Крылья ласточки

      Арти, от неожиданности едва не опустивший локоть мимо стойки, неловко пошатнулся и, с подозрением взглянув на стоявшую напротив девушку, на всякий случай уточнил:       — Повтори-ка еще раз, дорогуша, — он сощурил свои небесно-голубые глаза. — Я тебя правильно понял?       Разумеется, Эстелла знала, что так просто добиться своего не удастся. Откровенно говоря, будь она на месте Арти, тоже посмотрела бы на себя, как на умалишенную. В лучшем случае.       — Да, Арт, — негромко, с нажимом, повторила она. — Ты все правильно понял. Мне нужно это платье.       Парень вздохнул и неспешно поскреб ногтем уголок глаза, лишь чудом не смазав аккуратную черную стрелку. Затем, оторвавшись от своей стойки, по-кошачьи бесшумно подошел к девушке и, сделав рукой странное движение, словно хотел по-свойски потрепать ее по плечу, быстро передумал и вместо этого задумчиво постучал пальцем по губам, внимательно глядя на нее.       — Многим оно нужно, принцесса, — Эстелла скривилась. Ей не нравилось, как он возвышался над ней. Было в этом что-то... снисходительное. Арти благоразумно сделал вид, что не заметил гримасы, на мгновение исказившей женское лицо, и, уже тише, добавил: — Однако далеко не все могут... ну, знаешь...       — Позволить себе такую роскошь, ты хочешь сказать, — холодно усмехнулась Эстелла, складывая руки на груди. — Я и без тебя знаю, Арт, что моя классовая принадлежность написана у меня на лице. Поэтому и прошу его всего на сутки, — она выделила голосом последние слова, старательно игнорируя сочувственный взгляд своего собеседника. Такой взгляд она, пожалуй, могла стерпеть только от братьев. И еще одного человека, думать о котором в последние дни было почти физически больно.       Арти посмотрел на нее неожиданно серьезно. Девушка с вызовом вздернула подбородок, однако от его внимательных глаз не ускользнула пробежавшая по ее лицу странная, болезненная тень.       — Эстелла, давай начистоту, — он едва ли не впервые назвал ее по имени, и она невольно поежилась. — Зачем тебе это нужно?       Не размыкая сложенных на груди рук, она принялась непроизвольно наматывать перед ним неровные круги. Наконец, кусая нижнюю губу, вновь застыла на месте и нехотя обронила:       — Поверь мне, Арти, не для праздного развлечения. Мне нужно... — свистнуть здоровенный рубин на глазах у всего лондонского бомонда, — вернуть кое-что, что у меня... украли.       — Ага, — заинтересованно вскинул брови парень, и Эстелла с надеждой затаила дыхание. — Признавайся, красавица, решила соблазнить наглого вора и наутро исчезнуть со своим таинственным... кое-чем?       Тьфу ты!       — Боже, нет! — в голове некстати всплыл образ Джона, протягивающего ей футляр с кулоном. Кулоном, к которому он, как оказалось, имел, в отличие от нее, вполне свободный доступ. Интересно, смогла бы она?.. Эстелла почувствовала, как уши, скрытые, по счастью, растрепанными рыжими прядями, опалило жаром. — Твою мать, Арти, держи свои фантазии при себе! — уголки его губ подрагивали, точно он изо всех сил сдерживал улыбку, и Эстелла едва не застонала от досады. — Мне всего лишь нужно попасть на прием, куда заказан вход любому, у кого не торчит изо рта серебряная ложка! — и она снова принялась нарезать неровные круги, сжав ладонями виски. — Просто дай мне чертово платье на чертовы сутки, Арт!       Парень изящно отвел со лба челку — мягкий свет ламп плясал в золотистых прядях и скользил по пестрому шелку его рубашки — и насмешливо прищелкнул языком.       — Губа у тебя не дура, солнышко. Осмелюсь заметить, — он слегка изогнул аккуратную бровь и обвел рукой пространство вокруг себя, — что пресловутую серебряную ложку тебе обеспечил бы любой из этих нарядов. Однако ты выбрала одно из самых дорогих платьев в моем магазине.       В мгновение ока подлетев к стойке, Эстелла торопливо полезла в сумочку и извлекла из ее недр кошелек.       — Вот все, что у меня есть, — на стойку рядом с локтем Арти легла, рассыпавшись веером, стопка банкнот. — Возьми их в залог. Это моя месячная зарплата, будь ты человеком! — она почти умоляюще взглянула ему в лицо. От такого внезапного напора с ее стороны правый глаз у него начал подергиваться. — Если этого мало, могу добавить к ним собственную голову, но это уже грабеж, знаешь ли!       Арти со вздохом покачал головой, и челка снова упала ему на лоб.       — Сомневаюсь, что твою хорошенькую головку примут в ломбарде, дорогуша, — он с мгновение смотрел на деньги, после чего небрежным жестом подтолкнул их обратно к Эстелле. Она удивленно уставилась на него, не притронувшись к банкнотам. — Но если не вернешь платье к утру понедельника, поверь, я все-таки сниму ее с тебя и повешу... — взгляд голубых глаз, деланно задумчивый, скользнул по стене напротив входной двери, — да вот хоть здесь. В назидание другим, — и он, лениво облокотясь на стойку, с ухмылкой посмотрел в ее изумленное лицо.       Эстелла судорожно выдохнула, боясь поверить своим ушам.       — Арт, спасибо...       — Ой, да брось, — он махнул рукой с длинными, как у музыканта, пальцами и, отлепившись от стойки, неторопливо направился вглубь магазина. — Не люблю пустых сантиментов.       Двадцать минут спустя Арти с несколько излишней, учитывая обстоятельства, торжественностью вручил Эстелле большой бумажный пакет, куда уложил коробку с платьем.       — Надеюсь, в твой план по возвращению этого таинственного кое-чего не входит метание тортов с кремом или, скажем, купание в Темзе? — с подозрением поинтересовался он, прежде чем выпустить из пальцев ручки пакета. — Возможно, пока не поздно, мне стоит стребовать с тебя парочку конечностей в довесок к голове?       Эстелла впервые за Бог знает сколько времени улыбнулась почти по-настоящему и со смешком покачала головой.       — Боже упаси, Арт.       