Дорога домой

      Приглашая бездомного демона в книжный, Мюриэль даже не подозревала, что вместе с ним впустит не только уйму цветов, но и прорву алкоголя. Отныне задняя комнатка превратилась в своеобразный живой уголок. Окруженный тропическими кущами Кроули дни напролет спиртовался на диване. Со временем бутылки выстроились вокруг него частоколом — «не подходи». Но Мюриэль подходила: пустые бутылки выбрасывала, а нетронутые с любопытством разглядывала.       «Кто ты такой, Джек Дэниэл? — Мюриэль вертела в руках непочатую бутылку. — И почему Кроули ворует у тебя спиртное?»       При дальнейшем исследовании этикетки выяснился адрес мистера Дэниэла: США, штат Теннеси, Линчбург, Вашингтон стрит, 1а. Мюриэль рассуждала так: раз этот адрес годится для отправки претензий, то почему бы не отправить по нему же похищенные демоном бутылки? Чем-чем, а почтой она пользоваться умела — подрабатывала в отделе корреспонденции на полставки. Непочатых бутылок оставалось совсем немного — но сгодится в качестве частичного искупления?       Пришлось доплатить за хрупкий груз, зато из почтового отделения Мюриэль вышла с приятным чувством выполненного долга! Однако Кроули ее восторга не разделил.       — Повтори еще раз, что ты сделала? — первое, что он спросил, выползая из-под дивана. Видно, поиски виски не дали результатов.       — Всего-то вернула добро его владельцу! Тысячелетний демон, а ворует. Если не хватает денег, попросил бы — я дам!       — Какому нахер владельцу? — Кроули подскочил с пола, нависнув над Мюриэль шатающейся жердью. Пламенная радужка залила всю склеру, и, того гляди, выплеснулась бы из орбит.       — Джеку Дэниэлу, штат Теннеси! Еще за хрупкий груз доплатила и, заметь, ничего с тебя не прошу!       Кроули откинулся на диван, запрокинул голову и захохотал. Хотя это больше напоминало кряхтение.       — Ты еще покаянное письмо приложила поди? — спросил он, наконец переведя дух.       — Нет! — Мюриэль хотелось куда-то спрятаться. Она почувствовала себя глупой. — А надо было?..       — Конечно! Старина-Джек — сентиментальный парень! Знала бы ты, сколько народа разделило с ним горе, о-о-о…       Мюриэль понимала, что сделала что-то не так, но не решалась спросить, что именно. С другой стороны, она хоть как-то растрясла Кроули… Нет, ошиблась. Взбодрившийся Кроули покинул свой живой уголок только для того, чтобы вынести из закромов ящик вина, и снова упокоился там же — на продавленном диване, завернувшись в дырявый бесцветный плед. В этом пледе он напоминал комок пыли: такие изобиловали по углам и под стеллажами.       На следующее утро бутылочный частокол снова вырос на прежнем месте.       Когда Кроули не пил, он спал. Спал, как придется: с откинутой на засаленный подлокотник головой, полулежа на диване, стоя на коленях и даже сидя. Мюриэль представить себе не могла, как можно спать в таких немыслимых позах. Кроули мог. Правда, просыпаясь, хмурился и долго тер шею. А потом всё начиналось по новой: бутылка — сон — бутылка — сон. Мюриэль оставалось только подбирать бутылки и теперь еще и винные пробки, наступив на которые, она пару раз чуть не упала.       Нет, Мюриэль ничего не имела против пьянства! Каждый развлекается, как может. В отделе корреспонденции она частенько сталкивалась с этим словом. В графе «отягчающие обстоятельства». В то же время она видела анкету одного сыроеда, доведшего себя и семью до голодной смерти. Диету тоже в смертные грехи записывать?..       Пьянство Кроули тяготило Мюриэль совсем по другой причине. Он больше не звал её полетать на Цессне. Да вообще куда-либо. Приключение закончилось, не успев начаться. Что, безмолвные холодные бутылки — более интересные собеседники? Ну да, они же не будут тупить на шутках про «одиннадцатое сентября» и не вышлют виски Джеку Дэниэлу на другой конец глобуса!       Вместо Кроули компанию (пусть и нежеланную) Мюриэль составляли смертные. Постепенно она стала в них ориентироваться. Темнокожий в мантии, мужчина в платье, лысый, дерзкая толстушка, француженка, женщина-кофе и женщина-пластинка. Кто-то из них ворчал больше, кто-то меньше.       