Вверенный

      — Подавитель цикла, пожалуйста, — запыханно произносит Бэкхён, доставая наличные, — для омег. Кивнув, фармацевт быстро вбивает что-то на компьютере и начинает перечислять ему препараты. Откровенно говоря, у Бэкхёна не было ещё возможности выбирать подобные препараты самостоятельно. Обычно этим занимался либо соответствующий медик, либо Кёнсу, но оба сейчас ему недоступны.       — Послушайте, — прерывает Бэк, тут же вкрадчиво продолжая: — Я покупаю таблетки не для своего омеги. Всё, что я знаю, я могу Вам сказать: сформированный омега, двадцать восемь лет, полтора-два года стабильно имеет половую связь, исходя из этого можно предположить, что цикл установился. Парень немного склоняет голову, озадачено глядя на экран компьютера. В итоге сходятся на том, что Бэкхён покупает четыре препарата, подходящие под описанные вводные. Хоть какой-то из них должен быть знаком Ыну. Маловероятно, что в последние годы ему приходилось глотать таблетки, но, к сожалению, теперь он будет вынужден это сделать для своей же безопасности. На самом деле Бён едет туда без задних мыслей. Ему казалось, что он уже наполовину смирился с собственным положением третьего лишнего, но оказалось, что альфа внутри был с этим не согласен. Он заставил его понервничать, едва услышал от охраны, что омега оставил записку на пороге о том, что ему необходима помощь. Это было то, чего хотелось бы избежать, но время к циклу действительно подходило. Оскорбляло то, что омега не стал звонить ему лично, а передал послание через парней. Ворота уже были открыты. Парни кивнули ему, когда он был на въезде, и остались стоять на месте. Бэкхёну не оставалось ничего иного, кроме как поднять контроль и выйти из машины. Дом пропитался Ыну так, словно строился из грёбаного картона. Бён поводит носом, но в итоге ничего не ощущает, оставляя себя за пределами неадекватности. Запах если и вдыхается, но совершенно не будоражит сознание. Бэк разве что осознаёт, каков на самом деле истинный запах Ыну: добротный сбор сухофруктов. Он поднимается на второй этаж и останавливается около двери в спальню, отчего-то затормозив на полпути к истинному. Какая-то мерзкая его часть умоляет ослабить контроль и позволить себе хоть раз в жизни вдохнуть насыщенный запах истинного, чтобы запомнить его и сохранить в сердце, как приятное воспоминание. Что-то нашептывает ему сдаться всего на пару секунд, но отрезвляющий рёв вынуждает плечи дрогнуть: что, если у них ничего не сложится, и тогда Бэкхёну придётся всю жизнь лелеять воспоминания о сладком запахе — единственном напоминании о том, что у него всё-таки был истинный партнёр?.. Рука тянется к двери и постукивает несколько раз, прежде чем нажать на ручку и открыть вид на комнату. Ыну нет в комнате. Из соседней двери слышится шум работающего душа и редкие всхлипы. Бэкхён осматривает сбитое одеяло, скомканную подушку и лежащую на полу пижаму. Он и сам не знает, почему картина кажется чрезмерно печальной и даже отдаётся во рту горечью. Кристально чистое сознание воспринимает всё так, словно он был провокатором чужих страданий, и это больно бьёт в грудь. Бён даже не входит в комнату: от двери бросает пакет с таблетками на постель и закрывает за собой дверь. Искушение? Он бы так это не назвал. Контроль провожает его по лестнице до самой входной двери, где он позволяет себе сделать глубокий вдох и закрыть глаза. Запах под адским контролем ощущается как обычный воздух. Нет этого удушающего чувства… выпечки. Нет вязкой слюны во рту. Нет пламени в теле и желания в сознании. Он не позволяет себе сойти с ума, хотя так сильно этого хотел, что мог бы… хотя бы на немного проявить слабость. Бэкхён выходит за дверь, расслабляется и делает глубокий вдох: сырой воздух после прошедшего дождя отрезвляет не хуже контроля. Закурив, он опускает ладонь на перила террасы и выпускает дым. «Так странно быть правильным», — думает он. И разве это не так? Достаточно войти в дом без контроля, как омеге ничего не останется, кроме как сопротивляться самому себе. И, безусловно, это будет большой ошибкой, поскольку едва они придут в себя после сцепки, это может стать точкой между ними. Понятие «хочу» и «позволяю» сильно разнятся, и не каждый альфа воспитан так, чтобы разделять эти два слова, чтобы не совершать ошибок и не оставлять партнёрам травм. Ыну не простит ни себе, ни Бёну случайного секса. Как бы сильно он этого не хотел сейчас, нервный от отсутствия постоянного партнёра, он не сможет принять то, что может между ними случиться. Бумага сгорает. Бэкхён смотрит на неё, затягиваясь. Остаются только перемешанные оттенки серого. Хочется дать себе слабину впервые за столько времени. Чёрт, он так давно не был с омегой, но это… прямая дорога в ад. В свой личный. Что-то внутри гложет, подсказывает, что с этим омегой ничего не выйдет. Сомнения жрут его наживую, он разрывается на куски, не зная, куда себя деть и как не поддаться искушению, которое потом будет отравлять его жизнь до конца дней. Потому что Ыну уйдёт. Он найдёт отсюда выход, не стерпит такого слабого альфу, как Бён, потому что у Бэкхёна нет ничего, что он мог бы дать такому омеге. Бэкхён спускается по ступенькам и медленно идёт к машине. Ветер гуляет в голове и рвёт на куски все «за» и «против», потому что он будет жалеть об этом в обоих случаях: если сдастся искушению и не поддастся. … Чанёль улыбается, глядя на Чонина. Малыш уже должен достаточно хорошо его видеть, поскольку подолгу задерживает на нём взгляд, пока Пак сюсюкается с ним. Внимательный взгляд насыщенных карих глаз поражает. Чану кажется, что он не успевает улавливать изменения, которые с ним происходят, потому что ещё недавно тот смирно лежал на спинке, а теперь (не без усердия) перекатывается на живот и придерживает себя ручками. Хэрин не может ими налюбоваться: Ёль нередко замечает, как женщина ласково наблюдает за ними. Парню хотелось, чтобы Чонин смог так же хорошо запомнить и Бэкхёна, но, кажется, ситуация усугубляется. За множеством забот, которые он переложил на себя в уходе за ребёнком, он и сам уже не помнит, когда в последний раз видел Бёна. Может, два дня назад?.. Он берёт кряхтящего малыша на руки и поднимается с места, неосознанно цепляясь взглядом за охранников. Сан. Чанёль поджимает губы, отводя взгляд к ребёнку. Наверное, было бы лучше