Дорога домой

      Крылья, но без перьев. Окно — вместо глаз. Сиденье с жесткой спинкой! Панель передач мигала сотней кнопок и то и дело меняла цифры на двух сенсорных экранах. Кроули нацепил на Мюриэль наушники, усадил рядом с собой и пристегнул ремнем, будто она могла куда-то деться. Странно, в автобусе не пристегивал. Мюриэль с любопытством озиралась, пока Кроули выводил крылатую железяку на длинную, подсвеченную рядами фонарей взлетную полосу. В кабине раздавался монотонный гул. Да нет, набрехал, демон. Не может эта железяка взмыть в воздух, у нее даже крылья не шевелятся!       Однако, когда самолет начал стремительно набирать скорость, Мюриэль усомнилась в своем суждении. Не зря. И минуты не прошло, как железяка оторвалась от земли — ничего себе!       Мюриэль не сдержала восторженный визг. Значит, люди научились творить чудеса не хуже ангелов?! Она даже подумать не могла, что кто-то, кроме Матери, сможет создавать такие диковинки.       Вдруг перед носом появилась хрустящая оберткой карамелька. Такие она видала на кассах магазинов, и когда предлагала за них бумажки с изображением коронованной тетки, продавцы улыбались и давали сладость даром. Чудаки! Но приятно. А вот брать карамельку из рук демона Мюриэль почему-то не спешила. Повисла неловкая пауза, заполняемая лишь гудением Цессны.       — Боишься, что травану? — Кроули крякнул от смеха и покачал головой.       — Я? С чего ты взял? — ну вот, дурочка-Мюриэль, оправдывайся теперь за неловкое молчание!       — Тпру, даже не знаю, — отстраненно пялясь в лобовое окно, протянул Кроули. — После истории с Запретным плодом за мной закрепилась не лучшая репутация. Особо одаренные на меня даже Клеопатру вешают. А я так, мимо проползал!       — Нет, что ты, — Мюриэль натянула запоздалую улыбку. — И в мыслях такого не было! Просто необычно — есть так, в воздухе. Я привыкла есть сладкое с чаем.       — Чаи гонять она собралась! Конфетки сосут, чтоб уши не закладывало. От тошноты тоже помогает. Ты ж у нас любитель.       — Тошноты? О чем это… ой, кажется поняла!       Нутро Мюриэль, до этого не дававшее о себе знать, вдруг неприятно сдавило. Его содержимое явно противилось воздушным прогулкам. Ох, клубничный круассан, не просись назад, ты был таким вкусным! Уши тоже протестовали — их действительно заложило, совсем как в небесном лифте. Мюриэль поспешно выхватила предложенную карамельку и сунула в рот.       — Давно бы так! — хмыкнул Кроули.       Карамелька сделала свое дело — круассан больше не планировал побег, «эффект лифта» улетучился. Тем сильнее Мюриэль удивлял выбор Кроули, добровольно обрекавшего себя на эти муки.       Кроули выравнивал Цессну по тангажу, оставив огни подхода за хвостовым стабилизатором. Заполненная световыми росчерками чаша земли опрокинулась влево и вниз. Чуть резкий от недостатка налета вираж, и Цессна наконец легла в горизонт. Кроули зажал тангенту, выходя на связь с диспетчером:       — Вышка, добрый вечер, Аспид шесть шесть шесть, набираю пять сто, ухожу по схеме.       В наушниках зашипел неразборчивый голос:       — Аспид шесть шесть шесть, добрый вечер, уход по схеме разрешил, работайте с контролем согласно маршруту. Хорошего вам полета.       Мюриэль прислушивалась, водила по проводу пальцами, и Кроули ощущал какое-то самодовольство — как мальчишка, который хвастается игрушкой: «смотри, что могу!»       — Уход разрешили, пять сто, связь согласно маршруту, аспид шесть шесть шесть.       Конечно, он не нуждался ни в отчете смертным, ни в их разрешениях, но уж если играть по правилам, так играть до конца. Впрочем… не совсем — Кроули летел в закрытую для частных полетов зону — нужно же все-таки взглянуть на Сохо сверху, раз в небо поднялись?       — Потрясающе, — Мюриэль смотрела в окно, но то и дело поглядывала на угловатый профиль Кроули. — Ты давно это умеешь?       