Точка невозврата

Март начался с ослепительно яркого солнца, отражающегося от гладкой поверхности Сены и заливающего город золотистым светом. Но для Стефана это время не стало поводом для радости: он оставался замкнутым и погружённым в привычное уединение. Каждое утро ему напоминала о себе рана на руке. Боль была ноющей и раздражающей, особенно когда он забывал ограничивать движения. Однако Стефан давно научился игнорировать этот дискомфорт, сосредотачиваясь на работе. Заграничные поездки, которые раньше были частью его жизни, пришлось отложить из-за рекомендаций врачей, которые настаивали на осторожности. Стефан нехотя согласился, понимая, что рисковать сейчас нельзя. Его кабинет на набережной Орсэ стал его маленьким убежищем — местом, где можно было спрятаться от лишнего внимания и ненужных вопросов. Иногда, когда боль становилась особенно сильной, он отвлекался, рассеянно разглядывая реку за окном, и мысленно отсчитывал минуты до следующего совещания. Занятость позволяла забыть о травме, пока лёгкая боль снова не напоминала о ней. Но в этой новой рутине Стефан каждый день получал привычные уже букеты цветов. Сегодня — от «G», завтра — от «J». Он давно перестал задаваться вопросами о том, кто их отправляет и зачем. Вместо того чтобы искать скрытые смыслы, он принял это как некий странный ритуал, позволяя себе просто наслаждаться моментом. Цветы были восхитительны, но их становилось всё больше, и Стефан терялся, не зная, куда их девать. Он наполнил дом вазами, стараясь не смешивать букеты, но всё чаще задавался вопросом, что делать, если цветов станет слишком много. Было бы неплохо, если бы его тайные дарители немного подумали об этом до того, как это превратится в проблему для самого Стефана. Каждое послание, сопровождавшее букеты, отличалось лаконичностью. Простые, но тёплые слова вроде «Ты замечательный», «Помни, тебя ценят» или «Сегодня прекрасный день, правда?» трогали его. Эти записки стали для него неожиданным источником вдохновения. Кроме того, главные нарушители покоя не забывали напоминать о себе. Каждое утро начиналось с сообщений. Габриэль писал сдержанно и коротко, тогда как Жордан привносил лёгкость и игривость, сопровождая свои слова яркими стикерами, которые неизменно вызывали улыбку. Вечерами их внимание не ослабевало. Жордан делился смешными историями, рассказывал о своём дне и неизменно желал «самых прекрасных снов». Габриэль, напротив, был более сдержан: он интересовался, как прошёл день, и напоминал не переутомляться. Их голоса становились для Стефана успокаивающим ритуалом перед сном. Но, пожалуй, самым удивительным было то, как Габриэль всё чаще стал появляться в министерстве. Поначалу эти визиты казались случайностью: нужно было подписать документы или обсудить вопрос, который легко мог подождать. Но каждый раз, входя в кабинет, Габриэль изучающе смотрел на Стефана. — Ты ел сегодня? — однажды спросил он без предисловий. Ошеломлённый, Стефан лишь кивнул. Иногда Габриэль приносил еду, не оставляя выбора. — Поешь, — говорил он твёрдо, но спокойно, так что Стефан не решался спорить. Для Стефана это было странным. Он привык полагаться только на себя, не подпуская никого слишком близко. Но Габриэль и Жордан словно не замечали его барьеров. Или видели их, но сознательно игнорировали. Стефан колебался. Принять эту заботу значило допустить, что она разрушит стены, которые он выстраивал годами, чтобы защитить себя от боли и разочарований. Но вместе с этим он ощущал почти детскую радость, которую так давно не позволял себе. Жордан, в отличие от Габриэля, не мог навещать Стефана, но нашёл свой способ заботиться о нём. Когда рабочий день затягивался, он предлагал подвезти его домой. У входа в министерство Стефана уже ждал тёмно-серый Aston Martin. Жордан никогда не появлялся с пустыми руками. Едва Стефан пристёгивал ремень безопасности, как тот протягивал ему термос с горячим шоколадом и небольшой пакет, источающий аромат свежей выпечки. — Это чтобы ты не забывал, что жизнь — это не только работа, — говорил Жордан с мягкой улыбкой. Сначала Стефан пытался отказаться. Его привычная настороженность заставляла держаться на расстоянии — он не хотел обременять других, не хотел, чтобы кто-то чувствовал себя обязанным заботиться о нём. — Жордан, правда, не нужно… — начинал он, но тот лишь с улыбкой качал головой, упрямо протягивая термос и пакет. — Держи. И не спорь. Стефан неохотно принимал. — Спасибо, — говорил он почти шёпотом. Он чувствовал, что не может найти правильных слов, поэтому просто украдкой смотрел на Жордана. Тот был сосредоточен на дороге. Его лицо освещалось то мягким светом уличных фонарей, то яркими бликами фар. В его выражении читалась спокойная уверенность. Лёгкий прищур, движение губ, когда он негромко напевал мелодию из радио, — всё это словно завораживало Стефана. Иногда Жордан замечал его взгляд и бросал короткое: — Всё в порядке? Стефан поспешно отводил глаза, чувствуя, как лицо вспыхивает румянцем. — Да… Всё хорошо, — отвечал он хрипловатым голосом, кашлянув, чтобы вернуть себе уверенность. В эти моменты в его памяти звучали слова Агаты: «Ты должен позволить себе быть любимым, Стефан. Иногда забота — это не то, от чего нужно защищаться, а то, что нужно принять». Может быть, она права.

