(не) верю

      Неподходящий человек — это именно то словосочетание, которым можно было бы описать Жукову. Милая, женственная, со своими уже выцветшими розовыми волосами, бессмысленными татуировками и мужем-долбоёбом.       Она раздражает её с самого первого дня настолько сильно, что словами не описать: извечное нытьё, недовольство, жалобы и манипуляции. Петрова никак не может понять, что эта идиотка здесь делает, — у неё и проблем-то нет особо, по сравнению с остальными участницами.       Настя быстро решает, что Ника, по сути, самое слабое звено проекта, просто занимающая место кого-то, кому на самом деле нужна помощь. Поначалу ей даже хочется сломать её: выжить отсюда к чёртовой матери, потому что она, блять, не заслужила. Помести её в то место, где выросла Петрова, — она бы сдохла через пару дней.       Но леди ведь так не поступают, правда?

***

вечер воскресенья, четвёртая неделя.

      Тяжёлая неделя, полная идиотских испытаний, наконец позади, и оба факультета собираются в одной комнате — это уже давно стало негласной традицией. Девушки занимаются всем и ничем одновременно: Прокофьева смывает огромное количество косметики со своего лица, Костья переодевается, в процессе умудрившись запутаться в рукавах толстовки, а Бэлла, как обычно, грызёт что-то, только что спизженное с общей кухни.       — Я так по нему скуча-а-аю, — тянет Жукова, развалившись на втором этаже двухъярусной кровати.       Ученицы синхронно вздыхают и закатывают глаза.       Вероника, будто бы не замечая всеобщего недовольства, продолжает: — Вы не понимаете! Он у меня очень хороший: добрый, заботливый…       — Ага, а ещё долбоёб, — фыркает Настя, перебирая в руках кубик Рубика.       Он, правда, нихера не складывается — впрочем, как и всё остальное в её жизни.       — Ты его даже не знаешь! — восклицает Жукова, свесившись с кровати, но, при попытке подняться обратно, ударяется затылком о потолок.       Петрова закатывает глаза и раздражённо выдыхает, пока в голове проносится: «Идиотка». Разговаривать с ней не хочется — она не привыкла тратить время на глупых людей.       Откуда-то из ванной слышится возмущённый крик Ксюши: — Ты же ещё вчера сама говорила, что он мудак!       Ученицы взрываются смехом: ещё вчера Вероника рыдала, матеря своего мужа на чём свет стоит за его многочисленные измены, а сегодня вновь воспылала к нему нежными чувствами.       — Вы не понимаете, девочки, — жалобно бормочет Жукова. — Я всё равно по нему скучаю.       Она слезает с верхнего яруса и по-турецки усаживается на нижнюю кровать, уперевшись спиной в стену.       — Так уёбывай, — фыркает Петрова, пока девушки вокруг одобрительно гудят, — тебе всё равно здесь делать нечего.       Ника бросает на неё злобный взгляд, думая, что ответить, но в итоге замолкает, так и не решившись. Настя удовлетворённо улыбается: несмотря на то, что она дала себе обещание не трогать одноклассниц и пальцем, Вероника до сих пор её пугается, стараясь не вступать в диалог и тем более не оставаться один на один.       — Есть предположения, что завтра будет? — задаёт вопрос Костья, разобравшись наконец с рукавами толстовки.       — У меня есть инфа, я случайно подслушала. Но я вам её не скажу. — Прокофьева выходит из ванной и, уперев руки в бока, молча ждёт реакции.       Цену себе набивает.       Настя искренне не понимает, как ей удалось достичь уважения в коллективе. Хотя, наверное, достаточно было просто не пиздить никого направо и налево — а там само пойдёт.       Петрова фыркает и закатывает глаза: — Либо говори, если знаешь, либо вообще не начинай. Какой смысл?       Ксюша цокает, присаживаясь на соседнюю кровать, и где-то с минуту они с Петровой молча буравят друг друга взглядом. Их противостояние рано или поздно выльется в какое-нибудь дерьмо — и обе это понимают.       Прокофьева отводит взгляд первой — не выдерживает, — а затем тут же переводит тему, отвлекая внимание: — Говорят, будет детектор лжи.       Спустя секунду комната взрывается разговорами: информация, которую доносила Ксюша о будущих испытаниях, ещё ни разу не была ложной. Девушки, словно маленькие утята, собираются в кружок вокруг Прокофьевой, уточняя детали.       — Я в эту хуйню вообще не верю, — выдаёт Бэлла, откусывая кусок от зеленого яблока, — как какая-то аппаратура может понять, что у тебя в голове? Нужно просто контролировать свои эмоции.       — В этом и прикол, — подключается к обсуждению Гончарова, — что свои эмоции скрыть пиздец как сложно. Когда человек врёт — он автоматически начинает волноваться: это выдаёт сильное биение сердца, дрожащие руки…       — Всё-всё, хорош, мы и так поняли, что ты дохуя умная, — фыркает Костья, но без злости — просто не умеет разговаривать по-другому, — завтра выясним, кто здесь пиздабол, вот и всё.       Разговор о детекторе заходит в тупик, и девушки переключаются на другие темы: обсуждают сначала день, затем прошедшую неделю, а потом необычный выгон, на котором ушли аж две одноклассницы. Петрова сидит чуть поодаль от всей компании: стать полноценным участником коллектива у неё так и не получилось. Разве что периодически вклинивается в разговор, но дальше двух-трех фраз диалог ни с кем из девочек не клеится.       — А я надеюсь, что скоро будет родительский день, — снова заводит Ника, словно заевшая видеокассета, — хоть мужа увижу, я так по нему соскучилась.       