С понедельника по воскресенье

      19:05

             Машина такси останавливается у высокого металлического ограждения, перекрывающего сплошным рядом обзор к территории старого «Завода».       Это место, погружающееся прямо сейчас в свет уходящего закатного солнца, выглядело достаточно мрачно: полуразрушенные кирпичные здания с невысокими почти снесёнными трубами, редкие маленькие деревья и кустарники, каким-то образом пробившиеся сквозь трещины в побитом фасаде, на котором высокие окна пропускали на улицу едва заметный, тёплый свет.       И всё это великолепие окружает пустырь — местами выжженный из-за пожаров, местами заросший настолько, что тянущийся от забора плющ добирался уже до углов старых зданий, покрывая их вереницей желтоватых листьев.              Это место когда-то облюбовала типичная молодёжь: хипстеры, музыканты, художники — все они собирались в баре на первом этаже, который находился прямо посреди зала, ещё пару десятков лет назад работающего машиностроительного завода. А теперь здесь была территория тусовок всяких отшельников и творческих коллективов.              Несмотря на приближающуюся «посредственность» этого места, Скарамучче казалось оно роднее и приятнее собственной квартиры. Как минимум, здесь был бар, доверху забитый настолько разной выпивкой, что в стенах заведения появилась традиция каждую неделю выкатывать какую-нибудь алкогольную диковинку: либо очень старое вино, которому лет больше, чем этому уже ныне не работающему заводу, либо что-нибудь совершено дикое, по типу той китайской водки, которую Скара впервые опробовал на дне рождения Тартальи, и после одной стопки которой стало понятно, что лучше не увлекаться этим «сладким» подарком, потому что от него унесёт так быстро, что ни о каком разговоре (Скара всё же очень надеялся на это) с кое-кем думать бы уже не приходилось…              И благодаря местной алко-традиции и открытым репетициям музыкальных групп, проводимых прямо на территории старого завода, в местный бар стекались всевозможные интересные, неординарные и творческие личности…       Ни то чтобы Скара в принципе проявлял какой-то интерес к окружающим, но однако именно здесь он вместе с Аяксом встретил Синьору. Она была тут что-то вроде местной легенды: жёсткой дамочки, выигрывающей все конкурсы по «перепей ближнего своего». В девушку вмещалось столько стопок текилы или водки, что все матёрые пьяницы в округе откровенно охуевали от её выдержки.              Аякс не мог пропустить такое знакомство мимо себя, особенного после того, как девушка в пьяном разговоре призналась, что имеет несколько классов музыкальной школы, выступала в церковном хоре и вообще была примерной девочкой до поры до времени. Потом сбежала из дома с парнем, который в итоге бросил её, после чего ей пришлось таскаться по съёмным квартирам и подработкам, не имея ни образования, ни денег, вообще ничего, кроме надломленной гордости и долгов.              Скара тогда с полным безразличием отнёсся к этому знакомству, хотя рассказ о судьбе Синьоры всё же смог оставить небольшое горькое послевкусие, которое почему-то вспоминалось парню ещё очень долго…       А вот Аякс, услышав эту печальную историю, чуть не расплакался, и тем же вечером сообщил Дотторе, что, возможно, нашёл им ещё одного участника группы, и что продюсер просто обязан устроить этой бедной девочке прослушивание.       В итоге, устав слушать нытьё Тартальи, Дотторе согласился, хотя от этой затеи в восторге он не был, о чём не переставал постоянно упоминать. Однако Синьора, гордость которой была прилично задета, прекрасно смогла показать себя на прослушивании, доказав, что имеет право на место в группе.              Так в стенах старого, разбитого завода образовалась ещё одна творческая единица — группа «FATUI» с мелким грубым мальчишкой в роли солиста, с гиперактивным громким рыжим в роли барабанщика и знойной, красивой блондинкой в роли клавишницы.       «Завод» стал не просто местом появления этой группы, ребята обустроили здесь полноценную студию для репетиций, и в дань уважения этому месту свой первый гонорар «FATUI» вложили в отделку и ремонт небольшой части полуразрушенного здания. А благодаря появившейся площадке для выступлений у любимого бара появилась стабильная, хорошая выручка.              Скарамучча во всём этом участвовал без особого энтузиазма, потому что ему откровенно было всё равно, где репетировать, главное с возможностью в любое время браться за инструмент без опасений, что кто-нибудь из соседей снова вызовет полицию. Поэтому в основном обновкой «Завода» занимались Тарталья с Синьорой и совместными усилиями с владельцем бара вдохнули в это место новую жизнь.              Скарамучче нравилось, что это место пока ещё не превратилось во что-то вроде арт-пространства, забитое творцами современного искусства, магазинами, салонами и так далее… Это место находилось вне черты города, оно казалось обособленным и не внушающим доверия. А по крикам, пьянкам и дракам, которые здесь происходят (не без участия всех троих из «FATUI», конечно же) «Завод» и вовсе мог показаться местом обитания всяких криминальных личностей.              Три раза в неделю, а иногда гораздо чаще, особенно если шла активная подготовка к выступлению, «FATUI» проводили здесь репетиции. И каждую среду к семи вечера Скара приезжал сюда вместе с Дотторе, который оставлял его на три-четыре часа, а затем забирал домой.              И этого, с одной стороны, долгого промежутка времени хватало на то, чтобы полноценно отрепетировать, но с другой стороны — эти долгожданные для Скарамуччи часы пролетали слишком быстро, словно в несколько минут.              