Дорога домой

      У Бентли Мюриэль разревелась.       — Я т-тебя даже защитить не с-смогу-у, — она давилась слезами, но умудрялась невнятно кряхтеть: — К-Кроули. Почему он-н такой агрес-сивный?       — Ну… что ты… — бормотал Кроули, неловко переминаясь с ноги на ногу. Каким бы омерзительным ни был Акрав… прав ведь, мелкий гаденыш. Почти во всем — прав. — Ну… тише, ну все.       Это в экстремальной ситуации Кроули борзел и распускал руки, а теперь, когда буря улеглась, мог только растерянно заламывать пальцы. Попытаться утешить ее, как люди утешают? Или лучше вообще не трогать?       Он распахнул переднюю пассажирскую дверь.       — Давай-ка, садись. Вот так. Пристегну тебя. Ну вот. Хорошо. Теперь никуда не денешься, — нес какие-то несусветные глупости. Да он сроду в машине никого не пристегивал. А здесь вот… зачем-то.       На водительское сидение переместился щелчком пальцев. Захлопнул все двери. Повинуясь воле хозяина, Детка сделала стекла снаружи непроницаемо-темными. Только после этого Кроули осторожно положил ладонь на трясущееся плечо Мюриэль.       — Знаешь… не помню, чтоб за меня раньше вот так вступались.       — Вс-ступались?! Да это п-прокатило на одном в-везении! — Мюриэль вытерла слезы тыльной стороной ладони и прижала к груди водный пистолет, обхватив его обеими руками. — Ты же не поверил, что у меня там правда святая вода? Она из пруда. В ней даже, — Мюриэль открутила крышечку заливного отверстия. — М-да, там даже головастики есть.       — Головастики… — Кроули рассмеялся. Мягко и облегченно. — Чудище ты чудесное. Давай сюда своих головастиков. Сзади поедут.       Когда желтый (ну а какой еще?!) пистолет удобно расположился на заднем сидении, от былого облегчения Кроули не осталось и следа. Акрав… и этот его недобрый заинтересованный взгляд. Блядство. Теперь никак нельзя оставлять Мюриэль без присмотра!       И вдруг... озарило. Миг — Кроули сжал ее запястье. Удар сердца — прислонился виском к холодным дрожащим пальцам. Тут же ощутил эфемерное шевеление: метка, будто того и ждала, бойко поползла к Мюриэль. В этот момент Кроули пришлось превентивно напомнить самому себе, что не стоит ни удивляться, ни сомневаться. Первое правило звездников — «не трогай то, что фурычит». Даже если ни хрена не понимаешь, как именно оно фурычит!       Он прочистил горло, сказал:       — Пусть будет на пользу дела. Окей? А я теперь без очков смогу ходить — прикол, прям два по цене одного.       Стянув очки и сложив дужки, Кроули мельком встретил собственный взгляд в зеркале заднего вида. Привет, карие глазенки ангельского засранца. А хотя… нет. Тот засранец не умел так выразительно хмуритьтся. И так презрительно смотреть на самого себя он не умел тоже.       Мюриэль окончательно отошла от рыданий. Ласково прошлась по тонкому змеиному тельцу подушечкой указательного пальца.       «Приве-е-ет, маленькая. Не обидишься, что тебя припахали приглядывать за непутевым ангелом, а не просто в гости позвали?»       Мягко заурчал двигатель — так домашний кот успокаивает мурлыканьем хозяина.       — Мастер? Почему он называл тебя так? — тихо спросила Мюриэль, пока Кроули выезжал с парковочного места.       Вопрос, кажется, был выбран не самый удачный: ответа она не получила.       — Слуш-шай, скорпион… помешан на благодати. Он маньяк по этой части… — Кроули резко вывернул руль, обгоняя группку мотоциклистов. — И мне совершенно не нравится, что он тебя запомнил. Так что я хочу, чтобы ты… была под присмотром.       — Вы с ним, — Мюриэль запнулась, придержалась за дверцу — все-таки водил Кроули слишком резко. — Вы только с ним в таких натянутых отношениях или?..       — Или. — Кроули по привычке потянулся поправить очки, но, наткнувшись на их отсутствие, просто потёр переносицу. — Друзей в аду у меня нет. Приятелей, может, немного наскребется, а вот врагов разной степени — хоть жопой жри. Все, в основном, застарелые. Этот хвостоядый как раз из таких. У нас с ним… давняя, личная история.       — А на какой почве конфликты? Откуда врагов — жопой жри?       Красиво срезав прямо перед носом ошалевшего самокатчика, которого по щелчку пальцев снесло к обочине, Кроули идеально вписался в поворот,       — Бедолага-Гоббс рассуждал о людях, но в итоге охрененно описал положение дел в Аду. Стопроцентное попадание, не в бровь а в глаз.       Значит, «человек человеку волк» только, на Адский лад — демон демону? Мюриэль крепко призадумалась. Да не-е-ет, не может весь Ад состоять из отборных гондонов. Гоббс был пессимистом, Мюриэль — нет. Она рассеянно погладила колечко-змейку на пальце. Сунуться, что ли, в этот райончик, попробовать пообщаться с оппонентом?.. По-нормальному. Чтобы Кроули не стоял за спиной немой провокацией и угрозой. В лучшем случае Мюриэль подтвердит свою правоту, в худшем — что ж, если верить Кроули, на нее все равно скорее всего откроют охоту, так что терять ей нечего. Не лучше ли вдарить первой?.. Трофей, который сам идет в руки, обесценивается.       На взгляд Кроули, Мюриэль молчала подозрительно долго. Уж не замышляет ли чего? Хорошо, что теперь Метка у нее. Поводок — он в две стороны работает.       Снова ангел заговорила только спустя три поворота.       — Почему ты согласился укрывать Гавриила? Он же хотел убить те... То есть Азирафаэля. А ты, вроде как... Короче, зачем ты впрягся за того, кто тебе как минимум неприятен?       — Потому что у меня не было выбора. — Кроули тяжело вздохнул. — Думаешь, я оставил бы Ангела расхлебывать это дерьмо в одиночку? Самое херовое, что мы оба знали, к чему оно идет. Всегда так было. Если я чего-то просил, приходилось уламывать его сто лет, тысячу, спаивать в сопли, блядь!.. Если наоборот...       И не договорил, потому что вдруг понял, что почти потерял управление. Лишь своевременный щелчок пальцев позволил Бентли избежать столкновения с огромным туристическим автобусом.       Мюриэль вжалась в сиденье.       — А ты хочешь, чтобы всегда вставали на твою сторону? Легко и просто выбирали тебя?       Детка была не виновата, но Кроули ударил по рулю.       — Выводить меня из себя — это талант или хобби? Ну причем здесь «выбирали»?! — его голос подскочил на несколько тонов, а речь ускорилась. Он говорил, проглатывая окончания слов и активно жестикулируя:       — Это же Ангел — понимаешь? Которому вляпаться в неприятности, как два пальца. Я уйду — и он будет расхлебывать сам. И нахер захлебнется. Как я мог его оставить? Как я мог ему отказать?       Нет, вождение в таком взвинченном состоянии — это экстрим даже по меркам Кроули. Он заложил резкий вираж и припарковался на велосипедной дорожке. Не слоны — объедут.       — Когда я уламывал его заключить соглашение. Когда я попросил жалкий плевок гребаной святой воды! Когда. Я!... — Кроули вскинул ладони — нет, сжатые кулаки. И бессильно разжал, сказал тихо-тихо, опустив голову: — Это всегда было односторонним. Слепой. Долбоеб. — Он на секунду прижался лицом к прохладе руля, ища поддержки у своей Детки. — Я за ним волочился шесть блядских тысяч лет. Я не мог иначе. Я же был ему нужен? Был же, да? Он же без меня бы не справился? Один хуй. В конечном итоге, ангел всегда выбирал Небеса.       …       «Кроули, придумай что-нибудь, иначе я… больше никогда не буду с тобой разговаривать».       …       «Без тебя было так одиноко…       …Я все ждала, когда ты наконец проснешься»       ...       «О, Кроули… Ничто не длится вечно».       …       «Вышколил, таскает, только не в сумочке».       …       «Кроули, у того парня пистолет! Почему я должен выполнять грязную работу?!»       …       «Кроули, а давай... Как в тех фильмах?»       …       Кроули смотрел на Мюриэль диким взглядом, и она с тоской понимала, что в этой рыжей голове происходит. «Не сравнивай, солнышко. Я не была с тобой шесть тысяч лет. И муки выбора меня не терзали и вряд ли будут. Ума для этого маловато. Мне просто хорошо с тобой и я радуюсь, что и тебе, возможно, хорошо со мной. Хотя бы чуть-чуть. Я не... Претендую. Иначе однажды разобью тебя гораздо больше, чем Азирафаэль. Ты же такой совестливый и ответственный».       А теперь, Мюриэль, ляпни какую-нибудь хрень.       — Слушай, знаешь что. Я бургер хочу.              Странно это было — идти в человеческом столпотворении, не ощущая привычную тяжесть на переносице. Странно, но, на удивление, приятно. С тех пор, как Кроули придумал очки, а потом — и моду на них, он почти все время скрывался за темными стеклами.       Не менее странно оказалось пищать сенсорным автоматом самообслуживания в задрипанной бургерной забегаловке. С Азирафаэлем Кроули как правило посещал шикарные рестораны да паб пару раз, в качестве редчайшего исключения. А чтобы... такое!..       Прислонившись к исцарапанной деревянной стойке, Мюриэль с видимым удовольствием уплетала завернутую в бумажку булочку, из которой во все стороны торчала начинка: салат, котлета и желтый сырный лоскутик. Все это довершалось густым сливочным соусом, который то и дело вытекал на пальцы Мюриэль, и она, ничтоже сумняшеся, их облизывала. «А что? Мой бургер, мои пальцы, мой соус и язык мой — в чем проблема?» — предугадывал Кроули ее реакцию, которая несомненно бы воспоследовала, рискни кто-либо заикнуться о приличиях.       Большую вишневую колу пили вдвоем, по очереди прикладываясь к пластиковой трубочке. Кроули поглядывал в окно, за которым виднелся край пошлого рекламного постера и запруженный людьми тротуар.       Люди торопились и ежились: от утреннего солнца остались только воспоминания, небо, заслонившееся комканной ватой туч, уже несколько минут лениво плевалось крупными каплями. Скоро ливанет. И действительно. Кроули как раз рассеянно потянулся за жирным ломтиком остывшей картошки, когда хляби небесные разверзлись, одним махом вывернув на город дневную норму осадков. Люди заполошно кинулись врассыпную. Одна парочка заскочила под навес забегаловки.       Да ладно… Вращая в пальцах желтый картофельный ломтик, Кроули с интересом натуралиста-любителя наблюдал, как молодые люди — парнишка и то ли еще один парнишка, то ли девчонка (фиг разберешь в этом мешке с капюшоном!) — мило держатся за ручки.       Когда парочка встретилась не только взглядами, но и губами, Кроули с несвойственной ему тактичностью потупился. А у него лайфхак не сработал. Жаль... Романтично же так… Не то, что… Эти ангельские… балы.       Балы!       Черт!       Кроули чуть не перевернул локтем стакан с остатками колы, когда схватил Мюриэль за плечи и встряхнул так, что та едва не выронила остатки своего бургера.       — Он не для Мэгги и Нины… Что, если он?… Он потащил меня танцевать! Танцевать, понимаешь? Он все подстроил! А что, если… Что?!... — Пара человек обернулись — уж слишком эмоционально Кроули говорил, даже почти кричал. — Ты… Ты… помнишь, говорила мне, что нашла… его дневники? Тэ-ты… сожгла их?       Спросил — и замер. «Пожалуйста, скажи, что нет! Пожалуйста, ну ты же не настолько исполнительная! Ну не настолько же, правда?!»       — На втором этаже в комнате, где спал Гавриил, на столе лежат, — обиженно буркнула Мюриэль, высвобождаясь из хватки. — Езжай. Почитай. Я сама назад доберусь.       Кроули как всегда запоздало пожалел о своей эмоциональности.       — На тебе моя метка — забыла? — пробормотал он немного сконфуженно. — Мы друг у друга на поводке. Так что… Год они меня ждали и еще два часа подождут. Взять колы?       — Поводок? Опять? Но когда ты успел почувствовать? — Все еще напряженная и явно обиженная, Мюриэль направилась к автомату самообслуживания.       — А разве что-то должно было поменяться с линьки? Когда ты ходила пудрить носик, это ощущалось… мерзотненько, хотя расстояние было совсем небольшое. — Кроули поежился. Идея отдать метку Мюриэль казалась уже не такой и здравой. Если их насильно разлучат, что с ним будет? — К тому же, мне бы не хотелось упускать тебя из виду. И вообще. — Несколько секунд Кроули наблюдал, как пальчики Мюриэль бегают по сенсорному экрану. Потом неловко подытожил: — Это все… Вся эта хуйня с Акравом — исключительно мой давний проеб.       — Я с ним улажу, — Мюриэль тыкнула на «чизбургер с собой». — Пока не знаю, как, но улажу. Придумаю что-нибудь. У Азирафаэля в подсобке лежит весь этот ангельско-демонский кодекс. Перечитаю да пойду... Г-хм. Ой ладно, не смотри так. Не хочу тобой рисковать.       — Мной? Рисковать? — Кроули аж фыркнул — настолько это заявление Мюриэль его позабавило и изумило одновременно. — Ангел, — он выдавил сквозь смех, — я могу постоять за тебя, за себя и за того парня. Защитница выискалась…       И, покровительственно приобняв Мюриэль за плечи, он повлек ее сквозь толпу голодных студентов к пункту выдачи готовых заказов.              Уже выруливая на проезжую часть, Кроули сказал низко, спокойно и ровно, именно таким тоном, который позволял себе крайне редко — слишком много ангельского засранца в этом сквозило:       — Ты не станешь лезть на рожон. Поняла?       — Ах, даже крылья сладко дрогнули от твоего начальственного тона, — Мюриэль порылась у себя в карманах, достала карамельки. — Почаще его тренируй после «бла-бла-бла»-то. Может, слушаться тебя начну.       — Бл... нашла, что припомнить. Это была импровизация! Посмотрел бы я на тебя в... такой ситуации!       Кроули вдавил педаль газа, а потом дал по тормозам, рассчитывая, что Мюриэль въедет носом в бардачок — уж больно высоко этот нос вздернулся. Но затея провалилась, увы. Мюриэль только фыркнула. Выдала мечтательно:       — А ты просто так смотри. Мне нравится, когда ты на меня смотришь.       Кроули закатил глаза.       — Смотреть не обещаю. А присматривать придется. Ты, блин… можешь быть серьезнее, а? Никаких «пойду разбираться», никаких… миротворческих миссий. Акрав… он не тот твой ухажер на Бэхе. В смысле… не безвредный забавный смертный. И это все вообще ни хера не забавная ситуация.       Мюриэль хрустнула карамелькой.       — Ты параноик.       — А ты… легкомысленная…       — «Легкомысленная» кто? Я слышу многоточие. — Мюриэль погнала нагревшуюся карамельку из за правой щеки — за левую. Из динамиков сам собой зазвучал тихий гитарный рифф.       — Агрх… Не важно, кто, главное, какая. Это само по себе уже исчерпывающая характеристика. — Кроули посигналил пешеходам и пролетел на красный — агрессивно он предпочитал водить, а не разговаривать. — Моя паранойя, если хочешь знать, вырабатывалась тысячелетиями.       — Бедная больная трудовая мозоль. Я поняла.       — Вот и не топчись.       На обочине грустно замер умилительный робот-доставщик. Кажется, малыш заблудился. Проводив его глазами, Мюриэль перевела взгляд на Кроули. Такой настойчивый, так… пытается её оградить.       Что бы он там не говорил, она вовсе не считала себя легкомысленной. Мюриэль просто знала, совершенно точно, что ничего очень уж страшного с ней не произойдет. Может, это было шестое чувство, а, может, самоуспокоение, которое ей хотелось считать интуицией. По крайней мере, сейчас это знание позволяло не загоняться.       Но Кроули явно загонялся. Вцепившись в руль, сопел, как сердитый еж. Что он, интересно, думает? Что сначала приходилось присматривать за одним непутевым ангелом, а теперь — уже за другим? Бедный…       А ведь он сказал «не помню, чтоб за меня раньше вот так вступались».       Неужели действительно, за все тысячи лет, ни разу… никто?       Мюриэль снова вспомнила, как он ее... обнимал. Вдруг спросила, и вопрос оказался неожиданным даже для нее самой.       — За тобой никогда не ухаживали?       Несколько секунд он хлопал глазами. Потом ответил осторожной шуткой — так прощупывают почву ногой, опасаясь вступить в какое-нибудь болото:       — А что, по мне видно, что неухоженный?       Мюриэль откинулась на спинку, сцепив пальцы вокруг колена. Вот и кто ее за язык вообще дернул? Ну да и… ладно. Не будет она отступать, краснеть и сливаться с темы. Уставившись на Кроули, хлопнула ресницами.       — Не знаю, ты мне расскажи: первый ли ты парень на районе. Каковы шансы были крылья подкатить?       О-о-окей… Мюриэль и её своевременные вопросы — это уже притча во языцех, не так ли?       Положившись на Детку, которая и сама себе прекрасно могла быть водителем, Кроули пристально уставился на Мюриэль. Сказал, забавляясь только отчасти:       — Что, хочешь стать первопроходцем? Сразу предупреждаю: ко мне крылья подкатывать бесполезно. Я не летаю, детка — я трахаюсь.       И замер в ожидании ответа, вскинув одну бровь.       Покраснеет Мюриэль или нет? Поддастся на провокацию или нет? И что это вообще сейчас происходит? Все еще взаимные подколы… или какой-то спонтанный флирт извращенного рода?       — Г-хм... — А ощетинился как... Мюриэль сузила глаза. — «Первопроходцем»?.. Это по твоим-то тропам исхоженным?       — Ну так… — Кроули почесал нос, подбирая слова. — Не всяк зверь те тропы топтал.       Мюриэль хрюкнула в ладонь, отворачиваясь к окну.       — Достаточно того, что топтал. Не хочу быть очередным зверем. Первым не буду. Последним тоже. Так что смысла в этом — с гулькин хрен.       Кроули насмешливо фыркнул.       — ...и заметь... не я эту хуйню начал обсуждать. А ты, видимо, ищешь талантливого девственника, с которым в горе, в радости, в болезни и в здравии, а потом умереть в один день от зеленой тоски.       «Да я, как бы, никого не ищу, — подумала Мюриэль. — Я уже нашла. Только он занят, трахается и немного придурок».       — Кстати… а ты видела хрен у гульки? Я уши у уток нашел. Хочешь, голубя тебе поймаю? А потом ощипаю, запеку… — состроил демоническое выражение лица Кроули. — Гулька с хреном.       Умница-Бентли сама припарковалась на привычном месте около магазинчика. Мюриэль открыла дверцу.       — У птиц клоака, вообще-то. Я в энциклопедии читала. А у уток агрегат в виде штопора. Представь: выебут тебя штопором, Кроули... Пройдет птичка, так сказать, по твоей тропке. И фу! Какие голуби? Они же по мусоркам шастают, всякую гадость клюют... Давай двоих. Завтра в парке. Я приманиваю, ты ловишь.       — Твоя фантазия не нова, душа моя. — Кроули не преминул ласково огладить Детку от зеркала до фары. — Было как-то дело на заре Ада… Но не уверен, что ты хочешь об этом знать. В смысле… члены-штопоры и все такое… м-м. — Вскинул бровь, откровенно дразня Мюриэль. — Так какие у тебя там виды на голубей? Тебе поймать и подержать?       Мюриэль достала из куртки ключи от магазина.       Ой все.       — Нет, убить и сожрать. Денег же у нас нет. Бургеры едим, на голубей охотимся. С Ритц до голубей — каково а? — Поддала дверь бедром. — Иди уже, читай дневники. А я устала. Пойду... Посплю, что ли. Сложный день.       Надо же было развернуть Кроули в правильном направлении?..              Все-таки Мюриэль выглядела обиженной. А Кроули… странное дело. Мысль о дневниках, которая так взбудоражила его там, в стремной бургерной, за время шутливой болтовни с ангелом не то чтобы забылась, но как-то… отодвинулась на задний план.       В бывшую комнату Гавриила Кроули зашел даже немного нехотя. Пнули, почти послали — куда деваться. Сам же кашу заварил, сам заикнулся, чуть ли не вытряс из Мюриэль… Теперь сядь и читай, суй нос в чужое личное пространство, как башку — под нож гильотины.       Потоптавшись на пороге, он отыскал взглядом кипу тетрадей. Внушительная.       — Нехорошо читать чужие письма. Дневники — и того хуже. Но я же демон, да? По определению нехороший. Да и ты ушел…       Страницы чуть слышно шептали под пальцами. Все-таки красивый у ангела почерк — засилье завитушек. А вот стиль сухой, даже не так… сублимированный. Словно райский отчет, а не что-то личное.       Кроули подпер подбородок костяшкой пальца.       Если Азирафаэль вот… так дневники писал — то на что тогда была похожа его документация? Ужас... На месте Небесного начальства Кроули бы за такое убил.       М-да, а маньячная улыбочка Гавриила приобрела новый смысл. Это ж сколько веков он страдал и мечтал о возмездии... бедолага.       Кроули уныло поскребся в дверь, за которой мышонком притаилась Мюриэль. Дождавшись разрешения, вопреки обыкновению не ворвался, а тихо вошел. Что у нее тут — кабинет? М-да… Совсем не обжилась. Странно. Присев на скрипнувший стул, Кроули свесил расслабленные руки между разведенных колен.       — Погоде он уделил больше внимания, — пробормотал тихо. Немного подташнивало. Хер его знает, почему. — Зато перо у меня отжал. Интересно, когда. Не вспомню. Слушай, может… нажремся в сопли? Или сходим куда-нибудь? Уныние такое: и эта пыль, и дневники эти, весь этот этаж. Соглашайся — иначе услышишь, как змея воет на луну. Ау-у-у-у, у-у-у-у-у-у…       Мюриэль бросила короткий взгляд через плечо. Заправила за ухо отросшую прядь.       — Слушай, если тебе нечем заняться — займись со мной демонским. Ну. Языком. Ты так любопытно щелкал и шипел. Это единственный язык, который не знают ангелы. Исправь это мне.       — Гм… чую, к чему ты клонишь. Просил же не соваться к Акраву. Даже не думать в эту сторону. Тебя выдоят, выебут и ощиплют. На что из этого ты нарываешься?       — Сорок минут учишь, а потом идем в бар и нажираемся, — продолжила упорно гнуть свое Мюриэль. — А на следующий неделе вытащу тебя на горячие источники: спинку потру, маслом намажу. Короче, не ломайся.       — Так меня еще не искушали… гм… соблазняли... гм… уговаривали, — закатил глаза Кроули. — Ну на кой черт тебе дался этот язык? Он примитивный, неблагозвучный. Любовное письмо на нем не… — Тут ему в голову пришла мысль. — А вот постой-ка! Ты пишешь любовное письмо на ангельском — я перевожу на наш! Как тебе такая образовательная система?       — Видно, кое-кто хочет выть на луну. Ау-у-у-у-у-ау-у-у-у-у. Как раз почти полнолуние, — насупилась Мюриэль. — Смысл мне в твоих переведенных закорючках, если я их читать не умею?! Лучше пошипи мне вслух и объясни базу. Давай, начни с простого: «Мюриэль — большая умница».       Кроули осклабился:       — О не-е-ет, мы не ищем легких путей. Это ж как с бесценным Розеттским камнем: знай себе сиди да сверяй незнакомое со знакомым. Прекрасная работа для ума. А вслух я так уж и быть переведу. — Отвернувшись, он скрестил руки на груди. — Зажала мне сопливые признания — вот и весь сказ.       — Тебя что, Том Хэнкс на эти изуверства в «Терминале» вдохновил?! — Мюриэль встала перед Кроули, уперла руки в бока. — Давай так. Фраза — твой перевод — записываешь мне на листке, плюс транскрипция.       Кроули показал зубы в широкой улыбке.       — И горячие источники, утенок. Раз искуш-шала.              В тот вечер они так и не нажрались. И в ту ночь тоже. Кроули уже успел позабыть, как ему это нравилось — учить кого-то чему-то. Особая форма удовольствия. Особенно когда ученик схватывает буквально на лету.       Ох и сопливое получилось письмо. Не дай бог это совместное творчество кому-нибудь прочитать — умрут если не от смеха, так от стыда.       Когда за пыльным окном захлюпал серый кисель лондонского рассвета, бледная от перенапряжения Мюриэль вполне неплохо щелкала и шипела. Все-таки зря она это… Ну зря ведь!       — Заварить тебе кофе, двоечница?       Мюриэль сказала «нет», хотя больше походило на «хр». Как будто битое стекло жуешь, честное слово. Ломаные царапающие звуки с тявкающим накалом и почти без певучих гласных.       