Golden Arrows

Склоны Астусийских гор медленно близились к небу, на котором висело разбухшее багровое солнце, похожее на пылающий глаз, с презрением смотревший на бесконечные скалы, окутанные ближе к земле бесконечными хвойными лесами, зеленым морем простиравшихся местами вплоть до самого океана. Где-то вдали одиноко горели башенки горных отшельников — сварливых, вздорных и удивительно гордых мобианских орлов, с незапамятных времен, вечно препиравшихся за господство над горами сначала с вождями местных племен, а затем и с редкими лордами, что были достаточно глупы и наивны, чтобы вести с ними подобные разговоры. Ах, как прекрасна свобода гор! Неистребимый северный ветер с могучим воем выл где-то на огромной высоте, подымая в воздух тот самый дух ничем не сдерживаемой силы и величия, что в свое время сломил даже могучих орлов, заставив их с молитвами простирать крылья к небу, низко кланяясь своим загадочным богам, правившим вечной вьюгой и холодом. В осенние дни, правда, зов гор звучал гораздо слабее, точно те только-только просыпались ото сна, лишь готовясь к холодной и долгой мобианской зиме, когда главная битва недвижных исполинов с бешеной стихией возобновлялась с новой силой. Синий еж в компании двухвостого лиса пыхтя и кряхтя поднимался вверх — карабкаться вверх, в самое сердце гор, было делом нелегким, даже с его супер-скоростью. Да и, по правде говоря, скорость эта в густых лесах была по сути бесполезна — того и гляди, вмажешься в очередное дерево, а там и до сотрясения мозга недалеко. Поэтому Соник, как бы ни был он горд своей скоростью, был вынужден обходиться скорыми перебежками, после чего опять с черепашьей скоростью плестись вверх, к гребню горы. — И угораздило же Каспара поселиться в такой глуши, — еж сплюнул, в уме прикидывая, сколько этого откосного ада ему еще предстоит преодолеть, — Тейлз, ты как там? — «Мы вернемся за часик», говорили они… — донеслось в ответ, — «Давай, это ведь будет так быстро!» Соник тяжело вздохнул. Н-да, лезть в гору, да еще по такому маршруту, было тяжеловато, и с каждым шагом все круче. Вот Каспару и прочим летающим обитателям в этом плане было легче — для них пересечь весь этот лес было раз плюнуть, особенно в попутный ветер, но что прикажете делать ему, бескрылой твари, навеки обреченной на скитание по земле? В конце концов, рожденный ползать летать не может, так ведь? — Может привал сделаем? — предложил Тейлз, — Ляжем где-нибудь в теньке, поднакопим сил, а? Все равно уже очевидно, что через часик мы не вернемся? — Может ты прав, — еж скрестил руки на груди, презрительно фыркнув. Если уж Соник и ненавидел что-то больше медленных подъемов, так это ожидание, душившее ежа словно паутина. Впрочем, Тейлз все же был прав — без отдыха они, наверняка, все равно долго бы не протянули, — Но мне почему-то неспокойно. Странное чувство, правда, будто мы идем по заведомо неправильному пути… Обычно такое в голову во время прогулок по лесу не приходит, знаешь? — Странно, — Тейлз задумчиво почесал нос, — Ничего такого не чувствую. Даже наоборот как-то легче стало. Улегшись в тени огромной ели, высившийся, казалось, прямо над лесом, лис с ежом молча взглянули на небо, просвечивавшее тут и там сквозь кроны деревьев, тяжелым потолком нависшие над их головами. Казалось, будто весь лес пребывал в состоянии какой-то приятной расслабленности — ни жужжания насекомых, ни пения птиц, и даже ни шелеста листьев — одно лишь дыхание гор было слышно откуда-то свысока, и в этом дыхании чувствовалось обещание покоя и безмятежности. Это место было во власти загадочных богов, и, видимо, богам хотелось, чтобы среди напитанной благовониями земли и искрящихся росой цветов можно было сделать небольшой привал, позабыв на миг обо всех страданиях и