Дорога домой

      Кроули маялся от скуки. Мюриэль, так и не утратив решимости, погребла себя под грудой райско-адской документации с намерением одним махом проштудировать весь неподъемный зубодробительный кодекс от корки до корки. Казалось бы, с чего Кроули препятствовать подобным самоубийственным челленджам? Каждый развлекается как хочет. Но вот в чем беда: Кроули наотрез отказался забирать метку. А метка — это поводок. Вот и пришлось становиться затворником за компанию с Мюриэль.       Возиться на кухне и муштровать свою зелень Кроули быстро надоело. Силясь себя занять, он углубился во всемирную паутину. Сначала, конечно же, совершенно случайно наткнулся на букинистический аукцион и (тоже, конечно же, не нарочно!) загнал по отличной цене весь Уайльдовский мусор м-кхм… первоиздания, подписанные рукой автора. Следом за Уайльдом отправились Шекспир, вся коллекция библий… ну и так, по мелочи. Через три дня дышать в магазинчике стало легче. То-то… рвал и метал бы Азирафаэль.       «А так тебе, паршивец».       Потом Кроули наткнулся на курс начинающих дизайнеров. Купил, просмотрел, загорелся.       — Ангел, а ангел. Тебе какой стиль больше нравится? — навис над ухом Мюриэль. Та даже не дернулась. Только буркнула что-то. Не реагирует — ну и ладно. — Хай-тек так хай-тек, я полностью согласен.       В четверг к чертям собачим вынесли половину мебели. В пятницу Кроули начал было заниматься ремонтом по-человечески, но еще на этапе закатывания рукавов сообразил, что вовсе стенам не хочется, чтобы их скребли, мазали, драили и... что там еще положено делать со стенами у людей?       — Что ж я вас — пытать буду? Давайте лучше… договоримся.       И с окнами договорился. И с потолком.       Ух и кипучую деятельность затеял — аж душа радовалась.       Когда Мюриэль, умудренная проштудированной макулатурой, наконец выползла на свет божий, аки мертвяк из могилы, Кроули не знал, кто охренел и перепугался больше: рабочие при виде красноглазого растрепанного явления в пижамке с крысками, или непосредственно само явление, хлопнувшее глазищами и призадумавшееся, а туда ли оно попало.       Спрыгнув со стремянки, на которую взобрался не для того, чтобы помогать смертным, а из соображений «высоко сижу — далеко гляжу», Кроули помахал раскрытой ладонью.       — Душа моя, с возвращением! Видишь, до чего ты меня довела?       — До ремонта?       Рабочие пялились на Мюриэль — наверное, в их представлении ее домашний костюмчик был слишком откровенным. Или принт идиотский? Ай, насрать: все равно у нее смотреть не на что. Мюриэль зевнула и ненавязчиво прислонилась к плечу Кроули.       — Вы бы убрали отсюда свою жену, мистер Кроули. У нее уже глаза слезятся, — заметил тучный работяга, ползающий у входа.       — Уберите свою жену, мистер Кроули, — передразнила Мюриэль. Ляпнуть что-то громче сил не было. — Солнышко, ты врун. Ты выдумал те статьи. Ты все сочинял на ходу, да?       — М-мм… Как убрать предложите? В стену ее замуруем или под порог? — Кроули демонстративно обхватил Мюриэль за талию и пробормотал уже во встрепанную макушку: — Кодекс — дело такое. Никто его не знает, но все делают вид, что знают. Чей вид убедительнее, тот и победил. Круто, да? А ты что думала, я в голове держу такие долбонутые формулировки?       — Ну... На самом деле думала, да. Потому что я-то теперь держу. Я, наверное, первая и единственная, кто прочел все от корки до корки. Там были такие страницы... Прям девственные. Такое ощущение, что до них даже Азирафаэль не добрался. — Мюриэль широко зевнула прямо в шею Кроули. Хм… почему он напрягся и вздрогнул?       — Будешь тосковать по макулатуре и безобразному убранству… дражайшая супруга?       