Неприкрытый детский восторг Мюриэль странным образом грел душу.       — Думаешь, вот чудак, полез в ведро с болтами, да? — решил-таки объясниться Кроули, прервав любования ночной столицей. — Сначала ничего не предвещало. У Икара, конечно, был неплохой стартап, но что-то не взлетел. Потом один местный монах решил повторить — нацепил бумажные крылья и сиганул с родного аббатства. Ему повезло чуть больше: отделался легким испугом и переломами обеих ног. А, был еще Леонардо с его каракулями. Я этим беднягам как мог помогал, но люди — они как дети. Доходят до всего только своим умом. В общем — бились умы, бились — самолеты. До Райтов все было грустно. Эти послушали, наконец, меня. Оторвали задницы от земли на целую минуту. Вот тогда мне подумалось: а чем я хуже? Ну, и понеслось.       Почему-то именно сейчас он вспомнил увлечение Азирафаэля фокусами. И наконец уловил суть этого мошенничества. Магия без магии, полет без собственных крыльев… Они оба брали у людей то, что их впечатляло. Каждый — сообразно своим предпочтениям.       Сумасбродная идея, как всегда, посетила спонтанно — и Кроули не устоял. Осторожно взял запястье Мюриэль.       — Лапку на руды, утенок. И медленно выводи на себя. Ну вот мы и на крейсерском. Считай, ты теперь тоже немного умеешь. Сейчас доверну, и спустимся к городу, посмотришь на свой Сохо. Берись за штурвал. Сама. Аккуратно. Контроль у тебя. Не тяни, не толкай, ровно держи. На себя — задираешь нос, от себя — пикируешь. Ау… — И поспешил забрать приоритет обратно. — Так недалеко и свалиться. Еще раз?       Если бы восторг можно было разлить по сосудам, в тот момент Мюриэль бы наполнила им целые бочки.       — Волшебство, — бормотала она, держа рогатую темную штуковину, словно бокал с концентрированной благодатью. — А сколько из него можно выжать? То есть… Давай быстрее? Так можно?       «Ишь ты, прыткая какая!» — пронеслось в голове у Кроули. Что это вообще: неведение или лихачество? Можно, конечно, попытаться совершить пару фигур высшего пилотажа — пощекотать утенку нервы, но, во-первых, Кроули никогда ничего кроме унылой «бочки» не отрабатывал, а во-вторых — эта «птичка» не предназначена для небесного выпендрежа. С демоном на борту Цессна, конечно, даже не подумает кряхтеть или жаловаться, а вот после посадки может развалиться или подведет следующего, уже смертного пилота. Тем не менее Кроули сунул руды вперед:       — Штурвал от себя. До упора, утенок.       И откинул голову, расхохотавшись в лицо верхней панели. Одна за другой завопили сигнализации, на экран гурьбой вы́сыпали предупреждения: «опасная скорость снижения», «превышение скорости», «тяни вверх». Штурвал начал трястись. Еще немного, и перегрузки достигнут закритических значений для хлипкой Цессны.       — До упора. От себя!       Земля приближалась. «Тяни вверх, закрылки ноль, опасное снижение, уходи!» — хорошо, что бортовой компьютер не умеет материться. Кроули закрыл глаза. Жаль, что у Цессны фиксированные стойки шасси. С убранными удалось бы достичь еще большей скорости пикирования.       Внешне расслабленный, Кроули тем не менее вел отсчет. «Пять, четыре, три, два…»       Сперва зашипели наушники:       — Аспид шесть шесть шесть, фиксирую несанкционированное снижение. Аспид шесть шесть шесть, у вас все нормально в экипаже? Вы теряете высоту.       Приоритет управления все еще оставался в руках Мюриэль. Послушается смертных в наушниках или доверится демону?       Сердце у Мюриэль колотилось как бешеное. Они стремительно приближались к земле. Но птицы же не бьются намеренно. Такого же не бывает, да? В последний момент Кроули отдаст команду, и все разрешится?       