Пэйринг и персонажи
Описание
Будущий пилот Формулы-1, Шарль Леклер, стремительно взлетевший к славе, рушит свою карьеру из-за скандала. Предполагается, что временное присутствие в безопасном лагере ООН решит проблему в глазах общественности, однако, спокойствие рушится в один миг.
Военное AU, где загадочный спаситель становится единственным путём Шарля, чтобы выжить.
«Ты веришь в судьбу?»
«Нет. Но иногда кто-то вроде тебя врезается в мою жизнь, и я начинаю сомневаться.»
Примечания
События не претендуют на крайнюю реалистичность, образы и веонные действия весьма собирательные - всё, чтобы насладиться историей.
Глава 3 — Distant embraces.
06 января 2025, 03:08
***
Вечер в ресторане был залит мягким, золотистым светом, который струился из подвесных ламп, оформленных в виде распустившихся цветов. Он нежно отражался в зеркальных поверхностях столиков и тонких хрустальных бокалах, превращая их в крошечные призмы, разбрасывающие радужные блики. Стены, украшенные деревянными панелями и бархатными обоями глубокого синего цвета, создавали уютный контраст с изысканной сервировкой. Между столами вились официанты в идеально сидящих белых пиджаках, их движения были быстрыми и бесшумными — можно было сравнить их с котами, ловко обходящими препятствия. Запахи — мягкие, ненавязчивые — плавали в воздухе: ноты ванили и свежих цветов смешивались с ароматами изысканных блюд. На столах стояли вазы с белыми орхидеями, а на заднем плане играла струнная музыка, которую почти заглушал приглушённый гул разговоров. Вся обстановка будто подчеркивала статус собравшихся: безупречность, утончённость, богатство. За одним из столиков, ближе к огромному окну, сидели Шарлотта и три её подруги. Гигантские окна открывали вид на ночной Монако, сверкающий огнями, словно россыпь драгоценных камней, раскиданных по бархатной тьме. Шарлотта казалась частью этой картины: изумрудное платье подчёркивало её фигуру, а в волнах светлых волос мягко отражался свет ламп. Но её взгляд был сосредоточен не на собеседницах и даже не на огнях за окном — он то и дело возвращался к телефону, который лежал рядом с бокалом, экраном вниз. — Лили действительно счастлива, — сказала Жанин, играя бриллиантовым кольцом на пальце. — Видела её фото из Сен-Тропе? Они просто… сказочные. Амели, с чуть театральным жестом откинувшая волосы за плечо, добавила: — Я читала, что только на спальное платье она потратила пятьдесят тысяч. Ну а что, оно того стоило. Вы видели эту спинку? Катрин, хмыкнув, наклонилась чуть ближе к столу: — Удивительно, конечно. Только вот зачем тратить такие деньги? Если бы мой муж купил мне это платье за такую сумму, он спал бы с ним в обнимку в гостевой. Подруги рассмеялись, и их смех тонко, но уверенно слился с шумом зала. Лишь Шарлотта осталась равнодушной. Она медленно вращала бокал с шампанским в руке, наблюдая за движением пузырьков. Её лицо, как всегда, оставалось безупречно спокойным, но пальцы, чуть сильнее, чем следовало, сжимали ножку бокала. «Все так легко обсуждают платья, яхты, свадьбы…» — подумала она, отводя взгляд от сверкающего кольца Жанин. «А я? Я просто жду. Жду сообщения. Жду кого-то, кто сейчас, возможно, даже не думает обо мне». В её голове мелькнуло воспоминание о последнем сообщении, отправленном Шарлю. Оно по-прежнему оставалось непрочитанным, словно телефон был таким же равнодушным, как и она пыталась казаться. — Мой папа, между прочим, решил купить самолёт, — проговорила Амели, смахнув с себя смех. — Сказал, что яхты ему уже надоели. — Самолёт? — переспросила Катрин, изобразив лёгкое удивление. — Видимо, мне пора поговорить с мужем о новой машине. Амели засмеялась и повернулась к Сине: — А ты, Шарлотта? Какие у тебя планы с… твоим новым бойфрендом? Этот вопрос, хоть и был задан тоном безобидного интереса, ударил её, как гром среди ясного неба. Она невольно сжала пальцы на бокале, но быстро справилась, повернувшись к подругам с идеально отработанной улыбкой. — У нас… пока всё сложно, — ответила она, стараясь, чтобы