Мюриэль огляделась. Пока не было понятно, что задумал Кроули. Рабочие возились только с паркетом. Светлым. Гораздо светлее, чем был у Азирафаэля. Священный круг связи стерли — все равно Рай не отвечал.       — Да нет, чего тосковать-то? Тут стало... светлее, больше воздуха. Застеклил бы весь второй этаж — сделал бы себе оранжерею. А вообще, что ты задумал? Книги продавать планируешь?       — Книги… — На всякий случай Кроули крепче прижал Мюриэль к себе и даже второй рукой зафиксировал — а ну как не обрадуется, пинаться-возмущаться начнет. — Ну, скажем так, большинство уже отправились в эмиграцию. Ты же, — он проворковал самым нежным и ласковым своим тоном, — не будешь очень сильно по ним скучать?       — Я практически все у смертных читала с телефона, ничего страшного. Оставь мне только энциклопедии и сказки. Те, которые с золотой тесьмой. Там картинки красивые.       Кроули облегченно выдохнул.       — Насчет оранжереи идея, кстати, недурственная. Я пока думал только над жилой частью. Да и вообще… это же, — обвел помещение широким жестом, — вроде как твое наследство, а я тут только… гостюю? Гостю́? Временно приглашен я сюда, короче.       Мюриэль фыркнула, задрала голову.       — Этот магазин мой не больше, чем твой. И ты это знаешь. Но тобой он еще и пахнет. После той линьки... немного... Ладно, не немного, а прям несет за несколько кварталов. Идешь мимо и понимаешь, чья хата. Еще и Бентли как сторож у входа припаркована. Воспринимается весьма... однозначно.

***

      Все-таки быть оккультным созданием — это круто. Ремонт, который, в случае простых смертных, отнимает полжизни, для Кроули и Мюриэль продлился всего пару недель. Вышло бы и меньше, но насчет некоторой мебели они слишком долго спорили, валяясь на ковре и экспрессивно тыча пальцами в открытые на яблочном планшете вкладки. «А я говорю, что первый вариант лучше». «Нахрена, душа моя? Ты покупаешь кровать или гребаный плац?»       Магазин теперь было не узнать. Последним штрихом Кроули содрал старую, неактуальную вывеску и, за неимением годных идей, не очень талантливо, но с душой нарисовал на ее месте желтенького утенка, укрывающего куцым крылышком щурящую золотые глаза змеюку. Спускаясь со стремянки, утер пот со лба и (исключительно по неосторожности!) прицельным пинком опрокинул остатки желтой краски на Мюриэль, которая высунула любопытный нос на улицу раньше времени.       Мюриэль с досадой вытерла с лица вонючую жижу и невероятным усилием воли сдержалась от того, чтобы в отместку пнуть ножку стремянки. Скидывать Кроули все равно было уже поздно: бессовестная змеюка успела дать деру. Ну, зато никто не помешает Мюриэль спокойно рассмотреть, что он там накалякал. Запрокинув голову, она с любопытством всмотрелась в обновленную вывеску — и чуть не завопила от ужаса.       Он, блядь, утку нарисовал. Утку. И змею. На жилом строении. Мамочки!.. Неужели это — намек? Вот такой... кричащий и нелепый?!       На Небесах есть такой район, где живут исключительно первородные творцы. Все они — элита. Аристократия, наверное, если проводить аналогию с социальным устройством смертных.       Избежавшие падения и сохранившие свою мощь, эти ангелы до сих пор не уставали мериться друг с другом, только уже не созданием звезд, планет и вселенных — все это осталось в прошлом. Теперь мерились... гнездами. Чего только ни выдумывали: огромные стеклянные шары, переливающиеся радугой, как мыльные пузыри; цветки с каменными лепестками и ледяными шипами, к которым нельзя приближаться — проткнут; бесконечные зеркальные лабиринты...       Мюриэль видела все эти гнезда только издали и удивлялась: как в таких вообще можно жить? Но творцы — те еще чудаки.       То, что Кроули построил именно гнездо, было очевидно. Смертный такое не учует, а вот ангел или демон — запросто.       Осознавал ли это сам Кроули?       