Доверие. Не стоило садиться рядом с демоном, если его нет. А, раз она уже села… что еще оставалось? Сейчас человеческая оболочка Мюриэль была в руках Кроули. Эх, а ей только начали нравиться женские платьишки и белье…       Ладони предательски взмокли, штурвал, словно в конвульсиях, бился в пальцах, в ушах нарастал пронзительный писк. Один плюс — ее совсем не тошнило. Да и зачем, сейчас и так все выплеснется наружу — с асфальта будут отскребать. И асфальт этот неумолимо спешил им навстречу. Вместе с рядами краснокирпичных таунхаусов. Вот уже отчетливо виднелись стоящие в пробках машины, струящиеся по тротуарам люди, мигающие красные огоньки на крышах высоток… Казалось, еще чуть-чуть, и одна из них вспорет металлическое пузо самолёта, Как нож — консервную банку.       Кроули терпеливо выжидал.       Взвыла «TAWS». Пора.       «TO\GA», двигателям взлетный. Кроули скомандовал:       — На себя.       И усмехнулся, показал язык Земле на прощание — не поймала, не размазала по себе… Ввинтился в небо, опять. Сложный маневр, опасный. Тянет на девять баллов из десяти по шкале Икара.       Ура, хандра спасовала и отступила. На час-другой.       Но спасовала не только хандра. Кроули не брался сказать, что сейчас в голове у Мюриэль. В лучшем случае, думает «ас недоделанный». Снова выровнявшись на пяти тысячах, он бодро отрапортовался:       — Аспид шесть шесть шесть, ситуация под контролем.       И, не став слушать стандартный ответ, поглядел на ангела. Мюриэль кусала губу. Ее руки безвольно соскользнули со штурвала, и она обняла ими себя.       — Как ты там, жива?       — Наверное, — буркнула она. — Я уже было подумала…       — Подумала что? Что я хочу устроить второе «11 сентября»?       — Но сейчас же октябрь, — Мюриэль перестала ежиться и снова вернулась к излюбленному занятию — удивляться. — И почему «второе»? А что было в первом?       — Ах ты черт… — нелегко с ней придется.       Кроули и забыл, что это он — конченый абориген, коротавший на Земле шесть тысяч с хвостиком лет. А Мюриэль свалилась на Землю каких-то пару недель назад. Она пропустила прорву событий. Все равно что зайти в кинозал в конце сеанса. Он же замучается пересказывать сюжет…       — Короче, не было никаких дьявольских козней. Поняла?       Мюриэль неуверенно кивнула. Потом оглядела его сверху вниз, будто врач на приеме.       — Ты когда-нибудь лишался оболочки?       Линия авиагоризонта чуть накренилась, но автопилот скорректировал это элеронами. Выплеснувшийся в кровь адреналин еще никуда не делся, поэтому Кроули передал контроль автоматике — ну не напрасно же ее придумали, верно? Мюриэль съежилась в кресле — маленькая и хрупкая, словно минувшие перегрузки ее раздавили. Кроули всмотрелся в городские огни внизу. Хорошая ночь, ясная — в такие приятно летать и на своих, и на железных.       — Нет. Не приходилось. Но пару раз еле пронесло. А что, испугалась?       Мюриэль прикусила костяшки.       — Испугалась, — пролепетала чуть слышно. — Мне показалось: мы разобьемся. Наверное, раз я трясусь даже тут, не зря никогда не летала. Мой потолок — четыре стены, стол и бумаги. А крылья не для таких, как я. Мне они даже в Раю никогда не пригождались. Не стоит и начинать.       Э, полегче, а то, чего доброго, хандра возьмет реванш. Кроули тут чуть Гайд-парк пропеллером не вспахал, а она как была тварью дрожащей, так и осталась! Дурак! На что он вообще рассчитывал? Да и разве есть ему дело, что там она чувствует, почему смотрит исподлобья, как тот котяра с демотиваторов? Да плевать ему. Да он сейчас опять в пике уйдет, мертвую петлю сделает!       Кроули отстегнул ремень безопасности — тот решительно лязгнул.       — Даже, тут… трясется она. — прошипел Кроули, отодвигая кресло до упора, чтобы выбраться из-за штурвала. — Ваш… верховный архангел бежал с полосы — только пятки сверкали. А ты… доверилась демону, не струсила, дала руку. И что теперь? Я тут корячусь перед тобой, вытворяю фортеля похлеще Говарда Хьюза, а ты заднюю? — Кроули навис над ее сидением, сощурившись, и в голосе его зазвенел металл: — Первый помощник Мюриэль, как капитан воздушного судна, я приказываю вам покинуть салон!       Мюриэль замерла, вглядываясь в перекошенное лицо Кроули. От него исходил такой жар, словно он превратился в пылающую звезду. Только такая звезда не обогреет. Спалит дотла.       «Зачем я ему позвонила? Зачем поехала кататься с ним на автобусе? Зачем села с ним в этот проклятый самолет? Зачем-зачем-зачем-зачем!»       Кроули издал глухое рычание. Его нелепый вязаный шнурок мазнул концом по ее коленям. Тело пробила мерзкая дрожь.       Мюриэль с грацией бегемота выбралась из узкого пространства, стараясь не заехать коленями по кнопкам, экрану и Кроули. Возможно, было бы проще, если бы он хоть сколько-нибудь отодвинулся! Вот же демон!       — Я соглашалась просто покататься, — пробормотала Мюриэль свой последний аргумент. Вдруг прокатит? — А это все… уже экзамен какой-то.       Кроули аж очки с носа сдвинул. Прожег насквозь своими глазами-углями.       — Поясняю для альтернативно одаренных: вся жизнь — один галимый экзамен. И прямо сейчас ты напрашиваешься на неуд.       — Ты меня совсем не жалеешь! — буркнула Мюриэль, задирая голову. — Признавайся, ты просто хочешь от меня избавиться?       — Поздновато спохватилась, мисс-пососу-карамельку-у-демона! — Кроули усмехнулся, чуть отступая — из летящего самолета все равно никуда не денется. Маловато силенок, чтобы перенести себя в другое место. Да еще и в присутствии мощной оккультной ауры.       — А бояться меня не надо, — обронил он, — Если бы я и хотел развоплотить ангела, то взялся бы за кого покрупнее. Херувим там, власти на худой конец. Точно не ангел тридцать седьмого ранга. Не стоит возни.       — Мне казалось, ты другой… — плохо скрывая обиду в голосе, сказала Мюриэль.       — В аду других не держим!       На самом деле у Кроули и в мыслях не было обижать Мюриэль. В конце-концов, она одна скрашивала его одиночество. Скверно скрашивала, тускловато, но хоть что-то. Добравшись до самой удобной для задуманного двери, Кроули стал возиться с механизмом, искоса бросая взгляды на Мюриэль — её буквально трясло.       Дверь поддавалась неохотно, но все-таки поддавалась. С каким-нибудь аэрбасом или здоровяком-боингом такой фокус бы не прошел. А Цессна — она умничка, она все стерпит и на все согласится. Даже выплюнуть из себя пару парашютистов без парашютов.       Грохоча, дверь отъехала в сторону, зафиксировалась, лязгнув — и в салон тут же вторглись небеса: ветер, шум, вихрящаяся тугими холодными плетьми темнота. Ночью прыгать не так страшно — ты не видишь, что под тобой. Кроули прислонился к спинке пассажирского сидения, надежно уперевшись рукой и коленом — чтоб раньше времени не вытянуло.       — Слушай, утенок. — Он говорил как мог мягко, но из-за шума приходилось повышать голос. — Один раз я упал — не понравилось. Повторять не хочу. Только приземляться. Мы не разбились — не разобьемся и теперь. У тебя есть крылья — так нечего мариновать их в эфирах. — И протянул ей раскрытую ладонь. — Ты можешь отказаться. Я закрою дверь, вернусь в кресло, посажу Цессну и…       Не договорил. «И» означало: и плюну на все, уеду наконец в солнечную Италию, в самое захолустье даже без проводного интернета, забаррикадируюсь там на какой-нибудь вилле с апельсиновым деревом, глициниями и дельфиниумом, буду безвылазно торчать на ней, аки святой Антоний, постараюсь наладить тихое-мирное существование без ангелов, небес, ада… уж сколько и как сумею.       — Ты — первое существо, которое летело рядом со мной. И второе — кому я предлагал.       