(не) верю

      

вечер пятницы, шестая неделя.

      Настя знала, что Кузнецову рано или поздно выгонят, — ну вот знала и всё, ничего тут не скажешь. Невозможно извечно прощать человека, даже если он кажется максимально искренним в своих извинениях. Петрова даже не расстроена особо, настолько сильно поведение младшей участницы её раздражает. Та, как обычно, напилась, буянила, дралась со стенами и посылала всех нахуй, — типичный набор Бэллы, к которому все уже привыкли.       Привыкли все, кроме преподавателей, которым это явно надоело. Настя с Бэллой, как Петрова и предполагала, ссорятся: непонятно из-за чего, слово за слово, но в итоге лёгкая перепалка перерастает в полноценный конфликт. Всё идёт по стандартному сценарию: сначала они унижают другу друга на камеру, комментируя происходящее, позже Петрова повышает голос, оскорбляя Бэллу, когда они оказываются в одной комнате, а затем Кузнецову и вовсе выгоняют.       Насте не жаль. Она просто слишком сильно заебалась от её выходок и считает выгон справедливым. Конечно, немного скучает, но в целом сейчас её заботит лишь то, как бы дойти до финала и не сломать парочку смазливых лиц, а обо всём остальном она подумает позже.       А ещё её слишком сильно заботит Ника, но она об этом, конечно же, никому не скажет.       Костья наблюдает за всем этим пиздецом со своим типично-пофигистичным выражением лица; только неловко хмурится и потирает заднюю сторону шеи, когда Кузнецову выгоняют. Смотрит так расстроенно-разочарованно, бормочет что-то на прощание, но эмоций особо не показывает. Когда младшую участницу забирают, Купер пожимает плечами и возвращается обратно в дом: тут же забирается в кровать и ещё несколько часов не разговаривает вообще ни с кем — даже с Настей.       Петрова только улыбается понимающе и даёт необходимое ей личное пространство: даже слепой мог заметить, что между этими двумя явно что-то происходит, — непонятно, что именно, но явно что-то чертовски ебанутое.       Собственно, как и всё остальное в этой школе.       Наступившие выходные дают всем участницам выдохнуть: шестая неделя подошла к концу, а нарастающая в коллективе конкуренция становится более явной с каждым днём. Дружелюбная атмосфера даёт трещину, девушки периодически срываются друг на друга, а в воздухе повисает неосязаемое напряжение. Несмотря на это, вечером толпа галдящих учениц всё равно собирается в одной комнате, чтобы обсудить последние слухи и сплетни, — куда без этого?       Петрова лежит на своей кровати, с важным видом уткнувшись в какую-то странную книгу. Перечитывает один и тот же абзац уже раз в пятый, наверное, пытаясь прогнать из головы события вчерашней ночи. Получается не очень — подсознание упорно издевается над девушкой, подкидывая ей картинки не самого приличного содержания. Настя из-за этого периодически вздрагивает и бросает быстрый взгляд на Жукову. Девчонка, как обычно, снимает макияж с лица после тяжёлого дня, но, когда чувствует на себе взгляд, тут же его перехватывает и едва-едва улыбается, неловко закусывая нижнюю губу.       Настя усмехается, возвращая своё внимание к книге, а сама думает, откуда ж она, такая ёбнутая, взялась на её голову. Вместе с тем внутри зреет какое-то подозрительное ощущение чего-то странного — Петрова хмурится, цепляется за него, но никак не может понять, что именно её тревожит. То ли предчувствие, то ли интуиция… Настя выдыхает и в итоге закрывает книгу, откладывая её в сторону. Голова забита абсолютно бессмысленными вещами, поэтому сосредоточиться на сюжете не удается, — и она обращает внимание на одноклассниц, прислушиваясь к разговору.       — …да я тебе точно говорю! — громко восклицает Прокофьева.       Настя щурится и вертит головой недоумённо, стараясь понять, что она уже пропустила, пока пыталась преисполниться в своём познании.       — Через пару дней узнаем, — фыркает Наташа, пожимая плечами.       — Я сто процентов слышала, что следующая неделя — родительская, — отвечает Ксюша.       Непонятно разве что, откуда Прокофьева постоянно добывает эту информацию, — подозрительно как-то это всё.       Петрова, услышав фразу одноклассницы, резко приподнимается на кровати, принимая сидячее положение.       Первая мысль: «Мама».       Вторая мысль: «Рома».       Третья мысль: «Бля-я-ять».       Ника тут же бросает на девушку обеспокоенный взгляд — словно снова увидела всё то, что с громким свистом пронеслось в её голове. Настя сжимает зубы и кулаки — Жукова отворачивается обратно к зеркалу. Вот и пообщались, собственно.       Девушка выдыхает еле слышно, пытаясь расслабиться, и в итоге позволяет себе слабую улыбку, когда понимает, что Ника весь сегодняшний день ходила в водолазке с высоким горлом. Всё-таки последствия вчерашних сумасшедших событий дают о себе знать и последнее, чего они обе бы сейчас хотели, — это чтобы одноклассницы об этих событиях узнали.       — А ты что, Ник? — сквозь общий гомон пробивается вопросительный тон Наташи. — Хотела же, чтобы Рома приехал?       Жукова вздрагивает, поднимается со стула перед зеркалом, попутно что-то роняя, да и вообще ведёт себя слишком странно и неестественно.       Выдыхает и бормочет:       — Не факт, что он вообще приедет…       — Ну, будем надеяться, — миролюбиво отвечает Гончарова, понимающе улыбаясь.       Настя поворачивает голову, глядя прямо на смущённую одноклассницу.       — Да, — кивает, — будем, — усмехается слегка, — надеяться.       Ника думает, что ей пиздец.       

