Вверенный

На односпальной кровати лежит вывернутая детская сумка вместе с её содержимым. Памперсы, парочка комбинезонов с носочками, полотенчико, уходовые средства, аптечка… Чанёль помнит, как когда-то давно Хэрин собирала сумку, причитая, что она обязательно должна быть собрана. Не прогадала — пригодилась. Чонин уснул прямо на его руках, крепко прижатый к груди. Чанёлю кажется, что его пальцы задеревенели, а руки уже немного подрагивают, но он не может отпустить малыша. Методично дыша, он так сидит на том месте, куда сам себя усадил. С тех пор, как охрана покинула комнату, успело стемнеть, а он только недавно осознал, что может присесть. Ступор до сих пор отравляет его сознание. Он ничего не может сделать, совсем ничего. Хэрин лежит на постели без сознания. Женщина едва смогла о себе позаботиться с помощью аптечки, которую собрала. Чанёль сомневается в том, что это ей помогло, но первую помощь она смогла себе оказать, пока парень едва дышал. Какое счастье, что у него не забрали ребёнка, Господи… Ёль поднимает взгляд на кровать, стоящую у стены напротив. Окровавленная рука Хэрин свисает с постели. Женщина придерживает заклеенный пластырем бок. Она тяжело дышит. Испарина проявилась и на лице, и на груди. Возможно, ей не хватает воздуха?.. Они находятся в полуподвальном помещении. Здесь будто только что закончили ремонт. Практически пустая белая комната кажется большой. Небольшой проём двери выпускает в «холл», там находится проход к лестнице, которую охраняют. Чанёль не двигается так долгое время, даже не пытаясь пройтись по комнате, осмотреться. Жизнь будто застыла в одном мгновении. Он просто ждёт, когда Бэкхён его заберёт. Он должен успеть. Странно, что в сложившейся ситуации Пак не позволяет себе думать, до какого именно момента должен успеть Бён. Звучит шаги по лестнице. Чанёль поворачивает голову как раз в тот момент, когда из-за угла выходит несколько вооруженных мужчин. Ёль сам не знает, от чего подскакивает с места и отступает в угол, но именно с этого ракурса видно, как упаковку чего-то неопознанного бросают на его кровать.       — Ты воняешь. Прими это. Господин желает поговорить. Оставив полную упаковку из шести бутылок около постели, они уходят. Чанёль опускает взгляд на постель и медленно подходит обратно, замечая смутно знакомое наименование подавителей. Они всегда были очень дорогими для его семьи, поэтому он пользовался бюджетным вариантом, да и причин делать это часто не возникало. Чанёль не берется безропотно глотать таблетки: первым делом укладывает ребёнка на постель, затем читает инструкцию, после чего вытаскивает бутылку воды и делает небольшой глоток. Только после этого он осознаёт, как сильно хотел пить, но боится продолжать, не заметив нигде чего-то хотя бы отдалённо напоминающего туалет. Выпив нужную дозу, Чанёль замирает около сына, нервно дожидаясь момента, когда за ним придут снова. И они приходят тем же составом, категорично заявляя:       — Ребёнок — нет.       — Я не пойду без сына, — испугано произносит Ёль.       — Ребёнок, — выделяет мужчина, — не идёт.       — Но я не могу оставить…       — Сделаешь, — бросает тот, щелкая предохранителем. — Мне обязательно угрожать, чтобы ты подчинился?       — Но я не могу, — шепчет Чан, опуская взгляд на пока ещё спящего сына. Он упускает момент, когда его сдёргивают с кровати, вдавливая в бок пистолет. Пак даже сказать ничего не успевает, как его отводят к лестнице, приговаривая «ты же не хочешь, чтобы ребёнок проснулся от твоих криков, верно?». Последнее, что Чанёль был хотел, чтобы сын в принципе услышал его крики. Страшно до ужаса. Чанёль едва волочит ногами, спотыкаясь через ступеньку. Ноги снова дрожат от нервов, пока они поднимаются на первый этаж. Парень не успевает даже осмотреться, успевая захватить взглядом окно, за которым уже развернулась ночь. Его заводят в кабинет и оставляют стоять на месте, запретив сдвигаться с места. Ёль утыкается взглядом в мужчину, стоящего у окна. Ничего не сказав друг другу, они внимательно осматривают друг друга с ног до головы, разве что Пак с настороженностью, а незнакомец — равнодушно. Чанёль понимает, что это и есть тот самый китаец. Трудно не понять по лицу и откровенно выпяченному китайскому оформлению комнаты.       — Ты знаешь, кто я?       — Не совсем, но имею общее представление.       — И каким оно сложилось?       — С учётом последних происшествий? — неуверенно вопрошает Пак. Уголок чужих губ приподнимается.       — Полагаю, ты не имеешь понимания того, в какой ситуации оказался Бён, — Ёль насторожено смотрит, сжимая руки в кулаки. — Когда мы встречались с ним в последний раз, я сказал ему, что отберу у него всё. И я отобрал.       — Хотите какой-то… реакции? — Чанёль недоумевающе хмурится. — Не понимаю, почему бы Вам не сказать ему об этом лично?       — Не хочу лишать его увлекательной возможности отыскать меня. Пусть приходит, нам есть, что обсудить. Чужой взгляд продолжает гулять по телу, но с каким-то исследовательским чувством. Будто осматривают музейный экспонат. Дотошно и тошнотворно.       — Вы меня не убили.       — Я собирался. Произошли изменения и вот ты здесь.       — Как заложник?       — Либо ты, либо твой сын — зависит от того, сколько дней у Бёна займут поиски.       — Это не займёт много времени. Чжан слабо усмехается.       — Не буду тебя разуверять.       — Моей спутнице нужна медицинская помощь.       — Меня не волнует состояние ни одного из вас. Справляйтесь своими силами. Чанёль слабо понимал, как можно справиться своими силами с огнестрельным ранением. К счастью, до этого момента не случалось, чтобы он видел, как стреляют в женщину. Чем он мог помочь ей, имея на руках бинты, спирт и кучу непонятных препаратов?..       — Но я не медик.       — Я тоже. Чужое равнодушие можно было пощупать. Не зная что сказать, что Чанёль продолжал растерянно смотреть на мужчину. Мысленно перебирая слова, он пытался подобрать нужные для убеждения, но понимал, что таковых не существует.       — Я могу идти?       — Если хочешь.       — Я хочу уйти отсюда насовсем, домой.       — Твоего дома больше нет.       — Благодаря Вам.       — Не только, половина взорвалась сама, остальное сделал я. Чанёль поджал губы. Глаза заслезились от мысли, что больше его дома нет. Того самого места, где парень свыкся со своей жизнью, где принял Бэкхёна, где научился правильно дышать и жить так, как получается. Сгорел ли газон, разрушены ли беседки, разбито ли место, на котором Бён мечтал всей семьей отметить праздник… Всей семьи теперь не было, теперь всей семьей считался сам Бён, как глава рода.       — Так чем я могу помочь? — вопросил Пак.       — Помочь? Мне?       — Заложниками просто так не становятся. Чего Вы хотите от Бёна?       — Заложники не всегда становятся разменной монетой, — хмыкнул мужчина. — Тебе не обязательно выживать.       — Но я или мой сын для чего-то нужны Вам, — настаивал парень. — Я здесь не для того, чтобы сделать ему больно. Сомневаюсь, что он сможет испытать боль когда-либо. По-настоящему больно было, когда погиб отец.       — У тебя сложилось неправильное представление о многих вещах. Бэкхён ни перед чем не остановится, чтобы случайно не потерять часть семьи.       — Зачем я здесь? — твёрдо вопросил Пак. Чжан слабо улыбнулся.       — Чтобы заманить его в ад. … в офисе тихо. Ни одной души в коридоре. Даже сквозь закрытую дверь кабинета Бэкхёну кажется, что он слышит стуки пальцев о клавиатуру. Он знает, что его люди работают, но стук клавиш преследует его минуту за минутой. Быстрые хаотичные движения пальцев создают своеобразную музыку умиротворения. Если пальцы нажимают — значит, они понемногу приближаются к истине. Перед ним на столе лежит истрёпанная телефонная книжка отца. Сотни номеров на размытых страницах кажутся целым состоянием. Раньше Бэкхён пожертвовал бы пальцем, чтобы заглянуть сюда, но теперь она в его руках. Ещё два часа назад старая книженция ощущалась как гарантия того, что в этот раз он успеет предотвратить неисправимое, а теперь как груда бессмысленного дерьма. Люди на этих страницах постарели, огрубели, давно открестились от Бёнов, некоторые погибли, некоторые проигнорировали звонок. Не многие согласились протянуть руку помощи, многие отказались даже слушать. Бэкхён потерял смысл листать книжку дальше уже на тридцатых страницах. Он предлагал, но не просил и не умолял. Представлял всё как слугу, взамен которой в своё время он поможет либо Главам, либо их преемникам — не вышло, Чжану подлизали если не все, то многие. Он мог бы пролистать ещё несколько десятков страниц, но больше не было веры в то, что спасение находится в цифрах. Бэкхён поднялся с места и двинулся к выходу из комнаты, впервые