывая лицо к потолку.              — Нет, — качает головой Позов. — Сука. Да сука. Блять. Уебан.              — Что у тебя происходит вообще? — весело усмехается Арсений, подходя сзади к Диме.              — Видишь эту хуйню? — тычет в какую-то линию рядом с персонажем Дима.              — Ну да, — пожимает плечами Арс. — Ляпнул случайно, сотри.              — Да что ты? — тянет, плюясь сарказмом Дима, продолжая щёлкать мышью. — Блять, да сука…              — Ты не можешь найти, на каком слое эта сопля нарисована? — едва сдерживая смех от вида Позова, у которого вена на виске стучит, спрашивает Арсений.              — Да блять, где эта хуйня?!              — А нахер тебе столько слоёв? — всё-таки не сдерживается и заходится смехом Арс. — Боже мой, Поз, что это? Черновик на черновой черновик черновика? Почему у тебя столько слоёв с набросками???              — О господи, да! Нашёл!              — М-да, — тянет с улыбкой Арсений. — Ладненько, я пошёл уже, давай, до завтра.              — А чё это такое?              — Что? Будешь меня ругать за преждевременный уход? — усмехается Арс на Димин скепсис.              — Да не, я не про то. День закончился. А ты ни разу ко мне не доебался? Ни разу не полез ко мне, — тянет Дима, щуря подозрительно глаза.              — Оу, Дим, если тебе одиноко, ты только скажи, родной, я весь…              — Зря рот открыл, — тут же качает головой Дима, резко вздёргивая ладонь, чтобы Арс заткнулся.              — Поз, такой ты, конечно, — нарочито мечтательно вздыхает Арсений, прикрывая глаза. — Ну скажи, что и дня без моих подкатов не можешь прожить, ну же-е-е.              — Дело не в этом, — отрезает Позов. — Просто ты явно нашёл новую жертву. И поскольку я вижу, что Стаса ты не флиртом своим изводишь, а пакостями — вопрос. Кто этот бедолага, на которого ты перевёл огонь? Если Паша или Серый, я готов прикрывать их своей грудью.              — Так хочешь, чтобы всё моё внимание было у тебя, — просто скажи.              — Боже, нахуй я вообще…              — Антон.              — Что? — хмурится непонимающе Дима.              — Антон. Шастун. Тот, который у нас моделью был.              — Бедный мальчик…              — Мы встречаемся.              — О боже, ещё хуже.              — Поз!              — Что???              — Порадуйся за меня, козёл! — возмущённо восклицает Арсений. — Он мне с первой недели общения нравиться начал, а потом… И того серьёзнее. А сейчас мы вместе, и я просто… Хочу поскорее к нему, — улыбается Арсений, опуская взгляд.              — Боже…              — Да что опять-то???              — Ты, чё, умеешь смущаться? Пиздец жуткое зрелище, — кривит нос Дима. — Кажется, с Эдом ты не превращался в пломбир плавленный, чёт мне подсказывает: у меня галлюцинации.              — Да пошёл ты в жопу, Поз, — закатывает глаза Арсений, перекидывая через плечо сумку. — Мог бы и…              — Я рад, Арс, правда, — тут же улыбается примирительно Дима. — Просто будь аккуратен, ладно?              — Чего? У тебя какие-то предрассудки насчёт студентов-музыкантов?              — Просто не хочу повторения той истории с Эдом. Вот и всё, — качает головой Дима. — И если начинаешь замечать какую-то хуйню, не игнорируй её, окей? Не списывай всё на творческий склад ума, художественные наклонности и музыкальные отклонения, блять. Будет какая-то херня — говори. Ему в лоб. Нам с Серёжей и Пашей. Мы-то не в очках в форме сердечек, если чё, мудака и долбоёба сразу опознаем, обращайся.              — Какой ты всё-таки, — морщится Арсений.              — Да-да. Охуенный. Знаю. А вообще… Ну, по тому времени, которое мы с ним общались, когда он на студию приезжал, мне он показался хорошим парнем. Замкнутый, конечно, но вроде не псих-маньяк и не тот, у которого в тихом омуте черти водятся. Так, стеснительный.              — Ага, так и есть, — улыбается мягко Арсений. — Спасиб…              — А если вы мутите, студия может ему не выплачивать деньги за то, что он был у нас моделью? У нас с бюджетом туговато…              — Какой ты всё-таки отвратительный человек, Дим, — жмурится, кривя нос, Арсений. — Всё. Побежал я. А то прямо чувствую, как идут нахуй все мои моральные устои рядом с тобой. До завтра.              — До завтра! — прощается уже в спину Позов. — А, нет, стой!              — Чего ещё? — заглядывая обратно в кабинет одной только головой, пыхтит уже недовольно.              — Вспомнил, он же у нас не только модель, он треки должен был написать, да?              — А, ну да, — кивает Арсений.              — Стас просил передать ему флешку, там есть текстовый файл сценария, локации и моменты, к которым надо написать саунды, есть папка с типа музыкальными референсами, ну, похожие по звучанию треки какие-то, как те, что Стас хочет слышать. Разберётся, в общем, передай, пожалуйста, раз ты с ним всё равно… — Дима не договаривает, начинает играть бровями. — Надеюсь, он в курсе, какая флешка в какой разъём.              — Ты. Отвра-ти-те-лен, — выдавливает по слогам Арсений, вырывая из рук ржущего Димы флешку. — Пока!              Арсений сбегает быстро по лестнице на первый этаж, прощается с охранником на вахте. Уже на выходе из здания видит курящего у входа Антона. Появляется дикий соблазн напрыгнуть ему сзади на спину с разбегу, но может кончиться весьма плачевно. Не говоря о «любви» Антона к внезапным прикосновениям. А у него ещё и своеобразные армейские рефлексы небось, может и на прогиб кинуть.              — Привет, — припрыгивая на месте, улыбается во все зубы Арсений.              — Привет, — расплывается в мягкой улыбке Шаст, бережно обнимая за плечи, отводя подальше руку с сигаретой.              — Ты только закончил?              — Ну, почти, — пожимает плечами Антон. — Подкину тебя домой?              — Спрашиваешь разрешения? — усмехается Арсений.              — Не будь падлой, — вздыхает с улыбкой Шаст. — Ты же не так далеко живёшь, может, хотел бы прогуляться, а то… Ну, энергия из тебя явно прёт. Как ты вообще со своей гиперактивностью сидишь целый день рисуешь?              — Во-первых, у нас есть маленькие перерывы, во время которых я обычно убегаю от Димы, но сегодня бегал от Стаса. А во-вторых, мой дорогой студентишка, когда ты пашешь на работе, которая нравится тебе, и не замечаешь, как летит вре-е-емя.              — Я тоже работаю, — напоминает Шаст, выбрасывая окурок. — И пора бы уже закрыть тему разницы в возрасте. Три года. Всего лишь. Ни туда, ни сюда для таких подъёбов.              — Ну не скажи.              — Ты как тот чел из мема, там где: «А сколько тебе лет?», «Девятнадцать», «Ой, ты ещё такой кроха, ути-пуси!», «А тебе сколько?», «Двадцать».              — Кому-то ещё двадцати пяти нет, а мне уже скоро тридцать.              — Через три года и… Блять, Арс, а у тебя когда День рождения вообще?              — Уже был. В марте. Двадцатого, — улыбается Арсений, перекатываясь с пятки на носок.              — Бля, это получается… Мы начали общаться спустя несколько дней после твоего дэ-эр…              — Ага, вот такой подарок от вселенной, — улыбается широко Арсений. — Ну так?.. Повезёшь меня домой или будем тут ночевать?              — Поехали, поехали, — усмехается Шаст, махая рукой, чтобы Арсений шёл за ним.              Едва Арсений заползает в машину и дожидается, когда усядется Антон, тут же лезет к нему целоваться. Шаст дёргается немного, но тут же замирает удивлённо, а через ещё несколько секунд отвечает на поцелуй, прикрывая глаза и укладывая свою ладонь поверх Арсовой у себя на щеке.              — Привет, — отстраняясь, глуповато улыбается Арсений.              — Привет… — эхом откликается Антон, судя по взгляду, с трудом возвращающийся в реальность. — Мне немного странно с этим всем… Не в смысле, что ты парень или… Не прими на свой счёт! Просто у меня никогда не было, и я… Если честно, я уже поверил в то, что проживу так до старости, ну, отшельником в романтике, а тут ты и… Я что-то теряюсь.              — Я найду, — улыбается, чуть поджимая губы, Арсений. — И помогу найтись тебе. Не волнуйся, Шаст, просто делай, что хочешь, поверь, по ходу разберёшься, а каких-то чётких правил нет. Точнее, они-то есть, но у скучных людей. У не творческих.              — Ну, мне бы хоть какую-то теорию, — неловко трёт шею Антон. — Гомазатука…              — Чегось «гомо»?              — Никаких «гомо».              — Только мы?              — Боже… И как вот разобраться со всем этим…              — Не вздумай, — тут же говорит Арс.              — Что??? — вылупливает Антон глаза на Арсения.              — Не вздумай гуглить какую-то херню по типу, как надо вести себя в отношениях и чё в них делать. Окей?              — Да я не собирался…              — Шаст. Я серьёзно.              — Откуда вообще знаешь? — буркает Антон, заливаясь краской.              — Знаю и всё, — гордо вздёргивая подбородок, кивает Арсений. — Вот ты же… Потребляешь кучу историй, и во многих историях есть какая-то романтическая линия.              — И… Предлагаешь вычленить из них то, что кажется мне наиболее удачными действиями? Тебя рассмешило слово «вычленить»?              — Не-е-ет.              — Боже.              Антон довозит Арсения до дома, и Арс, конечно, предлагает подняться, выпить чаю. И нет, это не та ситуация, где от «чаю» только «кончаю». Вообще не та.              Арсений разглядывает с тёплой улыбкой Антона, сидящего на его кухне, лезет то и дело к нему целоваться. И вот, вроде же, Шаст всегда охотно эту инициативу поддерживает, но почему-то не лезет целоваться сам.              — Ты же знаешь, что можешь лезть ко мне с поцелуями, когда захочешь? — решает чисто уточнить Арсений, потому что по щенячьим глазкам Антона не скажешь, что ему не хочется.              — Правда?              — Боже, Шаст, ну конечно, — выдыхает прерывисто Арсений. — В общественных местах стоит быть осторожнее, сам понимаешь, но…              Арсений не договаривает, потому что Антон подскакивает вперёд резко и просто тыкается губами в губы. Чудо кучерявое, вот ей-богу.              — Тебе правда нужно было разрешение? — умилительно улыбается Арсений, оглаживая трепетно пальцами алеющие щёки.              Антон в ответ только мычит что-то подтверждающее, ластится котом к ладоням и едва ли не мурчит от такой простой ласки.              — Я сбегаю в душ, ладно? После работы ощущение пыли и всей этой… Грязи, — кривится Арсений.              — Я тоже хочу…              — Со мной в душ? — удивлённо хлопает глазами Арсений.              — Просто в душ, — выдавливает с трудом из себя Шаст.              — А. Да. Без вопросов, — посмеивается Арс, качая головой, а в уме на себя ругается за то, что сводит всё… К одному.              — Я взял сегодня с собой, ну, домашнюю одежду, щётку, в общем… Я бы хотел снова остаться, как вчера. Но я только сейчас подумал, что это как-то… В общем, надо было заранее обсудить, я что-то не подумал.              