С понедельника по воскресенье

Вторник 16:06

      

      

Личные сообщения Кадзуха — Сяо

             Кадзуха, 16:02       Расскажи потом, как прошла встреча с Хэйдзо и ребятами.       И передай всем, что мне жаль, что я не смог приехать.              Сяо, 16:06       Не переживай, Хэйдзо не обидится.       Удачи тебе.              Кадзуха, 16:06       Спасибо.                     Убрав телефон в карман, Кадзуха делает медленную и глубокую затяжку, пока взглядом обводит невысокое серое здание, утопающее в вечернем полумраке, что разбавляется огнями уличных фонарей и светом, исходящим из маленьких окон. В некоторых из них Кадзуха замечает движение силуэтов снующих в разные стороны и одетых в штатское людей, при виде которых Каэдэхара переживает лёгкий укол раздражения.       В последнее время он слишком часто наблюдает за работой полиции извне, и не то чтобы он сильно горит желанием почти каждый день проводить по несколько часов в полицейском участке, но его цель, которой он стал, кажется, уже просто одержим, стоила любого времени и усилий…              И вот сейчас, в очередной раз стоя на парковке рядом с участком, перед тем как войти, Кадзуха курит, пытаясь разгрузить голову от всяких суетливых размышлений и собраться с силами для очередного испытания в несколько часов, которые он проведёт в кабинете Бэй Доу.              На самом деле Кадзухе несказанно повезло: и даже не в том, что одна из его опекунш работает в полиции и имеет звание капитана, а в том, что этим самым человеком является именно Бэй Доу.              Помимо того, что она владеет невероятно пробивным характером и громким голосом, которым капитан могла построить весь участок по стойке смирно, она была ещё и очень внимательной, заботливой матерью: Бэй Доу очень серьёзно прониклась ситуацией и проблемой, с которой к ней обратился её любимый приёмный сын в надежде на помощь в одном очень сложном вопросе…              Одним вечером Кадзухе пришлось рассказать своим матерям абсолютно всё, что происходило с ним за последние два месяца. О знакомстве со Скарой, о непростой ситуации в их группе и, самое главное, о проблеме в лице Дотторе — человека, который привнёс в жизнь не только Скарамуччи, но и огромного количества людей немало проблем.              Бэй Доу с Нин Гуан были не просто в ужасе от всего услышанного: они были откровенно недовольны тем, что за всё это время Кадзуха ни разу не обратился к ним за помощью. Но их негодование прошло так же быстро, как и появилось, потому что, как опекунам Кадзухи, им хорошо был известен его нрав: он никогда ни о чём их не просил и, даже будучи наивным подростком, пытался решать вопросы самостоятельно.              Даже в сложившейся ситуации он старался все обязанности переложить на свои плечи. Ему не хотелось ни беспокоить Бэй Доу, ни отвлекать её от работы, но… ему нужна была её помощь.       Он обратился к ней и… явно недооценил отзывчивость своей приёмной матери.       Едва только выслушав историю Кадзухи про Скарамуччу и ублюдка-продюсера, терроризовавшего его, Бэй Доу немедля начала принимать нужные меры. И спустя несколько дней она добилась передачи дела в свои руки. Это было несложно, учитывая тот факт, что, кроме одного единственного заявления свидетеля, у полиции ничего не было…              — Кадзуха, привет! Ты что, снова приехал на такси?              Парень отвлекается от своих мыслей, вдруг краем взгляда замечая на крыльце полицейского участка хорошо ему знакомую женскую фигуру в штатском — Бэй Доу собственной персоной, которая уверенным, энергичным шагом начинает спускаться по коротким ступеням и, подходя ближе к Кадзухе, вдруг обращает взгляд на сигарету в его руке…              — Привет, — Кадзуха замечает это и в тот же момент тушит сигарету. Он знает, что Бэй Доу не против его вредной привычки как минимум потому, что она живёт с Нин Гуан, которая имеет похожую зависимость, однако Кадзухе всё равно было как-то непривычно курить при своей названой матери. — Да, я снова взял такси, — отвечает он на вопрос, подозревая, к чему именно Бэй Доу спросила об этом…       — Ага, а вот если бы ты всё-таки сдал на права… — протягивает женщина с лёгкой насмешкой в голосе, пытаясь в очередной раз намекнуть Кадзухе, что ему давно пора было задуматься о получении водительских прав, от чего сам парень отказывался, потому что…       — Я уже говорил, что не хочу, — отвечает он, чуть пожимая плечами, пока вместе с Бэй Доу начинает направляться к крыльцу.       — Я помню, — вздыхает женщина, — но, может, ты всё-таки передумаешь? — с надеждой в голосе спрашивает она.              Кадзуха прекрасно знает, почему его опекунша спрашивает об этом, но именно в ней и Нин Гуан и была проблема.              Когда Кадзухе исполнилось восемнадцать, его приёмные матери хотели подарить ему машину, о которой он сам никогда не просил. Это был слишком дорогой подарок, который Кадзуха не мог принять, и он ловко выкрутился, сказав, что, пока у него нет прав, в подобном презенте просто нет смысла. И вот на протяжении уже почти двух лет Бэй Доу пытается уговорить его сдать на права. Однако Кадзуха ни в какую не соглашается, ссылаясь то на нехватку времени, то на дела в учёбе или группе… Он делает это только потому, что не хочет, чтобы его матери в очередной раз тратились на него. Он действительно не привык получать подобную поддержку, и всякий раз ему было очень неловко из-за этого…              — Я знаю, что ты пытаешься сделать, — произносит Бэй Доу, пока проходит сквозь входную стеклянную дверь, которую ей любезно открывает Кадзуха, пропуская женщину вперёд, — но ты ведь понимаешь, что это расстраивает Нин Гуан? Она очень хочет поддержать тебя…              Кадзуха едва слышно вздыхает. Он прекрасно понимает, что имеет в виду Бэй Доу, говоря о «поддержке».              Если рассматривать взаимоотношения в их семье, с виду могло показаться, что Нин Гуан, в отличие от Бэй Доу, была менее привязана к Кадзухе эмоционально, но это было не так. Она действительно проявляла меньше словесного или фактического внимания к нему, но только потому, что её забота и любовь отражались в действиях и подарках.              