Вверенный

Руки ровно лежат на подлокотниках кресла. Спина расслаблена и согнута вместе с шеей, с головой, которую он вряд ли теперь сможет держать ровно. Чернота перед глазами как туман, за ним ничего не видно. Бён уткнулся в пустоту под столом и молчит, погрузившись в себя. Шум в голове не проходит, продолжая по нарастающей то наступать, то отдаляться, будто свет маяка, мелькающий то тут, то там. Если бы он мог что-то чувствовать, он бы чувствовал. От поднятого до предела контроля, казалось, шатались предметы. Кёнсу закрыл дверь в кабинет и никому не позволял сюда войти, потому что здесь — как в пустыне: умираешь в первые же минуты пребывания от отсутствия воздуха и возможности дышать. Сам До глотает подавители и входит время от времени, оставляя бессмысленные бумажки на столе, к которым Бэкхён даже не притрагивается. Бёну кажется, что всё потеряло смысл. Жизнь выскользнула из рук уже давно, но только сейчас он смог по-настоящему это ощутить. Он так боялся потерять родных и потерял — осиротел в одно мгновение, оставшись без поддержки и сил на краю вселенной. В мыслях то и дело мелькают оставшиеся родные, дела, связанные с родом, но имеют ли эти люди значение?.. Бэкхён думает о них, как об обузе. Крест, который придётся взвалить на свою спину, потому что он не отец. И вряд ли им как-нибудь станет. Умирающая в больнице мать даже не касается рассудка. В какой-то момент Бэкхёну кажется, что произошедшее совсем не касается его. Сейчас всё кажется таким далёким от жизни, что он просто не понимает, почему должен думать о боли, которая пульсирует под кожей, но до сердца и мозга не доходит. Импульс боли прошивает левую лопатку. Бэкхён дёргается и вспоминает, что может двигаться. Считал себя камнем, замершим внизу водопада. Словно обилие проблем, вода тоннами льётся на макушку, но совсем не заостряет углы, а делает более выразительными и колючими. Бэкхён не приспосабливается, а взращивает иглы, которыми в конце концов когда-нибудь воспользуется. Мрачное дно отчаяния и беспомощности патокой распространяется по кабинету, будто неизлечимая болезнь захватывает пространство и тело, отравляя всё вокруг. За пределами комнаты, буквально через стенку, жизнь бьёт ключом. Яростным воем подстрекает сотрудников бегать из двери в двери, сталкиваясь на входе открытого кабинета До. Они обрабатывают столько информации, что позавидовало бы правительство. Кёнсу пытается удержать его ветку в работоспособном состоянии, выполняя сотню привычных дел, и отдаёт указания для взлома баз данных и камер наблюдения. Словно дикое животное, идущее на запах крови врага… Бэкхён думает, что Кёнсу, скорее всего, найдёт Чжана. После такого сильного удара он разорвётся на части, но достанет ему хотя бы малейшую зацепку. По сравнению с бурлящим от перегрева делами и яростью До, Бэкхён кажется пустым местом. Он и рад бы двинуться с места, но не находит для этого причин. Вероятно, если бы не воздвигнутый выше возможного контроль, он бы разрывался на части, чтобы найти возможность отомстить, но что это изменит… Разве это что-то изменит?..       — Советники пытаются связаться с тобой. Чондэ пытается пробиться сквозь охрану, я попросил его вернуться в родовое гнездо. Со своими людьми он там сейчас намного важнее. Дверь, открывшаяся с сильного толчка Кёнсу, закрывается со звоном. Стеклянная стена начинает подрагивать вместе с кабинетом. Бэкхён катастрофически медленно поднимает голову, закрывая глаза от боли, прошивающей мышцы шеи и плеч.       — Под страхом смерти никого сюда не впускать. Отец должен был оставить им указания, пусть выполняют свою работу.       — Да, босс. Тебя так же ищет поверенный отца, чтобы огласить завещание. «Я передаю тебе непомерную ответственность, врагов и долги. Я передаю тебе сотни бойцов, специалистов, своих товарищей и их семьи, чтобы ты присмотрел за всеми ними. Я передаю тебе деньги, драгоценности, недвижимость и возможности, которые они дают. Я передаю тебе свою семью — твоих родных, за которых ты теперь в ответе. Я передаю тебе свой бизнес. Я передаю тебе всего себя, всё, что от меня осталось, чтобы ты задохнулся под лавиной ответственности и горя, потому что пост главы иного не предусматривает».       — Не интересует. …Чанёль вырубается на диване ближе к десяти часам и спит до самого вечера, кем-то заботливо укрытый пледом. Периодами просыпается, не зная от чего, но при виде Сана, застывшего около стены и его уверенного кивка, он расслабляется и засыпает снова. Несмотря на обещание Бёна, нет ни звонков, ни сообщений. Окончательно проснувшись, он с надеждой проверяет телефон, но он абсолютно пуст. Ни новых диалогов в сообщениях, ни пропущенных вызовов. Пустыня, поглощающая его рассудок. Чанёль блокирует телефон и поднимает взгляд на Сана. Тот смотрит в окно, наблюдая за тем, как его увеличенное количество коллег передвигаются по территории коттеджа. Автомат лежит на его предплечьях, крепко удерживаемый руками. Начальник смены же прожигает его взглядом, стоя у стены около лестницы. Если бы Чан не потянулся, случайно заметив его краем глаза, то уже давно бы спросил, знает ли парень что-либо о состоянии Бёна. Остаётся лишь вздохнуть и подняться с места. Он хочет есть и всё ещё ощущает себя слишком сонным, чтобы идти к сыну. В любом случае, его тянет к детской. К счастью, малыш спит, а Хэрин сидит в кресле около кроватки, читая книгу.       — Как Вы себя чувствуете?       — Нормально, — вздыхает Ёль. — Как малыш?       — Покушал, искупался и теперь спит. Немного капризничал, но мы с этим справились.       — Спасибо.       — Я приготовила ужин, — намекает женщина, и Чанёль кивает, бесшумно закрывая дверь. Ёль честно оттягивает руки от телефона. Пальцы так и норовят написать сообщение, но он не хочет тревожить Кёнсу, который (вероятно) сейчас занят так же сильно, как и Бэкхён. Парень находит себе занятия до шести вечера: приводит себя в порядок, убирается в комнате, ужинает, ставит чайник, будто кто-то собирается пить чай, но в итоге так и замирает с телефоном в руках. Охрана двигается по территории одним понятным им путём. Будто единый организм, сходящий с места, едва проходит нужное количество времени. Никто не отвлекается, не разговаривает, не перекрикивается. Они немного сменили экипировку и теперь выглядят более устрашающе, чем обычно. Все ребята будто резко переквалифицировались в военнослужащих. Чанёль опускает взгляд на телефон, набирает слова одно за другим, но стирает, перечитав их. Сил для отправки не хватает. Он так сильно боится вызвать ненужные чувства или отвлечь, что не может справиться со своими пальцами и стирает-таки набранное. Если бы Бёну было что написать, он бы это давно сделал. … Кёнсу врывается в кабинет с горящим взглядом.       — Мы нашли его.       — Убей, — безразлично произносит Бён. Кивнув, Кёнсу тут же на выходе из кабинета достаёт телефон и начинает звонить. Бэкхён не вслушивается в разговор, предоставляя помощнику всё организовать своими силами. Вмешиваться желания нет, как и мстить. Жгучая мысль о том, что от убийства ничего не изменится, лишает его всех сил. У Бэкхёна перед глазами до сих стоит картина лежащего в операционной отца. У Бэкхёна в голове крутятся фрагменты с матерью, ещё живой и здоровой. Контроль лишает его боли, но сознание будто подстрекает ощутить эмоции. Бэкхёну кажется, что он не выживет, если опустить контроль и ощутить весь скоп чувств. Ему кажется, что он никогда больше не сможет вернуться к нормальной жизни. Кёнсу покидает кабинет спустя некоторое время. Он оставляет его одного, полностью перетащив на себя всю ответственность за происходящее. Бэкхён не находит сил, чтобы остановить парня, хотя знает, что вряд ли нападение закончится положительным итогом. Тщетно надеяться на то, что китаец сдохнет. Отчего-то Бэку кажется, что он сумеет вовремя выбраться из дома или машины, или где он будет находиться. Бэкхён больше чем уверен в том, что всё это какая-то ловушка, но никого не останавливает. Он просто хочет, чтобы всё это прекратилось, и если это означает полную разруху, то он к ней готов. Кёнсу отправляет ему видео. Бэкхён бесчувственно рассматривает, как гранатомёты уничтожают величественный особняк. Мыслей всё ещё нет. Он не находит слов для того, чтобы выразить хоть что-то. Разве что мелькает мысль отправить приказ проконтролировать ситуацию, но он вовремя вспоминает, что Кёнсу буквально создан для того, чтобы прочесть его мысли. Он закрывает приложение и откидывается на спинку стула, чтобы замереть на долгие несколько часов, чтобы получить сообщение о том, что Чжан всё-таки сгорел в аду. Вместо этого, через время, звонит один из охранников. Бэкхён настолько погружен в себя, что не может вспомнить, кто скрывается за именем.       — Слушаю.       — Господин, это охрана Чха Ыну. У парня сработал телефон, он с кем-то разговаривал по телефону несколько секунд.       — Вы его не обыскивали? — даже не испытывает удивления.       — Обыскивали, но он спрятал кнопочный телефон. Прошу меня простить.       — Сигнал засекли?       — Нет, босс. В этой яме связь практически не ловит, вряд ли он мог уловить и разобрать хоть что-то. Он просил связаться с Вами, но мы не позволили ему этого.       — Чего он хотел?       — Босс…       — Не отнимай у меня время.       — Он передал нецензурные слова, а так же то, что он Вас ненавидит. Бэкхён спонтанно хмыкает, слабо удивляясь тому, что что-то из него-таки вырвалось.       — Передай, что его для меня больше не существует.       — Понял, господин. Прошу прощения за беспокойство. Что ж, это доказывает, что китаец жив. Бэкхён заходит в журнал вызовов и почти прикладывает палец к трубке, в последний момент передумывая связываться с Кёнсу. Этот разговор вытащил у него последние силы, так что приходится перейти в сообщения. «Ыну любезно передал мне свою ненависть через охрану» «Китаец жив» — 20:43. «Сукин сын. Я всё равно его достану» — 20:44. Слабо улыбнувшись, Бэкхён откидывается на спину кресла. В голове мелькает лишь одна мысль: «Желаю удачи». Он включает видео на повторе и укладывает телефон на стол, наблюдая за взрывающимся домом. Кадры не вызывают чувств, но смотреть на них отчего-то становится успокаивающим. Будто видит подтверждение того, что добраться до Чжана-таки можно. … Чанёль просыпается ранним утром. Сам не знает, почему. Просто открывает глаза и тянется к телефону, лежащему около подушки. Экран ослепляет, пока автоматически не сбрасывается яркость, чтобы он смог увидеть 05:23. Чуть ниже видно, что на иконке сообщений светится цифра «2». «Кёнсу пытался взорвать его в доме, но тот успел сбежать» «Не похоже, что судьба мне благоволит» — 02:51, Бэкхён. «Он достаточно усерден, чтобы довести дело до конца», — отправляет Чанёль, удивляясь тому, что написал. Даже лишних чувств не вызывает, будто констатирует факт того, что противника необходимо ликвидировать. «Как ты себя чувствуешь?», — тут же приходит ответ. «Я в порядке. Что-то разбудило меня, я не уверен, что именно», — 05:24, Чанёль. Проходит несколько минут, прежде чем он получает ответ. «Начальник смены утверждает, что всё в порядке. Не о чем переживать. Отдыхай», — 05:27, Бэкхён. «Я не могу спать, когда ты на это не способен. У меня ещё будет время, чтобы выспаться», — 05:27, Чанёль. «Чонин в порядке?», — 05:27, Бэкхён. «Да», — 05:28, Чанёль. Диалог замирает. Чанёль перечитывает сообщения и уставляется на то место, где должны появиться новые, но они так и не появляются. В конце концов, всё, что ему остаётся сделать, это отправить последнее сообщение, которое наверняка останется без внимания. «Спасибо, что написал мне», — 05:32, Чанёль. … неизвестно как поверенный отца пробирается сквозь охрану в офис. Бэкхён сводит взгляд с двух стопок бумаг, которую Кёнсу водрузил на стол за ночь, на мужчину и вздёргивает бровь. Тот опасно бледнеет на входе, помощник тут же поднимается с места и спокойно выходит из кабинета, вовремя подхватывая мужчину под руку и провожая в свой кабинет под фильтры. У Бэкхёна нет никакого желания слушать то, что ему скажут. Часть из завещания он знает: с учётом того, что Чондэ прислушался к До, можно с уверенностью заявить, что Главой рода станет именно он. Бэку это и нахрен не всралось, поэтому он возвращает взгляд к стопке бумаг, отказываясь наблюдать за тем, как помощник пытается разжевать очевидные вещи поверенному. В конечном итоге, Кёнсу приходится-таки войти в кабинет. Он на подавителях больше двенадцати часов, но это не останавливает его принять очередную дозу. Где-то глубоко внутри Бэкхёну за него обидно и больно.       — Поверенный обязан зачитать завещание лично. Бэк не двигается.       — Я знаю, тебе сейчас не до этого, но я не смогу… Если мы проигнорируем его, то можем что-то упустить. Господин, нужно выслушать его, чтобы я смог обхватить всё и построить адекватный график.       — Пусть читает, если сможет. Очевидно, это является большой проблемой. Поверенный не входит в кабинет до тех пор, пока не действуют таблетки. Они пропускают вводную часть, где отец указывает личные данные и подтверждающие документы. Бэкхён также не желает слушать об имуществе, поэтому получает копию списков всего движимого и недвижимого имущества. Всё, что Бёна интересует, находится под графой «Обязываю».       — Обязываю Бён Бэкхёна стать Главой рода Бён, принять управление родом и обеспечить защиту рода; вступить в наследство и стать во главе моего бизнеса; утвердить сотрудников, работавших на меня, повторно; обеспечить защиту семей погибших сотрудников моего бизнеса и их ближайших родственников; принять управленцами моих ближайших советников… Слова будто проходили сквозь него. Бэкхён если и хотел прослушать всё, то ему это не совсем удалось. Он всё-таки цеплялся за слова, едва понимая, как ему с этим справиться. Отец прошёлся по всему настолько детально, будто создавал инструкцию — очертил круг, из которого не следует выходить. Он с облегчением дождался того момента, когда поверенный закончил читать и поднялся с места. Присутствующие быстро подписали нужные документы, после чего на стол легла полная копия завещания, опустился увесистый ящик и большой запечатанный конверт. Кёнсу вышел, чтобы проводить мужчину, а Бэкхён всё так же смотрел на стол, пытаясь осознать тот факт, что отца не было. Больше некому дать подзатыльник или усмирить его характер одним взглядом. Больше не будет спонтанных разговоров о чувствах и признании. Больше не будет ничего того, что отец мог дать, как отец. Больше не будет поддержки и защиты с каменного плеча Главы. Он даже не будет пытаться стать таким, как он. Копии документов были сразу отложены на край стола. Бён снял с ящика конверт, проигнорировал печать и вскрыл его одним неаккуратным движением, дорывая остальные части до конца, чтобы высыпать содержимое конверта на стол. Парень уставился на усеявшие поверхность предметы: семь пар ключей, стопка фотографий, часы, серебряный браслет, кулон, зажигалка, патрон и небольшой конверт. Внимательно осмотрев восковую печать, Бэк нерешительно надорвал её и поднял взгляд на коридор — Кёнсу уже возвращался. Парень вошёл в кабинет, осмотрел стол и протянул руки к документам. Бэкхён не возражал, справедливо рассудив, что помощник лучше их сохранит и поймёт, что делать. Вопрос об ознакомлении даже не поднимался — у До было право даже на это, не говоря об остальном. Так ничего не сказав, парень вернулся к себе, и только после этого Бэк дорвал печать до конца. В конверте оказались несколько исписанных листов. Видимо, ему мало было просто умереть и обязать его стать Главой, он решил его добить и словами, которые не сказал при жизни.       