Сегодня же Скара приехал один, и вернуться домой он мог в любое время, не переживая на счёт того, что ему нужно успеть за три часа полноценно пройтись по всем проблемным местам в песнях, надавать Аяксу по голове за очередные его косяки (этот дурак постоянно забывал выучивать свои партии), и хоть немного выпить в баре. На самом деле последняя часть в распорядке репетиции — была у Скарамуччи самой приятной (но не самой любимой), потому что возвращаться домой к Дотторе после трёх часов, проведённых здесь (в полной свободе и раздрае) на трезвую голову было совершенно невозможно. Поэтому перед приездом продюсера Скара всегда успевал жёстко накидаться, чтобы по дороге домой просто вырубиться. Дотторе, конечно же, не нравилась эта привычка (он вообще редко бывает чем-то доволен), но он всегда терпеливо довозил Скару до дома и укладывал спать.              Однако сегодня причин сильно напиваться перед отъездом домой не было (ну почти), потому что Дотторе…              …внезапно уехал.              Он позвонил Скарамучче в понедельник, во время того дурацкого собрания в студсовете, и ответив на звонок, парень услышал короткое: «Я уеду на пару недель по делам. Вернусь к фестивалю, расписание скину позже» — и это было всё объяснение. Ни то чтобы Дотторе всегда много говорил или разъяснялся (он не обязан был этого делать очевидно), просто этот внезапный звонок был весьма странным и очень подозрительным. То Дотторе прохода не даёт Скаре, контролируя каждый его шаг, то теперь спокойно уезжает, оставляя своего подопечного совершенно одного. Конечно, продюсер и раньше уезжал по командировкам, но такого жёсткого надзора за Скарой раньше тоже не было…              Скарамучча был бы идиотом, если бы не увидел в этом «добром» жесте Дотторе какой-то хитрый замысел. Он определённо был, но, блять, зачем?! Чтобы Скара вдоволь натрахался с Кадзухой, а потом что…? Дотторе наверняка знает об их связи, он не тупой, чтобы не догадываться, к тому же расползающиеся по университету слухи и комментарии в соцсетях…               И вместо того, чтобы устроить ожидаемый скандал, Дотторе просто берёт и сваливает…?              Может, Скара и не до конца понимал странных решений и намерений Дотторе, но он не растерялся, потому что у него появилась возможность сделать хоть что-то для реализации плана по своему собственному освобождению… И лучшего момента начать его осуществлять у Скарамуччи уже может и не быть: он на время стал свободным, а значит теперь, как минимум, ему не придётся воровать чужих статей, чтобы встретиться с тем, кто одним своим существованием раздражает Дотторе…       Выйдя из машины такси, Скара достаёт снова трезвонящий уведомлениями телефон и пачку сигарет, желая, как можно скорее закурить и проверить сообщения.       

Чат «FATUI и рыжий придурок»

             Синьора, 19:07       Парни, я на месте              Тарталья, 19:07       Бля, а я опаздываю              Скарамучча, 19:07       Как всегда              Синьора, 19:07       Аякс, если через полчаса тебя не будет, я сваливаю в бар              Дотторе, 19:08       Никаких баров, работайте давайте. Напоминаю про Субботу.              Синьора, 19:07       Ой бляять       Дотторе, 19:08       Скара, что с текстами? Когда они будут готовы?              Скарамучча, 19:08       Сегодня закончу              Скарамучча раздражённо вздыхает на очередное напоминание Дотторе о проклятых текстах песен для университетского фестиваля, и скорее убирает мобильный, наконец закуривая и направляясь прямиком к зданию старого завода, минуя заросший плющом пустырь и компанию людей, стоявших у дверей бара.              — Скара, привет!              Войдя в тёплое помещение, парня встречает терпкий запах табака и приветствия знакомых — постоянных клиентов заведения, а также бармена, махнувшего Скарамучче рукой.       Скара бросает короткое «привет» под пристальные взгляды некоторых из присутствующих и старается быстрым шагом пройти шумный зал бара, чтобы добраться до металлической лестницы на другом конце помещения, ведущей на второй этаж.       Юноша всячески игнорирует чужие радостные возгласы и приветствия, у него не было настроения вступать в диалоги с кем-либо, он просто желал, как можно скорее уйти наверх. И когда Скара поднимается в студию, в которой встречает Синьору, он безмолвно радуется тому, что девушка сидит в наушниках у окна с ноутбуком, явно чем-то увлечённо занимаясь — ему не придётся тратить время на бесполезные разговоры.              Раз Аякс, как обычно опаздывает, значит, у Скары есть время до начала репетиции, которое он потратит на то, чтобы подняться по остаткам железных перекрытий на крышу, на самую высокую точку полуразрушенного здания, и просидит там до тех пор, пока Тарталья не вернётся.       Ступая тяжёлыми ботинками по весьма шатким, позвякивающим конструкциям, Скара совершенно не дёргается: ему не страшно забираться сюда, потому что он излазил здесь каждый угол, на практике почти проверив каждую балку на прочность.              Кто бы мог представить, что солист из «FATUI» на самом деле подвержен романтичной стороне своей натуры и имеет потребность проводить время в тишине и спокойствии в особо красивых местах, таких, как крыша старого завода, которая, к слову, при любом неаккуратном движении могла обвалиться. Скара всегда осторожно обходил её по более-менее сохранившимися местам, и подбирался к самому краю, садясь прямо на парапет. Отсюда, с этой высокой точки было хорошо видно пустырь, а за ним густо-заросший лес, уходящий прямо в горизонт, который обычно заливался алым цветом закатного солнца.              Скарамучча почти всегда попадал на время заката, хотя особо большой любви к красотам природы он не испытывал, и приходил на крышу не для того, чтобы любоваться этими пейзажами.              