Когда после смерти отца Кадзуха начал жить с Бэй Доу и Нин Гуан, помимо хорошего и нежного воспитания, соблюдающего все рамки дозволенного и приемлемого, Кадзуху окружали ещё и постоянные дорогие подарки: поездки в разные места, путешествия, вещи для учёбы, творчества и всего того, что могло понадобиться любопытному подростку. Кадзуха никогда ни в чём не нуждался, хоть и сам он ни о чём не просил… Ему всегда было тяжело принимать дорогие подарки от Нин Гуан и Бэй Доу, и, вообще, он чувствовал себя немного неловко с первого дня, как оказался в их доме…              Ведь на самом деле Кадзуха очень внезапно появился в жизни этих двух замечательных женщин, одна из которых была хорошим другом и бизнес-партнёром его отца. Именно Нин Гуан и предложила взять опекунство над Кадзухой на себя после того, как его отец погиб. И Кадзуха был безмерно благодарен своим названым матерям за эту помощь и поддержку, но всё равно чувствовал, что не должен всецело полагаться на них.       Просто он был воспитан решать свои проблемы самостоятельно…              — Хорошо, я подумаю над этим, — мягкой, хоть и слегка уставшей улыбкой отвечает Кадзуха, поднимая взгляд на рядом идущую Бэй Доу, которая в ответ кладёт ладонь на голову парню, чтобы слегка потрепать его по волосам. Несмотря на то, что Кадзуха был не сильно ниже её, она всё равно это делала — из-за привычки, оставшейся с детства.              — Вот и молодец, — улыбается женщина, чуть замедляясь перед дверью своего кабинета, — так, держи ключи, я пока пойду сделаю нам кофе, — поясняет она, доставая ключи и передавая их Кадзухе, — там, на столе, я оставила отчёт, который мне прислали сегодня утром, — Бэй Доу как-то в едва заметном нервном жесте отводит взгляд в сторону, словно раздражаясь из-за упоминания того самого «отчёта»…              Кадзуха молча кивает ей и на пару секунд провожает уходящую по коридору Бэй Доу взглядом, а затем, открыв дверь, проходит в её кабинет.              Это место, как бы странно это ни звучало, стало Кадзухе уже почти вторым домом, потому что он проводит здесь слишком много времени и в последние три недели, кажется, появляется в полицейском участке чаще, чем в университете.              Кадзуха проходит в светлое помещение, в котором, несмотря на утилитарность, царит лёгкий беспорядок и витает мягкий древесный аромат, отдалённо похожий на запах леса. Наверное, именно из-за него Кадзухе это место напоминало о доме…              Закрыв за собой дверь и положив ключи на столик у вешалки, Кадзуха, не раздеваясь и не снимая куртки, проходит к столу, чтобы взглядом найти тот самый оставленный Бэй Доу отчёт, о котором она упоминала. И Кадзуха действительно находит несколько бумаг с уже хорошо знакомыми ему маркировками — визуальными подтверждениями того, что документы принадлежат полиции.              Это был свежий отчёт по расследованию дела в отношении Дотторе, которое завели сразу после того самого «последнего дня университетского фестиваля».              На самом деле первое заявление поступило в полицию ещё за несколько часов до инцидента на мосту.              Этим самым свидетелем, к удивлению Кадзухи и его друзей, оказался… Тарталья. Именно он стал тем, кто первым обратился в полицию за помощью и составил заявление с обвинением Дотторе в «умышленном причинении вреда и насильственных действиях» в отношении Скарамуччи.              Однако это заявление восприняли не то чтобы серьёзно, что не удивляло, впрочем, никого, даже Бэй Доу. Она пояснила, что передача подобных свидетельств происходит постоянно и что среди них частенько попадаются безосновательные, пустые обвинения, поэтому полицейские не всегда вовремя реагируют на подобные заявления.              Однако, когда в тот же вечер кто-то на мосту вызвал полицию и Тарталья снова указал в сторону Дотторе, обвинив его во всём происходящем, полиция не могла игнорировать подобное.              Поэтому Иль Дотторе взяли под стражу до выяснения обстоятельств.              Полиция начала расследование, которое Бэй Доу вовремя успела перехватить в свои руки: сначала она просто отслеживала ход событий, не имея права вмешиваться в работу другого отдела, но спустя несколько дней (не без помощи связей) она всё же смогла взять дело под свой контроль. Она назначила нескольких следователей, чтобы те занимались расследованием: опрашивали людей и пытались найти хоть какие-то зацепки, указывающие на вину Дотторе, потому что, по факту…              …доказать его причастность к попытке самоубийства Скарамуччи оказалось крайне сложно.              Во-первых, сам Скара отказался давать показания, к тому же его слова, даже если бы он всё-таки решился на роль обвинителя, не могли считаться надёжными. Роль сыграло его депрессивное состояние, в которое он впал почти сразу после всех событий.              Во-вторых, несмотря на отказ от обвинений, Кадзуха всё-таки настоял на том, чтобы Скару осмотрели на предмет телесных увечий, которые могли бы послужить доказательством тех самых насильственных действий, о которых ещё с самого начала заявлял Тарталья. Однако полиции не удалось найти ровным счётом… ничего.              Ни травм, ни ссадин, ни следов сексуальной близости — ничего из того, что могло хоть как-то приблизить Дотторе к статусу виновника и доказать его причастность. Единственное, за что смогли зацепиться следователи — это синяки на коленях Скарамуччи, которые он получил, по его же словам, потому что упал…              Кадзуха не знал, правда ли это. Скара ему ничего не рассказывал, утаивая обо всём, что Дотторе с ним делал. Кадзуха, будучи одним из свидетелей дела, понятия не имел, что именно продюсер позволял себе, но он был уверен, что Скара был подвержен как минимум запугиванию и психологическим пыткам.              Однако на все вопросы, которые Кадзуха задавал Скарамучче, он получал только сухие, односложные ответы и просьбы оставить его в покое.              В его подавленном, безэмоциональном состоянии было сложно выяснить хоть что-то, поэтому Кадзухе, как бы ему того ни хотелось, пришлось оставить Скару и избавить его от всех допросов. Было очевидно, что Скарамучче очень тяжело выносить всё это, и, чтобы больше не травмировать его, Кадзуха действительно оставил юношу в покое.              Затем полиция подняла переписки между Дотторе и Скарой, в которых, как оказалось, не было ничего противозаконного, а даже наоборот — на протяжении всего времени, пока продюсер был в отъезде из города, он писал Скарамучче простые, местами заботливые сообщения, в которых беспокоился о его состоянии и интересовался его жизнью.              