И, разумеется, не стала упоминать о внушительном отрезе жемчужно-белого, совершенно особенного и, стоило заметить, печально известного искусственного шелка, который братья, умудрившись достать невесть где, притащили домой пару дней назад. Тонкая материя из нитроцеллюлозы отличалась не только хрупкостью и нежным перламутровым блеском, но и необычайной, прямо-таки поразительной горючестью, в чем Хорас, вошедший во вкус и, похоже, возомнивший себя доморощенным Гудини, раз за разом убеждался, поджигая прямо в руках оставшиеся от отреза лоскутки. Те вспыхивали желтым пламенем в его пальцах, не успевая обжечь, и исчезали, не оставляя пепла и запаха гари.       Арти, не заметивший, к счастью, как девушка на мгновение изменилась в лице, с ухмылкой разжал пальцы.       — Жаль, не увижу тебя в нем, дорогуша. Признаться, я предпочел бы вручить его тебе насовсем, а не наблюдать, как его купит какая-нибудь несчастная, обремененная бездонным кошельком, — он картинно вздохнул, — и напрочь лишенная чувства стиля.       Эстелла загадочно пожала плечами, переступив с ноги на ногу. Тяжелый пакет приятно оттягивал руки.       — Вполне может статься, что увидишь, Арт.       В утренней воскресной газете.       Вслух она этого, само собой, произносить не стала, опасаясь, что Арти, не ровен час, тут же пожалеет о своей невиданной щедрости и быстренько вернет платье в витрину. Сделав вид, что не заметила его вопросительно вздернутых кверху бровей, девушка заторопилась к выходу.       Оклик Арти настиг ее в дверях, где она на секунду обернулась, чтобы попрощаться.       — Ты кое-что забыла, принцесса, — нагнав Эстеллу, он сунул ей в руку пачку банкнот.       — Эй, — на автомате взяв деньги, она тут же попыталась снова отдать их Арти, — а как же?..       Он демонстративно заложил большие пальцы в карманы брюк. Эстелла чувствовала себя весьма по-дурацки, стоя с фирменным пакетом в одной руке и деньгами — в другой.       — Если вернешь платье в целости и сохранности, они мне не понадобятся, — хмыкнул Арти. — А если нет, — он с напускной суровостью свел брови к переносице, — тогда и поговорим.       Буркнув что-то, чего сама не разобрала, себе под нос, Эстелла неловко сунула деньги в кармашек сумки. Арти одобрительно ухмыльнулся, но в следующее мгновение вдруг снова посерьезнел. Уже взявшись за ручку двери, Эстелла едва удержалась от того, чтобы закатить глаза — в шутку, разумеется. Арти торжественно откашлялся.       — Не спеши с благодарностями, красавица, потому что об одном одолжении я тебя все же попрошу.       Эстелла пристально посмотрела на него и неосознанно сжала губы в тонкую нитку: выражение его лица и хитрый прищур небесно-голубых глаз не предвещали ничего хорошего.       — Было бы чертовски обидно растратить всю эту красоту, — он кивнул подбородком на пакет в ее руках, — на одни только приземленные, скучные цели, — его красиво очерченные губы пренебрежительно скривились. — Так что ты уж постарайся воспользоваться моментом, Золушка, и попасться на глаза ему.       — Кому — ему? — мгновенно ощетинилась Эстелла, ощутив, как знакомый предательский жар вновь залил уши по самые кончики.       Арти отвел взгляд от ее лица и таинственно улыбнулся каким-то своим мыслям. Затем снова посмотрел в глаза гневно раздувающей ноздри Эстелле и, понизив голос, заговорщически протянул:       — Тому, при мысли о ком ты так очаровательно выходишь из себя.       * * *       В последний раз взглянув на аккуратно разложенное на покрывале платье — в неверном свете маленького настенного светильника алые складки подола, переливаясь атласным блеском, уходили в глубокую черноту, — Эстелла строго посмотрела на затихших у изножья кровати псов. Те послушно прижали уши и, следуя указующему персту странно посуровевшей хозяйки, направились прочь из ее комнатушки. Мигун принялся виться вокруг Хораса — тот любовно расправлял на спинке стула новенький форменный комбинезон дератизатора, — а Бадди, потоптавшись у кухонного стола, на котором вместо ужина отчего-то лежали изрисованные схемами листы бумаги, понуро побрел к дивану и улегся на старой лоскутной подушке.       Проходя мимо окна, Эстелла машинально толкнула створку, впуская в и без того не слишком натопленную конурку ночной ноябрьский воздух. Воздух, пахнущий туманом и мокрой древесной корой, нес с собой промозглый холодок и тишину. Голые ветви старой липы сбросили последнюю листву, а шумные ласточки — те давно улетели, и Эстелла в который раз мимоходом напомнила себе, что пора бы вычистить из-под верхней рамы размокшие остатки старого гнезда.       Эстелла никогда в том не признавалась, однако всякий раз, стоило гнезду опустеть, неизменно начинала ощущать, что ее маленькой комнатке чего-то не хватает. Она редко упускала возможность поворчать на непрестанную возню за стеной, и все же попискивание птенцов в весеннюю пору, негромкий шорох перьев и коготков, упругие удары крыльев о воздух за окном — все эти звуки, сливаясь с отдаленным шумом города, странно успокаивали и, бывало, баюкали ее, лежащую в постели без сна, в часы ранних летних рассветов.       Тоскливо взглянув на почерневшие мокрые травинки, прилипшие к карнизу, Эстелла заставила себя встряхнуться и торопливо выскочила из комнатки, задернув за собой штору.       Джаспер с заложенным за ухо карандашом нависал над импровизированной картой модного дома, которую Эстелла, руководствуясь добытыми за неделю сведениями, привычными размашистыми штрихами набросала на нескольких листах бумаги.       — Вот ты где, — констатировал Джаспер, заслышав позади шаги сестры. Одной рукой он опирался о столешницу, пальцем другой сосредоточенно водил по карте. — Иди сюда и напомни еще раз, что означают эти каракули.       Эстелла проследила за его указательным пальцем.       — Если соизволишь взять глаза в зубы, сможешь прочитать слово «туалет».       — Ума не приложу, зачем бы он мог нам понадобиться, но пусть будет, — хмыкнул Джаспер.       Эстелла мгновенно взвилась и, выдернув из-под стола стул — тот едва не заехал Джасперу по колену, — плюхнулась на него задом наперед, уронив руки на спинку.       — Ты сам просил подробную схему. Ради нее, между прочим, я шныряла не только по туалетам. В подвале, к слову, довольно сухо, но предупреждаю: там живет семейство крыс.       Джаспер вытащил из-за уха карандаш и, почесав им между бровей, тоже выдвинул себе стул.       — Надеюсь, хотя бы вентиляция никем не населена, — он кинул насмешливый взгляд на Хораса. Тот пытался запихнуть Мигуна в подобие серой меховой шубки с длинным матерчатым хвостом. — В отличие от вас двоих, мне предстоит пробираться в ваше модное логово окольными путями. Хотя, признаться, — он передернул плечами, — все лучше, чем маячить в красном платье перед этой... Баронессой. По твоим рассказам, сестрица, выходит, что дамочка та еще мегера.       — Жаль, — фыркнула Эстелла, старательно отводя взгляд от острой мордочки Мигуна, потешно обрамленной длинным искусственным мехом и увенчанной парой вельветовых крысиных ушей. — Я бы посмотрела на тебя в красном платье, Джас.       Джаспер вдруг посерьезнел и, поерзав на своем стуле, уставился в темноту: за окнами их каморки поздний пятничный вечер грозил вот-вот перейти в раннее субботнее утро. Хорас опустил Мигуна на пол, и тот засеменил в сторону дивана, где, посвистывая носом, дремал Бадди. Пыльно-розовый хвост шнурком волочился за ним, то и дело цепляясь за неровности дощатого пола и шляпки гвоздей.       — Не нравится мне все это, Эстелла, — с минуту помолчав, Джаспер вновь обернулся к сестре. — По-моему, все же не стоит тебе там появляться.       Эстелла резко выдохнула, точно ее с размаху ударили по спине, и ее короткие ногти с неприятным звуком прошлись по спинке стула.       — Ты шутишь? По-моему, я ясно дала понять, что мне нужен мой кулон!       Хорас, в отличие от Джаспера привыкший не спорить с сестрой, согласно закивал:       — Она ясно дала понять, чувак.       Джаспер отбросил карандаш — тот звонко ударился о столешницу — и сжал пальцами виски.       — С этим я не спорю. Просто... знаешь, Эстелла, думаю, мы справились бы и вдвоем. Ты слишком многое ставишь на кон ради какого-то... — Эстелла бросила на него свирепый взгляд, и Джаспер заставил себя несколько смягчить удар: — ради кулона, который много… очень много для тебя значит, но от этого не перестает быть просто кулоном.       — Кто-то должен отвлекать ее и охрану, — отрезала девушка. — И мы все, включая тебя, Джас, с этим согласились.       — Но почему это должна быть именно... ты? — выдохнул он, выразительно махнув рукой на ее небрежно сколотые на макушке черно-белые волосы. — У тебя куча париков, надень любой! Я не могу понять, отчего ты так уперлась!       Под его пронзительным взглядом Эстелла невольно дернулась и больно прикусила щеку изнутри. Краем глаза она видела, что и Хорас, которому эта мысль, очевидно, прежде в голову не приходила, недоуменно уставился на нее. Она вцепилась в спинку стула так, что побелели пальцы.       — Она потеряла кулон, — наконец тихо процедила Эстелла, словно обращаясь к самой себе. — Ей и возвращать, — и, резко поднявшись со стула, отчего тот едва не завалился набок, направилась в сторону ванной, повинуясь практически нестерпимому желанию забиться в какой-нибудь угол, где ей удастся хотя бы несколько минут побыть одной.       Если кто-нибудь из братьев и озадачился вопросом, о какой-такой «ней» шла речь — Эстелла ни разу за десять лет не произносила вслух ее имени, — ни один из них, по счастью, не стал его озвучивать, благоразумно оставив свои мысли на этот счет при себе.       Удалиться в тишине Эстелле, впрочем, не удалось.       Джаспера, как оказалось, интересовало кое-что еще.       — А как же Джон? — короткое имя хлыстом прошлось по коже.       Споткнувшись о стык досок, Эстелла резко развернулась через плечо, и ее зеленые глаза сверкнули в полумраке.       — А что Джон? — сухо поинтересовалась она, почти не разжимая зубов.       Джаспер пристально смотрел на нее.       — Он тебя узнает.       — Он узнает ее.       — Но что если и Эмму тоже?       Чувствуя, как сводит от напряжения челюсти, она растянула губы в принужденной холодной улыбке.       — Значит, так тому и быть.       И, не говоря больше ни слова, едва ли не бегом выскочила в крошечный коридорчик, миновала дверь в ванную, даже не взглянув на нее, и, ухватившись непослушными белыми руками за холодные перекладины спрятавшейся в конце коридора металлической лестницы, одним махом взобралась под потолок и откинула тяжелую крышку люка.       По крыше гулял ночной ветер. Пинком закрыв за собой люк, Эстелла запустила пальцы в растрепанные волосы и с полминуты стояла неподвижно, позволяя стылым потокам воздуха скользить по лицу и рукам.       Холод потихоньку привел ее в чувство. Эстелла, медленно ступая в темноте, подошла к краю крыши. Шершавое ребро осыпающегося кирпичного бортика уперлось в колени.       Неожиданно для себя самой Эстелла вдруг горько рассмеялась.       Она с самого начала не питала ложных надежд.       Разумеется, Джону с его проклятой проницательностью не составит никакого труда сложить два и два и разглядеть за карнавальной маской не только двенадцатилетнюю девчонку с копной черно-белых волос, но и рыжую лгунью Эмму Мартин — даже при условии, что Хорас и Джаспер умудрятся не сплоховать и не попадутся ненароком ему на глаза.       Кроме того, она прекрасно видела, как он смотрел на нее, передавая ей в руки кулон не далее, как сегодня днем.       Тяжело, пристально, испытующе.       Не пройдет и суток, как он окончательно убедится в том, о чем уже наверняка начал догадываться.       Она знала, что рано или поздно это все равно произойдет.       Может статься, однажды вы поймете, как сильно заблуждались на мой счет, Джон.       Эстелла запрокинула голову и невидящим взором уставилась в густую ноябрьскую темноту, в которой невозможно было разглядеть, где заканчивался туман и начинались рваные, похожие на вывалянную в грязи вату тучи.       