Из-за заброшенных, пустых задворок здесь было очень хорошо продуваемое место, и поднимаясь сюда, Скара желал, как можно скорее оказаться в тишине и прохладе, садясь высоко над землёй и наблюдая за мелькающими фигурами людей — посетителями бара, которые постоянно ходили туда-сюда, чтобы покурить или устроить очередную разборку.       Выкидывая вниз докуренную сигарету, и доставая из пачки новую, Скара вдруг ощущает поток холодного, осеннего ветра, который приятно и легко треплет волосы и обдувает голые участки тела: приоткрытые плечи, шею, лицо…              Скарамучча медлит с тем, чтобы снова закурить, хоть и держит сигарету между пальцев. Он закрывает свои глаза, всего лишь на короткие пару секунд наслаждаясь желанной безмятежностью…              …мгновениями иллюзорной свободы.              Пускай это всего лишь искусственная, ничем не содержательная декорация, но она так приятна, так сладка, как мысль о чём-то запретном, теплящаяся где-то глубоко внутри.              Это место — место уединения, в которое всегда хотелось сбежать при путанице в голове или приближающимся нервном срыве. Таких вот «локаций» у Скарамуччи было три: крыша «Завода», перекинутый через широкую реку мост недалеко от студгородка, и та самая «смотровая площадка», находящаяся недалеко от загородного дома Аякса, прямо посреди негустого леса, куда Скарамучча недавно кое-кого привёл…       Там была такая же возвышенность, расположившаяся над крутым склоном, так же хорошо продуваемая ветром, такая же просторная и с таким же, наверное, красивым видом.              Обычно Скара никому не позволял застать его в подобных местах, из-за возможности внезапно проявляющихся, выдающих его естественную натуру эмоций или чувств…              Точнее их отсутствие.              …которые он по неосторожности показал Кадзухе.              Вспомнив про него, Скарамучча вдруг открывает глаза. Стоит ему на долю секунды представить его лицо, как тут же ему хочется перебить собственные мысли картинкой уходящего за горизонт солнца, заливающего розово-красным светом верхушки деревьев и поверхности старых зданий. Скара подносит к губам сигарету, чтобы наконец закурить, но тут же снова отвлекается, осматривая собственную руку, сквозь тонкие пальцы которой просачивается нежный, алый свет заката, даря мнимое тепло.              Скара вдруг замирает, вспоминая произошедшее сегодня в книжном магазине.              Нежное прикосновение чужих губ к своей ладони и этот мягкий, пробирающий до дрожи шёпот…

«С тобой невозможно быть терпеливым…»

             Блять.              Скара осекается и наконец-то подпаливает сигарету, чтобы скорее выдохнуть едкий дым и отвлечься от этой сентиментальной херни, которая в последнее время слишком часто забивает ему голову. Он всё чаще и чаще ловит себя на мыслях, которые ему ни то чтобы свойственны…              Но ему никуда не деться от этого.              Рано или поздно ему придётся хоть на немного, но всё же впустить в голову мысли о Кадзухе. Начиная от его слов, сказанных в воскресенье про: «Я хочу тебе помочь» до сегодняшней «внезапной» встречи, окончившейся весьма неоднозначно.       Скарамучча прекрасно понимал, от чего Кадзуха сегодня был таким печальным. Только думать о том, чтобы позволить ему замараться проблемами личной жизни Скары…              Блять. Хватит.              Он не хотел давать ни номеров, ни адресов, ни обещаний. Ничего из того, что могло бы повлечь за собой серьёзные последствия. К тому же это всё было лишнее, совершенно неуместное, никакого смысла не несущее в рамках того, что Скарамучча собирался сделать.       Никак нельзя было подпускать Каэдэхару к себе слишком близко. Скара не хотел его впутывать в пиздец, который происходил в его жизни, и проблема была не в Дотторе…       Только Скарамучча едва ли сможет признаться себе в этом.              — Скара?              Парень вздрагивает, слыша позади себя знакомый резвый голос Тартальи, и коротко выдыхает, с сожалением понимая, что его уединению пришёл конец. Это были самые короткие несколько минут в его жизни, он даже не успел нормально покурить…              — Как тут ещё не обвалилось всё нахуй… — Аякс недовольно причитает, поднимаясь по шаткой лестнице и матерясь на дрожащие под его ногами старые конструкции. Скарамучча в свою очередь даже не оборачивается на коллегу, полностью игнорируя его слова, — Скара, вот нахрена ты опять залез сюда? Тебе внизу плохо сидится? Тут же опасно, блять… — Чайльд изводится на очередную тираду о том, что это «место жуткое», «тут все на добром слове держится» и бла-бла-бла…       — От тебя слишком много шума, — слегка раздражённо произносит Скара, делая несколько коротких последних затяжек, и затушив окурок, выбрасывает его вниз.       — Вот сорвёшься ты отсюда, и как мне потом Дотторе это объяснять? — Тарталья аккуратно пытается ступать по целым кускам перекрытий, чтобы добраться к краю, — он же меня живым закопает…       — А ты только из-за этого переживаешь, да? — усмехается Скарамучча, оборачиваясь на потревожившего его друга, который, наконец, подходит к парапету и садится рядом.       — Ага, не за тебя же мне переживать, — Аякс широко, довольно улыбается, попутно доставая свои сигареты.       — Зачем ты пришёл?       — Во-первых, тебя позвать, — Аякс щёлкает зажигалкой, чтобы закурить, задерживая взгляд на Скарамучче, словно ожидая какой-то реакции от него, но юноша продолжает молчать, — во-вторых, Синьора сказала, что ты сегодня подозрительно тихий, — Тарталья слегка прищуривается, пока делает первую затяжку, — и знаешь, я бы это мимо ушей пропустил, если бы сам не заметил, что ты в последнее время ведёшь себя странно.              