её голос звучал легко, как будто в этих словах не было боли. Подруги понимающе кивнули, кто-то из них пробормотал что-то о «трудностях мужчин». Разговор снова плавно вернулся к моде и дорогим покупкам, но Шарлотта уже не слышала их. Её взгляд снова упал на перевёрнутый телефон, а в душе закрутилась знакомая волна раздражения. «Сложно? Это слово вообще ничего не значит», — думала она, глядя на золотистую жидкость в бокале. «Сложно — это отговорка. А правда в том, что я — девушка, которая ждёт. Я не хочу быть этой девушкой. Не хочу». Она сделала глоток шампанского, но его игристый вкус больше не приносил радости. Всё в этот вечер казалось горьким, тяжёлым, даже воздух был насыщен её раздражением. Шарлотта взяла себя в руки, снова включив безупречную маску уверенности, и вернулась в разговор. Но внутри неё всё ещё кипела обида, и даже идеальная обстановка этого роскошного ресторана не могла её погасить.***
Комната была освещена мягким утренним светом, пробивающимся сквозь узкое окно. Воздух ещё хранил свежесть ночи, но с каждой минутой становился теплее, наполняясь звуками просыпающегося дома. Шарль ощущал это даже сквозь сон — тихий шорох шагов за дверью, приглушённый разговор, стук чего-то деревянного о стол. Его сон прервало лёгкое похлопывание по плечу. Не грубое, но настойчивое. Он с трудом открыл глаза, которые всё ещё неохотно привыкали к свету. Перед ним оказался Рассел. Тот стоял у кровати, с едва заметной улыбкой: его светлые волосы были чуть взъерошены, а на лице читалась спокойная, но скрытая усталость. — Доброе утро, Леклер, — сказал Джордж тихо, чтобы не напугать его внезапным звуком. — Как ты себя чувствуешь? Леклер потянулся, чувствуя, как мышцы отзываются тупой болью. Его голос прозвучал хрипло, словно он не говорил несколько дней: — Лучше. Спасибо. Но тело… всё ещё болит. Он попытался встать сам, но едва ли мог подняться. Мышцы ног дрожали. Рассел, заметив это, слегка кивнул, не выказывая ни тени осуждения. — Это нормально, — сказал он. — Ты, считай, чудом отделался. Давай, я помогу. Он протянул руку, но не стал торопить. Шарль на мгновение колебался, прежде чем принять помощь. Ему не хотелось чувствовать себя беспомощным, но тело отказывалось подчиняться. Джордж осторожно помог ему подняться, поддерживая за локоть, чтобы тот не потерял равновесие. — Тише, — заметил он, когда монегаск едва не пошатнулся. — Не торопись, нам некуда спешить. Шарль морщился, чувствуя, как боль отдаётся в боках и ногах. Каждый шаг казался подвигом, но он старался не показывать, насколько тяжело. — Спасибо, — выдохнул он, когда они, наконец, дошли до двери. — Не за что, — спокойно ответил Джордж. — Давай в гостиную. Там будет удобнее, и ты сможешь немного прийти в себя. Гостиная встретила их ароматом свежей выпечки. Несмотря на скромную обстановку — пара низких стульев, старый диван с потертыми подушками (судя по следам на полу, кто-то перетащил его сюда утром) и деревянный стол с выцветшими следами от чашек, комната казалась уютной. На полу сидел Даниэль, рядом с маленькой девочкой лет шести. Он активно жестикулировал, пытаясь объяснить что-то на ломаном арабском. Его лицо было удивительно серьёзным, будто он вёл переговоры на высшем уровне, а не играл с ребёнком. — Нет-нет, это не машина! — воскликнул он, делая паузу, чтобы найти нужное слово. — Это… как ты говоришь… тайара! Девочка, Фатима, захихикала, размахивая в руках деревянной фигуркой, грубо вырезанной, но узнаваемой. — Тайара! Тайара! — радостно повторила она, её голос звенел, как мелодия. Шарль замер на пороге, наблюдая за этим странным, но трогательным зрелищем. Рассел, который поддерживал его, усмехнулся и кивнул на диван. — Давай садись, пока они тут спасают мир, — сказал он, помогая монегаску устроиться поудобнее. Леклер, морщась от боли, медленно опустился на диван. Он обвёл взглядом комнату, которая казалась непривычно оживлённой. — Тут всегда так весело? — спросил он, пытаясь скрыть усталость под лёгкой улыбкой. — Почти, — отозвался