(не) верю

ночь пятницы, пятая неделя

      На улице стоит непроглядная тьма, освещаемая только уличными фонарями. Все нормальные люди уже давным-давно спят и видят третий сон, но это явно не относится к уже изрядно охмелевшим и разбушевавшимся пацанкам. Во дворе школы Леди творится чёрт-те что: кто-то слишком откровенно танцует, привлекая к себе внимание, кто-то ругается, переходя на крик и маты, а кто-то ловит очередную «белку». Вокруг снуют уставшие операторы, а строгих преподавателей нигде не видно, поэтому девушки, как обычно, чувствуют безнаказанность: сначала, встав в кружок, курят выпрошенные у гостей сигареты, а потом литрами хлещут алкоголь так, будто бы завтра умрут.       Хотя, после такой вечеринки они на самом деле завтра умрут.       Настя сознательно отказалась от алкоголя раньше всех. Вот и сейчас она смотрит на разворачивающийся вокруг бедлам исподлобья — цедит кисловатое вино и сжимает руки в кулаки, пытаясь сдержаться и не выкурить хотя бы одну сигарету вместе с девушками. Слишком опасно: вокруг куча операторов, а получить от преподавателей на выгоне ей хочется в последнюю очередь. Она усмехается, глядя на пьяных одноклассниц: потом ведь сами будут плакать, умоляя оставить их в школе ещё хотя бы на недельку. Петрова фыркает раздражённо и уходит в дом, переодевается в уже привычную чёрную толстовку, а после, вернувшись обратно, занимает место на лавочке поодаль и, как обычно, просто наблюдает.       А наблюдать, благо, есть за чем: Тина, вон, танцует с каким-то молодым пареньком так, словно снова вернулась в былую сферу деятельности, Костья пытается устоять на ногах, держась обеими руками за Бэллу, что, как обычно, снуёт рядом, Ксюша снова перепила и теперь горланит неприличные матерные песни, а Ника с неземной скоростью осушает стаканы с алкоголем.       Чёртов зоопарк, ей богу.       Спустя минут пятнадцать ученицы — во всяком случае те, что ещё стоят на ногах — начинают подозрительно поглядывать на Нику. Та ведёт себя нетипично: не истерит, не привлекает внимание, никого не провоцирует; только пьёт, как не в себя, то понижая, то повышая градус. По девушке явно видно, что та хочет напиться — никто не знает почему именно, но каждая в какой-то мере её понимает.       Бэлла смотрит на стремительно пьянеющую одноклассницу с хитрым прищуром, склоняет голову и бормочет:       — Не ебанёт?       — Ебанёт, — кивнув, отвечает уже еле живая Костья.       Эти двое определенно были правы.       Спрятанные вглубь себя истерики рано или поздно выходят наружу — Ника это знает на собственном опыте. Но даже пережитый опыт не остановил её от употребления различного рода алкоголя на вечеринке по случаю Хэллоуина. В принципе, после первого бокала шампанского её ничего уже не могло остановить: сначала она пила какой-то странный мартини, затем вино с идиотским названием (кажется, Изабелла?), после ещё что-то более крепкое…       Жукова допивает уже непонятно какой по счёту бокал и медленно осматривает всех одноклассниц по очереди — явно ищет, до кого бы доебаться. Взгляд её, конечно же, в итоге останавливается на Насте, которая явно скучает в обществе пьяных пацанок. Девушка, судя по всему, трезвее большинства участниц, а на лице её застыло отвращение ко всему живому. Ника смотрит на одноклассницу долго-долго, затем поднимает руку, касаясь ладонью щеки, которая ещё слегка побаливает после вчерашнего удара, и, что ожидаемо, чувствует внутри разгорающуюся ярость.       