Странно? Разве? Вроде всё как обычно?       — Стоило Дотторе уехать, и ты сам на себя перестал быть похожим, — продолжает Тарталья, наблюдая, как Скара снова достаёт из кармана пачку сигарет, и заглянув в неё, осознаёт, что их осталось мало.       — И кто из нас ещё странный… — брюнет едва успевает протянуть ладонь к другу, как бы безмолвно прося поделиться своими сигаретами, на что Аякс, предугадывая действия своего коллеги, тут же вкладывает их в чужую руку.       — О чём ты? — уточняет Чайльд, пока Скарамучча закуривает.       — А тебе не кажется странным то, что Дотторе так внезапно уехал?       — Да вроде нет, — Аякс пожимает плечами, поворачивая голову на лесной массив, полностью погрузившийся в холодные сумерки, — он вроде ещё в Сентябре говорил, что уедет по делам на пару-тройку недель, — Тарталье, видимо, и правда не кажется подозрительной эта внезапная «командировка». Может, Скара слишком много надумывает себе?       — Правда, знаешь, я думал, что он заберёт тебя с собой.              Скара замирает, смотря на собственные пальцы, в которых он сжимал тлеющую сигарету. Почему-то ему очень не нравится мысль о том, что Дотторе хотел увезти его с собой, но в итоге оставил здесь…              Блять, что затеял этот больной ублюдок…              — А что? — Чайльд ехидно ухмыляется, пододвигаясь к Скаре ближе, чуть тише начиная говорить, — переживаешь, что Дотторе узнает про твою интрижку с Кадзухой? Знаешь, ты бы был поаккуратнее, твой бывший такой ревнивый, что…       — Заткнись, — Скара резко перебивает очередной поток слов Аякса, — или я тебя сейчас сброшу с этой крыши, — темноволосый медленно поворачивается к другу, с сердитым, хмурым взглядом, выказывая всю серьёзность своих слов. Ему было невыносимо противно даже при коротком упоминании, что когда-то он состоял с Дотторе в отношениях.       Скара всегда пытался убедить себя, что это была вынужденная мера, что иначе он бы не смог выбраться из того ада, который Скарамучча (тогда ещё носивший своё настоящее имя) проживал день изо дня…       Наверное, именно поэтому ему было горько слушать рассказы Синьоры… Из-за сходства их судеб, в которых по итогу Дотторе стал своего рода «спасением». Но оставался ли он им до сих пор? Очевидно, что нет. Для Скары уж точно.              Ему нужно было сбежать, как можно скорее выбраться из всего этого, случайно не впутав кое-кого в свои проблемы…              — Я серьёзно, Скара, будь осторожнее, ты ведь знаешь, что… — голос Тартальи снова перебивает раздумья парня, который даже не замечает, как в его пальцах тлеющая сигарета неприятно обжигает кожу.       Скара вновь прикрывает глаза, игнорируя Аякса, сидящего рядом и продолжающего что-то говорить…       Слова его не имели сейчас никакого смысла. Тарталья понятия не имеет, какой Дотторе на самом деле человек. Он даже не догадывается, в каком аду Скарамучча прожил все эти три года существования их группы…       И ни о чём другом, кроме как о собственной свободе, о возможности выпутаться из контракта, который Скара по глупости заключил с Дотторе, он думать не мог.       Наверное.       Ну, может ещё о Кадзухе. Совсем немного.              — Эй, Скара…       Ладно, нет. Ни хрена не «немного». Скарамучча откровенно переживал из-за того, что не может дать Кадзухе каких-то более внятных ответов, потому что сам не знает, получится ли у него выбраться…              С одной стороны, он хотел объясниться перед ним, хотел рассказать о том, что происходит в его жизни, о том, что Скара затеял публично унизить Дотторе…       — Скара!       Брюнет не слышит, как Тарталья снова зовёт его, потому что он слишком погружен в свои мысли. В мысли о том, что ему придётся отчасти использовать Кадзуху…       Нет. Ему совершенно это не нравится. Он не хочет этого… Он не должен этого делать, не должен допускать его к себе. Не должен…       Но почему-то так хочется.              — Блять, Скарамучча! — Чайльд не выдерживает и хватает друга за плечи, вытряхивая его из глубоких размышлений, — что с тобой творится?! У тебя сейчас лицо, как у мертвеца… — Тарталья не на шутку обеспокоенный, всматривается в глаза Скарамуччи, которые ещё с долю секунды не выражают ровным счётом ничего.              А…              — Что происходит? — серьёзным тоном спрашивает Аякс, аккуратно выпуская из своих рук чужие плечи, — блять, и почему ты такой холодный…?! — рыжий аж передёргивается, — я знаю, что ты у нас теплокровный, любишь холод и всё такое, но ты нахрен заболеешь здесь!              Теплокровный? Ха…       Ха-ха-ха-ха-ха-а-а…              Скарамучча начинает негромко смеяться, сбивая своё долгое молчание, почти истерическим, странным смехом, которое вызывает у Тартальи вместо серьёзного выражения лица теперь откровенное удивление:       — Ты точно в порядке?       О нет, он не хрена не в порядке. Он никогда не был в порядке. Ни тогда, ни сейчас. Никогда.       — Заткнись уже, — Скара чуть успокаивается и швыряет окурок прямо в Аякса, который тут же дёргается, но почему-то улыбается, едва ли сам не начиная хохотать.       — Узнаю моего Скару! — Тарталья приподнимается и хлопает парня по плечу, — бля, не пугай меня так больше! И пошли уже работать…              Перед тем как встать, Скара на мгновение оглядывает пожелтевший лес, затерявшийся в темноте густых сумерек… Снова какое-то колющее, едва уловимое беспокойство вновь расходится в груди от возвращения к мыслям о…              Нельзя. Нельзя. Нельзя.              — Аякс, — солист вдруг обращается к нему, в последнее мгновение всё ещё колеблясь.       Ладно. Ладно. Он сделает это. Он это сделает. Только это. Больше ничего. Только раз позволит себе. Только раз.       — Сможешь мне достать номер Каэдэхары?              