***

В один из вечеров, когда Жордан вновь встретил Стефана у министерства, тёплое чувство спокойствия неожиданно накрыло Стефана, пока он сидел на пассажирском сиденье. В руках он держал стакан горячего какао, который Жордан привычно протянул ему ранее. Сладковатый аромат напитка заполнял салон, смешиваясь с тонкими нотами кожи обивки и ненавязчивым запахом парфюма Жордана. Стефан устроился в кресле, подогнув ногу и опершись на подлокотник, а его взгляд скользил по окнам домов, свету фонарей и фигурам редких прохожих, мелькающих в свете фар. Жордан крепко держал руль и лишь изредка поглядывал на Стефана, замечая его расслабленное выражение. Он не спешил нарушать тишину, словно понимая её ценность. Однако мысль, занимавшая его последние дни, требовала разговора. Набравшись решимости, он заговорил, когда они свернули на улицу, ведущую к дому Стефана. — Ты… думал о дне рождения Габриэля? — его голос звучал спокойно, но в нём угадывалась едва уловимая напряжённость. Стефан отвёл взгляд от окна, слегка нахмурившись. Вопрос застал его врасплох. — Размышлял, — ответил он после короткой паузы, снова переведя взгляд на улицу. Его голос был ровным, но в нём слышалась нерешительность. — Но пока ничего не решил. Он действительно задумывался об этом, но каждый раз, когда мысли возвращались к предстоящему событию, его охватывало странное беспокойство. Любое проявление инициативы казалось излишне личным, словно он мог нарушить некую хрупкую грань. Жордан кивнул, не отрывая взгляда от дороги. Свет уличных фонарей мягко выхватывал его черты из полумрака салона. Обычно расслабленное лицо выглядело сосредоточенным, а руки крепко обхватили руль. Стефан заметил это боковым зрением, но промолчал. Он сам погрузился в мысли, наполненные сомнениями и противоречиями. Ему хотелось остаться в стороне, но в то же время какая-то тихая внутренняя потребность подтолкнуть себя навстречу не отпускала. Тишина, заполнившая салон, начала давить. — Я думаю, Габриэль был бы рад… любому твоему вниманию. Даже небольшому, — наконец произнёс Жордан, не отрывая взгляда от дороги. Стефан почувствовал, как внутри что-то болезненно сжалось. Он отвернулся к окну, пряча своё лицо, и сосредоточился на силуэтах деревьев, мелькающих за стеклом. Глубоко вдохнув, он тихо напомнил уставшим голосом: — Я понимаю. Но я ещё ничего не решил… Жордан коротко кивнул, но выражение напряжения не исчезло с его лица. Остаток пути прошёл в молчании. Жордан сосредоточился на дороге, а Стефан украдкой поглядывал на него, пытаясь уловить хоть намёк на его мысли. Его собственные ладони крепко сжимали стакан с какао. Тепло напитка приятно согревало пальцы, но тревога внутри не исчезала. Стефан понимал, что Жордан прав: Габриэль действительно оценил бы даже небольшое внимание. Однако дело было не в самом подарке, а в чувствах, в которых он никак не мог до конца разобраться. Когда машина мягко остановилась у подъезда, Стефан повернулся к Жордану, будто собираясь что-то сказать, но слова застряли в горле. Ему хотелось выразить благодарность за вечер, за внимание и заботу, но он не знал, как подобрать правильные слова. Жордан заметил его замешательство и лишь улыбнулся, почти неуловимо. — Доброй ночи, Стефан. Стефан опустил взгляд, едва заметно кивнув. — Спасибо, что подвёз, — ответил он тихо, чувствуя, что его голос звучит слишком сдержанно. Открыв дверь, он вышел из машины, и прохладный вечерний воздух тут же окутал его. Захлопнув дверь, Стефан остановился на тротуаре, глядя, как Жордан, снова крепко обхватив руль, готовится уехать. На мгновение их взгляды пересеклись через стекло, и в глазах Жордана мелькнуло