Ведь человеческие инструкторы не в счет. А, получив лицензию, вместе с собой Кроули звал только Азирафаэля. Полет на железной птице — это единственный полет, который можно было предложить, не боясь быть понятым превратно.       Но… вдруг… Азирафаэль тогда отказался не потому, что боялся самолета, а потому что… Без веской на то причины в полет не зовут? Полет — это ведь крайне личное, это почти…       Не думать, уже не думать. Даже если… что бы он тогда себе ни решил…       Позже ведь Кроули поцеловал его — и здесь не могло быть двусмысленных толкований. Что получил в ответ? Хлесткое «я прощаю тебя». За что прощает? За вывернутую наизнанку душу, за искренность, за самого себя, оголенного, как нерв, протянутого на раскрытых ладонях?       Кроули сглотнул, возвращаясь в «здесь и сейчас».       Что ж… Верховный архангел Азирафаэль. Ты побрезговал демоном — твое право. Может, брошенная тобой мне и Земле на растерзание пигалица не побрезгует? Она же как теплое тесто — пластичная. Только бы отважилась… А дальше…       Мюриэль трясло.       «Он что, совсем чокнутый?!»       Риторический вопрос. Ответа не требовалось.       То из переулка не взлетает, то готов скинуть с самолета, как птенца казарки со скалы. И хотя птенцы, как правило, выживают, метод выйти из гнезда изуверский.       Но, видно, демоны не умеют по-другому. Не могут они по-ангельски. С мягкими улыбками, чинными поклонами и долгими рассусоливаниями, как, где и когда.       Неудивительно, что Азирафаэль сюда не сунулся. Это противоречит ангельскому нутру. Кроули спонтанен и резок, как горный ветер. Такого не укротишь — он сам себе на уме. Дует, воет, морозит. Неласковый, дерганый, нервный.       Но… он единственный, кто мог ей помочь.       Мюриэль поежилась. Против ветра плюнет только дурак: прилетит обратно. С ветром нужно ладить: он может надувать паруса и двигать лопасти мельницы. Люди даже научились вырабатывать с его помощью энергию!.. Уж если люди научились такому, чему могут научиться ангелы?..       Сперва Цессна ворвалась в небо — теперь небо врывалось в нее: грохотало, выло, забиралось ледяными пальцами в каждый угол, разыскивая, что бы украсть, что бы вытянуть. Кроули стоял с протянутой рукой — словно нищий.       Глаза у Мюриэль были гигантские. Чайные блюдца, а не глаза.       — Ну же, решай. Мое терпение не резиновое.       Видимо, Мюриэль слишком долго думала. На губах Кроули мелькнула горькая усмешка. Ну уж дудки!       Она сбила его с ног прежде, чем он сказал что-то еще. Кажется, он не привык к прикосновениям, поэтому пытался отшатнуться, улизнуть. Но Мюриэль перла напролом и врезалась лбом ему в плечо. Выбила десять из десяти. Ну, он худенький, хлипенький, дунь-плюнь — схлопнется. Неудивительно, что они вывалились из дверного проема и уже под ее визг полетели вниз.       «О, Мюриэль. Ты идиотка года».       Она, как утопающая, цеплялась за него, а он что-то усердно орал ей в ухо. «Ори-не ори, все равно не отцеплюсь! Нет-нет. Расставаться с телом, так с музыкой и демоном под пузом!»       Раздался хлопок. За ним эхом — второй. Мюриэль резко подбросило вверх, будто ее подсекли. Ах, ну да… крылья и все такое. Целых две пары.       В свободном падении Кроули потерял очки и остатки достоинства. Ага! Тоже испугался! Так-то! Не только ему, демону, ангелов запугивать! Мюриэль тоже ого-го. А он оказывается с веснушками на носу и щеках. И золото за пределы радужки расплескивать умеет. И выражение лица у него тоже может быть очень глупое!       А перышки серые. Словно в саже извазюкал, а почистить забыл. Потри щеточкой — поди и побелеют!       — Смотри — хлопают! — Мюриэль нервно улыбнулась, медленно разжимая пальцы с плеч Кроули. Оглянулась. Ух ты. Ничего себе она умеет. Крылья и правда нужны для полета! А не только для того, чтобы перья в чернильнице обновлять. — Кроули! Смотри! И правда хлопают!       