С миру по нитке

«Джон Хэмиш Ватсон. Доктор Ватсон. Доктор Джон Хэмиш Ватсон». Шерлок пробежал глазами по этой надписи. Странно. Это только буквы. Причём, написанные им самим только что. Чернила на бумаге. Но почему-то от них теплеет на сердце. Хочется писать это имя в разных сочетаниях снова и снова. «Джон…» Холмс знал, чтобы восстановить после инсульта некоторые функции мозга, придётся постараться. Нет никакой уверенности, что ему удастся вернуть себе свои Чертоги и дедукцию, но хотя бы способность снова владеть руками и нормально писать, за это стоило побороться. Хотя сыщик не верил никаким другим врачам, как Ватсону, он признавал правоту назначенных ему упражнений. Писать и разрабатывать руки. Точнее, нервы, по которым проходит сигнал от мозга к самым кончикам пальцев. Советовали вести что-то вроде дневника, даже если скучно. Шерлок посмотрел на первую страницу, где он попытался. «Встал сегодня рано, ещё шести не было. Долго сидел у окна, глядя, как среди полей поднимается рассвет. Точнее, не рассвет поднимается, конечно, а солнце. В Лондоне такого не увидеть, всё заслоняют дома. А тут ровное поле за самого горизонта. Потом решил сварить кофе и сделать яичницу. Но и кофе, и яйца закончились у меня. Лавка приедет только в субботу, а сегодня среда. Я не научился ещё рассчитывать покупки сразу на неделю. Придётся сходить к соседям. Но все ещё спят. Придётся ждать. Как же хочется кофе…» «Боже правый, какая это мука, всё это описывать. И как Ватсон с этим справлялся? Сколько он строчил после наших приключений. Сколько он листов исписал… Так и вижу, его фигуру, склонившуюся над очередной страницей. Следы чернил на его пальцах. И как поднимались его усы, когда он улыбался, видя, что я наблюдаю…» «Самый ранний из моих соседей – адвокат. Его домик можно увидеть с заднего крыльца. Смешной белый домик двускатной зелёной крышей. Этот человек помогает тем, до кого никому больше нет дела. У кого нет денег, чтобы платить достойно. Живёт, очевидно, за счёт бывших сбережений. На днях он рассказал мне о деле одной старушки, которую выгнали из дома сыновья с невестками. Я зашёл к нему спросить, можно ли где достать сигарет. Интересно, что такой человек делает в глуши? Судя по его костюмам и обуви, прежде он жил в городе. И был куда богаче нас с Ватсоном». Шерлок поднялся и чуть походил по комнате, делая назначенную ему гимнастику. Да почему все мысли неизбежно приводят к Ватсону? «У адвоката есть дочь. Ей восемь лет и её зовут Рози. У неё длинные чёрные косы и белые банты, похожие на пышные белые цветы. Это очень самостоятельный ребёнок. Пока отец рассказывал мне о старушке, и мы курили на пороге его дома, это дитя сходило на кухню и притащило… или, правильно будет, притащила? Словом, собрала и принесла мне корзинку с едой. Хлеб в бумаге, сыр в полотенце, яйца в сетке и сахар в железной коробке. Стыдно признать, но только на этих запасах я дожил до приезда лавки. А ещё на дне я обнаружил баночку ежевичного джема. Это любимый джем Ватсона. Джем так и стоит на полочке в кухне, будто я жду Ватсона на чай. Пачку с чаем и блок папирос мне почти силой всучил адвокат безо всяких просьб с моей стороны и велел обязательно обращаться, если будет нужно что-то ещё». «Можно сказать, мы подружились. Адвокат приятный мужчина и очень интересует меня. Будь я по прежнему собой, я бы уже знал, кто он и почему здесь, но сейчас… Скрепя сердце и гордость, я лишь хожу к нему за чем-либо, что у меня отсутствует, и что я в любую минуту мог бы купить в Лондоне, и без чего не могу обойтись. Рози очень молчаливая девочка. Если быть точнее, я ещё ни разу не слышал, чтобы она заговорила. Но это может быть скромностью настоящего воспитания английской леди. Мы с братом, будучи детьми, тоже никогда не заговаривали с взрослыми знакомыми родителей». Шерлок делал упражнения, пока в мышцах не появилась приятная боль. Привычно поискал глазами скрипку. Вспомнил, что так и не решился снова заиграть, после первого провала. Но всё же, теперь она лежала не в чехле, а просто на полке. Он даже периодически пробегал по струнам кончиками пальцев и брал в руки смычок. «Я очень хочу расспросить адвоката о нём самом и его дочери, но, хотя меня и полагают бесчувственным и неспособным понять желания других людей, сейчас я ясно вижу, что он не хочет говорить о себе и их прошлом. И благодарен мне за моё молчание. Может поэтому, он так приветлив со мной и делится едой и сигаретами?» Часы за спиной Шерлока пробили девять. Как же долго тянется утро, когда нет больше дел и Джона Ватсона рядом… С девяти допустимо наносить визиты. Адвокат и его дочь уже встали, Шерлок это точно знает. Ему хорошо видно, что шторы на их кухоньке раскрылись, и оба садятся за стол. Теперь подождать конца завтрака, и… «Адвокат часто ездит на почту, что примерно в получасе отсюда, если у тебя есть транспорт. Он ведёт активную переписку, постоянно выписывает новые книги и свежие газеты, которыми также охотно делится со мной. Я уже не раз хотел