Дорога домой

      — Твою-мать-Мюриэль! — рявкнул Кроули. Ужаса в его голосе было больше, чем чего-либо еще.       Змейка обвила ее тонкий палец. Почему-то подумалось: «Как обручальное колечко-татуировка». Никто такого не делал. Такое вообще невозможно. Метка — это же клеймо, выжженное… Его… никогда!..       Боясь услышать ответ, Кроули тихо-тихо спросил:       — Ты… как?       — Нормально, а что, скверно выгляжу? — Мюриэль на всякий случай потрогала свое лицо. Вроде, все осталось на своих местах. — Только не шути, что скверно я выгляжу всегда.       Впрочем, а что могло поменяться? Это для Кроули змейка была навязанным соседом, меткой падшего. А Мюриэль позвала ее добровольно. Просто так.       Мюриэль рассеянно поднесла палец к губам.       «Ты маленькая и хорошая. Это они ничего не понимают. И вовсе не уродское создание. Вовсе не ползающая под ногами тварь! Нет-нет. Не слушай их. Они все говорят глупости. Верь мне. Слушай меня. Милая, волшебная».       Мюриэль говорила мысленно, но была уверена: змейка слышит. Может, оттого и притихла: внимает?..       Змейка — не Кроули, ей не нужно терзаться выбором. Она не будет протестовать, если ей скажешь, что она хорошая. Она просто верит ласковым интонациям, которыми ее никогда не баловали.       «Хорош-ш-шая, хорош-ш-шая. Слуш-ш-шай».       Мюриэль перевела взгляд на Кроули.       — Не смотри на меня так, будто я взорвала Бентли, — сказала и слегка подалась вперед. Взяла его лицо в полукруг ладоней. Как непривычно-о-о. Без змеиных глаз-то. Похож на обыкновенного человека. Даже волосы будто бы в цвете поубавили... Это таким он был, да?.. Красивый. Впрочем, он любым будет самым красивым. — Тебе полегче, да?       — Д-да? Кажется…       Кроули чувствовал себя… странно — голым и уязвимым. Не Бентли она взорвала, конечно — но что-то взорвала. Представления о реальности, например. Все поставила с ног на голову. И что с ней теперь делать?       — Безумная… — Протянул Кроули восхищенно. — Ты… Ты вообще… Додумалась же… Ну… — Поддавшись порыву, взъерошил ей волосы. — Все от меня свалили. Даже змея. — И рассмеялся, откинув голову. — Цветы уже только тебя слушаются, Бентли тебе подмигивает… Безобразие. Безобразие же!..       Хорошо было с ним сидеть рядышком, слушать его мягкий смех. Смех — высшее проявление Счастья. Это еще Она говорила. Значит, прямо сейчас Мюриэль прикасается к счастью. Ну не волшебство ли?       Жаль, что все моменты так скоротечны. Скоро Кроули снова нахмуриться, закривляется, обрастет привычной броней. Будет злиться, страдать и втайне желать, чтобы его ангел вернулся и наконец остался с ним.       Но Мюриэль, как и Кроули, подумает обо всем этом позже.       — Хочешь, посмотрим всю «Игру престолов» под виски, пока ты долиняешь? Я буду болеть за Старков, а ты за Ланнистеров. Или наоборот. А потом проигравший станцует под попсу.       — Две недели насилия, сисек, драконов и беспробудного пьянства? Звучит как план.       Осторожно, боясь вспугнуть то ли ее, то ли самого себя, Кроули обхватил Мюриэль за плечи, прижимая к себе. Хорошо, тепло. Неясно, за что ему такое досталось, но лучше пока не выпускать. А то вдруг… вдруг ну мало ли что. Он уже привык: мать все отнимает. Как злобный ребенок в песочнице. Не чтобы с чужой лопаточкой поиграть, а просто так отобрать — сделать больно, нутро той самой лопаточкой выскрести.       Он зарылся носом во встрепанные волосы. Хорошо Мюриэль пахнет, тепло.       — Сказать спасибо, да?