Кроули успел зашипеть и выматериться на трех живых языках и одном ныне мертвом. Какой из нее утенок? Мартышка чокнутая! Да будь он благословен, если еще хоть раз… хоть один чертов раз…       «Хлопают»… Попробуй-ка не хлопать, а лететь! В спутную струю захотела? Двигатель из птицы фарш сделает. А из ангела?       Кроули все так хорошо распланировал: плавно, спокойно… Чтобы не напугать, а раз и навсегда влюбить: в крылья, в небо… Давно, очень давно он, с ума сойти, разлетывал братьев и сестер, только шагнувших в жизнь из материнской благодати.       Но эта — птица гордая — с пинка полетела. Или это Кроули с пинка полетел? Хорош «инструктор-сам-выпал-из-самолета».       Он сощурился, посылая взгляд вверх. Благо, сразу запрограммировал Цессну в зону ожидания. Теперь не придется чудесить — пусть себе кружится.       «Чтобы я вернулся — и нашел тебя на этом же круге — поняла? И не вздумай отмазываться закончившимся топливом. Какой-то паршивый керосин — не повод падать!»       Ничего, Цессна умничка. Эта птичка не подведет. Чего не скажешь о другой… птичке. До грации полета Мюриэль было пока как до луны пешком — она неуклюже молотила крыльями, загребая ветер и лишь каким-то чудом ухитрялась держать высоту. Петляла при этом на загляденье. Кроули позволил ей совершить несколько фигур высшего пилотажа. Потом все-таки пощадил, цапнул за руку.       «Ну хватит вертеться — не флюгер».       К этому моменту шок улетучился вместе с праведным гневом. Хвалить идиотку конечно не за что, какова нахалка! Но летит же… Вот, и поворачивать научилась, и поймала центр тяжести наконец…       Под ними сигналил, гремел доками, гудел машинами, парил трубами многомилионный город. Полночь на носу, а он не спит. Город-лунатик. Кажется, Сити они уже пролетали раза два…       — Хорош, для первого раза хватит.       — Что?! — еще руку к уху приставила, мол, плохо слышит. Все она слышит! Пигалица! — Я сдала экзамен?       — Сдала-сдала, гони зачетку, ставлю «хорошо».       — А почему не «отлично»? Может, еще кружок?       «А ведь вошла во вкус!»       — Не повторяй ошибку Икара. Тот тоже сразу хотел на «отлично», а в итоге погорел.       — Что? — снова приставляет руку к уху. — Капитан, это приказ?       Натерпится он с этой девкой!       — Как капитан воздушного судна, приказываю вернуться на борт. Немедля!       В воздухе особо не поболтаешь — слова, едва появившись изо рта, тотчас уносятся прочь. Для того изобрели язык жестов, особый небесный танец.       Первыми танцевать научились не пчелы, нет.       То были ангелы.              Когда Кроули потащил Мюриэль обратно к покорно выполняющей «зону ожидания» Цессне, ангел уже висела безвольным вымотанным балластом. Она что там себе думает, если Кроули — демон, то у него и грузоподъемность какая-то особенная? Ну не пушинка же!       Конечно, можно было бы сразу приземлиться в городе, а с Цессной договориться — пусть бы вернулась домой сама. Но Кроули слишком устал. В самом деле… это был адский день. И адская ночь. И две недели адского запоя тоже не стоило сбрасывать со счетов. Нет уж, проще сделать по-человечески, хоть глаза и слипаются, и хочется свернуться тугими кольцами… Какое же удобное пилотское кресло. Доползти бы до него…       Дверь встала в пазы, отрезая небесный шум. Гул двигателей теперь казался воистину ненавязчивым шепотом. У Кроули растрескались губы, а еще слезились глаза — вот они, последствия спонтанного вылета.       — Давненько меня ангелы не сбрасывали, — хрипло прокаркал Кроули. — Нет, каково, а…       — Там не было кипящей серы, — Мюриэль стушевалась, потерла глаза. — Не считается.       Крылья им, что ли, связали, что они спикировать не могли?       