лилии.

      В каком-то случае необычный означает очень удивительный и хороший, но сейчас какой-то случай был отвратительным. Оми не помнил, когда еще чувствовал себя так плохо. Он находился то ли в отключке, то ли просто не понимал, что происходит вокруг. Ему было страшно открывать глаза. Если же он набирался смелости и приоткрывал один глаз, свет сильно бил ему в глаза, а рядом возникали не самые приятные сцены из детства. Кажется, он никогда не избавится от своего прошлого.       Разорванное на кусочки сознание начало постепенно собираться в кучу, и Киёми попробовал встать. Дрожало все тело, даже ноги, поэтому подъем превратился в еще одно испытание. К счастью, он ничего не уронил и успешно выпрямился, смотря на себя в зеркало. Тут же включив воду, он вымыл покрасневшее лицо и попытался уложить растрепанные волосы. Под глазами медленно набухали синяки, там остались розовые пятна, напоминающие о слезах.       Под ногами лежали раскиданные коробки от таблеток или с ними, пачки с масками и перчатками и различные баночки. Присаживаясь на корточки, Сакуса собрал все в коробку, иногда с высокой громкостью закидывая их в коробку. От этого шума Атсуму пришел в себя и перестал блуждать в мыслях. Этим он занимался почти весь последний час и, услышав что-то из ванной, очень удивился. В ванной же было тихо, так кто же мог там оказаться. Тсуму вскочил на ноги и резко открыл дверь.       — Оми?! — воскликнул Мия, в шоке отлетая к стене.       — Мия, какого хрена ты тут делаешь, — даже не как вопрос, а как угрозу произнес Сакуса. Он быстро протер глаза, пытаясь скрыть факт того, что он плакал.       — Я, я… — Атсуму замялся, смотря ровно в глаза Киёми. — Я хотел извиниться за все, что сказал на балконе. Ты плакал?       Оми цыкнул и прошел мимо Тсуму, рассматривая бардак, который устроил сам. Теперь он злился на себя, потому что был уверен, что многое может сдержать под контролем, что наконец-то освободился от необходимости постоянно убираться и даже создавать беспорядок, когда все было идеально. Принимать извинения Мии он, конечно, собирался, но чуть позже. Сначала он закрыл все шкафчики, вытаскивая оттуда пару перчаток, и подошел к Атсуму.       — Поможешь? — спросил он, протягивая перчатки.       — Только если ты расскажешь, что с тобой случилось, — выхватывая синюю и неприятную резину, ответил Тсуму. Его осмотрели недовольным взглядом. — Не пойми неправильно, я просто волнуюсь.       Сакуса молча пожал плечами, снова зашел в ванную, доставая оттуда стопку тряпок, веник и швабру. Он надел перчатки и маску, сразу занявшись уборкой, начав с расставления раскиданных книг по местам. Атсуму, по правде говоря, редко убирался, поэтому плохо понимал, что ему стоит делать, но решил подмести пол, поэтому схватился за веник и резво начал сметать пыль и какие-то крошки в одну кучу.       Снова расставляя книги в алфавитном порядке, которые перед этим были также разложены на полу, Киёми наткнулся на пару комиксов, которые Мия принес в одно из своих посещений. Он обернулся, немного понаблюдал за действиями Атсуму и пролистал пару страниц комикса, быстро пробегая глазами по тексту и картинкам. В голове мелькнула мысль, что, возможно, эти истории тоже интересные, но тут же Оми отбросил ее, как и комикс, прилетевший на диван.       — Эй, Оми-оми, я все правильно делаю? — спросил Тсуму, вытирая со лба пот.       Сакуса встал и плавно подошел к нему, смотря на кучку из грязи, собранную на полу. Кучкой это было назвать сложно, больше подойдет определение лужицы. Взяв из рук Мии веник, Киёми присел, аккуратно сгребая отдельно лежащие капли пыли в общую лужу.       — Правильно, — кивнул он. — Но так лучше.       — Спасибо! — Атсуму засиял и смел все в совок, выкидывая в мусорку. — Что еще я могу сделать?       Показалось, что Мия какой-то чересчур искренний и откровенный. Или просто Оми никогда его таким не видел. Он не заметил, как легко улыбнулся, и показал на тумбочку, где лежали тряпки.       — Ты можешь набрать воды в ведро и протереть пыль, — предложил он. — Я сам закончу с полом.       