01:35

             Репетиция прошла вполне неплохо, даже учитывая тот факт, что Синьора всё равно смогла накидаться, а Тарталья постоянно отвлекался, без конца шутящий на тему того, что Скара, походу, влюбился, раз он попросил чей-то номер телефона. Это действительно было большой редкостью, только Аякс и не подозревал, что чужих номеров Скарамучча не записывал в свой телефон ни потому что ему наплевать на своих однодневных любовников (хотя отчасти это тоже являлось причиной), а из-за Дотторе, который отслеживал звонки и сообщения…              Скара не хотел, чтобы номер Кадзухи попал в руки этому ублюдку, но, блять, кого он пытался обмануть? Себя? Дотторе?              Если этот мудак захочет, он сам найдёт любой номер телефона…              Поэтому…              Ладно, Скарамучча просто пытался себя этим успокоить, таким образом не допуская мысли, что ему просто самому хочется написать или позвонить Кадзухе…              Получив заветный набор циферок, Скара на протяжении всей репетиции пытался придумать предлог, чтобы написать Каэдэхаре, но так и не решился, находясь всё ещё в сомнениях того, а стоит ли вообще…       А вдруг Аякс прав? Может, Скарамучча слишком много себе позволяет в отношении Кадзухи, потому что опасно чувствует какую-то симпатию к нему…?              Ну нет. Ну нахуй.              Репетиция, несмотря на то, что каждый участник группы был занят своим делом (Синьора водкой, Тарталья шутками, а Скара, кхм… мыслями о Кадзухе), всё равно оказалась весьма продуктивной. В субботу у «FATUI» было запланировано выступление в одном клубе: ничего серьёзного, пару-тройку песен в рамках тематического сета. Скарамучча даже не особо запаривался над этим, его куда больше волновали тексты, о которых ему сегодня раз пять напомнил Дотторе. Это были тексты к песням для университетского фестиваля, которые нужно было отредактировать, подвергнув цензуре. Ни то чтобы Скаре это казалось сложным или как-то задевало его, как автора этих самых песен, просто это было муторно и скучно.              Работать совершенно не хотелось, к тому все же мысли парня были заняты совершенно другим…              Пока Скарамучча возвращался домой на такси, пока проходил в свою квартиру, попутно стаскивая с себя и разбрасывая вещи, чтобы как можно скорее оказаться в тёплой ванной, наконец, согревшись и отмывшись за весь этот ужасно долгий, насыщенный день, и пока он сидел в горячей воде, почти с головой погрузившись в неё, он всё это время пытался взвесить все за и против и наконец решить, стоит ли ему писать Кадзухе.              Это действительно было очень важным для него решением: стоит ли Скаре сделать этот шаг, ведь назад пути уже не будет. И дело уже даже далеко не в Дотторе (пошёл бы он нахуй), проблема заключалась в желании Скары: хочет ли он подпускать Кадзуху к себе настолько близко, насколько не позволял приближаться практически никому?              Блять.              Какого чёрта Скара вообще ломает голову над тем, чтобы написать парню, с которым разок переспал?! Что такого особенного в Каэдэхаре, что он уже минут двадцать сидит в ванной и изводится, пытаясь решиться на одно чёртово сообщение…              Как же бесит.              Юноша устало прикрывает глаза и опускается в воду с головой, задерживая дыхание. Благо просторная, глубокая ванная позволяла полностью в неё окунуться, на несколько секунд исчезнув из реального мира, звуки которого приглушались мягкими потоками тёплой воды. Они согревали тело, приятно обволакивая каждую клеточку кожи, даже не смотря на лёгкий дискомфорт из-за закрытых глаз…              Когда Дотторе не было дома, Скара всегда так делал: окунался с головой и задерживал дыхание до тех пор, пока не кончался воздух, до сдавливающей грудную клетку и постепенно оседающей внутри тяжести, до выбивающей из сознания все мысли боли, подступающей очень медленно и ровно… И всякий раз переживая её приход, Скара старался вытерпеть как можно дольше времени, останавливая себя от того, чтобы дёрнуться вверх и выбраться из воды.              Если он не будет этого делать, то…              Скарамуччу вдруг отвлекает приглушённый звук звонка телефона. В такое время ему мог звонить только один человек, и поднимать трубки юноша совсем не хотел. Ублюдок, как чувствует, чем Скара занимается…       Прекрати звонить…              Может, у него где-то есть камеры в ванной комнате? Скара бы этому нихуя не удивился, потому что Дотторе настоящий садист и конченный урод, которого каким-то образом до сих пор не посадили за решётку.       Но Скарамучча был уверен, что это лишь дело времени: он с удовольствием предвкушал этот момент, в котором, возможно, сыграет главную роль…              Хватит!              Трель звонка не смолкает, продолжая разрывать тишину, и не выдержав больше этого, Скара резко выныривает из воды, поднимаясь и хватая чёртов телефон мокрыми руками, чтобы швырнуть его прямо в стену.              Замолчи!              Но едва Скаре стоит обратить внимание на экран гаджета, как он видит имя Аякса и тут же замирает, моментально останавливая свой приступ агрессии, оставаясь удивлённо пялиться в телефон, который, наконец смолкает.       Блять…       Зачем Тарталья так поздно звонит ему? Что-то случилось?              Разблокировав телефон, Скарамучча видит несколько сообщений от коллеги, в которых спрашивает, нормально ли Скара доехал до дома (очевидно уже было очень поздно), и оповещает его об перенесённой фотосессии на понедельник.              Блять, это был всего лишь Аякс…              Скара раздражённо смахивает с лица пряди мокрых волос, и вставая из ванной, хватает полотенце, чтобы не мокрыми руками пытаться что-то ответить своему другу.              Господи, он совсем уже поехал головой, и чуть не разбил телефон, думая, что ему звонит Дотторе…              Нахер это всё. Просто нахер.       