***

      Кроули не совсем понимал, как это сработало, но, главное — что сработало! Еще ни одну свою линьку он не переносил с такой легкостью, почти «на ногах». Даже отделывался совсем редкими побегами в уборную. Но был и побочный эффект: пока клеймо оставалось у Мюриэль, отходить от нее дальше чем на десяток метров Кроули не мог — сразу становилось паршиво.       Хорошие это были две недели. Нет, не две — удалось уложиться в полторы. Без магии, зато с безлимитными обнимашками на диване, с теплом Мюриэль, которая каждый вечер заботливо чесала Кроули спину.       Когда все закончилось, вместо облегчения он почувствовал… грусть? Потерю?       Одним легким касанием возвращая метку на положенное место, ангел тоже выглядела не сказать чтобы очень счастливой.              — Эдемский змей встал с дивана, и Лондон плюнул солнцем. Редчайшие явление!.. Спешите видеть!       Сколько там уже минуло с тех пор, как Кроули в последний раз отлучался по «своим» делам? Он долго и внимательно всматривался в зеркало: точно ли не осталось ни одной чешуйки, ни одного красного пятнышка? Мюриэль любопытным котенком крутилась рядом, и Кроули боролся с иррациональным желанием растрепать ей волосы. Потом пришел к компромиссу с самим собой: он же демон, в конце концов, а ангел целых полчаса укладывала свои непокорные кудряшки. Значит, это будет не сентиментальная ласка, а самое настоящее вредительство.       Взъерошил.       Ангел пискнула.       Хор-рош-шо.       — Я буду сегодня к вечеру.       — Куда идешь такой красивый?       Ладно, это была убогая попытка, но в фильмах Мюриэль встречала и хуже.       Кроули привычно нацепил галстук-шнурок, но через секунду передумал, осторожно снял и положил обратно. Слишком ценная вещь, чтобы ею рисковать. Один раз уже обслюнявили и вытянули нитку.       — Демоническая рутина, ничего особенного, — пробормотал он расплывчато. Ну не рассказывать же Мюриэль в самом деле? Даже Азирафаэлю не рассказывал. Так, на всякий случай — чтобы не нарваться на полный подозрения взгляд или, того хуже — на осуждение. — Хобби у меня на любителя. Ну, ты понимаешь.       Отвадится или нет?       Мюриэль осмотрелась. За последний месяц магазин несколько... Захламился. Нет, не так, как было при Азирафаэле «много непонятных штуковин, разложенных по всем поверхностям», а, скорее, «бутылки и коробки от пиццы захватили мир». Еще баночки из-под чипсов — Мюриэль планировала соорудить из них замок, но Кроули пока нахрустел только на хлипкую башенку.       Не, пусть дураки прибираются в такой погожий денек. Кроули уже направился к выходу, так что Мюриэль решительно схватила куртку.       — Ой, мне очень интересно, какие еще у тебя есть хобби. Самолеты, машины, цветы. Давай, порази меня. Ты стреляешь из винтовки? Делаешь ставки на ипподроме? Танцуешь и поешь пьяным в караоке? — сыпала предположениями она, едва поспевая за ним. Сбежать он пытается, что ли, таким размашистым шагом?       У Бентли остановился. О-о-о... Он ее покатает на своей девочке? Мюриэль увидит, как он водит?       — Привет, моя радость. — Кроули ласково погладил капот, прижался щекой к прохладе лобового стекла. — Прости. Я знаю, ты скучала. Я тоже скучал, моя девочка.       И криво усмехнулся, покосившись на Мюриэль. Ржет или нет?       Не ржала.       — Настрелялся я в мировые. Танцевать… с некоторых пор не тянет. Пою в душе. Лошадей терпеть не могу — и это абсолютно взаимно. Так что, боюсь, ты будешь разочарована.       Последние слова Кроули произнес уже плюхнувшись на водительское сидение. Отсюда, через стекло, стоящая у машины Мюриэль показалась маленькой и брошенной. Кроули торопливо потянулся распахнуть для нее дверь.       — Запрыгивай, ангел.       — Как у тебя тут красиво-о-о! — Мюриэль вертела головой. Красная стильная обивка, кожаный руль, бесконечные циферблаты на панели... Впрочем, она быстро поняла, что Кроули на них не смотрит. Он просто вдавливал педаль газа и ему было без разницы, к какой цифре клонится стрелка.       — Так куда едем? — Мюриэль подбрасывало на поворотах, но это было даже весело. Наверняка на тех горках в парке аттракционов испытываешь нечто подобное. — Что за таинственность?       Кроули промолчал, делая вид, что всецело сосредоточен на дороге. Мюриэль не визжала, не возмущалась и не ныла, как делал другой ангел на ее месте. Впрочем, после Цессны Кроули не удивлялся. Безбашенная девочка. Как он сам.       «You're my sunshine and I want you to know       That my feelings are true       I really love you       Oh, you're my best friend» — лилось из динамиков. Кроули поглаживал руль, чувствуя восторг своей Детки. Скучала, действительно скучала — даже песню подобрала к случаю.       Люди, дома, светофоры, прокатные самокаты, желтые такси, красные автобусы — все сливалось в одно. Кроули вел уверенно. Он освоил этот маршрут через полгода после несостоявшегося конца света — сразу, как только убедился, что больше за ним не следят и что никакой Хастур не нагрянет, чтобы превратить то, чем Кроули дорожит, в пепелище.       Кишка теперь тонка!       Ах, как ублюдок визжал тогда, в Мейфере. Ухо радовалось. Жаль, что подарочек прилетел Лигуру. О-чень…жаль.       Кроули лихо срезал поворот через три полосы, проскочил на красный и вспугнул группку пестрых тинейджеров. Наконец выехал на финишную прямую. Взвизгнув шинами, Бентли остановилась.       В повисшей тишине Кроули сказал с неожиданной серьезностью:       — Они... не совсем обычные. Так что... Не комментируй. Хорошо?       И, не дожидаясь ответа, вышел, прищелкнул пальцами. Обновленная линькой сила бурлила в крови. Багажник уже заполнился пакетами, которые Кроули хотел там видеть — а все-таки в чем-то демоном быть неплохо.       Детке не нравилось, когда за ней закрывались ворота, потому Кроули оставил ее снаружи — уж преодолеть пешком на своих двоих каких-то пятьдесят метров он был вполне способен.       Райончик был плохонький, убогий. Если бы не солнце, играющее бликами на влажном асфальте, вид однообразных грязно-серых заборов повергал бы смотрящего в пучину беспросветного уныния. Да и здание, к которому направлялся Кроули, более всего походило на какое-нибудь СИЗО. Эх, снести бы весь этот мрачняк к чертям да отстроить по-нормальному…       Кроули уже ждали. И не кто-нибудь, а директриса миссис Томпсон собственной персоной. Дамочка неопределимого возраста с высветленными волосами и помадой неприятного лилового оттенка, она встретила гостей акульей улыбкой.       — Энтони, какая радость снова видеть вас, благодетель вы наш.       — Гм-кхгм… и вам доброго утра, — закономерно скривился Кроули.       Миссис Томпсон уже щебетала:       — Пройдемте-пройдемте. Чай, кофе? Вы не предупреждали, что будете не один. Представите вашу спутницу? Прекрасная молодая леди. — Не затыкаясь ни на секунду, она активно жестикулировала. — Ребята в восторге. Реабилитационное пространство закончили в прошлом месяце. Сможете посмотреть позже, когда я ознакомлю вас…       Закатив глаза, Кроули остановился, молча давая понять, что следовать за директрисой не собирается. Наученный горьким опытом, он уже отлично знал: стоит дать слабину, и минимум час придется выслушивать увещевания, сводящиеся к старому-доброму «дай денег».       Но денег Кроули не давал. По крайней мере, напрямую — понимал, куда утекают две трети спонсорских средств.       — С вашего позволения, я сразу пройду в группу.       Мюриэль попросили не комментировать — ну, она и не комментировала. Ей несложно помолчать. Шагала за Кроули, краем уха слушала разговор с директрисой, подмечала детали: Кроули тут не впервые, его отлично знают. Что, ходит детей развлекать?       Мюриэль практически сразу поняла, куда ее привезли: пыльная табличка на входе объяснила более чем доходчиво.       Не то чтобы Кроули удивил. Свое трепетное отношение к людям он даже не скрывал. Так что выбор вполне закономерный. С детьми ведь даже проще: в отличие от взрослых, они еще не разучились радоваться и не обросли предрассудками. И...       — Энтони!!!       Ну да. Вот это. Именно это.       Чистая, как вода в роднике, и крепкая, как водка. Любовь маленьких человеческих детенышей.       На Кроули налетели, будто хотели растерзать. И терзали-тянули в разные стороны, каждый детеныш на свой лад. Дети лепетали, перебивали друг друга, дергали гостя за рукава — а тот не сопротивлялся.       Мюриэль улыбнулась и отошла в сторону, чтобы не отсвечивать. Пусть наслаждается. Ему это явно нужно.       Кроули ерошил мягкие детские волосы, ловил руки, слушал секреты и желания, хвалил рисунки.       — А у меня получилось, — доверительно шептала ему на ухо Эмма, цепляясь за рукав тонкими пальчиками, перепачканными только что съеденным шоколадом. Пальчики слушались плохо — врожденные проблемы с мелкой моторикой.       