Арсений старается не растекаться лужей, наблюдая за запинающимся, краснеющим Антоном, для которого вся эта романтика в его собственной жизни настолько в новинку, что он совершенно не понимает что с этим всем делать.              — Я буду бесконечно рад, если ты и сегодня останешься, Шаст.              — О. Ну… Тогда хорошо, — кивает Антон. — Я тогда после тебя в душ, да?              — Да, — кивает быстро Арсений, тут же вставая из-за стола. — Тебе… Кхм, тебе нравится это, да?              — Что именно???              — Ну, совместные посиделки, свободное время вместе, вот так… Дома. Я просто сейчас вспомнил: ты ведь тогда хотел, чтобы я у тебя подольше остался, когда я в херовом состоянии был. И потом просил на ночь остаться, и в субботу мы у тебя сидели. Вот я и подумал, что тебе прямо в кайф вместе дома, да?              — А кому-то не в кайф? — изламывает брови Антон. — А, ну да, наверное, в отношениях больше там где-то гуляют типа в парках, кино, магазины… Да и ты ведь энергичный, хочется где-то бродить, и всё такое, ты к этому, наверное…              — Нет-нет, Шаст, — машет руками Арсений, тут же садясь обратно за стол рядом с Антоном. — Я не к тому, что там у кого в отношениях принято. И уж точно не к тому, чтобы тебя упрекнуть в любви дома сидеть. Правда. Я просто стараюсь, ну, анализировать. Как бы, вроде, и логично, зная тебя, я должен был сразу смекнуть, что тебе дома лучше всего, но мне… Мне вот в отдельный кайф, что тебе вот так просто дома сидеть вместе со мной в кайф. Понимаешь?              — Кажется, не особо, — честно признаётся Антон, растеряно хмурясь.              — Ну… Для меня сидеть дома с кем-то, без всяких там тусовок, без походов в кино, клубы и всякое такое, просто сидеть дома и болтать о чём угодно на кухне — это так по-семейному, понимаешь? Я в целом… Да, ты прав, я очень активный, но для меня очень важны вот такие моменты. Когда ты можешь не устраивать шоу и не скакать на голове для привлечения внимания, а просто… Говорить на кухне по душам, — выдавливает из себя Арсений с удивлённой улыбкой. — Эти моменты для меня очень важны, мне в них реально комфортно, и показатель значимости меня для человека, который рядом, потому что… Честно? Не всем-то интересно сидеть со спокойным Арсением, когда он не рвётся учинить какой-то сюр, — натянуто смеётся Арс. — Это ведь такое дело, ну, разговоры дома, один на один, я имею в виду, это тот момент, когда всё, чем можно удержать внимание человека — это разговоры, а разговоры со мной…              — Безумно интересные, Арс.              — Правда? — нервно усмехается Арсений.              Он чувствует, как ложатся поверх его нервных пальцев ладони Антона, сжимают осторожно. От этой простой поддержки Арсению становится в разы лучше.              — Правда-правда, — улыбается Шаст. — Я… Раз уж ты всё равно уже знаешь о том, что я год, эм, фактически шпионил за тобой, — Антон прочищает нервно горло, краснеет кончиками ушей и щеками. — Я хочу, чтобы ты знал, что в те моменты, когда ты не на голове по «Сешат» скакал, а обсуждал что-то с Пашей из историй или какое-то событие в мире создания историй, я прямо, ну, заслушивался. Очень часто думал о том, что ты очень красиво говоришь. Типа грамотно и вся херня. Думал, что ты охуенно умный, даже, ну, мудрый типа.              — Типа, — прыскает со смеху Арсений, утыкаясь лбом в замочек из их с Антоном пальцев на столе.              — Ну реально же, — горячо заявляет Шаст. — Ты мог сказать что-то такое, с чем я ну вот прям не согласен! А потом ты аргументируешь, почему так думаешь, и я такой: «О-о-о, ну да, ну да, нихуя себе, а я и не подумал с этой стороны». Или вот то, как ты вкидывал какие-то рандомные факты, и я, ну, не знаю, не верил тебе тогда на слово, знаешь? Проверял в инете, а потом в ахуях смотрел на тебя, а ты… Ты будто бы и не знаешь, что вкидываешь что-то такое, прям охуенно интересное и необычное, и продолжаешь говорить дальше, будто бы ничего такого и не сказал. Будь я на месте Паши в таких разговорах с тобой, я бы, наверное, остановил нахуй диалог, чтобы просто полчаса пиздеть тебе о том, какой ты умный и чё у тебя в башке хранится вообще, и как, главное, как ты это додумываешься найти, изучить и…              — Паша, Серёжа, Поз — они просто привыкли уже к этому, — улыбается мягко Арсений, приоткрывая один глаз, чтобы глянуть на Шаста. — Когда-то от них я очень часто слышал, что я ходячая библиотека рандомных фактов. А сейчас они уже не удивляются.              — Не знаю, как можно к этому привыкнуть, — неловко пожимает плечами Шаст. — Я вот за год… Что-то не привык.              — Ты романтизируешь моё тупое любопытство.              — Оно не тупое.              — Ну да, гуглить в три часа ночи историю эволюции зубных щёток — это не тупо.              — Из чего делали первые?              — Сначала чистили зубы просто палкой, как собаки грызли. В Древнем Египте были уже более замудрённые: на одном конце острая, как зубочистки сейчас, а на другом — пушистая за счёт прикреплённой щетины вепря. Позже начали использовать конский волос. В Древней Руси зубные щётки называли «зубные мётлы», потому что правда были похожи на метёлки: палочка, а на ней, как на метле, закреплённая щетина. И только в 1930-х появился нейлон, и зубные щётки стали ближе к тому, что у нас сейчас.              — И ты считаешь, что это не круто???              — Да не, классно придумали, я бы не хотел чистить зубы свиной шерстью.              — Я не об этом, и ты прекрасно это понял, — буркает Антон, чуть стукая Арсения по макушке собственным лбом. — И кто знает, сколько у тебя в голове ещё вот такого? И как можно к этому привыкнуть? Для меня это… Как отдельная планета, что ли.              