за долгое время оставляя за собой пустоту. В кабинете Кёнсу всё умолкает, как только он входит внутрь. Неспешно пройдя к шкафу, он проверяет воду в чайнике и нажимает на кнопку включения, следом возобновляется сумасшедший ритм стукания пальцев по клавиатуре. Бэкхён находит в этом что-то умиротворяющее, поэтому медленно собирает на тумбочке две чашки, закладывает кофе и добавляет немного сахара. Он стоит спиной к До всё время кипения чайника — впадает в прострацию, вслушиваясь в быстрый ритм нажатия клавиш. В его состоянии трудно испытывать страх. Всё вокруг будто ненастоящее и кажется каким-то далёким, но где-то поблизости витают мысли о необходимости что-то делать: спасать, защищать, убивать. Но даже вместе со всем этим чудовищным равнодушием, опустившимся на него с адским контролем, ему неприятно представлять, как он обернётся к помощнику и взглянет на него тем самым взглядом, говорящим: «Я жду, когда ты исправишь мои ошибки и спасёшь нас всех». Горячая от пара ручка не обжигает ладонь. Бэкхён спокойно заливает кофе кипятком и ставит чашку на стол Кёнсу, после чего возвращается за своей и покидает чужой кабинет. По коридору вниз, в холл, и мимо десятков охранников к двери — вот туда ему нужно — на улицу. Во дворе стоит множество машин с открытыми дверьми, вокруг которых патрулирует дополнительная охрана. Бэк ставит чашку на перила и закуривает, вглядываясь в черноту неба. Мысли с трудом пробиваются на поверхность пустоты. Мелькают то тут, то там, сея сомнения, устрашая, вынуждая ощущать уколы беспокойства. Нет слов, чтобы описать его состояние. Нет и сил, чтобы его переживать, но Бэкхён делает затяжку и смотрит на чистейшее тёмное небо. Звёзды как проводники между всеми ними, замешанными в этом дерьме.       — Господин, я могу доложить о ситуации с коттеджем? Голос тихий. Бён едва отцифровывает, кто к нему обращается. Обычно такая информация проходит через Кёнсу, но сейчас помощник слишком занят курированием парней на границах района, поскольку люди Чжана с ног сбиваются, рыская то тут, то там. Ко всему прочему самой главной проблемой сейчас был поиск омеги с ребёнком, чем беспокойство о погибших. Им нужно искать тех, кто ещё мог быть жив. Прямо сейчас Бэкхён впервые настолько сильно жалел о том, что Чанёль не был его истинным омегой. Именно сейчас Бэкхён хотел знать чётко: ранен ли он, в порядке ли он или же находится при смерти. Истинность между ними была бы таким могущественным дополнением к уже существующим чувствам…       — Докладывай.       — Коттедж разрушен на сорок процентов: взрыв полностью уничтожил прихожую, на половину обнажил гостиную до лестницы, разрушил стеклянную часть и снёс часть второго этажа. Нет библиотеки и одной комнаты для гостей. На территории были обнаружены наши люди: сорок четыре ранены и шестьдесят два убиты. Была проведена полная зачистка, мы отвели взгляды властей и СМИ от случившегося, официальной версией считается взрыв бытового газа. Мы готовим всю необходимую информацию о раненных и работаем с семьями погибших. Церемония прощания будет готова самое большее — через неделю, разумеется, после церемонии прощания с Главой рода.       — Что с выжившими?       — Небольшая часть находится здесь, остальные патрулируют город, в основном охватили окраины. Те, кто получили лёгкие ранения, не высовываются из машин и осматривают округу с беспилотников.       — Мне нужен список погибших.       — Сейчас сделаю и оставлю в кабинете.       — Иди, — кивнул Бэк. Если бы раньше парню сказали, что у него безвозвратных потерь шестьдесят человек, он бы сошёл с ума. Возможно, он никогда бы больше не смог заговорить или даже вдохнуть. Возможно, так даже было бы лучше, но контроль удерживает его на таком уровне, что чужие слова будто прошли через мясорубку. Когда он возвращается в кабинет, на столе уже лежит список. Он не может отделаться от мысли, что ищет какое-то конкретное имя, но не понимает какое. Понадобилось прочесть список четырежды, чтобы осознать, что в перечне нет Чхве Сана. Человека, которого он впустил в свой дом, которому доверил омегу с ребёнком, не было в списке убитых. Чхве Сан был жив и это досадное недоразумение, иначе как можно было объяснить тот факт, что он… а где он?.. … Хэрин умирает удивительно тихо. Никакого скрежета металла и страшной картины разрезанного на две части автомобиля. Нет удушающего чувства безвозвратной потери, есть только паника и попытки разделиться на две части, чтобы хватило и сыну, и женщине, которая стала для него… очень многим.       — Вызовите врача! Хоть кого-нибудь! — кричит Чанёль. — Она умирает! Пожалуйста, сделайте что-нибудь. Двое охранников равнодушно стоят около прохода, закрывая его своими телами. Ёль смаргивает слёзы, выступившие от паники, и едва может сглотнуть одолевающую горечь. Человек умирает! У них на глазах! А они ничего не делают!       — Могу только добить, — звучит голос. Чанёль стискивает зубы и зажмуривается, слыша плач ребёнка. В сыром помещении так просто оказывается подхватить простуду. У ребёнка температура, а Чанёль совсем один, без поддержки, без знаний о том, что нужно сделать, чтобы облегчить чужие страдания. Что ему делать, Господи?.. Состояние Хэрин изменялось очень быстро. После встречи с Чжаном прошло всего десять? Может, тринадцать часов, но женщине уже было трудно дышать. Чанёль понял это не сразу, сконцентрировавшись на ребёнке, которого нужно было покормить. Он потратил кучу времени, чтобы выпросить кипяченой воды, но так и не добился ответа. Его и так слишком долго терпели, а когда прозвучал щелчок автомата, он побоялся оказаться на месте Хэрин. Вот тогда-то он и осознал, что притихшая женщина, казавшаяся спящей, уже находится в состоянии, которое трудно охарактеризовать иначе, как предсмертном. Её кожа была холодной и бледной. Он пытался укрыть её своим кардиганом, согревая малыша своим телом, но этого было недостаточно. Проблема была не в холоде помещения, а в потере крови, большей, чем можно было представить. Матрас впитал столько, что страшно было заглядывать под тело.       — Доложите Чжану, пусть сжалится! Пожалуйста! Так же нельзя поступать! Чанёль не кормил ребёнка больше пяти часов уж точно. Он предполагал, что малыш плачет именно из-за этого, но в прошлый раз он с таким трудом погрел воду собственным телом и заставил его поесть, что это поражало. У Чонина покраснели щёки, были холодные пальцы и он, Господь, покашливал. Паника всё сильнее смешивалась со злостью. Он был так зол ситуацию в которой оказался!.. Бессилие делало его таким отчаянным.       — Да сделайте уже что-нибудь! Что вы стоите, как идиоты?! Мозгов не хватает сказать несколько слов своему хозяину?!       — Закрой рот, омега.       — Зови грёбаного китайца! — рявкнул Чанёль. Неразличимая китайская речь была резкой и грубой. Щёлкнул автомат, направленный на него, но на чужое плечо опустилась ладонь и оттянула парня назад.       — Что, это всё, что ты можешь сделать? Угрожать омеге с больным ребёнком на руках?! — крикнул парень, поднимаясь с колен. — Вот где вся твоя сила, альфа?! Нашёл с кем бороться! Я и так безоружен! Чонин буквально захлёбывался криком. Ёль бросился к ребёнку, поднимая его на руки и пытаясь успокоить — не получалось. Охрана пропала из вида так быстро, что он не успел этого заметить. Желания выглядывать в холл к лестнице не было. Взгляд метался между Чонином и Хэрин. Он ничем не мог помочь ни собственному ребёнку, ни женщине, которая столько сил вложила в них двоих…       — Пожалуйста, ну хоть кто-нибудь, помогите мне, — прошептал парень. — Хоть как-нибудь. В проёме двери появляется с десяток охранников, заполняющих небольшое пространство. Чанёль отходит в угол, стараясь закрыть собой ревущего малыша, но их интересуют не они — Хэрин.       — Куда?.. — пораженно вопрошает Пак, наблюдая за тем, как женщину хватают за ноги и руки, стягивая с матраса. — Она же ещё живая! Она ещё дышит?!       — Закрой свою пасть, омега, — рычит мужчина, подходя ближе. Чанёль паникует, ощущая, как его сдавливает чужой контроль. — Закрой, если не хочешь, чтобы я забрал этого ревущего урода. Ярость с такой силой вспыхивает в теле, что Чанёль дёргается, но тут же останавливает себя. Слёзы собираются в глазах, рассеивая чужие глаза туманом. Как же он ненавидит их, эту ситуацию, свою жизнь… Ненавидит и то, как Хэрин пыталась защитить его и в итоге словила пулю. Если бы не неуместная храбрость, она бы была рядом с ним… Хотя бы она!       — Заткни ублюдка.       — Он заболел и голодный. Мне нужен кипяток, — выдавил Чанёль.       — А мне нужно, чтобы вы оба заткнулись! — заорал тот. — Если хочешь жить, то заткнёшься вместе с ним! Чанёль не знал, куда ещё больше можно вжаться в угол, но умудрялся это делать. Альфа давил так сильно, что дрожащие ноги опускали его к полу всё быстрее и быстрее. Страх был таким сильным, что даже малыш поутих. Охрана выходит в холл. Чанёль подбирает под себя ноги и зажмуривается, когда звучит несколько выстрелов. Эхо до такой степени оглушает, что он вскрикивает и пугая ребёнка с двойной силой. Ужас пробирает до позвоночника. В конце концов, он просто сдаётся, позволяя себе, наконец, отпустить слёзы. … ночь на двадцать седьмое июля начинается с крика Кёнсу. Бэкхён открывает глаза, утыкаясь взглядом в парня, резво достающего пистолеты. Параллельно он отдаёт указания в микрофон гарнитуры, не спуская глаз с экрана компьютера. Бэкхён вздыхает и открывает ящик стола, доставая пистолет и патроны. Неторопливо зарядив оружие, он всовывает его в плечевую кобуру и поднимается с места.       — Маячок Хэрин заработал, — с жаром выдыхает Кёнсу, встретившись с ним в коридоре. — Патрульные уже двигаются к тому месту. Скоро мы найдём её.       — Или её тело.       — Маячок двигается, — качнул головой помощник, открывая перед ним дверь из холла на улицу, — либо её перевозят, либо всех вместе. Не оставляя себе возможности надеяться, Бэкхён садится в машину и приказывает Сынмину ехать к точке, в которой заработал маячок, настолько быстро, насколько это возможно.       — Ребята с мигалками скоро встретятся с нами, у нас будет коридор к выезду из города. Бэкхён поднимает взгляд к зеркалу заднего вида, наблюдая за тем, как глаза помощника прожигают движущуюся точку на карте. Вероятно, сейчас в каждой машине есть как минимум один человек, занимающийся тем же.       — Вероятность того, что их перевозят совместно, крайне мала, — говорит Бэк. — Оставьте это патрульным. Если Чанёль там — они нас предупредят. Сейчас важно сгруппироваться в месте, откуда появился сигнал.       — Да, босс.       — И отправь две машины медиков по тому же маршруту. Пусть выезжают сейчас же. Мы не знаем, что они с ней сделали, может понадобиться реанимобиль.       — Выполняю. Звуки сирены приближаются всё сильнее. Через мгновение на перекрёстке перед ним с визгом становится несколько фальшивых полицейских автомобилей. Бэкхён скашивает взгляд на боковое зеркало и видит, как позади них выстраивается целая колона автомобилей, которую также прикрывают полицейские. Бэк равнодушно переводит взгляд вперед. Сынмин крепко вцепился в руль и кожа о кожу издаёт странный звук. Кёнсу дышит так тяжело, что впору побеспокоиться о его состоянии, но сейчас не до этого. Это Бэкхён за счёт контроля мог практически не спать и не есть, мобилизуя все силы для того, чтобы удержать разрушающееся сознание стальными тисками, а у Кёнсу и других ребят такой возможности не было. Вероятно, До снова подсел на наркотики, иначе он не знает, что может удерживать человека без сна и практически без еды долгие сутки в работоспособном состоянии. Точка на карте приводит их к шикарному загородному посёлку. Кёнсу говорит, что получил картинку из беспилотников и докладывает о видимых охранников, прогуливающихся по территории. Не меньше трёх сотен. Бэкхёну всё равно. Машины сбрасывают скорость, окружая огромные ворота и проезжая чуть дальше. Не для штурма — для парковки. Штурмовать дом с помощью семидесяти человек кажется огромной глупостью.       — Никому не выходить из машин, — говорит Бён, передавая приказ через помощника. — Где патруль? Через несколько мгновений звучит ответ:       — Они уже подъехали, босс. Это какой-то пустырь на окраине посёлка. Ребята, найдите маячок по сигналу! Охрана особняка собирается перед воротами. Многие прижимают рации ко рту. Бэкхён замечает, как из-за здания вылетают несколько беспилотников и движутся в их сторону. В эти недолгие несколько минут, пока охрана сходит с ума, патруль движется в поисках сигнала, а Бэкхён равнодушно осматривает будущее поле боя, в его сердце не возникает ни страха, ни ожидания неизбежного. Бэкхёну нужно точно знать лишь одно: Чанёль там или Чанёль тут — не больше, не меньше.       — Нашли могилу, босс. Хэрин внутри, больше никого нет.       — Хорошо.       — Что дал… Бэкхён выходит из машины и хлопает дверью. Тут же становится слышно, как открывается ещё одна дверь и торопливое бормотание Кёнсу о том, что никому не двигаться, пока не будет отдан на то приказ. Помощник быстро оказывается рядом с ним, напряженно осматривая открывшуюся картину из чёрного полотна охраны перед воротами.       — Нападать смысла нет, — заключает До.       — Я пришёл договориться.       — Господин, ты…       — Контролируй периметр, пока я буду внутри.       — Господин, — Кёнсу напряженно давит голосом, едва удерживаясь от желания ухватить Бёна за рукав.       — Хуже уже не будет. Садись в машину и жди. Тихо зарычав, помощник подчиняется, оставляя его одного. С каждым шагом щелчки автоматов звучат всё чаще, а когда он подходит к воротам непозволительно близко, дула направляются чётко на него.       — Я пришёл поговорить с Чжан Исином. Передайте ему, что Бён Бэкхён ожидает встречи с ним прямо сейчас.       — Сhuán huà. Настороженные и откровенно враждебные взгляды даже не царапают. Бэкхён скрепляет руки позади себя и молча дожидается ответа, который ожидаемо является положительным. Очевидно, что у Бэкхёна есть одна незначительная деталь, которая может изменить всё. Выстроившиеся в ряд охранники указывают путь, по которому Бэкхён благополучно добирается до входа. На ступеньках его уже ожидает услужливый помощник, попросивший передать оружие, если таковое имеется. Не оглядываясь на откровенно шикарное убранство холла, Бэкхён чётко идёт к двери, на которую оказывают, и оказывается в круглой гостиной. Чужой внимательный взгляд кажется таким же острым, как и опасливым. От Бэкхёна ничего не осталось. На месте китайца, он бы не стоял с таким человеком в одной комнате.       — Выпьешь?       — Воздержусь. Чжан слабо улыбается, но наливает-таки один бокал шампанского, отчего-то поднося его к носу.       — Боишься, что отравлю? Бэкхён делает вдох, пытаясь определить, находится ли в этом доме Чанёль. Отголоски ядовитого запаха окутывают сознание. Их достаточно для того, чтобы он сумел проанализировать чужое состояние даже с расстояния, даже при той низкой концентрации, которая витает в воздухе. Чанёль где-то здесь и он пребывает в таком ужасе, что у альфы в адекватном состоянии начнёт щипать в носу и болеть голова. Бэк резко переводит взгляд на мужчину, который снова вдыхает запах алкоголя.       — Ты в затруднении, — произносит Чжан, обходя бар.       — Тебе стыдно пить подавители, но не стыдно доводить омегу до состояния, когда его запах бьёт в нос даже здесь. Острый взгляд касается его, но Бэкхёну не трудно заметить очевидное. В этом состоянии он всё видит и ощущает по-другому. Все детали, которые могли бы отвлечь, настолько приглушены, что Бёну кажется, будто вокруг него и Чжана ничего нет — пустыня, небытие.       — Если бы я не стоял здесь перед твоими глазами, ты бы не поверил, что я существую. Ты хотел ощутить, в каком состоянии я пребываю? Как видишь, я оказался выше твоих примитивных навыков. Если я отпущу себя сейчас, ты сдохнешь.       — И ты вместе со мной, — жадно улыбнулся китаец. — Может, мой уровень ниже твоего, но мне и здесь безопасно, знаешь ли.       — Сомневаюсь.       — Так отчего же ты тогда не пристрелишь меня?       — Это не решит сложности, возникшие между нами.       — Я держу тебя в кулаке. Ты называешь это сложностями?       — Сложностью я считаю последствия твоего убийства, а не войну с тобой. Ты уже ощутил на себе некоторые из них. Надеюсь, ты с гордостью будешь носить нанесённые мной шрамы. Мужчина неприятно улыбается. Всё лицо как-то опасно заостряется, когда он смотрит из-под бровей.       — Я-то свои залечу как-нибудь, а ты?       — Не существует того, чего нельзя пережить.       — Погоди, это ты ещё не видел, как убиваю твоего вверенного.       — Именно из-за него я здесь и оказался. У тебя есть предложения? Чжан дёрнул бровью.       — Предложения?       — Они самые. Полагаю, ты испытываешь некоторые затруднения в поиске своего возлюбленного, иначе как можно объяснить тот факт, что мои люди неоднократно сталкивались с твоими на границе моего района. И ты до сих пор не знаешь где он, а я Чанёля нашёл. Здесь. И это поправимо.       — Я никого не ищу. Это новые границы, с которыми ты будешь конкурировать, — бросает Чжан.       — Ыну дорог тебе.       — Не настолько, как ты думаешь.       — Я ничего не думаю. Твой запах говорит за тебя, — Чжан с трудом ослабляет хватку на бокале, не позволяя ему треснуть. — Твоё тело отзывается, несмотря на расстояние. Так ощущаются партнёры, которых отбирают силой. Скажи мне: как глубоко он сумел проникнуть в сознание? Сколько мыслей успел спутать и сколько ошибок заставил сделать, чтобы ты по-глупости забыл приказать обыскать храбрую няню с маячком на груди?       — Удобно говорить о том, чего не понимаешь. Бэкхён хмыкает.       — Любить не стыдно. Стыдно это делать с той тряпкой, что у тебя вместо сердца в груди: ни сшить, ни выбросить. Истрепалась вся от боли, которую ты причинил и себе, и людям. Сам же не различаешь где наигранность, а где искренность.       — В нашем мире нет места чувствам. Либо ты контролируешь и всё имеешь, либо оказывается, что контролировать нечего.       — В моём мире было всё, пока в него не ступила твоя нога. Теперь в твой мир вступил я, и когда я пришёл, твоя охрана…       — Ты пришёл договориться, — перебил Чжан.       — Война может продолжаться вечно. Я буду терять те крохи, которые имею, а ты будешь терпеть сложности из-за Ыну, которым я буду взмахивать, как красной тряпкой. Сколько тебе понадобится времени, чтобы вернуться в своё прежнее состояние и суметь искренне отказаться от любимого омеги?       — Он тебе не нужен.       — Я ему не нужен, — поправляет Бэкхён. — Он уже отрёкся от меня, значит, сумею и я. Мужчина задумчиво крутит напиток, рассеяно уставившись на бокал.       — Благо одного из нас непременно станет бедой для другого. Я предлагаю тебе разойтись в стороны, отдав друг другу то, из-за чего мы оба не сможем найти покой.       — Ты попросишь больше.       — Разумеется, — соглашается Бэк, — я попрошу столько, сколько покоя сможет покрыть нанесённый тобой ущерб. Настороженный взгляд возвращается к нему.       — Чего ты хочешь?       — Ты вернёшь мне Чанёля и Чонина, забудешь о существовании меня и моего рода, и откажешься от завоевания Кореи. Ты уйдёшь и вместе со своими людьми и родственниками забудешь о том, что здесь происходило. И никто никогда из твоего рода не причинит вред моему.       — И за это ты всего лишь отдашь мне омегу?       — «Всего лишь»? — переспрашивает Бён. — Как бы сильно ты не хотел избавиться от меня, я буду жить. Как бы ты не ударил меня, я буду продолжать дышать тебе на зло. Что бы ты не отобрал, я смогу это пережить. Но что, если это обернётся в твою сторону? Если я захочу, я пристрелю тебя и потом всю жизнь буду воевать с твоим родом, но я буду жить, а ты нет. Ты даже пальцем меня тронуть не можешь без оглядки на «всего лишь омегу», которая со мной связана. Он не «всего лишь омега»: он омега, который любит тебя, который хочет вернуться к той жизни, которую ты ему дал, который выбрал тебя несмотря на то, что встретил истинного. Это не «всего лишь омега». Чжан оскаливается.       — Правила гласят: тот, кого чего-то лишили, самостоятельно устанавливает меру, которой измеряет потерю. Из-за тебя я потерял Главу рода и от тебя же требую защиту Рода.       — Принимаю, — твёрдо произносит Чжан. Бэкхён кивает.       — Зови юриста и одного представителя семьи, с моей стороны будет такой же состав. После обсуждения деталей выполнения соглашения, подпишем его и обсудим передачу наших омег. Чжан кивает и достаёт телефон из кармана, тоже самое делает и Бэкхён.       — Ты нужен мне здесь вместе с юристом. Здесь много работы, поторопись.       — Выполняю. … усталость съедает силы не только у ребёнка, но и у него. Трудно спать под чужими взглядами, так же трудно и расслабиться, чтобы отключиться хотя бы на полчаса. Чанёль сжался в углу кровати, крепко прижимая к себе уснувшего Чонина. Виски болят от недосыпа и продолжительного крика ребёнка. Парня мутит от голода. В глазах застыли слёзы отчаяния. Если бы он хотел двинуться, он бы не смог. Постель Хэрин давно остыла. Он боится смотреть в ту сторону, зная, что не сможет удержаться от слёз. Так горько и страшно ещё никогда не было. Хотя, возможно, когда он остался один на один с малышом в животе, до появления Бёна?.. Да, это было намного страшнее, чем сейчас, зная, что Бэкхён непременно попытается исправить эту ужасную ситуацию. Китайская речь вызывает приступы агрессии, которые тут же тлеют под мерзкими взглядами альф. Чанёль закрывает глаза всего на мгновение, но когда он открывает их в следующий раз, кровь застывает в жилах. Задушено охнув, Пак раскрывает мутные глаза и уставляется на охранника, посмевшего к нему прикоснуться. Только лишь из-за того, как чужие брови приподнимаются, округляя глаза, охрипший крик застывает в глотке. Чанёль бешено оглядывается в проход из холла, но там никого не оказывается. Едва он дёргается, чтобы придвинуться ближе, чужая ладонь поднимается в немом приказе оставаться на месте. Пак расслабляется, смаргивая слёзы, стекающие по щекам.       — Завтра будем дома, — звучит родной шепот. Чанёль с трудом отнимает окаменевшую руку от спинки малыша и протягивает её к чужой, крепко ухватившей его за пальцы. Лисьи глаза утешающе смотрят на него, вызывая новые слёзы. Ёль поджимает губы, чтобы не выдать и звука. Отпустив ладонь, парень уходит к проёму, оглядывается в последний раз и выходит в холл. Чанёль прикусывает губы что есть сил и зажмуривается, слыша торопливую китайскую речь. Он понятия не имеет, как это можно было провернуть, но Сану это удалось. Скорее бы домой! Скорее бы домой… … договорённость передать омег на нейтральной территории вынудила их долго выбирать золотую середину. Очевидно, недоверие было слишком сильным несмотря на заключённое соглашение и обязательства с двух сторон. Дотошно прописанные бёновскими юристами пункты взяли Чжана в такое кольцо, что он пытался оторвать кусок власти хотя бы при выборе места передачи. Бён был твёрд даже в этом, поэтому встреча в итоге была намечена на пять утра следующих суток на старом железнодорожном переезде. Согласно условиям на встречу может прийти только тот состав, который подписывал и утверждал документы. Бэкхён едет на встречу в машине один и приезжает раньше нужного. Он видит, как беспилотники летают над местом встречи, контролируя обе стороны от подлых намерений сорвать сделку. Кёнсу необходимо забрать Ыну. Бэкхён посылает вместе с ним целую армию, чтобы не допустить срыва сделки. Он знает, что невыгодные условия соглашения могут спровоцировать китайца на подлость, поэтому колона сопровождения оказывается реально большой.       — Мы подъезжаем, — докладывает помощник.       — Ребята отступили?       — Да, господин. Они остановятся на повороте, чтобы не смущать китайца. Их уже видно?       — Они здесь. Приехали двумя машинами.       — Отключаюсь. Бэкхён поднимает взгляд к зеркалу заднего вида и замечает подъезжающий автомобиль помощника. Первым выходит До, затем выходит Бэкхён. Он отмечает, что те же действия произошли и с другой стороны переезда.       — Всё готово?       — Да, босс. В округе не замечено ничего подозрительного. Мы контролируем ситуацию.       — Хорошо. Звони. Бэкхён обходит свою машину спереди и засовывает руки в карманы брюк. Солнце постепенно показывается из лесопосадки, огибая макушки высоких деревьев. Он спокойно вглядывается в движения около машин напротив, улавливая разговор Кёнсу с представителем семьи Чжан.       — Они готовы, — докладывает До.       — Проводи нашего гостя к переезду и возвращайся ко мне, — командует Бэкхён. Взгляд чётко направлен на машину, из которой должен выйти Чанёль. У Бёна даже не возникает мысли о том, чтобы взглянуть на Ыну в последний раз. Кёнсу проводит парня ровно до переезда. Бэкхён жадно смотрит на Пака, идущего ему на встречу. Рёбёнок на руках — это всё, что ему нужно, чтобы ощутить почву под ногами. Будто последний штрих перед тем, как возникнет желание отстраниться от картины и увидеть её в полном объеме. Ыну оборачивается на него всего на мгновение. Бэкхён отворачивает голову, опустив взгляд в асфальт. Ему нет до этого дела. Всё закончилось. Сердце больше не бьётся, отрезая его от этого мира. Настрадался. Теперь только семья и ничего больше. Когда Чанёль переступает переезд, его шаги ускоряются и вскоре он оказывается прямо перед ним. Солнечный свет слепит не больше, чем взгляд чужих глаз. Бэкхён всего на мгновение ощущает укол в груди, прежде чем пустота возвращается на своё место. Чанёль буквально находится на грани истерики, а он не может ему помочь усмирить чувства. Больше — нечем. В то время как Бэкхён смотрит на хрипло дышащего малыша, Ёль обеспокоено обводит взглядом его лицо и судорожно задаёт вопрос:       — Что ты с собой сделал?       — Кёнсу, едем в больницу. Предупреди людей, чтобы они проследили за действиями Чжана.       — Да, босс, — незамедлительно отзывается помощник. — Господин Пак, пройдёмте к машине.       — Бэкхён? Парень отворачивается и уходит к машине. Чанёль проходит мимо него с таким взглядом, будто Бён выстрелил в него. Возможно, так и есть.