Вскоре до Мюриэль дошло: за все прошлые годы этот квартальчик не приходил в аварийное состояние только благодаря Азирафаэлю. Покорная ангельской воле кирпичная кладка не обваливалась, трубы не ржавели, штукатурка не крошилась со стен, а зловредный черный грибок не пожирал подвалы. Одно «но» — Мюриэль подобное было определенно не по зубам. Тут таких, как она, штук десять измотаешь — и то маловато окажется.       С каждым днём ситуация только ухудшалась: проводка при малейшем нажатии на выключатель угрожающе трещала, забившийся бойлер в ванной чах и угасал, на потолке пышными цветами распустились разводы от протекающей крыши. А ведь повсюду книги, книги даже в Раю не терпят влаги, а тут…       После очередной провальной попытки устранить течь Мюриэль спустилась с крыши и, совершенно подавленная, побрела вниз по улице. Утром смертные заявились всем скопом. С недовольными минами они втискивали в руки Мюриэль пухлые конверты, в который раз спрашивали о мистере Фэлле, говорили что-то о доверенности и, чертыхаясь, уходили.       Ну да, ну да. Она не Азирафаэль. Спасибо, что не забываете напоминать.       В конвертах оказались деньги. Женщина-пластинка объяснила, что все эти люди — арендаторы мистера Фэлла, и каждый месяц они должны вносить ему плату. Что ж. Теперь их недовольство стало понятно. Особо дотошный мужчина в платье вместе с конвертом протянул Мюриэль претензию.                          После кучи туманных параграфов и статей претензия заканчивалась жирным шрифтом: «в случае непринятия арендодателем мер по неотложному ремонту помещения, арендатор вправе уменьшить размер арендной платы на треть».       «Хорошо устроились», — Мюриэль понуро прошла квартал, по инерции разглядывая мигающие витрины. У нее были полные карманы денег, но кураж тратить их пропал. Даже леденцов не хотелось. Ноги привели ее к раздвижным дверям магазина под вывеской «FIX PRICE». Праздное любопытство толкнуло зайти внутрь. Сколько, оказывается, смертным нужно в быту!       Радужные зажимы для галстуков, коврики на присосках в форме осьминожек и маски для сна с нецензурной надписью «убирайся». Кстати, сон… Мюриэль поравнялась с секцией «товары для сна». На большом рекламном плакате было написано: «Акция! Успейте купить! Беспрецедентная скидка! КОЛИЧЕСТВО ТОВАРА ОГРАНИЧЕНО!» В голове щелкнуло: а не купить ли Кроули подушку? А то он трет и трет шею… А вот эта подушка в виде утки вполне ничего… Мюриэль долго ломала голову, как ее использовать, пока консультант не надел подушку ей на шею. То, что нужно демону, спящему разве что не вверх ногами. Количество ограничено? Беспрецедентная скидка? Надо брать.       Подумав, Мюриэль нагрянула в текстиль неподалеку, обзавелась одеялом и шелковым комплектом белья. Консультант убедил: «Дорогое — самое лучшее». Что ж, пускай. Кроули хотя бы перестанет слюнявить и без того грязный подлокотник.       Кроули перенес все: подсовывание подушки ему под щеку, выпутывание старого поеденного молью пледа из ног, закутывание в новое одеяло — но на чуде, которое Мюриэль использовала, чтобы застелить диван, вздрогнул всем телом и открыл глаза. Ох, лучше бы она обошлась без чуда!       — А-х-ангел? Нгх…       Ангел, да не тот… не та.       Прилив благодати разбередил притупленное сознание. Тягомотный полусон отступил, оставив по себе только гадкий привкус во рту и звон в голове. Кроули проморгался, попытался собрать все стрелки в кучу. О… про стрелки это что-то на пилотском. Цессна, крылья… когда это было вообще? И какой сейчас год? А век?       Кроули, мучительно застонав, откинул голову, ожидая бодрящего удара затылком о твердый диванный подлокотник. И тут засада. Дурную демоническую башку обхватила неожиданная мягкость, которой здесь быть никак не могло.       Это с перепоя ему мерещится? Или с похмелья?       Слепо потянувшись рукой, Кроули попытался нашарить бутылку — ну должен же он был себе что-нибудь оставить, ну он же запасливый змей? Чужие пальцы настойчиво перехватили запястье, втиснули в ладонь что-то прохладное и округлое… стакан?       — Надеюсь, это виски.       — Вино. С виски ты закончил неделю назад, — сказала Мюриэль, сев на краешек дивана.       Виски закончился? Это как он так? Кто ему разрешал вообще? Даже виски уже Кроули не подчиняется — такой себе демон. Ну хоть вино есть. Вино даже церковники одобряют. Вот и Кроули сейчас причастится… Кровью Христовой? Так эти люди прикрываются, да? Во рту будто Хастур нагадил.       — Заварить тебе чай? — продолжила Мюриэль. — Женщина-пластинка показала, как его заваривать и где покупать. Я простила ей за это тридцать фунтов недостачи в аренде. Оказывается, та вода из-под крана, коричневая, которая бежала — это не чай, а ржавчина! А я-то все гадала, почему не так вкусно…       Чай… пластинка… ржавчина… О чем трещит эта пигалица? Полуживой мозг Кроули никак не мог угнаться за ее болтовней. Как же нужен трезво-пьяный разговорник! Но его нет. Зато есть англо-гэльский. Где справедливость? Мозг медленно подцеплял отдельные слова.       — Обож-жи… ты пила рж… окхмгхм… Кто эта… ну эта…пластинка? Ради всего…       И тут все мысли окончательно смешались. И разбежались. И в панике смешались опять, потому что тёплые пальчики Мюриэль зарылись в волосы Кроули. Он замер:       «Тш-ш-ш-што она делает? Она меня трогает? Почему она меня трогает? Она не может меня трогать! Пусть прекратит… не прекращает!..»       Облокотившись о диванные подушки, Мюриэль ещё раз пригладила пальцами взъерошенную челку Кроули.       В парке она видела хозяев и их собак. Хозяева называли собак своими друзьями! «Друг, ко мне», «друг, давай я почешу за ушком, а погладить?.. Кто хороший мальчик?..» Собаки были в восторге! Лаяли, подставляли пузо, повизгивали. Если она хочет с Кроули подружиться, возможно, стоит его гладить чаще? Вряд ли он сильно отличается от собаки. Значит, понимает язык ласки. Другого у Мюриэль для него все равно нет.       — Ты столько пьешь, потому что грустишь? Или всегда столько пьешь, поэтому грустишь?       — Сколько я пью… — Кроули пробормотал совершенно растерянно, не зная, куда себя деть. Близко, много, громко. Запах новых вещей непривычно забивал ноздри.       — С-с-с чего ты взяла, чш-што я… — Глупость какая! — грущу?       — Не смеешься, не улыбаешься. Хотя умеешь, — пробормотала Мюриэль.       Неловко как-то. И зачем она лезет, куда не просят? Пьет демон и пьет, разве где-то написано, что нельзя? Ничем не мешает, даже хорошо! Арендаторов перегаром отпугивает.       — Женщина-пластинка — это Мэгги, — запоздало пояснила Мюриэль, разбавляя повисшее молчание. — Она спрашивала о тебе. Хотела тебя повидать, но я сказала, ты очень занят. Кстати. Помнишь, Азирафаэль говорил, что Нина и Мэгги влюбились друг в друга благодаря чуду? Так вот: не сработало оно почему-то. Они не вместе, и Мэгги постоянно зареванная. И грустная. На тебя немного похожа.       Кроули потер лоб. Хреново-то как… В последний раз он довел себя до такого состояния в четырнадцатом веке, да? Тогда на помощь пришел Азирафаэль — протрезвлял чудом, утешал словом. А Кроули и злился, и метался, и порывался… уже не вспомнит сейчас, куда и зачем, но куда-то и зачем-то порывался совершенно точно. Потом превратился в змею и заявил, что уходит в спячку.       Ангел три дня просидел, баюкая его на коленях.       Зачем? Зачем, если «ты мне даже не нравишься!»? Чего ради? Чтобы святой инквизиции не становился костью поперек горла, не вмешивался в Непостижимый божественный план?       Кроули явственно представил, как распахивается дверь, как прямо сейчас Ангел входит — во всем великолепии нового титула, с пылающим нимбом и огненным мечом. Нимб он свой, конечно, взорвал, а меч вообще похерил, но пусть все равно будет и то, и то — эффектнее так. Вот входит Азирафаэль — больше не уютный, не мягкий, а чужой, совершенно чужой, и не смотрит на Кроули — Взирает, именно так, с большой буквы.       Жалкое зрелище ему тут откроется.       