Арсений поднимает голову лишь за тем, чтобы улыбнуться мягко, щуря счастливо глаза, смотря при этом ровно в глаза Антона.              — Это пиздец интересно. Вот такие штуки, — продолжает Шаст, бегая глазами по лицу. — Но и всё остальное тоже. Типа твои рассказы о работе, о жизни, о персонажах, об историях других людей и твоих собственных. И даже каламбуры про хуи у тебя… Нет, это лучше не буду хвалить, а то начнёшь только на эту тему со мной разговаривать… Ну и чё ты ржёшь? — бубнит Шаст, сам теперь лбом утыкается в их с Арсом руки. Передают друг другу эстафету какую-то, видимо. — Мне с тобой пиздец интересно, Арс… Ты даже не представляешь. И если сидеть дома вместо того, чтобы гулять где-то, я бы выбрал в любом случае со своей интровертностью, то вот быть дома с тобой я выбираю, именно потому что это ты. Мне с тобой интересно, кайфово, спокойно. Сидеть с тобой дома, не важно с чем, с играми или просто пиздеть на кухне — кайф равноценный. С тобой всё в кайф. Правда.              — Ша-а-аст, ну ты уже тоже, знай границы, — мурлычет Арсений. — Закомфортишь меня тут сейчас до состояния нестояния, а мне вообще-то в душ надо. Забуду с тобой о том, что из себя представляет новый Арсений, начну душнить на каждом шагу…              — Что ещё за «новый Арсений»? — хмурится Антон. — Мы это, конечно, обсуждали уже. Но ты же не страдаешь этой хернёй Дилана: дробить себя на два разных человека? Я-то думал у нас речь просто о контроле своей речи, но кажется, тут что-то серьёзнее. Как у Дилана «летний Дилан» и «Дилан-Дилан», так у тебя…              — Ага, как Антон-задрот и Антон-психоаналитик.              — Не надо, нихуя, не-а, — качает головой Шаст. — Это просто две мои сферы интересов. Это части меня, это всё моя личность. А ты…              — А я в душ, — звонко чмокая Антона в щёку, вскакивает из-за стола Арсений. — Или ты всё-таки хочешь со мной? — улыбается заискивающе Арсений, выглядывая из-за угла прихожей.              — Иди уже, — вспыхивая ушами, буркает Антон. — И мы не договорили.              — Ладно-ладно. М, а если я из душа в одном только полотенце на бёдрах выйду?              — Я подожду, пока ты оденешься, и договорю с тобой, — кивает Шаст, не ведя бровью.              — И я ещё зануда, — бурчит себе под нос Арсений, закрываясь в ванной. Смотрит на своё отражение и что-то никак понять не может, с чего бы его лицо решило повторить на себе оттенок «лососево-розовый». Для Арсового бледного лица — это вообще-то не шутки.              Вымывшись наконец после работы, переодевшись в чистую одежду, Арсений чувствует себя новым человек. Так-то получается, что он каждый день новый человек, но в этом есть доля истины, философской истины, ведь каждый день меняет нас незаметно и мы становимся другой версией себя ото дня ко дню. Но обычно из-за внутренних дилемм, личностного роста, разговоров с другими людьми и ситуаций, а не из-за душа. Но не важно.              — Передаю вам эстафету, — говорит Арсений, только выходя из душа, как наталкивается на Антона в прихожей. — Ты чего тут? Подглядывал, что ли?              — Ага, именно, — шепчет Антон. — Там кто-то пришёл. Я его не знаю. Ты кого-то ждёшь?              — Да нет, вроде бы, — пожимает плечами Арсений, смотря с улыбкой за Антоном, смотрящим в глазок, хмурясь. Подозрительный котёныш, блин. — И чё? Он вооружен? Грабить нас будет? — весело усмехается Арс, припоминая, что вообще-то да, заказывал себе доставку новых стержней для стилуса, а то старые уже стёрлись.              — Не знаю, вроде, не выглядит сильно опасно, по габаритам медлительный.              — Уже продумываешь, как кинешь на прогиб? — шепчет нарочито заговорчески Арсений.              — Не. Такого не потяну. Спину надорву.              — Боже, бедный курьер, — фырчит со смеху Арсений, отодвигая Антона за плечи от двери. — Мне должны были стержни для стилуса привезти, но говорили, что самое ранее — среда, видимо, получилось раньше, — легко пожимает плечами Арс, открывая замки. — Здрав… — Арсений захлопывает резко дверь, прижимаясь к ней спиной. — Почему ты не сказал мне, что там мой отец??? — шипит Арсений.              — Твой… Откуда я знаю, как выглядит твой отец???              — Да, да, твоя правда, — смеётся нервно Арсений, зачёсывая влажную чёлку назад, выпрямляясь. Поправляет на себе одежду.              — Мне спрятаться? — шепчет сзади Шаст.              — Что? Нахера??? Блять, Шаст, не придумывай! — Арсений вдыхает полной грудью, открывает дверь, опираясь на стену. Дубль второй. — Привет, пап! — взмахивает рукой. — Я растерялся, это было неожиданно, ты в курсе, что надо предупреждать, когда приезжаешь? — тут же начинает тараторить Арсений, то ли раздражённо, то ли взволнованно, что-то между. — Я давал свой адрес не для того, чтобы ты просто в случайный день в случайное время вламывался ко мне в гости, и нет, конечно, я не против, но просто дни бывают разные, например, в плохом настроении, я ведь и нахер послать могу прямым текстом, а вот сейчас я как бы дома не один, и это, знаешь, неловко, — крутя в воздухе ладонью от себя, заканчивает тараторить Арсений. — Ты что-то хотел?              — Просто… Проезжал мимо, подумал заскочить, — неловко почёсывает поседевшие усы Сергей. — Можно?              — А да, проходи, без вопросов, — кивает Арсений, пропуская в дом. — Пап, это Антон. Антон, это… Ну, как тебя представить?              — Сергей. Просто Сергей, — коротко пожимая руку Шасту, здоровается отец Арсения. — Я с тортиком.              — Ну, за это ты явно очень понравишься Антону, он сладкоежка, — пожимает плечами Арс. — Спасибо, — перенимая из рук отца торт, кивает Арсений.              — А чего не с первого раза нормально впустил?              — Я растерялся! Каждый раз, когда я вижу твоё лицо, у меня в голове взрыв и мысли: «А у меня сейчас нет пылинки в доме?»!              — Для человека, который не знает о нашей семье, это наверняка звучит так, будто бы я тебя бил за плохую уборку, Арсений, — бубнит недовольно Сергей, пробираясь с Арсением и Антоном на кухню.              — Арс, мне может лучше пойти? — нерешительным шёпотом спрашивает Антон.              — Он максимум на час, забей, посиди с нами, — просит с улыбкой Арсений, распаковывая торт и ставя чайник. — Тортик, Шаст, неужели откажешься?              — У вас нормальные отношения? — косясь на усевшегося за столом отца Арсения, спрашивает едва слышно у самого уха Антон.              — Ну-у-у, сложный вопрос, но я отвечу на него чуть позже. Скандалов не будет точно, так что не бойся, оставайся, — просит так же шёпотом Арсений.              — Ладно, — кивает Антон, приглядываясь внимательно к эмоциям у Арса на лице.              — Садись, я ща торт по тарелкам положу…              — Может, помочь?              — Нет-нет, не надо, — машет в опасной близости с Антоновым лицом ножом Арсений. Шаст решает уйти всё-таки с кухни и сесть за стол, видимо, из соображений собственной безопасности. — И какими судьбами в этот раз проезжал тут? — интересуется уже громко Арсений.              — Да просто, — пожимает плечами Сергей. — Тебя хотел увидеть.              — Ну, любуйся, — посмеивается Арсений, ставя на стол тарелки с нарезанным тортом. — Какие новости? — спрашивает он, усаживаясь за стол, пока чайник ещё не вскипел.              — Да никаких новостей, всё тут кручусь, как белка в колесе, новый заказ на стройке, поеду в Литву на следующей неделе. Привезти тебе чего-нибудь?              — Да не, не надо, спасибо, — качает головой Арс.              — Вечно ты отказываешься, — бурчит недовольно Сергей. — Помочь надо с чем-то? Может, с деньгами?              — Даже. Не. Начинай, — вздёргивая в воздух нож, измазанный кремом, предупреждает Арсений.              — Ладно…              — У меня всё в порядке, пап, спасибо за беспокойство, но с деньгами сейчас, слава богу, порядок. На работе всё идёт хорошо, лишь бы не накаркать… Да во всём у меня всё хорошо.              — А Антон — новый коллега?              — А Антон — мой парень.              — А… Понятно, — сдержанно кивает Сергей, смотря коротко на вздрогнувшего Антона. — Не дёргайся, я драться не лезу, я уже привык к этому… Чуду, — кивает он на Арсения. — Не обижает тебя?              — Пап, напомнить, где дверь? — улыбается раздражённо Арсений.              — Не обижает, — прочистив горло, качает головой Шаст, смотря глазами по пять копеек то на отца Арсения, то на самого Арса.              — Вот и хорошо, и ты его не обижай, — вздыхает тяжко Сергей, ковыряя неловко маленькой вилкой торт на своей тарелке.              Арсений отходит обратно на кухню, чтобы заварить чай. Возвращается через минуту уже с кружками.              — Шаст, подай, пожалуйста, подставки, вон лежат, — кивает в сторону Арсений. — Ну так, колись уже, какими судьбами? — настаивает Арсений, ставя кружки на подставки, отходит за последней кружкой, своей, и усаживается уже за стол с концами.              — Ничего, что при Антоне?              — А ты что собрался обсуждать? — дёргает бровью Арс, смотря внимательно за изменением чужих эмоций. Отец сегодня какой-то… Выжатый, похмурневший. Нет, он и обычно не то чтобы брызжет энергией и светится от счастья, но Арсений его знает, и знает, что сейчас что-то не так.              — Ты с мамой общаешься?              — Нет, — сухо отвечает Арсений, тут же запивая свой ответ чаем, компенсируя сухость эмоциональную.              — Ясно… Слушай, Арсений, ну может, хоть как-то попробуешь? Я понимаю, что она очень тяжёлый человек, но она ведь… Она переживает, что ты так с ней связь обрубил. Хочет, чтобы ты хоть иногда, ну, хоть писал ей, что там у тебя и как.              Арс только вздыхает тяжело. «Очень тяжёлый человек». Да уж, настолько, сука, тяжёлый, что они с папой, два мужика её не потащили. Вот настолько тяжёлый. Хотя, может, проблема в том, что никогда не пытались «потащить» её вместе.              — Я не буду тебе этим надоедать, не хочу давить на жалость, тебе наверняка и без меня хватает этого.              — В смысле?              — Ну, она же пишет тебе, и я прекрасно знаю, какие она использует… Приёмы, чтобы привлечь к себе внимание.              — Я не открываю переписку с ней, — качает головой Арсений. — Боюсь, что не сдержусь и скажу что-нибудь этакое, после чего она может и правда… Блять… Я не верю ей, понимаешь? Какую бы херню она ни писала, я ей не верю. И всё это нытьё рождает только одно желание, херовое желание.              — Сраться до победного, ага, я в курсе, женат на ней был, — усмехается горько Сергей, передёргивая плечами.              — Ну вот. Понимаешь, ты ушёл, но я-то остался. И если у тебя было время от неё передохнуть, то у меня… Нет, я ещё не отдохнул, — качает головой Арс. — Я не хочу иметь с ней ничего общего. И не понимаю, почему она так, блять, удивляется этому после всего.              — Думаю, она действительно не понимает того, какой она человек. Не понимает, что говорит и делает не так. Просто… Не понимает и всё.              — Для Антона, наверное, это выглядит, будто два мужика просто обсирают женщину, — смеётся неловко Арсений, смотря коротко на Шаста, который, нет, не пытался слиться со стеной, наоборот, хмурится явно задумчиво, пытается срастить в голове что-то, слыша эти отрывки истории. — Моя мама, как сказал уже папа, очень сложный человек, Шаст. И раз в какое-то время папа появляется явно с намерением вытащить меня на разговор с ней, но не тут-то было.              — Ты тоже давай, не устраивай из этого представление, — тяжело вздыхает Сергей. — Арсений, можешь даже не читать всё, что она тебе понаписывала за это время, открой переписку, пролистни это всё и просто, не глядя на то, что она писала, напиши, что ты жив и здоров.              — Отметиться? — усмехается тихо Арс. — Так то, что я жив и здоров, можно прослеживать по тому, что я в сети появляюсь. Этого достаточно?              — Перестань. Знаешь же, что…              — Нет. Не знаю. Не хочу знать, — качает головой Арсений. — Давай сменим тему, ты же сам сказал: не хочешь с этим надоедать.              — Ладно, — чуть поднимая ладони, лежащие на столе, выдыхает, прикрывая глаза, Сергей. — На работе, ты сказал, всё хорошо. Работаете над тем проектом, который тогда закрыли?              — Не-а, новый начали, уже где-то на середине. Клянусь, если с этим что-то пойдёт по одному месту, я убью их всех.              — Только не Димку, мне он нравится, — улыбается устало Сергей, заглядывая Арсению в глаза.              — Да, мне тоже, его пощажу. Да и он так-то тоже пострадает, если закроют проект. Я имел в виду, убью тех, кто сверху.              — В тюрьму к тебе ездить… Это, конечно, будет новый опыт, — кивает, чуть паясничая, Сергей. — А то… Знаешь, Антон, я куда только к нему не ездил. И из полицейского участка его забирал, и из травматологии, и из плена у алкашей.              — Что, простите??? — выпячивает на Сергея глаза Шаст, выдвигая вперёд лицо.              — Да-да, — охрипло смеётся Сергей. — Мы тогда ещё в Омске жили все.              — В Омске?..              — Ну да, я не коренной петербуржец, — усмехается весело Арсений. — Я здесь только с вуза, а со мной потом и вся семья переехала. Вот мы тут все и остались.              — О, получается очень похожая на мою история, — расплывается в улыбке Антон. — Но мы из Воронежа.              — Другое дело! — взмахивает рукой Сергей. — А то эти фифы из больших городов, тьфу на них.              — Не обращай внимания, — посмеиваясь, качает головой Арсений. — Смог изменить его отношение ко многому, но только не к «фифам из больших городов».              — Да мне тоже они не нравятся, — морщит нос Шаст.              — Понятно, — усмехается Арсений.              — Так а что за история с пленом у алкашей???              — Пошёл он гулять в третьем классе, — начинает горячо Сергей. — Мы уже тогда по отдельности жили, он с мамой, я на соседней улице. Звонит мне Танька, говорит, малого дома до сих пор нет, у тебя он или где? Я ни слухом, ни духом, а время уже реально позднее! Начали его с Таней искать по дворам, с телефонами беда же тогда была, это сейчас у каждого малого айвон в блестящем чехле!              — Айфон.              — Что?              — Айфон. Через «ф», — смеётся Арс.              — Да похер! — отмахивается Сергей. — А тогда ещё не было. И как вот его искать? Мы звоним на домашний его учительнице, просим номера родителей ребят, с которыми общается наш огузок, — Арсений перехватывает взгляд Антона и только смеётся громче. — Начинаем обзванивать всех, но естественно первым делом Серёжку, ну, Матвиенко. Ты знаешь Серёжку?              — Уже да, — с улыбкой кивает Антон.              — Ну вот, они с детства не разлей вода, и если искать этого где-то, то у Серёжки.              — Пап, не отвлекайся.              — Ну а нет его с Серёжкой! И где его искать, вообще не понятно. По другим родителям позвонили, тоже никто не знает. А этот, чтоб его черти драли, шило в жопе, уселся с какими-то бомжами в карты играть! И выиграл их, а они, падлы такие, малого в свою какую-то ночлежку потащили, чтобы он, раз такой шулер, у каких-то других бомжей им бутылку водки выиграл!              — Ужас, — тянет Антон, косясь на ухохатывающегося Арсения. — Как вы его нашли вообще?              — Бог помог, не иначе, — громко выдыхает Сергей. — Женщина какая-то, пока ковры выбивала, видела, как какой-то там Семёныч с ребёнком ушли с площадки, а мы же как раз у площадки носимся его ищем, ну, ребёнка, не Семёныча.              — Важное уточнение, — поднимая вверх указательный палец, заливается смехом Арс.              — Вопрос вот, какого хуя ты, видя, как куча бомжей-алкашей уводит ребёнка с площадки, не вмешалась??? Ну ладно, спасибо хоть знала, куда идти. Отвела нас.              — Спойлер, я выиграл ту бутылку водки, — улыбается широко Арсений. — И спойлер, я спасён.              — Ты блин, Сол Гудман, — вздыхает тяжко Антон. — И часто он вот так в какой-то жопе с ненадёжными личностями оказывался?              — Да постоянно, — фыркает Сергей. — И главное, что со стороны кажется, что спасать надо, а по факту он в этой куче ублюдков оказывается главарём.              — Оставайся, мальчик, с нами, будешь нашим королём, — напевает весело себе под нос Арсений. — Не вырви меня Паша из секты, я бы и там отличился, стал бы их предводителем в итоге, я уверен.              — В какой ещё секте? — бледнея, мямлит Сергей.              — Ой…              — Нет, ну это же… Ты видишь? Видишь??? — тыча в свою голову, спрашивает Сергей, смотря широко раскрытыми глазами на Антона, который старается зрительного контакта с мало знакомыми людьми избегать. — Видишь, какой я седой? А я, знаешь, во сколько седеть начал? В двадцать семь! Из-за него, клянусь! Он вот в двадцать семь чернявый, а я уже седым был из-за него!              — И из-за мамы, — решает внести важное уточнение Арсений. — Подумаешь, всего-то в карты с алкашнёй поиграл, они вообще-то были интересными собеседниками.              — Потом, — тыча пальцем в стол, говорит Сергей, — мы его без Серёжки гулять не выпускали. Потому что только Серёжка умел его остановить, он как оберег, повесишь на этого непутёвого Серёжку, ну, в смысле, Серёжу Матвиенко — и всё! И никаких несчастий, как оберег, клянусь!              — Верю, — посмеивается Антон, глядя на хихикающего в кружку чая Арсения. Булькает от смеха.              — Один только бог знает, сколько раз я вытаскивал его из больницы. Один бог знает, сколько у него было переломов…              — Да не только он, медкарта тоже прекрасно знает.              — Поюли мне давай, — фырчит Сергей, а Арсений звонче смехом заходится. — Короче, Антон, ты с ним, это, поаккуратнее, а то у него инстинкт самосохранения напрочь отсутствует.              — С ним слишком скучно, мне не понравилось.              — Говорю же. Сумасшедший, — указывая на Арсения ладонью, выпаливает Сергей.              Так и сидят какое-то время. Пьют чай, едят торт. Отец рассказывает Антону какие-то забавные истории из Арсового детства, а Арсений только хохочет от вида папиных эмоций. Отдельно приятно наблюдать за Антоном, когда он начинает говорить более уверенно, иногда что-то спрашивает, иногда рассказывает что-то о себе, когда отец Арсения спросит прямо.              — Я тоже в молодости водителем работал, — кивает Сергей на нерешительное признание Антона в том, что по факту его основной заработок сейчас — это такси. — Водителем при заводе, давно это было. Сейчас-то я уже только стройкой занимаюсь. И дед Арсения, мой отец, тоже водителем был, но он всю жизнь им проработал. Он из деревни был, полжизни возил доярок на ферму, а потом уже стал возить продукты из города. Давно это было, очень давно.              — У меня по маминой линии все городские, а по папиной все деревенские, — улыбается Антон, разглядывая чаинки на дне кружки. — Но несмотря на это, как мне кажется, моей бабушке, маминой маме, тяжелее пришлось по жизни, чем папиным.              — Да не, в городе легче живётся, поверь мне, я детство в деревне очень хорошо помню.              — Ну, я тоже так думал, — неловко пожимает плечами Антон. — Пока бабушка как-то не начала откровенничать. А потом как вывалила на меня за раз истории о том, как она жила на оккупированной во время Второй мировой части Воронежа…              — Ой бля, — тянет Сергей, изламывая брови. — Бедная.              — Ага. Ну, она тоже… Эм, тяжёлая женщина, нравы те ещё. У неё запутанная история, я не совсем хорошо в этом разбираюсь, но… Э, после оккупации её, вроде как, вывезли куда-то и приставили типа как рабскую силу к семье немцев. Там ей повезло, ничего такого не было, не смотря на всё, хорошие были люди… А потом она неудачно вышла в магазин за продуктами, у них, кто был там, как рабы, были какие-то нашивки. Её на улице остановил какой-то чел в форме, а она забыла документы. И короче, подумали, что она сбежала из семьи. И её отправили на какой-то завод военной техники… А потом этот завод разбомбили, её привалило всем этим. Если это звучит уже слишком, остановите меня, пожалуйста.              — Нет, очень интересно, — подтягиваясь на стуле, говорит Арс, а Сергей сбоку поддакивает.              — Её в этих обломках нашёл советский солдат. Пощадил. И каким-то образом, блять, я правда не знаю, как это работает, но он оформил ей документы и сделал её саниструктором.              — А у ней хоть какая-то медицинская практика была???              — Да я в душе не ебу! Но прикол-то в том, что она прошла Вторую мировую, реально участвовала как медик в боях, а потом… Гораздо позже, когда она ехала на поезде домой, после окончания войны, они там типа сидели в вагонах с животными, которых типа конфисковали у немцев, и блять, поезд подорвали! Диверсия. И мою. Бабку. Собирали нахуй как пазл. Травматологи. И она до сих пор, блять, жива!              — Вот это женщина, — вздыхают в один голос Арсений со своим отцом.              — Да уж…              — Ну, теперь понятно, откуда у тебя этот типаж женских персонажей, — усмехается уголком губ Арсений. — Нелегко полюбить миленьких девушек, когда рос с таким человеком.              — Ну-ну, — неловко усмехается Шаст.              — Засиделся я с вами, — проверяя время на телефоне, вздыхает Сергей. — Пора мне.              — Ну давай, слушай, я не против твоих визитов, но ты правда, предупреждать же надо.              — Прости, Арсений, я просто… Задумался, забыл написать, — неловко жестикулируя возле головы, тянет Сергей. — После встреч с этой женщиной у меня мозги отказывают.              — А ты с ней лично встречался? — кривится Арс.              — Да… В общем, спасибо вам за беседу и поднятие настроения, парни, а я поехал, — вставая из-за стола, кивает Сергей.              Арсений провожает отца, прощается с ним и прикрывает дверь, только после этого тяжело вздыхая. Да уж, мама из кого угодно все жизненные соки высосет, понятно, почему он выглядел таким опустошённым поначалу.              — У вас, кажется, правда всё хорошо, ну, с отцом, — тихо говорит сзади Антон.              — А? Ну да, — улыбается устало Арсений, разваливаясь на диване в гостиной. — У тебя не так?              — С отцом? Нет. Совсем не так, — качает головой Шаст, присаживаясь рядом. — Я из тех, у кого с этим… Проблемы.              — В плане?              — Ну, типа травма детства из-за ухода отца? Не знаю. У тебя нет травм из-за отца?              — Нет, у меня нет травм из-за него, но у него точно есть парочка из-за меня, — коротко усмехается Арс, прикрывая глаза. — Ты слышал.              — Ну да… Но, кажется, того же не скажешь о твоей маме?              — Да, думаю, если бы у меня не было так называемых мамми ишьюс, я бы был полностью геем.              — Это ещё что значит?              — Ну, есть теория, мол, ориентация связана с тем, родитель какого пола мало уделял внимания в детстве.              — Разве геев тогда не должно быть охуеть как много??? И лесбиянок было бы поменьше. А бисексуалы — это тогда кто? Сироты?              — Это просто теория, Шаст, забей, — посмеивается Арсений.              — Почему у этого должна быть какая-то причина?              — Эй… Это больная тема, да? — грустно улыбается Арсений, переползая в сторону и укладываясь головой у Антона на коленях. — Конечно, больная, ты же только недавно, можно сказать, уверился в ориентации, перестал её отрицать, а у тебя явно проблемы с отцом… Конечно, тебе не нравится эта теория.              — Я не недавно принял… Ну, то есть, кажется, я частично принял ещё во время нашего первого разговора…              — Ого. Прям настолько обрадовался???              — Арс. Не пакостничай.              — Да я серьёзно! От первого разговора признание мысли, что тебе могут нравиться парни?              — Скорее, признание мысли, что мне можешь так нравиться ты.              — Ну я-то парень, а соответственно…              — Да-да. Но я про других парней так не думал, так что!..              — Нет, Шаст. Брось. Думал. Тот друг в школе. И потом наверняка кто-то был. Может, ты отрицал факт того, что тебе этот кто-то нравился, но признай, что был кто-то, на кого ты, не знаю, засматривался.              — Не знаю… А нормально, что ты отцу в лицо сказал о том, что мы встречаемся?              — Во-первых, я рад, что ты говоришь «мы встречаемся», больше не запинаясь, — улыбается радостно Арсений, переворачиваясь на живот лишь за тем, чтобы поболтать довольно в воздухе ногами. — А во-вторых, нормально. Одна из травм моего отца — наверняка тот день, когда я наорал на него за гомофобию. Я сказал, что не хочу больше с ним общаться. И чтоб мои глаза его не видели. И далее по списку. Ну, а ему было важно… Может, всех пидорасов он ненавидел, но я ему дорог. Не то чтобы я этим пользовался, скорее это были мои искренние эмоции на тот момент, но сработало хорошо. Сначала он стал лучше избирать слова, потом стал лояльнее относиться к моим мужикам, а позже, — Арсений пожимает легкомысленно плечами, — в целом стал воспринимать это по-другому. Ну, возможно, я упустил из рассказа пару десятков моментов, когда я задалбливал ему мозги, объясняя, что геи не животные-извращенцы, и в гетеросексуальных парах вообще-то всякая «мерзость» встречается чаще. Может, я немного пригрозил ему топором, пытаясь объяснить, что это не психрасстройство…              — У него очень много душевных травм от тебя, Арс…              — И возможно, я немного перегнул, когда усадил его смотреть документалку про людей, переживших «лечение» ориентации, что с ними, с их личностью стало, а точнее, в каких овощей их превратило то «лечение». Возможно, я чуть-чу-у-уть перегнул, когда разбил ему нос своим лбом, пытаясь заставить его извиниться перед моим первым парнем, на которого он «не так» посмотрел…              — Бедный мужик…              — И наверняка зря я угрожал выжечь ему глаза паяльником, если продолжит изучать только те сайты, на которых об этом рассказывается так, будто бы статью писала Испанская инквизиция, и всех геев сжигать надо. Может. Но главное, что есть сейчас. Да, он многое пережил, но ему было важно сохранить общение со мной, а мне было важно выжечь из него гомофобию.              — Паяльником?              — Что? Да нет же!              — Я понял, понял, — посмеивается Шаст, встрёпывая тёмные волосы. — В душ и в кровать? Правда засиделись, уже поздновато.              — Иди, я тебя тут подожду, — скатываясь на свободную половину дивана, почему-то шёпотом говорит Арсений.              — Расскажешь про маму?              — Точно не сегодня, — кривит нос Арсений.              — Но когда-нибудь?              — Когда-нибудь точно расскажу, — обещает Арс, переворачиваясь на живот и вытягиваясь удобно на диване так, что ступни свисают.              Антон не настаивает на рассказе сейчас. От этого тоже становится уютнее, спокойнее. Он только целует Арсения в макушку и спешит убежать со своим рюкзаком в ванную.              В голове у Арсения немало тараканов, но обычно Арс старается водить с ними хороводы или заставляет их придумывать новые истории, сюжетные арки для комикса.              Сейчас Арсений не танцует со своими тараканами, а идей для комикса не наблюдается. Но восстание за неимением работы тараканы почему-то не устраивают. Будто бы притихли, разнежились вместе с Арсом от Антона, от этого поцелуя. Валяются на диване вместе с Арсением и любовно, мечтательно вздыхают, все в такт друг другу.