***

      

вечер воскресенья, шестая неделя.

      Выходные в школе Леди проходят как всегда: хорошо, но мало. Насте за это время удаётся как следует подумать обо всём происходящем, обратить внимание на то, что в коллективе она стала ещё большим изгоем, чем раньше, дочитать какую-то дурацкую книгу с идиотской концовкой и чертовски сильно разозлиться на Жукову за то, что она снова от неё бегает, словно глупый подросток.       Ника же с трудом может объяснить, что с ней происходит: она закрывается от всех вокруг, с ужасом ждёт приезда мужа и вообще не знает, что дальше делать. Вечером идёт умыться в ванную комнату — проводит ледяными ладонями по лицу, чувствуя, как мысли сбиваются в один большой и яростно жужжащий пчелиный рой.       — Ни-и-ик, — неприятно тянет Прокофьева, материализовавшаяся позади.       Жукова вздрагивает, выключает воду и тянется за полотенцем, подмечая, как Ксюша запирает дверь изнутри на защёлку.       — Всё в силе ведь, да? На этой неделе планируем.       — Уже? — Вероника опускает взгляд, стараясь не смотреть однокласснице в глаза. — Не рано?       — Нет, самое оно, — усмехается Ксюша.       Ника прячет лицо в ладонях, пока в голове проносится: «Бля-я-ять».       — Ты же знаешь, что так нужно, — бормочет Прокофьева, в утешающем жесте касаясь плеча девушки рукой.       Жукова кивает.       