Нет, Кроули точно не последователен. То крылья, Падение и все, что было до — личное, то сам гаркает фразочки. Азирафаэль, наверное, с ним с ума за шесть тысяч лет сошел, пытаясь усидеть на двух стульях: выведать все и не задеть вопросами. А, может, Азирафаэль и не выведывал?.. Может, ему было все равно?       Краем глаза Мюриэль рассматривала профиль Кроули: останься демон в чине, она бы и подойти к нему не рискнула. Старшие не отличались дружелюбием, зато высокомерием — еще как.       На языке вертелись вопросы, но все они были под запретом. «Праздное любопытство» — так это, кажется, назвал Кроули? Что ж. Значит, она помолчит. Не страшно. Молчать Мюриэль умела отлично. Сказывались тысячелетия практики.              Обратная дорога получилась не сказать чтобы адовой, но и не особо приятной. Кроули чудесил напропалую: чтобы сесть на закрытый аэродром без систем, огней и диспетчерской поддержки, чтобы подчистить за собой все следы и отбуксировать Цессну на положенное место, чтобы «замылить глаза» камерам слежения, чтобы пригнать такси…       Мюриэль совсем притихла. Ничего, пусть переварит впечатления. Свернувшись желтым комочком в кресле, ангел прижималась щекой к стеклу. Интересно, она уже пробовала спать? Или пока своим умом до этого не дошла?       Кроули было не обязательно провожать ее до порога — но он почему-то проводил. Куда ему спешить, в конце концов? У него есть все время этого мира, и, кроме ящика виски в багажнике Бентли, на этой Земле его ничего не ждет.       Вот стоило спасать этот мир, если он такой бесприютный?       Мюриэль завозилась с ключами. Кроули продолжал стоять на крыльце, ждал, когда она уже войдет внутрь.       — Тебе точно в машине жить нормально? — Мюриэль оглянулась через плечо. — А то у меня много комнат. Они вряд ли в твоем вкусе, но всегда можно немного переделать. Ты в машине не растянешься. У тебя слишком длинные ноги. Да и цветочкам там не нравится. Они мне сказали. По секрету.       Она прокрякала (и звучало это впрямь так) чуть больше тридцати слов. На каждые десять Кроули находил повод возмутиться. Правда, он слишком устал, потому даже мысленно возмущался вполсилы. Не «у тебя», девочка. Это не твой магазин, и твоим он никогда не будет! Не ты его открывала, не ты его захламляла, не к тебе я приехал, как последний дурак, с конфетами и цветами, не твое имя на вывеске…. Ты — просто смотритель, ВрИО — не больше!»       Ведь, если не так, то какие еще могут быть причины… вернуться? У него?..       Есть у людей какой-то слезливый фильм… Кроули не мог вспомнить название. Только грустного пса на вокзале. Неужели и сам он теперь будет так — вечно ждущей змеей? Старое пресмыкающееся, антиквариат среди антиквариата.       Хандра, опять хандра. Это от усталости. Нужно поспать хорошенько.       Кроули прочистил горло.       — Ты что, разговаривала с моими цветами? М-кхгн… Не советовал бы принимать их слова на веру. Они — сплетницы-приживалки каких поискать! Им только дай языки распустить… И… гмкхм… Мне-то в машине нормально, а вот она не в восторге. Она меня любит, но не круглые сутки. Как женатым — нужно иногда отдыхать друг от друга…       «Да закрой ты уже рот. Болтливость — это тоже от усталости. Мюриэль так неуклюже уговаривает тебя остаться не потому, что печется о тебе с твоими… ногами, или о Бентли, цветочках. Она ж боится всего на свете. От арендаторов до счетов за коммуналку. Она тоже хочет гарантию, хочет держать тебя близко, под рукой, быть уверенной, что не останется в одиночестве. Ведь отпустишь змею — и ищи-свищи ее потом».       В любой другой день Кроули не принял бы это дурацкое приглашение. В самом деле… Если за минувшие годы истинный хозяин магазинчика не счел нужным позвать демона под свою крышу, то как может это делать… она? Кто ей вообще позволил? Но Кроули и правда слишком устал. Он сухо кивнул:       — Мне хватит дивана в задней комнате.