Самый глупый вопрос

Свет ультрафиолетовой лампы делает Джорно в респираторе и силиконовом фартуке на голое туловище, в одних лишь брюках, похожим на пришельца. Его брови — тонкие и изящные — сильно хмурятся, пока глаза юноши наблюдают за реакцией в чашке Петри. — Джоджо? Фуго осторожно стучится, чтобы ненароком не отвлечь босса от важных дел. — О, здравствуй. Так быстро доехал? Заходи. Из-за респиратора его голос слышится немного приглушённо. Джорно мгновенно распрямляется, едва заметив Паннакотту у двери. — Пробок сегодня мало, почти нет. Джованна встаёт и снимает респиратор, а за ним и фартук, скидывая их на стул. Фуго кратко улыбается и поджимает губы. Паннакотта не совсем понимает, почему Джорно работает с оголённым телом — так куда больше возможность попадания химикатов на кожу, ожогов и просто нежелательного запаха. Хотя, может, и наоборот, если запах впитывается в одежду, то потом его куда сложнее вывести, чем просто душистым гелем для душа. А у Джованны он всегда душистый. Наверное, он пользуется органикой. Сейчас видно, как его тело блестит от пота под светом ламп — тяжёлая умственная работа напрягает не только голову, но и тело. Джорно берёт протянутую Паннакоттой папку и, с секунду оглядев её, переводит взгляд на юношу. Паннакотта никогда не понимал, с этим сложно было спорить. Но вряд ли он мог что-то возразить Джорно, такому Джорно, от которого очень сильно пахло им. Фуго тянется к выключателю — иначе ультрафиолет вот-вот проест его мозги. Свет сменяется на белый, но это ничуть не меняет ситуацию. Джованна по-прежнему смотрит на него, только разве что с фиолетовым цветом спектра на задворки сознания ушли странные огоньки в его глазах. — Прости, мне стоило разобрать их раньше, чтобы не отвлекать тебя от работы. — Всё хорошо, Паннакотта, — отвечает Дон и открывает папку. — Нам же нужно, чтобы всё было в рамках закона. Его улыбка до ужаса наивная. Настолько наивная, что в неё отказываешься верить. Поэтому Джорно мог внушать тревогу. Иногда он выглядел слишком правильным для того, чтобы не заподозрить обратное. Харизма — это обоюдоострый меч. — С шестого листа начинается какая-то ахинея, я бы так сказал. Насчёт налогов расписано всё мутно, никакой конкретики, — Паннакотта делает шаг ближе к Джорно и пальцем указывает на листок в его руке. — Так что мы либо ставим им ультиматум, либо обсуждаем дополнительно и эти условия. Джованна понятливо кивает, не поднимая глаз, а затем смело усмехаясь. — Всё-таки надо было послушать Мисту. Неспроста была та клоунада с ними в ресторане. Оба усмехаются, и Паннакотта мельком бросает взгляд на руку Дона, которая с нажимом потирает шею. — У тебя есть дела? Джорно отвлекается от бумажки и смотрит вопросительно. Фуго выдаёт поспешно: — Нет, это были последние. — Отлично. Джорно встаёт с кресла и со шлепком откидывает папку на стол, разминая плечи. — Значит, выпьешь со мной? — Фуго не может себя простить. Паннакотта может понять эту легкомысленность и отвлечённость. Даже Джорно, такому недочеловеку-недобогу, взвалившему на себя огромный груз, нужен отдых. Ему и самому частенько хотелось пустить в шредер бесконечные бумажки, от монотонных текстов на которых перед глазами расплывалось. Работа есть работа. А он — часть этой системы. — Истина в вине, — говорит он больше сам себе, чем Джорно, и улыбается изо всех оставшихся внутри сил. Он принимает из рук Джованны бокал красного брюта — единственное, что пьёт Дон в лаборатории. — Я тоже всё равно закончил. Паннакотта опирается на край стола в ожидании, что Джорно займёт кресло — но он облокачивается рядом, так, что можно слышать запах его лоснящегося тела. — А бумажки всегда успеем подписать, — улыбается он, кивая назад. Они сидят в тишине. Тишине полной, потому что Джорно привык работать без музыки, он не включает радио. Да и к тому же оба знают, кто о чём думает: Джорно — о паршивцах-продавцах, колумбийцах и, наверное, о предстоящем ужине. Фуго — чуть-чуть об этом, но больше, конечно, ни о чём. Звенящая пустота мысли. Паннакотта прячет взгляд в винных слезах, когда ладонь Джованны ложится ему на колено. — Поедем ужинать? — Только после того, как завершим начатое, — быстро отвечает он, не желая задумываться над этим жестом. — Миста присоединится к нам. — Так даже лучше, — не врёт юноша, допивая последние капли вина. Джорно убирает ладонь, склоняет голову и прикрывает глаза. — Конечно.

***

— Если эти обмудки не согласятся на повторную встречу, они добавят хлопот не только нам, но и себе, — Миста привык разговаривать с набитым ртом, активно жестикулируя приборами в воздухе — и этот раз не исключение. — Я более чем уверен, что они не так наивны, Миста, — кусочки красной рыбы отходят от костей слишком легко, и вскоре отправляются в рот. — Фуго прав. Они знают, с кем имеют дело. Видно, что Гвидо не совсем нравится этот разговор, потому что сейчас он хмурится, пережёвывая кусочек томата, и явно готовится что-то сказать в ответ. — Можно предугадать их возможные шаги, — начинает Джорно, едва Миста открывает рот. — Что они очень расстроятся, услышав голос Фуго на том конце провода, и всё же, скрипя зубами, согласятся на наши условия, но точно затаят на нас обиду. Если они всё же глупее, чем мы о них думаем, то могут попытаться отомстить. Гвидо усмехается: только редкостный идиот будет вставлять палки в колёса Passione — огромной, но пугающе манёвренной машине, которая распростёрла свои руки куда дальше простой контрабанды, утилизации токсичных отходов и экспорта каннабиса. — Я бы не стал забивать этим голову сейчас, — осторожничает Паннакота, обратив внимание на чуть более обеспокоенный, чем нужно в такой ситуации, тон босса. — Marmi Adige не главный наш приоритет сейчас. Джорно смахивает пустые створки мидий на край тарелки и откладывает вилку. — Но нам нужно решить эту проблему до того, как появится главная. Он делает короткий глоток некрепкого вина и подминает губы. Фуго щурится.