Вероника злится. Она злится так, как это может делать только изрядно перепивший человек: мысли путаются, в голове всплывает множество нелогичных вопросов, а руки так и чешутся кого-нибудь ударить… А она ведь даже дерётся так себе! Ника не может понять, на кого она злится больше: на Рому с его извечным похуизмом, на Ксюшу с её идиотскими планами или на Настю с её неуёмной агрессией и чертовски красивыми глазами… стоп, что?       Жукова жмурится, забавно и пьяно трясёт головой, пытаясь прогнать из головы этот чёртов голос с лёгкой хрипотцой, и запоздало понимает, что у неё ни черта не получается. Ту панику, что тут же накрывает её с головой, даже нельзя описать словами.       «Только не это, — думает Ника. — Только, блять, не она».       Но, видимо, уже поздно. Пьяная девчонка пробегает взглядом по сидящей неподалеку девушке и откровенно пялится: смотрит на татуировку на шее, затем на руки, силу которых она вчера прочувствовала на себе, после опускает взгляд на запястье, где болтается дурацкая красная нитка… И вдруг чувствует, как сердце банально-сопливо пропускает удар.       Вот чёрт.       Жукова сглатывает, сжимает маленькие руки в кулаки и тянется ещё за одним бокалом уже непонятно чего. Осушает его до дна, выдыхает и вдруг замечает, что Настя тоже на неё смотрит. Только вот в глазах её нет никакого восхищения или интереса — только отвращение к изрядно перепившей однокласснице. Ника выдыхает, собирает в кулак остатки силы воли и нетвёрдой походкой движется к Петровой.       «Блять, ещё не хватало», — думает Настя, закатывая глаза.       Единственный человек, который мог бы остановить Нику от закатывания истерики — это Ксюша. Но та уже давно танцует с каким-то парнем, резво уничтожая запасы алкоголя, так что надежды на неё никакой от слова совсем. Поэтому весь их хрупкий план ложится на не менее хрупкие плечи Вероники — а та, в свою очередь, уже давным-давно ни черта не понимает…       — Ты меня бесишь, — пьяно бормочет девчонка, приземляясь на скамейку рядом с одноклассницей.       Петрова даже вскидывает брови от такой наглости:       — Ты охуела, Жукова?       — А ты? — спрашивает Ника, склоняя голову.       Настя резко поднимается со своего места — чёрта с два она позволит кому-либо разговаривать с ней в таком тоне. Конечно, все пять недель она упорно старается научиться сдерживать свою агрессию внутри и перестать наконец бить людей, но… напугать-то чуть-чуть можно, правда?       Вероника тут же подрывается — она слишком пьяна и слишком зла чтобы вновь проглотить обиду на одноклассницу. Остальные участницы, как обычно, наблюдают за назревающей потасовкой: всех уже порядком заебало постоянно разнимать этих двоих.       — Какого вообще, — Жукова запинается, пытаясь собрать мысли в кучу. — Кто вообще позволил?       — Ты чё несёшь? — спрашивает Настя, уже давно потеряв смысл конфликта.       Ника неожиданно кидается вперёд; Петрова успевает в последний момент увернуться от острых ногтей, которыми девчонка постоянно пытается расцарапать ей лицо. Вероника чудом умудряется устоять на ногах, покачнувшись — это движение вызывает смех не только у Насти, но и у остальных одноклассниц, что молча наблюдают за разворачивающейся драмой.       