Рассел, прислоняясь к стене. В этот момент Риккардо, энергично махнув рукой, имитировал взлёт самолёта. — Нет-нет, этот сюда! А этот… он взлетает! — заявил он с таким энтузиазмом, что Фатима хлопнула в ладоши от восторга. Шарль, улыбнувшись, потянулся к одной из деревянных фигурок, лежащих рядом. Её грубые очертания напомнили ему военный самолёт. Он взял её в руки, внимательно рассматривая. — Это… самолёт? — произнёс он, больше для себя. Девчонка моментально выхватила фигурку из его рук, сжимая её так, будто защищала что-то священное. — Макс! — заявила она категорично, прижимая игрушку к груди. Даниэль засмеялся, наблюдая за её реакцией. — Спокойно, малышка. Он не заберёт твоего Макса, — успокаивающе сказал он, бросив насмешливый взгляд на Шарля. — Макс? — переспросил тот, недоумённо глядя то на девочку, то на Даниэля. — Эти фигурки сделал для неё Макс, — пояснил парень, всё ещё весело улыбаясь. — Она их обожает. И ревнует ко всем, кто их трогает. Шарль снова взглянул на Фатиму. Девочка прижимала деревянный самолёт к груди с таким упорством, что он невольно улыбнулся. — Ты их хорошо бережёшь, да? — мягко сказал он, стараясь звучать дружелюбно. Фатима кивнула, её огромные глаза смотрели на него с детской серьёзностью, которая заставила его улыбнуться шире. — Это наша Фатима, — сказал Риккардо, усаживаясь рядом с девочкой и делая вид, будто отдаёт ей честь. — Дочка хозяйки дома. И по совместительству главный генерал здешних войск. Фатима снова рассмеялась, её звонкий смех разрядил всю усталость в комнате. Она прижала фигурку ещё крепче, глядя на Даниэля с явным восхищением. Гостиная постепенно наполнялась звуками хлопот на кухне: тихие шаги, шуршание ткани, глухие стуки посуды. Айша, хозяйка дома, с ловкостью и уверенностью раскладывала тарелки и ставила на стол скромные, но аппетитные блюда. Рассел, стоявший рядом, внимательно слушал её короткие указания на арабском, явно понимая всё, что она говорит. — Фатима, убери игрушки, — сказала Айша, её строгий тон звучал как неоспоримое указание. Фатима, надув губы, всё же послушно начала собирать свои деревянные фигурки. Её маленькие руки ловко складывали их в груду, но лицо выражало явное недовольство. — Взрыв эмоций через минуту, — тихо прокомментировал Даниэль, наблюдая за сценой с ухмылкой. Джордж обернулся, качая головой: — Держу пари, что она всё-таки сделает то, что ей сказали, но с видом мученицы. Шарль, сидя на диване, наблюдал за этой сценой, слегка наклонившись вперёд. Всё, что происходило, казалось ему странным. — Почему никто больше не ест? — спросил он, обратившись к Расселу, который в этот момент передавал Айше тарелку с хлебом. Тот улыбнулся, аккуратно ставя другую тарелку на стол. — Ты проспал, Леклер. Абдулла — хозяин дома — ушёл на работу ещё до рассвета. — А Макс? — добавил Леклер, не успев скрыть нотку любопытства в голосе. Даниэль тут же включился, усмехаясь: — Макс? Наш великий и могучий? Он — человек «пяти утра». Исчезает раньше, чем первые лучи солнца покажутся из-за горизонта. — Ты преувеличиваешь, — перебил его Джордж, усмехнувшись. — Но да, Макс всегда уходит рано. У него своё расписание. Леклер посмотрел на них обоих, а затем перевёл взгляд на стул в конце стола, который оставался свободным. Айша, не дожидаясь, пока их разговор окончится, громко постучала ложкой по краю миски с супом. — Всё готово! — произнесла она на арабском, приглашая всех за стол. Фатима с радостным визгом запрыгнула на своё место, её лицо сияло в предвкушении. Рассел сел напротив Шарля, жестом приглашая его сделать то же самое. — Ешь, Леклер, — сказал он, спокойно. — Тебе нужно восстановить силы. После обильной трапезы, зал наполнился странным теплом. Монегаск ел молча, иногда отвлекаясь на беседы Джорджа и Айши, но его спокойствие казалось немного натянутым. За улыбкой и учтивым поведением скрывалась усталость и напряжение. Даниэль, находившийся в приподнятом настроении после долгого застолья, резко поднялся, хлопнув ладонями по столу. Его