Почему он не свил гнездо для Азирафаэля за шесть тысяч лет?! Может, так и покорил бы. Зато сварганил это безобразие за вшивых пару недель! Сварганил и теперь... довольно хорохорился. Во взгляде, движениях и голосе сквозило... превосходство. Превосходство высшего существа.       — Я вскрыла ящик Пандоры, — пожаловалась Мюриэль змейке, дремавшей у нее на шее. — Он токует! Он, блядь, токует, ты понимаешь? Я просто пустила его пожить и относилась к нему... как... Ну, как к ангелу. Наверное. Не знаю. Это ведь не может так работать?! И вопрос времени, когда он... захочет...       Змея ткнулась язычком в шею. Наверняка это значило что-то вроде: «Не мои проблемы, Мюриэль, расхлебывай с-с-сама».       А тем временем творец ворвался в гостиную с бригадой, которая несла последнюю мебель для сборки. Кажется, творец сказал «вуху».       Может, это все-таки просто ремонт, а? А у нее голова от влюбленности поехала? Или от ужаса.       — Что, последние штрихи? Плазму-то вернешь? — Мюриэль высунулась из-за плеча Кроули. Стоя на пороге спальни, он зорко следил за сборщиками кровати. Гигантский матрас, облаченный в пленку, подпирал стену и ждал своего часа. — Ауч. Слушай, в каталоге она казалась меньше... Тебе куда такую?!       Кроули моргнул.       — Душа моя, напомнить тебе, кто отвоевал этот трах-OMG-дром?       Кроули так давно не испытывал подобного внутреннего подъема. Ему было хорошо. Окидывать взглядом свое творение, переставлять-подправлять-просчитывать-выбирать — вос-с-схитительно!       Когда все работы закончатся, нужно будет обязательно предложить Мюриэль оценить вид сверху. Кроули же старательно держал в секрете свою оранжерею. Чудом отвоеванную у городских властей, чудом ее и скрывал — дорогого стоило, между прочим. Ведь, в лучших восточных традициях, в маленький садик он переоборудовал не второй этаж — а крышу! Деревьев там, конечно, было не насадить, да и смотрелось застекленное навершие скромненького домишки несколько гротескно, но... это — украшение всего Сохо (так Кроули твердо решил). Он уже воображал, как удивится Мюриэль, когда они вместе взлет…       …подавился мыслью.       Блядь.       Что, блядь!?       Какие-на-хуй-полеты?!       — Прими-работу-с-с-сама, — придушенно просипел Кроули и выскочил: из комнаты, из дома — кинулся к Бентли, будто отступающий — к цитадели. Закрылся от всего: потемневшими стеклами, заблокировавшимися дверями…       Сука, сука-сука!       Что за… срань ебучая!?       Кроули стукнулся лбом о руль — Детка пронзительно просигналила.       — Ну да… я знаю. Долбоеб. Клинический. Ты это хотела сказать?       «Святую воду мне в… Да не может такого быть!!!»       А если быть оно не может, но все равно… есть?       Как Кроули-то с этим дальше-то, а?...              Услышав, как взвизгнула Бентли, Мюриэль смущенно обняла саму себя.       Она не знала, чем помочь Кроули. Сколько не пытайся подавить ангельский инстинкт, он все равно вырвется.       Когда рабочие закончили, Мюриэль расписалась за Кроули, и ее подпись приняли. Никто даже не возмутился. Это было неправильно. Она тут вообще-то никто и звать ее никак.       А Бентли продолжала стоять у магазина.       С черными, как ночь, стеклами.       Нельзя, нельзя было к Кроули относиться... Так.       А как?..       — Солнышко, — Мюриэль робко постучала в стекло, — ну... Выходи. Они закончили. Очень красиво у тебя получилось. Загляденье.       Главное сейчас — не давить. Кроули же такой... ранимый. Распсихуется, выдергает себе все перья, бросит гнездо. От ужаса.       С линькой все было гораздо проще. Полинял, скинул чешую, уполз. А гнезда и полеты, они, увы, требуют несколько другого. Ответственности, например.       Медленно-медленно непроницаемо-черное стекло стало опускаться — наконец доползло до упора. Кроули посмотрел на Мюриэль: искривил губы, вздернул брови, собрал лоб гармошкой.       — Пиздец, да?       — Вовсе не пиздец. Очень красиво, ты большая умница.       «Правильно, похвали птичку. Чтобы птичка не съебалась нахрен в дальние края, где изведет себя еще больше».       чувствуя, как по спине стекает липкий от ужаса пот, Мюриэль оглянулась на то, что еще недавно было магазином.       — Помнишь, я обещала тебе термы? Поехали.       Когда они прибыли на место, Мюриэль пожалела, что оказалась на Земле. Ну на кой черт ей... вот это вот все. Жилось плохо? Скучно? Приключений мало? Что ж. Получите, распишитесь. Теперь приключений стало хоть жопой жри, только Мюриэль понятия не имела, как их расхлебывать.       Когда девушка на стойке мурлыкнула, что у них разнополые сауны, Мюриэль почти смалодушничала. Ну прелесть же! Сейчас сошлется на это, и они с Кроули разойдутся по углам. А лучше — по разным планетам: Кроули наверняка как обычно куда-нибудь свинтит.       Но вместо «хорошо, извините» Мюриэль буркнула:       — Хаммам. На двадцать четыре часа на двоих. Я плачу.       Ах, черные карточки творят чудеса не хуже ангельских, да?              В каменные раковины методично падали капли.       Кроули расслабленно шлепнулся на горячие камни. Мюриэль присела рядышком, закинула ногу за ногу, вцепилась пальцами в колено.       В конце концов, это несерьезно. В нормальной ситуации творец на нее даже не посмотрел бы: на такую никчемную мелочь. Творцы они размах любят. Покорение вершин. А какая из нее, простите, вершина? Даже на кочку не потянет. Хм. А если потянет, может, Кроули как раз об кочку-то и споткнулся? С его походочкой вполне мог. Споткнулся, упал, головой приложился... бывает. Ну он же и сам наверняка понимает, что чокнулся: они в этом солидарны.       Нет, не может она сидеть рядом. Нервно. Мюриэль отошла к раковинам, чтобы набрать таз ледяной воды.       Она же не настолько наглая, чтобы позариться на творца?! Ее неуклюжие заигрывания всерьез воспринимать не надо. Это глупо. Мелко.       Просто... совпало. Наложилось. В самый неподходящий момент. Когда Азирафаэля нет. Но ничего. Мюриэль сбережет Кроули, сохранит его, не даст ему себя расплескать. Слишком... драгоценный.       Ох, только бы ему «извините» опять не бубнить с виноватой рожей.       Кроули лежал переваренной макарониной. Вернувшись к нему, Мюриэль осторожно растянулась рядом. Какие же у него все-таки ноги длинные!..       — Давай, скажи мне, что это ты придумал гипокауст.       — М-м-м-м-м… — Кроули лениво перевалил голову слева направо. Жара разморила, превратив его в подтаявшую мармеладку — не трогать, а то вляпаешься, а мармеладка окончательно форму потеряет. Размазанный по теплым камешкам жевательный червячок — вот он кто.       — Не-а, это было бы слишком хорошим делом, так что люди сами. Зато я посоветовал скифам рассыпа́ть в их парилках конопляные семечки — вставляло неплохо... — Пробормотал Кроули.       Ну вот на кой ляд они потащились именно сюда? После таких треволнений-то? Хотя… какие треволнения вообще? Нужно просто разложить все по полочкам. А голова тяжелая-тяжелая. И мягкая-мягкая. Чуть ее приподняв, Кроули сощурился на таз — это вовремя его Мюриэль принесла. Движение брови — и все содержимое резкой волной выплеснулось прямо на Кроули. Ух-х, отрезвляет! Мюриэль, правда, тоже досталось — но это уже издержки производства, так сказать. Производства демона мыслящего, одной штуки.       И вот с определения «демон», пожалуй, и стоит начать.       Усевшись по-турецки, Кроули внимательно уставился на Мюриэль.       — Нгх. Нгм-мкхгм…       «Блядь! Объяснился так объяснился. А теперь давай вытащим язык из клоаки и попробуем еще раз!»       