что-то, что заставило сердце Стефана сжаться. Может быть, это была усталость, может это легкая грусть, а может, просто непроизнесённые слова, которые оба боялись сказать. Когда автомобиль скрылся за углом, оставив лишь слабый след красных огней, Стефан остался стоять у подъезда. Ночной воздух казался холоднее, чем несколько минут назад, и тишина, что накрыла его, принесла с собой то же гнетущее ощущение, которое преследовало его последние недели. Тревога смешивалась с растерянностью, виной и какой-то неуловимой тоской. Войдя в квартиру, Стефан снял пальто, повесил его на вешалку и прошёл в гостиную. Он не стал включать свет. Полумрак, рассеянный уличными фонарями, льющийся из окна, казался ему более подходящим. Он опустился на диван, выдохнул и закрыл глаза, позволяя накопившейся усталости захватить его. В голове снова зазвучал голос Жордана: «Любое проявление внимания…» Стефан провёл ладонью по лицу, затем беспорядочно взлохматил волосы. Перед глазами всплывали образы: улыбка Габриэля, его искренность, те редкие моменты, когда они могли быть собой — без напряжения, без масок. Но за этим приходил холодный шёпот разума: «А если снова будет больно? А если ты всё испортишь?» Он открыл глаза и уставился в потолок. Мысль о дне рождения Габриэля вновь всплыла, как неизбежность, от которой нельзя убежать. Проигнорировать это событие было бы неправильно, но что он мог сделать? Стефан не был готов к большим жестам, к ярким проявлениям чувств. Его голова склонилась на подлокотник дивана. Закрыв глаза, он попытался унять бурю мыслей, но тишина ночи лишь подчёркивала шум в его голове. Тревога всё ещё шевелилась где-то внутри, словно маленькое существо, которое никак не находило покоя. Однако среди этого хаоса вдруг промелькнуло что-то другое — едва уловимая, почти неощутимая искра… надежды. — Чёрт возьми… — пробормотал он, складывая руки на груди. Он задумался, сколько времени провёл в плену собственных страхов. Сколько раз позволял сомнениям диктовать свои поступки. «А вдруг Жордан прав?» — неожиданно мелькнуло в его сознании. — «Может, я сам всё усложняю, вместо того чтобы просто быть собой?» Стефан медленно поднялся. Остатки энергии, которых он, казалось, уже не чувствовал, вдруг пробудились. Босые ноги бесшумно ступали по прохладному полу, пока он не оказался в спальне. Остановившись перед зеркалом, он посмотрел на своё отражение. В слабом свете от уличного фонаря его лицо выглядело измождённым, но странным образом живым. Тонкая тень под глазами, растрёпанные волосы, напряжённая линия губ — всё это говорило о переживаниях последних дней. Он провёл рукой по волосам, приглаживая их назад, словно это могло помочь навести порядок не только во внешности, но и в мыслях. Стефан закрыл глаза, стараясь позволить ощущениям заглушить хаос разума. Решение всё ещё оставалось туманным, но он вдруг понял, что не обязан торопить его. Хватит стремиться угодить всем и всё продумывать до мелочей. Не искать рациональных доводов там, где их не должно быть. Иногда важно просто слушать своё сердце, каким бы непривычным это ни казалось. Эта мысль принесла с собой тихую, почти незнакомую лёгкость. Его губы тронула лёгкая улыбка. Он развернулся и подошёл к кровати, свернувшись в привычный клубок, как всегда, когда чувствовал себя особенно уязвимым. Постепенно напряжение начало отпускать его тело, а мысли, не прекращающие свою активность весь день, медленно угасали. «Завтра будет новый день», — подумал он, ощущая, как усталость берёт своё. — «Завтра я взгляну на всё по-другому. А сейчас…» Сейчас Стефан позволил себе просто быть. Без анализа. Без тревог. Без страха.