взгляд устремился на Шарля, который слегка насторожился, будто ожидал чего-то. — Ну, мистер француз, — произнёс Риккардо, указывая в сторону двери, ведущей в соседнюю комнату. — Пора заняться твоими бинтами. Ты же не хочешь, чтобы они превратились в чёрт знает что? Шарль закатил глаза, показывая своё недовольство, но не стал спорить, что он, вообще-то, монегаск. Он медленно поднялся, чувствуя, как тело с протестом отзывалось на каждое движение, и последовал за парнем. Комната, куда они вошли, была небольшой. Низкие деревянные полки вдоль стен были заставлены тканями, бутылочками с растворами и небольшими пучками сушёных трав. В углу стоял столик с плоской поверхностью, испещрённый царапинами и пятнами, который явно служил чем-то вроде медицинской кушетки. Лампа на стене отбрасывала мягкий свет, создавая тёплый, но слегка стерильный оттенок. — Садись, расслабься, — кивнул Даниэль на табурет, стоявший у стола. Шарль осторожно сел, стараясь не скривиться от боли, но лицо всё же выдало его состояние. Мышцы ныли, а плечо будто горело. Риккардо тем временем с деловитым видом начал перебирать запасы на полке, напевая себе под нос что-то невнятное, но ритмичное. — А ты частенько… на приколе? — спросил Шарль, следя за ним с изнемождённым интересом. Даниэль обернулся через плечо, ухмыльнувшись. — Только в плохие дни, — ответил он. — А у нас сейчас именно такой. Он собрал нужные бинты и небольшую миску с раствором, поставив всё на столик рядом с монегаском. Опустившись на одно колено, парень принялся разворачивать старые повязки, его движения были быстрыми, но осторожными. — Ну, неплохо, — произнёс он, осматривая рану. — Макс мог бы быть хирургом. Его бинты держатся так, будто их делал человек с обсессией к порядку. — И в то же время он делает это так, что я чувствую себя подопытным кроликом, — пробормотал Шарль с сухой усмешкой. Даниэль хмыкнул, не отрывая взгляда от повязки. — Ну, я, по крайней мере, нежнее. Хоть и не так аккуратно. Он обмакнул тряпку в миску с раствором и осторожно провёл ею по ране. Жжение вспыхнуло мгновенно, и Леклер стиснул зубы, но не смог удержать тихого вздоха боли. — Осторожнее, — сказал он, его голос был напряжённым. — Жгёт. Даниэль поднял на него взгляд, уголки его рта дрогнули в шутливой улыбке. — Это я ещё осторожничаю. А если бы ты видел, как Джордж что-то бинтует, ты бы молился вернуться к Максу. К тому же, это не розовая водичка, чтобы нюхать и мечтать. Шарль тихо хмыкнул, а затем качнул головой, наблюдая за ловкими движениями Даниэля. Комната постепенно наполнялась мягким запахом травяного раствора, а тёплый свет лампы смягчал напряжение, висевшее в воздухе. — Ты хоть умеешь шутить, — произнёс монегаск, уже спокойнее. — А ты хотя бы умеешь терпеть, — отозвался Даниэль, — Кстати, ты довольно крепкий для новобранца. Обычно ребята твоего типа ломаются после первого же удара. Шарль тут же напрягся: — Моего типа? — Ну… — Риккардо чуть помедлил, подбирая слова. — Ты выглядишь, как человек, который больше привык к мягкой мебели, чем к песку и пыли. Леклер с трудом сдержал ухмылку: — Это должно быть комплимент? Даниэль загадочно приподнял бровь: — Скорее, наблюдение. Ты точно не похож на того, кто копал окопы всю свою жизнь. Шарль ничем не выдал своих мыслей, но внутри что-то кольнуло. Риккардо тем временем снял бинт, закрывавший гигантский синяк на боку. Его глаза тут же вспыхнули лукавством. — Ого, а вот это… настоящий шедевр. — Шедевр? — переспросил Шарль, настороженно нахмурившись. — Абстрактное искусство, — Даниэль театрально поднял руки, словно художник, оценивающий полотно. — Назову это «Падение в пустыне». Монегаск только скривился, с усилием сдерживая болезненный стон: — Очень смешно. — Слушай, не мне судить, — продолжил парень, не унимаясь, — …нам стоит нанять оценщика, да? Он на несколько секунд замолчал, осторожно промывая рану, и в эти мгновения напряжение стало более неловким, а кожа покрылась мелкими вкравлениями мурашек. Шарль смотрел в сторону, избегая