(не) верю

понедельник после полудня, шестая неделя

      После объявления грядущих испытаний Настя ловит себя на мысли, что волнуется за неё, и где-то здесь начинает осознавать, что вляпалась во что-то не очень хорошее. Зачастую Петровой откровенно похуй на других людей, поэтому ощущение волнения за раздражающую одноклассницу немного её напрягает.       Ладно, может быть, чуть больше, чем немного.       Дожидаясь своей очереди у психолога, девушка слишком нервно крутит эту ебучую нитку на руке, разглядывая запястье. Слова Наташи никак не выходят у неё из головы, а стоит прибавить к этому явный факт того, что Ника боится своего мужа, как всё становится на свои места.       Удивительно, но Настю это злит. То есть, да, она поднимает руку и срывается, но… никто кроме неё, видимо, не имеет права делать что-то подобное. Поэтому девушка исподлобья следит за одноклассницей, пытаясь не выдавать своей заинтересованности, — Ника же сидит, словно в воду опущенная, ни с кем не разговаривает и даже на Петрову не смотрит.       В итоге, ощутив чужой взгляд, девчонка поднимает голову — смотрит на Настю как-то слишком расстроенно и снова взгляд опускает. Настя думает, что когда выйдет с проекта, то обязательно пересчитает Роме пару-тройку рёбер. Ну так, чтобы наверняка.       Когда Нику забирают на съёмки, девушка себе буквально места не находит — поднимается, проходит по коридору быстрым шагом, затем возвращается обратно на место. Периодически бросает взгляд на закрытую дверь, выдыхает сквозь плотно сжатые зубы и перебирает в руках эту нитку, которая ей никак не даёт покоя.       Но Жукова, на удивление, возвращается абсолютно спокойная: пожимает плечами, улыбается, шутит даже. Настя, что своё у психолога уже отбыла, искренне ничего не понимает — Прокофьева вон сидит вся в слезах и красном маркере после съёмок, а Нике хоть бы хны. Что-то определённо не сходится, но Настя никак не может понять, что именно.       Спросить об этом напрямую слишком просто, поэтому Петрова продолжает наблюдать за девчонкой исподлобья, даже не подходя ближе. Костья с Бэллой, что, как обычно, сидят рядом, только переглядываются и недоумённо плечами пожимают — чёрт разберёт, что происходит между этими двумя, но это явно что-то не очень законное.       

***

вторник после полудня, шестая неделя

      Настя клянётся, что разъебёт того, кто придумывает эти сумасшедшие испытания. Особенно в тот момент, когда чувствует, что её ноги уже не вывозят ходить на этих чёртовых каблуках, а желание стать женственной оказывается не настолько сильным, каким оно было в начале занятия.       Чёртова бачата.       Девушкам, конечно, подбирают партнёров — Петровой достаётся, в целом, неплохой парень, с которым ей даже удаётся найти общий язык. Ровно до тех пор, пока он не сваливает к Тине: ну, в принципе, и чёрт бы с ним.       — Нашим легче, — бормочет девушка еле слышно.       Рядом стоящая Костья кивает:       — Нахуй он нужен.       Диалог заканчивается, даже не начавшись: ни у одной из девушек нет на это ни сил, ни времени. Настя старательно играет агрессию на камеру — мол, будто бы ей не плевать, и будто бы она совсем не пялится на одну раздражающую девчонку, что стоит чуть поодаль.       Правда, спустя несколько минут Петрова уже не может контролировать настоящую агрессию — в тот момент, когда Ника, выгибаясь в руках своего партнёра, слишком сильно увлекается танцем. Девушка неосознанно сжимает зубы, думая, что обязательно убьёт её чуть позже. В толпе прокатываются смешки, а кто-то особо смелый выкрикивает: «У неё же, вроде, муж есть?».       Настя думает: «Что ты делаешь, дура, а как же муж?».       И следующая мысль больно-больно ударяет её по голове: «Что ты делаешь, дура, а как же я?».       Жукова же заканчивает танцевать и встаёт обратно в ряд, только на одну-единственную секунду бросив хитрый взгляд на разъярённую девушку. Настя выдыхает сквозь плотно сжатые зубы, глядя на своего партнёра по танцам, просто чтобы не спалить свои слишком сильные эмоции.       Она чувствует чересчур яркую злость; чересчур яркое чувство собственничества по отношению к девушке, с которой общалась-то, от силы, неделю в сумме. И это чувство ей определённо не нравится — она понятия не имеет, что с ним делать и в какую сторону бежать от постепенно зарождающегося пиздеца.       — Ты чё? — Костья снова как-то неожиданно материализуется рядом, в поддерживающем жесте положив руку девушке на плечо.       Настя начинает замечать, что в последнее время они стали чуть ближе, и сама удивляется этому факту. Хер там пойми, что происходит между ней и Кузнецовой, но с Костьей, во всяком случае, можно хотя бы поговорить нормально. Это радует — в её жизни очень мало людей, с которыми можно просто… поговорить? Именно поэтому Петрова не отстраняется, не скидывает руку недовольно — только хмурится слегка.       — Порядок, не грузись.       Купер кивает, не отвечая. Её непоколебимый принцип в общении: не лезть, если человек не хочет делиться. Захочет — расскажет, а до тех пор не стоит доёбываться лишний раз. Костья просто становится рядом, плечом к плечу, и молчит, наблюдая: Настя злится так сильно, что Каспер даже вздрагивает, — будто бы на секунду вернулась та самая девушка, что пиздила тут всех до потери сознания.       Съёмки заканчиваются, и Петровой приходится собрать себя в кучу, просто чтобы не развалиться от противоречивых эмоций. По дороге обратно в школу она то и дело бросает злобный взгляд на Нику — та сначала не обращает внимания, но уже под конец поездки смотрит в ответ, еле-еле улыбаясь.       Что, блять, вообще у неё в голове? Хер его разберёт, однако.       

