Вкусные эмоции

"Я хочу подключить тебя к новому заказу. Мне кажется, тебе прилив адреналина не помешает. Посреди минного поля на Пустошах стоит автомобиль. Тебе нужно его оттуда вытащить. Конечно, не исключено, что ты подорвёшься, но давай честно: вся наша жизнь — одно большое минное поле"

Дакота Смит: "Киберпанк 2077"

***

      Арсений стучится не настойчиво в чужую дверь, мнётся на лестничной площадке перед Пашиной квартирой. Ему срочно нужно с кем-то поговорить, и скорее всего, не с Антоном, который ясно дал понять, что говорить ему сейчас уж точно не хочется.              Сначала Арс звонил Серёже, но судя по звукам на фоне, тот был на какой-то корпоративной вечеринке, и вырывать его оттуда Арсений не захотел. А кто у него ещё есть из близких? Паша.              Паша ответил на телефонный звонок сразу, на просьбу к нему прийти отреагировал, конечно, с беспокойством, но…              Арсений расстроен и немного потерян, но он не в том состоянии, чтобы идти прыгать с моста от тупости сложившейся ситуации, из-за которой он чувствует себя сейчас на самом деле херово. Плохо? Да. Но Арсений остаётся в себе, в рассудке. И чтобы точно убедиться в том, что он в своей голове всё правильно срастил, ему и нужен разговор. Взгляд со стороны.              Дверь открывает Ляйсан. Улыбается мягко Арсению, приглашая в дом.              — Привет, дорогой, — целуя Арса в щёку, улыбается тепло Ляйсан. — У тебя всё в порядке?              — Я пока не совсем понимаю, — неловко пожимает плечами Арсений, разуваясь в чужой прихожей. — Надо поговорить, упорядочить мысли.              — Паша на кухне, а я пойду отдыхать, очень устала после тренировки.              — Да, конечно, — кивает Арсений. — Спокойной ночи, Лясь.              — Спокойной ночи, — с улыбкой кивает Ляйсан, уходя в спальню.              Арсений проходит в гостиную, с неё — в кухню, где убирается Паша.              — Привет, Арс, — здоровается с широкой улыбкой Воля. — Я бы обнялся, но… Сам видишь, — взмахивая руками в пене, хмыкает он.              — Что, Ляйсан тебя в ежовых рукавицах держит, да, Паш? — посмеивается Арсений. — Она тут хозяин?              — У нас равноправие, Арс, иди нахер, — буркает Паша, принимаясь оттирать губкой залитую моющим средством плиту. — Что у тебя случилось? Рассказывай.              — Вот так сразу? Даже чая не предложишь? — усмехается кисло Арс.              — Предложил бы, но плита…              — Да я не всерьёз, — отмахивается Арсений, усаживаясь за кухонным столом с тяжким вздохом. — Я… Даже не знаю, с чего начать.              — Ну, давай по обычаю, — пожимает плечами Паша. — Ты задаёшь мне простой вопрос, а я уже походу разбираюсь, почему именно этот вопрос и что там у тебя случилось, ага?              — В этот раз, кажется, вопросов слишком много, — вздыхает Арсений, потирая нервно брови.              — Начни с того, который первым пришёл на ум.              — Что ты можешь сказать про Антона?              — Вот так и вопрос, — посмеивается тихо Паша, выжимая грязную пену с губки в раковину. — Значит, что-то с Шастом у вас случилось, да? Если он выпал из общения, не заходит никуда, не боись, не убился, просто отдыхает, заряжает свою интровертскую батарейку.              — Нет, не пропал, я буквально… Ещё час назад был с ним, — шепчет Арсений, нервно ковыряя зелёный бисерный браслет на запястье. — Целый… Целый день были вместе. Он сдавал с утра экзамен, потом мы позавтракали и пошли гулять в парк, а потом сидели у него дома в компе.              — Вот уж и не думал, что всё правда так хорошо склеится, — улыбается Паша, отвлекаясь от вымывания плиты. — Арс, если твоя кислая физиономия обусловлена тем, что он тебе начал нравиться, то не кисни, он хороший парень. И у меня нет на него никакого отталкивающего компромата, если твой вопрос был об этом. Может, скажи я, что на самом деле он топит котят, тебе было бы проще отвертеться от чувства привязанности, от чего ты на самом деле вечно пытаешься сбежать, но нет. Ничего такого у меня про Шаста нет.              — Не думаю, что хотел получить на него компромат, скорее… Объяснение? — неуверенно тянет Арсений, ломая брови в сожалении. — Я затащил его на вечеринку, на которую он не хотел. Но это ещё полбеды.              — Ну, для Шаста может быть и не «пол», для Шаста может быть полноценной бедой…              — Нет, дело не в этом, — качает упрямо головой Арсений. — Там играли в "Правда или действие".              — Ненавижу эту игру, — буркает Паша. — Кто вообще в ней доволен остаётся, для кого она придумана? Что-то пошло по пизде? Он засосался с кем-то и ты загнался?              — Нет, — качает головой Арс.              — Ты с кем-то засосался?              — В том-то и дело, что нет. Я… Мне дали на выбор Антона и Олесю. Я подумал, что Шаст точно не захочет, чтобы я его целовал при всех, с учётом… Всего. Даже если я ему нравлюсь, он вряд ли бы отреагировал на публичный поцелуй с восторгом. И если я ему нравлюсь, то и на поцелуй с другим человеком, тоже бы отреагировал херово. Я думал, что если я откажусь, выйду из игры, я сделаю лучший выбор, — разводит руками Арсений. — Думал, что так точно никого не обижу, но, блять… Откуда я мог знать?              — Что знать, Арс? — чуть хмурясь, спрашивает Воля, вымывая руки под струёй воды, после чего усаживается за стол к Арсению.              — Кажется… Кажется, он хотел… Кажется, я ему нравлюсь.              — А он нравится тебе, я правильно понял?              — Да.              — И в чём тогда проблема?              — Он принял мой отказ от действия на свой счёт, — тяжело вздыхает Арсений, роняя голову на сложенные на столе руки. — Ушёл… Я пошёл за ним, но он уже был какой-то… Встревоженный, будто раненный зверь. Но я же не хотел его обидеть, Паш! Я пытался сделать так, чтобы вообще никого не обидеть. Хотел, как лучше, получилось, как всегда, блять, — раздосадованно шипит Арсений, царапая короткими ногтями кожу головы. — Я целый день только и думал, что… Только и думал, как хочу его поцеловать, — на дрожащем выдохе шепчет Арсений. — И вот, пожалуйста, оказывается, вселенная услышала, сказала: «Ты просил, я даю!». Откуда мне было знать?..              — Арс, давай без фатализма, — приводит в чувства Паша, касаясь осторожно плеча. — Ты уверен, что он расстроился именно из-за твоего выбора? А не… Ну, не знаю, может, ему просто реально уже не хватило сил быть на вечеринке? Если он целый день был с тобой, вы гуляли, сидели в кафе, он от такого, особенно от разговоров на протяжение долгого времени дико уставать начинает, разряжается. Может, он просто уже не вынес количество людей?              — Нет, я уверен, что дело было именно в этом, — качает головой Арсений. — Потому что мы поговорили, потому что… Да, конечно, он часто говорит какими-то обрывистыми фразами, но сложить их в один факт не так сложно. Или я уже подгоняю решение под ответ в конце учебника?.. Не знаю, мне показалось, что всё так, да и… Я попытался всё исправить, Паш. Я попытался его поцеловать, но он не дал. И это его: «Ты же не хотел»… Он был раздражён и обижен. Это точно.              — Он ещё что-то конкретное говорил? Ну, что-то подтверждающее то, что он принял твоё решение на свой счёт?              — О да, — горько усмехается Арсений. — Он буквально сказал об этом прямым текстом. Начал говорить, что я его только дразню, а на деле… Спрашивал, отказался я из-за того, что настолько его адекватности не доверяю или из-за отвращения. Ещё есть сомнения в том, что он принял это на свой личный счёт?              — Нет, — вздыхая, качает головой Паша. — Слушай, сейчас тебе может казаться, что вся ситуация — полный пиздец…              — Да нет же, не кажется мне так, — прикрывая глаза, шепчет Арсений. — Мне просто нужно с ним поговорить. Сказать ему всё прямо. Убедить его, он мне поверит, я знаю, — тихо шепчет Арсений.              — А почему… Почему тогда ты здесь, Арс? — немного удивлённо спрашивает Воля.              — Мне надо было выговориться, чтобы ты сказал, вдруг я чего-то не понимаю, и всё действительно типа кончено и он больше никогда не захочет меня видеть. Поэтому я и спросил, что ты о нём знаешь. Ты ведь общаешься с ним дольше, а значит, и знать его должен лучше меня.              — Я знаю, что ему сейчас надо остыть. Со временем перестанет ебать себе мозги. Он… Вспыльчивый на самом деле, знаешь? Но в том плане, что ранимый очень. Принимает всё горячо. Но со временем успокаивается, ну или начинает принимать какой-то чужой поступок или слово спокойнее. Думаю, ты правильно сделал, что не стал его больше донимать и не поехал к нему… С такими людьми, как Шаст, надо чувствовать момент, когда они хотят остаться одни, только с тишиной и своими мыслями. Если продолжать давить — сделаешь только хуже. Даже если действовал из благих намерений.              — Он попросил меня дать ему отдохнуть прямым текстом. Я подумал, что было бы слишком эгоистично продолжать его дёргать или… Или догонять его, пытаясь объясниться. Но что, если я и тут ошибся? Снова хотел, как лучше, а по факту оставил его с неверным выводом в херовых чувствах…              — Эй, ты же пытался с ним поговорить, так? Но он ушёл, а значит, дальше давить не надо было, — успокаивает мягким потряхиванием за плечо Паша, заглядывая в глаза. — Дай ему время, он сам напишет.              — А если нет? Если просто замкнётся, загонится и решит никогда не пересекаться?              — М, нет, в этой истории "предложение" осталось незаконченным, Антон такое не любит. Он всегда возвращается, чтобы поставить запятую или многоточие, продолжить или потоптаться на одном месте. И поставить точку он возвращается в том числе.              — Он сказал, что если ему с кем-то некомфортно, он избегает до конца жизни и бросает в игнор…              — Ну, он говорил точно не о тех, кто успел стать ему близкими.              — Ну да. Он говорил о тех, с кем ему некомфортно, но теперь ему явно некомфортно и со мной.              — Так. Начинается, блять, — бурчит недовольно Паша, расшатывая Арсения за плечи. — Ты сам сказал, всё под контролем, ты скажешь ему всё прямо, он тебя поймёт и будет вам гейское счастье!              — А если рассматриваем худший вариант? Во-первых, ему со мной больше не комфортно. Я иду нахуй. Во-вторых, по его ощущению времени я не успел стать для него прямо-таки близким, потому что ему тяжело впускать людей в своё окружение, и его старые загоны могут перебить всё то приятное время вместе и… Я. Иду. Нахуй.              — Что ещё за «его ощущение времени»?              — Ох, ну раз это кажется тебе самым важным, — тянет язвительно Арсений. — У Шаста другое ощущение времени. Для меня время идёт весьма медленно, каждый день как маленькая вечность. Я по нему за неделю, знаешь, как успел соскучиться? Мне казалось, мы несколько лет не виделись! А у него по-другому, для него время нашего общения, то есть, уже два месяца — это типа минуты. Потому что для него за это время подружиться — это как-то слишком быстро.              — Ну, в каком-то плане он знает тебя дольше двух месяцев, — пожимает плечами Паша, отходя обратно к плите, возвращаясь к уборке.              — В смысле? — хмурится непонимающе Арсений.              — Ну, вы же постоянно пересекались в «Сешат», не помнишь? — как-то нервно усмехается Паша.              — Э, да, может быть, — неуверенно тянет Арсений. — Не помню.              — Ну, я-то точно помню. Постояльцы у меня есть, но общаюсь близко я только с четырьмя, двое из которых это вы с Антоном. И я точно уверен, что последние полгода выпадало по времени так, что… Ну в общем, да, вы довольно часто оказывались в «Сешат» в одно время.              — Я не помню…              — Ну ты же приходишь туда только за тем, чтобы со мной языком почесать, либо в новую книгу носом уткнуться, ты никогда не знакомился там, ну, до того дня, как с Шастом…              — Ну, допустим, — резко машет головой Арсений. — Это не значит, что он меня знал до знакомства. Мало ли с кем я приходил в одно время? Так, что, и они меня знают?              — Нет, тут другое, — неловко прочищает горло Воля. — Да не важно это, просто поверь, Антон внимательнее к окружающему миру, чем ты.              — Паш, если тебе есть, что мне рассказать, я бы на твоём месте не молчал, — щуря на подозрительно напрягшегося Волю глаза, цедит сквозь зубы Арсений.              — Что сказать? Так я уже сказал. Пересекались. И не раз, он наверняка какое-то время за тобой со стороны наблюдал. Блять, звучит стрёмно, но это Шаст! Он ко всем, кто в радиусе пять шагов от него движется, приглядывается!              — А я был в радиусе пяти шагов? Ты прямо высчитывал?              — Арс, чего ты беситься начинаешь? Я же не виноват, что ты дальше книжных страниц не видишь! А у Шаста зрение хорошее, всех видит. Блять, в смысле…              — Хорошее зрение, всех видит, — глухо повторяет Арсений. — Знаешь, Паш, очень странно, буквально это же Шаст сказал мне у себя на Дне рождения. Подозрительно похожей фразой ты выразился, чтобы упрекнуть меня, — тянет Арс, уже не скрывая раздражённого подозрения.              — Арс, только не бесись, ладно?              — А из-за чего я должен беситься? — усмехается с нескрываемой агрессией Арсений.              — Да кто ж знает, ты же из-за чего-то бесишься!              — Что. Ты. Устроил?              — Ничего я не устраивал, — вскидывает ладони Воля, только вот глаза в глаза не смотрит.              — Па-а-аша-а-а.              — Слушай, он ведь такой замкнутый, неуверенный в том, что касается общения с людьми, интроверт во всей красе, я просто хотел ему помочь!              — С чем помочь?              — С тем, чтобы подружиться с человеком, который привлёк его внимание, — выпаливает на одном дыхании Паша. — В первый раз, конечно, его внимание было явно не очень хорошим, потому что он спросил о тебе в контексте того, что ты слишком громко разговариваешь для такого места, — принимается тараторить Воля. — Я тогда ничего-ничего о тебе не рассказывал, клянусь, просто извинился за шум. Потом как-то он опять спросил про тебя, после, э, кажется, после того, как мы с тобой, помнишь, по договору вместе «Ведьмака» прочитали, ты прочитал его только из-за того, чтобы я мог потом с тобой обсудить. Мы тогда говорили, и я ещё благодарил тебя за то, что ты реально меня выручил в плане обсуждения, прочитал такой кирпич, лишь бы меня поддержать, да и не просто ведь глазами пробежался по тексту, а реально вник в историю, нашёл себе любимчиков, вёл со мной полноценную дискуссию о судьбе Йен и Трисс, о Регисе и Геральте. Мы тогда говорили, кажется, часа три без умолку, ты ушёл, а Антон подошёл ко мне, и я уж думал, он опять будет на шум жаловаться, но… Нет, сначала поговорил со мной про книгу, потому что случайно подслушал наш разговор…              — Случайно подслушал трёхчасовой разговор???              — Не цепляйся к словам, Арс, — нервно смеётся Паша. — Мы и с ним поговорили о книге, но я, кажется, да, я довольно часто упоминал тебя, типа… А вот Арсений думает вот так, а вот это персонаж ему не нравится, а вот это он считает сюжетной дырой, а вот это по его мнению Мэри Сью… Иногда он соглашался, а иногда пожимал плечами, но с того момента, кажется… Как бы ты ни шумел в «Сешат», пока не сядешь за книги, он больше никогда не жаловался, будто бы тебе простительно, раз за «Ведьмака» шаришь, боже, что я несу?              — Нет-нет, Паш, ты продолжай, — усаживая Волю за стол, тянет с нажимом Арсений. — И сколько ещё наших разговоров он «случайно» подслушал?              — Да не знаю я! Просто в один момент начал всё больше… Тобой интересоваться, что ли? Сказал, ты напоминаешь ему какого-то игрового персонажа, но я не понял, что это значит, вообще. А потом он как-то прислал мне мем с тем самым персонажем и подписью…              — Мем, который ты показывал, — осеняет Арсения. — Был с Диланом…              — Да, точно! С этим персонажем он тебя и сравнивал, — кивает ускоренно Паша. — Сказал, что ты любишь в разговоре, судя по его наблюдениям, ляпнуть что-то такое, лишь бы человека вывести, но ему это кажется… Забавным?              — Да-а-а, Паш, совсем не стрёмно, — фыркает громко Арсений, всплёскивая руками.              — Но это было уже весной, а до этого…              — До этого? — с широко раскрытыми глазами переспрашивает Арсений. — А когда это вообще началось, Паш? Тот разговор про «Ведьмака». Когда он вообще был?..              — Кажется… Кажется, уже больше года назад.              Арсений промаргивается быстро от удивления, смотрит пустым взглядом в стол.              Антон ведь… Бормотал что-то про год. Ещё одна деталь встала на место? Нет, пока Арсений не может этого сказать. Потому что теперь он вообще не понимает, какой пазл, какую картинку он складывает.              — Я понял, что он хочет с тобой подружиться ещё зимой, — признаётся, окончательно сдаваясь, Паша. — Я и до этого замечал, что он иногда… Как будто бы ищет предлог заговорить, но ничего не находит и… Когда ты тянулся к книге, он спрашивал, не помочь ли, но ты же у нас такой гордый и независимый, говорил «не надо, я сам» и лез на стремянку. А он уходил сразу. Я видел, как старался держаться всегда чуть ближе к тебе в читальном зале, хотя всё время жался в углы и отсаживался подальше от других людей. Я замечал, как он иногда… Будто пытается выдавить из себя хоть что-то, когда ты уже начинал собираться уходить из «Сешат», но каждый раз просто сжимал губы и утыкался обратно носом в книгу.              Арсений сейчас старается попросту переварить всё, что слышит. Разве это так удивительно с Шастовым характером? Разве Арсений нашёл что-то шокирующее, зная уже давно об Антоновой замкнутости? Разве это нечто экстраординарное с учётом «общительности» Антона?              Нет. Нет и нет. Тогда почему Арсений в оцепенении?              — Был один момент, после которого я подумал, что я точно должен как-то ему помочь, потому что… Уже смотреть больно было. Он же мне успел стать родным, с ним бывали… У нас с Шастом бывали такие уютные вечера, — улыбается грустно Паша. — Помню одно дождливое воскресенье, гроза, никого нет, а он приходит чуть ли не за две минуты до закрытия. Принёс мне кофе, потому то в тот день была акция два по цене одного, — усмехается грустно Паша. — И ему было некого ещё угостить, никто, как он сказал, в такую погоду с ним не пошёл гулять в тот выходной. Вот и принёс… Помог мне после закрытия разобрать книги. Да и много с ним таких моментов, он очень хороший парень, и мне так хотелось ему помочь, Арс…              Плечи медленно опускаются после долгого обезоруженного выдоха, остаётся только грусть и лёгкая горечь.              — Ты не мог его оставить после того, как он тебя поддерживал.              — Что? А, нет, я вспомнил это, но таких моментов, моментов у нас с Антоном, было довольно много. Он хороший, оставался помочь, помогал с верхними полками даже без стремянки, — тихо усмехается Паша. — Он мне уже тоже родным стал, как ты. Но я до последнего оставался в стороне, потому что… Ты меня знаешь, Арс, я верю, что каждый человек должен сам решиться на важный для него шаг. И пусть в случае Антона этим шагом было всего-то начать с тобой общение, но ты же теперь тоже его знаешь, знаешь, чего ему стоит начать с кем-то общаться. Но я до последнего верил в то, что он сможет сделать этот шаг. Он уже прямым текстом начал говорить, что хотел бы с нами обсуждать истории, хотел бы с тобой поговорить о персонажах, потому что ты разбираешься. И я всегда говорил, ну так давай, Шаст, ни я, ни Арсений тебя не прогоним, присоединяйся, когда будет очередной такой разговор, но он всё мялся, так и не решился.              Паша вздыхает тяжело, смотрит на Арсения с открытой надеждой на понимание.              — А потом конец зимы, начало марта, ты словил этот гиперфокус на квантовой физике… Помнишь первый разговор между нами в «Сешат» на эту тему?              — Когда я пришёл с запросом на эту литературу? — хмыкает Арсений. — Да, прекрасно помню. Нихера не было. Я расстроился. И ушёл домой.              — Ага, а потом был привоз с отданными книгами и там нашлось то, что тебе нужно, да?              — Угу, прямо по зову вселенной, — тихо усмехается Арсений. — Я уже говорил, насколько для меня «Сешат» символическое и волшебное место.              — Боюсь, тут дело не в «Сешат», — натянуто улыбается Паша, опуская глаза. — В тот день, когда ты ничего не нашёл, после твоего ухода, почти сразу, кажется, за тобой ещё дверь не закрылась, как ко мне подскочил Антон. Спросил, всё ли в порядке. Я объяснил, что ты просто не нашёл нужной литературы, и он так… Знаешь, он выглядел реально напуганным, — посмеивается Паша, качая головой. — Глаза эти по пять копеек, я думаю, чего он так, а потом как выпалил на одном дыхании: «То есть, он больше сюда не придёт?». У меня чуть сердце от его вида не разбилось, — фыркает с тёплой усмешкой Паша. — Кажется, он подумал, что просрал свой шанс всё-таки с тобой познакомиться. Так боялся, что ты больше не появишься… Это он притащил те книги, Арс. Учебники и собрания лекций по механике и физике, ну и кучку каких-то сборников по квантовой физике. Сказал, у него дома завалялись якобы, но я уверен, что те книги были новые, только распакованные. Я ни с чем не спутаю ощущение книги, которая раскрывается в первый раз.              — Он… Купил те книги по квантовой физике, которые я читал в «Сешат»?              — Думаю, да. Либо он ограбил книжный, — посмеивается весело Паша. — Но купить и затихориться, выжидая реакции, — больше в духе Шаста. Я уверен, что в те дни, недели, когда ты начал ходить каждый день с теми книгами, что принёс он, в «Сешат» стало светлее. Потому что этот придурок, я клянусь, блять, он светился! Но ведь так и не подошёл, — тут же сникает Паша, тяжко вздыхая и качая головой. — Ну я и подумал, что случай безнадёжный и надо уже вмешаться… Я не выдавал ему никаких твоих секретов, Арс. И не сплетничал о твоей личной или профессиональной жизни. Он никогда о таком не спрашивал у меня, скорее, ему был интересен ты, каким он сам тебя увидел. Не знаю, — пожимает плечами Паша. — Злишься?              — Нет, я просто в ахуе, — качает головой Арсений.              — Для охуевающего ты слишком широко лыбишься, Арс.              — Что? Правда? Блять, — Арсений прикрывает губы ладонью, смотрит в тихой тёплой задумчивости перед собой.              — Я не верю там в любовь с первого взгляда, так что не буду ничего такого говорить, но иногда… Иногда видишь своего человека сразу. Может, не с первого раза всё идёт как по маслу, но в итоге ты всё больше к нему тянешься, всё больше понимаешь, что это действительно твой человек. Может, с романтическим подтекстом, может, нет. Зная Шаста, скорее без романтики было. Поначалу. Он просто увидел такого же задрота в плане историй и персонажей и дико хотел с ним поговорить, подружиться… А потом всё свернуло… К этому. Может, в каком-то плане он уже был влюблён в тебя, может, нет, это тебе у него узнать придётся, Арс. Но в чём я уверен точно… Когда я смотрел на него в «Сешат», когда видел, как он на тебя смотрит, точнее, как за тобой подглядывает, — весело поправляет себя Паша. — Я уверен, что я так же смотрел на Лясю.              — Я… — у Арсения истончается голос и щиплют глаза. Он спешит опустить взгляд, делает размеренный вдох. — Я так хочу с ним поговорить. Обнять и просто объяснить, почему я… Хочу объяснить, что я ведь о нём думал. Хочу, чтобы не принимал это на свой счёт в качестве какого-то оскорбления… Хочу обнять его, Паш.              — Дай ему немного времени, — улыбается мягко Воля, беря за плечо и заглядывая в глаза. — Я его знаю, и я знаю, что ты значишь для него. Поверь, уже завтра, проснувшись, ему покажется, что он сморозил глупость и попытается сгладить углы. Попросит прощения, скажет, что произошло какое-нибудь недопонимание и будет пытаться скосить под дурачка, лишь бы сохранить с тобой дружбу. Опять же, я знаю, что ты для него значишь, он не пошлёт нахер это общение, Арс. Но когда он попытается «вернуть дружбу», ты-то ему всё объясни, окей?              — А если я всё-таки ошибаюсь и тут только дружба на самом деле, просто он…              — Да, дружба, — кивает, деловито хмуря брови, Паша. — Все мужики убегают со слезами на глазах из клуба, когда «друг» не захотел их поцеловать.              — Я понял, не ёрничай, — делая лицо-кирпич, огрызается Арсений, скидывая со своего плеча Пашину ладонь.              — В строю? — подбадривающе усмехаясь, дёргает бровью Воля.              — В строю.              