***

Совещание министров тянулось мучительно долго. Стефан, как обычно, аккуратно делал пометки в блокноте, стараясь не упускать суть обсуждения. Но каждый раз, поднимая взгляд, он встречал пристальный, изучающий взгляд Габриэля. От этого Стефан непроизвольно сильнее сжимал ручку, опуская глаза обратно на бумаги, и сосредоточенно делал вид, что целиком погружён в работу, время от времени нервно поправляя очки. Когда совещание наконец подошло к концу, участники начали покидать зал. Одни оживлённо обсуждали что-то с коллегами, другие торопились в свои кабинеты. Стефан методично сложил документы в аккуратную стопку, готовясь вернуться к своим делам. Он уже направился к выходу, как вдруг позади раздался мягкий, уверенный голос. — Стефан, у тебя есть минутка? Стефан остановился и обернулся. Габриэль стоял чуть в стороне, непринуждённо засунув руки в карманы брюк. В его осанке сквозила привычная уверенность, а в тоне звучала едва уловимая настойчивость, которую Стефан сразу почувствовал. — Нужно обсудить пару рабочих вопросов, — добавил Габриэль, не отводя взгляда. Стефан поднял брови в лёгком удивлении, но кивнул: — Конечно. Габриэль коротко кивнул в ответ и жестом пригласил его следовать за собой. Они вышли из зала и пошли по длинному коридору в молчании. Стефан пытался сосредоточиться на звуке шагов, но это не отвлекало. Рядом с ним шёл человек, который когда-то был ближе, чем кто-либо другой. Габриэль выглядел почти таким же, как в тот день, когда они встретились впервые: уверенная осанка, спокойствие в каждом движении, аристократическая сдержанность, которую он всегда умел демонстрировать. Стефан мельком взглянул на него и с тихой грустью подумал: «Как мало ты изменился». Когда они вошли в кабинет Габриэля, он закрыл за ними дверь, отрезая от остального мира. Габриэль жестом предложил Стефану сесть, но сам остался стоять. Он небрежно прислонился к краю массивного стола, скрестив руки на груди. Его поза выглядела расслабленной, но взгляд был задумчивым, почти отстранённым. Молчание повисло в комнате, наполняя её напряжением. Стефан чувствовал его тяжесть, но Габриэль, казалось, не спешил разрывать эту паузу, будто проверяя, кто первым нарушит хрупкое равновесие. Стефан опустился в кресло напротив стола, чувствуя себя крайне неуютно. Его пальцы крепко сжимали папку, так что костяшки побелели. Он пытался изобразить равнодушие, но напряжение выдавали каждое движение и неподвижная осанка. — Спасибо за подарок, — начал Габриэль тёплым, проникновенным голосом. Стефан поднял взгляд, в котором отражалось удивление. Он не ожидал, что разговор зайдёт о подарке, да ещё здесь и сейчас. Габриэль ненадолго замолчал, и его взгляд стал пристальнее, а на губах появилась едва заметная, почти загадочная улыбка. — Ты действительно нечто, Стефан… — тихо произнёс он, словно говорил это больше самому себе. Стефан поспешно отвёл взгляд, пряча смущение, и уставился на свои руки. В кабинете вдруг стало душно, хотя воздух был прохладным. — Это действительно было неожиданно, — продолжил Габриэль, его тон стал теплее, но в нём слышались оттенки грусти и чего-то неуловимо ностальгического. — Я даже не думал, что ты… помнишь. — Ты как-то говорил, что тебе нужен новый, — произнёс Стефан, стараясь сохранить ровный голос. — Я решил, что это будет… полезно. Ничего особенного. Комната наполнилась звенящей тишиной, от которой Стефан чувствовал себя ещё более скованным. Его взгляд беспокойно скользил по помещению, лишь бы не смотреть на Габриэля. Именно когда неловкость достигла пика, рука Габриэля неожиданно потянулась к Стефану. До того, как тот успел что-либо понять, тёплые пальцы мягко коснулись его лба, убирая прядь волос, упавшую на лицо. Движение было таким естественным, будто он делал это бесчисленное множество раз. На секунду время замерло, растянув этот миг в бесконечность. Пальцы Габриэля скользнули