Это доказывало лишь то, в чём Дотторе пытался убедить полицию со своей стороны: он ни в чём не виновен и свидетельство, сказанное в его сторону Тартальей — это клевета. Он даже смог объяснить его мотивацию тем, что якобы Аякс подобным образом решил отомстить продюсеру за сорванный контракт. Мол, Тарталья серьёзно обиделся на него из-за того, что Дотторе распустил их группу…              И подобное прокатило бы: расследование бы закрыли из-за нехватки доказательств и сомнительного мотива главного свидетеля, но… так как дело перешло к Бэй Доу, которая, несмотря на то, что подвергалась риску лишиться своего статуса и звания, решила продолжить расследование, потому что полноценно верила Кадзухе.              Она верила, что Дотторе виноват, и в целом большинство её коллег были с ней согласны — Иль Дотторе не вызывал никакого доверия и казался человеком скорее опасным, чем лживо обвинённым.              Но, несмотря на это, его всё же пришлось отпустить.              Конечно, его заставили подписать документы, что, как лицо, находящееся под следствием, он не имеет права покидать город. А ещё приставили слежку, которая, впрочем, спустя даже две недели ничего не дала. Ублюдок, вероятно, знал, что за ним следят, и, помимо маршрута «квартира — работа», больше нигде не появлялся.              Ещё Дотторе нанял себе адвоката — человека, который не просто смог увести подозрения от него, но ещё и доказал, что попытка суицида Скарамуччи была вызвана не каким-то «мнимым» насилием со стороны продюсера, а его нестабильным эмоциональным состоянием и тем фактом, что четыре года назад Скара уже пытался совершить нечто подобное.              Насилие в семье, плохое воспитание, почти год разгульной жизни, в которой, как заверял адвокат, Скара начал торговать своим телом и употреблять наркотики — именно всё это стало причиной его состояния, а не действия Дотторе.              Все факты были за него. Сообщения, отсутствие доказательств, ненадёжность свидетельств и тот факт, что Скара уже пытался покончить с собой в прошлом — всё это обеляло Дотторе перед законом…              Но это не давало Кадзухе покоя. Он не переставал искать варианты, пытался найти свидетелей или хоть что-то, что могло бы доказать обратное.              Он чувствовал, что просто обязан был наказать Дотторе, и не потому, что хотел возмездия (хотя это тоже), а потому, что подобным образом он желал отгородить Дотторе от Скарамуччи.              Кадзуха видел состояние Дзуши каждый день и наблюдал, как страх, отчаяние и апатия снедают его. Он видел, как увядает жизнь в его глазах…              Кадзуха желал отомстить Дотторе и посадить его за решётку, чтобы одним днём прийти к Скарамучче и сказать ему, что он свободен. Что ему не нужно больше бояться, что он может выйти на улицу, увидеть свет и мир, в котором Дотторе больше никогда не тронет его…              Он всеми силами хотел дать Скарамучче, своему любимому, драгоценному юноше, ощущение безопасности и свободы, о которой тот так неистово мечтал и которую заслуживал, как никто другой.              Поэтому Кадзуха проводил в полицейском участке так много времени.              — Ну что?              Внезапно услышав знакомый женский голос, Кадзуха бросает взгляд в сторону двери, в проёме которой появляется Бэй Доу с кофе и небольшой коробочкой в руках:       — Прочёл? — женщина кивает в сторону полицейского отчёта, к которому Кадзуха снова обращает взгляд и, открыв последнюю страницу, чтобы найти свежую информацию по расследованию дела Дотторе, обнаруживает несколько новых строчек…              «Розалина-Кручка Лоефальтер. Возможный свидетель. Пропала три дня назад. На допрос не явилась. Связей свидетеля с делом установлено не было.»              Пока Кадзуха внимательно изучает обновления расследования, он не замечает, как к нему подходит Бэй Доу и молча протягивает кофе. Только знакомый аромат сладкого кленового сиропа заставляет Каэдэхару обратить внимание на опекуншу и, подняв взгляд, взять кофе в руки…       — Спасибо, — благодарит её Кадзуха, слегка изумлённый оттого, что чувствует аромат сиропа, который любит больше всего, — это… и правда кленовый сироп?       — Ага, — улыбается Бэй Доу, пока обходит свой рабочий стол, — ты же всё ещё любишь его, верно? — спрашивает она, садясь в рабочее кресло и начиная перебирать какие-то бумаги. — Я просто подумала, что неплохо было бы тебя чем-то порадовать. Проводить столько времени в полицейском участке наверняка сильно утомляет.              Услышав это, Кадзуха позволяет своим губам растянуться в мягкой, слегка смущённой улыбке. Ему была очень приятна эта небольшая забота со стороны Бэй Доу, которая даже в такой простой, бытовой ситуации не забывала думать о его комфорте…              Может, Кадзуха и был сиротой, который в сознательном возрасте потерял родителей, что нанесло ему почти неизлечимую травму, он всё равно чувствовал себя любимым ребёнком, о котором заботились до сих пор.              Кадзухе и в самом деле очень повезло.              — Так что ты думаешь насчёт Розалины? — вдруг спрашивает Бэй Доу, выбивая Кадзуху из его мыслей. — Я вчера лично пыталась связаться с ней, но всё без толку — она как сквозь землю провалилась, — слегка раздражённо уточняет Бэй Доу, пока чуть откидывается назад на спинку кожаного кресла.       — Как минимум это очень странно, — заключает Кадзуха, откладывая отчёт на стол, — думаешь, это Дотторе?       — Я не знаю, — протягивает опекунша в ответ, — двоякая ситуация выходит: стоит нам только добраться до возможного ценного свидетеля, как спустя три дня она пропадает.       — Аякс говорил, что Розалина со Скарой была в конфликте и что до последнего дня их выступления они почти не контактировали. Честно говоря, я не уверен, что её сведения могли что-то решить, — чуть пожимает плечами Кадзуха, пока наконец снимает куртку, в которой сидел всё это время.       — Возможно, в отношении Скары она бы ничего нового и правда не сказала, но вот в отношении Дотторе вполне, — отпивая кофе, произносит Бэй Доу, — но если так, то Дотторе подставляет сам себя: если бы ему нечего было скрывать и он действительно был бы таким безобидным, каким хочет казаться, то он не стал бы убирать ценного свидетеля — зачем, если он уверен в своей невиновности? Так что я надеюсь, что Розалина уехала из города по своей воле… — договаривает Бэй Доу, обращая серьёзный взгляд к Кадзухе, который в ответ очень внимательно слушает её, находя размышления своей опекунши вполне состоятельными.              — Может, у неё самой были проблемы с полицией? — предполагает Кадзуха. — Поэтому она решила скрыться?       — Может быть, — соглашается Бэй Доу, — но мы всё-таки остались без свидетеля, который мог толкнуть дело вперёд, — вздыхает она, проводя по своим волосам, — у тебя самого нет идей, куда она могла подеваться? Вы с ней никак не контактировали?       — Нет.              Розалина, она же Синьора, никогда особо не нравилась Кадзухе. Когда он случайно услышал, как она оскорбляет Скару, называя его «потаскухой», она перестала быть в глазах Кадзухи человеком, достойным хоть какого-то внимания, не говоря уже о чём-то большем. Она никогда не вызывала доверия и казалась отстранённой, потому что редко появлялась на публике вместе с Тартальей и Скарой, не считая выступлений. Будто ей и вовсе не было интересно в их компании, а её присутствие в группе — это просто вынужденная мера.              — Может, мне поговорить с Аяксом? — предлагает Кадзуха. — К тому же я могу съездить на «Завод» и поспрашивать людей там.       — Я не думаю, что это хорошая идея, — покачивая головой, отвечает Бэй Доу, — «Завод» — это территория Дотторе, и появляться там сейчас, особенно тебе, было бы слишком опрометчиво, — она слегка хмурит брови, пока внимательным взглядом проходится по лицу Кадзухи, видимо, переживая укол тревоги из-за озвученного им предложения.              На самом деле её опасения не были безосновательными: после того, как началось расследование, на «Заводе» стали происходить странные вещи. Сначала он закрылся на несколько дней, потом оттуда уволили несколько человек, затем, вероятно, по распоряжению Дотторе разобрали часть студии, в которой репетировали «FATUI». Очень много странностей происходило вокруг этого места. К тому же там нельзя было появляться полиции: Бэй Доу не могла открыто вести расследование прямо под носом Дотторе, потому что у неё не было на то должного разрешения и ордера. Даже слежка, которую она установила за продюсером, считалась не совсем законной.              — Хорошо, но тогда что остаётся делать? Если мы остались без Розалины… — Кадзуха вздыхает, вставая из-за стола, чтобы повесить свою куртку на вешалку у дверей.       — Как минимум тебе стоит поговорить с Аяксом, попробуй выяснить у него контакты Розалины, а ещё… можно попросить его дать номера бармена или тех, с кем ты виделся на «Заводе», любая информация о Дотторе будет полезной, — поясняет Бэй Доу, снова приступая к документам, которые лежали перед ней на столе, — а я займусь составлением требования перевести материалы по делу к нам в отдел, я договорилась кое с кем в управлении… — чуть тише проговаривает она, пока открывает свой ноутбук, готовая с усердием приступить к работе.              Кадзуха подходит ближе к столу и, собрав с него нужные документы и взяв свой кофе, садится на диван. Ему в очередной раз предстоит долгий поиск информации, телефонов и связей — чтобы найти хоть что-то, что может послужить зацепкой к доказательству хоть какой-то незаконной деятельности Дотторе.              Это будет очень долгий и нудный процесс.              Поэтому, закатав рукава своей толстовки и сделав пару глотков кофе, Кадзуха в последний раз обращает взгляд на время — в его распоряжении было около трёх часов, которые он должен потратить с пользой.              

21:56

             Переступив порог квартиры и закрыв за собой дверь, Кадзуха устало прикладывается к двери головой, позволяя себе за весь прошедший день наконец прикрыть глаза и выдохнуть, делая это осторожно и тихо, чтобы его случайно никто не услышал…              Прямо сейчас в его голове и теле селилась неподъёмная тяжесть, которую он пытался развеять маленькой, минутной передышкой перед тем, как дальше пройти в квартиру. Конечно, этого небольшого отдыха, как и короткого сна, который Кадзуха позволил себе в такси, пока ехал домой, совершенно не хватало, чтобы восстановить силы, но Кадзуха просто не мог позволить себе предстать перед Итэром или тем более перед Скарой измождённым…              Кадзуха действительно очень устал.              И не потому что ему приходилось одновременно решать проблемы с учёбой, полицией и своими друзьями (Хэйдзо тому пример), а потому что он, вынеся за скобку всё это, не переставал тревожиться и волноваться о состоянии человека, ради которого он выносил всю эту тяжесть на себе.              Кадзуха не жаловался, ему не позволительно было даже думать о таком, потому что его цель всеми способами помочь Скарамучче и решить ворох проблем, окружающих его — казалась ему достойной любых затрат и сил.              Даже сейчас, после долгого, сложного и насыщенного дня, за который Кадзуха измотался и сильно устал, в его голове не было ничего, кроме вопросов и переживаний о состоянии Скары, которого он, возвращаясь домой каждый день, так сильно желал увидеть.              Кадзуха делал всё, чтобы больше времени проводить рядом со Скарамуччей: поэтому он тратил деньги на такси, чтобы банально быстрее оказаться дома, поэтому он почти перестал ходить на учёбу, по возможности занимаясь лекциями и подготовкой к сессии из дома, поэтому он почти перестал видеться с друзьями и выбираться куда-либо в свободные дни. И всё это было только ради того, чтобы удерживать во внимании состояние Скары…              Если Дзуши снова попытается что-то сделать с собой, Кадзуха никогда себе этого не простит.              Приоткрыв глаза после минутной передышки, Каэдэхара отнимает голову от двери и оборачивается в сторону коридора, только сейчас подмечая, что в квартире подозрительно тихо.        Пока Кадзуха торопливо раздевается, он старается прислушиваться к звукам в надежде услышать присутствие Итэра или Скары. Хотя в случае второго это было очень маловероятно, потому что Скарамучча последние несколько дней почти не разговаривал и услышать его голос… для Кадзухи стало ценной редкостью.              Пройдя на кухню и не обнаружив даже намёка на чьё-либо присутствие, Кадзуха ощутил лёгкий укол тревоги, допуская предположение, что, скорее всего, Итэр находится со Скарой в спальне и, возможно, они просто не услышали, как он вернулся. Однако его всё равно посещало беспокойство — оно, очевидно, было сопряжено с состоянием, в котором находился Скара.              