***

ночь вторника, шестая неделя.

      — Стой.       Ника вздрагивает, замирая. Посреди ночи она умудрилась незаметно съебаться из школы, чтобы покурить, — наивно надеялась, что Петрова придёт, но не дождалась. Скурила пару сигарет — непозволительная роскошь — и уже собиралась возвращаться обратно, но хриплый голос откуда-то из-за спины заставил её замереть на месте. Жукова оборачивается, смотрит на одноклассницу: взгляд у той тяжёлый-тяжёлый, зубы сжаты, кулаки тоже — и Ника рефлекторно отступает назад, тушуясь.       — И какого чёрта ты делаешь? — спрашивает Настя, склонив голову.       — Ты о чём? — Жукова то ли упорно строит из себя дурочку, то ли правда не понимает.       Петрова делает резкий шаг вперёд, заставляя девчонку слишком сильно вздрогнуть, — и нихуя не от холода. Она требовательно оттягивает ворот её наспех накинутой куртки и проводит пальцами по почти зажившему укусу. Ника хмурится, сглатывает — прикосновение ледяных рук посреди ночи вызывает слишком много ощущений.       Обе молчат; и обе понятия не имеют, что делать. Что здесь вообще можно, блять, сделать? Жукова дёргается чуть обратно, поправляет куртку и застёгивает её почти до подбородка — не май месяц на дворе всё-таки. Настя на это только усмехается: стоит на промозглом ветру в одной футболке и даже не дрожит от резких порывов ветра.       — Не холодно? — растерянно спрашивает Ника, хмурясь.       — Заткнись, Жукова, — отвечает Настя.       Отвечает и притягивает девчонку за грудки, требовательно целуя. Ну вот, как всегда — кому нужны разговоры, когда можно просто вытворить какую-нибудь хуйню, а потом ещё несколько дней бегать друг от друга, словно прокажённые? Очень в их стиле.       Вероника тут же выдыхает довольно, даже пытается усмехнуться сквозь поцелуй, понимая, что ей удалось вывести девушку на такие желанные для неё эмоции. Петрова, однако, сделать этого не даёт — прикусывает нижнюю губу, грубо углубляет поцелуй, а свободной рукой с силой хватает девчонку за подбородок.       Ревнует.       Конечно, блять, она ревнует.       Именно поэтому целует так, словно в последний раз, — словно завтра вселенная схлопнется, и от происходящего вокруг пиздеца ничего не останется. Как не останется ничего и от Насти, если эта девчонка снова окажется в чужих руках.       Петрова разрывает поцелуй на пару секунд — слишком долгих секунд, — слышит разочарованный выдох одноклассницы и, чуть толкнув её в плечо, прижимает к стене школы. К той самой стене, на которую опиралась в первый раз, когда они с ней курили одну на двоих и понятия не имели, к чему это приведёт.       Ника выдыхает как-то слишком резко — да ладно, неужто нравится? — чудом избежав удара затылком о холодную поверхность. Тут же тянется вперёд, целует сама, даже вести пытается, но Петрова мигом пресекает все эти смешные попытки одноклассницы взять ситуацию в свои руки. Она одной рукой перехватывает бледные запястья, поднимает и крепко удерживает их над головой девчонки, буквально вжимая её в эту стену.       Не дай бог кто-нибудь проснется и заметит эту чудную картину — из школы они вылетят обе, причём мигом.       Жукова, будто бы неосознанно, но извиняется — расслабляется, позволяет удерживать свои руки над головой, разрешает девушке напротив вести. Насте, правда, это нихера не помогает: она даже не целует её, кусается только, понимая, что завтра её губы опять будут чертовски сильно болеть.       Однако, её не особо волнует, как там будет себя чувствовать Ника, — всё-таки, стоит для начала думать, прежде чем делать, правда? Она снова хватает широкой ладонью девчонку за подбородок и тянет к себе ближе, где-то на фоне подмечает, что Жукова слишком резко выдыхает в этот момент: нравится.       