чуть ниже, невзначай коснувшись щеки. Это касание было лёгким, почти неуловимым, как дуновение ветра, но оставило за собой пылающий след. Стефан замер, широко раскрыв глаза. Его разум лихорадочно пытался осмыслить происходящее, но единственное, что он ощущал в этот момент, — это тепло, оставшееся на коже. Он медленно поднял взгляд, полный растерянности, и столкнулся с глазами Габриэля. Тот уже убрал руку, но его взгляд… Глубокий, серьёзный, наполненный чем-то, что Стефан боялся назвать, но отчего его сердце уже забилось быстрее. — Всё, что ты мне даёшь, — особенное, — сказал Габриэль с уверенностью, от которой Стефан почувствовал, как его лицо становится горячим. — Даже если ты считаешь это мелочью, для меня это знак. Знак того, что я тебе небезразличен. Стефан сжал край папки сильнее, будто это могло помочь ему устоять перед нарастающей волной чувств. — Даже простой лист бумаги от тебя я бы хранил, как самое ценное, — продолжил Габриэль, теперь почти шёпотом. — Потому что это значит, что ты думал обо мне, выбирая его. Твоё внимание для меня дороже любых подарков. В его глазах появилась нежность, давно забытая Стефаном, но всё ещё знакомая. Она пробудила в нём что-то старое, скрытое глубоко под слоем обиды и сомнений. Сердце билось так, словно пыталось вырваться из груди, а внутри расплывалось ощущение необузданного жара. Это было похоже на первые ростки, пробивающиеся сквозь лёд, — нежные, хрупкие, но полные жизни. Габриэль улыбнулся, совсем чуть-чуть, но эта улыбка смягчила его лицо. — Ты написал в записке, что надеешься, что этот фотоаппарат подарит мне новые воспоминания. И знаешь… я тоже надеюсь на это. Только хочу, чтобы в них был ты. Дыхание Стефана замерло, и он почувствовал, как внутри поднялась волна смешанных эмоций — волнения, страха, лёгкой радости. Он собрался с силами, чтобы не выдать себя, и, сделав вид, что не заметил скрытого смысла, хладнокровно отвёл взгляд. — Мы здесь для работы, Габриэль, — сухо ответил он, стараясь подавить нарастающий хаос внутри. Габриэль внимательно посмотрел на него, выжидая мгновение, а затем тихо вздохнул и медленно отступил к своему столу. — Ты прав, — произнёс он ровным голосом, открывая папку. — Я хотел согласовать детали проекта с Министерством экономики. Есть несколько нюансов, которые требуют твоего внимания. Стефан кивнул, пытаясь сосредоточиться. Он почувствовал облегчение от смены темы — и одновременно лёгкое разочарование, которое тут же попытался подавить. Габриэль начал говорить ровным, деловым тоном, сосредоточенно и без малейшего намёка на что-то личное. Это неожиданное возвращение к формальности сбило Стефана с толку. Он ждал какого-то очередного намёка, взгляда, жеста, но Габриэль выглядел полностью поглощённым обсуждением. Постепенно, вовлекаясь в рабочий процесс, Стефан ощутил, как напряжение, скованное в его теле, начинает утихать. Голос Габриэля звучал с той самой уверенностью, которую Стефан всегда уважал: он лаконично выделял главное и предлагал разумные решения. В какой-то момент они оба склонились над документами, и Стефан заметил, насколько естественно их мысли дополняли друг друга. Габриэль предугадывал вопросы и порой отвечал на них прежде, чем Стефан успевал их озвучить. Это напомнило времена, когда они работали слаженно, как одна команда. На миг ему показалось, будто ничего не изменилось. Увлечённо высказывая свою позицию, Стефан не заметил, как его горло пересохло. Продолжая говорить, он машинально потянулся к стоящей на краю стола чашке воды и не обратил внимания на то, как Габриэль внезапно замер, пристально наблюдая за ним. Сделав несколько жадных глотков, Стефан поспешно поставил чашку на место, не обратив внимания на капли, скатившиеся с края чашки. Они тонкой струйкой пробежали вниз по подбородку, исчезая за воротником белоснежной рубашки, оставляя влажный след. Напряженный, потемневший взгляд