боли, пропитывающих жизнь каждого человека. — Знаешь, — внезапно заговорил Тейлз, — А ты помнишь как мы с тобой встретились? — Нечего там вспоминать, — отмахнулся еж, устало глядя вверх, — Подумаешь, плюхнулся в озеро, с кем не бывает. Главное, что ты меня спас, иначе я бы здесь сейчас не сидел. — Ну-ну, — фыркнул Тейлз, — Настолько плюхнулся, что аж память отшибло. Помню, мы с тобой на дороге стояли, а ты мне что-то сказать пытался, а я тебя не понимал. Я даже не уверен, что ты сам понимал, что говоришь. — Что-то такое было, — Соник задумчиво дернул ухом. Смутные воспоминания тех лет, ныне покрытые в памяти дымкой забвения, промелькнули в его памяти, как туман в лучах утреннего солнца, однако тотчас исчезли вновь, оставив в душе ощущение утраты чего- то важного, — Да, точно, тогда еще вы с Огюстусом меня до Эмеральд Хилла тащили. Стоить отдать ему должное, сила у него потрясающая. Жаль только, что сам он — прохиндей еще тот, хе-хе! Лис с ежом звонко рассмеялись, поддавшись потоку нахлынувших воспоминаний. Казалось, будто он уносил их куда-то далеко-далеко, туда, где их души становились легкими, почти невесомыми, и с блаженным восторгом устремлялись в небеса, не в силах расстаться с этой неведомой, но такой прекрасной и умиротворяющей силой. — Знаешь, — сказал наконец лис, прервав тишину, — Мне в последнее время все чаще и чаще приходит в голову одна мысль… — Валяй, — разрешил Соник, задумчиво глядя куда-то вверх, — Я весь во внимании. — Соник, а что если ты… — лис сделал интригующую паузу. Соник поднял на него усталые глаза, — Наследный принц какого-нибудь королевства, а? Глаза ежа тут же заслезились от заливистого смеха. Казалось, будто еж сейчас взорвется от очевидно сдерживаемого хохота, под натиском которого все тело Соника содрогалось, точно от электрического разряда. Тейлз же, понимая насколько удачной вышла его шутка, лишь продолжал добавлять деталей, сам то и дело срываясь в порыве веселья на хихиканье: — Вот просто представь — приходишь ты домой, а там — послы, военные, еще сама свита Его Высочества собственной персоной! — лис прокашлялся и выпятил вперед грудь, явно изображая до глубины души пафос момента, — И все кланяются тебе в ноги, умоляя занять законный престол, эм… Где у нас ежи правят, короче! И потом еще будут катать тебя по всему Мобиусу, а затем, небось, еще и бал закатят, да такой, что ехидны с их Красной Луной с зависти помрут! — Ни за что в жизни! — прыснул Соник, — Чтобы я, и сидел на троне? Да это для меня будет хуже любой пытки, даже самой зверской! — Еще бы! — с пониманием сказал лис, — А потом тебя… Да ты, наверняка, сам не догадываешься, что будет после бала! — И что же? — с ленивым интересом спросил Соник, глядя как пламя в душе Тейлза разгорается прямо у него на глазах. — Извращенные удовольствия, — ответил лис, — Ну, там, измены, пытки, междоусобицы, перевороты и прочие веселые вещицы, которыми там вроде бы любят заниматься. И вся эта катавасия будет сопровождаться войнами, погромами, революциями, и, что немаловажно, неразделенной любовью! Да я сам бы от такого не отказался! — Маловат ты для «Неразделенной любви», — усмехнулся Соник. — Почему? — удивился лис, — Я, можно сказать, в самом расцвете сил! Соник лишь ухмыльнулся в ответ. Все-таки, несмотря на свой не по годам острый ум, в душе Тейлз все еще был маленьким мальчишкой, грезившим бурными историями о великих подвигах, о головокружительных любовных похождениях и о прочих и всяческих проявлениях свободы и независимости. Часто, пожалуй, даже слишком часто, он воображал себя на месте героев прочитанных им книг, завоевателей и покорителей новых земель, захватчиков чужих городов, нищих странников, разбойников с большой дороги и прочих и всяческих героев. В какой-то степени