Он ведь в любой момент мог попытаться повторить то, что произошло тогда… в последний день фестиваля.              Поэтому Кадзуха, переживая накатывающую тревогу, спешным шагом направляется к двери спальной комнаты, резко открыв которую мысленно выдыхает, потому что застаёт и Итэра, и Скару просто… спящими.              Итэр, склонившись над столом и уложив голову на руки, спал посреди учебников и тетрадок, видимо, утомившись от домашней работы. А Скара, как и всегда, лежал на самом краю кровати и тихо, мирно спал, чуть свернувшись калачиком и уткнувшись головой в подушку.              Кадзуха коротко выдыхает и аккуратным шагом проходит к рабочему столу, обращая внимание на творящийся на нём беспорядок. Видно, Итэр занимался подготовкой к экзаменам, потому что весь стол был завален билетами и исписанными слегка неровным, нервным почерком листами.              Видя всё это, Кадзуха сочувственно покачивает головой и касается рукой плеча Итэра, чтобы разбудить его. Каэдэхара чувствует лёгкую досаду, потому что ему приходится перебить сон юноши, в котором тот, очевидно, нуждался, но и оставить его в таком состоянии и положении Кадзуха никак не мог.              — Итэр… — Кадзуха тихо зовёт парня по имени, слегка тряся его за плечо, что спустя мгновение вынуждает Итэра медленно раскрыть глаза и поднять на Кадзуху сонный, чуть растерянный взгляд, который вдруг озаряется резким испугом и внезапной дрожью…              — А…?! — Итэр подрывается с места, отнимая голову от стола, и резко оборачивается в сторону кровати, на которой спал Скара, желая, кажется, убедиться, что с ним всё в порядке…              — Прости… — вдруг срывается с губ Итэра, который снова обращает взгляд к Кадзухе, — я готовился к зачёту и… заснул, — он оглядывает заваленный стол перед собой и, чуть поджав губы, слегка дрожащими руками принимается собирать свои вещи, — чёрт… чёрт… прости…       — Эй, всё хорошо, — снова погладив парня по плечу, успокаивает его Кадзуха. Он прекрасно понимает, из-за чего Итэр переживает: его задачей было приглядывать за Скарой, пока Кадзухи нет дома. И очевидно, что за время, пока Итэр спал, могло случиться что угодно, но…       — Ничего же не случилось, не переживай об этом, — одарив мягкой улыбкой взволнованного и всё ещё слегка сонного Итэра, Кадзуха продолжает поглаживать его по плечу, — давай ты поедешь домой и отдохнёшь? — предлагает он, заглядывая в лицо юноше, который в ответ коротко, робко кивает…              Кадзуха прекрасно понимал, что Итэр не меньше него устал от всего и что ему тоже нужен хороший отдых и долгий сон. И, несмотря даже на некоторую холодность, проскальзывающую в последнее время в их отношениях, Каэдэхара не переставал переживать о состоянии юноши.              — Может, ты хочешь чай? — предлагает он, наблюдая, как Итэр продолжает собирать свои вещи в сумку.       — Нет, мне лучше и правда поехать домой, — чуть качнув головой, негромко отвечает парень. Они говорят тихо, чтобы не разбудить спящего Скарамуччу.       — Хорошо, тогда я вызову тебе такси, — Кадзуха достаёт телефон, однако Итэр, вставая из-за стола, начинает вертеть головой и отказываться:       — Не нужно, не переживай, я сам…       — Если я отпущу тебя в таком состоянии кататься по городу, Сяо меня убьёт, — усмехнувшись, произносит Кадзуха, — не переживай об этом, — договаривает он, всё-таки открывая приложение, чтобы вызвать такси для Итэра.              Юноша в лёгком смущении опускает взгляд и возвращается к тому, чтобы собрать остатки своих вещей. Пока Кадзуха украдкой наблюдает за ним, он подмечает, что Итэр, продолжая молчать и пряча глаза, словно старается избегать Кадзуху, создавая вид, будто он очень сосредоточен и занят своим делом…              Кадзуха уже не в первый раз замечает подобное. В последнее время с Итэром происходит что-то очень странное, и Каэдэхара очень надеялся, что это никак не связано с тем, что юноше приходится достаточно много времени проводить наедине со Скарамуччей…              Рядом с человеком, переживающим тяжёлую депрессию, всё вокруг может начать казаться мрачным и горестным — Кадзуха испытывал подобное даже на себе.              Когда Итэр закончил собирать свои вещи, он тихими, быстрыми шагами направился прочь из спальни, напоследок только взглянув на спящего Скару, словно пытаясь убедиться, что тот и правда в порядке. В относительном порядке, конечно же…              Кадзуха больше не комментирует происходящее: он также молча следует за Итэром, желая проводить его до двери и пожелать ему хорошей дороги. Пока Итэр собирается и одевается, он торопится и осекается: будто как можно скорее желая покинуть квартиру Кадзухи и его самого…              Если бы у Каэдэхары были хоть какие-то силы, чтобы выяснить причину столь странного поведения своего друга, он бы так и сделал. Но сейчас он не стал донимать Итэра вопросами, решив, что оставит этот разговор на потом. Возможно, Итэр просто сам очень устал и хотел как можно скорее вернуться домой…              — Спасибо тебе, — кивает Кадзуха на прощание юноше, — завтра я буду дома, поэтому… — он собирается сказать Итэру, что тому необязательно приходить завтра, чтобы посидеть со Скарой, но парень его перебивает:       — Хорошо, удачи, — бросает коротко он, даже не подняв на Кадзуху взгляда.              Каэдэхара едва успевает сообщить другу номер машины, которую он вызвал для него, прежде чем Итэр отворачивается и, не сказав больше ни слова, просто скрывается за входной дверью.              Кадзуха остаётся стоять в прихожей ещё несколько секунд, переживая откровенное недоумение от того, за чем именно он сейчас наблюдал. Какой-то очень неприятный осадок селился в нём из-за столь странного поведения Итэра и его молчаливых, резковатых действий, которых раньше Каэдэхара никогда в нём не подмечал.              Закрыв за Итэром входную дверь, Кадзуха снова тихо вздыхает, решая оставить все эти переживания и вернуться в спальню, чтобы убедиться в том, что они с Итэром не потревожили сон Скарамуччи.              Поэтому, когда Кадзуха проходит обратно в комнату и взглядом обводит лежащего на кровати юношу, он осторожно приближается к нему, чтобы заглянуть в его лицо, которое тот почти спрятал в подушке, что была покрыта маленькими пятнами от влаги…              …Скара снова плакал во сне.              