напроситься с ним, чтобы послать Джону Ватсону телеграмму. Сначала, я полагал, что наилучшим вариантом будет полностью исчезнуть из его жизни. Но чем дольше я живу здесь, тем больше скучаю. Однажды, решив просто написать его имя на новой странице, исписал им почти половину этой вот книжицы. Рисовал его портрет, его руки, просто и как он держит перо. Его глаза. Его усы. Улыбку. Пытался передать тот взгляд, которым он смотрел на меня, когда я раскрывал особо заковыристое дело. Пытался передать это выражение восторга и… нежности. Но пока не сумел». Нежности. Шерлок, сцепив руки на пояснице, следил, когда адвокат и его дочь закончат завтрак, чтобы не упустить соседа. Ещё придумай, что любви. Что видел в глазах Джона Ватсона любовь. И делал всё возможное, чтобы видеть её снова и снова. И не сможет теперь, потому что раскрывать дела больше не получится. «Но сейчас я думаю, что можно послать маленькую телеграммку. Что я в порядке, чтобы он не беспокоился. Или письмо. Только без обратного адреса. Но такое на почте не возьмут. Выдумать? Но вдруг Джон решит написать ответ по этому адресу? Или даже приехать? Да с чего ему ехать… Но всё равно, лучше не нужно. Но телеграмму можно. Пару слов». Шерлок вышел на крыльцо, и почти обежал дом. – Доброго утра, сосед! – адвокат приветливо помахал ему рукой. Его звонкий голос далеко разносился в прохладном воздухе. Дочь стояла с ним рядом. В тёплом пальто и ботиночках, с корзинкой в руках. – Доброго, – поздоровался Шерлок. – Прошу извинить мою назойливость, но можно мне доехать до почты с вами? – Решились-таки написать о себе, – адвокат улыбнулся, а Шерлок заметил, что его дыхание срывается с губ облачками пара. – Холодает, – адвокат увидел, куда Шерлок смотрит. – В Лондоне в это время ещё тепло, а тут уже со дня на день иней ляжет. – Решился. Шерлок не стал врать. Он не помнил, что выболтал этому человеку о себе и Ватсоне, но что жаловался на их разлуку, это точно. – Конечно, Холмс, я вас подвезу. Но у вас найдётся что-нибудь потеплее этого пальто? Обратный транспорт вам придётся ждать долго, дилижансы в нашу сторону редкость. Так вы промёрзнете до костей, поверьте моему опыту. – Я хожу в нём и зимой, – Шерлок чуть одёрнул рукава любимого пальто. – Уверен, что не ходите, а бегаете. И чаще бываете в кебах и помещениях, чем на улице! – улыбнулся адвокат. – И в Лондоне куда теплее зимой, чем здесь осенью. Много открытого пространства, сырость и ветер. И там в любую минуту можно зайти погреться в кафе. Тут же вы будете на улице много часов. Умница, Рози! Шерлок и не заметил, что девочка отходила. А сейчас она вернулась, неся с собой длинный синий шарф, даже на вид очень тёплый, и пару перчаток. Холмс никогда не надевал чужие вещи и не видел необходимости утепляться, но ему не хотелось обижать этих людей, что безвозмездно помогали ему всё это время. – Всё стиралось летом и долго прокаливалось на солнце в самые жаркие дни, клянусь вам! – адвокат сам закутал Шерлока в шарф и проследил, чтобы перчатки тот положил в карманы. – А Рози опять останется на целый день одна? Холмс всё ещё не мог привыкнуть, что ребёнок практически без присмотра. Они с братом были под постоянным надзором до совершеннолетия. И большую часть времени после. – Ей не будет скучно. Сначала она пойдёт погулять в лес, потом приготовит обед. А там и я вернусь, верно, Рози? Шерлок покачал головой. Он подобное не одобрял, но что мог предложить? Если бы адвокат мог нанять няню, компаньонку или горничную, и считал бы это необходимым, он бы это сделал. – В лес? Одна? – рискнул он спросить, когда они отошли достаточно далеко от девочки, и добрались до сарая с повозкой. – Она ориентируется лучше любой лисицы. У неё словно компас внутри, Рози никогда не теряется, – адвокат принялся ловко запрягать свою единственную пегую лошадь. Холмс не имел привычки вести бесполезные споры, и сначала стоял молча, а затем двинулся за адвокатом, ведущим лошадь под уздцы, то и дело оглядываясь на фигурку с корзинкой, что смотрела им вслед. – Есть очень недорогие пансионы для девочек, – осторожно начал Шерлок, глядя, как адвокат проверяет упряжь уже на улице и похлопывает лошадь по холке. – Есть. Но это очень свободолюбивая душа. Она погибнет, если её запереть в пансионе с чопорными учительницами, поверьте мне, Холмс. Ей нужно бегать, а не сидеть за шитьём. Носить свободные платья, а не корсет. В этих пансионах убивают всю живость, радость, смех. Моя Рози ветер, а не камень. Так пусть будет ветром столько, сколько это возможно. Они уселись рядом на козлы повозки, и адвокат щёлкнул поводьями. – Пока я жив, никто не запрёт Рози в клетке с людьми, забывшими что такое жизнь, и чтящими только холодные манеры. Вопросы так и вертелись у Шерлока на языке, но он не смел задавать их. Вместо этого он посмотрел вперёд, и решил смотреть туда всю дорогу, решая важную дилемму. Написать всё же Джону Ватсону письмо или нет. Как же Шерлоку хотелось узнать, что Джон делает сейчас. Если бы Холмс только знал…