встречаться с Даниэлем взглядом. — Кстати, чем ты занимался до всего этого? — наконец задал вопрос Риккардо. Шарль вздрогнул, будто его ткнули в больное место. Быстро отведя взгляд, он выдавил: — Ничего особенного. Работал. Даниэль, не отрываясь от раны, прищурился: — Работал? Это звучит уклончиво. Ты точно не был бухгалтером. Леклер только пожал плечами, всем видом давая понять, что тема ему неприятна. — Не совсем. — Ага. Звучит как «я был тайным агентом». На губах Шарля дернулась слабая улыбка, которую он поспешил спрятать, опустив голову. — Ладно, закончили, — объявил «врач», откидываясь назад, словно горд своей работой. — Ты выглядишь… почти как человек. — Почти? Они обменялись взглядами, полными взаимного поддразнивания, прежде чем оба невольно усмехнулись. Что-то в манере Даниэля — лёгкость, остроумие, эта способность превращать любую, даже самую банальную ситуацию, в нечто забавное — напомнило Шарлю его лучшего друга. «Пьер… Мы ведь так и не поговорили после всего этого», — мелькнуло в голове. В памяти всплыл один эпизод: они стояли на набережной, облокотившись на парапет, и наблюдали, как солнце садится за горизонт. Это был тот самый вечер, когда Леклер впервые вслух поделился своим страхом провала. «Если что-то пойдёт не так, я просто…» — начал он, но Гасли перебил его, хлопнув по плечу. «Если пойдёт не так, ты просто сделаешь, как всегда: соберёшься, проклянешь всё на свете и потом снова окажешься лучшим. Иначе быть не может.» Шарль почувствовал, как что-то болезненно сжалось в груди. Он резко моргнул, возвращая себя в реальность.***
Леклер осторожно перебирал сухие травы, которые оставила ему Айша: ломкие стебли издавали тихий хруст, когда он разделял их по видам и откладывал в разные кучки. Запах терпкий, горьковатый. Каждый раз, когда рука поднималась, мышцы отзывавшись тупой болью, иногда их будто пронзало током, но Шарль упрямо игнорировал неприятные ощущения, сосредоточившись на задаче. За его спиной слышались приглушённые голоса. Рассел, склонившись над столом с картами, время от времени проводил карандашом по бумаге и сверял что-то с исписанными на арабском листками. Изредка Шарль бросал в его сторону косой взгляд. Было видно, что он колеблется, но внутри него явственно росло любопытство. Наконец, он не выдержал: — Что это? — спросил монегаск, продолжая сортировать травы, чтобы не выглядеть слишком нетерпеливым. Джордж лишь приподнял бровь, не отвлекаясь от карт: — Карты местности. У нас нет доступа к спутникам, так что всё приходится черпать из местных источников и собственных наблюдений. В его голосе звучала деловитая сосредоточенность, будто эти бумаги были ключом к чему-то очень важному. Шарль на миг задержал дыхание. — И это как-то связано с вашими планами? Рассел коротко кивнул, проводя карандашом по искривлённой линии на карте, которая была нарисована торопливой рукой. — Именно так. Как только все соберутся, тебе всё расскажут. В глубине души Леклер почувствовал нарастающую тревогу, но лишь вздохнул, продолжая механически перебирать растения. Какое-то время он молчал, потом робко поднял взгляд: — Даниэль ушёл сразу после… утренних процедур. А Макс? Джордж отложил карандаш, сцепил пальцы на столешнице и обернулся к нему: — Макс выполняет условия своего договора с лидерами группировки. — Что это значит? — проговорил Леклер, внимательно вглядываясь в лицо Рассела, пытаясь уловить скрытый подтекст. Тот произнёс это спокойно, но в его взгляде скользнула тень усталости: — Ничего опасного. Макс знает, что делает. Он всегда возвращается. Шарль почувствовал, как внутри него тревога, словно камень на дне реки, осталась лежать, не сброшенная. Он отвернулся, глядя на собственные руки. «Как всё это далеко от моего понимания», — подумал он с горечью. — Интересно, знают ли они, что со мной произошло… — сказал он почти шёпотом, будто не решаясь сказать это вслух. Рассел поднял голову, отодвигая карту: — Кто именно? Глаза Шарля метнулись к нему, взгляд стал сосредоточенным. — Моя