Кроули так и не понял, зачем Мать придумала давать некоторым людям неизлечимые дефекты. Это что — наказание авансом?       Эмма гордо демонстрировала зайчика-шнуровку:       — Сама. Я сама!       Седрик, родившийся с недоразвитыми ножками, бойко ползал вокруг: тоже гордо демонстрировал — может сам.       Они все хвастались достижениями — огромными победами маленьких людей.       А вот уже другие ручки, исчирканные разноцветными фломастерами.       — Можно, я завяжу тебе узелок? Ниточку. Она волшебная.       Слабенький узелок получился, лохматый. Но ниточка не потеряется — даже не подумает. Она же волшебная в конце концов.       Тем они и были ему близки, что верили. И тем, что…       ...их тоже отвергли матери.       Не оправдавших ожидания, разочаровавших, дефектных от создания.       — А ты меня заберёшь? Ну забери меня. Ну пожалуйста.       Каждый раз одно и то же. Это — самая сложная часть. И тут главное — не врать, не давать надежду. Он даже вернуться никогда не обещал. Потому что не был уверен, что вернётся. Обманывать детей — последнее дело.       — Я буду хорошей-хорошей-хорошей!       Эту девочку звали Анабель — Ана. Она вцепилась в рукав мертвой хваткой, с удивительной как для такой крохи силой. Свободной рукой протянула листок — шершавый, как кошачий язык, испещренный десятками проколов-бугорков.       Ана всегда писала для него письма.       Но выучить шрифт Брайля Кроули так и не удосужился.       — Милая, мы с тобой об этом уже говорили. Ты помнишь?       Нижняя губа Аны мелко задрожала. И плечики поникли. Надо бы попытаться переключить внимание ребятни на что-то повеселее. Кроули оглянулся. Где там Мюриэль? Ага, вон, застыла на стуле — руки крестом и нога на ногу. Ну… ее же предупреждали, что здесь интересно не будет.       Попытаться расшевелить или это бесполезно?       — Ой, а я же вам ангела привел. Настоящего.       «Ангела... Ну скажет тоже».       Вниманием детей завладела Мюриэль. Зачем? Это ведь не ее минута славы.       Да и не нужна она ей. Ей нужен...       Мюриэль поймала взгляд Кроули. Вернее, двух темных линз. Но он явно смотрел на нее.       Ладно. Хорошо.       Змея показала свою тайну. И предложила разделить. Нельзя змее отказывать. Не поймет. Оскорбится.       Мюриэль робко приблизилась к этому галдящему сборищу. Детям же не нужно много: они не оторваны от любви. Им просто ее не хватает.       — Ага, я ангел. Настоящий. У меня даже крылья есть. Белые и такие большие, что в ванну не помещаются. И нимб, — Она взъерошила свои кудряшки. С чем люди еще привыкли ассоциировать ангелов? — А еще я могу творить чудеса. Чуть-чуть. Не то чтобы я ангел из важных...       Она провела рукой в воздухе, сложила ее лодочкой, и, когда развернула ладонь, на указательном пальце возникла настоящая птичка. Живая. Трясогузка, кажется.       М-да. Тырить птичек с деревьев за окном — чудо, достойное ангела. Зато фурор-то какой. Как будто она не банальное перемещение провернула, а предотвратила Апокалипсис.       Мюриэль отпустила птичку, и та исчезла, едва взмахнув крыльями. А из воздуха разноцветным градом посыпались карамельки — «тук-тук-тук», — застучали по дешевому ламинату. Эх... Снова мухлеж, но дети, вроде, в восторге!..       Вот бы демонов было так же легко порадовать. Но нет, их такими дешевыми трюками не проймешь.       Мюриэль изобразила задор, которого не ощущала:       — Кто хочет цветок, который никогда не завянет?       Ребятня обступила ангела, приоткрыв рты от восторга. Но Ана, увы, так от Кроули и не отлипла. Эту кроху было не занять магическими вывертами сомнительного качества. Девчушка, чьи глаза прятались за тёмными линзами, явно признала Кроули за «своего».       — А у тебя тоже глазки болят? У меня болят, — сказала Ана ему в первый день. Влезла на колени, стала без спросу трогать лицо — чутко, аккуратно, по-своему изучая. И он не смог этому противиться.       Совершенно напрасно. Нужно было сразу пресечь. И не было бы впоследствии столько слез «забери меня».       В общем-то... сам дурак.       Мюриэль тем временем переместила откуда-то ворох цветов. «Ты еще, блин, им всем по венку сплети!» Кроули почувствовал досаду. Нет, не таких чудес он от неё ждал. Только сейчас понял, почему потащил ангела с собой.       