Соник видел в Тейлзе себя — такого же авантюриста без страха и упрека, правда, еще совсем-совсем зеленого, еще не совсем освоившегося в мире реальном, но чувствовавшего себя как дома средь бесконечных строк текста. — Вот так-то! — продолжал Тейлз, — Только вот, где мне вообще найти эту «Неразделенную любовь»? — Рано или поздно она сама тебя найдет, — ежась от ветра, сказал Соник, — Сам еще потом на сто раз пожалеешь, что вообще о такой мечтал. — Говоришь так, будто сам ее уже встретил, — улыбнулся Тейлз, — И почему ты все время такой мрачный? Неужели тебе жизнь не мила, а, Соник? В ответ еж лишь покачал головой, глядя куда-то ввысь. Слова лисенка, какими бы несуразными они ни были, действительно пробудили в нем какие-то далекие воспоминания о прошлом, о чем- то светлом и таком далеком, что этот светлый и далекий отодвинулся куда- то очень далеко и стал неразличим. Наверное, именно этот светлый мир еж и потерял вместе со всеми своими воспоминаниями, навеки утопив его в темных водах Озера Никогда. И теперь, стоя на краю пропасти, Соник, ни о чем не подозревая, смотрел куда-то вниз, пытаясь сквозь черную пелену увидеть это ускользнувшее во мраке забвения мгновение, мелькающее полупрозрачным фантомом в темноте. Кем он был до встречи с Тейлзом? Явно не принцем, да, но, простите, обычные ежики не падают с неба, еще и со светящимися драгоценностями в руках. Да и Соник ли он вовсе? Может быть, его опустошенное сознание просто признало назначенную ему кличку как должное, по факту взяв на себя роль абсолютно другого ежика? Осознав, что он опять погружается в какие-то совсем уж мрачные потоки сознания, Соник нервно тряхнул головой, пытаясь избавиться от терзавших душу мыслей. Все, что было развеяно по воде Озера на этой самой воде и должно было оставаться там, во власти Озера. — Знаешь, Тейлз, — проговорил он наконец, — Когда всю жизнь бегаешь со скоростью света, невольно начинаешь замечать истинную его темноту. В ней и кроется истина, Тейлз. Жаль только, что мы с тобой не можем ее увидеть… — Хорошо, да… — зевнул лисенок, — Было бы неплохо докопаться до нее. Кстати… Двухвостый достал из сумки светящийся ярко-голубым камень, напоминавший гранением алмаз. Кристалл был размером с хорошую сливу, весь пронизываемый крохотными бликами от горевшего глубоко внутри огонька. От этого огня исходило странное мерцание, но очертания камня были четкими и понятными, и он казался таким же прекрасным, как и видимое в нем пламя. — Как думаешь, сколько Каспар нам за такое предложит? — спросил лисенок, подбрасывая булыжник на ладони, — Пять, десять миллионов? — Точно не знаю, — сказал Соник, следя за полетом камня, — Да и не в этом дело. Я эту штуку Каспару сдавать точно не собираюсь. — Почему? — удивился лисенок, — На такие деньги можно спокойно весь Эмеральд Хилл купить! — Не в цене дело, — Соник покачал головой, — Если мы сможем опознать, что это за камень, не ровен час, что и секрет моего прошлого хоть на самую малость прояснится, а прошлое, сам понимаешь, в разы ценнее любых колец. — Ладно, — сказал лисенок, закидывая камень в сумку, — Посмотрим. Может, и увидим что- нибудь интересное. Но, клянусь, если из-за тебя мы прошляпим полмиллиона колец… Лисенок лениво зевнул и на несколько минут задремал, спрятав морду в пушистой шерсти, а Соник еще некоторое время задумчиво смотрел в чащу. В голове у него не было никаких мыслей, и постепенно его мысли сделались совершенно невыразительны, потонув в вязком, теплом полудреме. Постепенно он впал в забытье и только сквозь его приоткрытые веки видел смутные очертания деревьев, застывших в столбах проникавшего в чащу тут и там солнечного света. Спать было так приятно, что он вскоре забылся, весьма неряшливо улегшись на кровати из прелой листвы…