И пусть бы. «Вот, посмотри, Ангел! Я тут без тебя совсем пропащий стал!»       Фу… Как-то и самому поплохело от этой мысли. Аж блевать захотелось. Или это уже не от мыслей. Мать… мою, нашу… Кроули сглотнул, и еще раз сглотнул…       Так. Баста!       Выводим все лишнее через кожу. В голове стремительно прояснялось.       — Да не было никакого чуда, ну могла бы уже догадаться. Эта тупая ангельская отмазка вообще непонятно, как сработала. Чудо любви… мг-м… Что этот пернатый вообще в любви поним… — И захлопнул рот.       Мюриэль вздрогнула как от пощечины. Здрасьте-приехали. То есть задание было липовым с самого начала? Не было никакого чуда, никакой любви?! Азирафаэль наврал архангелам и после этого его назначили в Верховные?! Ох, рассказать бы про это Метатрону, чтобы всыпал ему хорошенько. Лжец не может быть Верховным — от такого добра не жди. Может быть, поэтому Рай и не отвечает?! Там уже не происходит ничего хорошего?!       По спине пробежал холодок. В тревоге застучало сердце. Точно-точно что-то плохое! Мюриэль съежилась, втянув голову в плечи.       — Это что? — тем временем спросил Кроули, наконец заметив ярко-желтую подушку.       — Подарок.       — Только ты можешь зайти в FIX PRICE и купить там товар ПО АКЦИИ! — воскликнул он.       — Но там говорили, что надо успеть купить…       — Да, а еще «количество товара ограничено» — перебил Кроули. — Ты что, рекламы не видела? Хотя о чем это я…       Одного Кроули не учел: даже ангельскому терпению Мюриэль был предел. Опрокинув ногой пустую бутылку на полу, она попыталась забрать подушку:       — Отдай. Отнесу в магазин и верну деньги. На кассе прочитала, что так можно. Может, я и тупая, но читать умею!       Кроули прижал подарок к груди, не разжимая жилистых пальцев:       — Поздняк метаться. Дареное взад не просят. Теперь это — моя подушка, и я могу ее обсирать сколько мне вздумается.       Повертев подушку в руках, будто это штурвал Цессны, он надел-таки ее на шею и откинулся на спинку дивана.       — А неплохо, слушай. Форма, конечно… Надо же такое выдумать. Утка. Со свернутой шеей.       — Она обнимает своей шеей! — возмутилась Мюриэль и тут же нахмурилась. Пользуясь ее подарком, Кроули переменил тему. И пускай это будет стоить очередного запоя, она выведает правду до конца:       — Так зачем Азирафаэль вообще наврал про чудо?..       И как можно быть настолько наивной?.. Настолько… Даже для ангела, тем более, для Ангела… Нет, ну нет! Она притворяется, явно притворяется, как в самолете было: вроде дрожащая овечка, а потом — на: пинок и кубарем вниз!       — Да в смысле… зачем? Ты там была, видела Гавриила, слышала все.       Мюриэль облизнула губы. Гавриил… ну да, там был Гавриил. Но зачем они укрыли Гавриила, который лично присутствовал на казни Азирафаэля? Более того, именно он приговорил Азирафаэля к умерщвлению через огонь. Страшная смерть. И после этого Азирафаэль спрятал Гавриила у себя?.. Все это казалось слишком сложным.       — Подожди. А как у вас получилось чудо такой мощности? Неужели у тебя свои чудеса на двадцать пять лазарей?! У Азирафаэля и шести не наберется.       — Ты слишком старательно думаешь. Я почти слышу, как скрипят твои извилины, — снисходительно поддел Кроули. Хотя в душе ему польстило, что его чудеса котировались выше, чем у Азирафаэля. Ничего личного, ангел, ничего личного.       У Мюриэль между бровями пролегла выразительная складка, и Кроули поймал себя на мысли, что хочет ее разгладить.       — Эксцесс исполнителя. Если хочешь знать, в теории это было маленькое, малюсенькое, незаметное получудо! — Кроули поднялся с дивана и проследовал на кухню, говоря уже на ходу. — Я понятия не имею, кто это получудо сфакапил на практике. Э-э-эм… Как я мог забыть… у этого святоши даже растворимого кофе нет! Да чтоб… я… — Кроули сжал виски запястьями. — Или я сейчас заправлюсь кофеином — или мне пиздец.       — Пошли купим кофе? — Мюриэль с готовностью подскочила и тут же осеклась. — Но только не в кофейне напротив. Эта Нина мрачная и недружелюбная, не хочу к ней. В паре кварталов работает милая девочка. У нее на прилавке бесплатные леденцы и банка с надписью «помогите накопить на ипотеку».       — А, ну если ипотека, и леденцы… тогда конечно, — с усталой иронией протянул Кроули. Он тоже не горел желанием встречаться с Ниной. Шесть эспрессо в него сейчас явно не влезет, а заказывать меньше как-то… ну минимум не спортивно.       Мюриэль потянула Кроули за рукав, ненавязчиво выводя на улицу. Хоть выхлопными газами подышит, а то все в книжном да в книжном! Прильнув к Кроули, она взяла его под руку, несмотря на перекосившийся рот. Ничего, потерпит. Так ходили многие люди (и почти всегда счастливо улыбались!) А еще это отличный способ немного сбавить его бешеный темп ходьбы.       — Я знаю, что многие ангелы помогают друг другу в Раю. Иногда даже до обмена благодати доходит. У демонов такое есть? — спросила Мюриэль, чтобы развлечь Кроули непринужденной беседой.       Ну и чего эта пигалица всё липнет?! Ладно бы хоть было к чему... Кроули сейчас совершенно не выглядел стильным демоном — скорее уж, если быть откровенным, более всего он походил на того, кем по факту и являлся — кое-как выбравшимся из запоя бомжом. Бомж и сумасшедшая — прелестно.       Однако внутренняя змея, глупая чешуйчатая предательница, тянулась к теплу. Кроули упрямо выпутался из чужих рук. Мюриэль обижено надула губы. Кроули фыркнул, демонстративно шагнув от нее.       — Смешная… То, чем обмениваются демоны в аду… м-кхгм… точно не благодать. Ангелы не оценят. Но в каком-то смысле это тоже взаимопомощь. Если не с Хастуром. И не в истинном облике…       Хотя… до адских… актов групповой взаимопомощи Кроули предпочитал не опускаться. Всегда ухитрялся отлынивать и увиливать. Лучше уж трахать смертных. Или смертным себя позволять… Но и это быстро приелось.       — Ну что ты брыкаешься? — буркнула Мюриэль, снова поймав Кроули за локоть. — вон, видишь, идут впереди такие же! Мужская особь… Ой, мужчина то есть. Не жалуется. Улыбается, ему хорошо! Походишь так — тебе тоже хорошо будет. Надо повторять за людьми, они открыли счастье в таких разных вещах… — Мюриэль нахмурилась. — Это ты про что? Чем обмениваются демоны? И кто такой Хастур? Какой у него истинный облик?       — Будешь повторять все вещи, в которых нашли счастье человеческие особи, — произнес Кроули, назидательно воздев палец, — закончишь в нижней конторе. Тогда сможешь лично выяснить и чем демоны обмениваются, и какой истинный облик Хастура…       — Да ну тебя, — Мюриэль обиженно засопела.       И до чего Кроули вредный! Однако, какой бы ни был, хорошо, что он есть!.. Она сильнее прижалась к нему.       — Без тебя было так одиноко, — уронила отстраненно. — Я думала там, Наверху можно с ума сойти — нет, на Земле хуже. Людей много, но они такие… Другие. Я все ждала, когда ты наконец проснешься.       Он встал как вкопанный посреди оживленного тротуара.       Какие странные слова. Нет, слова, конечно, совершенно обычные, а смыслы непонятны.       — Ж…ждала? Од…диноко?       Конечно, Кроули знал: такое говорят друг другу смертные. Вот такие, как те, которые ходят под ручку… но то совсем другое. Наивная, наивная ангел. Подушку вот ему принесла, одеялом накрыла. А почему из-за этого непонятное ощущение где-то чуть ниже горла — будто капелька святой воды там вытанцовывает? Жжется.       Если ждала, что-то было надо. Вот и распинала. А подушкой прикрылась, на всякий случай. От демона же добра не жди. Вот и...       Только составив в голове эту безопасную успокаивающую цепочку, Кроули смог пойти дальше, бросив небрежное:       — Ну так… дождалась. Поздравляю.       Он ведь тоже когда-то надеялся, что на Земле ему не будет одиноко. Но одиноко было — и острее всего одиночество чувствовалось, когда Кроули окружал себя смертными. С их оболочками было можно вытворять что угодно, с их душами — и подавно. Но толку-то? Только гаже.       Может, попытаться еще раз завести какой романчик забавы ради? Вдруг теплолюбивая змея поуспокоится? А то готов уже липнуть к кому попало… даже к утенку малохольному.       — Дождалась, — благодарно улыбнулась Мюриэль. — А в нижней конторе я в любом случае не закончу: ты же сам слышал. Гавриила не тронули за такое нарушение, а ты про какие-то земные радости. Им не до этого. Лишь бы работа не стояла. Я как-то рылась в архивах… У меня было много свободного времени, не смотри так, у меня есть доступ!.. Хотя в архив все равно никто не ходит. В общем, нашла папки о Потопе. Когда Мать разозлилась, что ангелы женским ос… женщинам внутрь тела подселили детей. Женщины разродились, получились нефилимы. Потоп смыл женщин и нефилимов, но, думаешь, ангелам было что-то за своеволие? Нет. Их просто отозвали с Земли, и теперь они отвечают за уборку. Так что не знаю, что теперь нужно сделать ангелу, чтобы его низвергли в Ад. Это же и невыгодно. Зачем множить армию демонов? Мать уже давно никого и ничего не создает. Бой все равно однажды случится, и Рай ни за что не даст Аду численное превосходство.       Мюриэль обошла лужу, коих в Лондоне было в избытке, и свернула с Риджент-стрит в переулок, чтобы срезать. Кроули покорно тащился рядом, уже не пытаясь вырваться. Даже тоже лужу обошел, а не пошлепал по самому центру. Еще пару минут — и они на месте. Кроули получит свой кофе.       — Я раньше думала, что, искушая людей, демоны получают что-то вроде благодати. Но раз ты говоришь, что источника нет, и демоны рассчитывают только на свои резервы, зачем демоны вообще что-то делают? Это Небесам надо чему-то противостоять. Добро без Зла — ничто. Человек потеряет ориентиры. Но вашей-то конторе оно для чего?       — А зачем ты чудесила в автобусе? Какой тебе с этого прок? — ответил вопросом на вопрос Кроули. — И, знаешь ли… хоть Мать уже давно отошла от дел, обе конторы продолжают штамповать муравьев навроде тебя. Не качеством возьмут, так количеством. Ну и… в чем-то ты права, у нас, у них, моих бывших коллег, есть причины работать. Правда, это не пряник. Не поработаешь раз, второй… испытаешь на себе всякое… бр… Больше филонить и мысли не возникнет. А еще… нужно же вас, белокрылых, в тонусе держать, уравновешивать. А то если ваши зануды одержат верх… мир станет ну таким себе местечком. Если вообще уцелеет. Смотри-ка, и впрямь миленько здесь.       Мюриэль поджала губы. Муравей значит? Маленький, никчемный?.. Которого штампуют по одному лекалу и раздавят в первой же стычке?.. Ну да, таких только на баррикады и бросать.       Обидно. Глупо конечно обижаться на правду, но почему-то слышать ее от Кроули было неприятно. Хотя с чего бы ему с ней цацкаться?..       Мюриэль не стала отвечать. Вместо этого толкнула дверь, звякнув колокольчиком. Отпустив Кроули, тут же подошла к стойке. Ох, какая она тут — загляденье! Вместо угрюмой и деревянной, которая была у Нины — огромный подсвеченный изнутри аквариум, а в нем — рыбки всех цветов радуги. Посмотришь — и сразу вспоминается дом…       Мюриэль глубоко вздохнула. Здесь и пахнет приятно: карамелью и печеными яблоками. Расплывшись в улыбке, она получила улыбку в ответ. И почему все не могут так же?!       — Мне латте с мятным сиропом, — Мюриэль достала из кармана плаща пачку фунтов — все деньги от арендаторов она держала при себе: вдруг что-то захочет купить? — Кроули, ты что будешь?       Кроули не знал, чему возмутиться в первую очередь, потому возмутился всему и сразу:       — Ты носишь при себе наличные… Бож… м-кхгм… люди придумали карты, пластиковые такие, компактные! Ай… что я объясняю кому-то, кто… льет в кофе, с молоком… мятный сироп! Буэ-э-э! — И выразительно закатил глаза. Впрочем, он привычно спрятался за чрезмерными кривляниями, потому что ощутил, как глубоко пырнул свою собеседницу неосторожным словом. Демону Кроули, конечно, не должно было быть никакого дела до ее чувств, но делу было плевать, кому оно должно или не должно — вопросами «быть или не быть» оно не задавалось.       