Ну чудесила же она в автобусе! А здесь мается херней. Только и может, что трясогузок стрессировать.       Хотя… а на что он, дебил, надеялся? Что ангел проникнется и рассыплется в благодати?       Как это по-дурацки. На всех Мюриэль не хватит. Да и палевно это — чьё-нибудь внимание может привлечь. Если не Верхние или Нижние, так люди переполошатся.       Кроули тяжело вздохнул, ссадил малышку со своих рук. Хлопнул в ладоши.       — Кто первый идёт есть торт?       Торт ещё ни разу не подводил, позволял улизнуть без прощаний и слёз. Отличное средство, магическое, способное пронять даже Ану.       Обратно к машине Кроули шел в молчании. И на водительское место рухнул в молчании. Долго сидел без движения, поглаживая пальцами оплетку руля. Потом проронил:       — Я беру у них больше, чем могу дать взамен.       — Любовь не взвешивают: ты не в супермаркете на кассе, где за килограмм яблок должен непременно заплатить два фунта,       Выпущенная на волю трясогузка ругалась с ветки дерева. Мюриэль виновато помахала ей рукой: «Прости, милая». Тоже забралась в салон, так и не дождавшись приглашения. Хотелось погладить Кроули по плечу, но она не стала. Вместо этого сказала вслух, гоняя за щекой карамельку:       — Ты не сможешь осчастливить каждого, но делаешь все, что в твоих силах. И ребят это устраивает. Им грустно, когда ты уходишь, но предложи им выбор «придешь ты еще или нет» — ни один не выберет второе. — Бентли любезно открыла окошко, когда Мюриэль скромно поскребла по стеклу. Теплый ветерок ворвался в салон машины. — Ты недавно говорил о свободе и о том, что не знаешь, что с ней делать. Может, тебе организовать что-то вроде этого заведения?       Кроули вынул из бардачка свой неприкосновенный запас — пачку сигарет, которые вот уже лет пять как окончательно сняли с производства. Курил Кроули редко — не нравилась оседающая в легких тяжесть. Впрочем, сейчас тяжесть на душе явно перевешивала.       — Нет уж, утенок. И если ты хорошо подумаешь, то поймешь, почему.        — Объяснишь мне? Подумать я могу что угодно,       Кроули мог бы рассказать ей многое. И о том, как уже однажды не уберег дом, который построил на границе не священной, не Римской и даже не особо империи. И о том, как страшно было найти горящий книжный. И о том, что он самому себе не может дать ладу — куда уж брать ответственность еще за кого-то. Но, чтобы не загонять себя еще глубже в гребаную тоску, да и Мюриэль туда за собой не тянуть, Кроули предпочел отшутиться:       — Посмотри на этого парня внимательнее: курит, пьет, ругается матом, нарушает ПДД и вообще — демон во плоти. Не знаю, как ты, а я бы не доверил ему и дырку от бублика.       Мюриэль сделала, как сказали — посмотрела на Кроули долгим внимательным взглядом. Демон во плоти. Ага. Да. Конечно. Такой научит только плохому, как она могла забыть эту аксиому?       — Не хочешь — не объясняй, — вылезла из машины на воздух.       Де-мон.       М-да.       Мюриэль подставила лицо солнышку, и то поцеловало ее ласковым теплом. Черный капот Бентли слегка нагрелся — оказалось приятно прислониться к нему бочком.       Ничего. Если Кроули не понимает, какой он замечательный, она вдолбит ему это самостоятельно. Вероятно, не всегда будет попадать, Куда ж без промахов — вместо цели себе по пальцам — но однажды...       Однажды он скажет, что парень, в общем-то, неплохой, и даже губы при этом саркастично не скривит.       Кроули хмуро продолжал чадить сигаретой. Мюриэль ему улыбнулась.       — Прогуляешься со мной немножко? — кивнула в направлении небольшого парка вниз по улице. — Или хочешь побыть один?       «Побыть один» — о, этого Кроули уже досыта наелся: это у него из ушей перло и в печенках сидело.       Бросив окурок на дорогу (ну он же демон, ему же можно!) Кроули лениво выбрался из машины той самой раскачивающейся походочкой, которая удавалась ему лучше всего. Подставил Мюриэль локоть, криво усмехнувшись уголком губ.       — Куда поведешь?       — Вперед, — твердо пообещала Мюриэль. — Я поведу тебя вперед, солнышко.       Потом смутилась. Ходить под руку, когда немного понимаешь контекст — это что-то новенькое. С другой стороны, на днях Мюриэль предлагала Кроули передернуть. Но то была рука помощи. Между прочим, протянутая от самого сердца! А вот подставлять локоть сейчас было совершенно... А, впрочем, нет. Обязательно. Пусть делает так почаще.