Она знала — знала прекрасно.       Тогда почему ей так паршиво? Тошно, отвратно, больно? Она ведь не была настолько глупа, чтобы на что-то надеяться!       Или... была?       Черт возьми.       Последняя мысль резко отрезвила ее, словно от души отвешенная пощечина. Она яростно, не давая себе времени передумать, подавила на корню малодушное желание последовать совету Джаспера, до сих пор осторожно, ненавязчиво точившее изнутри грудную клетку.       Пора покончить с этим.       Не только Джону пришло время очнуться от иллюзий.       Ей — тоже.       Кроме того, мысль о том, чтобы наконец-то предстать перед ним в своем истинном обличии — неправильной, искореженной, покалеченной, преступной, — доставляла ей какую-то извращенную, мазохистскую отраду.       О, она, послушно следуя завету романтичного Арти, непременно попадется ему на глаза.       И, вероятно, увидит в них... что?       Разочарование? Гнев? Отвращение?       Эстелла без сил опустилась на осыпающийся, намокший от прошедшего дождя бортик и, перекинув через него ноги, свесила их вниз, в тонущую в вязком тумане пустоту.       — Ты ведь хотел знать, кто я, верно? — бесцветно пробормотала она и вновь подняла лицо к небу, позволяя ветру трепать спутанные двухцветные волосы. — Скоро узнаешь. И наверняка больше не захочешь меня видеть.       Ей было невдомек, что в эту самую минуту не только она смотрела в темно-сизое, отдающее болезненно лиловым небо.       У окна пустого кабинета, освещаемого одинокой настольной лампой с зеленым абажуром, стоял мужчина. Заложив руки за спину — пальцы правой до побелевших костяшек стиснуты на запястье левой, — он таким же невидящим, как у Эстеллы, взглядом наблюдал, как бегут над Лондоном набухшие от непролитого дождя тяжелые тучи.       На столе, в кружке света, одиноко лежала тонкая папка с личным делом Эстеллы Миллер.       * * *       Невесомый перламутровый подол накидки бесшумно скользил за ней по белому в черную клетку полу. Постукивание трости с тяжелым серебристым набалдашником, столь удачно подаренной ею Джасперу и не менее удачно позаимствованной у него же, эхом сопровождало ее шаги.       Взгляд зеленых глаз, прячущихся под маской в тени глубокого капюшона, непрестанно блуждал по залу, легко, словно текучий шелк, соскальзывая с одной черно-белой фигуры на другую.       Гости ее не интересовали.       Она искала ее.       И его.       Внезапно взгляд ее замер, выцепив в толпе статную женскую фигуру. Баронесса, как и все — за исключением лишь одной находящейся здесь особы — облаченная в черное и белое, беседовала с... Анитой Дарлинг.       Эстелла, совершенно позабывшая о том, что старая школьная подруга по долгу службы вполне может оказаться тут, почувствовала, как змеится по губам ледяная улыбка.       В последнюю их встречу Дарлинг, помнится, заметила, что с Баронессы фон Хеллман неплохо бы посбить спесь.       Не волнуйся, Анита, Эстелла посмотрела на недовольно поджатые губы начальницы — та явно за что-то отчитывала молодую журналистку, — и вся подобралась под своей накидкой. Не волнуйся, твое желание вот-вот исполнится.       В последний раз скользнув взглядом по толпе и убедившись, что Джона пока не видно — что, впрочем, совершенно не означало, что его там нет, — Эстелла, мысленно запретив себе отступать, что бы ни произошло, деланно вальяжной походкой направилась к одному из нарядно убранных столов, на котором высилась сверкающая медовым блеском пирамида из бокалов шампанского. На молчаливую пришелицу в накидке, вполне соответствующей установленному Баронессой дресс-коду, никто не обращал внимания.       Эстелла усмехнулась себе под нос.       И, высвободив из-под накидки обтянутую бордовой перчаткой руку, не глядя выдернула бокал из самого нижнего яруса хрупкой конструкции.       Словно в замедленной съемке она наблюдала, как под оглушительный звон падающих к ее ногам бокалов, рассыпающихся брызгами стекла и золотистого шампанского, обращаются к ней лица вмиг замолкших гостей.       Равнодушно обведя взглядом присутствующих, Эстелла посмотрела на Баронессу. Та с застывшим, словно маска, лицом смотрела на нее. В руках Аниты сам собой возник фотоаппарат.       Криво улыбнувшись и не разрывая зрительного контакта, Эстелла отсалютовала Баронессе бокалом и, едва пригубив, как ни в чем не бывало опустила его на усыпанный осколками стол.       Зал по-прежнему хранил молчание. Эстелла обернулась у застывшему у стола лакею в длинном — разумеется, безукоризненно черном, как ночь, — фраке.       — Огоньку не найдется? — невинно поинтересовалась она, поигрывая в руках тростью.       Во все глаза глядя на с ног до головы закутанную в жемчужный шелк незнакомку, тот машинально щелкнул зажигалкой. Девушка с непринужденной улыбкой приняла ее и, вновь переведя взгляд на застывшую изваянием Баронессу, разжала пальцы.       С шипением взметнулось пламя.       У Эстеллы, прекрасно знавшей, что теоретически огонь не должен успеть ей навредить, все же замерло на миг сердце, когда оранжевые языки лизнули обнаженные плечи и унеслись вверх, чтобы, лишь слегка обдав жаром волосы, исчезнуть без следа, оставив ее, облаченную в кровавый атлас, под взглядом Баронессы фон Хеллман.       Зал мгновенно ожил. Переводя дыхание, Эстелла слушала, как щелкают, сопровождаясь попеременными вспышками, затворы камер, как ползут по залу изумленные шепотки, как хрустит стекло под ногами у расступающихся перед ней гостей.       Теперь между ней и Баронессой не было никого. С триумфом глядя в ее белое, как полотно, лицо, Эстелла видела, как льдисто-голубые глаза бегают по складкам алого платья, по небрежно сжимающим трость рукам, по завитым в тугие кудри двухцветным волосам.       Эстелла ждала. Ждал весь зал.       Наконец Баронесса, с раздражением отшвырнув в сторону карнавальную маску, коротко бросила:       — Взять ее.       