***

             Как и договорился с Пашей, Арсений едет домой. Чувства смешанные и уснуть получается не сразу, Антон так и не объявился в сети. Слава богу, он не додумался поставить в телеграме этот теневой режим с проклятым «был в сети недавно», а то Арс бы с ума сошёл.              Хотя факт того, что Антона не было в сети с утра, тоже не радует. Засыпая, Арсений надеется, что Шаст нормально добрался до дома и… Успокаивается.              С утра всё так же ничего нет, никаких сообщений, но Антон был в сети ночью, а это немного успокаивает. Может, он ещё расстроен, ещё переживает и злится, не разобравшись в ситуации, но хотя бы жив и здоров. Сейчас для Арсения это главное.              Хочется написать «как ты?», «давай поговорим», «мы должны обсудить», но Арсений чувствует, что сейчас это спугнёт. И пусть на нервах он обычно чуйку игнорирует, сегодня почему-то к ней прислушивается.              Воскресенье они проводят с Серёжей. Тот, немного помятый с ночной вечеринки, но в целом в добром здравии и Арсений не может не поделиться с ним всем, что успело случиться за прошлый день. Как не может удержать при себе и той истории, которая оставалась так долго за кадром Арсового видения.              Это тоже часть того, про что говорил Антон, да? Что-то остаётся нераскрытым, что-то может никогда не раскрыться, но если постараться, можно узнать кусочек чужой истории, а оттого лучше понять «персонажа».              И пусть сейчас речь далеко не о персонажах, а о реальных людях, но это вполне применимо к их случаю. Антон тогда тоже говорил про людей, просто ссылался на персонажей, ему так привычнее, может, даже спокойнее. Благодаря этому маленькому рассказу Паши история «персонажа» Антона открылась Арсению с новой стороны.              У Арса категорически не получается не расплыться в мягкой, немного грустной улыбке, когда он рассказывает об этом Серёже. Почему-то это кажется Арсению до одури милым. Представляет он это замкнутое чудо, которое боязливым зверьком пыталось к нему подкрасться и каждый раз дёрганно отскакивало. Год… Целый год?              Для Арсения год — целая вечность. Для Антона — это, конечно, время чуть меньшее, но всё равно значительное. Значительное, но для Антона, видимо, необходимое, чтобы решиться. Хотя нельзя сказать, что в тот день он решился, скорее это было удачным стечением обстоятельств. Замечательных обстоятельств. И без помощи Паши не обошлось.              Может, всё-таки уже на тот момент времени… Мог он нравиться Антону уже тогда? Во многом это объяснило бы определённые моменты, реакции и слова Шаста с учётом его характера. Может, про то, «пидорас ли Арсений», он спрашивал для того, чтобы… Нет, не надо об этом сейчас думать, Паша правильно подметил: это уже обсуждать им вместе с Антоном.              — А ты уверен, что это романтично, а не стрёмно, Арс? — как-то недоверчиво тянет Серёжа. — Что, если он не подружиться с тобой хотел, а выслеживал тебя как жертву?              — Ты, походу, совсем не выспался, моё золото, — щёлкая у Серёжи перед носом пальцами, тянет Арсений. — Сколько пальцев я показываю?              — Иди в жопу.              — Ага, понятно, — хмыкает весело Арсений. — В себе. Но что-то ты в моём рассказе явно не так понял, не расслышал, может?              — Слушай, ты всегда оправдывал творческих и продолжаешь, но что, если это не тот случай, где всё надо скидывать на интровертность и другой склад ума? Ты сам мне говорил, он в армии был, у него с касаниями и, в целом, с башкой не особо порядок, видимо.              — Ага, как у всех творческих, — сужая предупреждающе глаза, зыркает на Серёжу Арсений.              — Вот, о чём и говорю. Едва творческий, то всё на это и скидываем. И всё за это прощаем. А что, если он после армии настолько гомофоб, что теперь геев выслеживает и истребляет?              — Серёж, мне кажется, ты бредишь, дай-ка я твой лоб пощупаю…              — Да не надо мне ничего щупать, — фырчит Серый, выпутываясь из Арсовых рук. — Я просто хочу быть уверен, что ты реально в безопасности, Арс! Психов хватает! И что страшнее всего, не всегда их от обычных людей отличишь. Они могут охуенно сливаться с толпой, манипулировать своим видением в глазах окружающих и имитировать чувства!              — Ты опять документалок про маньяков пересмотрелся? — дёргает многозначительно бровью Арс.              — Нет! Ну, может, немного… Да, — буркает Серёжа, сдаваясь, резко понурив голову.              — Горе луковое, — посмеивается Арсений, повисая сзади у сидящего за столом Серёжи на плечах. — Значит, с тобой, что бы я ни взялся сегодня обсуждать, всё сведётся к маньякам.              — А что, если правда?..              — Не-а, — обрывает Арсений. — Ты, когда этой дурноты насмотришься, тебе потом маньяки в каждом втором чудятся. И в нашей математичке, и в моём отце, и в бомже у подъезда. А теперь в Антоне. Не-а, Серёж, не буду с тобой никого обсуждать, пока ты не отойдёшь. Вот придёшь в себя и сам скажешь мне: «Боже, какая романтичная история, Арс! Я сейчас слезу пущу, неси платочек скорее!».              — Я вообще никогда так не разговариваю, — бурчит недовольно Серёжа, но в его голосе Арсений отчётливо слышит запрятанную улыбку. — Ты… Прячешься сейчас?              — В смысле?              — Ну, за этими мыслями о романтике, за мечтами о лучшем? Прячешься от того, что по факту есть сейчас на самом деле… Он-то так и не вышел с тобой на связь.              — Нет, Серёж, в этот раз не прячусь, — грустно улыбается Арс, укладываясь щекой на Серёжину макушку. — В этот раз я правда верю, что всё хорошо закончится. Как ты всегда спрашиваешь у меня? Что самое худшее может случиться?              — Ну давай, и ответь тогда на этот вопрос.              — С ним всё будет хорошо, он точно не тот человек, который сделает с собой что-то на эмоциях по глупости. За его жизнь и здоровье я спокоен, а это для меня сейчас самое главное.              — А что касается тебя?              — А что касается меня? — весело переспрашивает Арсений. — Я тоже ничего не собираюсь с собой делать, да и захотел бы — ты ж не дашь.              — Ой ну прости уж за это, — закатывает глаза Серёжа, Арсений этого не видит, но чувствует. — Какой я херовый друг, даже виселицу придержать не могу, пока ты в неё лезешь.              — Не бурчи, моё золото, — мурлычет Арсений, усаживаясь наконец рядом, переставая виснуть на плечах. — Я буду жив и здоров, он будет жив и здоров, это главное. А между собой… Мы разберёмся, я верю.              — Приступ оптимизма?              — Ага, — посмеивается Арсений. — Не знаю, как это объяснить, я просто… Чувствую? Не так, будто бы надеюсь, а будто бы знаю это наверняка. Это странно, но я будто знаю, что он делает в этот самый момент, что думает и что чувствует.              — Так вот насчёт курса у мозгоправа…              — Ой заткнись, а, — фыркает тут же Арсений, закатывая глаза, Серёжа с него смеётся, и от этого появляется ещё больше уверенности. — Может, он передал мне часть своих способностей ясновидящего?              — Ну и что он сейчас делает? — дёргает бровью Серёжа. — Ты, это, Арс, не забудь перед зеркалом встать только.              — Что? Зачем?              — Ну чтобы заклинание то сказать, как там королева шептала, чтобы ей зеркало показало того, кого она хотела увидеть.              Арсений вдыхает полной грудью с раздражённым стоном, глаза сами закатываются, будто бы всасываются этим обречённым вздохом. Серёжа уже хохочет.              — Смейся-смейся, — отмахивается Арсений. — А вот… Спорим, что знаю?              — А как проверим?              — Ну, потом как-нибудь, когда буря стихнет, спрошу, что он делал в «то самое воскресенье» ближе к обеду.              — Окей, на что спорим?              — Пока не знаю, — пожимает плечами Арсений. — Потом придумаем.              — Получается, на желание?              Арсений кивает.              — Хорошо, — легко соглашается Серёжа, разводя руками. — Давай, начинай шоу, бабушка Нина-Арсенина, она слепая, она видит судьбы, — шепчет Серёжа, кривляя рекламу какого-то старого шоу.              — Ты хочешь, чтобы меня сегодня замкнуло в состоянии закатанных глаз?              — Тогда ты точно будешь как Слепая, — давится смехом Серёжа.              — О боже… Короче, — отмахивается Арсений. — Уверен, что он сейчас просто сидит на балконе с гитарой, чаем и шоколадками.              — И почему такая уверенность?              — Потому что именно так он успокаивал меня, — пожимает плечами Арсений, грустно улыбаясь. — Возможно, половину ночи он таксовал, чтобы разгрузиться, полдня спал, а теперь сидит с чаем и сладостями на балконе. Думает и играет… Не знаю, думаю, так.              — Что ж, посмотрим, — пожимает плечами Серёжа. — Я бы, конечно, был больше доволен, если бы он прямо ща сидел и строчил тебе сообщение.              — Нет, — немного скомкано улыбается Арсений. — Ещё нет…              — Ну раз Слепая уверенна…              — Блять, как же ты меня заебал!              — Только не за нос!!!              