семья. Должны же были узнать о том, что случилось. Мне не даёт покоя мысль, что они, наверное, терзаются от неизвестности… Джордж, казалось, хотел что-то сказать, но лишь с трудом выдохнул: — Здесь нет связи с внешним миром. Слишком опасно. Слова ударили по монегаску, как тупой предмет о тело. Он резко поднял голову, в глазах вспыхнуло разочарование: — Почему? Рассел пожал плечами, принимая почти извиняющийся тон: — Группировка, которая контролирует эту территорию, немедленно отследит любой сигнал. Спутниковые телефоны, рации — всё это может выдать наше местоположение. Таковы правила выживания. Леклер горько усмехнулся, чувствуя, как во рту пересыхает: — Значит, даже сообщить, что я жив, нельзя? — его голос прозвучал напряжённо, слова отскакивали с горькой издёвкой. Вместо ответа Рассел нахмурился, покачал головой: — Нет. Но если мы попробуем, то подставим под удар всех, кто здесь. Поверь, это не вариант. Шарль судорожно вздохнул. Перед глазами вставали лица мамы, брата, Шарлотты… Сколько уж раз он представлял себе их реакцию, их глаза. Они, вероятно, читают заголовки новостей, ищут любую зацепку, а он… застрял здесь, в окружении людей, чья судьба стала во сто раз сложнее его собственных проблем. — Как бы они отреагировали? — спросил он через силу, будто говорил сам с собой. — Наверное, думают, что я… Он не смог закончить предложение. Джордж, вздохнув, отложил карту и посмотрел прямо на Шарля: — Я тоже думаю о своей семье. Шарль поднял брови в удивлении: — У тебя есть семья? Рассел на мгновение задержался, словно прокручивал в голове воспоминания. — Нет. Во всяком случае, не в привычном смысле. Но были люди, которых я считал семьёй. Близкие друзья. Леклер ощутил жгучее нарастание любопытства, смешанное с сочувствием: — А что с тобой произошло? Джордж тихонько провёл рукой по краю карты, словно стараясь оттереть невидимые пятна: — Я был дипломатом от ООН, мы вели здесь мирные переговоры. Но однажды всё пошло не так. Это была засада, вся моя группа погибла, а я… остался. Макс нашёл меня, когда я уже не надеялся выйти оттуда живым. Шарль наклонился ближе, чувствуя, как к горлу подкатывает тяжесть: — Как он это сделал? Парень негромко усмехнулся: — Просто взял и вытащил меня, не спрашивая подробностей. Несколько секунд они смотрели друг на друга. Наконец, Шарль тихо опустил взгляд на исписанные арабские пометки, в которых не мог найти ничего знакомого. — Это слишком далеко от дома… — прошептал он, подавляя дрожь в голосе. Рассел протянул руку, похлопав его по плечу, словно хотел поделиться долей спокойствия и немой поддержки: — Да, далеко. Но дом всегда с тобой, если не позволяешь себе забыть о нём. Шарль слабо кивнул, впитывая эту мысль. Он не мог освободиться от тревоги — слишком много вопросов, слишком много неизвестности и так мало ответов. Но в глубине души слова Рассела зазвучали тихим утешением. Дверь в гостиную распахнулась столь резко, что, казалось, сама стена на миг содрогнулась от удара. Макс влетел в комнату, дыша так тяжело, будто едва вырвался из лап погони; его лицо светилось бледностью, а взгляд метался, как у хищника, ища в углах комнаты несуществующих врагов. На куртке, напоминавшей военную, кое-где виднелись тёмные пятна, похожие на засохшую кровь, а его штаны были покрыты ровной плёнкой пыли. Монегаск, при виде этой картины, ощутил, как сердце сжимается. Ферстаппен даже не взглянул на сидящих — скинул тяжёлую куртку, бросив её на ближайший стул, и выдохнул резко: — Где Даниэль? Не дожидаясь ответа, он молниеносно исчез в соседней комнате. Хлопнула вторая дверь, в стене отозвалось глухое эхо. В гостиной повисла короткая пауза: Джордж нахмурился, всем видом показывая, что подобная экспрессия Макса уже не новость. Шарль же не мог отвести глаз от грязных следов на полу. Несколько секунд спустя дверь снова отворилась, но на сей раз в помещение ворвался Даниэль. В отличие от Макса, он выглядел неожиданно чистым и бодрым, на лице играла широкая ухмылка. Казалось, его вообще не