Жукову это злит: ей кажется, что все вокруг смеются над ней; что все вокруг имеют право её бить, унижать и оскорблять; что абсолютно, все, блять, просто издеваются над её чувствами.       — Да какого хуя? — уже кричит девчонка, привлекая к себе внимание остальных людей на вечеринке. — Кто, блять, вам позволил?       — Заткнись, — небрежно бросает Настя в ответ.       Но Нику, видимо, уже не остановить:       — Сама заткнись! Кто тебе вообще разрешал меня бить?       Петрова фыркает, закатывая глаза:       — Думаешь, мне нужно разрешение?       Настю это касается напрямую: она никогда не спрашивает разрешения, это просто не в её правилах. Девушка обычно сначала делает, а уже затем думает и пожинает плоды своих действий.       Петрова усмехается, когда думает:       «Надо было видимо сказать: извини, Ник, можно тебе въебать?»       — Да кто, блять, вам позволил? — уже в третий раз спрашивает девчонка, ещё больше повышая голос. — Кто вообще разрешал вам всем меня бить?       И тут же замолкает, опустив глаза вниз. Настя выдыхает, глядя на одноклассницу прямо в упор, щурится недовольно. Нет, она, конечно, не спорит, что знатно помотала девчонке нервы, но… кто-то ещё?       — Подожди, — Петрова выдыхает, ощущая резкий укол совести.       Вероника упрямо трясёт головой и, круто развернувшись, снова кидается на соперницу. Насте даже приходится перехватить её за грудки, удерживая на месте: девчонка никак не может успокоиться, продолжая распускать свои руки. Вывернувшись непонятно каким образом, Жукова даже умудряется укусить девушку за руку, причём с такой силой, что на месте укуса остаётся красный след от зубов.       — Блять, да ты ёбнутая, подожди, — Настя повышает голос, чувствуя тупую боль в районе запястья: там, где девчонка оставила свой след.       Несмотря на активно чешущиеся кулаки, Петрова впервые понимает, что дракой тут ничего не решишь — это ещё больше раззадорит и без того разошедшуюся девчонку. Благо, в этот момент кто-то из одноклассниц приходит на помощь: хватает Нику сзади со спины, под руки, и тащит на себя. Жукова препирается, кричит что-то обидное, но никто её уже не слышит.       Собственно, как и всегда.       Настя отступает на пару шагов обратно, выдыхает, пытаясь угомонить внутри злость на эту сумасшедшую, но при этом чувствует ещё какую-то странную жалость вкупе со стыдом. Чувство это настолько непривычное, что горчит на языке, когда девушка шумно сглатывает.       И единственное, что приходит ей в голову, это тихо пробормотать:       — Пошли покурим?       Ника замирает, спокойно скидывает удерживающие её сзади руки и делает шаг вперёд. В голове проносятся картинки той ночи, когда девушки впервые раскурили одну сигарету и поговорили нормально, спокойно — без кровопролития. Ярость внутри шипит, растекаясь по венам, но в итоге потихоньку отпускает — чего не скажешь о влиянии алкоголя.       Жукова не отвечает, только кивает еле-еле, соглашаясь, — будто бы молча сдаётся и вывешивает перед собой белый флаг, наступая на горло возмущающейся гордости. Настя ухмыляется одним уголком губ и, круто развернувшись, уходит в сторону входа в школу Леди. Петрова знает, что девчонка не настолько глупа и пьяна, чтобы не понять, чего именно она от неё хочет.