02:18

             Закончив с ванной, Скара надевает короткий атласный халат и проходит в просторный зал, в котором совмещались кухня, бар и гостиная. В большой, свободной квартире было холодно и слишком тихо: в мрачных тонах интерьера и высоких панорамных окнах, открывающих вид на город, не было ничего уютного, ничего приятного и ничего для Скары примечательного. Он уже очень давно жил в этих дорогих апартаментах…       Точнее не жил, а существовал, как птица в золотой клетке.              Скарамучча проходит к столу на кухне, на котором были разбросаны листы с текстами песен, и пока юноша собирает их, чтобы перенести в другое место, краем взгляда он задевает мини-бар. Скаре очень хотелось выпить, но завтра утром ему нужно ехать в универ, и время уже второй час, а он ещё даже не садился за эти проклятые тексты…              Скара забирается на высокий барный стул, раскладывая на стойке вдоль и поперёк исписанные листы бумаги, на которых солист уже начинал переписывать часть куплетов, постоянно раздражаясь, что из-за Кудзё ему приходится заниматься вот этой хернёй. Хотя… Он ведь сам согласился и подписался на участие в фестивале, и всё потому, что его попросил… Кадзуха. Если это был кто-то другой, Скара послал бы его нахуй…              Когда-то «FATUI» уже подменяли своих коллег из «ANEMO» на каком-то там университетском мероприятии, о назначении которого Скарамучча даже не знал. Тогда его попросил Венти, в пьяном разговоре заявив, что собирается уйти из группы, и что Скаре нужно обязательно подумать о том, что перейти к ним новым солистом…              Тогда этот разговор в алкогольном бреду казался настолько несусветной глупостью, что Скара рассмеялся бы в лицо тому, кто сказал бы ему, что он будет сидеть посреди ночи на холодной кухне, копаясь в текстах собственных песен, чтобы они прошли цензуру фестиваля и всё это ради… симпатичного гитариста из другой группы, которую «FATUI» подменяют…              Впрочем, что касалось «симпатичного гитариста» — Скара бы не удивился. Он давно приметил Кадзуху, ещё в начале первого учебного года, когда мельком заметил его в компании друзей. Тогда у Скарамуччи не было возможности ни подойти, ни познакомиться — ну, во-первых, он стеснялся, да… Но основной причиной было то, что Скара очень редко появлялся на занятиях из-за плотного графика работы. И спустя время, юноша и вовсе забыл о существование Кадзухи, пока однажды не встретился с Венти в баре…              Когда бард сказал, что хочет уйти, он в самом деле предложил Скаре занять его место, только вот…              «Тебе придётся понравиться Каэдэхаре Кадзухе… Он хороший парень, но слишком правильный…»              Сейчас Скарамучча готов посмеяться с этих воспоминаний, потому что его мысли и предположения, касаемо Каэдэхары оказались такими… не состоятельными. Кадзуха, как выяснилось, ни хрена не «правильный». Скара думал, что ему придётся терпеть мягкого, всепрощающего и доброго парня, любящего подбирать маленьких котят в коробках, а на деле…              Блять, он оказался человеком гораздо интереснее, чем Скарамучча себе представлял. Начиная с их первой встречи…       О да, Скара прекрасно помнил, как Кадзуха смотрел на него, пока солист всячески пытался выпендриваться на сцене, привлекая к себе его внимание. И этот взгляд алых глаз, которыми он проходился по нему: такой внимательный, пристальный, временами желанный, словно Кадзуха видел перед собой не солиста из другой группы, а нечто настолько прекрасное, поразившее его, что едва ли он мог оторваться…       Как же это было восхитительно: чувствовать на себе взгляд человека, которому Скара искреннее хотел понравиться. И не только как возможный кандидат на роль нового солиста «ANEMO», но и по другой причине…              Конечно, тот вечер выдался весьма неоднозначным: Скара даже в самом глубоком бреду не смог бы предположить, что Дотторе сорвётся на нём посреди выступления. И как выяснилось позже, всё произошедшее случилось из-за появления Кадзухи. Дотторе каким-то образом смог выяснить, что Скара с Венти договорились о встрече двух своих музыкальных групп в клубе, и это привело продюсера в бешенство.              Чёрт, и как после этого Скара мог остановиться? Зная, что Кадзуха хочет заполучить его в свою группу, видя, какую реакцию это вызывает у мудака Дотторе, и к чему в итоге это всё ведёт…              Скарамучча впервые почувствовал реально-существующий шанс выбраться, из «FATUI», из отношений с Дотторе (которых как бы уже давно нет, но кажется этот ублюдок считал иначе), из этой квартиры в конце концов…       Ха-а…              Скара не замечает, как проходит больше часа, пока он пытается «работать», подгоняемый чувством раздражения, которое постепенно переходило в агрессию.       Брюнет устало выдыхает и резко встаёт со своего места, быстрым шагом направляясь к бару, чтобы достать хоть что-то из алкоголя и влить его в себя, пока он окончательно не свихнулся. Найдя начатую бутылку виски, Скарамучча рваными, неаккуратными движениями наливает его себе в стакан, успевая наскоро бросить пару кубиков льда, и сразу же сделать несколько глотков…       Пока Скара проходит по залу, возвращаясь к высокой стойке, за которой сидел, он взглядом цепляется за стоящий у окна рояль. Обычно парень старается не замечать его наличие, потому что…       Его присутствие здесь — настоящая издёвка, в очередной раз доказывающая, что Дотторе настоящий моральный урод.       Скара делает ещё один глоток из стакана, слегка морщась и желая как можно скорее опьянеть. И почему он не стал выпивать вместе с Синьорой сегодня в баре, спрашивается…       Скара возвращается к текстам, продолжая кромсать знакомые строчки песни, выдёргивая из них мат, упоминания всякого разного, о чём петь на университетской сцене было нельзя. Конечно, Скарамучча мог подобрать к выступлению парочку более-менее нейтральных песен, но как же ему было лень репетировать почти забытые партии. Куда проще было сыграть то, что знакомо и любимо публикой…              Блять.              Скара останавливается перед тем, как в очередной раз перечеркнуть чёрным маркером слово в куплете, потому что парня охватывает какое-то невыносимо яростное желание прямо сейчас изодрать все эти листы и послать это всё к чёртовой матери… И чем он занят вообще, ради чего, ради кого…       Скара прекрасно знал ответ, ради кого, и знал, что ему нужно стараться ещё больше, потому что он не хотел быть в собственных глазах конченным подонком, который использует человека, чтобы…              …блять.       