волновали гнетущая атмосфера и отпечатки чужой крови на полу, выделяясь, как чёрное пятно на белом полотне. — Если бы вы видели его лицо! — сказал он и почти подавился смехом. Рассел, всё ещё держась за карандаш, которым изучал какие-то карты, поднял взгляд: — Что опять? — Коза, — объявил Риккардо и развёл руками, будто сообщал об инопланетном нашествии. — Прямо на него. Прыгнула из ниоткуда. Шарль приподнял брови: — Коза? — Да, — с самым серьёзным видом подтвердил Даниэль, хотя голос его дрожал от с трудом сдерживаемого смеха, — и я клянусь, Макс подпрыгнул на метр. Мне повезло застать эту сцену на нашей улице. Джордж покачал головой, используя шорох карт как акцент к своим словам: — Прекрасно. Будто строчка в учебнике по выживанию: «Остерегайтесь коз». Даниэль, не в силах больше подавлять свою радость, буквально упал на стул, заливаясь смехом. Его смех оказался заразительным: монегаск, несмотря на свои мысли о ранах и недавних тревогах, вдруг поймал себя на том, что губы сами растягиваются в улыбке — впервые за весь долгий вечер. Спустя некоторое время, все снова собрались за столом в гостиной. Макс успел вернуться из соседней комнаты, и теперь выглядел куда спокойнее: его волосы были чуть влажны, по-видимому, после стремительного умывания, а грязь на лице и руках исчезла, открывая резкие, напряжённые черты. Он переоделся в простую рубашку и брюки — заметно, что одежда ему не очень по душе, но другого выбора не было. В комнате поселилась тишина; она казалась разительно контрастной после недавнего шумного смеха Даниэля. Ферстаппен сел напротив Шарля, сцепив пальцы на столе, и обвёл взглядом присутствующих. В его глазах плескалась сосредоточенность. — Ты знаешь, где ты? — обратился он к Шарлю, говоря почти бесстрастным голосом. Леклер, ощутив невольный трепет, чуть задержал ответ: — Где-то… в пустыне. Макс кивнул, не отрывая взгляда: — Верно. Мы в зоне, где война не прекращается уже много лет. Эти земли — ничейные, их кромсают на части разные группировки, каждая претендует на контроль. За каждый метр убивают без колебаний. Монегаск сглотнул, машинально посмотрев на рваные контуры карты, лежавшей в центре стола. Глядел на неровные линии, воображая, как там, за этими чернилами, бесконечные барханы и разрушенные строения. — У нас есть договор с одной из группировок, — продолжил Макс после напряжённой паузы. — Их называют «Аль-Зульфикар». Когда-то это были отряды самообороны, сейчас — полувоенная экстремистская сила, со своей жесткой иерархией, идеологией и обожествлением силы. Они верят, что только те, кто умеет выживать по правилам войны, имеют право оставаться здесь. Он обвёл глазами Риккардо, Рассела и, наконец, остановил взгляд на Леклере: — Мы в относительной безопасности только потому, что у нас с ними чёткое соглашение. Но оно не делает нас свободными. Мы — скорее пленники, просто имеем больше возможностей передвигаться. Наши контакты с внешним миром практически под запретом. Шарль непроизвольно выдохнул, ощущая холодок между лопаток. Тревожная энергия наполнила комнату, и даже Даниэль перестал улыбаться. — Прежде чем я расскажу о наших планах, мне нужно знать, что ты умеешь, — Ферстаппен слегка наклонился вперёд, не сводя испытующего взгляда с Шарля. — Чем ты занимался до того, как попал сюда? Наступило напряжённое молчание. Смотрели все — Макс с суровой решимостью, Даниэль, потянувшийся к стакану, с любопытной искоркой, Джордж, скрестивший руки, с профессиональной сдержанностью. Монегаск почувствовал, как в груди сжалось. Прятать правду не имело смысла. Он разжал губы: — Я… был пилотом. Формулы. Даниэль, в тот момент сделавший глоток воды, закашлялся так, что воду выплеснул на руку. Джордж многозначительно закатил глаза: — Боже, можешь хотя бы раз не устраивать шоу? Риккардо всё ещё кашлял, отмахиваясь, как от насекомых: — Подожди, ты серьёзно? Пилот? Настоящий? Шарль неловко кивнул, стараясь не показать смущения: — Да. Макс, приподняв бровь, откинулся на спинку стула: — Как гонщик