***

      Как Нике постоянно удается улизнуть от вездесущих камер, даже будучи в говно — главная загадка человечества. Настя смеётся слишком громко, когда, спрятавшись за углом школы, смотрит на то, как к ней нетвёрдой походкой приближается девчонка. Как Жукова умудрилась не упасть по дороге — ещё один чертовски хороший вопрос.       Петрова осматривает местную курилку, прищурившись: слишком открытое место, здесь они будут как на ладони. Настя крутит головой, оглядывая местность, и видит узкую, явно протоптанную кем-то тропинку. Не думая, она смело шагает на неё, даже не дождавшись одноклассницу. Ника, особо не спрашивая, идёт следом. Тропинка заканчивается очень быстро, буквально через несколько шагов, и обе девушки понимают, что её кто-то протоптал совсем недавно. Одноклассницы оказываются среди двух высоких деревьев, что закрывают их от любопытных глаз, а Вероника вдруг вздрагивает.       — Продумано, блять, — фыркает Настя. — Надо будет узнать, кто уже успел отвоевать себе место.       Жукова кивает, чувствуя легкий стыд за недавнюю истерику. Постоянные унижения, побои и количество выпитого алкоголя всё-таки сделали своё дело. Девчонка щурится, пытаясь в полной темноте разглядеть девушку напротив, но в итоге бросает это дело: луна сегодня скрыта тучами, и поэтому вокруг ни черта не видно.       Настя, кивнув, достаёт из кармана тот самый жёлтый крикет, чиркая колесиком. Маленький огонёк пламени освещает её лицо, а девчонка напротив чересчур надолго задерживает взгляд на губах одноклассницы, уже даже не особо скрывая свои намерения. Петрова замирает, хмурится: ничего, как обычно, не понимает.       Господи, кто-нибудь ей уже объяснит наконец, какого чёрта происходит?       Ника с трудом отводит взгляд и шарит по карманам толстовки, в которую предусмотрительно успела переодеться перед тем, как пойти курить. Она точно помнит, что оставляла заначку, поэтому спустя несколько долгих секунд достаёт помятую сигарету, на этот раз точно последнюю.       — Блять, тебя пока дождёшься, — раздраженно фыркает Петрова.       Девушка делает резкий шаг вперёд, палец соскальзывает с колесика, и пространство вокруг лишается единственного источника света. Ника снова вздрагивает и выдыхает, когда одноклассница, замерев чересчур близко, требовательно забирает у неё из рук сигарету и тут же прикуривает её, выпуская дым.       Жукова даже не отвечает: сил не хватает уже ни на что. Она просто смотрит на одноклассницу, которая глубокими затяжками уничтожает последнюю сигарету, и искренне не понимает, за какие грехи ей это всё досталось. Из головы вылетают и Ксюшины предостережения, и Ромин любимый голос, и разработанный раннее план: остаются только глупые, странно-приятные пьяные мысли, которые посылают дрожь по позвоночнику и отдаются дурацкой тягой внизу живота.       На удивление, Настя замечает, что девчонка дрожит:       — Не холодно же, ты чё?       Ника закатывает глаза, думая: «Блять, ну и идиотка».       Петрова пожимает плечами, когда Вероника не отвечает, и протягивает ей половину сигареты — та тут же глубоко затягивается, выпуская плотное облачко дыма. Настя хочет с ней поговорить, и это желание настолько странное, что девушка даже вопросительно склоняет голову, пытаясь понять саму себя. А поговорить, на самом деле, есть о чём: как минимум о побоях и странной красной нитке, которая обязательно должна что-то значить.       — Ты сказала, что…       — Я поняла, — фыркает девчонка, делая ещё одну тяжку. — И ты поняла, о чём я.       — Гандон, — цедит Настя сквозь плотно сжатые зубы.       Удивительно, но тот факт, что Рома посмел поднять руку на её одноклассницу, безумно злит девушку, хотя сама она явно ничем не лучше.       Ника, будто бы прочитав её мысли, пьяно и обиженно бормочет:       — Сама-то.       