Что удивило Сакусу еще больше — Атсуму так и сделал. При этом, делал качественно, протирая каждую поверхность по несколько раз и мокрой тряпкой, и сухой. Иногда они оба мешались друг другу и высказывали свое недовольство, но в основном молчали, что напрягало Мию. Ему казалось, что Оми будет зол и даже видеть его не захочет, а сейчас они вместе убирались, и пару раз гермофоб улыбнулся. Поэтому Тсуму и делал все отлично: не хотел разочаровать человека, на которого недавно накричал.       Когда они закончили убираться, от апартаментов пахло хлоркой, черникой и лимоном, Атсуму уселся на диван рядом с Киёми, достав приготовленное письмо из заднего кармана штанов. Они обменялись парой непонятливых взглядов, пока Сакуса все-таки не спросил:       — Что это?       — Это! — испуганно воскликнул Мия. Он почему-то покраснел, чувствовал, как горит лицо. — Это то, что я хотел тебе принести помимо своих извинений. Ты же простишь меня за то, что случилось на балконе?       Оми нахмурился, отводя взгляд в сторону, что точно не понравилось его собеседнику. На самом деле, он пытался получше вспомнить, что произошло, потому что последствия в виде стресса были настолько сильнее самой ситуации, что она частично стерлась. Через несколько минут своего раздумья он поднял голову и смотрел точно в глаза Тсуму.       — Я прощаю, — произнес он и смешком отреагировал на шумный вздох. Сакуса протянул руку к письму. — Я же могу прочитать это сейчас?       — Да, конечно! — нервно улыбнулся Атсуму, отдавая конверт. Голос дрогнул. — Не волнуйся, там ничего серьезного!       — Уверен? — переспросил Киёми. — Все выглядит очень серьезно.       Ему письмо уже казалось глупым. В начальной школе он нередко получал что-то подобное от учениц своего и параллельных классов, и сейчас не был бы удивлен, если бы это было что-то похожее. Но нет. Конечно, письмо было таким же эмоциональным, неловким и смущающим, что Сакуса не пытался скрывать, но что-то чувствовалось по-другому.       То ли на это влиял Атсуму, который своим взглядом высасывал из Оми душу, то ли это его собственное восприятие мира поменялось, но письмо казалось более приятным. Читать его было приятно. Когда в конце появился вопрос «Ты не против стать моим другом, Оми-оми?», ему стало смешно, но смех растворился в серьезном восприятии. Сакуса убрал письмо обратно в конверт и положил между ними.       — И что ты скажешь? — робко проговорил Мия, перебирая в руках край кофты. Быстрого ответа не было, и Атсуму заволновался. — Если ты откажешься, я все пойму.       — Атсуму, — сказал Киёми, черными глазами просверливая дыру в собеседнике. Казалось, что от неловкого напряжения слышно было их сердцебиения. — Ты мог об этом попросить и без письма.       — Это значит да? — в надежде спросил Тсуму.       Сакуса покачал головой.       — Это еще ничего не значит. Я не закончил говорить.       Он посмотрел в сторону, на комикс, потом обратно, на Атсуму. С ним никогда такого не происходило, ведь всю жизнь рядом был Мотоя — единственный человек, которого Киёми правда считал своим другом. Большую часть своей жизни он провел, опасаясь людей и новых знакомств, а любой контакт заканчивался тем, что Оми в панике уходил. Что же другое может быть в Атсуму?       Сакуса видел, как Мия волновался, он постоянно смотрел куда-то в сторону и боялся зрительного контакта. В нем нет ничего другого. Он — как и все другие люди, только казался более уважающим и понимающим. Киёми вздохнул. В его голове была только навязчивая мысль о том, что лучше ему держаться подальше от людей. И убрать ее было очень, очень тяжело.       — Прости меня, Атсуму, — тихо проговорил Оми, аккуратно касаясь плеча Мии. — Я пока не могу тебе точно ответить.       — Не стоит за это извиняться, — встрепенулся Тсуму. Он убрал чужую руку с плеча и встал, проходя к балкону. — Я пойду тогда. Как скоро ты сможешь ответить?       Оставшийся сидеть на диване Киёми опустил голову и неопределенно качнул ей. Он сильно прикусил губу от чувства вины и надеялся, что этого не было видно.       — Хорошо… — Атсуму вышел на балкон, ежась от ночного холода. — До встречи, Оми-оми!       Стеклянная дверь захлопнулась.