Габриэля проследил за движением капель воды по смуглой коже, задержавшись на месте, где ткань, пропитавшись влагой, слегка прилипла к коже, обрисовывая её контуры. Стефан, погружённый в мысли, продолжал говорить, не осознавая происходящего, пока не заметил, что Габриэль перестал следить за его словами. Он поднял удивлённый взгляд, нахмурившись. — Габриэль? — произнёс он настороженно. Но тот ничего не ответил. Он словно не слышал. Атмосфера в комнате мгновенно изменилась. И вдруг Габриэль резко встал, двигаясь с грацией хищника, готовящегося к прыжку. Он обошёл стол, не отводя взгляда от Стефана. Стефан замер, ощущая, как его пальцы судорожно сжались на коленях. Он пытался сохранить спокойствие, но дыхание стало неровным. Прежде чем он успел что-то сказать, Габриэль остановился у кресла, опираясь на его подлокотники, наклонился вперёд, и их лица оказались на опасной близости. Стефан невольно отклонился назад, но не отвёл взгляда. Дыхание Габриэля стало рваным. В его глазах, тёмных, как грозовое небо, горела странная смесь напряжения и внутреннего огня, от которой у Стефана перехватило дыхание. — Что ты делаешь? — выдохнул он, пытаясь сохранить твёрдость, но голос дрогнул. Вместо ответа Габриэль опустил взгляд к его шее. Там, где рубашка хранила следы влаги, ткань стала предательски прозрачной. Его глаза потемнели ещё сильнее, обнажая какую-то первобытную тягу, которую он даже не пытался скрыть. Стефан почувствовал, как его сердце забилось сильнее, гулко отдаваясь в ушах. Он попытался отвести взгляд, но не смог. Пространство между ними сузилось до предела, и тёплое дыхание Габриэля коснулось его губ. Стефан чувствовал себя пленником в этой ситуации — не только физически, но и эмоционально. Взгляд Габриэля, его близость, его запах, такой знакомый и в то же время пьянящий, окутали его, лишая возможности мыслить ясно. Габриэль чуть наклонил голову набок, изогнув губы в едва заметной, хищной ухмылке, от которой Стефан почувствовал дрожь. — Ты играешь с огнём, — тихо сказал он низким, вибрирующим голосом, полным сладкой угрозы и странной нежности одновременно. Стефан сглотнул. — О чём ты… — начал он дрожащим шепотом, но Габриэль не дал ему договорить. Вместо этого он склонился к его уху, и горячее дыхание скользнуло по коже, заставляя его задохнуться. И тогда Габриэль мягко прикусил мочку его уха, что вызвало у Стефана судорожный вздох, вырвавшийся на грани едва слышного стона. Габриэль уловил этот звук, будто охотник, ощутивший слабость добычи. Габриэль осторожно и медленно провёл губами по линии шеи Стефана, наслаждаясь каждым мгновением. Его прикосновения были едва ощутимыми, словно давая возможность отступить, но Стефан оставался на месте, крепко сжимая подлокотники кресла. Когда Габриэль достиг точки, где под кожей бился пульс, он замер, задержав дыхание. Его язык коснулся этого места, оставляя влажный, горячий след, и Стефан невольно тихо всхлипнул. Этот звук стал для Габриэля знаком того, что внутренние стены Стефана начинают рушиться. С каждым касанием Габриэль будто медленно стирал границы между ними, оставляя Стефана всё более уязвимым, даже если тот ещё не осознавал этого. Наконец, Габриэль оторвался от его шеи, но остался так близко, что Стефан чувствовал на коже его дыхание. Их взгляды встретились, и тёмно-карие глаза младшего мужчины пристально и оценивающе изучали каждую черту лица Стефана. Стефан выглядел потерянным, надломленным. Его лицо горело румянцем, а в глазах блестели слёзы, одна из которых уже скатилась вниз, оставляя за собой влажный след возле маленькой родинки. Едва заметно искусанные губы говорили о том, как отчаянно он пытался сдерживать свои стоны. Габриэль задержал дыхание, очарованный этой хрупкой красотой. На его лице мелькнула лёгкая, торжествующая улыбка, лишённая жестокости — в ней было только тепло и жгучее желание, которое он больше не