Дорога домой

      Очень скоро Мюриэль поняла прелесть алкоголя. Под ним не так страшно. И одиночество колет не с такой силой. Не убиваешься, что оказался один, как выброшенная на берег рыбина. Так, иногда переживаешь.       Удивительно быстро сменяются на Земле времена года. Особенно это заметно по некоторым растениям: деревья то трепещут зелеными листочками, то топорщат оголенные тощие ветви. В одно утро вообще замерзают, и сосульки свисают с них, как сопли из-под носа ребенка... Правда, растаяло все так же быстро, как появилось. Зарядил сезон дождей. В магазинчике похолодало. В отличие от Мюриэль, которая с радостью влезала в мягкие свитера, Кроули упрямо и стильно мерз.       Мюриэль купила обогреватель, как бы невзначай поставила его за диван, чтобы не так мозолил глаза. Стало получше. Потом она открыла, что человечество изобрело грелки, и распихала в недрах дивана несколько штук, немножко смухлевав чудом: вода в грелках никогда не остынет — вот и змея не околеет.       Люди все эти маленькие поступки записали бы в ухаживания. Мюриэль оправдывала себя шкурным интересом. Ведь Кроули был полезен: он ругался с Риджент-стрит и, по необходимости, с арендаторами, а еще был очень удобным справочником.       Потом Мюриэль открыла для себя Гугл. Надобность в справочнике отпала. Интернет быстро объяснял современные правила жизни. Только успевай подстраиваться.

***

      С благодатью получилась хрень. Ну вот что стоило тому козлу не лезть к ней в трусы?! Зима, у клуба холодно, Мюриэль и так почти раздетая, нет, надо раздеть ее еще больше. И это в лютый британский минус!       Мюриэль зло чихнула. А ведь так все хорошо начиналось: женат, двое детей… но встал на неверную дорожку, вот-вот оступится и угодит в Ад. И тут она — умница, красавица — вернет в семью!.. Одарит благословением! Ага, щас-с, разбежалась. Только обслюнявил ей ухо да кашемировую водолазку помял. К словам не прислушивался от слова «совсем» — зря воздух сотрясала.       Стоит на будущее запомнить: мужчины, идущие в клуб, на путь истинный возвращаться не собираются. Обидно.       Мюриэль ввалилась в магазинчик. С легкой радостью от хорошо проделанной работы не сложилось, придется получать по-другому: трудоемко, энергозатратно, но...       Кроули.       Мюриэль улыбнулась от уха до уха, скинула пальто и берет на вешалку, поплыла к своей радости легкой походкой. Радость хмурилась и куталась в одеяло, переключая пультом каналы телевизора.       — Ну привет, солнышко мое, — Мюриэль опустилась на колени, чтобы не порочить диван людскими грехами и уличной грязью с брюк. Глаза Кроули возмущенно вспыхнули, как и всегда, когда он слышал нетривиальное к себе обращение (ну чем не вспышка на солнце?). Вместо ответа он страдальчески закряхтел, но Мюриэль таким было уже давно не пронять. — Охота не удалась, меня срезали. Кто бы мог подумать, что изменять у людей — как за углом отлить. Ноги моей больше у клубов не будет, там только дальше развращать. Работаешь-работаешь, а им — как с гуся вода!.. — Ну все, пожаловалась — даже полегчало. — В следующий раз в церковь пойду. Там и выдумывать ничего не надо.       — В этот наружный морозильник я до весны не сунусь, а в церковь — это вообще без меня, — зябко передернул плечами Кроули. — Разве это спортивно — причинять добро праведникам? Теряешь хватку. — И криво усмехнулся. — Где твой былой азарт?       Утенок взрослела преступно быстро. Сейчас в ней бы никто не узнал ту восторженную, но растерянную дурочку, которая заявилась в книжный чуть больше... года назад?! С ума сойти! Теперь сама Мюриэль вспоминала свои первые дни на земле не без доли самоиронии. И это она молодец, что от стыда не сгорала. Ведь чего тут стыдиться — безалаберности Небес? Они бы хоть буклетик выдавали «Земля для чайников». Олухи, что с них взять?       Мюриэль полюбила земную парфюмерию, мягкую одежду, которую, к счастью, наконец-то научилась более-менее сочетать, и макияж с глиттером. Она вообще любила все яркое, чем ярче — тем лучше.       