Он делал это почти всегда, когда спал: ему постоянно снились кошмары или что-то, что заставляло его кричать и брыкаться. Это были чьи-то имена, проклятья, просьбы и мольбы «прекратить» и оставить его покое…       Это откровенно пугало и тревожило Кадзуху каждый раз, когда он просыпался посреди ночи и пытался разбудить Скару, чтобы вытянуть его из кошмарного сна и успокоить.              Иногда Кадзухе приходилось не спать до самого утра, дабы, не переставая обнимать Скарамуччу, поглаживать его по волосам, пытаться хотя бы так утихомирить тревоги и боль, что он переживал, пока видел самые кошмарные сны.              И это было единственное, что выбивалось из привычного молчаливого состояния Скары, в котором он пребывал всё оставшееся время. Пока он не спал, он никогда не плакал и не позволял себе даже лишнего слова. Большую часть времени он просто молча лежал на кровати, лишь иногда вставая, чтобы принять душ или поесть.              Кадзухе было невыносимо тяжело наблюдать за ним вот таким: печальным и потерянным, сломавшимся настолько, что в его теле не было сил даже на простые, бытовые потребности. Это не просто печалило Кадзуху или тревожило его, он сходил с ума от мыслей, что на самом деле могло происходить в голове Скарамуччи: какие размышления и страшные думы могли посещать его, пока он целыми днями молча лежал в кровати…              Сердце Кадзухи сжималось от боли всякий раз, когда он слышал слёзы Скарамуччи, когда он слышал его просьбы «отпустить» и «оставить», когда он просил во снах то отца, то Дотторе, то кого-то ещё «остановиться» и «прекратить», когда он изнывал от лихорадки и судорог, что охватывали его из-за кошмаров…              Кадзуха чувствовал, как внутри него что-то ломается, пока он видел и слышал всё это, не в состоянии вынести и представить, насколько Скарамучче тяжело и страшно. Кадзуха бы очень хотел разделить с ним эту боль, он хотел бы перенять всё это на себя, чтобы хоть немного освободить юношу, дать ему возможность вернуться к полноценной жизни, к счастью, которого он так заслуживал…              — Мм…              Кадзуха замечает, как Скара вдруг слегка поворачивает голову, чуть меняя выражение своего лица, которое до этого казалось спокойным и безмятежным… Но теперь оно было окрашено оттенком беспокойства и дискомфорта: его тёмные длинные ресницы дрогнули, брови слегка изломились вверх, а кончики сухих, потрескавшихся губ чуть опустились, раскрывая их в беззвучном выдохе.              Кадзуха присаживается на край кровати и аккуратным движением руки проводит по слегка спутавшимся волосам Скарамуччи, пальцами касаясь его мягких, отросших тёмных прядок, которые падали на его лицо. Наблюдая за его выражением, Кадзуха нежно проводит ладонью по худой щеке, стараясь делать это как можно осторожнее, чтобы случайно не потревожить сон юноши.              Он казался сейчас таким слабым и беззащитным, таким, каким никогда бы не позволил себе предстать перед Кадзухой и кем-либо ещё в обычной жизни. Но его нынешнее состояние, его депрессия и то, что он переживал после событий на фестивале, очевидно, слишком сильно подкосили его…              Наблюдая за Скарой прямо сейчас, Кадзуха не отнимает тёплой руки от его лица, ласково ведя кончиками пальцев по слегка влажной от недавних слёз коже. И с каждым мгновением этого незатейливого, тихого жеста нежности выражение лица Скарамуччи становилось чуть спокойнее.              Кадзуха очень надеялся, что его присутствие и забота хоть немного, но успокаивают и расслабляют Скару, позволяя ему отпустить некоторые тревоги и страхи…              Кадзуха не мог сполна представить и осознать, что именно селится в голове Скарамуччи и что гложет его, но он всё же старался помочь ему, даже такими вот простыми, ласковыми жестами. Это то малое, что он мог сделать для него, и это было… очень болезненно.              Если бы Кадзуха только мог, он бы разом избавил Скару от всего, что его тревожит. Он бы заплатил любую цену ради этого и пошёл бы на что угодно — так сильно Кадзуха желал вернуть ясность и жизнь во взгляд любимых сапфировых глаз.              

Неизвестное время

             Какое-то лёгкое, совсем не очевидное помутнение касается рассудка Кадзухи, когда он, резко открыв глаза, просыпается посреди кровати… совершенно один.              Он вспоминает, что после того, как успокоил Скарамуччу, он быстро принял душ и лёг спать рядом. Кадзуха не помнил, как уснул, потому что очень резко провалился в сон из-за накопившейся за прошедший день усталости.              А затем, посреди блеклого сна, о котором Кадзуха также не помнил ровным счётом ничего, он вдруг ощутил подступ непривычной, колкой прохлады, которая в итоге и разбудила его…              — Скара…?              Обнаружив, что в постели Скарамуччи нет, Кадзуха, не теряя ни мгновения, поднимается с кровати, в спешке оглядываясь по сторонам в надежде найти вещи Скары нетронутыми… Первая тревожная мысль, которая посетила Кадзуху, была о том, что Скарамучча просто сбежал.              Почему-то этот страх, пускай и не особенно явно, но иногда всё же заставлял Кадзуху беспокоиться наравне с мыслью, что Скара мог сделать с собой что-то, пока Кадзуха спал или отсутствовал. Поэтому сейчас, начиная нервно перешагивать по комнате в направлении коридора, он чувствовал, как в нём начинает вскипать тревога — едкое, липкое чувство, заставляющее рисовать в голове ужасные картинки…              — Скара…?              Выйдя в коридор, Кадзуха снова зовёт его в надежде встретить юношу в проходе рядом с кухней или…              «Кха…»              Кадзуха вздрагивает, на мгновение замирая от внезапно услышанного стона, похожего то ли на всхлип, то ли на приступ кашля… Кадзуха быстрым шагом проходит чуть вперед по коридору и на повороте обнаруживает вдруг маленькую полоску света, что расходился из-под двери… ванной комнаты.              Чёрт, чёрт, чёрт…              Кадзуха за доли секунды подоспевает к двери, в голове уже представляя себе, как Скара пытается сделать с собой что-нибудь сидя в ванной…              — Скара…!              