пытался скрывать. Не отводя взгляда, он медленно наклонился ближе. Его язык мягко коснулся кожи, забирая солёную слезу с той самой родинки. Этот жест был одновременно трепетным и дерзким, интимным и настойчивым. Стефан вздрогнул, но все-таки прошептал: — Габриэль… Габриэль на мгновение замер, встретившись с ним взглядом. В его глазах читалось глубокое, жгучее желание, похожее скорее на невыносимую потребность, чем на простую страсть. — Если ты не хочешь, чтобы я взял тебя прямо здесь, на этом столе, — прошептал он хриплым голосом, — перестань дразнить меня. Стефан судорожно выдохнул, его губы дрогнули, но он не смог ответить. Вместо этого его взгляд метнулся куда-то за пределы настоящего, а в глубине его глаз начала проявляться тень паники. Его сознание сорвалось в бездну воспоминаний, и перед ним замелькали образы: грубые руки, тяжёлое дыхание, насмешливая улыбка, алкогольный запах, обжигающий его кожу. Паника накатила волной, сметая всё то, что ещё мгновение назад захватывало его душу. Габриэль не заметил этого сразу, увлечённый собственными эмоциями. Он осторожно протянул руку, коснувшись ладони Стефана, которая прикрывала его губы. Габриэль убрал её, мягко сжимая пухлые, напряжённые пальцы Стефана, а затем медленно скользнул языком по уголку губ Стефана, словно проверяя границы. — Скажи, чего ты хочешь, — прошептал он дрожащим от сдерживаемого напряжения голосом. — Скажи мне, любимый. Но вместо ответа Стефан тихо всхлипнул. Его дыхание стало прерывистым, в глазах блеснул страх. Он еле слышно прошептал: — Пожалуйста… Габриэль мягко провёл губами по мокрым щекам Стефана. В его голосе всё ещё чувствовалась сдержанная настойчивость, но он произнес мягче: — Да? Стефан снова всхлипнул, горло перехватило, и он, судорожно глотая воздух, прошептал: — Я… не могу… Не надо… Габриэль наконец остановился. Он внимательно посмотрел в лицо Стефана и увидел то, что до этого ускользало от него. В глазах цвета темного янтаря, вместо смущения и трепета, отражались страх и отчаяние. Мольба остановиться. Тело Стефана сотрясалось от мелкой дрожи, и в этом не было страсти, только подавленная паника. Внезапно Габриэль ощутил, будто земля ушла у него из-под ног. Его собственное желание, столь непреодолимое секунду назад, сменилось мучительным осознанием. В этот миг он увидел себя чужими глазами — как монстра, нарушившего чужую хрупкость. Габриэль медленно выдохнул, прикрыв глаза, стараясь взять под контроль бушующий внутри шторм эмоций. Желание, напряжение, тепло — всё испарилось в одно мгновение, оставив за собой горечь и тяжесть вины. Он медленно убрал руки с подлокотников кресла, на которые всё это время опирался, и, опустившись на одно колено перед Стефаном, застыл, оставляя тому пространство для дыхания. Его глаза, недавно пылающие хищным огнём, теперь выражали лишь раскаяние. Он медленно поднял руку и осторожно провёл ладонью по влажной щеке Стефана. Его прикосновение было таким бережным, будто он пытался стереть не только слёзы, но и саму причину их появления. — Прости, мое сердце… — прошептал он, голос дрожал. — Я не сделаю ничего против твоей воли, слышишь? Прости. Он не отводил взгляда, пытаясь уловить малейший отклик, но Стефан смотрел на него с настороженностью, обжигающей до самого сердца. Габриэль осторожно накрыл его сжатую в кулак руку, лежащую на коленях, и большим пальцем мягко провёл по напряжённым суставам. — Ты в безопасности, — добавил он, почти умоляюще. После этих слов он убрал руки, опустив их на пол ладонями вниз, демонстрируя, что не намерен вторгаться. — Всё хорошо, я обещаю. Стефан не ответил. Его плечи всё ещё подрагивали от сбивчивого дыхания, но напряжение, казалось, немного ослабло. Габриэль сидел молча, не двигаясь, боясь потревожить эту хрупкую тишину. Прошло ещё несколько мгновений, прежде чем Стефан закрыл глаза и сделал глубокий, неровный вдох. — Всё