Она заправляет прядь волос за ухо, довольно улыбается и прикрывает глаза, а Насте почему-то неожиданно хочется врезать ей по лицу, чтобы стереть эту мечтательную улыбку.       — Все уже поняли, блять, что у тебя есть муж, пиздатая ты наша. Может, заткнёшься? — Петрова повышает голос, и все девушки резко замолкают: начинается их самое любимое развлечение.       Эти двое срутся по десять раз на дню. Обычно схема одна: Вероника ляпнет какую-нибудь хуйню, а Настя начинает её унижать, силой заставляя ту заткнуться. Наблюдать за этим достаточно забавно, хоть все и понимают, что Петрова разводит в коллективе самую настоящую травлю. Настя и сама это знает, но остановиться не может, — настолько её бесит розововолосая. Девушка никак не может понять, за каким хуем та пошла на проект: большинству участниц, Петровой в том числе, приходится вырывать свое место зубами, ломая себя каждый чертов день, а этой, кажется, даже стараться не приходится.       — Я просто не понимаю, какого хера ты здесь делаешь? Засиделась уже, — грубо цедит Настя, сжимая зубы так сильно, что тупая боль отдаётся в скулах, — только и делаешь, что ноешь.       — Ну не всем же постоянно сидеть с кислой миной, — слабо парирует та, перебирая в руках чёрную ленту, а глаза уже на мокром месте: того и гляди заплачет.       Настя раздражённо закатывает глаза — все их стычки постоянно заканчиваются Никиными слезами, и это, сука, безумно бесит.       — В детдоме ты бы не выжила, Ник, — спокойно выдает Петрова, пожимая плечами, — тебя бы убили нахер.       Фраза про детский дом в полутёмной комнате звучит как-то слишком тяжело — все девушки синхронно опускают глаза, а Бэлла проводит рукой по лицу, резко выдыхая, — для неё это вообще больная тема. Настя бросает на неё сочувствующий взгляд, но в глазах всё равно сквозит разочарование: на этой неделе Бэллу исключили из обоих факультетов за пьянки, и Настя на неё чертовски злится.       Ника быстро-быстро мотает головой: — Это тебе так кажется. Она вытирает рукой уже мокрую щеку, поднимается с кровати и продолжает: — Тем более, не тебе одной нужна помощь. Я ведь тоже меняюсь!       Петрова, до сих пор пытаясь соорудить из кубика Рубика что-то полноценное, крепко сжимает его в руках: — Тебе не надо меняться, ты и так нормальная, блять, — выдыхает она, чувствуя, что ещё чуть-чуть — и последствия будут непоправимыми, — ты спокойно сможешь выжить вне проекта, у тебя и проблем-то нет, кроме мужа-еблана.       Ника замолкает, не зная, что ответить. Ну, или просто не хочет доводить самую вспыльчивую участницу проекта до уголовщины, кто знает.       Однако Петрову уже не остановить: — Здесь все жопу рвут, блять, чтобы не вылететь. — От распирающих эмоций она подскакивает с кровати, подходя к девчонке почти вплотную. — А тебе, походу, всё достается тупо за красивые глаза!       Вероника усмехается, приподнимает брови и краем глаза смотрит на Ксюшу, сидящую неподалеку. Та, незаметно от Петровой, кивает, будто бы случайно: жест остаётся незамеченным остальными участницами.       Ника довольно улыбается и выдаёт: — Считаешь, что у меня глаза красивые?       Обстановка вокруг, благодаря смене темы, моментально разряжается. В комнате раздаётся дикий смех, откуда-то слева слышится громкое и протяжное «красава-а-а», кто-то (кажется, это была Тина) даже слегка аплодирует, пока Настя пытается понять, какого хуя это только что было.       Костья, всё ещё пытаясь сдержать смех, бормочет: — Подъебала так подъебала, ничё не скажешь.       Вероника гордо улыбается: не так уж и часто её в коллективе хвалят. Она стоит прямо, руки перед собой сложены, а лицо такое довольное, что аж противно.       Настя делает шаг вперёд, угрожающе прошипев: — Ты, — слегка толкает девчонку ладонью в плечо, — в себя поверила, что ли?       Вероника тут же ретируется — возвращается обратно на кровать, залезая на неё прямо с ногами, поближе к остальным девчонкам. Видимо, руководствуется правилом: если Петрова будет её пиздить, то она сможет прикрыться кем-нибудь из одноклассниц.       И только спрятавшись за спиной Гончаровой, еле-еле слышно бормочет: — Совсем шуток не понимаешь, Насть.       Петрова раздражённо выдыхает и, бросив на ту злобный взгляд, ворчит: — Нихуя не смешно, если честно. И, если хочешь знать мое мнение: когда любят — не изменяют.       Эта фраза, судя по воцарившейся в комнате тишине, становится последним гвоздём в крышку гроба Жуковой. Она подскакивает и тут же скрывается в ванной, запираясь изнутри. Спустя секунду слышатся всхлипы, а затем шум воды. Настя возвращается обратно на кровать, ничего не говоря, и устало роняет голову на сложенные руки.       Обязательно нужно было это делать, да?       — Вот нахуя, Петрух, — подаёт голос Ксюша, негласный лидер коллектива, — она просто постебалась, а ты сразу на больное давишь: знаешь ведь, что у них пиздец в отношениях.       Настя не отвечает: где-то на задворках сознания сама осознаёт, что ляпнула лишнего.       Она отнимает руки от лица, слегка-слегка улыбается и бормочет: — Давайте спать, завтра вставать рано.       Кто-то из девочек цокает, кто-то закатывает глаза: жить по расписанию, установленному Петровой, надоело всем. Но спорить никто не решается — лучше уж жить по расписанию, чем не жить вовсе.