Дорога домой

      Проблема заключалась в том, что быть опозоренной и выкинутой за борт все-таки не хотелось. Даже у маленького ангела есть чувство собственного достоинства. Не то чтобы у Мюриэль оно сейчас как-то особенно обострилось, но… Она в любом случае слишком хорошо представляла, до какой степени придется вышколить свое смирение. Сегодня Кроули ласков и добр с ней, а завтра вернется Азирафаэль — и все это достанется ему.       Что взять с существа, которое даже поручиться за себя не может? Что взять с существа, для которого моногамия — пустой звук?       Бесцельно бродить по ночному парку Мюриэль надоело. Она устало присела на край ближайшей скамейки. Как же холодно… Мимо время от времени проходили подвыпившие компании, старушки, вышедшие на поздний променад, да еще собачники. Промозглый ветерок, гоняющий по озеру мелкую рябь, настойчиво совал свои мерзкие ледяные пальцы за воротник. Мюриэль зевнула, натянула капюшон и плотнее закуталась в куртку. С каждой минутой мысль о гостинице казалась ей все более привлекательной. Там, по крайней мере, тепло. И накатить можно. И поплакать, пожалеть себя. Чуть-чуть.       А Кроули пусть сидит в своем гнезде и ждет своего райского заселенца, как, собственно, и должен.       «Не вернется он».       Все ведь упирается только в это!              Не то чтобы Кроули записался в сталкеры — он действительно намеревался дать Мюриэль личное пространство, время подумать о «вечности и миге» до пятницы… Но метка, с которой ангел так гордо удалилась, диктовала свои условия. Как только поводок натянулся, пришлось срочно сокращать дистанцию. Именно поэтому Кроули и преследовал Мюриэль. Держался, правда, на почтительном расстоянии. Сначала припарковался в темноте у парка. Нет, не наблюдал, не подслушивал — просто сидел, таращась на поздних гуляк, на оранжевые фонарные кляксы, разбрызганные тут и там по траве и асфальту…       Когда снова попаршивело — отправился искать такое место, где станет легче. А отличный внутренний компас, можно в «холодно-жарко» играть. Становится хуже — значит, повернул не в ту сторону. Вот бы… так было вообще со всеми решениями. Сделал неверный выбор — и сразу внутренняя сигнализация вопит: «не туда, переигрывай!» Так нет же…              Люди слабы. Они редко выбирают сложные варианты. Если можно облегчить свою ношу — скидывают балласт без сожаления.       Вот взять хотя бы того мужчину.       Мюриэль потягивала коктейль и из-под ресниц наблюдала, как этот барный ловелас пытается снять вторую девушку подряд. Первой, увы, была она сама. В ответ на пару неуклюжих сальных подкатов смертный получил ее писк, очевидный отказ и импотенцию на вечер (только о последнем пока не догадывался). Принялся ли он штурмовать неприступную вершину дальше?.. Нет, конечно. Ретировался и теперь пытался взобраться на девицу за соседним столиком.       А вот ангелы сильны. Ангелы будут жрать кактус, давиться иголками и требовать добавки. Даже когда живот скрутит, десны закровят…       Мюриэль пьяно посмотрела на телефон.       «Призжай и заеби мя», — настучала, отправила.       Ангелы сильны?! Ангелы слабы.       Потом подумала. Решила удалить, но две галки уже говорили «прочитано».       А как же гордость?! Как же моногамия? Как же долгое самобичевание и продуманный план добраться до Рая, привести главного архангела за ручку, сказать, что друг до гнезда дозрел?!       Надо было такси писать.              Кроули влетел в Бар меньше чем через минуту после того, как прочел сообщение. Ну, что тут у нас? Ром-кола? Сдобренная ангельскими слезами и соплями!       — Может, все-таки «забери»? Очень радикальные у тебя просьбы, — он уселся напротив Мюриэль. Изъяв остатки коктейля, опрокинул их в себя, бросил предостерегающий взгляд на мужика за соседним столиком — паршивец явно дожидался момента, когда кондиция Мюриэль достигнет необходимых значений, и появлению третьего лишнего не обрадовался.       А вот дырку тебе от швейцарского сыра! Этот ангел занят!       — Ну что, душа моя, домой?       — Как можно звать даму домой, не предложив ей выпить? О времена, о нравы. — Мюриэль вытянула ногу и взгромоздила ее Кроули на ляжку. Помотала лаковой туфлей с десятисантиметровой шпилькой. — Зацени. Я час назад решила стать изящной леди. Консультант сказал, что я хрупкая, и каблуки это подчеркнут. Я уже научилась в них красиво сидеть!       «О Мать моя Богиня…»       — Стул ты освоила. Давай теперь освоим красивое сидение в Бентли?       «Хрупкая… Блин…»       Аккуратно возвратив расшалившуюся конечность на твердую землю, Кроули встал за спиной у «изящной леди» и приобнял ее за плечи, спуская с высокого барного табурета. При этом приговаривал:       — А дома у нас плазма, а дома у нас виски. А дома твой аэродром грандиозный.       Ну приманиваются же так птички, ну должны же, да? Или какой еще соблазн придумать? Давай же, ангел, «цып-цып-цып-цып-цып, уть-уть-уть…»       — Не тем заманиваеш-ш-шь, — прошелестела Мюриэль, подавляя в себе дурацкое пьяненькое хихиканье. Потерлась спиной о грудь Кроули.       — А чем надо? — деловито поинтересовался тот.       Мюриэль призадумалась: что бы такого ему сказать?       Ни одна умная мысль так и не народилась. Зато опять захотелось хихикать.       Г-хм… посерьезнее надо быть, посерьезнее.       Неуклюже подцепив шпилькой одну из лямок, Мюриэль вытянула из-под столика свой рюкзак, вывалила из него кроссовки. Сидеть-то она научилась, а вот ходить — нет.       — Я на самом деле очень скучала и мне без тебя плохо, но люди почему-то в такие моменты говорят что угодно, но не это. Почему?              Домой ехали в молчании. Кроули не знал ответов на вопросы Мюриэль и опасался, что, с его-то дипломатичностью, попытками начать диалог все только усугубит.       Благо, дорога заняла каких-то шесть минут.       Обойдя машину, Кроули уже привычно распахнул дверь. Подал Мюриэль руку, окончательно сваливаясь в образ галантного кавалера.       — Хочешь остаться в таком состоянии или помочь тебе вывести алкоголь?       Предложенную руку Мюриэль гордо проигнорировала. Не такая уж она и не соображающая пьянь!       — Не, не надо ничего выводить. Я, между прочим, вообще только на вискарь соблазнилась. Или ты хочешь со мной трезвой серьезные разговоры вести? Не, не хочешь даже с пьяной.       А еще трезвой она бы ни за что не вошла в гнездо Кроули снова, зато пьяной влетела танцующей походкой. И вдруг окончательно осознала, что тут поменялось… все.       К примеру, теперь у Кроули появилась огромная шикарная ванна и навороченная душевая кабина. Зачем и то, и то?       Кухню он обставил по последнему слову техники, а стильный хромированный холодильник до отказа забил всякой снедью, будто и правда намеревался принимать пищу как человек, а не просто забавы ради.       У него даже гардеробная на какой-то ляд была. Огромная. Ну и что он там хранить-то собрался? Трупы врагов? Из любопытства Мюриэль заглянула и увидела на полке одиноко стоящие тапочки в виде ушастых собачьих голов. Почему-то ярко-синих. Она без раздумий засунула в них ноги. Прелесть. И вряд ли это Кроули настолько заморочился. Просто гнездо работает так, что на данный момент пытается ей угодить. Ну да. Угождай-угождай, мне нравится. Думаешь, я особо ломаться буду? Не, я не Азирафаэль. Вокруг меня не надо шесть тысяч лет кружить и вытанцовывать. Я от обыкновенного внимания радостно попищу и крыльями похлопаю. Неизбалованная.       Ой, а в гостиной электрический камин. И коврик мягкий-мягкий. И цветочек новый. На нем даже лимончики висят! Хорошенькие такие, пахучие!       А в спальне плазмочка, плазмочка!       — Пока я по улицам гуляла и пыталась думать… Спойлер: умного ничего не придумала. Так вот, набрела на один клуб приставочный. Я там сотку в танках выиграла, смотри! — Мюриэль достала из заднего кармана джинсов сотню фунтов. Настоящих. Взаправду заработанных, а не запросто полученных с карточки Кроули. — Круто, да? Так что если я однажды стану бомжом, буду обыгрывать людей. Это так весело, когда мужики бесятся. А еще я хочу в покер научиться играть. Говорят, там можно законно врать.       — Оу, гляди-ка, — Кроули трижды хлопнул в ладоши. — Теперь ангелу ничто не страшно, ангел нашел свое призвание. Даже если вдруг…       И замолчал, оперся о стену, чтобы удержать равновесие. Да она же… она это всерьез: готовится, пытается создать себе подушку безопасности…       — Думаешь… — пробормотал Кроули хрипло, — даже если чисто гипотетически Он вернется, тебя возьмут за шкирку и выкинут как котенка? Ты серьезно так думаешь? Что я позволю, или что сам так сделаю?       Миг. Ее плечи под пальцами. Волосы Мюриэль растрепались, глаза блестели от выпитого. Кроули смотрел в них несколько секунд, прижимая ангела к стене — чтоб точно никуда не сбежала ни телом, ни взглядом. Ну что там в этой кудрявой головке творится?       — Думай вслух. Что думаешь — то и говори. Меня заебало молчание. Я не хочу угадывать.       Ну чего такой серьезный стал? Мюриэль улыбнулась, расслабилась в его хватке. Это же Кроули. От него не может исходить никакой угрозы. Даже когда он бесится. Особенно когда он бесится. Настоящая жестокость всегда творится на холодный ум.       — Ой, думаю, что ты вкусно пахнешь, и что куплю тебе увлажняющий крем на лоб. Что хочу тебя обнимать, возможно, даже укусить, и что мне нравится, когда ты прижимаешь меня к стенам. Хотя на лопатки немного давит… Ой, или ты про бомжевание?.. Ты не переживай. Утки вообще в пруду живут. Хотя иногда люди им домики строят. Уж если утки выживают в пруду, то неужели я хуже утки? А вообще, нет. Ты ответственный и трепетно ко мне относишься. Ты не будешь ранить меня специально или куда-то выкидывать — в тебе вообще этого нет: нарочно унизить или обидеть. Я уже говорила: ты заботливый. И ласковый. По своей сути. Но он может. При всей своей кажущейся мягкости. И вряд ли ты ему скажешь «иди-ка, Азирафаэль, в жопу». Вы немного на другом языке общаетесь.       — А…э… что не так с моим лбом? — растерянно пробормотал Кроули. А Мюриэль все говорила и говорила. И не было сил перечить, доказывать, что он и не хороший, и не ответственный, и не ласковый — не поверит же, а завтра, может быть, и не вспомнит: канут усилия втуне. Не выкинет он ее, конечно — она же его приютила. И терпела. И вот это вот все и… вот… И в жопу он никого не пошлет — будет развивать навыки лавирования.       Да блин… какие на фиг?.. Не вернется никто, не вернется, не вернется!       Склонив голову, Кроули прижался своим лбом (тем самым, с которым что-то было не так) ко лбу Мюриэль.       Она огладила его затылок пальцами. Как удобно, когда он нагибается. А то такая каланча высоченная!       — А крышу покажешь?       Кроули отстранился. На всякий случай. Чтобы, когда ангел протрезвеет, не было ничего в духе «коварный искуситель, воспользовался положением, мерзкий демон!..» Не надо этого. Тем более, они все еще по разные стороны баррикад: Мюриэль на той, где летают, Кроули на той, где трахаются. И нечего смешивать одно с другим — ничего хорошего из этого не получится.       — Крыша… она еще не совсем готова. Да и лучше бы смотреть днем. Или… хм…       Как бы туда взобраться? Первый вариант — по винтовой лестнице — сразу ну на фиг, ибо Мюриэль стопудово придется ловить. Она и координация движений — не особо тождественные понятия даже в трезвости, а уж сейчас… Взлететь? Тоже мимо. Хм…       Левой рукой Кроули прижал Мюриэль к себе, правой щелкнул пальцами. Перемещение на такие короткие дистанции — плевое дело.       Жаль, что обзор с крыши открывается ну такой себе. И жаль, что огни города не позволяют увидеть звезды.       Хотя…       Второй щелчок — электричество в Сохо внезапно куда-то исчезло.       Кроули указал пальцем вверх:       — Смотри, какая красота!       — Хулиган. — Мюриэль весело фыркнула. Вряд ли он сейчас про стеклянный купол теплицы, или про крошек-растений, скромно сидящих в горшках. — Да, очень красиво.       На темном небе сияли звездочки-паетки. Наверное, для Кроули это что-то большее, чем просто далекие переливающиеся блестяшки. Почти дети, за которыми теперь можно приглядывать только издалека.       Мюриэль перевела взгляд на Кроули, тихо спросила:       — Какие из них твои?       — Разве же отсюда разберешь… — вздохнул он. — Вселенная расширяется, ничто не постоянно и не статично. Я знаю, что… гм… кое-какие из моих проектов, которые я делал сольно, после Падения уничтожили. В назидание. Даже не хочу выяснять, какие именно.       «Жестоко ли?» — задумалась Мюриэль.       Наверное, если воспринимать творения как нечто живое, свое, личное…       Было ли это личным для Кроули?       Что-то подсказывало, что да.       «Создашь еще, и будет даже лучше, чем прежде», — хотелось утешить, подбодрить. Но это бы вышло пустое, лживое подбадривание, не стоящее ни гроша.       Мюриэль промолчала. Вернуть бы ему все: и силы, и чин, и возможности… Даже свои крылья за это не жалко отдать. Только вряд ли такое возможно. Да и верни — снова будет все не так. Контроль, дедовщина — очередное «а имею ли я право?..» — и прыжок в кипящую серу.       — Ты когда-нибудь видел Богиню?       Вопрос был неожиданным, и, услышав его, Кроули искривил губы.       — Буэ… Это не то, что хотелось бы обсуждать. Да и «видел» — не самое подходящее слово. Она… — Он пожал плечами. — Это было слишком давно. Я бы эти воспоминания охотно списал как просрочку.       «А Она вообще точно была?.. Хоть когда-нибудь?..»       В Раю, сколько Мюриэль себя помнила, всем заправлял Метатрон. Исполнитель Ее воли. Многие ангелы уже давно ассоциировали его с Богом.       Кроули вскинул руку, явно готовый щелкнуть пальцами, но потом, покосившись на Мюриэль, опустил.       — Ну что, вернем электричество или хочешь еще позалипать?       — Оставь, — отмахнулась Мюриэль. — Без тебя починят. Люди находчивые. Пусть тоже полюбуются. Кто-нибудь да поднимет голову.       Кроули зяб, и Мюриэль неизящно засунула его руки себе под кофту, к животу. Пискнула — ледяные. Но ничего. Сейчас согреет. Спросила:       — А при тебе Метатрон тоже был Гласом Божьим? Он когда-нибудь сменялся?       Мюриэль ежилась, но все равно продолжала цепко удерживать руки Кроули, безвозмездно отдавая свое тепло. Это казалось каким-то… трепетно неуклюжим? Щемяще милым?       Он сжал пальцы вокруг ее запястья.       — Меня терзает смутное подозрение, что ты пытаешься до чего-то докопаться. — Капелька дрожи огладила позвоночник Кроули. — Не стоит, утенок. До определенного момента Она была сама себе Гласом. Представала в разных обличьях, но… всем заправляла сама. Помню… в последний раз я слышал Ее… сразу после Падения. Она была в гневе, кричала… у некоторых из нас кровь шла ушами, не все вообще… это пережили. А теперь… Не знаю… Может, мы все Ей опостылели и Она тупо свалила? А, может, смотрит нас, как кино, и не вмешивается. Мать… Она очень специфическая. У Нее какие-то свои собственные соображения морали, понятия о добре и зле. В любом случае… первородные знают: Она — не тот идеал, который многие ангелы придумали себе позже. На заре я… Ты знаешь?.. Звездники у Матери ходили в любимчиках. Она говорила, что дала нам больше прочих, что сделала нас почти равными Себе, так что я… много… с не… нет. Не могу.       