Змеи не переваривают молоко. Непереносимость лактозы шла у Кроули в базовой комплектации еще с тех времен, когда человечество, да и он сам, даже слова такого, лактоза, выдумать не успели. Один только запах этой белой жижи вызывал у Кроули стойкое отвращение. Он заказал ристретто и ткнулся носом в принесенную чашку-наперсток, наблюдая, как ангел цедит свою зеленоватую пену. Прогресс налицо — а еще так недавно опасливо косилась на чашку чая. Молчание за столиком висело гнетущее, и Кроули рассеял его нейтральным, чуть насмешливым:       — Ты уже пробовала есть? Ну… что сосать любишь, я помню. А что-то более существенное?       — Пробовала. Покупала пару сладких штук в пекарне… — Мюриэль гоняла ложкой похожую на облако пену и наблюдала, как рыбки рассекают пространство аквариума. Эх, везучие. Почти полет. Только водный. — Кстати. Ты ведь что-нибудь понимаешь в человеческой недвижимости? Как считаешь… Сколько стоит аренда, скажем, той же кофейни Нины? В месяц?       Кроули пожал плечами.       — Полагаю, что-то около двух тысяч фунтов. Может, чуть меньше — учитывая, кто цены определял.       Мюриэль вспомнила о тысяче фунтов от Нины. Не две тысячи даже близко. Эх… Разогнать бы их всех. Чтобы перестали спрашивать о мистере Фэлле и ждать непосильных чудес. Поднять, что ли, аренду? Деньги так много значили для людей… Может, если отбирать больше, они уберутся сами? И будет в квартальчике тишь да гладь!.. А там, может, и кто-то более приятный появится…       Объявить бы о своем намерении, и, чтобы арендаторы при этом не четвертовали… Может, Кроули объявит? Он пошипит, они испугаются — и ругани не будет…       Кроули было очевидно: Мюриэль продолжает дуться. Он до конца не понимал, как это работает — просто ощущал, что такая перемена ему не по душе. Лучше бы и дальше крякала свои наивные глупости. А то молчит, смотрит в чашку…       Поднявшись (от наперстка кофе убойной крепости все равно уже и воспоминаний не осталось), Кроули в привычной расхлябанной манере дошел до стойки. Из-под стекла на него с подозрением покосилась красотка-Гуппи. Хорошо ей — знай себе, плавай, дополняй интерьер.       Что же выбрать. Покосился на Мюриэль — на куклу Барби за стойкой. И снова, в том же порядке.       — Ангельский бисквит. — И подался вперед, понижая голос. — Он ведь у вас есть? Вы не хотите меня разочаровать.       — О, а я думала, демоны не едят выпечку, — заметила Мюриэль, когда Кроули вернулся за столик. Куда органичнее демон-змея смотрелся бы с мышкой или птичкой, которую глотал бы целиком. Ну, или хотя бы с куском сырого мяса? Нет, поставил на стол блюдце, даже пальцы в сахарной посыпке извазюкал. — Вкусно?       Кроули скривился:       — Понятия не имею. Не по моей части. — И аккуратно, почти брезгливо, двумя пальцами придвинул блюдце Мюриэль. Другому Ангелу нравился этот десерт. Не даром же бисквит ангельский? Забавно… Уже второй ангел, которого Кроули подталкивает к чревоугодию. Унылое постоянство. Яблоко ей, что ли, на добавку предложить?       — Так съешь и расскажи, — Мюриэль отломила кусочек десерта миниатюрной ложечкой. Скрипнула стулом, чтобы сократить до Кроули расстояние. И даже его перекошенная физиономия ее не остановила.       — Давай, Кроули. Будь первым, покажи пример, — она очень надеялась, что он не окажется настолько нервным, чтобы увернуться от ложки в последний момент. Будет неприятно, если Мюриэль промахнется и заедет ему в глаз.       — Аууч… Не угрож-жай мне ангельс-ским бис-с-сквитом! Я не с-собираюс-сь это ес-с-сть! — отшатнулся Кроули.       Вот так и совершай добрые дела! Благими намерениями вымощена дорога… в известные места!       — Я не прошу тебя есть, я прошу попробовать! Чувствуешь разницу? Давай, расскажешь о впечатлениях. Неужели не справишься с таким крохотным кусочком? Анаконды корову переваривают.       Да что эта пигалица смыслит в анакондах? И в змеях вообще! Кроули хотел увернуться, улизнуть, уползти, ну хоть куда-нибудь. Еще немного, и она вообще начнет ворковать: «давай, за маму, за папу…» хотя… какой у него папа?!.. «давай, во имя господа, во имя сатаны…» Вон, уже и Барби за стойкой уселась удобнее, смотрит кино о жестоком обращении со змеями!       