***

      Утром все работники «Инаризаки» собирались перевозить цветы, горшки и некоторую мебель. Большую часть растений Кита решил забрать на ферму, где он жил с семьей, а другую согласился взять Суна. Какие-то маленькие искусственные кустики близнецы присвоили себе, чтобы украсить комнаты, и пообещали Шинске, что эти украшения не станут пылесборниками. На ферму они решили поехать все вместе, чтобы помочь разобрать коробки.       Перед отъездом Атсуму заглянул в маленькое окно, которое показывало небольшую часть тату-салона. Сакуса был внутри, с кем-то говорил и пил кофе из маленькой кружки. Выражение лица было почти невозможно разглядеть, но оно показалось Тсуму печальнее обычного. И он подумал, что сделал что-то не так.       Поездка была относительно спокойной. Сначала близнецы мирно сидели на задних сидениях машины Киты, а после поругались, потому что никак не могли определиться, чью музыку они будут слушать. Их пришлось рассадить, и Атсуму сел на переднее сидение, а Осаму и Суна вместе наслаждались мелодиями в наушниках. Всю дорогу Шинске был предельно расслаблен, даже не огорчен, что удивляло Тсуму, который и взглянуть не посмел на табличку «закрыто».       — Кита-сан, вы не расстроены, что «Инаризаки» закрылся? — робко спросил он, смотря в окно.       — Конечно, я расстроен, — улыбнувшись, ответил Шинске. — Но то, что магазин закрылся, не значит, что мы все резко должны перестать контактировать. Я всегда буду рад вам.       — Несмотря на то, что мы нередко приносим проблемы и балаган? — с широкой улыбкой сказал Атсуму, переводя взгляд на Киту.       — Да, — тот тоже широко улыбается, не отрываясь от дороги. — Иногда проблемы и балаган — это вовсе не плохо.       Мия усмехнулся и расслабился. Ему стало гораздо легче переносить тревогу из-за закрытия магазина и из-за глупого письма. Они ехали мимо зеленых полей, среди которых иногда проскакивали побелевшие колоски. В какой-то момент проезжали через небольшой лес по плохой дороге. Ферма, на которой жил Кита, показалась через несколько часов, и все были настолько уставшие, что могли бы уснуть прямо в поле.       На ночь им остаться разрешили, даже покормили и отвели несколько комнат, снова разъединяя близнецов. Все, кроме Осаму, смогли уснуть быстро этой ночью. Он сидел перед открытым окном, смотрел на ночное небо, частично затянутое облаками. В Токио нечасто увидишь звезды из-за смога, а здесь они чистые и идеальные.       — Осаму, ложись спать, — пробурчал Суна, которого положили в одну комнату с Саму. — Ты сидишь так уже почти сорок минут.       — Я не хочу спать, — в ответ проговорил Мия, смотря на Ринтаро через плечо.       — Врешь, ты очень сонно звучишь.       — Отъебись.       Суна вздыхает и выползает из-под одеяла, садясь рядом с Осаму. Какое-то время они молча смотрели то друг на друга, то на звезды, пока Ринтаро не заметил мелькающее волнение в глазах Мии.       — У вас с братом снова какие-то терки? — заинтересованно спросил он. Саму недовольно нахмурился и пожал плечами. — Ой, да ладно, рассказывай. Все равно нечего больше делать.       — Ринтаро, ты когда-нибудь думал о том, почему я все еще живу с братом? — серьезно поинтересовался Осаму. Суна пожал плечами. — Он не терпит одиночества. Совсем.       — Да? По нему очень заметно, кстати. У него какой-то недостаток внимания или что?       — Возможно, — Саму таких подробностей не знал. — Как думаешь, если в его жизни появится кто-то другой, кто-то, кто не похож ни на меня, ни на тебя, ни на Киту-сана, то этот человек сможет надолго остаться с Тсуму?       Ринтаро вздохнул, взял Мию за руку и потянул его в сторону кроватей. Тот покорно потащился следом. Они легли, и Суна тут же закрыл глаза.       — Ты слишком много думаешь, — сказал он. — Твой брат сумасшедше общительный. Он любого сделает своим другом.       — Ага, — улыбнулся Осаму. Ему показалось, что это правда.