Кончилось дыхание, кончились силы, кончилось желание говорить. Опустошенный, Кроули уткнулся лицом в волосы Мюриэль. Сколько так стоял? Умеющий останавливать время, сейчас потерял ему счёт. Она ничего не говорила — о чем-то угрюмо думала. Наконец Кроули спросил:       — Не догадалась еще, кем я был? Я ж особо не скрываю.       — Ничего себе угадайка для пьяного ангела, а? — Мюриэль закатила глаза. — Я никогда не была фанатом первой гильдии. Постеры на стену не вешала, перья не дарила. Да и я ж появилась после Падения, а к тому времени Золотая сотня уже поредела до тридцатки. Эта тридцатка давно разделилась по парам и съехала на окраину, где играется в игру «у кого больше яйца». Г-хм, прости, гнезда. Они не отсвечивают, но когда-то, мельком, я встречала Иехоэля. Это тот ангел, который лицо крыльями прикрывает. За ним тогда такая толпа увязалась… Ему задавали столько вопросов! Так он просто взял и молча улетел. «Фьють» — и нет его…       — О… Бедняга-Ехо… — Кроули мягко рассмеялся. Такие старые воспоминания, такие… чужие. — «Золотая сотня»? Пипец. В мое время нас бы не додумались так назвать даже самые долбанутые фанаты. Да… уж.       В этот момент ему вдруг стало почти обидно. Он ведь действительно отважился ей… раскрыться. Даже зная, что звук прежнего имени причинит ему боль. Однако… Мюриэль не оценила. Нет. Похоже, совсем нет. Оно и верно. Где «Золотая сотня», а где… одинокий демон.       Она все еще грела его руки, но разжала пальцы, как только Кроули напряг свои. Тихо произнесла:       — Это важно — знать твое прежнее имя?       Кроули в задумчивости подошел к одной из кадок. Здесь жила красавица-ливистона. Правда, была она еще совсем хрупкой крохой. На такую и орать не спортивно. Присев, Кроули потрогал грунт, с ливистоны переключился на стефанотис: проверял состояние питомцев, при этом старательно не глядя на Мюриэль.       — Нет. Думаю, нет. Мне просто казалось, что тебе… могло бы быть интересно. Да и копаться у меня в прошлом — ну, это явно безопаснее, чем теоретизировать касаемо… совсем верхов. Мне в небо хамить можно, тебе — нет. Тебе еще есть, что терять.       — Да какое «хамить»? — возмутилась Мюриэль и пнула подвернувшийся камешек. Кроули насыпа́л такие почти в каждый горшок. Объяснял, что камни — это дренаж для растений. А еще влагу сохраняют. — Я ж со всем уважением!..       — Я тоже… со всем уважением. Так, всего-то пару вопросов пошел задать. Результат? Мы здесь.       На отдельном постаменте выстроилось три ряда маленьких керамических горшочков — в них росли суккуленты. Кроули принялся придирчиво их осматривать. Бросил:       — Проехали, короче, душа моя. Просто проехали. — Он раздраженно поменял местами конофитум и эхеверию, но все равно остался недоволен итоговой композицией. — Лучше скажи мне, как думаешь, скоро люди починят электричество?       Мюриэль сделала несколько рассеянных шагов. Здесь однозначно было царство Кроули. Экскурсию бы по своим владениям провел — так нет, отморозился: отвернулся, звякает горшочками.       — Зависит от того, что ты поломал.       Из подвесного майоликового кашпо свисали светло-зеленые бусины крестовника роули. Почти однофамилец. Кроули коснулся мясистого сферического листа — упругий, здоровый.       — Ничего критичного. Ставлю на то, что управятся часа за два. Может, немного больше.       Мюриэль заглянула в керамические горшочки. В некоторых лежали просто… камни? Ан-нет. Это… цветы? Которые только прикидываются камнями. Наощупь приятные, гладкие… живые.       — Что, серьезно будем заключать пари на смертных?       Кроули встал за левым плечом Мюриэль.       — Нам по статусу положено. — Он проследил ее взгляд. — Это литопсы. Африканские растения для ленивых. Неприхотливые. Необычные.       Мюриэль рассеянно кивнула, ответила на все сразу:       — И правда… Гм… Что будет на кону?       — По классике — желание?       Мюриэль зябко потёрла ладони. На самом деле холодно ей не было, но Кроули явно продрог, так что она решительно направилась к двери, ведущей на лестницу.       — Принято. Но как-то ты сегодня не очень-то веришь в людей. Придется верить за тебя. Я ставлю на час. Засекай.              Медленно спустив свое тело на второй этаж, Мюриэль с любопытством заглянула в ту комнату, где несколько дней подряд просидела над кодексом. Вот же Кроули жук. Даже тут все заставил новехонькими шкафами, в которые сложил остатки книг Азирафаэля. Вон и дневники знакомые…       — А что, мои пожитки выкинул?       — Я просто, — Кроули прочистил горло, — организовал тебе кабинет. Ну… типа… — Он беспомощно махнул рукой, пытаясь выразить невыразимое нифига не выразительным жестом. — Ты, вроде, любишь… с бумажками возиться… А я нашел прикольный дизайн-проект. Ну и это было подходящее помещение. И там…       Мюриэль округлила глаза. А смущенный-то такой почему?       — Покажешь-то хоть?       — Да там тоже пока не все… Еще по мелочи привезут на следующей неделе. Но, если хочешь…              Еще на лестнице Кроули материализовал небольшой шарик белого света — он медленно вращался под потолком, отбрасывая танцующие блики и разбавляя кромешную темноту до мягкого полумрака.       Кабинет стал единственной комнатой во всем доме, оформленной, на взгляд Кроули, совершенно не стильно. Зато уютно и тепло — диаметрально противоположно стерильной пустоте райского офиса. Представляя, как опостылел Мюриэль белый цвет, Кроули вообще его не использовал. Здесь были благородное дерево, приятный глазу беж, радостные мазки солнечно-желтого: пушистый ковер, кресло-мешок в зоне отдыха, геометрическая картина над уютным диваном. В нише на стене — встроенный аквариум. Пустой еще, правда.       — Тебе, кажется, понравилась тогда. Стойка в той кофейне. С рыбками. И вот…       Стоя на пороге, Мюриэль озадаченно озиралась.       М-да. Это что-то вроде «чудовище подарило библиотеку, и Белль должна сказать «ах?» В мультике было нечто подобное. Правда, Мюриэль на Белль не тянула — не такая умная, чистосердечная и белая. Да и зверь ей понравился больше смазливого принца в финале.       — Лопаюсь от умиления и тревоги, — доложила она. — Мне еще кабинетов не дарили… Как-то скрепки дарили… Приятненько было, но тут ты, конечно, скрепки уделал, без вариантов… Спасибо.       Кроули фыркнул:       — Не прибедняйся, ангел, тебе сам сын божий табуретку подарил. Забыла? Куда уж каким-то скрепкам и кабинету до божественного стула.       Света от шарика под потолком было недостаточно. Мюриэль махнула рукой, переместив на стол парочку свечей из ближайшего магазина. Фитили одновременно лизнули воздух дрожащими оранжевыми язычками. Кроули не преминул прокомментировать:       — У-у, свечи — это что-то на романтическом. Только зачем? — Он прищелкнул пальцами. Его люстра отлично справится и без электричества. — Да будет свет!       Мюриэль отвернулась. Теперь стало слишком светло. Ну, хоть кабинет можно рассмотреть: бамбуковые панели, аккуратные настенные бра, высокий торшер…       Эх… сколько же от Кроули противоречивых сигналов:       «Без гарантий и эксплуатационных сроков…       …держи кабинет, я сделал для тебя».       Или для него это все ничего не значит?.. Может, оно так заведено у людей?.. Что в этой рыжей голове намешано вообще?! Может, прижать его к стенке да вытрясти, чего он тут непойми в кого с ней играет?!       Или он таким и был всегда?       Но не был же, не был! Это точно не тот Кроули, от которого Азирафаэль в лифт свинтил. Тот Кроули от вопросов отмахивался, постоянно хмурился и уж точно не стал бы делать такие царские подарки.       И нет, не могла она на него так повлиять! Кроули и без нее был под ангельским влиянием шесть тысяч лет. Наверняка это… отсроченная реакция. Закономерная. Но отсроченная.       Мюриэль вдруг пошла ва-банк — наверняка виновата в этом была ром-кола:       — Погладил бы меня хоть, что ли? Раз сам не даешься.       Кроули в этот момент, стоя у темного окна, медленно поднимал роликовую штору. Так и застыл, сжав пальцами жемчужную цепочку управления. Выпучил глаза.       — Погладил? Н-гх… Если это иносказание, я бы предпочел не трактовать его по своему разумению.       Щеки Мюриэль залил густой румянец. Она опустила взгляд, буркнула невпопад:       — Та табуретка была не очень удобной… — И смущенно шаркнула ногой по блестящему покрытому лаком паркету. Тапочек-собачка скользнул так ладно, так изящно, как по катку.       Спина Мюриэль тоже ладно скользнула по паркету. А вот голова приземлилась с грохотом.       — Да матушки, — простонала Мюриэль. Рядом с ней уже материализовался Кроули. Ого, какой быстрый. Что, правда переживает? Действительно?       — Ты могла сделать это на пять миллиметров правее? Там ковер! Мягкий!       Мюриэль перевалила голову на бок, крепко зажмурившись. Перед глазами вовсю плясали звезды.       — Вот… Вот я так же с той табуретки: а-а-а-а-а. Она была трехногой. Я умудрилась сломать самую устойчивую конструкцию в мире и с нее рухнуть! Так что табуретки уже нет, а скрепки остались.       — Пофиг на табуретку. Дай посмотрю. — Прохладные пальцы Кроули чутко пробежались по затылку. — Череп, вроде, цел, а сотрясать у тебя и так нечего.       Мюриэль приоткрыла один глаз. Кроули стоял на коленях, и люстра создавала позади него мягкий золотистый ореол. Словно у святого со старых церковных икон…       Святого. В самом деле.       Как это все глупо… Вроде, он и заботливый. Кинулся спасать, подарки, вон, делает. А погладить не хочет. Обидно!       Птички же не вьют гнезда для себя — только для партнера. А с этой что не так?       Друзья ему, что ли, в гнездо нужны?! Чирик-чирик.       Сейчас главное не заскулить, как пнутая собачонка. Успокойся уже, Мюриэль. В этом гнезде твоего — только кабинет.       — Офаниэль? Кроэль? Энтонэль? — спросила она, садясь по-турецки. В ушах тоненько звенело, словно рядом кружили комары. А Кроули застыл совсем близко. Хлопнул глазами своими карими. Хмыкнул, мотнул головой, издал неопределимый демонический звук. Наконец, ответил:       — Оу, это на тебя паркет повлиял? Да ладно-ладно… Последнее почти верно — одну букву потеряла. Использовать прежние имена нам запрещено, а человеческие — нет. Вот и наебал систему. Забавно. Не то чтобы это для меня что-то значило, но приятно показать Ей фак.       В этот момент город за окном зажегся резко, как елка на детском утреннике.       Мюриэль покосилась на часы Кроули.       — Пятьдесят девять минут, — заключила удовлетворенно. — Значит, я выиграла желание? — И нахмурилась. — Концепция желаний с тобой такая нелепая. Ты и так сделаешь все, что я попрошу, а что не хочешь — и заставлять не буду… Хотя… Отрастишь волосы?       — Странные у тебя желания, конечно. Хм… — Кроули поджал губы. — Хочешь — бери гребень и расти, какие ты там навыдумывала. Только не до пят, умоляю. У меня одно время были до пояса… затрахался с ними страшно.       Кроули дошёл до кресла-мешка и решительно в него рухнул, покосился через плечо:       — Готов к экзекуции.       Вот же змей — удобно устроился! А Мюриэль что, по паркету вокруг него на коленях ползать?       — Не. — Она жестом загасила все свечи, потом соскребла себя с пола. — Вниз пошли.              Да, Кровать явно подходила гораздо лучше. Огромная — Мюриэль могла со своим ростом дважды лечь поперек, еще и место осталось бы. Постель черная, стильная, но, внезапно, не шелк. Мюриэль уже запомнила: шелк для Кроули слишком холодный. Тут был навален целый курган всяких-разных подушек, среди которых ярко выделялось одно-единственное желтое пятно, копеечная подушка-уточка из Фикспрайса. Ну надо же — не выкинул. Почему? Уточка до сих пор пахла старой кожей, слезами и похотью — линькой. Его линькой. Этот запах Мюриэль узнает из тысячи.       — Во, — она втиснула в руки Кроули джойстик. — Проходи сюжетку дальше, пока я буду изде… Колдовать!       Теплый от чуда гребешок приятно лег в руку. Какой прекрасный карт-бланш. Хоть в чем-то, да?       Сейчас будет красиво-о-о! Мюриэль для себя ж старается. Чтоб любоваться. Провела гребешком раз, второй… Только почему слева растет быстрее, чем справа?! И будто бы гуще?! Непорядок. Значит, почешем тут, чтобы уровнять! Вот та-а-ак! Да нет же. Ай-яй! Не с такой же скоростью!       К тому времени, как Мюриэль отложила гребень, зомби растерзали Кроули уже третий раз. Покосившись на экран, она принялась завивать пальцами крупные локоны. Ну хотелось ей прическу на подобие тех, с постеров парикмахерских. И хотелось, чтобы Кроули не маялся с укладкой. Мюриэль уложит сама так, как ей надо, чудом зафиксирует, и больше не будет мороки.       — Да убей ты уже его, а? За грузовик, в кусты и атакой со спины, не мне ж тебя учить.       Кроули сглотнул. Ей легко говорить: «за грузовик, атакой и что-то там еще…» А у него в голове, Которую Мюриэль так приятно массировала, так ласково гладила, так… ргх… Да с такими вводными в этой голове ни одна последовательность не укладывалась. Поставив игру к чертовой прабабушке на паузу, Кроули отстранился от теплых колен, на которые, оказывается, уже успел расслабленно стечь. Мюриэль тут же возмутилась:       — И е-ей! Куда рванул?! Я тебя не отпускала. Может, это мои первые шаги в парикмахерской карьере!..       Интересно, что она там ваяет вообще? Кроули обещал не подсматривать, так что предпочел закрыть глаза и просто подчиниться. Тем более… как же хорошо это было… Вот бы еще и между лопатками помяла, и… ох!..       — А что, тебе имя «Кроули» не нравится? — вдруг спросила Мюриэль, потянув Кроули за подбородок. Бегло оценила, что прядь легла на лоб неидеально, и отпустила. Сейчас переделает.       — Почему не нравится? Нравится. — Кроули щурился, и его лицо казалось Мюриэль каким-то… блаженно-расслабленным. — Оно просто в человеческом мире максимум как фамилия катит. А мне было нужно в какой-то момент прям полноценное имя составить, чтоб красиво, стильно… и, желательно, интернационально. Эти все ангельские «Эли» и иже с ними демонам не положены, кстати. Ангельские имена не просто запрещены — они делают больно, как и… ну не знаю, если молитву слушать.       — Ну, — Мюриэль придержала прядь, пуская очередную щепотку силы в кончики пальцев. — Тут тоже есть свои плюсы.       — Ага, как на кладбище.       — Да фу, бородатая шутка. У вас там хоть разнообразно. Побывай ты на перекличке сотни ангелов, где каждый на «эль», уши в трубочку сворачиваются уже на десятом имени.       Мюриэль закончила. Теперь Кроули можно было смело подписывать контракт на рекламу шампуня. Трясти локонами на камеру и подвергать их всяческим испытаниям — ветру, солнцу, воде.       — Красавец, — протянула она, расплываясь в довольной улыбке. — Иди-оцени. Только не разбивай мне сердце. Если совсем не понравится, скажи «миленько» и завтра просто верни как было. Уверена, ты можешь.       — Миленько, — скривил Кроули ехидную рожу своему отражению. Потом, резко обернувшись, наставил палец на Мюриэль. — Сама будешь это безобразие распутывать, коль скоро твоя хотелка.       — О, не волнуйся, солнышко, — Мюриэль подобрала второй джойстик и сняла паузу, взяв недобитых зомбей в свои руки — кто-то же должен спасать виртуальное человечество! — Они не запутаются никогда. Ну или пока чудо не выдохнется.       — Нгх… Очень продуманная, дальновидная у меня душа, — протянул Кроули раздумчиво и немного разочарованно. Вот тебе и ритуалы расчесывания по вечерам. Ну да ладно. Вовсе ему и не хотелось. И не надеялся он — еще чего. И вообще… это все у него просто какое-то помутнение. Что там… весна действует? Птички в голове гнезда вьют?       Мюриэль тем временем с легкостью расшвыряла всех зомби. Победно взглянула на Кроули — ну, выпендрежница! Тот показал ей большой палец, а затем, из вредности, средний.       — Думаешь, я не бывал на перекличках? — Вернулся к оставленной теме.       — Не-а, не думаю. — Мюриэль отключила плойку. — Скажи, что хоть внизу они не такие унылые.       Кроули принялся накручивать на палец один из локонов. Ну надо же! Не успели патлы на голове расположиться в новом качестве, а старая привычка уже вот она!       — Я про небесные говорю. В Аду переклички редко устраивают. Там все проще. Если ты нужен, а тебя нет — тебя просто призовут по метке. Будешь возмущаться — что-нибудь куда-нибудь назидательно засунут или откуда-нибудь оторвут. Классика. Работает — во.       Кроули раскинулся на кровати в позе морской звезды, но затем передумал — подкатился к Мюриэль. На расстояние тепла — не прикосновения.       — Так-то пугаешь. — Мюриэль сгребла оба джойстика, сунула в тумбочку. — То есть от Ада нигде не скрыться, и Вельзевул могут найти и прижать к ногтю, если захотят?       — Конечно могут. А ты как думала. Хотя не станут. Все-таки для призыва по метке придется потратить много сил… а оно того не стоит. Предпочтут не трогать, чтоб не воняло. — Кроули тяжело вздохнул. Потом зевнул — долго и широко. — Двигайся, душа моя. И подушку отдай. И одеяло из-под себя вытащи.       Мюриэль насупилась. Куда ей откатываться, когда там места — четырех Кроули уложить можно?! А одеяло пусть с той стороны отогнет и залезет! Напридумывал тут!       — Буэ, — она неохотно вытащила подушку из-под спины, хотя на кровати их была еще уйма. — Ты же не ложишься надолго, надеюсь? С рассветом проснешься? Я хочу купить лавовую лампу. Нам. Сюда. Прогуляешься завтра со мной по магазинам?       — В смысле… «нам»?       С Кроули аж всю дремоту как рукой сняло. Ничего так, что у нее своя спальня наверху имеется? Умащиваясь под одеялом, он пнул Мюриэль коленом. Уткнулся в свою дареную утку. В нее же и буркнул:       — Онлайн закажи.       — Ну, раз я все равно тут иногда с тобой сижу… Красиво было бы… Ну… На тумбочке. Но если не хочешь — извини, конечно, — смутилась Мюриэль. — Ты почему злишься? Я понять не могу.       — М-м? Я злюсь? — Перевалившись на спину и отбросив в сторону одну руку, Кроули уставился в потолок. Надо бы в пижаму переползти, в душ бы добраться тоже было неплохо. — Если и злюсь, то точно не на тебя.       С минуту он молчал — комкал простынь пальцами и нижнюю губу зубами. Потом пробормотал — медленно, задумчиво, словно пробовал каждое слово на вкус.       — Не помню, чтоб кто-то трогал мои крылья. Ну… в смысле… Я с ними не вожусь особо. Чудом в порядок приводить проще и быстрее. Блин…       Кроули сел, помассировал виски, выпалил пулеметной очередью:       — Ты, вроде, кажется, хотела? Да-блядь-не… забей. Забудь. Хрень говорю! Епрс…       И щелкнул пальцами — в руке покорно возникла уже открытая бутылка рома.       Мда-а-а… Мюриэль возвела очи горе. Сложно ему дается что-то внятно говорить о себе. О своих желаниях — совсем труба. А где же раскрепощенный пошлый демон? М-да. Если бы Кроули был компасом, его стрелка давно бы крутилась, как сумасшедшая. Не двойные сигналы. Тройные!       — Я-то всегда хочу тебя потрогать, — недоверчиво протянула Мюриэль. — Это ты по адресу.       — Этот мне твой эзопов язык… — Кроули поднял раскрытую ладонь, осматривая пальцы так, будто на каком-то из них была написана шпаргалка. — Ты же всю дорогу рожи кривила и всячески демонстрировала, как это все бренно-телесное тебе омерзительно. Мы с тобой из совершенно разных миров — сколько повторять?       — Ну, ангелы тоже трогают друг друга вообще-то. Не гениталиями, как люди, конечно, но трогают. Неужели тебе обниматься не нравится? Ну прелесть же. Или поглаживания?.. Не знаю, может, и гениталиями оно неплохо, находят же люди в этом удовольствие… Проституцию, вон, даже выдумали… Целая культура вокруг члена!.. Но… Все же это вторичное. Ты не человек, Кроули. И никогда им не будешь. Так что ты не прав: из мира мы как раз одного. Вот и попробуй то, другое. Сравнишь, о… г-хм. Впечатлениях расскажешь. Почему бы и нет?       Кроули почесал нос, опустил взгляд.       — Если б я знал, как оно у ангелов. — Безрадостно рассмеялся, откинувшись на спину и истерически похрюкивая. — Ангельский девственник — каково, а?!       Мюриэль осторожно забрала из руки Кроули бутылку, задумчиво посмотрела на свет сквозь янтарную жидкость. Нашел на что жаловаться. Ангелы же моногамные. Откуда браться не девственникам, когда пары не распадаются?.. А если и распадаются — то это что-то из ряда вон выходящее. Гвалт тогда стоит… хуже чем при Апокалипсисе.       Наверное, оно должно было быть как-то… По-иному. Ангелы обыкновенно в любви признаются, чепуху всякую дарят, долго морозятся и долго привередничают. А Мюриэль… Впрочем. Ну что с тупицы взять? Слабоумие и отвага. Ну и любовь. Такая… которую лучше в корзину с грязным бельем затолкать, крышкой придавить и сверху попрыгать. Чтобы точно не вылезла. И не бесила окружающих.       Окружающего. Одного.       Это — самое важное.       — Твоя задача проста: быть расслабленным, доверять и принимать. Ну и говорить, как приятнее. Тут плохо в принципе быть не может, если оно на согласии.       Ладно, Мюриэль будет первой сознательной ангельской шлюхой, это тоже что-то новое. Без гарантий, обещаний и равных прав на гнездо. Неоптимистично, но… Кроули не ангел. Нельзя же на него все ангельские ярлыки навешивать?.. Может, полегоньку-потихоньку… дойдет. С годами. Как коньяк в бочке.       Мюриэль решительно отставила бутылку на тумбочку и потянула Кроули за плечо.       — Ну так что, попробуем?       Крепко зажмурившись, Кроули просто кивнул. И выпустил крылья.       — Ой, приветик!.. Какие хорошие! — Мюриэль расплылась в улыбке дрогнувшими губами, осторожно провела по шее Кроули и дальше — вниз по позвоночнику.       На самом деле крылья ангела — в каком-то смысле отдельные существа. Ну, сами себе на уме — так точно.       Некоторые ангелы не летают, потому что с собственными крыльями находятся в натянутых отношениях. Это как если бы человеческие ноги упрямо стояли, в то время как голова приказывает идти вперед. Такие ангелы обычно нервные и ощипанные — за версту видно.       Ощипанный ангел — слабый ангел. Крылья — хранители силы. Лишаешься пера — лишаешься резонатора. Меньше резонаторов — меньше чудес.       Но зря Кроули на свои наговаривал. Может, его когда-то и потрепали, но все отлично выросло заново. Перо крепкое, здоровое, пускай и непривычно темное, словно измазанное сажей. Бородки аккуратные, не лохматые, а просто… ну… идеальные. Даже как-то и трогать боязно. Словно экспонат в музее.       Мюриэль ожидала, что эти крылья, как минимум, заедут ей в нос. Наверняка ведь обижены на всех ангелов, а тут какой-то особенно одаренный к ним лезет. Ну… Она на их месте заехала бы.       Но вроде нет. Вроде… Не злятся.       — Мгм-ф, — Мюриэль осторожно прижала Кроули к себе. Погладила по пуховым перышкам на лопатках — мягкие, хоть подушку набивай. Скользнула рукой по плечу правого крыла, почти дотянулась до элерона и вернулась назад. Кроющие перья на плече взъерошились, будто потянулись за прикосновением: любопытно вам, да?       На опахалах маховых образовывались щели — бесстыжее приглашение к сцепкам. Значит, мы не скромники по своей сути? Значит, пылкие и нагловатые? Не удивили. Кроули и сам ложной скромностью не страдал. Затюканностью — да. Скромностью — точно нет.       Мюриэль выбрала ближайшее к себе маховое перо, провела по стержню двумя пальцами. Специально задевала как можно ощутимее. Пустила щепотку благодати в одну из щелей опахала: обычно при сцепках перья отлично обмениваются силами. Но раз играем на Кроули и показываем ему дивный мир ангельского… секса. Вручную поработает.       Кроули многое умел. Единственное, чего не умел — принимать. Черт! Как же сложно: просто погрузиться, довериться, отключить мысли. Не анализировать, не ерзать… А чувство вины такое… всепоглощающее.       Я же не заслужил! Я не смогу вернуть!       Кроули так погрузился в это, что далеко не сразу прочувствовал происходящее по-настоящему. Наверное, сидел истукан истуканом. К тому времени, как заставил себя отмереть, Мюриэль уже освоилась: вовсю изучала крылья пальцами — оглаживала, ласкала, перебирала…       Так вот что делают ангелы — они сцепляются на высших планах бытия: суть к сути, эманации к эманациям, благодать к благодати.       Но у Кроули же нет благодати?       Так хорошо… так тепло и спокойно… и хочется податься навстречу, взять еще, больше…       Соединившись, ангелы резонируют божественными вибрациями, обмениваются…       Но Кроули только брал. Ему было нечем компенсировать!       А резерв Мюриэль очень мал!       Черт! Черт-черт-черт!       Из дурманящего благодатного транса Кроули вырвался волевым усилием, почти отшвырнул Мюриэль от себя, вскочил, навис над ней, убирая крылья куда подальше.       Мать! Мать твою! Мою! Нашу мать-перемать!       Бледная до синевы, Мюриэль глупо улыбалась. Кроули был готов сам себя ощипать. Присосался, ублюдок, скорпиону уподобился!       Вот что называется «Доить ангела».