Каэдэхара врывается в ванную комнату, намереваясь ринуться к юноше, чтобы вытащить его из воды или пресечь любое совершаемое им действие, однако…              — Кх… кха…              …вместо этого Кадзуха застаёт Скарамуччу, сидящего на полу и согнувшегося от сильнейшей судороги, вызванной рвотным позывом. Он сгибался над унитазом почти пополам, пытаясь высвободить желчь, выходящую из него…              — Скара… — моментально подобравшись к юноше поближе, Кадзуха опускается рядом с ним, усаживаясь на пол и придерживая парня за плечи, чтобы тот не рухнул от обессилия, которое, казалось, прямо сейчас столкнёт его тело на кафельную плитку…              — Нет… — услышав Кадзуху, Скара на короткое мгновение поднимает на него взгляд и чуть мотает головой, — не надо… — сквозь шипящий выдох просит он, слабым движением ладони пытаясь отбросить от себя руки Кадзухи, но едва ли ему удаётся, учитывая его упадок сил и судороги, которые его схватывают вместе с рвотным позывом…              — Уходи… — молящим тоном просит он, сильно вздрагивая и чуть уводя голову в сторону, словно желая скрыться от Кадзухи, спрятаться от него, чтобы не чувствовать на себе ни его встревоженного взгляда, ни тёплых рук, которыми Каэдэхара удерживает его за плечи.              До Кадзухи только сейчас доходит ощущение колкой прохлады, которую он чувствует под своими пальцами, потому что кожа на плечах Скары казалась ему ледяной…              — Оставь… — снова просит Скарамучча, отворачиваясь, пряча слёзы, стекающие по его лицу. Он пытается всеми силами удержаться и не упасть от слабости и сильнейшей дрожи, которую Кадзуха чувствует, пока продолжает придерживать юношу, — уйди…              Скару рвало желчью, и, очевидно, он не хотел, чтобы Кадзуха был свидетелем этой неприятной ситуации, однако Кадзухе было всё равно. Он не чувствовал сейчас ничего, кроме неподъёмной тревоги и желания помочь…              Поэтому он, вопреки просьбам Скарамуччи, остался сидеть рядом, осторожно сжимая в своих руках его худые, дрожащие от холода плечи, вздымающиеся от крупных судорог, что сопровождали процесс интоксикации.              — Кха… — задыхаясь от слёз и раздирающих его глотку хрипов, Скара тяжело дышал и, крепко зажмурив глаза, пытался удержаться на месте. Руками он царапал гладкую плитку на полу, словно желая разодрать собственные пальцы в кровь, чего Кадзуха не позволил ему сделать, аккуратно взявшись за его руки и прижав их к себе…              Кадзуха не говорил ни слова: он молча наблюдал за Скарой, которого всего трясло и колотило даже после того, как его тело перестало высвобождать остатки желчи… Он рвано дышал, пытаясь наполнить лёгкие воздухом, которого ему явно не хватало. Кадзуха видел, как мышцы на его похудевшем теле сжимаются, как его слегка выступающие сквозь тонкую бледную кожу рёбра расходятся чуть в стороны из-за каждой болезненной попытки глубоко вдохнуть…              Кадзухе было тяжело и больно наблюдать за всем этим. Он знал, что Скара сильно похудел и осунулся за прошедшие недели, потому что почти ничего не ел, но видеть то, как его тело стало таким: буквально изломанным и сокрушённым болезнью, словно ядом или какой-то лихорадкой — это было… просто невыносимо.              — Кх…              Спустя несколько минут после того, как Скару начало отпускать, а рвотные позывы сошли на нет, Кадзуха осторожно обнял юношу, прижав его ослабевшее, безвольное тело к себе, обведя руками его худую талию, стараясь действовать очень бережно, чтобы не вызвать ещё больше дискомфорта.              Скара тяжело дышал и, прикрыв влажные от слёз глаза, сдавленно всхлипывал, пытаясь удержать голову, не позволяя себе опустить её к плечу Кадзухи, словно боясь коснуться его ещё больше…              — Всё хорошо… — шепчет Каэдэхара, укладывая ладонь на голову Скарамуччи, начиная ласково поглаживать по его волосам, вновь стараясь успокоить и унять его беспокойство. Ему, очевидно, было очень стыдно и неловко за себя и за то, что Кадзуха застал его в таком виде, поэтому сейчас он пытался как-то отстраниться от него, скрыться от его внимания, хоть и чисто физически это было невозможно…              Кадзуха ещё несколько минут продолжал успокаивать Скарамуччу, шепча тихие слова и поглаживая ладонями по его спине, пытаясь согреть и утихомирить дрожь в его теле.              — Тебе лучше? — спрашивает Кадзуха, когда юноша перестал вздрагивать, а его дыхание стало ровным и спокойным.       Скара в ответ лишь коротко и молча кивает, пальцами чуть сильнее сжимая плечи Кадзухи, словно удерживаясь за него. Он невольно прижимался к нему, пока Кадзуха пытался приподняться, осторожно потянув юношу за собой.              — Сможешь встать…? — Каэдэхара наклоняется к Скарамучче, чуть крепче сжимая его ослабевшее тело в своих руках. Несмотря на то, что Скара был почти без сил, он всё равно не переставал стараться и прикладывать усилия, чтобы устоять на своих ногах. Ему было больно и тяжело совершать каждое, даже самое малейшее действие, однако он терпел и не позволял себе полноценно положиться на помощь Кадзухи.              Будто продолжая выказать своё желание справиться со всем самостоятельно.              Удерживая Скару за талию и чуть приобнимая его со спины, Кадзуха аккуратно подводит парня к раковине и включает воду, чтобы помочь ему умыться…              — Я сам… — слабым голосом произносит Скарамучча, в очередной раз уводя от себя руки Кадзухи, которые тот всё равно не убирает от него, оставляя ладони на его талии. Кадзуха молча наблюдает за тем, как Скара начинает неспешно и аккуратно умываться тёплой водой, проводя чуть дрожащими, худыми и слегка исцарапанными пальцами по своему лицу.              Кадзуха следит за его действиями через отражение в зеркале, пока стоит сзади, слегка прижимаясь к парню, руками едва ощутимо поглаживая по талии. Он старается быть очень аккуратным и осторожным, словно обращается с настоящей драгоценностью… Будто любое неосмотрительное действие могло причинить Скарамучче боль или дискомфорт.              И пока Кадзуха наблюдает за его отражением в зеркале, он почему-то невольно вспоминает их первую встречу в гримёрке Скарамуччи, когда тот с почти разбитым лицом пытался оттереть кровь, стоя перед Кадзухой в точно таком же положении.              Скара точно так же пытался всё сделать сам, отнекиваясь от помощи и попыток Кадзухи позаботиться о нём. Он точно так же сгибался над раковиной, точно так же вздрагивал…              И что в первую их встречу, что сейчас причиной его боли и увечений был один и тот же человек…              Это почти не поддавалось осознанию, но всё же это происходило. Кадзуха действительно наблюдал за тем, как Скара спустя почти два месяца после их первой встречи всё ещё буквально пытался «отмыться» от последствий проблем, которые в его жизнь привнёс Дотторе.              