Что могло пойти не так? Какого хера рядом с тем, кого Кроули… (любил! Любил-любил-любил!!! Любит? В каком времени использовать этот глагол?) черт знает сколько столетий, никаких злоебучих «не так» не было замечено за Кроули ни единого сраного раза, а здесь, сейчас…       Почему?       Потому что Мюриэль с ним линяла?       Потому что они жили вместе?       Потому что «солнышко, что мы делаем сегодня вечером?» … «Солнышко, как мне тебя порадовать?»       Потому что она… такая? Смелая, находчивая, умная, хитрая, восторженная… да блядь!       Нет-нет-нет-нет-нет! Даже если, предположим, он такой… предатель, хоть и непонятно, кого и что он предает при том, что это ему отказали, его бросили, и надо быть последним дебилом, чтобы продолжать за что-то цепляться…. Так вот, даже… если!       Какие нахрен гнезда? Какие, святое... про́клятое хоть что-нибудь, полеты?!       Неужели это откуда-то из подсознания проклевываются рудименты прежней сути, а стоит вернуть себе метку — и все сразу вернется на круги своя?       Или это просто Кроули сам по себе такой?.. ангел был бракованный, и демон вышел бракованный…       Хер знает что. Может, Мать не только людей выпускала в мир врожденными инвалидами, но и в своих первых детей так… по фану заложила изъяны, чтоб веселее жилось? Вот и Кроули… случайная или нарочная изначальная некондиция.       В его колено ласково ткнулся маленький кулачок.       — Солнышко, сделай клюв уже попроще. Ничего страшного не случилось, не все ж тебе людскую порнушку смотреть и имитировать, — Мюриэль подперла щеку рукой. — Считай, новый уровень разблокировал. Еще спасибо скажи, что голосить не хочешь.       — Спасибо, — автоматически буркнул Кроули. Потом искренне возмутился: — Гм… еп… Где ты видела клюв у змеи? И… гм… Я взрослый, самостоятельный, уверенный в себе опытный демон! И какого Хастура лысого я вообще тут мямлю, как… бр-фр. Короче, все! Баста! — Откинувшись на спину, он забросил руки за голову. — Никакого же пиздеца не случилось? А если случится, скажешь мне что-то типа… «солнышко, пиздец, бла-бла-бла»… Ну и вот… нехер вообще рефлексировать. Живем куда-нибудь дальше. И… гм, голосить? Я?! Упаси кто-нибудь! Даже не мечтай! Такой перформанс — только через мой труп.       Мюриэль лучезарно улыбнулась и ткнула Кроули кулаком в плечо.       — Ой ли. Поешь же ты иногда у плиты... А тут как в Диснее, только круче. Оп, внезапно музыка — и от сердца песня. Ну, или от какого другого органа.       Мюриэль перевернулась на живот и заболтала ногами.       — Тебя отмять? Или ты сейчас гордый и независимый?       — А гордых не мнут, что ли? Что, дискриминация? — не преминул вернуть шпильку Кроули. — Мне оплата за языковые курсы как-никак полагается.       Мюриэль прочесала волосы Кроули пальцами. Мокрые. Легко со лба убираются. И вроде бы... Счастье. Дурацкое такое, лишенное логики, не требующее никаких затрат: просто хорошо, что Кроули лежит, смотрит, хмурится. А вроде — и меланхолия: «убери руки». Почему убрать? Руки же ничего не значат, просто оболочка. С другой стороны, Кроули привык взаимодействовать посредством человеческого тела.       — Хочешь, я тебе еще и крылья прочешу?       Вообще-то задавать такие вопросы старшему по рангу — дурной тон. Впрочем, в традициях Кроули ориентировался не лучше, чем в кодексах — короче говоря, никак. С ним залог успеха — ляпать любую херню с уверенной рожей.       Кроули были приятны эти прикосновения — ласковые, пугливые, совсем не такие, к каким он привык на Земле. Любовь, на которую Кроули зачастую мог рассчитывать, укладывалась исключительно в рамки товарно-денежных отношений. Но Мюриэль... просто хотела быть рядом. И она... ничего не просила взамен. Это... подкупало? Согревало? Привязывало?       Что ж... незачем убегать, притворяться, что чего-то нет, когда оно есть. Хватит уже… убегать и притворяться. Шесть тысяч лет притворялись и бегали — каково?       