***

      Когда Ксюша выходит из ванной комнаты, а Ника остаётся внутри, Петрова недовольно хмурится. Она ловит взгляд Прокофьевой, смотрит в ответ тяжело, давит, — Ксюша, как обычно, не выдержав, отворачивается. Вот и вся её суть: умеет говорить и делать дерьмо только за спиной, но никак не в открытую. Насте от этого даже мерзко становится; она закатывает глаза и поднимается с кровати, делая пару шагов в сторону ванной комнаты. Тут же чувствует на спине недоумённый взгляд и оборачивается.       — Ты пиздить её пошла? — вопросительно фыркает Костья.       — Выгоню Жукову и умоюсь, — смеётся Петрова, отвечая.       Остальные девочки на это особо внимания не обращают: привыкли более-менее, что эти двое последнее время почти не контактируют, выбрав путь наименьшего сопротивления. Настя пожимает плечами и скрывается за дверью, плотно прикрыв её за собой.       Звук задвинутой защёлки заставляет Нику вздрогнуть, и далеко не от порыва резкого ветра, что врывается через открытую форточку. Она сидит на подоконнике, обхватив себя руками, и выглядит как-то уж слишком печально для сумасшедшей и вечно бесстрашной Жуковой.       Петрова присаживается рядом — они слегка касаются плечами и оголёнными руками, и это прикосновение тут же перетряхивает обеих с ног до головы. Настя сцепляет руки в замок, молчит, выдыхает тяжело. Жукова молчит тоже, даже глаз не поднимает, только буравит взглядом кафельный пол, практически не дыша.       От агрессивного секса посреди ночи к избеганию ситуации и полнейшему непониманию происходящего — краткое описание всех их «недоотношений».       — Так и будешь от меня бегать? — наконец спрашивает Настя, склонив голову.       Ника пожимает плечами, не отвечая. Петрова злится: резко спрыгивает с подоконника, подходит к девчонке ближе и, опираясь ладонями по обе стороны от её бёдер, смотрит той прямо в глаза.       Жукова тут же опускает взгляд на её губы, выдыхает нервно, тянется ближе, но замирает. Настя замирает тоже, бегая глазами сверху вниз; чувствует, как дрожат руки, и тут же мысленно проклинает свой организм за эту непонятную реакцию на дурную девчонку.       — Ответь, — девушка тянется чуть ближе, почти касаясь губами губ одноклассницы, — на, — ещё ближе, — чёртов, — и ещё, — вопрос.       Ника молча притягивает её к себе за ворот футболки и целует, откладывая все откровенные разговоры на потом. Разводит ноги, чтобы Петровой было удобнее стоять в таком положении, и чувствует, как сильная рука уже привычно перемещается на талию, придерживая.       Жукова целует её по-другому: с каким-то странным надрывом, медленно, не пытаясь углубить поцелуй; кусается только, заставляя девушку напротив что-то прошипеть недовольно. Все мысли из головы тут же испаряются, остаются только эти страшно-странные, совсем неуместные для них двоих поцелуи. И те эмоции, которые она испытывает, целуя одноклассницу, чертовски сильно её пугают.       Настя отстраняется первая:       — Веришь Ксюше?       Нике хочется сказать: «Она — последний человек, которому стоит верить», но вместо этого пожимает плечами и откидывает с лица упавшие волосы.       — В прошлый раз она была права, так что думаю, и правда будет родительская неделя.       — И откуда она это всё узнаёт, интересно, — ухмыляется Петрова, не сделав и попытки отойти.       Когда Ника пытается оттолкнуть её, Настя с силой перехватывает девчонку за подбородок, удерживая на месте. Смотрит на неё долго-долго, исподлобья, пытаясь понять, что изменилось за пару дней и куда дели ту сумасшедшую Жукову, что ещё недавно посреди ночи вытворяла чёрт-те что. Смотрит и видит мешки под глазами, что никакой косметикой не замажешь, уставший замученный взгляд, а опустив глаза ниже, подмечает слегка подрагивающие руки.       — Да что с тобой, блять, Жукова?       Вероника фыркает недовольно, уже в своей более типичной манере, ловко отталкивает одноклассницу и спрыгивает с подоконника. Молча пытается уйти: делает пару шагов в сторону двери, но не успевает ретироваться — Настя требовательно хватает её за руку и тянет на себя, разворачивая.       Злится:       — Когда я спрашиваю — отвечай, блять.       Ника вздрагивает: слишком знакомый тон голоса, который от одноклассницы она не слышала уже очень давно. Опускает глаза вниз, губу нижнюю прикусывает, молчит. Петрова выдыхает раздражённо, снова хватает девчонку за подбородок и буквально заставляет посмотреть на себя.       