Петрова выдыхает, снова силой удерживая внутри это идиотское, настолько неподходящее им двоим «Извини». Никакими извинениями тут ничего не исправишь: неизвестно даже, возможно ли здесь хоть что-то… исправить?       Настя не отвечает, Ника тоже молчит, делая ещё пару затяжек. Голова у девчонки кружится, ведь курить после такого количества алкоголя — заведомо плохая идея. Она вновь смотрит на одноклассницу, точнее, на её силуэт: девушка стоит слишком близко и дышит как-то слишком часто — или Веронике просто кажется. Ей вообще начинает казаться, что она всё себе просто выдумала: пьяные мысли в голове роятся, словно пчёлы, не давая даже спокойно насладиться последней сигаретой.       Когда остаётся последняя затяжка, Жукова передаёт сигарету обратно, а Настя в ответ слегка усмехается. Эта усмешка становится для девчонки ебучей точкой невозврата: она чувствует, что колени у неё подкашиваются, а ноги отказываются выполнять свою привычную функцию. Она дрожит, внутренности связываются в какой-то странный узел, а руки трясёт настолько сильно, что Ника сама пугается своей реакции.       Жукова вновь смотрит на девушку напротив: маленький огонёк сигареты едва-едва освещает её лицо, и Нику накрывает чувство дежавю — ведь всё практически так, как в прошлый раз. Странно, но в ту ночь ничего подобного она не чувствовала; интересно, в какой именно момент уже умудрилась повернуть не туда?       На этом мысли наконец затыкаются: Ника, к счастью, слишком пьяна, чтобы о чём-то думать, но, к сожалению, слишком пьяна, чтобы остановить себя от величайшей в мире глупости. Всё происходит чересчур быстро — ведь по-другому у этих двоих и быть не может, — Настя докуривает сигарету, бросает бычок на землю, а Вероника делает шаг вперёд.       В голове у Ники: «Сделай, блять, хотя бы раз в жизни то, чего хочешь ты сама».       В голове у Насти: «Какого хуя опять происходит?».       Жукова настолько редко проявляет инициативу в подобного рода моментах, что ей даже странно. Последнее, на что обращает внимание Ника, что девушка снова в той же толстовке (она её вообще когда-нибудь снимает?), прежде чем слишком настойчиво двигается вперёд и наконец неловко целует одноклассницу.       Настя буквально отпрыгивает, даже не дав Нике шанса. Смотрит на неё удивленно-настороженно, неловко кусает губы, заламывает руки и хмурится.       А затем бормочет:       — Ёбнулась, Жукова?       — Походу, — неловко отвечает девчонка, опустив глаза.       После этого, по всем законам жанра, Петрова должна была либо отвесить наглой однокласснице звонкую пощёчину, либо просто развернуться и уйти, забыв всё произошедшее как страшный сон.       Но это было бы слишком просто, правда?       Теперь уже Настя смотрит на неожиданно притихшую девчонку, что даже глаз не поднимает от стыда. Все кусочки пазла словно бы становятся на свои места: неожиданные ночные откровения, проявление дружелюбия, странные долгие взгляды, прощение за побои и эта ебучая красная нитка. Девушка выдыхает шумно, понимая, что знатно проебалась — и как она могла не заметить?       Как, чёрт возьми, она могла не заметить?       Осознание заставляет взглянуть на смущённую одноклассницу совсем с другого ракурса: Настя ухмыляется довольно и делает шаг вперёд, заставляя девчонку вздрогнуть. Жукова наконец поднимает взгляд, смотрит прищурившись и, чёрт возьми, дрожит настолько сильно, будто на улице все минус десять.       Неожиданно вышедшая из-за туч луна добавляет моменту немного освещения, и Петрова осматривает одноклассницу с ног до головы, переосмысливая абсолютно все их совместные моменты. Она не любит думать слишком много — предпочитает просто делать, если на самом деле этого искренне хочет. Именно поэтому девушка, снова ухмыльнувшись, протягивает руку и подхватывает одноклассницу за талию.       А затем проговаривает уверенно:       — Не дрожи ты так, господи, держу.       