ничего не знать, но с другой стороны он и так прожил больше полугода в неведении, чтобы осознать, как трудно ничего не знать. Наверняка стоит просто научиться перестать бурно реагировать на услышанное, но… Всегда есть какое-то «но». Вряд ли можно отреагировать безэмоционально, когда узнаёшь, что единственный родной тебе человек попал в аварию и находится в больнице. И даже после того, как он увидел парня вживую, на душе легче не стало — камень опустился ещё сильнее. С каждым днём тучи сгущались всё больше. Парню казалось, что вот-вот грянет гром и случится что-то такое, что поставит во всём этом точку. Иногда он думал о том, что хотел бы увидеть завершение всего этого кошмара, потому что это истощает и Бэкхёна, и его самого. Безусловно, было бы трудно ужиться с ещё одним омегой и наблюдать за их развивающимися отношениями… Чанёль наверняка бы сошёл с ума от зависти, потому что… ему тоже хотелось бы получить любовь. Хоть от кого-нибудь. Нет даже малейшей вероятности, что найдётся человек, которому был бы нужен Ёль, как омега, ещё и с ребёнком, но… Речь вообще не о нём, верно?.. Боль ела и за себя, и за Бёна. Он и так его нечасто видел, а с отсутствием Кёнсу рядом, парню придётся взять на себя весь объём обязанностей, и когда они теперь встретятся снова. Да и то, можно ли назвать встречами то, что Бэкхён приезжает переодеться, поцеловать их обоих в лоб, спросить о самочувствии и тут же уехать. Чанёль даже не успевает ничего спросить и хоть как-то выразить поддержку… Только и остаётся смотреть на парня горящими глазами, молчаливо умоляя его держаться и быть осторожным. Закрывается дверь. Чан удивлённо поднимает взгляд на Хэрин, которая улыбается и поднимается с места. Бэкхён выходит из-за угла и его серое лицо немного светлеет, улыбнувшись при виде Чонина. Охрана тут же покидает дом, в то время как Бён подходит ближе, чтобы взять ребёнка на руки. Чанёль жадно всматривается в измождённые черты лица и делает слабый вдох, который бьёт его в грудь с неимоверной силой. Тошнота поднимается к горлу. В носу тут же защипало от запаха омеги в цикле. Жесткого терпкого аромата парня нет, никакого смешения или подтверждения этого нет, но даже этого достаточно для того, чтобы его лицо изменилось настолько, что Бэкхён присел рядом и спросил, всё ли с ним в порядке.       — Да, — поспешно выдал Пак, шмыгая носом. — А у тебя?       — Трудно сказать. Мне нужно будет отлучиться на несколько дней… Чонин оглушительно чихает, вынуждая их обоих уставиться на него. Пока Чанёль панически думает о том, где он мог застудить ребёнка, Бэкхён передаёт малыша Хэрин и поднимается с места.       — Мне нужно переодеться. Несмотря на ожог беспокойства, Чанёль не может не бросить вопрос вдогонку стремительно поднимающемуся по лестнице парню:       — Ты уедешь сразу? Сейчас?       — Я задержусь. Есть что перекусить? Не дожидаясь ответа, он уходит в свою комнату, и Чан с перекошенным лицом поворачивается к Хэрин.       — Он чихнул.       — Я видела. Господин Бён переоденется и больше этого не произойдёт. Чанёль наблюдает за тем, как у малыша потекла прозрачная влага из носа, и пораженно протягивает женщине салфетки.       — Что за чёрт?       — Слишком большая концентрация запаха для младенца. Слизистая пока не способна выдерживать такой уровень феромонов. Возможно, у вас это семейное, — Хэрин усмехается, когда парень неосознанно шмыгает носом который раз подряд. — Приятного мало, но это лишь реакция организма, а не простуда. Поднявшись с места, Чанёль оглушительно сморкается в салфетки и уходит на кухню к урне. Хэрин двигается следом за ним.       — Разве такое бывает? — удивляется Пак.       — У Вас же сработал защитный механизм, так почему у малышей не должен.       — Но я не… это же не я… А причём здесь я? Пытаясь скрыть улыбку, женщина поворачивается к нему боком.       — Вы ещё такой неопытный омега, Чанёль. Ваше тело подаёт столько сигналов, а Вы их даже не замечаете. Смутившись, Ёль открывает рот, чтобы задать вопрос, как внезапно сбоку Хэрин вырастает Бэкхён. Наспех наброшенная футболка и домашние штаны греют сердце, буквально говоря «я задержусь чуть дольше, чем на немного». Заметив порозовевшие щёки Чана, который тут же отвернулся к холодильнику, парень опустил взгляд на Хэрин, приподнимая бровь.       — Мы будем в детской. Чонину нужно прочистить носик. Чанёль достаёт остатки завтрака, который не осилил самостоятельно, и впихивает пиалы в микроволновку. Бэкхён заливает воду в чайник и нажимает на кнопку, после чего поворачивается к нему.       — О чём речь?       — Если бы я знал, — шепнул Ёль. … разрываясь между поставками и приёмкой двое суток подряд, Бэкхён хочет лишь одного: лечь спать. Однако, у него нет ещё одного помощника, на которого можно было бы свалить кучу дел и пойти отдыхать. Чем больше он возлагает на себя дел, тем больше понимает, что некоторых людей не стоит держать у себя в офисе. Безусловно, если сотрудники, которые способны выполнять дела без уточнений и догадок, но есть и те, которым всё приходится разжевывать и это буквально убивает время, которое Бён мог бы потратить на что-то более важное. Китаец затаился. Бэкхён находился в нервном напряжении, когда отдавал товар. Отгрузка была под таким контролем, что клиенты могли бы удивиться, если бы не знали, в какой ситуации он находится. О его стычке с Чжаном не знали только собаки. Бэкхёну пришлось попотеть, чтобы всё прошло хорошо, но, кажется, переживать было не о чём. Наверняка Чжан был всецело сосредоточен на других более важных делах, а может быть и на его омеге. Думать ещё и об этом совсем не хотелось. Бён возвращается домой в начале шестого. Он выходит из машины и делает глубокий вдох, пропуская прохладный воздух в лёгкие. Сейчас ещё приятно находиться на улице, но наступит обед и от духоты не захочется вылезать из офиса. Сменив туфли на комнатные тапки, Бэк проходит мимо гостиной и внезапно останавливается. Сан оборачивается к нему, прошивая его взглядом. Мгновение узнавания проскальзывает так же незаметно, как и сам парень проходит мимо него, пока Бэкхён жжёт его напряженным выражением лица. Чанёль, кажется, ничего не замечает вокруг себя. Бэкхён прислоняется плечом к арке и осматривает омегу: в свете восходящего солнца его лицо кажется более бледным, нахмуренные брови сошлись на переносице, а взгляд задумчивых глаз кажется огорчённым. Бён знает, что причин для этого предостаточно, но всё равно не может удержаться от вздоха. Его всегда так тянет домой, но в большинстве случаев приходя сюда он ощущает вину вперемешку со странной затаённой радостью. Душа успокаивается и сердце уже не бьётся через силу… Бэкхён снимает пиджак и перебрасывает его через спинку стула. Чанёль моргает и переводит на него взгляд, пока он подходит ближе к нему. Выражение чужого лица тут же смягчается, а глаза наполняются лаской. Поразительно, но Пак даже не пытается скрыть своих чувств, а может быть просто не замечает этого за собой. Бэкхёну всё равно: он эгоистично радуется тому, что омега рад его видеть.       — Доброе утро.       — Доброе утро. Чужой голос немного ниже обычного. Интересно, в начале дня так всегда или только сейчас?.. Бэкхёну уже и не вспомнить, как было раньше. Возможно, «раньше» и не существовало. Чанёль будто всегда здесь был и это его дом, и это к нему Бэкхён прокрадывается время от времени, чтобы насытиться покоем и снова идти в бой.       — Кофе? Бэкхён кивает. Говорить не хочется. Не сейчас, когда омега кажется таким мягким и загадочным, когда хочется только смотреть и ничем не прерывать это мгновение затишья. Чанёль передаёт ему жгуче горячий кофе, и парень прислоняется бедром к кухонной тумбе спиной к окну. Наверное, он не выдался плечами и ростом, чтобы закрыть Пака от солнца, потому что оно продолжает ласкать чужое уставшее лицо, настойчиво заглядывая в тёмные глаза. Тишина. Покой. Умиротворение рядом с дорогим человеком. И очевидность, плавающая вокруг Бёна.       — Я спрошу у тебя кое-что, — тихо произнёс Бэк. — Кое-что об истинном. Ты ответишь мне честно? Чернота в чужих глазах дрогнула. Чанёль моргнул и море всколыхнулось, заполняя взгляд беспокойством и неловкостью.       — Я всегда честен с тобой.       — Тогда скажи: стоит ли мне бороться за истинного? Резкий вдох что-то разрезает между ними. Всё происходит так быстро, что Бэкхён не успевает понять, что произошло.       — Тебе ответить умом или сердцем?       — Умом.       — Ты наверняка любишь его, верно? — говорит Чан, опуская взгляд. — И жизнь уже не представляется иной, кроме как рядом с ним? — эти вопросы… ни к чему. Бэкхён молчит, пораженно наблюдая за тем, что перед ним раскрывается. — Конечно борись, Бэкхён. Это ведь часть тебя, твоей души. Когда ты завоюешь его, он сделает тебя сильнее и наконец-то ты будешь счастлив.       — А если не завоюю? — едва слышимо вопрошает Бэк.       — У нас с тобой единый путь, Бэкхен. И у вас будет так же.       — Одна ли у нас с ним дорога? Может, для него пейзаж иной и земля покажется вязким болотом? Может, он представляет себя на этом пути совсем другим… не моим омегой, а кем-то более свободным?.. Если я начну бороться, я потеряю всё: весь свой род, тебя и Чонина, работу, смысл жизни, абсолютно всё, Чанёль.       — Борись, Бэкхён, — парень поднимает на него взгляд, и Бэкхён задерживает дыхание, встречаясь с искрящимися слезами в чужих глазах. — Ты имеешь право рискнуть всем, чтобы добиться счастья. Возможно, потом любовь приложится вместе со смирением и он ни о чём не будет жалеть.       — Ты говоришь мне пожертвовать собой, умом или сердцем? Ёль поджал губы:       — Мы не говорим обо мне. Бэкхён отставил чашку и подошел к Паку ближе, напряженно вглядываясь в чужие глаза. Сердце забилось быстрее, а сознание сконцентрировалось на омеге, пытаясь уловить ходящую на периферии очевидность.       — Я говорю о тебе.       — Умом, — шепнул он.       — А что говорит тебе сердце?       — Что ты слишком измучен этим омегой, — прошептал Чанёль, смаргивая слёзы, чтобы выступили новые. — Что ты заслуживаешь лучшего партнёра. И я совсем не понимаю, как он может отвергать тебя или что там между вами происходит. Я не понимаю происходящее, но я способен видеть и чувствовать что… то, что между вами происходит, причиняет тебе только боль. Моё сердце не хочет ни видеть, ни чувствовать рядом с тобой омегу, который не ценит тебя и даже не пытается хоть как-то воздействовать на ситуацию, чтобы… хоть немного всё изменилось в лучшую сторону. Но ты… ты борись, Бэкхён, конечно борись. Я говорю это, потому что потом буду ненавидеть себя за то, что не сказал это. Борись, но не слишком сильно, чтобы от тебя хоть что-то осталось мне. Чанёль втягивает губы, будто наказывая себя за то, что произнёс эти слова. Пока Бэкхён хаотично пытается уловить происходящее, омега закрывается в себе и отпускает слёзы.       — Прости, я не должен был этого говорить, — поспешно протараторил парень. — Я не имею права говорить такие вещи. Я… я прошу прощения. Это твой омега и только тебе решать, что делать дальше.       — Всё хорошо, — заторможено произносит Бэкхён. — Не переживай, родной. Вот так и получается, что Бэкхён остаётся последним, кто должен принять решение «за» или «против». Однако, очевидно, что если Бэкхён прикончит мешающего Чжана, Ыну возненавидит его и откажется жить дальше. … после отъезда Бёна, Чанёль в смешанных чувствах возвращается к себе в комнату и судорожно выдыхает, плюхнувшись на кровать. Мысли скручиваются в непонятный ком, не позволяя найти хоть одну цельную нить. Он и сам не знает, отчего столько всего наговорил, хотя не должен был! Такие вопросы должен решать только Бён и даже спрашивать совета не стоило. Чанёль накрывает лицо ладонями, едва находя в себе силы, чтобы признаться себе в эгоизме. Да, он не хочет видеть рядом с Бёном другую омегу. Да, он боится его потерять. Да, он жутко скучает по нему и не хочет, чтобы его кто-то делил вместе с ним. И да, он слишком напуган тем, что с ним и Чонином могут расправиться, если Бэкхён всё-таки решится бороться за свою пару. Это бьёт в грудь ещё сильнее. Чанёль плачет от того, что собственным языком подтолкнул парня к войне, в которой тот может потерять всё. Пак не готов терять ни Бёна, ни ребёнка. Не после того, что им пришлось пережить! Он едва оправился после родов, как череда бед снова выстроилась в линию… Как бы не было неприятно, парень всё же осознаёт, что Бён сделал для него слишком много, чтобы он мог не согласиться с чужим выбором. Если Бён решится, то Чанёль проглотит свой язык и будет смиренно жить дальше, потому что больше у Чанёля никого нет. Чудовищная