Несколько дородных дам в нелепых шляпках, с визгом шарахнулись в разные стороны, когда меж ними неожиданно возник выступивший из тени широкоплечий охранник. Еще трое амбалов — все как один в черных масках на нечитаемых лицах — медленно приближались к девушке с разных сторон.       Джона среди них не было — да он и не позволил бы обрядить себя в подобную нелепицу на манер Зорро, успела подумать Эстелла, — зато был тот, у кого, как она сумела выяснить накануне, тоже имелась при себе связка ключей, среди которых, вполне вероятно, был и ключ от хранилища.       Окружив Эстеллу, мужчины вдруг замерли в нерешительности, мучимые, очевидно, моральной дилеммой: с одной стороны, Баронесса отдала им прямой приказ, а с другой — учинившая хаос странная девушка, внезапно появившаяся в языках пламени, чтобы столь откровенно бросить вызов хозяйке бала, не перестала от этого быть девушкой.       Кинув быстрый взгляд на обладателя ключей, Эстелла осторожно переступила через осколки, чуть подобрав подол платья — амбалы заметно напряглись, но ни один из них по-прежнему не двигался с места, — и словно невзначай принялась с интересом оглядываться по сторонам. Заметив у балюстрады второго этажа фигуру Хораса — тот был облачен в форменный комбинезон, кепку с козырьком и маску-респиратор, в которых его, пожалуй, не узнала бы и родная мать, если бы она у него была, — она с облегчением сделала вывод, что легенда с вызовом службы дератизации сработала как надо. Скользнув взглядом дальше, боковым зрением она успела увидеть, как Хорас едва заметно кивнул, давая понять, что можно действовать.       Эстелла мысленно закатала воображаемые рукава.       — Ну так что? — она невинно приподняла брови, позабыв, что маска скрывает верхнюю часть ее лица. — Так и будете заставлять девушку ждать? — ехидный взгляд прищуренных зеленых глаз попеременно обращался то к одному мужчине, то к другому.       За широкой спиной одного из них, чуть поодаль, Эстелла заметила черно-белое платье Баронессы: подойдя поближе и сложив руки на груди, та с сухим интересом наблюдала за незваной гостьей. Нерешительность охраны явно начинала выводить ее из себя.       Видимо, одновременно с Эстеллой это почувствовал и тот, за чьей спиной маячила фон Хеллман, потому что он, невнятно рыкнув — то ли злобно, то ли обреченно, — вдруг сделал резкий выпад в сторону девушки и тут же, охнув от боли, пошатнулся, хватаясь руками за колено, которое метко припечатал сверкнувший в воздухе массивный серебряный набалдашник ее трости.       — О Боже! — Эстелла поморщилась от неприятного глухого звука, с которым набалдашник встретился с коленом, и с преувеличенным интересом взглянула на трость. — Я, право, и не знала, что эта штука такая тяжелая...       Продолжая мычать от боли, пострадавший кинул на нее такой свирепый взгляд, что она, пискнув от испуга почти искренне, за что не преминула себя похвалить, отшатнулась от него и тут же — разумеется, совершенно случайно, судя по ее же виноватому возгласу, — встала высоченной шпилькой аккурат на ногу его незадачливому напарнику.       — Вот же, — охнула она, — простите меня, ради Бога! — и, не дожидаясь, пока здоровяк, придя в чувство, схватит ее со спины, резко развернулась к нему с благородным намерением справиться о его самочувствии и... тут же огрела зажатой под мышкой тростью по ребрам.       Взревев то ли от боли, то ли от ярости, он круто развернул ее за плечо спиной к себе и попытался заломить ей руки — и это ему, надо сказать, почти удалось. Дергаясь в его стальных объятиях, Эстелла судорожно соображала. Человек-с-ключами маячил где-то сбоку, пока не пытаясь вступить в схватку, очевидно, полагая, что она благополучно завершится и без его участия. Другой его товарищ, сумевший сохранить невредимыми все свои конечности, торопливо переругивался с обладателем травмированного колена, которого зачем-то пытался оттащить в сторону.       Стараясь незаметно перехватить по-прежнему зажатую в онемевшей руке трость поудобнее, Эстелла невольно бросила взгляд на Баронессу. Та, похоже, тоже не сомневалась, что исход схватки предрешен. Разжав прежде сцепленные на груди руки, она смотрела на Эстеллу с выражением снисходительного презрения на красивом лице. Хищно скрипнув зубами, девушка заставила себя холодно улыбнуться в ответ и... застыла, резко перестав дергаться в руках сопевшего от усердия амбала.       На бледной коже Баронессы, в вырезе черно-белого платья, сверкнул искрой алый всполох.       Он не в хранилище. Он прямо здесь — перед ней.       Не успев понять, обрадовало ее это или раздосадовало, Эстелла резко вскинула голову, метя затылком наугад, — и, судя по раздавшемуся за спиной булькающему «ох!», не промахнулась.       Державшие ее руки разжались, и Эстелла, воспользовавшись вновь возникшей суматохой, быстро посмотрела вверх и яростно мотнула головой, одновременно указывая в сторону Баронессы коротким, едва заметным кивком. Приняв сигнал к отбою, Хорас послушно отступил в тень.       — Да отцепись ты! — Эстелла разгневанно сверкнула глазами, когда человек-с-ключом-который-был-больше-не-нужен, отмерев, попытался схватить ее за локоть. От неожиданности он и впрямь разжал пальцы. — Этот ваш и так мне руку сломал! — она капризно махнула безжизненно повисшей кистью в сторону здоровяка, который, запрокинув голову вверх, видимо, пытался заставить бежавшую из разбитого носа кровь затечь обратно. — Взгляните, люди, что делается!       Разглядывая свою руку так, словно у нее не хватало половины пальцев, Эстелла не забывала жалобно всхлипывать.       Внезапно она вновь ощутила чью-то хватку повыше локтя, над самым краем длинной перчатки. Ловко перехватив трость резко выздоровевшей рукой, которая до того, казалось, готова была вот-вот отвалиться, Эстелла успела замахнуться для удара, когда неизвестный рывком развернул ее к себе лицом. Гневный возглас застрял у нее в горле. Рука с тростью, застыв на миг в воздухе, безвольно повисла вдоль тела.       