А таково, что все просрали, чем бы это «все» ни было. Возможно, если бы кто-то оказался смелее?..       Но история не терпит сослагательных наклонений. Поэтому… что имеем, то имеем. Чем богаты, тем и рады — или... как там говорят?       Рука ангела повисла в воздухе — нерешительное ожидание. Кроули перехватил ее, перевернул запястьем вверх, проследил пальцем ниточку пульсации под нежной кожей, а взглядом — едва заметное ангельское свечение.       — Идешь по стопам Гавриила? Серьезно? Дурной пример заразителен? — Желанию усмехнуться криво подчинился только правый уголок рта. А левый... фиг с ним. Ангел забавно покраснела. Даже… мило? — Я исчадие Ада — помнишь? Приспешник Сатаны, злобное отродье…       Или как там еще в шутку (в шутку ли?) не уставал бросать другой ангел?       — Для меня ты солнышко, — мурлыкнула Мюриэль, но потом покачала головой. — Я помню, что ты не совсем ангел, Кроули. Но крылья-то у всех одинаковые. — Она провела пальцем по носу Кроули. — В общем, если тебе проще, то по стопам Гавриила. Но на самом деле мне без разницы. Ты мне просто нравишься.       — Не совсем ангел?.. — Кроули фыркнул.       А еще он не совсем упал. Забавная формулировка, сродни той, пресловутой, о стакане, который одно из двух «наполовину».       — Вообще-то не одинаковые, душа моя. Нас же подре́зали. Крылья потом херово восстановились, так что летные характеристики у меня ангельским не чета. Давай уж… ограничишься только обещанным — и так с три короба уже наобещала.       Кроули плюхнулся на живот, раскинул руки и ноги, всей позой говоря «я отдан на растерзание». Пусть... Раз уж совместную линьку как-то пережили...       «М-да, "летные характеристики"... В его глазах я точно курица, — подумала Мюриэль. — Ан-нет, утенок. Еще и Гадкий, наверно, но без единого шанса вырасти в лебедя».       Несколько раз в парке она имела удовольствие наблюдать, как летают утки. Нелепее их взлета с воды могло быть только приземление на нее же. В общем, сравнение с ними было не то чтобы лестное. Мюриэль и грация — это вещи взаимоисключающие. Синяки к ней липли, как репей к одежде. Когда она ходила пешком, то ухитрялась отыскать выбоины и кочки даже на ровных с виду поверхностях. А в полетах... Ну право. Есть прекрасные птицы, которые царственно парят в воздухе, а есть те, которые еле на насест вскакивают. И понятно, к какой категории отнести Мюриэль.       Может, оно и к лучшему, что без крыльев.       Да. Пожалуй, к лучшему.       Что ж, ладно, раз Кроули предоставил в ее распоряжение только спину, будет ему спина. Даром, что ли, Мюриэль те ролики с тайками включала фоном, когда кодексы штудировала?..       Кроули был длинный и худой. Лопатки торчали, позвонки проступали под кожей. Локти острые, как спицы. А тайки ловко гоняли жирок!.. Тут... Не погоняешь.       Вообще-то и сами тайки были сочными и лакомыми, вид их бедер заставлял отрываться от страниц и ставить видео на паузу! Мюриэль даже ловила себя на идиотской мысли, что такие бедра грех не укусить. Недаром планшет предлагал посмотреть платное продолжение.       Мюриэль бегло посмотрела на свои ноги. Не, тут без шансов.       Как там? Гладишь-растираешь-мнешь!..       Через десять минут активных действий она запыхтела. Через пятнадцать поняла, что собственные плечи сковало судорогой. Через двадцать Мюриэль уже записала таек в герои труда и мысленно пообещала кинуть им донат. Какое ублажать мужика «два часа без перерыва, кликай по ссылке»? Да этому мужику массаж пока сделаешь — помрешь! Сумасшедшие люди.       Мюриэль стоически выдержала полчаса, прежде чем сползла с каменной лежанки и пошла спасаться ледяной водой. Вылила на себя целый таз и даже не дрогнула. Потянулась, хрустнула шеей, спиной, коленями.       — М-да. Если это так тяжело, то дальше там, наверно, вообще труба, — пробормотала себе под нос. Оглянулась на Кроули. — Пойдешь в бассейн?              Людей было много. Расселись на бортиках, отмокали в воде, валялись на лежаках. И все такие... Голые. Почему голые они, а стыдно Мюриэль?       Какой-то парень задорно подмигнул, и Мюриэль попятилась. Тут же уткнулась спиной в чью-то грудь... Хотя почему «чью-то?»       И Кроули реально трахал вот это?.. Это розовое, голое, трясущееся?       Идеальных таек тут не наблюдалось.       Мюриэль на всякий случай спряталась за Кроули. А когда поняла, что сделала, с досадой нахмурилась, дернула его за локоть и даже не попросила — потребовала:       — Отожми мне бассейн. Весь. Без них.       — М-кхгм…       Взгляд у Мюриэль был совершенно дикий. Кроули вскинул брови. Чего это она? На голых людей в интернете достаточно же насмотрелась. А тут все даже вполне цивильно — плавки-купальники, ни одного нудиста. Ну да, контингент подобрался не самый эстетичный. Реальная жизнь, что поделать.       Кроули окинул бассейн оценивающим взглядом. «Отжать». М-да… Без чудес тут явно не обойтись, а голова дурная-дурная. Сначала расслабит, потом напряжет — вот тебе и качели, привыкай, солнышко.       И что с такими запросами делать?       Кроули прищурился. Интересно, если похотью плеснуть, люди же разбредутся каждый в свой уединенный уголок? Так лень всех по-отдельности обрабатывать… Столько народу… Это не пару-тройку мозгов перекопать!       Он потер руки, сосредотачиваясь:       — Сейчас все будет!       Да еп! Ауч! Ну разбредайтесь, разбредайтесь, кому говорят!!       — М-м… Утенок… Я тут, похоже, набезобразил. Может... эвакуируемся мы?              Проблема в том, что пришлось возвращаться в Сохо. И чем знакомее проносились кварталы за окном Бентли, тем сильнее Мюриэль ощущала необъяснимую тревогу.       Номер в гостинице, что ли, снять? Переехать? Напроситься в гости к несуществующим друзьям?       Мать твою. Надо как-то связаться с Азирафаэлем. За всю дорогу Мюриэль так и не придумала, как это сделать, но продолжала судорожно перебирать варианты.       Может до Рая... Того? Долететь? Крылышками поработать?       А Кроули костерил себя на чем свет стоит. Ну почему надо было лениться, ну еп твою змею! Ну можно же было догадаться, что лайфхак, срабатывавший в девятнадцатом веке, в двадцать первом уже катастрофически устарел?       Кроули разочаровал ангела.       А не плевать ли? Да, не плевать! Ему не нравилось видеть у нее такое выражение лица, такой взгляд — не мягкий и добрый, а… зашуганный? Презрительный?       — Ты знаешь, где Рай? — рассеянно спросила Мюриэль, когда до Риджент-стрит оставалось всего пара светофоров. — Где во вселенной он вообще находится? Где-то же находится.       Кроули запаниковал окончательно.       — Сбежать решила? — постарался спросить с шутливой небрежностью. Но, судя по тому, как дернулась Мюриэль, попал в яблочко.       Кроули вывернул руль, перестраиваясь с третьей полосы на первую прямо посреди потока, при этом совершенно игнорируя гудки, мат из соседних автомобилей и ситуацию на грани аварийной. Ничего, переживут! И вообще, все знали, чем рискуют, когда на дорогу выперлись.       — Т-ты… — Он лихорадочно соображал, бесцельно переключая проигрыватель. — Т-ты... Я. Я тебе не рассказывал, как мы, звездники, с земными проектировщиками бодались? Там кому-то, — он болтал, лишь бы болтать, — представляешь, втемяшилось в голову, что будет прикольно завязать их большие соленые лужи (ну не смотри так, ну не оценили мы тогда проект, каюсь) на наши небесные тела. Я тогда гордо отказался в этом участвовать. А зря. Блин, и правда круто получилось. И со спутником этим, и с морями-океанами… ты… с-слуш-шаешь? Хочешь, к морю поедем? П... прямо... с...       «А, так это ты, Солнышко, тот упертый звездник-баран, который веками бодался с Тади», — мысленно усмехнулась Мюриэль, но вслух сказала только:       — Я тебя всегда слушаю. — На очередном вираже она долбанулась коленкой о бардачок. Тот распахнулся, явив скудное содержимое: вскрытую пачку сигарет, несколько дисков, металлическую зажигалку, упаковку презервативов и старую фотокарточку с Азирафаэлем. Отличный наборчик: курить, дрочить и смотреть. Под музычку.       А фотокарточка хорошая. Пускай и черно-белая, а не цветная, какие делают сейчас. Век девятнадцатый, наверное. И Азирафаэль здесь удивительно приятный. С добрыми светлыми глазами, от которых разбегаются морщинки, мягкой улыбкой и уложенными на бок кудрями.       Даже подпись есть!       «Оскару, на память от доброго друга».       — Стырил? Красивая. Я бы тоже стырила, — Мюриэль аккуратно сложила все обратно в бардачок.       А Кроули уже и припарковался. Немного криво, но не всегда ж ему быть идеальным. Он не глядя нашарил фотографию, сжал ее обеими руками. Кончики пальцев скользили по картону — в молчании гладили нарисованное лицо. Мюриэль отвела взгляд.       — Будет очень стремно, когда эта симпатяжка с фотки вернется. Не находишь? На что я могу рассчитывать, Кроули? От тебя? Если серьезно.       — Он не вернется. Он никогда не возвращался.       Как лис, угодивший в капкан, Кроули принял решение перегрызть лапу. Щелчок пальцев, и фотокарточка вспыхнула, оставив по себе горстку пепла да горьковатый дымок.       — Он не вернется, — повторил Кроули выхолощено. — У меня кроме меня и Детки ничего нет. Не знаю… Скажи, на что претендуешь — на том и порешится. Я не могу ничего обещать. В любом случае. Я не ангел и даже не лебедь. Как оказалось. Не хороший. Не верный. Не… какой там еще надо?       — Такие, как он, всегда возвращаются. Это ты зря. Не спрашивай, откуда я знаю. Просто чувствую. — Мюриэль фыркнула. — Да и дело не в том, чего я хочу. Хотеть я могу хоть ребенка единорога с дельфином и межрасовой дружбы во всем мире. Другое дело, что ты реально можешь дать и за что поручиться. Как там смертные говорят? Как мужчина. Что-то вроде... Ну вот придет он. Я ведь его даже на порог не пущу. Выгоню к херам. Его. И что, ты это проглотишь?       — Пф… Детка, слышишь? Здесь экзамен, к которому я не готовился. Другой же билет вытянуть нельзя, не?       Плавным движением рычага Кроули до максимума откинул свое сидение. Лучше смотреть в потолок, чем на Мюриэль.       — Я даже за то, что мужчина, поручиться не могу, знаешь ли. Хлоп — и уже в женском. Ладно-ладно. Я действительно не знаю правильного ответа. Я знаю, где я, кто я и какой я... сегодня. Но даже касаемо завтра не возьмусь утверждать. Вот такой… Весь — какой есть. Надо — бери. Без гарантий и эксплуатационных сроков. У людей есть для такого какое-то хорошее название, но я его забыл. Может, сама вспомнишь.       — Понятно, — Мюриэль улыбнулась. — За честность спасибо.       В конце концов, это же ее проблема? Ее ангельские заморочки. Вон зато, какой Кроули простой: ветер в голове свистит. Даже слышно как будто.       С другой стороны, что ей терять-то? Выбор уже сделан, и отменить его не получится — именно этим ангелы отличаются от людей.       Побыть эгоистичной, что ли? Неважно, что есть перспектива опозориться. Зато какой-то момент все точно будет ши-кар-но!       — Я наберу тебе в пятницу, ладненько? — Мюриэль достала из кармана телефон. — Подумаю о вечности и миге. И о ценности того и другого.       — Э-э-эм... — Кроули растерянно моргнул. Они же как бы... Живут вместе? Получается, это она решила уйти? Или его выгнала? Если первое, то куда она собралась, а, если второе...       Пока Кроули недоуменно таращился в никуда, спрашивать стало уже некого. Ну что за идиотство? И еще, вот же блин... День недели-то хоть какой?