Любой ценой

На занятия Эльви собиралась неторопливо, тихо напевая себе под нос. В комнате, что ещё вчера казалась мрачной и враждебной, теперь гуляло солнце, в ней не находилось и намёка на пугающие образы. Пальцы то и дело сами тянулись к губам, будто всё ещё ощущая прикосновения по ним. Вчера, в объятьях друг друга, они и сами не заметили, как уснули, даже не раздевшись. Весь вечер разговаривали на отвлечённые темы: о детстве, спектаклях и маслах. Эльви пообещала научить Ливия искусству аромамасел. Она всё ещё не верила собственному счастью. Было страшно, но страх этот был скорее интригующим, чем ужасающим. Когда Элевтерия услышала стук в дверь, начала торопливо вносить последние штрихи: пригладила волосы, поправила платье. Это наверняка Ливий, больше некому к ней приходить. Обычно её раздражали незваные гости, но именно этот вызывал приятный трепет в груди. — Какой же ты нете… — начала было Элевтерия. Улыбка быстро сползла с её лица, когда она увидела, кто стоит за дверью. — Церсея? Эльви тут же вспомнила, зачем приходила к Ливию изначально. В его компании она совсем позабыла об этой проблеме. Церсея выглядела встревоженной и очень усталой, будто не спала этой ночью. Было видно, что она пыталась привести себя в прилежный вид. Волосы аккуратно собраны, платье выглажено до единой складки, а тело источало приятный цветочный аромат. Но грустный взгляд и опухшие глаза выдавали её реальное состояние, которому хотелось лишь посочувствовать. — Мне нужна твоя помощь. Я могу войти? — Церсея говорила тихо, будто каждое слово давалось с особым трудом, лишая последних крупиц сил. На мгновение в голове Эльви проскользнула мысль, что её приходом можно воспользоваться: склонить разговор в нужное русло и договориться. Однако она быстро отмахнулась. Теперь от подобных мыслей ей становилось тошно. Раньше она никогда об этом не задумывалась, но сейчас ей хотелось изменить в своей жизни хоть что-то. И начнёт она, видимо, с помощи Церсее. — Конечно, проходи. — Прости, что так врываюсь, — произнесла Церси, проходя вглубь комнаты. Она бесцеремонно уселась на кровать. Пусть Эльви это и возмутило, она сдержалась, молча поджав губы на резком выдохе. — Просто у меня проблема. И я подумала, что только ты сможешь помочь мне её решить. — Почему именно я? — Потому что ты больше всех заинтересована в поездке с Юсефом. — Звучит интригующе, — Эльви постаралась как можно правдивее показать, что даже не представляет, о какой проблеме идёт речь. — Не притворяйся, я видела, как ты пряталась, подслушивая. Так что, думаю, тебе обо всём уже известно. Элевтерия выдохнула с облегчением. Стоять и увиливать от правды ей сейчас хотелось меньше всего. Поэтому в ответ она лишь молча кивнула. — Есть идеи? Нужно как-то переубедить Васси… Вассариона. Идея и вправду была. Не самая честная и, пожалуй, справедливая, но самая действенная в этом случае. Приходилось вновь возвращаться к хитроумным техникам, но разве это плохо, если она поможет Церсее? — Еслитыне смогла это сделать, то вряд ли получится хоть у кого-то. Можно попробовать увильнуть от поездки и без его наставлений. Юсеф настроен взять лучшего ученика, вряд ли с ним пройдёт подкуп или сладкие речи, которые Вассарион так трепетно вливает фараонскому лекарю. Если покажешь Юсефу, насколько ты плоха во врачевании, он не возьмёт тебя собой, как бы Вассарион его не убеждал. — Предлагаешь намеренно завалить все его задания? — Именно так. Если ты знаешь, как правильно, грубо ошибиться не составит особого труда, — Эльви пожала плечами. — Ты права. Это может сработать! Спасибо. Внутри себя Элевтерия ликовала. Убила двух голубок одним выстрелом: помогла и себе, и Церсее. Мидас не особо жаловал асклепион. Он не терпел измученные болезнями лица пациентов, их трудные состояния, жалобные вои и страдальческие стоны. Куда приятнее было работать на дому — придёт, сделает отвар от кашля и может быть свободен, пересчитывая заработанные монеты за столь простую работу. Однако в последнюю неделю он стал появляться в асклепионе чаще, чем за всё время до этого. Причиной стал приезд прославленного лекаря, что каждый день находился здесь. Мидас желал получить от него если не признание себе равного, то хотя бы его уважение. Это могло бы раскрыть для него множество дверей — ценные контракты, а там, быть может, и должность лекаря при дворце. Всю неделю Мидас не упускал Пахомия из виду — крутился рядом, пытаясь показать свою значимость в сфере врачевания. Но не делом, словами. Рассказывал о своих достижениях — пусть и не всегда правдивых, — о сыне, которого воспитал себе под стать, но господин Юсеф либо не принимал его слова во внимание, либо молча кивал, изображая активное слушание. В глазах его читалась усмешка попыткам Мидаса