Очевидно, это произошло. Логично считать, что в противном случае этот конверт ни за что не попал бы к тебе в руки. В отличие от Чондэ, у тебя нет этой отвратительной манеры совать свой нос в чужие документы.       Я пишу это письмо не для того, чтобы требовать и разъяснять. Хочу попросить тебя. Безусловно, просить придётся очень много, поскольку ты и сам знаешь, какая ответственность держится на плечах Главы и как много вопросов необходимо охватывать лично, избегая помощников. Поверь, появятся вопросы, которые не сможет решить даже Кёнсу, о некоторых ему и вовсе не стоит знать.       Наш район ещё никогда не был так силён, как при жизни твоих братьев. Если ты хотя бы немного взял от них ту стойкость и мощь, которой они обладали, то мне не о чем переживать. Сейчас ты очень расстроен и напуган тем, что произошло. Уверен, ты находишься в ужасном состоянии, и я очень сожалею о том, что не смог подготовить тебя к своему уходу так, чтобы ты взял управление в свои руки сразу. Не нашлось времени, не нашлось уверенности в том, что ты был достоин такой чести. Пожалуй, после правления Чондэ я всё понял, осознал свои ошибки и был готов протянуть тебе ладонь, но не предусмотрел того, что на горизонте появятся серьёзные проблемы.       Я уже наблюдал за тем, как ты управляешься с делами семьи, поэтому без страха вверяю тебе свою семью. Весь наш род переходит в твои руки. Будь предельно осторожен, проявляй жесткость и стойко держись на ногах. Я вижу тебя во главе стола как самого преданного своей семье человека, способного залечить чужие раны. Я вижу тебя во главе стола как человека, который имеет достаточно смелости для того, чтобы нанести новые раны, если на то будет необходимость. Не забывай лишь об одном: наш род, наши омеги, наши дети и вверенные нам люди — сокровища, которые нужно беречь и охранять ценой всего, даже своей жизни.       Мне бы не хотелось упоминать в письме бизнес и вопрос сотрудников, поскольку я абсолютно уверен в том, что ты хорошо понимаешь, как следует поступить. Ты как никто другой знаешь, насколько трудно разжечь в людях пламя братских чувств, поэтому я не боюсь, что ты оставишь моих людей без семьи, без дома, без своей руки, лежащей на их плечах. Даже после моего ухода они способны продолжать делать своё дело и делать его хорошо. Они станут тебе хорошим подспорьем в твоём деле и в деле, которое я перенял от своего отца. Полагаю, со временем тебе не захочется возиться с моей веткой, но первое время рекомендую хорошо к ней присмотреться. Можешь уничтожить её или соединить со своей, но не торопись — хорошо всё обдумай и прими правильное решение.       Я оставил тебе в наследство всё, что нажил к моменту ухода. Не стал отбирать у Чондэ права на недвижимость, пусть не создаёт тебе проблем, пытаясь разобраться в бумагах — тебе это сейчас ни к чему. Я передаю всё: недвижимость, транспортные средства, деньги на банковских счетах, земельные участки, драгоценности и ценные металлы. Распоряжайся наследством с умом.       Знаю, тебе совсем не захочется иметь дело с советниками и моими помощниками в ближайшее время. Не переживай, они не сунутся к тебе раньше, чем ты вспомнишь об их существовании. Я побеспокоился о делах, которыми они будут заняты как минимум месяц. Джэхан и Донсок являются моими поверенными в делах, а также продолжают помогать Чондэ удерживать ветку в руках, поэтому можешь о них забыть, но если вдруг ты будешь нуждаться в совете или поддержке, не игнорируй их. Они способны помочь и словом, и делом. А также они обладают ценными воспоминаниями, которые, несомненно, понадобятся тебе, когда тебе раскроются детали существования рода.       Упомянув советников, хочу вывести в отдельную строку Чонина. Минсок очень дорог мне и его сын — стал и мне сыном так же. Я перекладываю на тебя ответственность за этого парня, прошу стать ему опорой и поддержкой, укажи ему путь, который для него изберешь и привяжи этого омегу к семье так крепко, как только сможешь. Я бы хотел, чтобы ты отдал его замуж за Кёнсу. Однако, учитывая сложившиеся обстоятельства, думаю, тебе следует поспособствовать выздоровлению парня и незамедлительно выдать его замуж за того человека, на которого тебе укажет необходимость. Поверь мне: это приведёт к тому, чего мы оба хотели бы для этих двоих.       Не могу не упомянуть Чондэ. Уверен, тебе давно хотелось спросить меня о причинах, по которым Чондэ стал вхож в семью. Думаю, ответ ты найдёшь в моих дневниках, но для этого тебе нужно крепко стоять на ногах. Сейчас необходимость сосредоточиться на насущных делах велика. Безусловно, когда ты прочитаешь мои записи, всё встанет на свои места, но этот путь слишком долог — копаться в прошлом тяжелая ноша. Сейчас тебе нужно знать лишь то, что Чондэ не заслуживает доверия и помощи, оставь попытки разорваться для него на части, не спасай его от бед и находись в стороне от дел, которые он проворачивает. Осмелюсь попросить лишь об этом: уничтожь его. Я не смог. Возможно, сможешь ты.       