Ника за последние пару минут успевает испытать целый спектр эмоций: сначала желание — когда, не сдержавшись, пьяно целует свою соперницу; затем стыд — когда девушка её раздражённо отталкивает; а после неподдельное счастье — когда Настя, передумав, целует её в ответ.       Как и полагается этим двоим, поцелуй выходит грубым и резким, — таким же, как они сами. Петрова ловко придерживает девчонку за талию, прижимая ближе к себе, и ведёт; Ника же вообще забывает, как дышать, думая, что спит и видит очередной сон неприличного содержания.       Жукова, осмелев, кладёт руки девушке на спину, сжимая в кулаках ткань толстовки, а Настя усмехается сквозь поцелуй, позволяя себя касаться. Девушка не успевает подумать, что происходит и нужно ли ей это вообще: она, конечно, пила немного, но всё равно успела слегка захмелеть. Петрова не думает, что будет завтра, послезавтра или через неделю: есть только этот до крайности атмосферный момент и дрожащая девчонка в её руках, что типично-доверчиво жмётся к ней, выдыхая.       Настя не хочет думать, к чему приведёт всё это странное дерьмо: она думает только, что Ника на вкус как дешёвое вино с дурацким названием, и ей это чертовски нравится. Жукова, в свою очередь, вообще не успевает за событиями: пьяный мозг кричит что-то странное, ноги отказываются её держать, и девчонка очень сильно радуется тому, что за талию её придерживают сильные руки.       Эти двое даже не боятся, что их кто-то заметит: они, кажется, сейчас уже совсем ничего не боятся, даже друг друга. Настя резко разрывает поцелуй и смотрит на одноклассницу, усмехаясь — смотрит так надменно, что Нике хочется стереть эту ухмылку с её лица. Вместо этого она подаётся вперёд и снова её целует, закрывая этим все вопросы и стирая существующие грани.       Петрова вести не позволяет: снова перехватывает инициативу, и, не встретив сопротивления, смело углубляет поцелуй. Она выдыхает, кусается, вкладывая буквально всю свою злость, что так давно копилась. Ника не спорит: позволяет вести, поддаётся, расслабляется даже — будто бы ей на самом деле нравится, будто бы это то, чего она так давно хотела.       Хотя, это ведь так и есть.       Вероника, всё ещё чувствуя, как из-под ног буквально земля уходит, будто бы она в тупой романтической комедии, несмело запускает руки сначала под толстовку, а затем и под футболку. И замирает, наблюдая за реакцией. Настя, к её удивлению, едва кивает, не разрывая поцелуй, и Ника, послав к чёрту всё своё самообладание, проводит ногтями по её спине. Петрова выдыхает резко, но явно не от боли — в отместку с силой кусает девчонку за нижнюю губу, оттягивая.       В этот же момент Вероника, видимо, посылает свою гордость и злость куда-то далеко и надолго: царапает ногтями спину и еле-еле слышно стонет, заставляя девушку напротив выдохнуть ещё громче. Настя разрывает поцелуй и спускается ниже к шее: не целует — только кусает не сильно, боясь оставить провокационные следы, которые сразу всем покажут, чем именно они здесь занимались вместо курения.       Девчонка, видимо, задалась целью довести одноклассницу либо до греха, либо до инфаркта: она стонет уже громче, когда откидывает голову назад, доверчиво подставляя шею. Ника дрожит, словно лист осиновый, когда Настя сначала прикусывает бледную кожу на шее, а затем проводит языком по выступающей венке.       Петрову в этот момент остановить уже сложно: она буквально находится в нескольких секундах от того, чтобы взять вредную девчонку прямо здесь, на улице, прижав к какой-нибудь вертикальной поверхности, — и плевать, что неудобно и палевно. Собственно, именно это девушка и собирается сделать: прижимает одноклассницу к себе ещё ближе, не отрываясь от шеи, одну руку запускает под толстовку, встречаясь ладонью с разгорячённой кожей, а вторую требовательно опускает на бедро, уже чуть ли не рыча.       