нормально… — проговорил он почти беззвучно. — Это не твоя вина. Эти слова, прозвучавшие так неуверенно, заставили сердце Габриэля сжаться от ядовитого чувства вины. Он открыл рот, собираясь возразить, но это невыносимое «всё нормально» заставило его замолчать. Он чувствовал, что за этими словами скрывается больше, чем Стефан мог сказать вслух, и потому решил не настаивать. Стефан отвёл взгляд и едва слышно добавил: — Я хочу домой… Габриэль сжал губы, внутренне борясь с нарастающим чувством беспомощности. Он не мог оставить Стефана один на один с его демонами и страхами. — Я отвезу тебя, — твёрдо сказал он, не оставляя места для возражений. — Я не отпущу тебя сейчас одного в таком состоянии. Взгляд Стефана чуть смягчился, и через мгновение он лишь коротко кивнул, сдаваясь. Он закрыл глаза, опустошённый и измученный. Габриэль не торопился. Он понимал, что Стефану нужно время и пространство, и он, оставаясь на коленях перед ним, продолжал следить за его дыханием, за каждым движением, за каждым признаком того, что мужчина перед ним понемногу приходит в себя, прежде чем отвезти его домой. По дороге домой в машине царила тишина, нарушаемая только ровным урчанием двигателя и шорохами шин по асфальту. Стефан сидел, отвернувшись к окну, но казалось, что он не замечал мелькающих городских огней, силуэтов деревьев и прохожих. Его взгляд был затуманен воспоминаниями, а лицо оставалось замкнутым. Габриэль время от времени бросал на него обеспокоенные взгляды, но не нарушал тишину. Его руки крепко сжимали руль, хотя дорога перед ним была свободной. Он пытался разгадать, что происходит в голове у Стефана, но ни одна из догадок не приносила ясности. За последний год Стефан изменился до неузнаваемости. Тот жизнерадостный и немного застенчивый человек, которого он помнил, исчез. Свет, который раньше согревал всех вокруг, потух, оставив лишь отстранённость и замкнутость. Габриэль не знал, что сломало его, но страх спросить был сильнее. Он боялся надавить, и тем самым ещё больше оттолкнуть. Но его собственные чувства с каждым мгновением становились всё невыносимее. Боль за того, кого он любил, была почти физической. Боль за то, что он сам не был рядом, когда Стефану, возможно, больше всего была нужна поддержка. Боль от того, что, даже вернувшись в его жизнь, он не мог до него достучаться. Габриэль чувствовал себя беспомощным. Когда машина остановилась у дома, Габриэль глубоко вздохнул, пытаясь найти нужные слова. Но Стефан, не дожидаясь, открыл дверцу машины. — Стефан, — тихо окликнул его Габриэль. Тот замер, но не повернулся. — Я не знаю, что тебя пугает, — продолжил Габриэль, и в его голосе звучала мягкая нежность. — Но, пожалуйста… не закрывайся от нас. Стефан едва заметно кивнул, но ничего не ответил. Его плечи оставались напряжёнными. Он быстро вышел из машины, захлопнул дверь и, не оглядываясь, направился к своему дому. Габриэль проводил его тяжёлым, полным обеспокоенности взглядом. Когда Стефан оказался в безопасности своей квартиры, он почувствовал, как мир вокруг сузился, оставляя его наедине с собственными кошмарами. Пройдя в спальню, он не стал включать свет. В полумраке он быстро скинул одежду, небрежно оставляя её на полу, и забрался под одеяло, натягивая его до самого подбородка, как ребёнок, пытающийся спрятаться от ночных страхов. Его тело постепенно расслаблялось, но его разум продолжал биться в хаотичных мыслях. Каждое слово, каждый взгляд Габриэля снова и снова всплывали в памяти, сталкиваясь с образами прошлого. Стефан крепко прижал подушку к груди, надеясь обрести в этом хоть каплю покоя. Однако покой так и не пришёл. Он хотел лишь одного — исчезнуть. Исчезнуть хотя бы на время, хотя бы во сне. И вскоре усталость взяла верх. Постепенно его сознание затуманилось, и он погрузился в сон, где его ждали старые призраки прошлого, напоминая о том, что он не сможет скрыться от своей боли.