заслужить его уважение, но он от них не отмахивался, а потому господин Канарис продолжал. Сегодня он застал господина Юсефа в лечебнице. Тот помогал лекарям с назначением лечений для особо сложных случаев. Однако на этот раз подошёл к нему сам, начав разговор: — Помнится, Вы говорили, что у Вас есть сын. — Верно, господин Юсеф. — А что скажете про ту юную девушку? — Пахомий взглядом указал на Эльви. Та осматривала больного, выполняя новое задание Пахомия в паре с Церсеей. — Вы не упоминали, что у Вас есть дочь. На мгновение Мидас умолк. Элевтерия — его позор, он опустится в глазах фараонского лекаря, если признает в этой неумёхе свою дочь. Но если он спрашивает, значит ему обо всём уже известно, так? Если решит солгать, то выставит себя полным глупцом, что точно не сыграет на руку. — Господин Юсеф… Сами понимаете, женщины в нашем деле точно Сизифов труд… Нету в них толка, только время отнимают. — И поэтому Вы оплачиваете ей обучение в Пелльской школе? Занятно. — У неё был интерес, я и впрямь надеялся, что что-то выйдет. Однако она не подаёт надежд. — Вы слишком категоричны. Ваша дочь не глупа, в ней есть задатки. Но в её обучении чувствуется Ваша рука. — Благодарю, господин Юсеф, — Мидас постарался сдержать гордую улыбку. — Это не комплимент. Её познания скудны, но это поправимо. А что Ваш сын? Он тоже обучается в Пелльской школе? — Обучался. — И где он сейчас? Снова молчание. Если Мидас скажет, что названный сын, которого он так нахваливал, изгнан из столицы, то ни о каком признании не может идти и речи. Креон, которым он так гордился, стал его самым большим разочарованием. И виной тому всё та же Элевтерия — в этом он был убеждён. — Это не столь важно. С чего такой интерес? — Это не столь важно, — с усмешкой повторил Пахомий. — Не желаете посмотреть на свою дочь в деле? — У него все признаки холеры, — Эльви неприятно поморщилась, оглядывая сгустки желчи. — И что мы скажем? — Церсея вздохнула, не сводя взгляда с больного. — Я должна выбыть из соревнования. — Ты скажешь свой ответ, я — свой. Вот и всё, — Эльви пожала плечами. — Как продвигается работа, девушки? Готовы дать ответ? — Церсея вздрогнула от неожиданности, когда позади неё раздался голос фараонского лекаря. Элевтерия растерялась и непроизвольно сжалась, когда увидела рядом отца. Она заметила его почти сразу после того, как он вошёл. Но наблюдать за ним издалека было гораздо проще, чем на расстоянии вытянутой руки. Видимо, он подошёл, чтобы убедиться в своём разочаровании. Что ж, не дождётся, Эльви уверена в своём ответе. — Я считаю, что у него простуда, — ответила Церсея. —Вы считаете? У вас командная работа, а значит, ответ должен быть один. Элевтерия оглянулась на Церсею. Она не могла подвести девушку, ведь обещала помочь. Но не могла и предстать перед отцом настолько глупой, неспособной отличить простуду от явной холеры. — Я считаю… — начала было Эльви. — Мы обе считаем, что у него простуда, — перебила её Церсея. — Говорю же, Ваша рука, — разочарованно выдохнул Юсеф, обращаясь к Мидасу. — Нет… — снова начала Эльви. — У больного явное обезвоживание, мутная белая рвота. Это холера. — Вы решили так лишь из-за двух симптомов? — Разумеется, нет. По жалобам: озноб, повышенная температура, мутная рвота. Ощущение, что живот переполнен большим количеством жидкости, но тело обезвожено. Глубокое и затруднённое дыхание, по виду — впалые глаза. Это симптомы холеры… — в конце хотелось добавить: «разве нет?». Однако Эльви вовремя поджала губы. Фараонский лекарь явно не терпит неуверенность. — Вы уверены? — вскинул бровь Юсеф. В его глазах читалось сомнение, будто презрение. Эльви охватил страх, она начала сомневаться в своём ответе. А затем вспомнила, что Пахомий любит ставить ловушки, в которых просто запутаться, оступиться. Так было с многочисленными травами, что он любезно предоставил, когда они готовили мазь. Наверняка это одна из таких уловок. Фараонский лекарь надменно ожидал, когда ученица начнёт оправдываться за ошибку, которой не совершала. Поэтому Эльви как можно твёрже произнесла: — Абсолютно. Пахомий криво усмехнулся — кажется, ответ его удовлетворил. Глаза Мидаса метались то с Эльви, то на Юсефа, будто он и сам не знал, какой верный ответ. — Церсея, можете благодарить Элевтерию. В следующий этап Вы проходите лишь по её милости, — Пахомий развернулся и пошёл к следующим участникам. —Моя рука, — гордо отметил Мидас вдогонку, а затем последовал за лекарем. — Что ты сделала? — прошипела Церсея. — Спасла своё положение. Из-за тебя могла вылететь и я тоже. — А теперь я остаюсь в соревновании! Спасибо, помогла, — саркастично отметила Церси. Элевтерии не было дела до проблем напарницы. Он смотрела вслед отцу, а в голове всё ещё крутилось гордое: «Моя рука»…