Чувствуя, как все внутри покрывается льдом, она в упор смотрела на Джона, о котором, войдя в раж, успела совершенно позабыть.       Она прекрасно знала этот его взгляд — темный, холодный, совершенно нечитаемый. Взгляд, которым он никогда прежде — до этой минуты — не смотрел на нее.       Не предпринимая попыток вырвать руку из его пальцев, она продолжала молча таращиться на него, точно кролик, сидящий на блюде перед удавом.       Внезапно он на мгновение прикрыл глаза. Эстелла судорожно вздохнула: отчего-то ей показалось, что этим незначительным, едва уловимым движением он заменил хорошо знакомый ей ободряющий кивок головой, который, по понятным причинам, был невозможен в присутствии наблюдавшей за ними фон Хеллман. В следующую секунду, впрочем, он уже снова смотрел на нее прежним ледяным взглядом непривычно безжизненных глаз. А еще через мгновение подвел ее, ничуть не сопротивляющуюся, к Баронессе.       Та смерила ее изучающим взглядом, чуть дольше задержав его на спадающих на плечи черно-белых кудрях и алом шлейфе атласного платья.       — Отпусти, — наконец велела она, и рука Джона исчезла с ее плеча. Но на сей раз Эстелла готова была поклясться, что за мгновение до того, как ощущение чужого прикосновения испарилось с ее кожи, мужские пальцы на долю секунду сжались чуть сильнее. Чувствуя, как от этого привычного жеста подступает к горлу комок, девушка плотнее сжала челюсти, продолжая нахально смотреть Баронессе в глаза и старательно игнорируя маячившую на самом краю поля ее зрения высокую мужскую фигуру. — И убери отсюда... — фон Хеллман с нескрываемым отвращением посмотрела Эстелле за спину, — это.       Девушка невольно усмехнулась: под этим Баронесса, очевидно, подразумевала собственную никудышную охрану, с охами и вздохами принявшуюся подсчитывать пострадавшие части тела.       — Да, Баронесса.       Изобразив непринужденное любопытство, Эстелла все же обернулась на Джона — затем, чтобы снова натолкнуться на застывшее на его лице знакомое выражение.       Точнее, полное его отсутствие.       Не взглянув на Эстеллу, он с почтительным кивком отступил назад.       — Ну а мы, пожалуй, — потеряв интерес к охране и не обращая ни малейшего внимания на притихших гостей, Баронесса вновь обратилась к девушке, — присядем.       Эстелла, которой был хорошо известен этот вкрадчивый, с едва заметным нажимом, тон, знала: это не предложение, а приказ. В теперешней ситуации, впрочем, он вполне отвечал ее собственным интересам, а потому девушка — словно и не она только что демонстрировала чудеса рукоприкладства — послушно проследовала за хозяйкой вечера к расположившемуся чуть в стороне уютному диванчику и, манерно расправив подол, опустилась на него с выражением кроткого достоинства — напускного, конечно, — на наполовину скрытом маской лице.       — Итак, — начала Баронесса, недовольно оглядывая низенький столик с закусками, и, не поднимая головы, поймала за рукав пробегавшего мимо официанта. — Принеси нам чего-нибудь, — парень, лицо которого по цвету почти сравнялось с белоснежным накрахмаленным фартуком, отрывисто кивнул и умчался выполнять приказ. — Итак, — раздраженно повторила Баронесса, раздосадованная необходимостью отвлекаться на всякую ерунду, — вам удалось привлечь мое внимание. Вы ведь, очевидно, именно этого добивались? — и она пристально посмотрела в обрамленные густой чернотой зеленые глаза.       Эстелла скучающе обвела взглядом богатое убранство парадного зала, между делом отметив, что фигура брата по-прежнему прячется в тени за балюстрадой.       Джона, как и пострадавших дуболомов в масках, нигде не было видно. Дышать стало чуть легче.       — Очевидно, что так, — пожав плечами, девушка снова встретила взгляд Баронессы и позволила губам изогнуться в загадочной кривоватой улыбке. — Прошу прощения за... — она картинно замялась, подбирая слова, — сопутствующий ущерб. В свое оправдание скажу, что ваше внимание не как-то просто привлечь, Баронесса, вот мне и пришлось пойти на... вынужденные меры.       Фон Хеллман продолжала сверлить ее острым, внимательным взглядом.       — И зачем же вам это? — сухо поинтересовалась она, однако Эстелла различила в ее голосе мастерски завуалированную нотку любопытства и мысленно усмехнулась.       — Я вами восхищаюсь, — без обиняков заявила девушка, и лицо ее вновь перерезала странная, мрачноватая улыбка. Стоявший неподалеку Джеффри покосился на незнакомку с плохо скрываемым, почти суеверным страхом. — И хочу быть похожей на вас.       Баронесса хмыкнула.       — Я заметила, — она выразительно окинула взглядом алое платье. — Однако, если хотите походить на меня, запомните: я никогда не ношу чужого.       Эстелла чуть сузила глаза, не переставая жутковато улыбаться.       Я тоже.       Впрочем, вслух она сказала совсем другое:       — Считайте это моим комплиментом в ваш адрес, Баронесса.       Та не подала виду, но была, казалось, польщена: Эстелла знала, что тщеславие в той или иной мере не чуждо никому. Баронессе фон Хеллман — тем более.       Подтвердив мысли девушки, Баронесса взглянула на нее с внезапным интересом.       — Вы, кажется, забыли представиться. Как вас зовут?       Мрачная улыбка стала шире. Эстелла чуть помедлила, прежде чем разомкнуть губы.       — Круэлла.       Краем глаза она заметила, как напрягся Джеффри, вновь покосившись в ее сторону. Если бы она не начинала терять терпение — кулон, дразня, поблескивал совсем близко, на расстоянии вытянутой руки, — это бы ее, пожалуй, даже позабавило.       Быстро оценив на удивление дрянное плетение тонкой золотой цепочки, Эстелла принялась быстро соображать, вполуха слушая Баронессу.       — И отчего же... Круэлла, — та недовольно оглядывалась в поисках официанта, который, судя по долгому отсутствию, путь на кухню прокладывал через подземелья Тауэра, — вам так хочется быть похожей на меня?       Размышляя, как бы подать сигнал Хорасу — небольшая заварушка вроде устроенного ею представления с бокалами пришлась бы сейчас очень кстати, — Эстелла в упор посмотрела на Баронессу.       — Вы очень, — она понизила голос, — влиятельная женщина.       Она чувствовала затылком взгляд брата, досадуя, что Хорас, умевший наделать шуму даже, пожалуй, получше Джаспера, не обладал свойственной ему решимостью. Джаспер же, у которого этой самой решимости хватило бы на троих, взял на себя обеспечение путей к отступлению и пропадал где-то в недрах модного дома, не показываясь на глаза. Оставалось надеяться, что, петляя по коридорам, он хотя бы не наткнется на Джона.       Баронесса, наконец заприметившая на горизонте приближающегося официанта с подносом, довольно прохладно заметила:       — О влиянии обычно толкуют те, у кого его нет.       — Вы правы, его нет, — оскалилась Эстелла, доверительно склоняясь ближе к своей визави. Кончики пальцев под тканью перчаток начинало покалывать. — Поэтому и толкую. Поэтому и пришла.       Официант опустил поднос на столик и поднял крышку.       И Эстелла, невольно кинув на него взгляд, поняла, что оставшийся за кулисами Джаспер, навестив по дороге подвал, пробрался на кухню, где и снабдил незадачливого официанта «свежайшей нарезкой для леди и незнакомой молодой мисс».       На блюде, среди ломтиков сыра и буженины, невозмутимо начищала усы гладкая жирная...       — Крыса!!!       Душераздирающий вопль Джеффри на секунду оглушил ее, и Эстелла непроизвольно дернулась в сторону, довольно ощутимо толкнув Баронессу. Вспугнутая визгом официанта — по громкости парнишка почти не уступал Джеффри, — крыса метнулась прочь, приземляясь аккурат на колени фон Хеллман. Не проронив, к своей чести, ни звука, та вскочила на ноги, едва не опрокинув столик, и, брезгливо отворачивая голову, принялась быстро отряхивать черно-белый подол, в который когтистая тварь с лоснящимся розовым хвостом вцепилась мертвой хваткой.       Воровские рефлексы сработали безупречно. Эстелла обнаружила, что сжимает в кулаке рубиновый кулон с оборванной цепочкой, еще до того, как у Джеффри закончилось дыхание. Рванув прочь, она едва успела увернуться от чего-то темного, спикировавшего откуда-то сверху и вопящего голосом Хораса. Выпустив из рук свисавшее из-под потолка шелковое полотно — в нем тут же запутался кто-то из гостей — и не переставая вопить, он сдернул с плеча распылитель и щедро оросил Баронессу вместе с готовым лишиться чувств Джеффри едкой зеленоватой субстанцией, призванной, очевидно, изгонять грызунов. Крыса, впрочем, благополучно шлепнулась о паркет и бодро засеменила восвояси.       — Не бойтесь, леди! — глухо крикнул Хорас из-под своего респиратора. — Я поймал ее, поймал! Вот черт, еще одна! Здоровая какая!       В ногах у обезумевших от ужаса гостей преимущественно женского пола, едва успевших отойти от предыдущего потрясения и не успевших заправиться шампанским настолько, чтобы морально подготовиться к следующему, металось лохматое серое существо размером с небольшую собаку. Оно волочило за собой длинный вертлявый хвост и напоминало жертву дьявольских экспериментов, удравшую из застенков Портон-Даун.       Не сдержав короткой улыбки — Хорас, если уж входил в раж, бывал обыкновенно неудержим, — Эстелла кинулась вдоль задрапированной шелком стены к выходу, надеясь, что брат, поняв, что дело сделано, последует за ней.       Однако, преодолев едва ли половину пути, она вдруг поняла, что происходит что-то странное. Окружающий шум разом стих, и Эстелла, успевшая испугаться, что внезапно оглохла — кто знает, что за зеленую бурду намешал Хорас, — услышала свист.       Высокий монотонный свист, что, бывало, ночь за ночью сопровождал ее в кошмарных снах. Свист звучал в ушах, стоило ей вспомнить злосчастную ночь, когда она разом лишилась и мамы, и кулона, и будущего. Она не раз пыталась понять, что это был за свист и что за существо — и существо ли? — могло его издавать, и всякий раз в конечном итоге списывала его на ударившую в голову кровь, на шум ветра в ушах, на...       Она обернулась на бегу и почувствовала, как пол уходит из-под ног.       Чуть поодаль, едва поспевая за сестрой, несся Хорас. Зажатый под мышкой Мигун в сбившемся набок ушастом капюшоне, подпрыгивал в воздухе, едва не выскальзывая из своей крысиной шубки.       А позади них, в рассеивающемся зеленом облаке, слепо отмахиваясь от Джеффри и вытирая рукавом слезящиеся глаза, стояла Баронесса, изо всех сил дувшая в крохотный серебряный свисток.       Если у приросшей к паркету Эстеллы и оставались сомнения, то они развеялись ровно в тот миг, когда откуда-то из глубин модного дома, из смежного с залом помещения, вылетела, едва вписываясь в поворот и разгоняя в разные стороны вопящих гостей, тройка гигантских пятнистых псов.       Не в силах сдвинуться с места, она стояла и смотрела, как приближаются, щелкая розовыми пастями, двухцветные твари. В голове, под копной таких же черно-белых волос, билась о череп одна-единственная мысль.       Она. Это она ее убила. Убила...       Внезапно что-то налетело на нее — чья-то обширная фигура, запутавшаяся в складках собственного платья, — и выбило из ослабевших пальцев кулон. Тихонько звякнув о паркет, он тут же исчез из виду в море бегущих ног. Эстелла в ужасе уставилась туда, где мгновение назад в последний раз блеснула алая вспышка.       В следующую секунду кто-то резко дернул ее в сторону.       — Не стой столбом, уходи! — Джон, выросший не иначе как из-под земли, в мгновение ока утянул ее в тень подпиравшей потолок колонны. — Забирай братьев и уходите! Живо!       Не выпуская ее безвольно обмякшей руки, он рывком подтащил ее к неприметной двери запасного выхода и, распахнув ее, вытолкнул оцепеневшую девушку в узкий коридор.       Где-то позади раздался возглас Хораса:       — Что за?..       В следующую секунду, загнав в коридор и его, Джон, последним проскользнувший за дверь, захлопнул ее за собой.       — Уводи ее, — бросил он запыхавшемуся Хорасу. Тот, похоже, совсем перестал соображать, но жуткий, совершенно невменяемый взгляд сестры заставил его встряхнуться. Свободной рукой он ухватил Эстеллу за локоть. Джон торопливо давал указания: — Сейчас все время прямо, после пожарного щита свернете направо. Это пожарный выход, камер и охраны там нет. Все ясно? — Хорас кивнул. — Джаспер?..       Хорас встрепенулся и, отпустив на секунду руку сестры, быстро протараторил в маленькую рацию:       — Выберемся сами. Уходи.       Из рации раздался треск, за которым последовало короткое «понял».       Эстелла не отрываясь смотрела на Джона, будто на привидение. Их глаза встретились. Она с трудом разомкнула пересохшие губы.       — Почему я должна тебе верить?       Бледное мужское лицо исказила болезненная полуулыбка.       — Не должна, — его голос был таким же бесцветным, как и лицо. — В конце концов, я тебе никто. К сожалению или к счастью, я совершенно посторонний для тебя человек. И все же, — слова явно давались ему с трудом, — я не враг тебе… Эстелла, — она дернулась, как от удара, но осталась на месте, продолжая сверлить его взглядом в ожидании продолжения. И Джон, помедлив с мгновение, одними губами произнес: — Поэтому… не исчезай. Не исчезай, как тогда.       — Откуда… — хрипло начала она, но мужчина вдруг оборвал ее, точно очнувшись.       — Потом, — отрывисто бросил он, и глаза его вмиг утратили всякое выражение, вновь становясь холодными и бесстрастными. — Уходите.       А в следующую секунду Хорас уже повлек ее за собой по узкому коридору. Джон, сперва последовавший за ними, вскоре свернул в одно из ответвлений — очевидно, чтобы вернуться в зал кружным путем.       Холодный воздух, ударивший в лицо, стоило металлической двери захлопнуться за их спинами, привел Эстеллу в подобие сознания. Внезапно вспомнив, что сама настояла на том, чтобы оставить серый фургончик в неприметном дворе одного из соседних домов, она разразилась громкой бранью и бегом припустила к стоянке за углом — прямо напротив парадного входа, — на ходу вынимая из волос тонкую шпильку рукой, свободной от трости, которую она, оказывается, по-прежнему сжимала в онемевших белых пальцах. Хорас, пыхтя, старался не отставать.       Вскрыв водительскую дверь первого попавшегося автомобиля, Эстелла первым делом избавилась от трости, закинув ее в темные недра салона.       — А вот и Джас, — с облегчением выдохнул Хорас, запихивая Мигуна на пассажирское сиденье. — Сюда!       Пока Эстелла ковырялась в проводах, обдирая ногтями оплетку и скручивая в жгутик батарею и зажигание, братья кое-как утрамбовались в салон.       — Черт возьми, ты же не умеешь водить! — опомнился Джаспер, в число неоспоримых достоинств которого несомненно входило умение не задавать лишних вопросов, омрачавшееся, к досаде его сестры, стремлением сыпать комментариями по поводу и без.       — Не умею, — огрызнулась она. Проклятая маска отчаянно мешала, сокращая обзор, однако в следующее мгновение ей все же удалось поймать искру. Двигатель завелся с тихим урчанием, и она, отбросив провод стартера, судорожно ухватилась за руль и вдавила в пол педаль газа. — Поэтому советую держаться крепче.       Автомобиль несся по еще довольно оживленным улицам вечернего Лондона. То и дело вылетая на встречную полосу — не успевая смаргивать застилавшую глаза пелену, Эстелла обгоняла по три машины разом, — он наконец свернул на относительно пустую Парк-роуд и стал удивительно быстро приближаться к Риджентс-каналу. Издали завидев черную решетку чугунного заграждения и понимая, что на такой скорости сестра попросту не впишется в поворот, вжавшийся в переднее сиденье Джаспер, до сих пор молчавший, внезапно обрел голос и завопил:       — Тормози!!!       И, не дожидаясь, пока Эстелла, по лицу которой вполне можно было предположить, что она вознамерилась утопить машину — и их четверых в придачу, — нажмет на тормоза, навалился на нее всей своей могучей массой, оттесняя в сторону, и, демонстрируя чудеса акробатики, сам дотянулся до педали, вдавливая ее до упора.       Автомобиль, проехав еще немного по инерции, остановился, едва не уперевшись решеткой радиатора в толстые прутья заграждения.       — Ты что, рехнулась?! — крикнул Джаспер вслед сестре, выскочившей из машины так, словно та должна была вот-вот взлететь на воздух. — Эй, я с тобой разговариваю! Эстелла!       Не обращая внимания на тихое жалобное поскуливание, донесшееся с задних сидений — похоже, Хораса основательно укачало, — Джаспер выпутался из ремня безопасности, едва не выдрав тот с корнем, и вылетел наружу следом за Эстеллой.       Игнорируя оклики брата, девушка яростно сдирала с лица проклятую карнавальную маску. Когда ей это наконец удалось, она размахнулась и запустила ее в чернеющую внизу воду канала. Джаспер, успевший перевести дыхание и готовый разразиться новой порцией праведного гнева, замер на месте, когда сестра вдруг обернулась и неверный свет уличного фонаря выхватил из окружающего сумрака ее перемазанное тушью и тенями лицо, искривленные темно-алые губы и рваный, бегающий взгляд совершенно безумных глаз.       — Это она ее убила, — прошелестела Эстелла, глядя куда-то сквозь Джаспера. Обтянутые тканью перчаток пальцы сжимались и разжимались, точно их каждые несколько секунд сводило судорогой. — Натравила на нее собак. Это была не я. Это была она.       Оторопевший Джаспер не успел прикусить язык.       — Что?.. — выдохнул он, хотя переспрашивать не было нужды: болезненная гримаса, исказившая лицо сестры, говорила сама за себя.       Эстелла вдруг вскинула голову, и Джаспер невольно отшатнулся, больно шваркнув локтем о длинное переднее крыло автомобиля. Взгляд ярко-изумрудных глаз, в которых неистово плясали всполохи ледяного пламени, обжег его, будто хлыстом.       Во все глаза глядя на сестру, Джаспер услышал, как где-то позади него сдавленно охнул Хорас.       — Баронесса, — прошипела Эстелла чужим, незнакомым, жутким голосом, — убила мою мать.