Кроули лениво хрустнул суставами, зевнул во весь рот:       — Учти, второй раз я тебя из подпольного борделя вытаскивать не буду, утенок. И спасать от того твоего ухажера на БМВ тоже. Ты просто признай наконец, — он откинулся на подушки, — соблазнять тебе удается лучше, чем направлять на путь истинный. Моя, моя порода.       Судя по ворчанию Кроули, его настроение Мюриэль бы оценила где-то на пять из десяти — паршивое у солнышка настроение было, в общем. Это предвещало трудоемкий вечер «развесели Кроули», который окончится или пьяным скулежом Мюриэль наверху, или задротством до рассвета за приставкой. Какой там у них счет?..       Мюриэль бросила быстрый взгляд на грифельную доску, которую несколько месяцев назад нашла на чердаке и криво присобачила рядом с плазмой. Кроули пока снова лидировал, змей ползучий. Может, намухлевал, стер палочки в ее столбике, пока Мюриэль пыталась работать?! В следующий раз хорошо бы не забыть сфотографировать доску перед уходом.       — Кого надо не соблазню, других — неинтересно, — Мюриэль вынула шпильки из волос и те, отросшие до подбородка, вольно рассыпались кудряшками. — И не ухажер он! Не ухажер! Он просто надеется, что я понижу аренду, если во мне побывает его член. Некоторым людям логику явно пожалели при создании.       Она поднялась с колен. Щелчком сменив уличную одежду на домашнюю, побрела на кухню. Все-таки выползший (исключительно метафорически) из своего уютного логова Кроули поковылял следом.       — Утенок окончательно оперился, м? — он уперся плечом в косяк. — Кого же это тебе… надо-то соблазнять? На смертного глаз положила? Не советую. У них срок годности маленький. Не ходи по чужим граблям — неприятно.       Мюриэль с неудовольствием заметила, что все ноги у нее опять в синяках. Вечно нальет с неба, потом лужи замерзнут, а она соберет ВСЕ задом и коленями. Кроули как-то шутил, что в борделе Мюриэль явно успела поработать. Она тогда ответила, что действительно успела! Кажется, даже наставила одну заблудшую душу на путь истинный! Ага, «поработать» — теперь Мюриэль понимала смысл шутки. Наступить бы Кроули на хвост в отместку... Но не наступит. Не посмеет. Никогда.       — Фу, какие смертные, Кроули? Ты бы еще дельфина в кандидаты мне предложил — они веселые, умные и детей стаей воспитывают, — Мюриэль щелчком пальцев включила чайник. — между прочим!.. — Стоп! Так и замерла истуканом посреди кухни. — По каким граблям?! Ты что?! С людьми?! Пробовал?       Кроули фыркнул — уж больно забавное у нее было лицо.       — Что-что пробовал… все я пробовал. Все что можно — то и пробовал. И что нельзя пробовал.       Вот же змей подколодный! Мюриэль сжала кулаки, хотя сама толком не понимала, что ее так задело. Ну пробовал и пробовал. Как собаку трахнул!.. Да фу! Ладно, не собаку, интеллект повыше. Примата, только не такого волосатого. Человека...       Мюриэль нахмурилась. Открыла холодильник, отколупала себе кусочек карбонада с налипшей на картонку нарезки. Подумала, отколупала еще. Старый холодильник они все-таки выбросили. Сколько Кроули на него ни орал — тот все равно протекал. А, может быть, бедняга протекал от страха, потому что Кроули как раз орал?.. В общем, в один прекрасный день Кроули психанул и выкатил старичка на свалку. Кажется, при этом приговаривая «так тебе, Азирафаэль!»       — Все, проехали. Хочу легкой благодати, любви и бутерброд. Можно просто бутерброд. — Вытащив из шкафчика стильную черную тарелку, Мюриэль поставила ее перед Кроули. Есть он, конечно, будет вряд ли, но пусть хоть для вида постоит. — Что на сегодня? Играем, смотрим или традиционное пятничное — я посижу один?       Не то чтобы Кроули уж очень хотелось есть, но если он все-таки что-то в себя запихивал, Мюриэль глядела так… удовлетворенно и ласково.       О… все силы ада. Неужели в свое время и у Кроули было настолько одухотворенно-идиотическое выражение лица, когда он наблюдал за своим Ангелом, подсовывая самые аппетитные кусочки в его тарелку?       Ангел… Вот же… не к добру будет помянут. Кроули схватился за предложенный бутерброд. Лучше сосредоточиться на базовых функциях организма, чем на…       Больше года прошло. Больше гребаного года — и на Небесах никому никакого дела! Насрать всем! На Мюриэль насрать, на Кроули насрать… Хоть бы Ад почесался для разнообразия. «Аллоэ, у вас демон бесхозный на земле пропадает, одна штука: талантливый, креативный… что, не нужен? Совсем, да? И ангел не нужна никому?»       