Никаких пожеланий насчёт церемонии прощания не имею. Сделай всё так, как посчитаешь нужным. Одного попрошу: не отворачивайся от выражения скорби от людей, преданных мне и нашей семье. Ты, как и верные нам люди, нуждаешься в поддержке и заверениях о том, что лучшая жизнь настанет. Они будут столпами, на которых держится наша семья и её защита. Будь сильным и твёрдым. Не откажись от боли, которую они передадут в твои руки, возьми её всю без остатка — она сделает тебя сильнее.       Вместе с конвертом тебе должны были передать ящик. В нём находятся те документы, которые я не мог доверить даже самым защищённым сейфам и ячейкам хранения. Ты найдёшь там ключи от всех конспиративных квартир в разных районах, даже чуждых нам; коттеджей, особняков и других мест — весь список находится в приложениях к завещанию. В каждом из домов ты найдёшь часть меня и даже больше. Будь внимателен, переступая пороги. Также в ящике находятся атрибуты рода и, самое главное, кольцо рода. Носи его с достоинством, сынок. Я вверяю тебе всё, что имею, всю свою жизнь, все свои корни, потому что больше никого нет. В конверте и на дне ящика ты сможешь найти мои личные вещи: я не был уверен в конкретном предмете, который сможет подарить тебе успокоение, поэтому оставляю выбор за тобой. Возьми что-то напоминающее обо мне, чтобы я всегда был рядом с тобой, или же совсем ничего не бери, потому что отсутствие предметов не помешает мне присматривать за тобой.       Не забудь, что принимать род надлежит в родовом гнезде.       Помни: преданность невозможно купить, утраченное доверие не вернуть, у всякой терпимости должны быть границы, уважение не воспитать, покойника уже не вернуть, а надежда умирает самой последней.       Ты хороший сын, Бэкхён. Я верю в тебя, я люблю тебя, я горжусь тобой.       Судьба поставила в моей жизни точку, чтобы ты — моё прямое продолжение — начал всё с новой строки.       P.S. Если Сона всё ещё вдыхает в себя этот мир, если сила воли не позволяет ей уйти, оставив тебя — единственного живого сына — одного, если я не отнял у неё жизнь, пожалуйста, позаботься о своей матери, не дай ей забыть, как сильно я её люблю. Медленно собрав листы, Бэкхён вздыхает и опускает их обратно в конверт. Контроль позволяет ему не сорваться, удерживая на цепи, словно бешеную собаку. Он похож на бомбу замедленного действия, способную взорваться в любой момент. Неторопливость в движениях и покой, отражающийся на лице, невозможен в той ситуации, в которой он находится. Поэтому никто не решается войти в кабинет, даже Кёнсу, который тут же отводит взгляд и сдвигается с места, чтобы сесть за стол. Ехать домой сейчас не имеет смысла. Принимать род нет сил. Похоронами займётся помощник, но особых пожеланий нет даже у самого Бёна. Мыслей практически нет. Что-то появляется на периферии, но он не может ухватиться за них, чтобы по-настоящему прочувствовать их и раскусить. Он даже не уверен, что понял письмо отца, — настолько мутно в голове, но при этом кристально чисто. Придёт время, и он прочтёт его снова, чтобы осознать суть написанного. Одно Бэкхён хорошо понимает: если мама придёт в себя, она никогда его не простит. … Чанёль укачивает ребёнка одной рукой, второй снова проверяя телефон. Сообщений больше не приходит, поэтому на душе немного неспокойно. Он ждал, что Бён снова напишет ему ночью, но, вероятно, писать было не о чем. Наверняка противник залёг на дно после того, что случилось. Сколько ещё дней придётся переждать, чтобы добраться до него?.. И сколько дней придётся ждать самому Паку, чтобы хоть одним глазом взглянуть на живого Бэкхёна?.. Беспокойство в последние дни угнетает. Чанёль старается не светиться на улице, лишь единожды выйдя из коттеджа с малышом на руках. Он не ходил по территории, вышагивая от угла до угла около входной двери. Чонин всё равно был в восторге, его не смутила даже выстроившаяся живым щитом охрана. Они провели на улице всего пятнадцать минут, после чего Пак скрылся в доме вместе с Саном.       — Что-нибудь известно? — тихо вопросил Чанёль.       — Господин практически находится в прострации. Всё управление сейчас сосредоточилось в руках Кёнсу. Люди работают без отдыха, ищут китайца, чтобы снова нанести удар. Приходил поверенный Главы рода, чтобы объявить завещание.       — Есть какие-то детали? Мы можем что-то узнать?       — Боюсь, что нет, — парень качнул головой. — Однако, судя по тому, что происходит внутри семьи, можно с уверенностью утверждать, что наш господин станет следующим Главой рода.       — А что происходит? Разве что-то происходит? — Чанёль озадачено нахмурился, удобнее подхватывая засыпающего малыша.       — Ким Чондэ также имеет право на место Главы. Если бы эта честь выпала ему, никто бы не запретил входить в офис нашего господина. К тому же, к концу подходят вторые сутки, а это значит, что, если бы Чондэ получил титул, он бы уже давно принял род и провёл церемонию.       — Значит, Главой станет Бэкхён, — парень поджал губы, опуская взгляд. Это звучало сложно, не говоря о том, чтобы вступать в должность. — Нам что-нибудь угрожает? Наверняка китаец захочет отомстить или нанести удар…       — Никаких движений в нашу сторону. За наш участок отвечает достаточно людей, пока волноваться не о чем. Как только появится информация о сомнительных передвижениях в нашу сторону, мы незамедлительно отреагируем. Чанёль кивнул, прикладывая ладонь к спинке ребёнка. Чонин так быстро заснул, что заставил удивиться.       — Всё будет хорошо, — мягко произнёс Сан.       — Да, я знаю. Я доверяю, просто… ситуация… Как ты думаешь, мне стоит написать ему или лучше не тревожить?       — В этом вопросе я Вам не советчик, — тихо ответил парень. Открывается входная дверь, и Чанёль тут же делает шаги назад, в последний раз удерживая долгий благодарный взгляд на охраннике. Когда начальник смены заходит, он видит привычную картину стоящего в углу Сана и омегу, ходящего около окна с малышом на руках. … центральный район похож на большой муравейник. Люди двигаются по одним и тем же тропам, словно унюхивают друг за другом особый след, способный привести их именно в то известное лишь им место. Светофоры замедляют движение, разрывая первый план и отдаляя людей друг от друга. Жизнь будто замирает, на мгновение позволяя главным героям уступить место второстепенным. Бэкхён равнодушно рассматривает людей, входящих и выходящих из торгового центра, ресторанов, офисов, баров. Улица переполнена свидетелями будущей сцены, часть из которых задействована в спектакле. Поразительно, но Чжана сдают его же, так называемые, партнёры. Смерть отца будто возвращает всё на круги своя, напоминая древним семьям о том, кем они являются и чьими товарищами они когда-то были. Семья, управляющая центром, связалась с Кёнсу полтора часа назад, если не меньше. Передали соболезнования и выразили желание помочь, небрежной фразой передав точное местоположение Чжана. За это время тяжело придумать что-то стоящее, но им удаётся вцепиться в улицу клешнями, чтобы сыграть, наконец, по корейским правилам.       — Он вышел из лифта, — передаёт Кёнсу. — Внимание. Общая готовность две минуты. Группа реагирования — четыре. Его пальцы касаются наушника, хотя гарнитура того не требует. Кёнсу на взводе, забывая удерживать контроль. Бэкхён сводит с него взгляд и поворачивает голову к окну: там, на противоположной стороне улицы, вход в многоэтажное здание — центральная точка, совокупность ресторанов, офисов, ателье, развлекательных мест. Это замкнутый сосудистый путь, обеспечивающий непрерывный ток крови, несущий клеткам кислород и питание… это могильная плита Чжана, пока ещё планируемая, но уже подготовленная. Заранее. Бэкхён закидывает ногу на ногу и опускает расслабленные ладони на бедро. Стеклянные двери открываются, выпуская охрану, затем выходит Чжан, оказываясь в кольце множества людей в чёрном.       — Работаем, — звучит приказ. Чжан спотыкается. Звучит выстрел. Китаец дёргается, хватаясь за плечо.       — Добивай! — рявкает Кёнсу. Охрана незамедлительно обступает мужчину, сгибая его и накрывая своими телами, становясь единым организмом. Стрелять больше не имеет смысла, но снайпер работает дальше. Засуетившийся худощавый человек со знакомым лицом греет взгляд.       — Помощника, — равнодушно бросает Бэк, подсказывая.       — В помощника давай! — цедит До. Очередной выстрел вынуждает цель дёрнуться и повалиться на тротуар. Из-за образовавшейся паники невозможно воздействовать на происходящее. Кёнсу досадно рычит, выгнувшись, чтобы лучше видеть происходящее. Бэкхён наблюдает за тем, как Чжана усаживают в машину. Она мгновенно заводится, готовясь съезжать с места, но вблизи слышится рёв набравших скорость автомобилей. Бён наблюдает за тем, как несколько машин со всей дури въезжают в зад и перед машины, припечатывая с двух сторон. Выскочившие на ходу водители едва могут соскрести себя с дороги, усеянной машинами. Их тут же сбивают несколько гражданских авто, но Бэкхён не переживает: он знает, что свои быстро подберут их, живых, благодаря мощной экипировке. Через несколько секунд звучат взрывы, оглушая всех вокруг. Этого недостаточно для того, чтобы бронированный автомобиль китайца получил существенные повреждения, однако, водитель либо в отключке, либо мёртв, а больше внутри машины никого нет, кроме Чжана.       — Тварь, — рычит Кёнсу, отворачиваясь от стекла. Бэкхён вовремя бросает приказ водителю, запечатывая всех внутри:       — Блокируй дверь.       — Господин! — напряженно произносит помощник, резко поворачиваясь к нему. Парень даже не обращает на это внимание, наблюдая за открывшейся чудовищной картиной: чёрный внедорожник несётся по тротуару, давя пешеходов, замешкавшихся и оглушенных людей. Тела буквально разлетаются в стороны, словно кегли на безбортовой дорожке в боулинге. Вдали уже слышно звуки сирен спасательных и правоохранительных служб. Чжан пересаживается в авто. Пламя задевает его, он пригибается и оперативно оказывается внутри автомобиля, который резко продолжает свой путь, едва не тараня автомобили. На дороге в буквальном смысле развернулся ад. Заметив, что водителей усадили на байки, Бэкхён осматривает место происшествия в последний раз и хладнокровно отворачивает голову.       — Сынмин, в офис. … Чанёль улыбается, наблюдая за малышом. Хэрин его вовсю развлекает, позволяя сделать передышку. Пак с самого утра не выпускал малыша из рук, всегда находясь поблизости. Чонин сегодня был в ударе: нервный, плаксивый, заведённый. Не сказать, что сам Пак чувствовал себя как-то иначе: последние два дня с тех пор, как Бэкхён написал ему сообщение о том, что попытка уничтожить китайца оказалась практически удачной, нервы были на пределе. Ёлю бы хотелось поговорить с парнем по телефону, чтобы лучше понимать его отношение к происходящему. Они не виделись уже пять суток, за это время настроение Бёна могло смениться. Потеря отца, безусловно, могла сорвать весь контроль — это не то же самое, что бой с кем-то из противников, которых застал Чанёль. Отчего-то казалось, что Бён сейчас в ярости, иначе как можно объяснить тот факт, что им удалось за несколько дней организовать несколько нападений?.. Возможно, Бёна мучила совесть и жажда мести съедала его, а может и нет?.. Чем сильнее были удары, нанесённые китайцу, тем больше Пак чувствовал назревающую бурю. Не шло речи о том, что мужчина не ответит. Где-то в какой-то момент что-то «выстрелит» и Бёну снова может стать очень больно. Джухён резко шаркает ногой, привлекая внимание. Чанёль поднимает на него взгляд: мужчина смотрит на свою руку с загоревшимся красным датчиком. Сросшийся со стеной Сан отодвигается и снимает автомат с предохранителя.       — Хэрин, код: 1.1 Женщина буквально взлетела, поднимаясь с колен и вталкивая Чонина в его руки. Малыш недовольно всхлипнул. Чанёль проводил непонимающим взглядом убежавшую Хэрин по направлению к детской, а потом панически поднялся с места, перехватывая ребёнка на руках, потому что Джухён выбежал из дома на улицу.       — Сан…       — Патрульные засекли передвижение неопознанных автомобилей, — произнёс парень, выходя в коридор. Чанёль обернулся к панорамным окнам, замечая, что вся охрана находится в полной боевой готовности, заняв позиции ожидания. — Они вступили в перестрелку. После патруля есть три поста — это последний рубеж. Чан вышел в коридор, удивлённо наблюдая за тем, как часть стены отодвигается.       — Обувайтесь и выходите наружу! Хэрин! — крикнул Сан.       — Я уже здесь! Только смеси возьму! — запыханно крикнула женщина, ринувшись на кухню.       — Господин, обувайтесь! — твёрдо произнёс охранник, копаясь с непонятными проводами. — Я заминирую вход и догоню Вас. Усадив ребёнка на стул, Чанёль быстро обул кроссовки и натянул на плечи вязаный кардиган. Хэрин ловко перепрыгнула провода, которые Сан натянул поперёк коридора, она поправила детскую сумку, до верха набитую какими-то вещами. Резко развернув его к выходу, она передала ему ребёнка и толкнула на улицу.       — В тоннель! — крикнул Джухён, взмахивая рукой. Чанёль бросился бежать, крепко прижимая к груди Чонина.       — Какой план?       — Как в прошлый раз: выбираемся отсюда через соседний дом, но поедем либо к офису, либо на большой склад — там охраны намного больше. Чанёль проводил взглядом ринувшиеся из гаража машины.       — Это для манёвра. Им придётся разделиться, чтобы удостовериться в том, что вы находитесь в автомобилях. Вся охрана останется здесь, чтобы создать видимость того, что им есть кого защищать в доме. С нами пойдёт всего семь человек.       — Они подъезжают. Шесть машин, начинается выгрузка, — прошипела рация.       — Атакуйте. Джухён и группа парней, двинулись к подсобке. Поднятый в тоннель щит впустил на разведку сразу четверых парней. Чанёль обернулся назад, глядя на остальных охранников, и упустил тот момент, когда рация снова зашипела и невнятно передала фразу о том, что путь чист. Джухён спустился первый, следом за ним Хэрин, затем Чанёль. В процессе пришлось передать ребёнка женщине, но как только он уверенно стал на ноги, снова забрал Чонина себе. Прямой путь уже подводил их к разветвлению. Они бежали так быстро, как только могли. Раздавшийся взрыв был плохо слышен, но очень сильно ощутим. Чанёль чуть не прокусил губу, от страха пригнувшись, едва не упав на колени.       — Что такое?       — Коттедж, — односложно произнесла Хэрин. Джухён был впереди них, передвигаясь намного быстрее, поэтому, когда он резко развернулся и крикнул «Ловушка!», выстрелы посыпались именно в него. Хэрин закричала, оглушая их, у Ёля кровь заледенела. Он остановился, оторопел, в ужасе едва мог вдохнуть. Оставшиеся три охранника незамедлительно встали перед ними. От автоматных очередей Чонин кричал так сильно, что Чанёль мельком побеспокоился о том, что барабанные перепонки могли лопнуть. Вооруженные люди выстроились перед ними целым строем. Им даже не хватало места, чтобы появиться всем, поэтому многие присели около углов. Возвращаться назад не было смысла: если коттедж разрушен, то территория наполнена вражескими бойцами; наверняка там до сих пор идёт бой. Чанёль испугано осматривал огромное количество оружия, направленного на них. От ужаса он едва мог вдохнуть. В мертвой тишине послышались шаги. Пак свёл взгляд вправо и увидел мужчину в чёрном костюме. Став напротив них в гуще охраны, он взмахнул рукой. В этот момент охрана впереди открыла огонь, но после нескольких точных выстрелов упали бездыханными. Они ранили не так много людей, чтобы это причинило существенный вред, но… Хэрин задушено вдохнула, тут же встав перед ним, закрывая своим телом. Чанёль едва осознавал, насколько сильно трясутся его колени, он с трудом понимал, что позволяет ему стоять на своих двоих и дальше. Он почувствовал, как Хэрин сжала в кулаки его кардиган, удерживая чётко позади себя. Но даже при всём этом, она была ниже него… Мужчина неприятно улыбнулся.       — xià wù hăo. … здесь своя атмосфера. Лучше, чем в реанимации, конечно, но недостаточно безопасно. По мнению Бэкхёна, мама должна находиться под контролем медработников круглосуточно, поэтому он заставляет врачей пойти ему навстречу. На время визита парень вышел, но перед этим описал произошедшее и объяснил дальнейшие действия. Не сказать, что Бэкхён удивился. В его состоянии удивляться вообще невозможно. На маму надели маску, чтобы на неё не воздействовала высокая степень контроля. Это ненадолго, он пришёл сюда на полчаса — не больше — и не будет приходить часто. Не видит смысла, да и нерешенных дел что с Чжаном, что с семьей, хватает по горло. Это всё глупости, конечно, не стоящие внимания, потому что маму перемкнуло и вряд ли она когда-нибудь станет прежней… Он просто не хочет запоминать её такой: поверженной, разрушенной, неспособной вести прежний образ жизни. Парень опускает голову, удерживая ладонь матери в своих руках. Ему с трудом удаётся перебирать в голове мысли — он не в том состоянии, чтобы о чём-то размышлять. Просто… обрывки прошлого мелькают на верхнем плане сознания. Он старается не думать об Ыну, но всё равно цепляется за него, разбирая парня по кускам. В конце концов, Бэкхён осознаёт, что затянул, заигрался, хотел лучшей жизни, прекрасно зная, что с детства её недостоин. Да, ему определённо не стоило надеяться на то, что омега выберет его. Он ведь знал, что истинность не повод для влюблённости и верности. Сколько таких пар он видел за всю жизнь, но всё равно надеялся… глупец. Войну необходимо прекратить. Очевидно, смысла бороться за что-то больше нет. Чжана нужно ликвидировать и всё — не больше. А после смерти отпустить омегу и откреститься, забыв о его существовании. Желания любить и быть любимым не было. Сейчас нужно сохранить то, что есть.       — Я будто в одно мгновение осиротел, — шепнул Бён, прикладываясь лбом к ладони, — без семьи, без дома, без родины. И солнце светит не так, и ночь наступает неправильно, и время несётся впереди всего, даже вдохи обжигают вместо насыщения. Мама… Возвращайся ко мне, мама. Мне столько всего нужно сделать… Даже если ты возненавидишь меня, пожалуйста, всё равно возвращайся. Каждый твой вдох будет дарить мне силы жить дальше. Помоги мне в последний раз, потому что я больше ничего не понимаю и не знаю… Около палаты стоит куча охраны. Все вперемешку: и знакомые ему глаза товарищей, и люди отца. Бэкхён кивает, и медик возвращается на своё место, закрывая за собой дверь в палату. Несколько парней даже голову не поднимают, открывая планшеты и подключаясь к камерам в плате — они также ведут круглосуточное наблюдение. Опустив взгляд в пол, Бён слегка сгибается, скрепляя руки за спиной, обхватывая пальцами собственное запястье. Ощущает себя заключённым, а собственное тело — тюрьмой. Он не чувствует усталости даже сейчас, но с удовольствием сгибает плечи, расслабляя болящую спину. Каждый шаг импульсом отдаётся в позвоночник, словно он уже на последнем издыхании, но разве это ложь, если за пять суток он регулярно моментами отключается не дольше, чем на полчаса. С таким уровнем контроля он вычерпывает все внутренние ресурсы. Бэкхён даже не думает о последствиях — наверняка его сердце остановится, когда он понизит концентрацию. Грохот двери вынуждает Бёна замереть. Он не поднимает голову, продолжая стоять со сложенными позади руками. За шумным дыханием и грузным бегом едва можно распознать Кёнсу. Охрана вокруг него перестаёт существовать. Парень закрывает глаза и концентрируется на чужом дыхании, готовясь вслушаться в информацию, какой бы она не была.       — Господин, все посты и рубежи ликвидированы, коттедж наполовину разрушен и горит, половина охраны убита, в тоннеле обнаружены трупы наших парней и начальника смены Джухёна, в соседнем доме вся охрана так же перебита. Нет ни Сана, ни Хэрин, ни вверенного с ребёнком. Мы их потеряли. «В Главу стреляли…», «коттедж наполовину разрушен…», «кое-что случилось, господин», «в тоннеле обнаружены трупы…», «что случилось?», «нет вверенного с ребёнком», «меня слышно, босс? Снижай скорость», «мы их потеряли». Шумное дыхание Кёнсу оглушает. Бэкхён открывает глаза. Взгляд впечатывается в белую плитку. Лёгкие впускают в себя воздух. Шея всё ещё отказывается держать голову ровно, но Бэкхён поднимает её настолько, насколько может, чтобы взглянуть на парня. «Мы их потеряли».       — Найди мне Чжана.