С миру по нитке

«Я бью женщин и детей, потому что я злодей». Что сказать, форумчане. Пишу сюда впервые, хотя читаю уже с месяц. По сравнению с другими историями, у меня так вообще нет проблем. Мелочи… Я не жду советов или сочувствия, просто мне надо выговориться. Я читал тут признания как народ влюбляется в братьев, сестёр, дядь, тёть, бомжей на заправке и швейцаров в гостинице. У меня веселее. Я влюбился в собственного отца. Ну то есть как, по крови Джон мне не отец. Упс… Не стоило имя писать. Ну да ладно. Имя самое простое, у меня экзотичнее. Я же не пишу, что меня зовут Шерок. Блин, как тут отправку отменить?! Или хоть отредактировать?! Чёрт, ну что за форум такой?.. Ладно… плевать… Так вот. Усыновили меня, когда мне было восемь. Я всё очень хорошо и чётко помню. Супружница его против была, но согласилась. До сих пор не знаю, почему. Мои настоящие родаки в детдом сдали, диагноза испугались. Не буду мед. терминами грузить, в общем и целом я не способен на сочувствия и сопереживания всякие. Столкнул в бассейн соседскую девочку и спокойно смотрел, как она тонет. Молча и холодно. Если бы мой старший брат не пошёл посмотреть, куда мы запропастились… Да, столкнул. И да, смотрел. Мне шесть было, кажется. А что эта тварь моего щенка отравила, так ЭтоЖеПростоСобакаОнаНеНарочно. Не нарочно таблетки своей мамаши растолкла и в фарше ему скормила. Потому что мне купили щенка, а ей нет… Мразь. Я ничего не забыл и не простил. Они переехали сразу же. Ничего. Найду и закончу. Ох… и это я зря, да? А вот тут ладно. Берегись Ирэн Адлер. Редберд будет отомщён. Но я снова не о том… меня долго по разным докторам с приставкой «психо» таскали, лечили, потом в эту психушку детскую положили. А там либо овощем стать, либо научиться таблетки не глотать, а только симулировать. Этому учишься быстро. Но потом нас переводят на уколы, как раз в восемь-девять лет. И это конец… Если бы не Джон. Его пригласили на какую-то конференцию, что-то он там писал, вообще с психиатрией не связанное. Я сбежать хотел, меня как раз у забора повязали, а он мимо шёл. Как потом сказал — отлить хотел. Туалет не нашёл, а спросить стеснялся, ибо одни барышни кругом. Словом… он за меня заступился, заинтересовался. Даже доказывал главному нашему, что я вовсе не больной. Но такие диагнозы ох как нелегко снимаются… Мне его до конца жизни благодарить не выблагодарить, что меня из того ада забрал. Без преувеличения жизнь спас. И хлебнул же он со мной… Вот честно, будь у меня такой ребёнок, я бы его на второй же день обратно сдал. Ох… Я пытался нормально себя вести, честно. Слово себе давал, что в следующий раз сдержусь, но то жена его, то дочурка… Никак мы с ними не ладили. Весело было, как мне, так и им. Поэтому большую часть времени я проводил в школе-интернате, и навещать меня приезжал только Джон. Я так ни разу не назвал его папой или отцом. Сначала из вредности и бунтарства, а потом… уже не мог просто. Думаю, его это очень огорчало. Ведь он меня правда сильно полюбил… А потом… потом пришла пора гормонов, и я осознал, что тоже его люблю. Вот только не так, как следовало бы. Интернат я закончил, пришла пора учиться жить одному. Приехал за некоторыми вещами. Вообще они мне нахрен сдались, но я хотел увидеть его. Специально подгадал день, когда супружница с сестренкой из дома уйдут, её окончание школы праздновать. Я решил ему признаться. Пусть он меня возненавидит, решит, что глобально во мне ошибся и я вправду больной… но узнает о моих чувствах. Я нарисовал себе в голове картинку, как осторожно возьму ладонями его голову, посмотрю в его глаза… и скажу: «Я люблю тебя, Джон. Прости, что не как отца. Но я больше жизни, больше, чем что бы то ни было в этом мире, люблю тебя…» Он уже не молод. Его лицо, его глаза в морщинах, но я готов расцеловать каждую из них. Я никогда не видел его без футболки, но готов гладить и ласкать, всё, что скрыто под  его одеждой. Нет того, на что я не был бы готов… Кроме одного. Я не был готов, что его супружница вернётся с полдороги, потому что забыла зонт. И услышит мои признания. И дослушает до конца. И ворвётся как раз, когда я только-только коснусь его лица… Отмудохает меня этим зонтом, исцарапает и выпинает из квартиры. С пожеланием сдохнуть и никогда больше в их жизни не появляться… И вот теперь я сижу на скамейке в парке и пишу это всё в этот форум… Я не прошу советов и не жду сочувствия. Мне просто нужно было рассказать кому-то. Я плачу. Точнее, по моим щекам текут слёзы. Царапины от них щиплет. Я не плакал, когда на моих руках бился, скулил и затихал Редберт. Я бесился и пылал. Я знал, что отомщу. Сейчас я позорно реву первый раз за свою восемнадцатилетнюю жизнь. Меня утешает только одно. Глаза Джона. Я до сих пор вижу перед собой его глаза в момент признания. Они так расширились и в таком шоке смотрели на меня… Но в них не было отвращения или ненависти. Я не сумел понять, что было в них… ведь ничего не смыслю в эмоциях. И впервые сожалею об этом. Сейчас я выключу телефон и пойду искать, где можно умыться. А потом… потом… пусть не сегодня и не завтра, но я найду возможность увидеть Джона, как бы его не охраняла эта фурия. Я должен узнать, что он думает об этом всём. Если я не могу прочесть в его глазах, на его лице, значит, должен спросить. И я сделаю это.