Хлебная корка оцарапала непривычное к твердой пище горло.       За время, проведенное здесь, с этой… уже не мелочью, Кроули почти привык к своей новой роли. «Заброшено-забыто» — впору табличку вешать. Вот и какой смысл дальше прозябать в этом промозглом сером городе с его вечным смогом?..       Мюриэль все еще ждала ответа. Кроули тряхнул головой и выпалил:       — Чего мы тут ждем? Зачем мы тут торчим? Тебе не хочется повидать что-то кроме этого… всего, — он обвел кухню широким жестом, подразумевая, конечно, большее: и Сохо, и Лондон — всю старушку-Англию.       — Мы ждем тут... — Мюриэль неопределенно махнула рукой, но рука почему-то мелко дрожала, и она с раздражением запихала ее в карман шорт. — Не знаю. Я ж не Иисус, чтоб все царства мира смотреть.       — Он тоже, знаешь ли, поначалу желанием не горел.       Мюриэль не глядя бросила в чашку пакетик заварки, накрутив нитку на ручку, чтоб не утопился и не пришлось вылавливать.       — Ты хочешь уехать?       — А почему нет? Тебе сказали тут сидеть — ты и сидишь. В никому не нужном посольстве, в никому не нужном магазине, с никому не нужными книгами, вместе с никому не нужным демоном… И нахрена? Ренту нам могут платить на карту в любую точку мира. Просто вообрази: Африка, пальмы, жуйкокосы-ешьбананы. Или Италия: добрые католики, пицца, сыры, ретро-тачки… А тут что?       «Ты разве не ждешь Его?..»       Мюриэль передернула плечами. Все это — магазин, книги, арендаторы, большинство из которых Кроули не дал сменить. Это разве не для того, чтобы однажды Азирафаэль вернулся... Домой? И застал его, Кроули, дома? Верным и смиренно ждущим?..       — Ладно, не хмурься, морщин прибавится, — примирительно сказала Мюриэль, подошла, потянув кончик нелепого галстука Кроули на себя. Она уже несколько раз рассматривала его вблизи: мелкая вязка серой нитью. — Ты не любишь ни кокосы, ни католиков. Я понимаю: там солнышко, тепло, а тут зима, кожа шелушится... Но разве от смены географии что-то существенно поменяется? Ты ведь... — Она ненадолго замолчала, чтобы подобрать корректные слова. — Ты уходишь от чего-то или идешь к чему-то?       Мелкая взрослела, и умение задавать правильные вопросы взрослело вместе с ней. Многое из того, что явно успела понять, Мюриэль не произносила вслух — но это все равно читалось: в ее жестах, во взглядах, в интонациях и незаконченных фразах. В том, как задумчиво теребила единственную настоящую вещь из гардероба Кроули — будто точно знала, как много она для него значит.       Галстук-шнурок Азирафаэль притащил из какого-то своего очередного рейда по ярмаркам хендмейда. «Мне показалось, он впишется в твой стиль, дорогой». И правда вписался. Да, даже бы, если нет… Ведь Азирафаэль подумал о Кроули. Сам, просто так, не как о злокозненном демоне, с которым волей-неволей приходится сотрудничать…       Кроули не был избалован подарками. Да и кто бы мог избаловать его?       А кто, вообще, знал его настоящего?       Ангел знал? А та женщина-весталка, которую он соблазнил по заданию и с которой остался уже по собственной глупости? А тот музыкант в двадцатом веке, чей голос стараниями Детки Кроули никогда не забыть?       Прежде чем говорить, он медленно втянул воздух сквозь зубы.       — Это место — свалка. Выброшенный магазин, выброшенный хлам. И выброшенные существа. Понимаешь? — Кроули сказал, и получилось неожиданно искренне. Губы искривились. — У людей есть правило, неплохое: если год чем-то не пользовался — выбрасывай, оно тебе уже не понадобится. Он, — Кроули опустил голову, буравя взглядом стык порожка и пола, — он не вернется. Надо двигаться дальше. Не знаю, куда. Раньше у меня были задания ада. А теперь я, кажется, свободен, и, как оказалось, совершенно не представляю, куда эту гребаную свободу приткнуть. Может, ты мне подскажешь? У тебя она тоже, вроде как, есть.       «Но я не свободна, я в подвешенном состоянии. Это у тебя официально статус отступника, взаимное непонимание с другим ангелом и усталость, накопленная за долгое существование... И я, увы, вряд ли смогу тебе его скрасить, если не скрашиваю сейчас».       — Каждый сам дает определения, — мягко сказала Мюриэль. — Никто не может выбросить магазин. Это просто место. Такое же, как и любое другое, вроде Италии или Африки. Хлам? Мы постепенно от него избавляемся. Мне нравится, что тут все больше и больше тебя. Если тебе не по душе книги... Ну, давай устроим гаражную распродажу, как делают американцы, и избавимся от книг. Я все читаю в телефоне. И ты сделаешь тут все, что захочешь. Хоть цветочный открой... А выброшенные существа... Ох, солнышко. Кем ты выброшен? Раем? Адом? Им?.. Больше всего тебя цепляет, конечно, последнее. Но, даже если ты уедешь из Лондона, обида не останется здесь. Она поедет с тобой.       Мюриэль отпустила кончик шнурка и прислонилась к боку урчащего холодильника. Кроули совсем поник, и она продолжила говорить:       — Если ты действительно хочешь уехать — уедем. Можем креветок разводить или купить судно и китов людям показывать. Что угодно, я тебя поддержу в любом случае. Мне хорошо рядом с тобой, а не где-то конкретно.       «Только ты явно хотел бы слышать это не от меня».       Мюриэль потерла плечо. Незнакомая до этого грусть окутала сердце тонкой паутинкой.       «Мне хорошо рядом с тобой. Мне хорошо рядом с тобой», — повторялось, и повторялось, и повторялось в голове Кроули. Да вас заело что ли, гребаные вы мысли?!       Такая… покорная, мягкая, податливая, готовая на все и на все согласная. И почему это... злит?       Ногти почернели и заострились, Кроули вонзил их в ладони. Глубоко, больно — прекрас-с-сно!       Да гори оно все!       И ведь самое паршивое, что, Наверное, если сейчас он ее ударит — она это снесет. Если он заорет на нее — она стерпит и простит. Потому что ангел. Для ангелов прощать — фишка и хобби!       — С-с-с-солныш-шко? — Кроули недобро хмыкнул. — Глаза открой. Говоришь со мной, как… — выплюнул зло: — с-смертная жена. У меня была смертная жена — представляешь!? А знаешь, где она сейчас? В Аду, в с-серном озере бултыхается, потому что… — Зачем пояснять? И сама поймет, как связь с Падшим марает душу. — И я знал, что так будет! И вс-с-се равно искуш-шал, потому ч-ш-ш-што мне хотелос-с-сь понять, каково оно…       Когда возвращаешься в дом, где тебя не боятся, ждут, принимают, где тебе улыбаются:       «Мне хорошо рядом с тобой. Мне хорошо рядом с тобой».       Кроули переместил очки прямо на переносицу. Привычно закрывшись, отвернулся и выплюнул:       — С-с-самый дурацкий экс-с-сперимент!       Потому что не спрятал, не защитил. не успел. Был дом — стало пепелище. Даже хоронить нечего.       После адского огня всегда нечего хоронить.       После Хастура.       Азирафаэль так и не узнал, где Кроули пропадал целых десять лет и почему потом еще десять пил.       — Думаешь, демон может с-с-слетаться с ангелом? Я тоже думал! Не может. Ни с кем и ничего! — процедил Кроули сквозь зубы. И рванул из магазинчика вон, на холод — лучше замерзнуть, впасть в анабиоз, в спячку! Что угодно лучше, чем верить и... снова...       Нет. Баста. Устал.              Мюриэль почесала нос. Догонять сразу или дать немного форы, чтобы успокоился?.. Она с тяжелым вздохом достала телефон из заднего кармана шорт. Все-таки отличное приспособление изобрели люди. После истории с БМВ-шным придурком Кроули установил себе и Мюриэль приложение-следилку. «Это на случай очередного ЧП. А то что мне — опять тебя по всему Лондону разыскивать?» Правда, работало приложение в обе стороны, так что сейчас красная точка на экране упрямо удалялось от Риджент-стрит. В аэропорт, наверное, рванет. Лишь бы не в канализацию: а то выковыривать змею из трубы не было никакого желания.       Ой, куда это он?..       В бордель? Серьезно? Девочек трахать? Ну, ему не впервой...       Мюриэль снова вздохнула. Смертная жена... Нашел же сравнение. Как будто она к нему в постель хотела прыгнуть или... что там еще смертные жены делают? Хлеб ему печь?       Нет, хотелось другого.       Слетаться. Разделить вечность. Смотреть жизнь, как фильм в телевизоре, уткнувшись носом в угловатое костлявое плечо.       