Ника стонет ещё громче, видимо, уже совсем ничего не боясь и не стесняясь. Здравый смысл где-то в голове кричит, мол: «Остановись», «Не сейчас», но сквозь пелену пьяных мыслей Жукова не слышит совсем ничего, кроме тяжелого дыхания девушки напротив. У неё в голове — пьяная пустота, а на коже — грубые прикосновения. И нет ничего больше: ни конфликтов, ни школы, ни раздражающих одноклассниц или глупых испытаний — только эта чёртова Настя, что касается её так, как никто никогда не касался.       Сама Настя понимает, что нужно остановиться, но, блять, как же не хочется. Она, послав всё к чёрту, ведёт рукой ниже, касается пальцами поясницы, замечая, как девчонка снова вздрагивает, — и так смотрит, что Ника замирает, практически не дыша. Петрова замирает тоже, ничего не предпринимая: обе понимают, что этот странно-ебанутый момент рано или поздно бы закончился. Настя убирает вторую руку с бедра девчонки, которое до этого сжимала, оставляя синяки, и, грубо схватив её за подбородок, тянет на себя.       Ника поддаётся. Она, как и сотню раз до этого, признаёт своё поражение под этим тяжёлым взглядом карих глаз. Петрова не улыбается, нет, — она ухмыляется, опуская взгляд на губы девчонки, а спустя секунду снова целует их, кусаясь уже чуть ли не до крови. Вероника шипит — то ли от боли, то ли от неснятого напряжения, — отвечает так же грубо, впиваясь ногтями уже в шею, зная, что оставит алые царапины.       Девушки снова сплетаются языками так, как это делают в дешёвом порно: Ника стонет ещё громче, а Настя с трудом держится, только тяжело дышит и, кажется, даже матерится, когда бормочет что-то до одури пошлое. Петрова снова перемещает одну руку ниже, цепляя пальцами край джинсов, но тут же замечает, что девчонка вздрагивает как-то совсем иначе. Настя тут же останавливается, разрывает поцелуй, смотрит настороженно, даже не озвучивая вопрос, — знает, что Жукова легко поймет всё без слов.       Ника только опускает взгляд и быстро-быстро отрицательно машет головой, ничего не говоря. Петрова сжимает руки в кулаки, чувствуя, как на смену сумасшедшему возбуждению приходит не менее сумасшедшая ярость. Она сжимает зубы и решает, что обязательно разберется с ним позже, — сейчас и без того достаточно эмоций. Девушка отступает на пару шагов назад: сохраняет дистанцию, боясь сорваться. Выдыхает, чувствуя, как дрожат руки, и чертовски жалеет, что последнюю сигарету они уже скурили до всего произошедшего пиздеца.       Если бы Настя знала — она бы обязательно приберегла эту сигарету на будущее.       Жукова смотрит на неё, склонив голову, а в глазах такая дикая смесь опьянения и возбуждения, что Настя торжественно себе клянётся спаивать девчонку почаще, — и сама усмехается от этих глупых мыслей. Осознание произошедшего ударяет по голове спустя пару минут тишины, и Петрова выдыхает, понимая, что в первый раз в жизни она находится в настолько большом ахуе от своих же действий.       Нике, кажется, всё нипочём: та уж точно мечтала о чём-то подобном уже давно. Она, наоборот, улыбается довольно, несмотря на дрожащие колени и болезненную тягу внизу живота. Желание борется с диким страхом, и, к сожалению самой Вероники, страх всё-таки побеждает. Она в упор смотрит на недоумённую девушку, вид которой оставляет желать лучшего: волосы взлохмачены, взгляд дикий, губы искусаны — и думает, что в следующий раз обязательно будет сильнее этого дурацкого страха.       — Ну вот, а говорила, что не нужны…       — Чё ты несёшь опять? — огрызается Настя, но не со зла — просто до сих не может принять произошедшее.       — Вчера, — Жукова закатывает глаза. — Во время рэп-батла ты сказала, что тебе не нужны мои поцелуи и объятия.       — Блять, Ник, я вот вообще не это имела в виду…       Вероника смеётся, откидывая голову назад, и чувствует, что опьянение потихоньку отпускает. Она смеётся так заразительно, что Петрова сначала улыбается немного, а потом, не сдержавшись, слегка усмехается и хмыкает одобрительно.       А затем, отсмеявшись, Ника думает, что это был первый раз, когда Настя назвала её по имени.