Настя разрывает поцелуй, замирает, смотрит злобно-злобно — а девчонка только ухмыляется слегка, будто бы она совсем ничего не сделала. Петрову это бесит настолько сильно, что она решается на совсем уж дикий поступок: расстёгивает молнию на куртке, заставляя Нику дёрнуться, оттягивает край футболки и тут же прикусывает оголённую кожу, зная, что останется очень палевный след.       Жукова пытается вырваться даже, шипит недовольно — но Настя тут же проводит языком по укусу, и девчонка с силой прикусывает нижнюю губу, пытаясь сдержать какой-то слишком хриплый стон.       Настя замечает, ухмыляется и уже не сильно кусает одноклассницу сначала за ключицу, потом за бледную кожу на шее, а затем как-то смазано и совсем глупо оставляет пару поцелуев вдоль линии челюсти. Продолжая удерживать руки девчонки над головой, свободной ладонью Петрова слегка отодвигает уже выцветшие волосы и целует за ухом, заставляя Нику выгнуться слишком сильно и пробормотать что-то не совсем приличное.       Настя фыркает довольно, отстраняется — понимает, что нашла её слабое место и обязательно припомнит в будущем. Мысли путаются, руки слегка дрожат, и Петрова думает, что если в ближайшее время не возьмёт девчонку возле какой-нибудь вертикальной поверхности, то просто, блять, не выживет.       Ника, кажется, такого же мнения: взгляд расфокусирован, дрожит вся — от холода, конечно же. Она тянется вперёд, снова пытаясь поцеловать — видимо, явно испытывая желание довести себя до инфаркта. Петрова отказать не может — подаётся вперёд, снова ведёт, снова кусается: всё как всегда.       Ника цепляется пальцами за футболку девушки, слегка задирает её, проводит ногтями по оголённой коже, заставляя одноклассницу пробормотать что-то невнятное. Осмелев, девчонка запускает руки под футболку, хватается тонкими пальцами за спину — просто чтобы устоять на земле, потому что ноги, блять, держать уже отказываются.       Петрова углубляет поцелуй, подмечая, что целоваться с трезвой одноклассницей гораздо приятнее — она смущается, бормочет что-то невнятное, матерится, — но не отталкивает. Осознание того, что Ника, выдохнув, наконец стонет в поцелуй, заставляет девушку слишком сильно охуеть и гораздо грубее прижать её к стене, опустив сильную руку на тонкую шею.       Вероника, на удивление, даже не пугается — только кивает и как-то слишком вызывающе выгибается — более вызывающе, чем в руках того несчастного паренька, которому Настя обязательно при встрече переломает все конечности.       Петровой, кажется, вообще крышу к хуям срывает — одной рукой она грубо хватает девчонку за волосы, оттягивая, другой придушивает слегка, стараясь контролировать свою неуместную в данной ситуации силу. Поцелуй не разрывает — тупо, блять, физически не может отстраниться и свалить обратно в школу.       Ника, видимо, не может тоже — так же резко отвечает, выгибается, бесстыдно стонет, жмётся ближе. Несмотря на то, что видимость вокруг очень низкая, Настя уверена, что запомнит этот момент ещё на много-много ночей. Она отстраняется наконец, собрав всю свою силу воли, и напоследок оставляет ещё один укус чуть ниже ключицы, зная, что Жуковой придётся завтра чертовски сильно постараться, чтобы его скрыть.       — Никогда, — выдыхает, пытаясь успокоить дрожащие руки, — блять, больше так не делай, ясно?       Ника улыбается как-то грустно и пожимает плечами:       — Я замужем, помнишь?       — Заткнись, Жукова, — Настя повторяет это во второй раз за вечер.       заткнисьзаткнисьзаткнись.       А после, круто развернувшись, широким шагом уходит в сторону школы, проклиная тот момент, когда вообще связалась с этой идиоткой.