Но Кроули обязательно нужно пристроить куда-нибудь свой отросток, который в его случае даже для размножения не годится.       Придурок.              Кроули было холодно — сосулька в змеиной шкурке. Даром, что ипостась все еще человеческая.       Он заскочил в первую попавшуюся дверь, и это оказалось стопроцентное попадание. Священный рандом, но как же чертовски правильно.       Только такая любовь — продажная — может быть доступна такому, как Кроули. Другого он не заслуживает, на другое не имеет права претендовать.       Даже если в нос пихают.       Не понимает она, что и кому предлагает. Маленькая, наивная…       Упс!..       — Блондинку бери и рыжую. Хотя китаянка мне тоже нравится, люблю миниатюрных.       Мюриэль возникла внезапно, прямо из воздуха вывалившись на огромный матрас, заправленный пошлой алой простыней. Угрюмо сидящий в центре этого траходрома Кроули едва не подскочил. Хотя почему? Подскочил. Повернулся так резко, что даже очки на кончик носа свалились.       Удовлетворенная произведенным эффектом Мюриэль сузила глаза — а нечего было ее злить.       Линейка из ярко накрашенных девчушек побелела даже под румянами и замерла, знакомая китаянка потупила взгляд. Ага, бросит она все, обратно в Китай уедет — к родителям (а деньги ведь не постыдилась взять «на билеты и первое время»!). Мюриэль ей дружелюбно оскалилась.       Эх, надо было все-таки через дверь войти. А то теперь всем память править.       — Никогда не сбегай от разговоров, Кроули, — уселась по-турецки Мюриэль, щелкнув пальцами. Другое дело. На лицах девчонок снова возникли глупые улыбки. — Смертная жена — еще ниже меня опустить не мог? Ты же змея, а не козел.       Такого тона у Мюриэль Кроули еще не слышал. Утенок в ярости — вот те раз. Откинувшись на спину, Кроули выхолощено расхохотался.       — Козел, значит? — Он похлопал раскрытой ладонью по шелку простыни. — Присоединяйся, ангел. Как ты там заявляла, напомни? — И заговорил на октаву выше, передразнивая Мюриэль в своей привычной манере: — Что угодно, я тебя поддержу в любом случае. Мне хорошо рядом с тобой. Бла-бла-бла-бла-бла-а-а… Вот так живут демоны — разврат, порок… Китаянку берешь, говоришь? Хм-хм... Мальчишки на соседней улице, но, — Кроули перекатился на локоть, куражась и чуть не подвывая: — Тут один есть — что-то сообразим. Этого ты добивалась!? Я ни с-с-с кем не летаю. Только трахаюс-с-сь. Первые сто лет это вес-село. Потом надоес-с-т. Погляди вот на них. Им тоже надоело. Знаешь, под скольких с-с-мертных меня Ад подкладывал?       Как же тошно.       Он больше года все это в себе вынашивал.       Сто лет траха — а потом надоедает? Мюриэль надоело уже сейчас. Вот и раскрывай перед демоном душу. Вот и предлагай ему хоть что-то чистое и искреннее. Мало того, что нос воротит, так еще и осмеял, будто она, ангел, последняя дура. Наивная и никчемная. Будто она не знает, что предлагала и кому. Обидно. Как же обидно!..       — Ты сам себя сейчас в говне валяешь. Если так претит, что я... ладно, неважно. Иногда достаточно простого «нет», Кроули, и даже смертных приплетать не нужно. Я отлично понимаю на всех языках!..       Голос Мюриэль Кроули слышал как через водную толщу, как после контузии, когда весь мир плывет мимо смазанными силуэтами, а звуки превращаются в отдаленный противный рокот..       Приглушенный свет жег глаза даже сквозь кое-как болтающиеся на переносице очки. Дышалось с трудом, и все вообще… черт… какого дьявола?       Отдельные симптомы сливались во вполне конкретный диагноз.       Твою мать.       — Вон пошли, девочки. Вс-с-се… вон! — прошипел Кроули и, перекинувшись на живот, уткнулся лицом в алый шелк где-то около ангельского колена.       И мысленно очень грязно выругался.       Кроули нагрелся. Мюриэль чувствовала это, даже не касаясь его тела. То есть обогреватель, одеяло и грелки не годились, мерз. А шлюхи через квартал — это мы сразу до сорока градусов шибанем. Хоть в магазине их сели. Нет, точно козел. Или он специально?       — Озабоченный, — пробормотала Мюриэль и ткнула Кроули коленкой в лоб. Мамочки. Как о раскаленный чайник. — К-Кроули? Ты чего? Остывай. Сейчас вскипишь.