зависимость и отказ от свободы делают его жалким. Куда бы его мысли не заводили — всегда был тёмный угол. Чанёль плачет, умоляя себя заткнуться и не переживать, даже не подозревая, что за ним наблюдают через щелку в незакрывшейся двери. … бросив журналы на стол в плановом, Бэкхён молча вылетел из кабинета. Замкнув кабинет Кёнсу на ключ, он закинул ключи на кресло в своём кабинете и стремительно двинулся к выходу из офиса. И без того забитая делами голова пухнет от добавившихся дел. Сознание перемалывает произошедший мгновением назад разговор с охраной коттеджа Ыну. Не сказать, что он ожидал чего-то подобного, но он знал, что такое может случиться. Тесная жизнь в кругу омег заставила повидать его достаточно много, чтобы он имел понимание происходящего, однако за всеми своими делами в отсутствие Кёнсу, Бэкхён вычеркнул цикл истинного из своей головы. Напрасно. Вероятно, необходимо было оставить его под присмотром медика, но он банально об этом не подумал. Не успел? Не захотел?.. Как всегда приезжает на факт. До больницы добирается в кратчайшие сроки. Ребята добрались до ближайшей, городской, поэтому придётся продумывать всевозможные варианты обеспечения безопасности парня. Наверняка Чжан не упустит шанс оказаться рядом с Ыну и уговорить его сбежать. Хотя, наверное, это слишком низко для такого человека, как Чжан.       — Где ты, парень? Куда мне идти?       — Мы на третьем этаже около сто восьмой палаты, босс.       — Сейчас буду. Не тратя время, он сбрасывает звонок и поднимается по лестнице ко входу, не видя ничего вокруг. Обойдя с правой стороны регистратуру, Бэкхён успевает войти в лифт и нетерпеливо постукивает пальцами по корпусу телефона. Он вылетает из лифта, утыкаясь взглядом в сотую палату, и тут же сворачивает вправо, замечая своих парней без оружия, но всё ещё экипированных и внушающих опасения персоналу. Не успели сбросить груз, спешили. Он не успевает дойти до них всего с десяток метров, когда цепляется за такой же поспешный шаг и утыкается взглядом в Чжана. Втянув в себя контроль на инстинктах, Бэкхён замедляет шаг вместе с китайцем и неспешно подходит к двери, останавливаясь вместе с ним чётко около палаты. Чжан ничего не говорит, не говорит и Бён. Охрана не отступает по обе стороны двери, даже с учётом ощущаемой угрозы. Бэкхён осматривает двух охранников позади китайца и уговаривает себя не спрашивать «Всего лишь два?». Противник перед ним не выглядит идеальным до тошноты: причёска сбилась, дыхание вот-вот придёт в норму, взгляд если и чистый, то только благодаря поднятому контролю. Бэкхён наверняка выглядит так же, однако, только у него по-настоящему есть право находиться здесь. Совершенно неожиданно дверь слева открывается, и они вынуждены повернуть головы к врачу. Удивлённо уставившись на них, он спрашивает, чем может помочь, после чего Бэкхён бросает напряженный взгляд на китайца и берет разговор в свои руки.       — Омега в палате — Чха Ыну — мой истинный омега. Я могу узнать о его состоянии?       — А это? — мужчина уважительно кланяется, но абсолютно неуважительно тыкает мимо китайца. — Прошу прощения. Чжан скашивает на Бёна такой же напряженный предупреждающий взгляд.       — Это со мной, — заверяет Бэкхён, едва удерживая лицо. — Так что с омегой? Он в порядке?       — Состояние повышенного напряжения подняло привычную симптоматику цикла до крайней отметки. Проще говоря, стресс усугубил его самочувствие, но сейчас с ним всё в порядке. Полагаю, это состояние мог бы сбить любой фельдшер скорой помощи. Каждая струнка напрягается в Бёне, когда слышит об этом. Сомнения тут же взмывают ввысь, поднимая в нём беспокойство. Что, если это какой-то план?.. Ыну мог сговориться с Чжаном сымитировать усугублённое состояние, чтобы покинуть коттедж и при этом не спровоцировать бойню на воротах.       — Можно его увидеть?       — Можно, если он захочет Вас увидеть, разумеется. «Разумеется». О, даже если он не захочет его увидеть, Бэкхён наставит здесь столько охраны, что весь этаж ахуеет. Он не отпустит эту омегу так просто, даже если эти чёртовы игры за его спиной не закончатся!       — Мы всё же попробуем, с Вашего позволения.       — Пожалуйста, — врач добродушно пробирается сквозь них и уходит в ординаторскую. Перебросившись напряженными взглядами, даже не пытаясь понять, кто войдёт первым, Бэкхён протягивает руку и открывает дверь. Ыну лежит на боку, скукожившись в ком. Заплаканное лицо кажется чрезмерно бледным, а краснота вокруг глаз делает их маленькими и слезящимися. Омега шмыгает носом и, едва завидев его, подрывается с места:       — Убирайся! Я не хочу тебя видеть! Проваливай, Бён Бэкхён! Кровь застывает, его будто обливают ледяной водой.       — И ты тоже! Я ненавижу вас. Ни тебя не хочу видеть, ни его! Проваливайте оба! Содрав из вены капельницу, омега дёргается на постели, чтобы подняться, но оказывается слишком слаб, чтобы сделать это достаточно быстро. Чжан застывает рядом с ним, но тут же бросается к нему с протянутой рукой, от которой Ыну испугано отодвигается.       — Отвали от меня! Не хочу тебя видеть! Даже не думай трогать меня, Чжан Исин! Медбрат пробирается в палату и неаккуратно задевает Бэкхёна плечом. Он чуть не спотыкается о воздух, но до сих пор не может осознать происходящее, едва находя силы, чтобы оторваться от бешенного взгляда Ыну.       — Я не ваша собственность! Я свободный человек! Неужели нельзя решить свои дела без войн и перестрелок?! Медбрат пытается до них достучаться, указывая на дверь, параллельно заклеивая руку парня. Он нажимает несколько раз на кнопку вызова персонала и уже через мгновение здесь оказывается ещё несколько помощников, которые укладывают ревущего парня на постель. Ыну плачет так, будто вся эта жизнь ему ненавистна, а его заставляют дышать дальше. Бэкхён чувствует себя так каждый день.       — Я решу. В кратчайшие сроки, — бросает Чжан. Кажется, его слышит только Бён, а, может, это было сказано только для него, но слова уже не заберешь. Китаец обходит его боком и покидает палату, следом за ним выходит и Бэкхён. Расходятся так же: по разные стороны выходов из корпуса. … малыш половину дня был таким активным, что к обеду уже начал клевать носом. Чанёль укладывает Чонина спать и присаживается в кресло рядом с кроваткой. Заметив, что Сан встал около открытой двери в своей неизменной позиции, Ёль отводит взгляд к сыну, едва подавляя зевок.       — Вы плохо спите в последние дни, — звучит голос. — Можете устроить тихий час и для себя. Слабо улыбнувшись, Чанёль лишь качает головой. Чонин уже уснул, не тревожа долгими нервными всплесками и другими реакциями, какими бы они не были. Немного понаблюдав за ребёнком и удостоверившись в том, что всё в порядке, Чанёль открывает книгу и уставляется на страницу пустым взглядом. Не будь последних дней, он бы проглотил этот детектив до конца, но мысли кружились вокруг совсем иных событий. Возможно, он просто накрутил себя и поэтому потерял сон? Или отсутствие Бёна так сильно сказывается на нём в который раз?.. Неясно.       — Вы чем-то огорчены. Вздохнув, Ёль поднимает взгляд чуть выше книги, пытаясь найти ответ на сказанное. На самом деле он не совсем понимает, должен ли он продолжать подобный разговор. Безусловно, Сан ему ближе, чем кто-либо другой из охраны, но обсуждать что-то личное намерений нет. При этом же Пак ощущает некоторую необходимость поделиться своими неоднозначными чувствами. Разве вокруг есть кто-то другой, способный выслушать его в любой момент?.. Не собрав нужных слов для успокоения чужого беспокойства, Чанёль пожимает плечами.       — Немного?       — Для Вас даже «немного» — это много, — Ёль усмехается, поднимая на парня взгляд. — Вы не должны испытывать грусть. Совсем.       — Так складывается судьба человека: как видишь, я мало что могу выбрать в этой жизни. Что имею, с тем и живу. Очевидно, это звучит достаточно аргументированно в их реалиях, поэтому Сан молча кивает. Чанёль же снова замирает взглядом на ковре, сильно задумавшись о сказанном.       — Мне жаль.       — Мне тоже, — автоматически прошептал Ёль. — Надеюсь, эти грусть и страх когда-нибудь покинут мою жизнь. Хочется быть свободным от негативных эмоций. А иногда… хочется просто быть свободным.       — Не положено. Чанёль грустно улыбается, закрывая глаза.       — Не положено. … ожидание неизбежного отупляет рассудок. Бэкхён не один раз сталкивался с этим чудовищным чувством неизбежности. Оно похоже на затишье перед бурей, которая назревает достаточно стремительно, но отупевший от напряжения рассудок не позволяет человеку сдвинуться с места и получается, будто он не встречается с бурей лицом к лицу, а буквально становится ею. И тогда захватывает дух так, что невозможно вдохнуть. Хватаешь ртом воздух, грудная клетка натужно вздымается, а толку нет — воздух не проталкивается — коллапс, кома. Он пробыл в напряжении достаточно времени, чтобы отупеть до определённой точки. Двух суток без сна оказалось достаточно для того, чтобы его тело сдалось, а вместе с ним и рассудок. Вероятно, именно поэтому он и поехал туда, куда его завели — в ловушку — даже не подумав о том, что настоящая угроза назревает где-то в другом месте. Во время поездки Бэкхён всё время думает о Кёнсу — не о перестрелке на большом складе, не об умирающих людях, не о возможной ошибке, а о друге. Бёну хочется разорвать До на куски, потому что без него он не может адекватно воспринимать реальность. Кёнсу, оказывается, больше, чем просто помощник. Он что-то более возвышенное, чем руки, делающие за него работу, и голова, думающая за него, когда он на это не способен. В боковом зеркале видно, как колона машин пристраивается около него, отсвечивая фарами — свои. Группа реагирования снялась со склада, чтобы помочь ему безопасно добраться до нужной части города. Стрелка на спидометре заскакивает на сто двадцать, а Бэкхён только и может думать о Кёнсу. И ещё немного о том, что готов свернуть руль и оказаться в кювете весь переломанный и бездыханный, потому что сердце ещё до приезда начинает болеть от осознания того, что совсем скоро придётся провожать товарищей в последний путь. На подъезде к складу всё настолько тихо, что Бэкхён не успевает вовремя среагировать и заезжает-таки на территорию. Ребята подбегают к нему, пока он снимает пистолет с предохранителя. Начальник смены опускает маску и задаёт вопрос, который звучит, как удар оглушающий колокола:       — Что-то случилось, господин Бён? Всё замерло: шум автомобилей, стук подбегающих ботинок, перезаряженных автоматов. Немая сцена из напряженных глаз мужчины и замершего Бёна прерывается резким глубоким вдохом парня. Бэкхён оборачивается с диким рёвом, едва слыша себя из-за пульсации в ушах:       — Назад!!! На средний склад! Быстрее! От осознания надвигающегося провала сердце колотится ещё быстрее, чем от испытанного только что шока. Бён дышит так загнанно, будто не ведёт машину, а бежит рядом с ней. Он думает о том, что нужно позвонить охране домой, нужно немедленно мобилизовать всех в коттедже, позвонить отцу, но руки не отрываются от руля. Бэкхён нажимает на педаль газа, чувствуя, как начинает терять над собой контроль. Стрелка скачет к ста сорока, он едва может чувствовать машину в своих руках, но всё равно давит ногой на педаль, будто она не его, будто он над ней не властен. Сквозь шум в ушах до него добираются обрывки чужих фраз с просьбой остановить автомобиль. Бэкхён ничего не слышит. Ему кажется, что это игра сознания, но на периферии перебирает возможные варианты — откуда может доноситься чужой голос. Рация шуршит ещё несколько раз, прежде чем чужой голос требовательно просит его остановить машину:       — Господин Бён, я повторяю, средний склад захвачен. Ехать туда бессмысленно. Мы потеряли ребят. Он пуст. Повторяю: средний склад захвачен, никто не отвечает на связи, мобильные телефоны никто из смены не берет. Меня слышно, босс? Снижай скорость. Немедленно снижай скорость.       — Мы потеряли? — задушено переспрашивает Бэкхён, опуская взгляд к полу, чтобы увидеть чёртову нужную педаль. Он забывает, как управлять этим дерьмом. — Мы всех потеряли?.. Совсем? Вообще вс…х? Нервы натягиваются до предела. Паника захватывает его с такой силой, что он буквально вынужден резко нажать на педаль тормоза. Машина подскакивает, но он умудряется необъяснимым способом удержать её на трассе. Дрожащие руки мокрые от пота. Бэкхён весь мокрый вываливается из авто, едва удерживая себя на ногах. От шума в ушах хочется удавится. Бэкхён предчувствует назревающий приступ потери контроля и низко наклоняется, ухватившись за внутреннюю ручку двери автомобиля. В голове нет ни одной мысли. Сознание хаотично пытается объяснить себе происходящее с организмом изменения. Бэкхён задушено вдыхает и выдыхает, слюна капает на асфальт, пока он стоит, выпучив глаза. Назревающий звон в голове ничем не перебивается. Ему кажется, что всё тело немеет — такая чудовищная слабость накатывает на него в это мгновение. Подкошенные ноги ударяются об асфальт, но он не чувствует боли. Он думает о том, как бы аккуратно лечь на землю, чтобы выровнять тело, но в итоге буквально заваливается на неё. Тело дрожит так, что невозможно удержать себя в руках. Он видит обошедших машину нескольких ребят в экипировке, но те отшатываются от него, как от прокаженного. Бэк с силой сжимает пальцы в кулаки до побеления костяшек, представляя, как сжимает контроль внутри себя, пытаясь уровнять себя и одолеть внутреннего альфу. Едва ощущения перестают бить его по затылку, сводя с ума обилием таранящих мозг раздражителей, Бэкхён поворачивается на бок и пытается встать на колени. Всё ещё тяжело дыша, он позволяет парням помочь себе и с силой вцепляется в дверь, слегка покачиваясь от наплывающих чувств.       — Босс, нужно ехать в больницу.       — Зачем?       — Кое-что случилось, господин. Надо ехать.       — Что случилось? — выдавливает Бэкхён, переводя бешенный взгляд на оперативника.       — В Главу стреляли, его уже везут в больницу. С силой втянув в себя воздух, Бэкхён сгибается и орёт, пока в лёгких не остаётся воздуха. Крик будоражит сознание, слегка приводя в чувства, но этого ещё недостаточно для того, чтобы он решился сесть за руль. Он смотрит в асфальт, не в силах разогнуться, и ругается матом, проклиная весь род Чжанов, со всеми близкими ему людьми.       — Тварь. Как же я ненавижу тебя, тварь. Когда я уже найду на тебя хоть что-нибудь, мать твою. Чтоб ты сдох, тварь, — бормочет он, с трудом отрываясь от водительской двери. Чужие руки опускаются на его бока, придерживая в вертикальном положении, пока он пытается сделать несколько шагов к задней пассажирской двери. — Чтоб ты сдох… Сколько можно мучить меня? Ненавижу тебя, как же я тебя ненавижу. Едва он оказывается на заднем сидении и охранник удостоверяется в том, что он надежно усажен, дверь захлопывается. Оба парня оказываются спереди и быстро заводят автомобиль. Бэкхён запрокидывает голову назад, утыкаясь в подголовник. Тело обмякает. Бэкхён едва находит силы, чтобы держать себя в руках. Кулаки сжаты настолько сильно, что подрагивают руки. Он жмурит слезящиеся глаза и качает головой, умоляя себя не думать о будущих трудностях, а они лезут в голову, как надоедливые мухи, и душат, душат, душат. Отец умрёт? Оставит его одного разбираться с этим дерьмом? Неужели он останется один на один с в миг потерявшими цель сотнями сотрудников? Что ему с этим делать? Что ему со всем этим делать? А его люди! Люди со склада. Похороны? Нужны похороны? Может, кто-то остался жив? Кто-то отправился на разведку? В порядке ли Чанёль? Его вверенный ещё жив или он теряет его прямо сейчас, в эту секунду? Кто-то может ответить хоть на один вопрос?..       — Мы подъезжаем. Десять минут, босс. Бэкхён с силой отталкивается от сидения и вцепляется в спинку сидения спереди. Взгляд всё время куда-то уплывает, будто какая-то пелена перед глазами. Тело буквально болит. Лёгкие горят от нехватки воздуха. Машина останавливается около лифта, водитель высовывается из окна, чтобы нажать на кнопку. Бэкхён царапает дверь о бетонную стену, но даже не замечает мерзкого скрежета, с трудом выбираясь из ловушки.       — Четвертый этаж, босс. Ты слышал? Четвертый.       — Четвертый, — повторяет он, входя в лифт и нажимая на кнопку. Мгновения ожидания сводят с ума. Бэкхён упирается руками в створки и опускает голову, пытаясь собраться с духом. Ноги немного увереннее держат его вертикально, но у него всё ещё немного подрагивают плечи. Раскрывшийся лифт открывает вид на забитый охранниками коридор. Бэкхёну достаточно взглянуть в первые попавшиеся глаза, чтобы его правильно поняли и указали нужное направление. Следуя немым указаниям рук стоящих по стенке охранников, парень проходит через ещё один коридор и встречается-таки со знакомым лицом. Спросить у помощника отца ничего не удаётся, поскольку тот напряженно всматривается в смотровое окно операционной. Бэкхён поворачивает голову и едва не липнет всем телом к стеклу, концентрируясь на действиях реаниматолога.       — Уже три минуты, — звучит сиплый голос. Глядя во все глаза, Бэкхён прижимается лбом к стеклу, стараясь не впадать в панику. Вид отца, окутанного трубками, маской, разрезанного на столе подгоняет панику к какому-то другому запредельному уровню. Парень шумно выдыхает, на стекле образуется конденсат и в следующий раз, когда он видит операционную, врач убирает руки от тела отца.       — Что такое? — шепчет он. Короткий разговор сопровождается жестами к приборам и отсутствующим на них показателям. Бэкхён бешеным взглядом осматривает бесполезные коробки с прямой линией и мычит от наплывающей боли. Врачи кивают друг другу, что-то записывают и начинают отступать от отца. Он не успел совсем немного. Опоздал на пять минут, на десять, двадцать, сорок, может, час или даже несколько дней. Господь, он клянётся: пытался защитить то, что имел, но оказался слишком слаб.       — Господин Бён. Бэкхён опускает взгляд, руки съезжают вниз, оставляя уродливые следы ладоней на стекле. Охрана поддерживает его и он почти валится назад, задыхаясь от горя. Сил, чтобы закричать, нет. Так что он просто плачет, усаженный на стул. … стоя в проходе чужой комнаты, Чанёль улавливает кивок Хэрин и отходит назад, сильно нажимая на ручку двери, чтобы максимально тихо закрыть её. Ребёнок долго плакал и его едва удалось покормить, прежде чем получилось уложить его спать. Измученный отсутствием сна и легкого беспокойства, Чан не стал забирать ребёнка к себе. Глаза закрывались, спина болела и хотелось просто лечь на постель, чтобы выровнять позвоночник и ненадолго забыться сном. Пару часов в беспамятстве всё же лучше, чем полное их отсутствие. Он уже заходит на первые ступеньки лестницы, когда позади раздаётся грохот. Дрогнув, Чанёль удивлённо оборачивается и утыкается в бегущего к нему Сана.       — Что? Что такое? — тут же вопрошает Ёль, спускаясь вниз.       — Главу рода убили. Чанёль делает вдох и судорожно выдыхает, пытаясь осознать услышанное. Глупые вопросы вырываются изо рта, но он не ждёт на них ответа, хотя обжигает парня паническим взглядом.       — Где Бэкхён?       — В больнице. Ребята передают, что он в плохом состоянии. Накануне у него случился приступ, потому что случилось нападение на склад и мы до сих пор не знаем, выжил ли кто-то из охраны.       — О, Боже, — выдыхает Чанёль. — Мы… нам нужно ехать к нему. Нужна машина. Мы должны поехать к Бэкхёну. Дрожащие руки сжимаются в кулаки. Не оставляя парню даже возможности пререкаться с ним, он бегом поднимается на второй этаж и врывается в свою комнату, оставляя дверь распахнутой.       — Господин в больнице. Там он под присмотром толпы охраны и врачей, мы не можем нарушать протокол. Это небезопасно, — напряженно произносит Сан.       — Не время пререкаться! — отмахивается Чанёль, сбрасывая с себя футболку. — Делай, как я говорю.       — Господин! Так нельзя! Открыв шкаф, Чан сбрасывает с плечиков другую футболку и поспешно надевает её на себя. Обернувшись к парню, он видит только чужую спину, замершую на входе в комнату.       — С тобой или без тебя я уеду отсюда. Желательно с тобой, потому что один я не справлюсь точно.       — Я не смогу обеспечить Вам безопасность. Быстро натянув джинсы, Чанёль стягивает вязаную кофту. Вешалка падает на дно шкафа, а Пак уже на кровати, поспешно натягивает на себя кроссовки.       — Сможешь. Я в тебя верю, — отвечает Ёль, повернув к себе охранника за плечи. — Ты мне очень нужен, Сан. Пожалуйста, отвези меня к Бэкхёну. Он не знает, что именно повлияло на принятие решения парня, но Сан кивает и стремительно покидает комнату. Выбегая из комнаты, Чанёль следует за ним, и тут же в конце лестницы упирается взглядом в начальника смены. Направленный на Сана автомат уже предупреждающе щёлкнул. Пак чувствует, как время сыпется сквозь пальцы и заходит за парня, хватая дуло оружия, чтобы направить его на себя.       — Сегодня никто не покинет территорию коттеджа.       — Я собираюсь сделать это прямо сейчас.       — Никто не покинет территорию коттеджа, — напряженно повторяет мужчина.       — Главу убили. Бэкхён там один, я не могу оставаться здесь. Злой взгляд тут же переводится ему за плечо. Начальник смены определённо недоволен тем, что Сан рассказал ему о случившемся.       — Я уезжаю.       — Нет, — рявкает мужчина.       — Не повышай на него голос, — рычит парень позади.       — Я должен быть рядом с ним.       — У Вас нет полномочий для того, чтобы покидать эту территорию. Вы также не имеете права управлять охраной коттеджа.       — Я уезжаю, — повторяет Чанёль, взмахнув рукой Сану. Тот обходит начальника со стороны, дуло автомата дёргается, но всё же остаётся в крепкой хватке Пака. — Хочешь? Стреляй. Отпустив автомат, парень обходит мужчину и быстро подходит к двери. Обернувшись, он не может не попросить его остаться здесь, но тот опережает его:       — Если он потеряет ещё и тебя, мы никогда не соберем его в единое целое. Сомкнув губы, Чанёль обеспокоено взвешивает всё снова «за» и «против», мельком взглянув в сторону детской.       — Открой нам ворота, Джухён. И присмотри за моим сыном. Машина останавливается всего на мгновение, чтобы Ёль быстро заскочил на заднее сидение. Сан чертыхается, когда парни на воротах отказываются сходить с места, став перед машиной живым щитом. Обернувшись назад, Пак видит выходящего из дома начальника смены.       — Мне таранить? — вопрошает Сан, крепко ухватившись за руль. Не позволяя себе удивиться чужой преданности ему, Чанёль качает головой, наблюдая за тем, как Джухён поднимает к лицу рацию.       — Не нужно. Охрана расступается. Ворота открываются. Сан выезжает за пределы коттеджа и командует лечь на заднее сидение, чтобы никому не попасться на глаза. Ёль подчиняется и всю дорогу находится в одном положении, замерев в ожидании конца поездки. Несмотря на чужое беспокойство, они благополучно добираются до больницы, на полном ходу въезжая в подземную парковку. Около лифта не протолкнуться. Им приходится бросить машину практически посреди парковки.       — Лифт там, — указывает Сан, захлопывая дверь. Он на ходу закидывает на себя ремень автомата, расталкивая перед ним охранников. Вскоре они и сами расходятся, тут же отворачиваясь от него.       — Какой этаж? — торопливо вопрошает Пак, подведя дрожащую ладошку к кнопкам.       — Четвертый. Минута ожидания убивает в нём всю стойкость, утягивая его в жесткое напряжение. Он едва понимает, что говорит ему Сан, отталкивающий к стене лифта, чтобы стать перед ним. Створки открываются, но парень не двигается с места и не даёт выйти и ему. Только когда охрана признаёт его и начинает отворачиваться к стене один за другим, Сан пропускает его вперед и указывает направление. Охранники не успевают так быстро отворачиваться, но Чанёлю плевать. Один из них указывает ему очередной поворот, и Пак едва удерживается на ногах в заскользивших кроссовках. Очередной коридор оказывается смотровой операционной, там также много охраны и пораженный его появлением мужчина, стоящий с плотной папкой бумаг в руках. Бэкхёна он признаёт не сразу, хотя он единственный сидящий человек среди присутствующих.       — Все выйдите, — бросает незнакомец, обходя его стороной. Пока вооруженные люди проходят мимо него, Чанёль движется навстречу толпе, не отводя взгляд с Бёна. Сгорбленная спина едва удерживает его на стуле. Пак не берётся поднимать его с места или вынуждать выпрямляться. От пережитого ужаса позвоночник не выдержит такой нагрузки. На самом деле, Ёль немного сомневается в том, что ещё когда-нибудь увидит парня с расправленными плечами и ровной спиной. Возможно, смерть отца изменит слишком многое, даже то, что изначально не могло подвергнуться изменениям. Ёль опускается на пол перед чужими расставленными коленями, жадно осматривая бледное лицо, покрывшееся неприятными розовыми пятнами от слёз. Нос припух, губы плотно сомкнуты, а глаза… Чанёль становится на колени, чтобы быть чуть повыше, и протягивает ладони, обхватывая чужое лицо.       — Бэкхён?.. Слышишь меня? — едва слышимо шепчет, чтобы никто, кроме Бёна, его не услышал. — Бэкхён? Парень вздыхает и закрывает глаза, смаргивая слёзы. У Чанёля дробится на куски сердце. Он поджимает губы и часто моргает, пытаясь прогнать щипание в глазах. Судорожно вдохнув, он пытается тихо выдохнуть, но только захлебывается им.       — Мне так жаль. Если бы я мог… я бы забрал твою боль и пережил её снова. Глаза наполняются слезами при мысли, что Бэкхёну придётся пережить тоже самое, что и самому Паку. Пальцы тянутся выше, оглаживая проявившуюся жесткую морщинку между бровями: Бэк хмурится, чтобы не пролить больше слёз, но даже с закрытыми глазами они выступают на ресницах. Он судорожно вдыхает, будто борясь с подступающим плачем, но всё-таки открывает глаза, концентрируясь на нём. Чанёль его даже не видит: всё вокруг искрится, отражая свет люминисцентных ламп. Он разжимает губы, чтобы сказать хоть что-то, но слов не находится: только и может наклонить голову в сторону и мягко взглянуть на парня, отпуская слёзы. Бэкхён смотрит на него так, словно не понимает, какого чёрта он здесь делает. Пак и сам не понимает, как так вышло, что он оставил ребёнка дома, бросившись утешать подбитого Бёна. Парень касается его предплечий и поднимает их выше себе за шею, медленно наклоняясь к нему, чтобы спустить руки на пояс и крепко-крепко ухватиться в объятьях, чтобы прижать к себе. Колени отрываются от пола, Ёль повисает в его руках, утыкаясь лицом в своё же плечо. Бэкхён касается носом его шеи и бесстыдно втягивает в себя запах, прошивая рецепторы одним мощным импульсом. В жесткой хватке Чанёль вздрагивает всем телом, но парень продолжает им умеренно дышать, смущая до жжения щёк. Через время он улавливает уравновесившееся дыхание.       — Ты со мной?       — Да. Я с тобой. … ледяное спокойствие постепенно окутывает сознание. Бэкхён чувствует себя спокойным, но чертовски уставшим. Он отпускает Чанёля, помогая ему подняться на ноги, и поднимается сам. Тело не ощущается, словно желе, и это радует, но недолго, до первых мыслей о том, сколько дел нужно сделать, сколько отчётов изучить и как построить работу теперь, когда Бэкхён пропустил самый болезненный удар в солнечное сплетение. Куда-то туда, поближе к сердцу, а может и чётко в него.       — С кем ты приехал?       — С Саном.       — Пойдём, я отвезу тебя домой. Сжав чужую ладонь в своей, Бэкхён первый проходит по смотровой (не оглядываясь на тело отца) и выходит в коридор. Помощник Суман смотрит на него так, словно ожидает указаний, которых у Бёна пока ещё нет.       — В чьем ты теперь подчинении?       — До вскрытия завещания я обязуюсь заниматься списком дел, порученным мне лично господином Бёном-старшим на случай, если его не окажется в живых.       — Передай кому-нибудь из своих, пусть проверят родовое гнездо. Узнайте, что с матерью. Обеспечьте семью всем необходимым. Их безопасность наверняка стоит первой в списке дел, но всё равно займись этим в кратчайшие сроки. Организация похорон и всё остальное — я должен быть в курсе.       — Разумеется, господин Бён. Отвернувшись от мужчины, Бэкхён делает несколько шагов вперед и замечает, как один из парней пристраивается рядом с ним, сопровождая Чанёля.       — Сан.       — Я, господин.       — Свяжись с охраной коттеджа, пусть будут начеку. Передай начальнику смены, чтобы он связался с главными оперативниками. Мне нужен отчёт о произошедшем на среднем складе: раненные, погибшие, их семьи и всё по порядку. Если есть погибшие, пусть сразу начинают подготовку к церемонии прощания.       — Выполняю, господин.       — И найдите мне Чондэ. Я не хочу его видеть, но я должен знать, где он находится.       — Понял, господин. Ладонь в его руке горячая. Бэкхён заводит омегу в лифт и нажимает на кнопку этажа парковки. Соблюдая протокол, Сан не заходит внутрь, оставляя их наедине. Бёну нечего говорить: он смотрит пустым взглядом в закрывшиеся створки металлической коробки, медленно перебирая возникающие в голове дела. Пока что ему трудно определить, кому и что поручить — без Кёнсу очень трудно сориентироваться в такой ситуации сразу, но он не спешит. Теперь уже спешить некуда: везде, где мог, он и так уже опоздал. Усадив омегу на заднее сидение машины, Бэкхён жестом останавливает появившегося на периферии зрения Сана и сам садится за руль. Он заводит автомобиль и в это время хлопает соседняя пассажирская дверь. Ничего не сказав появившемуся напряженному охраннику, Бён разворачивает машину к выезду и скашивает взгляд на боковое зеркало: пять машин быстро оказываются забитыми. Хлопки дверей стучат ещё несколько мгновений, после чего один из автомобилей становится перед ним, а остальные пытаются выстроиться в колонну. Путь до дома проходит в мёртвой тишине, прерываемой стуком каплей дождя. Несмотря на невообразимую усталость и непогоду, Бэкхёну удаётся благополучно добраться до коттеджа и даже удачно припарковаться.       — Ты, — говорит он охраннику, — останься. Выйдя из машины, Бэкхён открывает заднюю дверь и подаёт парню ладонь, которую тот принимает. Руки не разъединяются, когда он подводит его к двери и пропускает внутрь.       — Некоторое время меня не будет рядом. Нужно уладить много дел. Буду держать тебя в курсе событий. Чанёль смотрит так, словно теряет его. Бэкхён смахивает влажную челку с чужих глаз и слабо улыбается. «Я снова оставляю тебя одного. И ты снова будешь бояться, что я не вернусь домой».       — Бэкхён… Бэкхён коротко целует парня в щеку и слова застряют на чужих губах. Он совсем ничего не хочет слышать. Совсем ничего.       — Будь осторожен, пока меня нет рядом. Выйдя на улицу, Бён делает глубокий вдох и тут же направляется к машине. Волосы мокнут, пока он обходит автомобиль. Сан послушно сидит на пассажирском сидении.       — Ещё раз подвергнешь омегу опасности, я прострелю тебе голову.       — Я понял, господин Бён. Он поворачивает ключи и это становится для парня сигналом. Оставшись в машине один, Бэкхён глубоко вдыхает и закрывает глаза на несколько мгновений, пытаясь понять, куда ему ехать дальше. Неожиданный звонок мобильного телефона в пиджаке предполагает подсказку.       — Прими мои собо…       — Кёнсу, — обрывает Бэк, — ты мне нужен.       — Буду в офисе через двадцать минут.       — Езжай в больницу к Ыну.       — Что с ним сделать?       — Похить его. Засунь его в самую тёмную яму, которая у нас есть. Свяжи. Запри его там и будь со мной на связи.       — Это скажется на твоём здоровье.       — Не скажется: у меня никогда не было истинного и не будет.       — Выполняю.