оказался на войне? — Это долгая история. Был скандал, — монегаск устало потер шею, вспоминая слова чиновников о «вынужденной службе», которая всё затянулась. — Меня уверяли, что это ненадолго. Ферстаппен некоторое время внимательно изучал его лицо, будто пытался вычислить, врёт Шарль или нет. Потом он опустил руки на колени и задал следующий вопрос: — Ты водил что-то кроме болида? Тот чуть расслабился, подумав о заездах на обычных машинах и о том, как ему нравилось чувствовать рычание мотора: — Не так профессионально, но у меня хорошая реакция и координация. Думаю, справлюсь. Даниэль, наклонившись к Максу, прошептал: — Ты думаешь о том же, о чём и я? Тот лишь коротко улыбнулся, всё ещё глядя на Шарля: — Возможно. Рассел бросил на них скептический взгляд: — А мне вы скажете, о чём думаете, или это снова ваш секрет? Ферстаппен не ответил напрямую, лишь перевёл спокойный, слегка насмешливый взгляд на Леклера: — Решим позже. Но мне нужно будет увидеть тебя в деле. Макс разложил на столе несколько помятых листов — то ли чертежи, то ли карты, — и провёл по ним рукой, будто стараясь наощупь разглядеть возможные маршруты. Сквозь открытую дверь доносился еле слышный шорох ветра. Шарль пристально смотрел на эти бумаги, улавливая едва различимые линии дорог и местами кое-как обозначенные населённые пункты. Ему бросалось в глаза отсутствие привычных для него чётких легенд и масштабов — всё выглядело хаотично, будто нарисовано наспех, в спешке и под давлением. В комнате царило напряжённое молчание. Ферстаппен выпрямился, оглядел присутствующих: Даниэля, который перестал давиться и теперь следил за ним с оживлённым интересом, Рассела, сидевшего чуть в стороне и барабанившего пальцами по столешнице, и Шарля, находившегося в состоянии, как если бы его одновременно завораживала и пугала грядущая информация. — Мы собираемся бежать, — сказал Макс, выдержав значительную паузу перед этими словами. Его голос прозвучал негромко, но от этого ещё более весомо. — Это единственный шанс вернуться домой и увидеть тех, кого мы потеряли из виду. Монегаск почувствовал, как сердце делает резкий скачок. Слово «побег» эхом отдалось внутри, пробудив в нём целую бурю мыслей. Рассел, напротив, чуть опустил плечи, что выдавало в нём скрытую усталость — возможно, он уже не раз всё это обдумывал. — Никто не говорит, что будет легко, — продолжил Макс. Он обвёл пальцем нужный отрезок на карте: там, где, судя по прочерченным стрелкам, должен был проходить один из важных перевалов. — Но мы все здесь в одинаковом положении. И тот, кто решится на риск, может выиграть свободу. Шарль всмотрелся в заштрихованный участок: местность представлялась ему бескрайней, выжженной солнцем. Он ощутил, как в нём зарождается одновременно страх и странная решимость. Ещё недавно он почти примирился с мыслью, что его судьба зависла между вынужденной «службой» и абсолютной неизвестностью. Но теперь, услышав Макса, он осознал, что есть и другой путь — опасный, но, возможно, единственный. — Я готов помочь, чем смогу, — неожиданно тихо проговорил он, слыша, как в собственной груди растёт едва ли не отчаянная смелость. Ферстаппен коротко взглянул на него, в его глазах мелькнуло что-то вроде одобрения: — Твой опыт может пригодиться, — сказал он, не слишком громко, но достаточно, чтобы заставить сердце Шарля сжаться от волнения. Риккардо хмыкнул, бросив быстрый взгляд на Макса, будто хотел вставить шутку, но сдержался: момент был не тот. Джордж, наблюдая за всеми, старался сохранить спокойствие, но по тому, как напряглись его скулы, было видно: мысли его в бешеном темпе прокручивают варианты «за» и «против». За окном слабо задребезжало стекло: ветер усилился, и шорох занавески отвлёк Шарля на секунду. — Ошибки недопустимы, — проговорил Макс, отодвигая листы в сторону, подводя итог. — У нас может не быть второго шанса. Шарль вздохнул, выпрямив спину: «Если это моя единственная возможность вернуть всё, что мне дорого, — подумал он, — я не имею права упустить её».