Кадзуха никак не мог поверить в то, что после всего, что он наблюдает вот уже на протяжении трёх недель — это не может стать доказательством вины Дотторе. Неужели этих мучений и этой боли, которую Скара проживает каждый день, недостаточно, чтобы наказать отчасти виновного в этом человека?              Эта несправедливость не давала Кадзухе покоя…              И пока он внимательно наблюдал за каждым действием юноши, за тем, как он худыми, дрожащими руками пытается удержаться за раковину, пока полощет рот и смывает остатки солёной влаги со своего осунувшегося лица с впалыми щеками, с искусанными, потрескавшимися губами, с пятнами под глазами и слегка вздрагивающими от коротких всхлипов ресницами… — Кадзуха наблюдал за всем этим и никак не мог принять то, что всё это, все эти последствия, весь этот хаос и кошмар, который Скара пытается вынести на себе…              Всё это до сих пор остаётся безнаказанным.              Закончив умываться, Скара пытается украдкой взглянуть на Кадзуху в отражении зеркала, но, едва только встретившись с ним взглядом, он тут же отворачивается, словно какое-то безмолвное сожаление или стыд заставляют его снова прятаться…              В ответ Кадзуха лишь крепче прижимает юношу к себе, обнимая его со спины и касаясь губами его плеча в надежде, что это хоть немного, но заверит Скару, что, несмотря на неприятность сложившейся ситуации, Кадзуха ни за что не отвернётся от него и не побрезгует.              Не выпуская Скару из своих рук, Кадзуха тянется к полотенцу, чтобы помочь юноше вытереть влагу с его лица и шеи. Он аккуратно поворачивает Скарамуччу к себе лицом, осторожно поднося к нему полотенце и начиная водить по его щекам мягкой махровой тканью, стараясь очень ласковыми и неторопливыми движениями собирать капельки воды с его щёк и скул, с изгибов его шеи и гладких плеч.              Кадзуха был очень бережен, потому что ощущал в своих руках не просто дрожащего худого юношу, а самое настоящее сокровище, свою самую большую драгоценность, о которой хотел лишь заботиться и нежно ухаживать…              Скарамучча, как никто другой, заслуживает этого.       — Сможешь идти…? — спрашивает Кадзуха, закончив вытирать лицо юноши полотенцем. Скарамучча в ответ только слегка кивает головой и отворачивается, пытаясь сделать шаг в сторону, который ему не удаётся из-за слабости в теле…              Кадзуха, приобняв Скару, осторожно подхватывает его на руки, мгновенно удивляясь тому, насколько лёгким он оказывается…              Скара не сопротивляется. У него банально нет сил, чтобы произнести даже звука, не говоря уже о попытках воспрепятствовать действиям Кадзухи. Он молча прижимается к нему, обнимая парня за шею, пока тот несёт его обратно в спальню.              Дойдя до кровати, Кадзуха аккуратно укладывает юношу. Он укрывает его одеялом и, погладив по голове, а затем нежно поцеловав в лоб, шепчет мягкое:       — Я скоро вернусь.              Пока Кадзуха прибирается в ванной, а затем идёт на кухню, чтобы взять для Скарамуччи воды, он старается не думать о том, что во всём происходящем на самом деле есть и его вина…              Если бы он не бездействовал, если бы он уже давно обратился за помощью к врачам, которые могли бы помочь Скарамучче, возможно, ничего бы этого не было… Возможно, прямо сейчас ему бы не пришлось наблюдать за мучениями и не только психологическими, но и физическими увечьями, которым подвергается Скара…              Возможно, если бы Кадзуха не боялся потерять его и так шаткое доверие, он бы давно уже против воли Скары отправил его на лечение. Но едва ли Каэдэхара мог подобным образом поступить. Ему нужен выход, ему нужен способ сделать всё это менее болезненно…              И пока Кадзуха возвращался в спальню, пока садился рядом со Скарой и, удерживая его голову, помогал ему пить воду, пока снова укутывал его в одеяло и ложился рядом, осторожно обнимая и целуя юношу в макушку, мягким шепотом желая ему хороших снов… всё это время Кадзуха думал лишь о том, что он обязан как можно скорее хоть что-то предпринять.              Он обязан помочь ему, обязан позвонить Шэнь Хэ, обязан попросить её о консультации.              Он обязан сделать всё это, несмотря на свои… личные опасения.              

Среда, 10:07

             Приглушённая трель доносящегося откуда-то со стороны телефонного звонка заставляет Кадзуху раскрыть глаза и слегка поморщится от внезапного света, окатившего его лицо.       Парень поворачивается в сторону окна, с лёгким сонным изумлением наблюдая за солнечной погодой, разгулявшейся на улице в конце ноября, а затем снова слышит звонок своего телефона, который он оставил где-то среди вещей.       Раздраженно выдохнув, Кадзуха встаёт с кровати, мельком взглянув на Скару, который всё ещё спал, а затем тихо подходит к столу, выискивая среди вещей свой телефон, который разрывался звоном.       Однако Кадзуха не успевает ответить на вызов, как оказалось, от Бэй Доу, поэтому, быстрым и тихим шагом выйдя из комнаты и пройдясь по коридору, он намеревался перезвонить опекунше, но та его опередила…       — Кадзуха…!       Парень едва успевает поднять трубку, как вдруг слышит встревоженный голос Бэй Доу, которая опускает приветствия и…       — Кадзуха, у нас проблема, — вдруг сообщает она, заставляя парня слегка напрячься, — сегодня утром дело Дотторе передали в другой отдел.       Кадзуха резко замирает на месте, чуть раскрывая глаза от услышанного.       — Что…?       — Да, просто взяли и отдали расследование в другие руки, но, послушай… — Бэй Доу как-то нервно вздыхает, кажется, готовясь сказать что-то ещё более неприятное…       — Мало того, что меня об этом никто не уведомил. Я приехала на работу и обнаружила, что дело просто перевели, а потом…       Кадзуха вдруг цепенеет от подбирающейся тревоги, начиная с ужасом догадываться, что именно произошло…       — …расследование дела Дотторе закрыли задним числом.       — Что…?       Чёрт, чёрт, чёрт…       Только не это, только не…       — Подожди, но разве это возможно?!       — На самом деле возможно, если это делается намеренно и…       Бэй Доу снова вздыхает, и в этот раз её тон звучит удручённо и печально…       — Кадзуха… у Дотторе есть серьёзные связи в полиции.