***

             Проводив Серёженьку с Богом ехать домой, Арсений решает отвлечься на уборку. В воскресенье он всё равно никогда не рисует, это его разгрузочный день даже от той части творчества, которая является сугубо его личной. Отдыхать надо и от этого. Да и перед началом рабочей недели — тем более.              И пусть вчера свою обычную субботу рисования Арсений пропустил, всё-таки решает твёрдо сегодня за графический планшет не садиться. Убирает дом: пылесосит, вымывает полы, вытирает пыль — стандартная генеральная уборка, которую Арсений устраивает на выходных.              В наушниках вещает «Утопия шоу». Арсений уже давно ничего у Топы не смотрел и всегда есть в возвращении к старому знакомому блогеру момент некой комфортной ностальгии. Доходит до выпуска, в котором Топа буквально… О боже, Шаст должен это увидеть!              Арсений не знает, смотрит ли Антон «Утопия шоу», но вот этот выпуск, ну, или только этот момент ему точно понравится. Потому что Топа сделал прямую отсылку на «Дарк пикчерс», а именно: на Хранителя историй. Сидит в локации Хранителя из игр, в его костюме и говорит вначале ничто иное как «Я Хранитель, Хранитель историй». Антон обязан увидеть эту отсылку, наверняка будет в восторге. Только бы на связь вышел поскорее…              Совсем скоро уже начнёт темнеть, время подошло к вечеру, а Антон так и не объявился. Может, Паша ошибся? В чём именно? Да в чём угодно! В том, что лучше Шаста не трогать; в том, что он сам напишет; в том, что Арсений успел стать ему настолько близким, чтобы не кинуть просто в игнор из-за некомфортной ситуации.              Целый день как-то удавалось отвлекаться, быть в равновесии и уверенности, что всё будет хорошо. Говорил с Серёжей, нормально, убирал дом, расслаблялся молодой человек, а сейчас… Сейчас Арсений готов ехать к Антону домой, выломать дверь с ноги, чтобы сказать: «Приветик, надо поговорить, хуй сбежишь».              И уже правда начинает метаться по дому, собираясь. Но в самую последнюю минуту, уже в тот момент, когда Арсений поправляет ворот рубашки у зеркала перед выходом, телефон пиликает, оповещая о пришедшем сообщении. Если не Антон, Арсений не ручается за судьбу своего мобильника.              — Это ещё кто? — фыркает Арс, видя сообщение с незнакомого номера. — Не до вас сейчас, блять… Я сейчас убью кого-нибудь нахер…              Впрочем, явно не того, кто ему писал. Сообщение, которое Арсению пришло, — «спасибо за помощь». Кому он когда с чем помог и при этом, чтобы у этого кого-то был его номер, сразу же мысли не возникает. Но в ходе переписки оказывается, что это Ира.              Вчера, после того, как Антон трагично ушёл вглубь Питерской улицы, Арсений вернулся обратно в помещение клуба. Чисто чтобы не уходить, ничего не сказав, отчитаться об ушедшем Антоне, а ещё для того, чтобы быть спокойным за Антонову выпившую подружку. Может, Шаст, будучи поглощённым своими эмоциями, и свалил, но вот на Иру ему точно не плевать. А на что не плевать Антону, на то не плевать и Арсению.              Забрал Иру оттуда, сел вместе с ней в такси, довёз до дома, а потом на той же машине поехал к Паше.              Вот Ира и благодарит, видимо отоспавшись и протрезвев.              Арсений говорит, что ему это ничего не стоило, и тут же интересуется у Иры, связывалась ли она с Антоном, в порядке ли он. Пишет о том, что вчера Шаст попросил его не трогать, и Арсений не стал давить, настаивать, но сейчас он уже одной ногой за порогом своей квартиры и готов ехать к Антону говорить.              Ира вот тот человек, который сидит с теневого аккаунта, поэтому почти всё время этой короткой переписки вечно то появляется, то пропадает метка «была в сети недавно». И в этот раз метка висит прямо долго, а никакого ответа не приходит.              Блять, ну, конечно. Написал лучшей подружке и рассчитывал на то, что она не пойдёт и тут же не сольёт всё прямо Антону? Как умно, Арс, просто верх сообразительности!              И судя по тому, что Ира так ничего и не написала, а вот Антон в сети появляется. Да, точно, блять, сидят и обсуждают то, что Арсений в своей паничке готов к Антону прямо сейчас приехать.              «Не утруждайся, Арсений», — говорит пришедшее от Иры сообщение, когда Арсений уже шнурует кроссовки.              Что ещё за «не утруждайся»??? Обязательно всё через пассивную агрессию пропускать?!              «Он сам к тебе едет».              А. Блять. Не с той интонацией прочитал прошлое сообщение, выходит. Стоп, что???              «Но, если что, я тебе ничего не говорила. Сделай вид, что ты очень удивлён, типа в полном шоке от того, что он приехал. Окей?».              Арсений посмеивается тихо, печатая «окей», убирает в задний карман телефон и разувается. Из губ вырывается тихий облегчённый выдох. Если даже по Арсовым меркам времени Антон собрался с силами довольно быстро, то для Антона… Вообще молниеносно.              Но он ведь едет с ним говорить по душам, да? А есть ещё какой-то вариант?              — Даже не думай о страшилках Серёжи, — бухтит на себя Арсений, заваривая себе на кухне кофе.              Хочет заварить и сразу чай Антону, но всё-таки Ира просила её не выдавать, а откуда Арсению знать, что к нему едут в гости? Да и кто знает, через сколько Антон будет здесь, может, чай уже остынет.              По входной двери с той стороны отбивают какую-то мелодичную дробь, а у Арсения на губах тут же расползается улыбка. Так, нужно как-то заставить себя собраться, быть серьёзным, а не скакать от радости просто из-за собственного чувства веры в то, что всё вот-вот наладится, а у них с Антоном… Начнётся новый виток их личной истории.              Может, всё пойдёт совсем по другому сценарию? Жизнь — не игра, кто бы что ни говорил. Изменить ход сюжета не всегда оказывается в твоих силах, а переиграть, загрузившись на нужном месте, не получается.              Сейчас надо быть осторожным, нужно лучше думать о своих словах, контролировать реакции. Нужно…              Все мысли выпадают из Арсовой головы, едва он открывает дверь и видит стоящего перед ним Антона.              Кажется, он впервые видит Шаста не во всём чёрном, сегодня Антон одет в кофейно-ирисковые оттенки, и что-то щёлкает в голове.              Антон не успевает поздороваться и спросить, можно ли войти, как Арсений затягивает его нетерпеливо в дом, прикрывая тут же дверь на все замки, то ли успокаивая себя этим действием, чтобы Шаст не ушёл, то ли показывая именно Антону, что никуда он не пойдёт, пока они не разберутся.              