Но если после этого Мюриэль отстанет…       Кроули хотел выхватить угрожающе зависшую перед его лицом ложечку, но в последний момент подумал, что даже демоническое чудо не спасет его стильные брюки от совершенно не стильных крошек… Этот гребаный бисквит какой-то вездесущий! С него всюду сыплется! Нет уж, лучше обойтись без резких движений. Аккуратно вытащить из теплых пальцев нагревшуюся от них ложку, сунуть кусок бисквита в рот, закатить глаза, изображая нечто среднее между гастрономическим экстазом и предсмертными судорогами.       — Отвратительно… по-ангельски.       Слишком смердит молоком.       А так-то… на самом деле Кроули любил сладкое. Но полусладкое, конечно, больше. А лучше — сухое белое. И все это — исключительно в жидком виде. Твердая же еда оставляла его равнодушным. Разве что только в тарелке Ангела, в его рту, в том блаженстве, которое она приносила Азирафаэлю… За последние столетия Кроули совершенно точно стал вуайеристом. Иначе как объяснить его страсть к наблюдению за тем, как ест Ангел?       — Ты просто загляденье, — проворковала Мюриэль. Просияв, она забрала из рук Кроули ложку и повторила ее путь уже к себе в рот. Выпечка рассыпа́лась и таяла на языке. Слишком сладко. Много с мятным латте она такого не съела бы. Но, вроде, кусочек маленький, одолеет.       Мюриэль заглянула в темные стеклышки очков, но не увидела ничего, кроме своего отражения.       — Возвращаясь к вопросу о чудесах. Почему я это делала? Очень просто: не хочу назад. На Земле веселее, чем среди документов. Напитки есть. Улицы, самолеты. Книги. Ты, вон какой. А если Рай еще и результаты заметит, то, может быть, ранг повыше дадут. А с рангом силы прибавятся, и я стану не муравьем, а… пчелой хотя бы. Хотя иногда меня посещает мысль… А впрочем…       Мюриэль отправила в рот еще кусочек. Ее терзала одна очень нехорошая догадка: мягкая просьба Метатрона оставаться на Земле, в магазинчике — это не повышение. Это разжалование. За то, что она провела демона в Рай и позволила себя облапошить. За то, что показала свое рабочее место и достала секретную папку. Может, не зря ей доступ в Рай теперь заблокирован?..       Мюриэль поежилась. Одиночество на Земле — и только Кроули напротив.       — Шакс замену будут присылать, как думаешь?       Выдернув из держателя мягкую бумажную салфетку, Кроули сложил журавлика. Получилось недурно.       — Не знаю… Шакс себя бестолково проявила. Других… м-гм…. Бывших коллег… если б меня попросили выбрать, там некого. Они безнадежно все отсталые. Даже хуже ваших во многом, так что… У меня есть смутная надежда отжать Мейфер обратно. Там было неплохо. — И сменил тему, сощурившись, хоть ангел бы этого заметить и не смогла. — Ты бы не надеялась особо на повышение.       Кроули словно заразился ее задумчиво-меланхоличным состоянием, скомкал журавлику крыло — потому что белое:       — Они не любят, когда проявляешься. Никто не любит тех, кто слишком хорош. Ты создаешь звездную систему — отличную, сбалансированную, продуманную до мелочей… И тебя из главы артели швыряют в подчинение. Ты проявляешься там, потому что не можешь ни хрена не проявляться. И их это бесит. Они бросают тебя… создавать сраную конскую голову. И даже когда ты решаешь быть один, окончательно и бесповоротно, заебавшись в край… Знаешь, что происходит тогда?!       Он понял, что говорит слишком громко — все то, что еще никогда не произносил вслух. Резко вскочил со стула.       — Будешь катиться по ебаной наклонной. А когда попытаешься остановиться, тебе дадут пинка! И крылья подрежут предварительно, как куренку! Подрежут и подожгут, чтобы не мог сопротивляться, пикировать, чтоб лишился возможности вбирать благодать… Чтоб летел, как кусок дерьма из задницы! — Кроули со звонким шлепком припечатал ладони по обеим сторонам круглого столика, склонился над Мюриэль:       — Плевать, как много ты можешь. Самая безопасная роль — королевский шут.       И, шагая широко, размашисто, двинулся прочь, даже не оглянувшись.       Что-то дотлевало внутри.