***

      — ...и он взял и помер, представляешь? На черта такое писать? Вот чему это должно научить человека? Мэгги осталась одна-одинешенька. А тот муди... Тот священник, Ральф, в итоге признал, что сан не стоил того. В общем, лучше бы он грел Мэгги постель, а не молился в Ватикане. И? Зачем это все, спрашивается?       Мюриэль сидела на скамейке и грызла фруктовый лед, хотя больше пересказывала Кроули прочитанную книгу «Поющие в терновнике». Лед то и дело подтекал, и, спохватываясь, Мюриэль слизывала вишневую сладость с пальцев. Кроули угрюмой вороной застыл рядышком. Иногда каркал пару слов и снова хохлился, молчал. Приходилось болтать за двоих:       — ...и так выходит, что церковь мало того, что выставлена в самом дерь... Ой.       Мюриэль осеклась. Последний кусочек льда шлепнулся с палочки на брусчатку, почти сразу растекшись красноватой кляксой. Дохнуло порывом горячего ветра, как из вытяжной решетки подземного паркинга. В нос мимолетно ударил призрачный запах горелых перьев.       Мюриэль встала на скамейку коленями, принялась оглядываться.       — Т-ты почувствовал? — Она втянула воздух. — как будто...       Демон. Сто процентов демон. Новенький.       Мюриэль выискивала взглядом хоть что-то из ряда вон, но с виду все было тихо-мирно. Обычный полуденный парк: тискающиеся парочки, старички с песиками, компания студентов, играющих в фрисби, мальчик-задрот, уткнувшийся в какой-то японский комикс...       Кто же?!       Кроули шикнул на Мюриэль, утягивая ее обратно. Пусть не отсвечивает. Почувствовал, как на виске шевельнулась метка, прощупывая воздух призрачным язычком. Спрятанные на высших планах бытия Крылья трепетали, прорываясь в реальность — укутать, заслонить ангела…       Кроули совладал с этим желанием. Как и с желанием переместиться отсюда куда подальше. Медленно поднял очки, прочесав ими вихор надо лбом, недобро сощурился, сканируя парк прорезями зрачков.       И увидел.       Шакс, чтоб тебя ангелы драли! Знала, падла, кого присылать!       Змеи не ладят со скорпионами. Тем паче, когда силы почти равны, а конфликт был развязан еще на Небесах.       Решительно поднявшись со скамейки, Кроули запульнул недоеденное мороженое в урну, находящуюся на противоположном конце аллеи. Чудесил демонстративно — помечал территорию.       Одетый не по погоде молодой человек с острыми (протяни руку — уколешь палец) чертами лица прислонился к тонкому стволу молодого клена. В теньке пристроился, гад. Скорпионы любят прохладу. На мгновение заколебавшись, Кроули все-таки потянул Мюриэль за собой, удерживая в паре дюймов позади. Небрежно прошагал по газону.       — Воу, чувак, знакомые все лица. Каким ветром, Акрав?       Акрав?       Мюриэль никогда не слышала о таком демоне.       Она семенила за Кроули, разглядывая новенького. Худой, с длинной смоляной косой, в черной косухе. Кожа и стиль. Чем-то похож на Кроули, только моложе и... развязнее, что ли. Кроули всегда казался собранным и... пассивно-агрессивным. Акрав же прислонялся к дереву так, будто одним своим присутствием делал одолжение всему миру.       — И тебе не сдохнуть, — сказал он безо всякой эмоции. — Угодья свои осматриваю. Шакс отозвала с девятого круга и направила сюда. Пахать. Назвала повышением.       Голос, однако, был приятным. Шелестящим, убаюкивающим. С таким голосом только блюз в барах петь.       — А это с тобой кто? — Акрав перевел взгляд на Мюриэль, и она едва не поежилась. По таким глазам ничего не прочитаешь — пустые, как черные дыры. Может о котятах думать, а может об умерщвлении младенцев. — Смердит пташкой. Ангел?       — Ангел! — пискнула Мюриэль. Тут же кашлянула. Почему голос так скакнул-то?! — Ваш оппонент!       — В Раю совсем ангелы с чинами перевелись, раз посылают на Землю такую ничтожную мелочь? — Акрав будто потерял к ней интерес и снова впился глазами в Кроули. — Ты ее доишь, что ли? Какого хрена она за тобой таскается?       — Чет типа того. Помаленьку.       Кроули по-хозяйски обхватил Мюриэль за плечи, притискивая к себе.       Акрав чуть сменил позу.       — Твой прошлый был... пожирнее.       Кроули предпочел пропустить это мимо ушей, показал кончики клыков в недобром оскале.       — Предлагаю договориться на берегу. Ты не лезешь в мои дела, я — в твои. И мы мирно сосуществуем. — Потом, сощурившись, перешел на неблагозвучный, шипящий и щелкающий демонический, прекрасно зная, что Мюриэль сумеет понять от силы несколько слов:       — Если захочешь снова поерошить белые перышки, как в семьдесят девятом, лови другую пташку. На эту заявлены права.       Акрав усмехнулся. Конечно, он помнил семьдесят девятый, подножье Везувия, мелкого Ангела, которого искусно там соблазнил… И последовавший за этим гнев высших небесных чинов. Он снова всмотрелся в спутницу Кроули. Слишком мелкая и слабая, чтобы стоила мороки. Чего ради тогда этот рыжий гандон ее покрывает?       Мюриэль напряженно слушала. Пошел какой-то экстремальный раздел территории, как у хищников. Зато Кроули ее обнимал... Обнимал!.. На глазах у кого-то! Тело трепетало от тяжести его руки, в груди бешено заходилось сердце. Пусть шипит сколько хочет. Главное — подольше не отпускает.       — Какая прелесть, — заключил Акрав, растянув губы в снисходительной усмешке. — Сияет, в отличие от того птенчика. Тот только голосил.       — А почему он голосил? — любезно спросила Мюриэль, чтобы хоть немного поддержать разговор.       Акрав неожиданно жутко и громко рассмеялся. Не до той степени, чтобы испугать ее по-настоящему, ведь Кроули стоял за спиной и дышал в затылок, но достаточно, чтобы народить рой мурашек у загривка.       — Ангелы очень не любят отдавать свою благодать, пташечка.       — А вы попробуйте с простого. «Поделись, пожалуйста». Вежливая просьба. Без агрессии. А то сразу же запугиваете!..       Акрав издал губами презрительный звук.       — Оу, Ма-а-астер, снова клянчим, да? Впрочем, тебе не впервой. Не напросился тогда «пожалуйста, не надо»? Громче всех верещал.       А вот это уже был перебор. Мюриэль нахмурилась. Низко висящая ветка хлестко вдарила этому придурку по щеке. Слишком много себе позволяет. Этот Акрав кто Кроули вообще? Чего на больное давит?       — И обижать тоже не надо, — назидательно сказала Мюриэль.       Кроули сжал кулаки — Акрав перешел черту. В былые времена за такое сразу вцеплялись в глотку и выгрызали поганый язык. Инстинкты требовали мести... Но Мюриэль... какого дьявола лезет она?!       Он щелкнул пальцами. Раз — и пространство вокруг клена укрыл купол отвода глаз, два — этот купол стал непроницаемым. Теперь, если дойдет до швыряний оккультными гадостями, смертные не пострадают. Главное помнить о рикошете и самому не подставиться. Видал Кроули такое — как демона развоплотил собственный фаербол, отлетевший от его же экранировки.       Так, людей обезопасил. Что дальше? Обезопасить ангела. Акрав явно обозначил свои намерения — иначе бы не стал провоцировать.       — Очаровательно, — процедил Кроули сквозь зубы, бросив на Мюриэль испепеляющий взгляд. — Тебе разреш-шали щебетать, пташ-шка? Погоди, Акрав. Решаем вопросы по мере их возникновения. — Склонившись, он подцепил пальцами теплый ангельский подбородок. Так ведут себя демоны, если в их распоряжении оказывается ангел. Бывали прецеденты — немало. И Шакс прислала самого заядлого любителя… потрошить белокрылых. Повернутого на благодати, как смертные наркоманы — на дозе.       Кроули всмотрелся в глаза Мюриэль.       — Молчать. Ждать. Помнить свое мес-сто, — произнес мягко-мягко, почти интимно. И толкнул вниз — пускай посидит на травке, у ног. Так будет легче присматривать.       Обогнув Мюриэль, Кроули шагнул в тень клена. Потер ладони.       — Теперь ты, — проворковал почти нежно. — Очень плохая стратегия. Ты разозлил мою пташ-шку. И получил от нее по морде. Разозлишь меня — так легко не отделаеш-шься.       На губах Акрава заиграла гаденькая усмешечка.       — Снова будете меня поучать, Мастер? Мы это уже проходили, помним. Да только все знают, что ты измельчал и размяк. Ты уже ничего немож...       — ...и Лигур знает? — Змеиный бросок. Кожанка Акрава скрипнула под пальцами Кроули. Листья клена испуганно шепнули, когда в тоненький ствол с силой впечаталась костлявая скорпионья спина. — Не советую меня злить. Я вне закона — терять мне нечего, — прошипел Кроули, брезгливо отряхивая ладони.       Акрав лениво сощурился.       — Ну… и что ты сделаешь — святой водой на меня из пульверизатора пшикнешь? Или что у тебя там на вооружении — водный пистолетик? Может, ручная пташечка для тебя в сумке таскает? Вышколил? Удобно?       Мюриэль колебалась: вмешаться ли? Но Кроули приказал сидеть и не отсвечивать. Она привыкла слушаться старших. А еще ей хотелось слушаться Кроули по тривиальной причине — как сказал самец, так и будет.       С другой стороны... Ну вот чего этот докопался? Что делить-то?! Лондон большой, на всех хватит. Могли бы дружить, могли не пересекаться вовсе. А такая агрессия — ну зачем?! Ни к чему ведь не приведет. Только покалечат друг друга или того хуже — оболочек лишатся...       Как там назвал себя Кроули? Он — отсрочено смертный.       Мюриэль похолодела. Нет-нет-нет. Кроули она лишаться не хотела. На хрен. Повела рукой. Водный пистолетик так водный пистолетик. Она как раз видела такие в магазинах игрушек. Ярко-зеленые, красные, желтые. Большие и маленькие.       — Вышколил, таскает. Только не в сумочке, — сказала Мюриэль и неловко поднялась с колен. Взвела пластмассовую хреновину, направив ее вперед. — Вы такой умный. И идеи у вас креативные.       Когда Акрав выглянул из-за плеча Кроули, она была готова кинуться наутек.       — Блеф, — улыбнулся он фальшиво ласковой улыбкой. — У тебя — и вода святая? Ты ж ничтожество, которое даже плевок освятить не способно.       Мюриэль свела брови. Ну к чему об этом напоминать?! Что за невежливый демон?!       — А кто сказал, что она моя? Тут ангел Азирафаэль шесть тысяч лет был. По сусекам поскребла, как говорится. Могу стрельнуть. Кроули-то просто намокнет, ему не впервой, а что с вами будет — не знаю. Демоны, вроде, как в кислоте растворяются?       Акрав и Кроули потеряли самообладание одновременно. Но Кроули восстановил его куда быстрее и, пока в сознании бурлил коктейль из ужаса: «я же не успею тебя защитить, если запахнет палеными перьями», восхищения: «какая смелая, смелая, смелая девочка» и изумления: «не дуется? Защищает?» А ведь он так пытался вывести ее из-под огня. Сломанная игрушка уже никому не интересна. А вот такая — распушившаяся, боевая — трофей что надо…       Так вот, пока все это вскипало бешенным темпом, Кроули усмехнулся, подхватывая импровизацию:       — Как в гороскопах пишут: сегодня скорпион в деве? Под девой? У девы под прицелом? Как думаешь, Акрав, звезды к тебе благосклонны?       Медленно, вальяжно, Кроули прошел к Мюриэль, встал за ее спиной, одной рукой приобнял поперек живота. Второй поддержал подрагивающий локоть. От чего ты дрожишь, ангел — от ярости или страха? Но держишься уверено: все-таки молодец.       Несколько секунд Акрав, казалось, взвешивал свои шансы. Потом его паскудная улыбочка схлопнулась прямой полосой.       — Приструни свою пернатую подстилку. Угроза от представителя Небес амбассадору Ада на территории, официально закрепленной за последним. — Он повел носом. — Чуешь, чем такое пахнет?       Кроули подправил палец Мюриэль на спусковом крючке, действуя при этом крайне осторожно: а ну как ангел и правда не блефует? Осклабился:       — Пахнет тем, что ты обосрался. Амбассадор, который провоцирует оппозицию, накаляет обстановку, нарушает базовые правила СЭВ во время полевой работы… хм-хм-хм…       Акрав все еще стоял там, куда его толкнул Кроули — врос задом в кленовый ствол, и отлепляться от него, по всей видимости, не собирался. Тем не менее, рот открыл с очередной дерзостью — никогда не умел контролировать свой язык:       — Это кто оппозиция? Вот это? — сплюнул на траву горчащие излишки яда. — Не смеши меня, Кроули.       Мюриэль спиной прижималась к Кроули, и тот чувствовал, что ангел мелко подрагивает. Нужно со всем этим заканчивать. И поскорее...       Но точку поставил не Кроули, а — внезапно — Мюриэль.       — Так мне брызнуть?.. — спросила с нарочитой растерянностью.       — Пусть тебе Кроули на ебало брызнет, пигалетка тупая, — ушел из-под прицела Акрав.       — Обязательно брызнет, — покорно согласилась Мюриэль и шагнула назад, тем самым потеснив Кроули. — Мы это... Пойдем пожалуй. Приятно было познакомиться. А оппозиция из меня... Ну, посмотрим, в общем.       Зря она это сказала. Молчать надо было, молчать! Потому что теперь в пустых черных глазах мелькнул огонек... интереса? Любопытства? Только этого не хватало!