Разбираться Арсений в итоге решил, видимо, самым неудачным образом. Нужно быть аккуратным в словах и действиях, нужно следить за реакциями Антона, сказал он себе.              Нужно, правда нужно. Но от сердца так резко отходит напряжение, в котором Арс, несмотря на всю веру в лучший исход, находился…              — Я хотел, — начинает Антон, но у Арсения все чувства: слух, зрение, тактильные ощущения, обоняние — всё сводится к близости с Шастом, и ему не хватает терпения.              Арсений ловит Антона за щёки. Приближается к лицу плавным порывом, привставая на носочки и целует. Боже, наконец-то целует его в губы. Игнорируя кричащий здравый рассудок, жмётся грудь в грудь, жмурится, отмахиваясь от всех установок и инструкций мозга. Арсений целует Антона. Целует так, как хотел на протяжении всего вчерашнего дня. Сминает припухшую из-за нервных кусаний губу своими, оглаживая большими пальцами щёки.              Антон отходит от окаменения, но больше не отталкивает. Антон под этим напором сдаётся. Арсения заплёскивает горячей волной с головой.              Руки Антона оказываются на поясе, вжимают ближе в себя, гладят по спине. А сам Шаст отвечает на поцелуй, на самом деле, так неумело, но это самый потрясающий поцелуй, который был у Арсения за всю жизнь.              — Нам нужно поговорить, — будто бы очнувшись, одёргивает себя Антон, чуть отстраняясь.              — Да, я тоже так думал, — усмехается с лёгкой одышкой из-за безумно колотящегося сердца Арсений. — Но… Может, это чуть-чуть подождёт? — хитро щурит глаза, глядя в потемневшие глаза раскрасневшегося Антона, который сейчас, сам о том не догадываясь, является самым желанным для Арсения.              — Подождёт, — нервно облизывая губы, кивает отрывисто Шаст.              Арсений снова не сдерживается, жмётся к Антону всем телом, оплетаясь руками вокруг шеи, лезет пальцами в кудряшки на затылке. То, как пальцы зарываются в волосы Шаста — самое приятное чувство, ну, на втором месте после поцелуя, и судя по довольному выдоху Антона в губы, он того же мнения.              Шаст пытается разуться, не отрываясь от поцелуя, и это почему-то Арсения дико веселит, смеётся тихо, даже не отрываясь от поцелуя, но отрывается Шаст, чтобы увидеть, как там вообще из собственной обуви выпутаться. Арсений ни секунды не теряет даже в этот момент, выцеловывает скулы, лоб и висок.              Отстраняется немного от Антона лишь за тем, чтобы глянуть на него, рассмотреть. И оказывается это сейчас таким же необходимым, как поцелуй и касания. Антон дышит, кажется, одновременно и ртом, и носом, лишь бы как-то не задохнуться от обрушившихся ощущений. Блестят припухлые губы, дрожат над блестящими глазами ресницы, горит ярко румянец, а волосы немного в беспорядке из-за Арсовых рук.              Арсений гладит по линии челюсти, по шее, прощупывает безумно быстро колотящуюся венку у угла челюсти. Чувствует кончиками пальцев жар Антонового лица.              Кажется, Арсений отвлёкся на эти разглядывания надолго.              — Поцелуй меня ещё, — едва слышным шёпотом просит Антон, смотря своими безумно красивыми большими глазами прямо в душу.              Арсения прошибает мурашками. Приятными, похожими на те, что были, когда Антон гладил его ночью по спине, успокаивая.              Арсений целует снова, вытягивая меж тем Антона из прихожей в гостиную, дотягивает кое-как до дивана, но дальше опомниться не успевает, как Шаст разворачивается резко в пространстве и то ли подножкой, то ли подсечкой валит его на диван, и тут же оказывается рядом. Забирается на диван, ставя колени по обе стороны от бёдер Арсения, а руки упирает в спинку дивана, ставя рядом с Арсовыми ушами.              — А теперь… Будем… Говорить, — с тяжёлой одышкой шепчет Антон, смотря взволнованно на Арсения, которого буквально прижал к дивану, нависнув сверху.              — В этот раз, надеюсь, о нас? — стараясь держать лицо, а не поплыть тут от такого Антон, усмехается Арсений, дёргая бровью.              — Арс. Я серьёзно.              — Ты будешь серьёзен, а я краток, — улыбается успокаивающе Арсений. — Ты мне нравишься. И, эм, ты должен был это понять уже, сегодня уж точно. Поверь, Серёжу у себя дома я так не встречаю.              — Не фиглярствуй.              — Такая манера общения, — пожимает плечами Арс.              — Ты тоже умеешь быть серьёзным. Давай оба сейчас такими будем.              — В тот момент, когда мы хрен знает сколько времени сосались в моей прихожей, а теперь ты почти что на мне сидишь? Мне сложно, Шаст, прости, — прыскает со смеху Арсений, утыкаясь макушкой в Антонову ключицу. — Упорядочу… Во-первых, ты мне давно начал нравиться. Во-вторых, я, если и дразнился, то… Я же не со зла, я просто… Такой я? — тихо усмехается Арс. — Третье. Я должен был прислушаться к тебе вчера, когда ты сказал, что не хочешь идти туда. Не потому, как в итоге всё вышло, а просто потому что ты не хотел там быть. А я тебя силком почти что потащил. Я должен быть более внимательным… И последнее, Шаст, я не поцеловал тебя, не потому что не хотел, я хотел, я… Блять, я пиздец как хотел. Но не при всех же. И я думал, что я обижу тебя, думал, что тебе будет некомфортно. Думал, что, если я тебе тоже нравлюсь, это не значит, что ты бы захотел поцеловаться со мной вот так… Да и если честно, — тихо вздыхает Арс, прикрывая глаза. — Я и сам не хотел так. Не хотел бы, чтобы первый раз, когда я тебя поцеловал, был таким. По игре. В куче пьяных людей. Будто это развлечение, шоу… Я могу устраивать представление, шоу из себя, но ты мне слишком важен, чтобы впутать в такое против воли. А в моих глазах выглядело так, будто ты скорее сдохнешь от панической атаки, чем согласишься целоваться со мной на глазах у полного клуба своих одновузников.              — Блять, — вздыхает тихо Антон, убирая свои руки от спинки дивана, сидит сгорбленной кучей на Арсовых ногах. Зарывается лицом в ладонь, перемещает пальцы к волосам, зарываясь в них. — Так я и подумал… Блять, в смысле, так я и подумал сегодня. Когда включил голову, — тыча вяло двумя пальцами в висок, выдавливает из себя Антон. — Стоило включить её сразу, блять… Мне безумно стыдно, Арс, но я могу объясниться…              — Не надо, — мягко улыбается Арсений, закрепляя пальцы в замочек позади Шастовой спины, обнимая его за пояс. — Кажется, я тоже уже всё понял. Весь вчерашний день… Ты ведь уже решился, да? И в конце дня, вечером должен был открыться, а потом тебе показалось, что всё пошло по пизде, и тебе показалось, что ты в такой же ситуации, в которой был тогда, в школе?              — Да, — тихо и удивлённо выдыхает Шаст, бегая глазами по лицу Арсения.              — Ну, я тоже понял это только сегодня, — качает головой Арс. — Во время уборки кухни. Просто вспомнил как-то наш разговор на балконе и… Всё стало ясно. Многие, абсолютно обычные ситуации в нашей жизни становятся для нас настоящими трагедиями просто по факту нашей мысли, что эта ситуация похожа на то, что уже случилось с нами херовое когда-то. В целом, ну, травмы они же так и работают, ситуация могла уже давно уйти, но вся эта херня… В твоей памяти, в твоей голове это осталось и… Потом она становится складом пороха, который лежит и лежит себе, но потом…              — Искра — и тебя подрывает на этой пороховой бочке к ебеням, — кивает медленно Антон.              — Да, — снова улыбается мягко Арсений, заглядывая с поддержкой в глаза. — Но ты очень быстро взял себя в руки и… Кажется, ты прямо-таки охуенен, а, Шаст?              — Будь я охуенным, этой тупой ситуации не было бы, — качает головой Антон, жмурясь.              — Она не тупая, Шаст. Тебе… Тебе показалось, что всё так же, как было тогда. Показалось, что ты снова ошибся, снова остался ни с чем, и тебя накрыло… Не называй это тупым, ладно? — ласково шепчет Арсений, убирая одну выбившуюся, завивающуюся прядь Антона за ухо.              Антон только жмурится сильнее и ластится замёрзшим котом к руке Арсения горящей щекой.              Арсений наклоняется вбок, держа за плечи Антона, так и валится с ним на диван, спутавшись ногами. Но так удобнее, лежать с Антоном нос к носу, видеть отчётливо каждый оттенок в зелени его глаз, чувствовать его дыхание у себя на лице. Так намного лучше.              — Ты не представляешь, как я рад, что ты дал себе второй шанс, — с улыбкой шепчет Арсений. — Смог решиться на новую попытку с парнем после того, что было тогда в школе. Смог принять это в себе наконец и… Не представляешь, как рад, что ты выбрал именно меня.              — Всё так тупо вышло…              — Я что сказал про «тупо»?              — Но ведь так и есть!              — Шаст, я теперь могу затыкать тебя поцелуями, так что во благо сохранности своих губ, не глупи, — приказывает Арсений, смиряя смешливым взглядом. — Я даже… Даже не сомневался, что всё кончится хорошо, что мы со всем разберёмся… Нет, пару раз, конечно, почти засомневался, но… Вспомнил слова Джейсона.              — Это которые?.. Когда он назвал Салима ссыклом? Или когда просил Ника не потерять штаны на бегу?              — «Больше веры, мы выберемся и увидим солнце», придурок!              — А-а-а, точно, он же не только шутит и язвит, так легко забыть об этом. Кого-то напоминает…              — А ты, то есть, решил, что на этом у нас всё и закончится, да?              — Ну, у меня стакан всегда наполовину пуст, Арс… Если не наполовину в кредит…              — Ага, ясно, за позитив я буду в нашей паре отвечать, — тянет, закатывая глаза, Арсений.              — А мы… Мы теперь пара, да?              — И за сообразительность, видимо, тоже, — кивает рассудительно Арс.              — Не будь падлой!              — Ты меня провоцируешь, — посмеивается Арсений. — Боже, Шаст, нет, какая пара? Друзья, конечно. Мне так понравилось по-дружески с тобой целоваться, у меня даже почти встал по-дружески. Исклю-ю-ючительно по-дружески.              Антон шумно дышит, прикрыв глаза. Арсению кажется, что его лицо заливается краской, прямо как в мультиках: слоями, снизу-вверх, от шеи ко лбу.              — Шаст, я, конечно, не знаю, как ты, но… Я очень хочу. Ходить с тобой на свидания, целоваться и… И не только. Хочу сидеть с тобой как можно чаще, может, в будущем даже… Хотя нет, не важно.              — Я не сбегу от планов на будущее, не бойся, — едва слышно бормочет Антон, вжимаясь своим горящим лицом в Арсову шею. Блять, это уже слишком…              — Думаю, для продолжения адекватного разговора нам стоит сесть за стол, — охрипло говорит Арсений. — На разные стулья. Если только ты не хочешь, чтобы я прям щас выпрыгнул из трусов, а то я чувствую, что прям хочется.              — О боже, — Антон тут же откатывается назад. Едва не валится на пол с дивана. Арсений едва успевает словить.              — Вообще пространство не чувствуешь???              — Есть с этим проблемы, — прыскает со смеху Шаст. — В детстве постоянно с кровати падал.              — А-а-а, теперь понятно, почему…              — Не будь падлой.              — Стараюсь, — улыбается Арсений. — Но это что-то инстинктивное.              — Спиздануть что-то такое, чтоб в ебало прописали? Херовые инстинкты, Арс.              — Эй, Шаст, скажи мне прямо.              — Что сказать? Плохо себя ведёшь, Арс, очень плохо…              — Блять, да не это!              — Я понял, — посмеивается Антон, кое-как усаживаясь на диване.              — Хочу красиво, с долгим лирическим вступлением и твоими романтическими мечтами, — машет от себя ладонью Арсений. — И чтобы много-много чувств и много всяких эпитетов, какой я красивый, умный…              — Боже, — вздыхает тяжко Антон, неотрывно следя за жестикулирующим Арсением, пошедшим на кухню заваривать себе свежий кофе и чай Антону.              — Ах да, и не забудь ту часть, где ты говоришь, что именно моя бесконечная харизма заставила тебя осознать свою ориентацию, — кивает Арс, зажигая конфорку под чайником. — Можешь начинать, — паясничая, чуть кланяется перед подошедшим на кухню Антоном Арсений, прикладывая руку к сердцу. — Я весь внимание, — тянет с улыбкой Арс, когда Антон склоняется над его лицом и с полминуты молча смотрит в душу.              — Мне понадобилось немало времени, — склонившись к уху, шепчет Антон. — Но зато теперь я уверен на тысячу процентов, что у тебя половинка моей души. И ни с кем рядом я не чувствовал одновременно себя настолько счастливым, находящимся в покое и безопасности и при этом на своём месте. Достаточно лирически?              — Уже перегнул, — пряча покрасневшее лицо в плече Антона, бубнит Арсений. — Напридумывал тоже… Половинки одной души… Фантазёр, блин.              Арсений чувствует, как касаются его горящей щеки расползшиеся в улыбке губы Антона. И сразу в эту его сказку поверить становится крайне легко.              — Халь юмкинуни такбилика? — шёпотом спрашивает Антон.              Арсений знает, что Шаст спросил. И уж тем более знает, что ответит сам.              — Да, — на выдохе, уже касаясь губами губ Антона.