Жукова не знает, что сказать: в голове пиздец, да и в жизни, собственно, тоже. Она сцепляет руки в замок, с силой сжимая пальцы, а затем, наконец, поднимает взгляд. Улыбается слегка, пожимает плечами и тянется вперёд, замирая в нескольких сантиметрах от поцелуя.       — У меня муж есть.       Настя обеими руками хватает её за грудки, притягивая ближе к себе:       — А, то есть как по пьяни меня целовать, или как трахаться со мной посреди ночи на кухне, так это у тебя мужа нет, да, Жукова?       Ника чуть расслабляется, позволяя себе слабую улыбку. Опускает взгляд на обкусано-обветренные губы и выдыхает рвано, собирая в себе все остатки самообладания, чтобы не сорваться снова.       — Я боюсь, — фыркает и глаза закатывает, предугадывая реакцию одноклассницы.       Петрова, всё ещё удерживая девчонку за грудки, отвечает:       — Меня?       Ника молчит.       Настя хмурится:       — Его?       Ника молчит.       — Да кого ты, блять, боишься, ёбнутая? Тебе же, блять, всю дорогу нихуя не страшно, — взрывается Петрова, не дождавшись ответа.       Ника молчит.       — Да ты заебала! — Настя повышает голос, уже не зная, как ещё заставить девчонку разговаривать.       Жукова вдруг улыбается как-то обречённо, выдыхает прямо в приоткрытые напротив губы и бормочет:       — Влюбляться я в тебя боюсь, дура.       Настя замирает, отступает на пару шагов назад, оставляя одноклассницу в покое. Выдыхает рвано, замучено проводит одной рукой по лицу, чувствуя, как подрагивают пальцы. Эта фраза — уж явно не то, чего она ожидала услышать от Жуковой.       Какая в их случае может быть, блять, влюбленность? Они же сумасшедшие, переломанные, неправильные, — и всё вокруг происходящее ровно им под стать. Такое же сумасшедше-неправильное, бессмысленное и глупое. Что-то, что оборвётся в любой момент, когда Нику наконец выгонят с проекта; когда она вернётся к своему идиотскому мужу и забудет обо всём произошедшем так, как забывают о страшном сне.       Вероника тут же прикусывает губу, понимая, что сболтнула лишнего. Уж точно не Насте говорить что-то подобное — кто-кто, а она таких порывов явно не оценит. Ника отступает чуть назад.       — Забей, я хуйню сказала, — выдыхает Жукова, отводя взгляд.       Петрова кивает, убирая с лица волосы, — молчит, смотрит на одноклассницу исподлобья, не зная, как реагировать на весь произошедший только что пиздец. Потом, видимо, где-то в глубине души забивает на всё: шагает вперёд и с силой толкает девчонку в плечо, легко впечатывая её в дверь ванной комнаты.       Ника от неожиданности выдыхает, больно ударяется спиной, шипит недовольно — нормально возмутиться не успевает, потому что Петрова тут же её целует, буквально заставляя заткнуться и перестать нести какую-то лютейшую хуйню, им обеим несвойственную. Целует так, как и всегда: грубо, резко, кусаясь и периодически рвано выдыхая.       Жукова отвечает с не меньшим рвением: кусается в ответ, пытается углубить поцелуй и даже еле-еле слышно стонет, когда прижимает девушку ближе к себе, цепляясь пальцами за её спину.       Настя улыбается сквозь поцелуй, в который раз удивляясь такой быстрой реакции. С трудом отстраняется, понимая, что если они обе сейчас не остановятся, то переспят прямо в этой чёртовой ванной, чего уж точно не оценят галдящие за тонкой стеной одноклассницы. Глубоко внутри всё ещё зреет какое-то странное шестое чувство, что упорно посылает сигналы об опасности, — но Петрова никак не может понять, что именно не так.       Ника же тщетно пытается выровнять дыхание и хоть немного успокоиться, иначе вопросов от других учениц будет слишком много, — а она вряд ли сейчас сможет ответить хотя бы на один из них. Замирает вдруг, замечая, как внимательно смотрит на неё одноклассница.       Так они и стоят: в нескольких сантиметрах друг от друга, на пороге какого-то страшного пиздеца, заёбанные и не понимающие абсолютно ничего.       Петрова с несвойственной ей аккуратностью приподнимает девчонку двумя пальцами за подбородок, терпеливо ожидая, пока та наконец посмотрит на неё.       А когда Ника всё-таки смотрит, бормочет:       — Больше не говори такую хуйню, поняла?       Жукова кивает.