Она потерла глаза. Как песка насыпали.       Зато вон сколько Кроули бумаги перевел. Три листа душевных излияний. Это Мюриэль даже нравилось.       — Ах, солнышко, ты такой прекрасный наставник, — мурлыкнула Мюриэль и, против обыкновения, обняла сидящего Кроули за шею. Потерлась щекой о его волосы. — Как там? Липлиншсланэ? Вот, ты это. Я правильно сказала? Не обозвала тебя каким-нибудь заносчивым дураком? А впрочем, так скажу. Чтоб наверняка. Прелестный, замечательный, самый умный и неподражаемый. Насмотреться на тебя не могу.       — Буэ, — Кроули издал самый неприличный звук, на который только был способен. — Меня почти тошнит, ангел. — А потом очень аккуратно, даже опасливо потрепал ее по лопаткам. — Отлипай, клещ пернатый. Все, отлипай. — А это он ловко ее раскрутил. Весь стол теперь был завален ванильными признаниями. Мюриэль так забавно краснела, когда Кроули с донельзя серьезным лицом выдавал что-то вроде «я живу, чтобы смотреть на тебя». Загляденье. — Над произношением тебе еще пахать и пахать. Мне ржать и ржать. Ничего — все мои усилия на горячих источниках отработаешь.       Покинув свое место (задница за минувшую ночь порядочно затекла), Кроули подцепил пальцем ангельский подбородок.       — Не разочаровывай меня только. Не смей, с-с-лышишь, не с-с-мей соваться к моим. Никакой язык тебе не поможет.       Мюриэль моргнула, отвела взгляд. Ну давит же. Давит.       «Не разочаровывай» — оно такое... Сильное. Обещающее. И... С горечью. Даже с оттенком эха.       «Не разочаровывай, как он» — а, может, это Мюриэль только чудится?       — Не вынуждай меня тебе врать. Когда я придумаю, что делать, я обязательно с тобой посоветуюсь, и, если ты в прах разнесешь мой план, я к тебе прислушаюсь, — сказала она.       Отвернувшись, Кроули дошагал до окна. Скрестил руки на груди, прислонился к откосу.       — Почему вы такие… ангелы? Если втемяшили себе что-то в голову, у меня и выбора, по сути, нет, — пробормотал себе под нос и, не дожидаясь ответа, вышел вон.       Она же придумает. И полезет на рожон, даже если Кроули раскритикует. Какого черта лысого он вообще должен вот так за нее волноваться? Мать их… общую! Может, у Мюриэль просто эротическая фантазия. Запал скорпион в душу — и что ты будешь делать?!       Даже на машине в одиночку не погонять, пар не выпустить. Разве только скрутить Мюриэль и запихнуть в багажник вместе с меткой, чтоб и не отсвечивала, и не отдалялась, и под присмотром была.       Обнаружив себя на кухне, Кроули решил воспользоваться по крайней мере тем, что имелось под рукой, и заварил кофе. Мюриэль то ли придумала, то ли где-то вычитала, что если готовить его не в машине, а в специальной медной хреновине, можно добавлять разные специи: бадьян, хлопья перца чили и даже… бутоны сушеных роз! Ну надо же! Сам Кроули как-то не дошел до такого раньше. Только теперь оценил. Горячий кофе с перцем — это двойной огонь. Потрясающе вкусно. А вот Мюриэль полюбились розы.       Через десять минут Кроули возник там же, откуда удалился. Молча поставил на стол две курящиеся паром чашки.       Да, Мюриэль не просила. И вообще, он ушел, хлопнув дверью. Но такая уж привычка у него была — возвращаться. Видимо, Мать в подкорку зашила, вместе с отвратительным характером и нонконформизмом.       — Спасибо, — сказала Мюриэль.       Все-таки странный он: то убегает «фр-р-р-р-р, ш-ш-ш», и каблуки стучат по лестнице так, что за дверь выглянуть страшно, то возвращается и кофе приносит.       Этим же Азирафаэль пользовался?.. Тем, что Кроули всегда вернётся — не так ли?       — Заботливый ты, — буркнула Мюриэль на демонском, обняла Кроули за талию и боднулась лбом о его грудь. — Ласковый и заботливый.       А то, что он ей ответил и как далеко послал… в общем, она предпочла сделать вид, что не понимает.