Скара снова возвращается к работе, стараясь перестать думать о всяком лишнем, иначе он так и до утра не закончит…       Спустя минут двадцать парень допивает третий стакан виски и устало склоняется над столом, упираясь лбом прямо на мраморную поверхность столешницы, зажмуривая глаза, пытаясь переждать минуту другую, пока его отпустит…              В голове было совершенно пусто: не хотелось ничего, ни сидеть здесь, в этом полумраке и холоде, ни исправлять эти проклятые тексты, ни переживать ни о Кадзухе, ни о Дотторе, ни о ком…              Скара открывает глаза, на мгновение цепляясь взглядом за свои ноги, без интереса рассматривая небольшую татуировку на обнажённом участке кожи. Может ему сделать ещё одну тату назло Дотторе, пока его нет в городе? Продюсеру не очень нравилось то, что его подчинённый «марал» себя подобным искусством, но Скарамучче было как-то наплевать.              Пока парень размышляет об этом, он вдруг замечает на своих бёдрах небольшие пятна синяков, короткими полосами расходящиеся по поверхности кожи. Это были следы от чьих-то сильных рук, которые ещё несколько дней назад с жадностью сжимали бедра Скары, пока…              Чёрт…              Юноша прикрывает глаза, почему-то слегка напряжённо выдыхая, пока вспоминает недавнюю ночь, проведённую с Кадзухой.              Случайную, спонтанную, но такую охуенную ночь…       Что там Венти говорил про Каэдэхару? Что он «правильный», «хороший», «но шутки с ним плохи», да? О, блять, Скарамучча это смог выяснить буквально на себе… Спасибо, что заранее предупредили, хоть он и не верил до последнего.              Боже, кто бы только мог подумать, что на самом деле этот парень такой чувственный, умеющий быть грубым и жадным до удовольствия. Скаре было невероятно хорошо с ним, и он был счастлив помнить абсолютно всё, происходящее в ту ночь. Его руки, от хватки которых до сих пор не сошли синяки, его губы, которыми он исцеловал всю шею и плечи Скарамуччи, его низкий, мягкий шёпот…              «Ты потрясающий…»              От воспоминаний об этой близости, Скара чувствует, как место раздражения внутри него занимает какая-то тяжесть внизу живота, и от этого ощущения юноша слегка вздрагивает. Ему было очень приятно вновь и вновь прокручивать в голове сцены той ночи, но, чёрт возьми, это было так странно…              Скара не выдерживает больше всех этих мыслей, и поднимая со стола голову, пытается снова настроиться на работу, но лишь стоит парню случайно задеть взглядом свой телефон…              Как же ему хотелось прямо сейчас позвонить или написать Кадзухе, нагло потревожить его сладкий сон, чтобы напомнить о себе. Но едва ли Скара мог это сделать…       Или мог?       Чувствуя подступающее состояние нетрезвости, Скара поднимается со своего места, решая, что на сегодня с него хватит. Он порядком устал за целый день, к тому же ему скоро вставать через несколько часов…        Скара берёт в руки свой телефон и идёт прямиком в спальню: такую же просторную, прохладную комнату, погруженную в полный мрак: плотно задвинутые гардины не пропускали ни пылинки света. Скара кое-как добирается до кровати, устало рухнув на неё.       Ни то, чтобы юноше сильно хотелось спать, к тому же мысли его совсем были далеки от сна…       Он весь вечер пытался избегать этого, пытался не вспоминать его имени, его голоса, его грустного, печального вида, с которым он сегодня прощался…       Скара закрывает лицо ладонями, сокрушенно чувствуя себя каким-то ублюдком. Не таким конченным, как Дотторе, но…       Блять.       Скарамучча хватает свой мобильный, наконец, решаясь найти по номеру телефона профиль парня, которому намеревался написать уже, наверное, часов шесть…              Кадзуха был в сети два часа назад. Почему он так поздно лёг? Опять сидел за своими дурацкими книжками? Хотя кто бы говорил…              Скарамучча прикусывает губу. Итак, он готов, наконец-то, написать Кадзухе. Но с чего начать? Может, предложить встретиться завтра в университете? И как это будет выглядеть в три часа ночи, боже блять…       Парень вздыхает, собираясь написать банальное «Привет». Да, так будет правильнее всего. К тому же… У Скары будет ещё время подумать, как продолжить диалог или вообще удалить это сообщение, потому что Кадзуха ответит ему только утром…       Но парень тут же замирает, замечая, как статус чужого профиля сменяется на «В сети», и Скара резко садится на кровати…       Чёрт, он, что, разбудил Кадзуху…?!       Скара быстро пишет ещё одно сообщение, но едва он успевает отправить его, как спустя пару секунд телефон вдруг разрывается звонком.              Что, блять?!              Скарамучча медлит в нерешительности, потому что не знает стоит ли ему ответить… Блять, в смысле «не знает»?! Он пять минут назад сам хотел ему позвонить, разбудить…       — Алло? — парень наконец поднимает трубку и первое, что он слышит, это слегка обеспокоенное:       — Скара? Это правда ты?       — Блять, а кто ещё по-твоему?! — с напускным раздражением отвечает Скарамучча, в ту же секунду прикусывая кончик языка за лишнюю язвительность. — И зачем ты мне звонишь так поздно?              И почему Скара опять такой грубый с ним…              — Это очень неожиданно, знаешь ли, — тихо раздаётся на другом конце телефона. Кадзуха явно поражён тем, что ему действительно написал Скара. Ещё сегодня днём он печалился, что у него нет возможности связаться с ним, а теперь они… говорили по телефону, как ни в чём не бывало?       — Могу я узнать, почему ты не спишь в такое время? — спрашивает Кадзуха.       — Вообще-то я первый задал этот вопрос, — хмыкает Скарамучча в ответ.       — Мне… — Каэдэхара чуть медлит с ответом, — … просто не спится.       Звучало не очень убедительно, но Скара делает вид, что не замечает этого. Мало ли чем он там занимается?       — А ты?       — Я не сплю из-за тебя, — абсолютной правдой резко отвечает Скара, намереваясь уже высказать своё недовольство, касаемо того, что из-за просьбы Кадзухи подменить его группу на фестивале, Скарамучча был вынужден переписывать тексты собственных песен…       — Что…? В каком это смысле «из-за меня»? — со стороны Кадзухи раздаётся непринуждённая, лёгкая усмешка, услышав которую Скара вдруг осознаёт, как странно звучала его фраза вне контекста…       — Нет, я не…! Это вообще не то, о чём ты подумал! — начинает второпях пояснять юноша, вдруг ощущая лёгкий подступ смущения.       — Скара, а о чём я должен был подумать? — Скарамучча слышит, как Кадзуха продолжает усмехаться, — ты неожиданно пишешь мне посреди ночи, а затем признаёшься, что не спишь из-за меня…       — Ты… — Скара чуть закатывает глаза, — поумерь свою фантазию, придурок, я из-за тебя не сплю, потому что именно из-за твоей просьбы и твоей группы мне приходится сидеть и переписывать слова для песен, чтобы завтра отнести их Кудзё, — почти на одном выдохе поясняет солист, пытаясь таким образом ещё и себя убедить в правдивости этих слов, потому что озвученное было лишь отчасти причиной, почему Скарамучча не спал…              О второй причине он умолчит.              — Неужели всё так серьёзно? — Кадзуха звучит слегка встревоженным, — прости, я не думал, что это будет так накладно для тебя, — он делает короткую паузу, — я могу тебе помочь?              Помочь…?              — Не надо, — Скара тут же отказывается, почему-то чувствуя какую-то неловкость за то, что заставил Кадзуху извиняться. Скарамучча ведь сам согласился помочь ему, зачем тогда сейчас жалуется…       — Ты уверен? Хочешь, мы можем завтра вместе сходить в студсовет, — предложение, сказанное Кадзухой звучит, как предлог для встречи, но ни то чтобы Скарамучча был против…       — И зачем ты мне там нужен?              Придурок, вот зачем это спрашивать?! Согласился бы и все. Нет, надо же, поломаться… Господи.              — Я буду героически защищать тебя от нападок Сары, если она станет возникать.              Скарамучча слегка замирает, слыша, как Кадзуха говоря это, улыбается. И почему-то становится так… тепло от того, что даже в такой простой ситуации он проявляет эту свою заботливую сторону. Он всегда делает эти, порой, малозаметные, но приятные вещи: то постарается помочь после побоев Дотторе, то уложит спать в убранной комнате после бурной ночи, то предложит свои колени, чтобы Скаре было комфортно сидеть…       А ещё эти его постоянные беспокойные взгляды, которыми он обращает внимание на то, во что Скарамучча одет…              — Скара? — Кадзуха зовёт парня по имени, в очередной раз вытаскивая его из своих раздумий, — давай ты пойдёшь спать, уже очень поздно.              Вот и снова он это делает…              — Я не пойду, если ты не пойдёшь, — вдруг выдаёт Скарамучча, словно желая тоже немного… позаботиться о нём? О боже…       — Хорошо, но только ради тебя.              Блять?!              — Придурок… — шипит Скарамучча, чувствуя, как вновь смущается, а Кадзуха лишь начинает посмеиваться. Ему там очень весело, да?! И почему он постоянно выдаёт что-нибудь такое…?!       — Ладно, Скара… — Кадзуха, видимо, желает попрощаться.       — Подожди, — брюнет тут же останавливает его, — мы встретимся завтра? — Скарамучча вдруг сам себе поражается, что спрашивает подобное, поэтому тут же решается уточнить, — ну в смысле, в универе, чтобы…       — Чтобы пойти к Саре? — ответ Кадзухи звучит мягким, приглушённым тоном, — давай так: я сделаю вид, что ты не пытаешься найти повод для встречи, а ты сделаешь вид, что я позвонил тебе, чтобы убедиться, правда ли это ты мне написал, а не для того, чтобы услышать твой чудесный голос.              Скарамучча чуть дёргается на месте от услышанного… Так он позвонил, потому что… хотел просто…услышать его… голос?       Чудесный…?              — И ещё, — продолжает Кадзуха, — спасибо, что написал мне, — его голос стал чуть более серьёзным, — для меня это и правда очень важно.              Скара слегка сжимает губы, не зная, что ему ответить. На что блять ему отвечать?! На признания Кадзухи о том, что он просто так хотел ему позвонить посреди ночи? Или на то, что он понял, что Скара просто ищет повод увидеться? Или на его: «Для меня это было очень важно».              — Доброй ночи, Скара, — произносит своё пожелание Кадзуха, видимо, не дожидаясь ответа от парня, который находился в полном замешательстве от происходящего.       — Доброй ночи, — быстро проговаривает Скарамучча, тут же сбрасывая звонок и отбрасывая телефон от себя на кровать.              Господи… Что… Что… это за херня…              Скара укладывает лицо в собственные ладони, слегка дрожащими пальцами ощущая, как оно горит от нахлынувших, тёплых, но таких странных чувств. Почему ему так приятно было сейчас услышать всё это, почему прямо сейчас он ложится лицом в прохладную подушку, едва ли не крича в неё, почему он с каким-то трепетом теперь думает о предстоящей с Кадзухой встрече?       Ничего такого, они просто увидятся снова в университете, но… но…              Почему Скара себя чувствовал, как влюблённая школьница, почему сейчас ему было так тепло осознавать, что Кадзуха и правда ждал его сообщения, позвонил ему, потому что хотел услышать его, предложил завтра пойти вместе, и…              Скара вдруг вздрагивает, слыша уведомление на своём телефоне. Парень слегка пугается, но резко хватает мобильный, с надеждой представляя, что ему написал… Кадзуха.              Да... Это и правда был он!              Кадзуха, 04:07       Давай завтра на большом перерыве сходим к Саре, а потом свалим с занятий?              Скарамучча улыбается от увиденного сообщения, не зная, чему радоваться больше: тому, что сам Кадзуха (кто бы только мог подумать) предлагает прогулять пары, или потому что хочет провести с ним остаток дня…              Скара быстро пишет ответ, что согласен, а затем вновь ложится головой на подушку, и закрывая глаза, продолжает улыбаться, пытаясь утихомирить внутри себя бурю этих нежных эмоций, совершенно ему несвойственных…              Внутри него теплятся приятные мысли о завтрашней встрече с Кадзухой, о том, что они сбегут с занятий и пойдут гулять…       Это было так до банального романтично и глупо, и Скара это прекрасно понимал, но почему-то совершено не хотел отказываться от всего этого.       Наверное, он просто перестал искать какие-то оправдания и признался в том, что искреннее хочет провести время рядом с Кадзухой.       И дело не в «плане освобождения», не в Дотторе, не в том, чтобы перейти из одной группы в другую…       Дело в Кадзухе. Только в нём самом.