Вверенный

Сигарета тлеет в пальцах. Развалившись на сидении, Бэкхён наблюдает за струйкой дыма, поднимающейся из пепельного конца. Пустая голова впервые за долгое время начинает наполняться действительно важными вещами. Парень не спешит делать задуманное, не находя сил для того, чтобы сдвинуться с места. Прошли сутки со встречи с Чжаном, а тот всё ещё не напал, не ударил в спину, не надругался над семьей. Бэкхён не мог спать, мобилизовав всех людей. Теперь в смену выходили все триста восемьдесят человек и обязаны были находиться на рабочих местах круглосуточно. Они потеряли двадцать человек из-за одного, возомнившего себя богом… Невероятно. В моменты войн и стычек с другими семьями было очень опасно набирать новых людей. Какие бы проверки кандидаты не терпели, а всё равно находился предатель. Затяжные войны приводили к очевидному итогу, но у Бэкхёна ещё не было столько противников, подобных Чжану. Борьба с местными всегда была типичной: старались не впутывать семьи, сражались по правилам, наказывали действительно виновных, не рвали на куски сотрудников, а покусывали друг друга и в итоге сходились на чём-то едином. Но это — войны по правилам, а ещё были семьи, которых пришлось срезать под корень, были Имы, был Чжан, который оказывал им поддержку. И что, разве Бэкхён не вырезал Имов? Хёнха уже давно покоился в могиле, потому как позволить выродку наслаждаться избиением Бёна он не мог. Гравий хрустит под давлением веса подъезжающего автомобиля. Бэкхён резко поднимает глаза к окну и бросает сигарету на землю, тут же опуская ладонь на пистолет и заряжая его. Обернувшись, он напряженно всматривается в поворот между деревьями и видит знакомый регистрационный номер. Тело расслабляется, стоит заметить Кёнсу, медленно выходящего из машины. Бэкхён заваливается обратно на сидение и ставит пистолет на предохранитель. До показывается в проёме открытой нараспашку двери, быстро оглядывает его и складывает перед собой руки. Бэкхён прослеживает, как напряженные до предела пальцы сцепляются в замок.       — Плохо выглядишь.       — Ты тоже, господин.       — Я сказал, чтобы ты лёг спать. Эту ночь ты должен был спать, а не работать. Чужие глаза медленно обводят лес около озера. Не найдя ничего странного, он обращает взгляд к Бёну.       — Мы упустили его.       — Он даже не дал нам возможности, — отмахнулся Бэкхён, отводя глаза. — У меня закончились силы предпринимать попытки что-то сделать с этим, но я знаю: как только он нападёт, у меня снова упадёт планка. Мы пытаемся перевернуть целый мир, вывернуть его наизнанку, но найти китайца всё равно не можем. В каком подвале он сидит? Отгрохал себе бункер и прячется там?.. Чёртов урод, — пробормотал он. — Какого хрена ты приехал?       — Ты один, так нельзя. Отмахнувшись, Бэкхён отвернул голову, утыкаясь взглядом в стекло соседней двери заднего сидения. Он приехал сюда ранним утром под моросящим дождём, надышался сыростью, очистил сознание и совсем не хотел, чтобы эту идиллию кто-то прерывал.       — Как Чонин?       — Нормально. Ждёт тебя. Бэкхён резко повернулся к помощнику.       — Ты вообще не переживаешь за него? — напряженно вопросил он.       — Он в самой защищённой больнице этого города.       — В грёбаной больнице, а не в… я даже не знаю, куда руки Чжана не смогут добраться. Чёртов придурок.       — С ним ничего не случится.       — А если Чжан попытается воздействовать на тебя через омегу?       — Угроза жизни Чонина не вызовет ожидаемой Чжаном реакции. Моя преданность семье сильнее каких-либо чувств.       — Какой же ты идиот, Кёнсу, — пораженно выдохнул Бэкхён. — Слушай сюда, недочеловек, найдёшь безопасное место поблизости ко мне и перевезёшь туда Чонина.       — Как прикажешь, господин.       — Это ты должен думать об этом, а не я?! — закричал Бён, прожигая злым взглядом помощника. — Если бы у меня было время и силы, я бы выбил всю эту дурь из твоей головы.       — Разве тебе ещё не нужна моя голова? — слабо усмехнулся До.       — Если в ней формируется бесчеловечное отношение к родным, то она мне и нахрен не нужна, Кёнсу, — твёрдо произнёс Бэкхён. Отогнав парня от прохода, он вылез из машины и сделал глубокий вдох, в последний раз осмотрев лес.       — Зачем ты приехал, Кёнсу?       — Ыну.       — Что «Ыну»?       — Хочет вернуться к Чжану. Охранники забрали у него телефон, сопроводили обратно в дом. Он в истерике.       — Он издевается надо мной, — шепнул Бэкхён, закрывая глаза. — Издевается. Не даёт вдохнуть, не даёт успокоиться. Хочет убить меня раньше, чем это сделает китаец. Решили объединить силы и прикончить меня одним махом.       — Мы не можем рисковать, — аккуратно заметил До.       — Он не выйдёт оттуда.       — Понял. Забрав пистолет, Бэкхён бросил его в приоткрытое окно переднего сидения и обошёл машину. Молча сел и завёл автомобиль. Кёнсу правильно понял, что нужно было поторапливаться, поэтому оперативно сел в свою машину и освободил проезд. Всю дорогу до дома Ыну Бён думал о том, как ему справиться с этим омегой. Он был совсем другим, не похожим на тех, что Бэкхён видел всю жизнь. Он был тем, кто никак не мог покориться судьбе, ведь их не просто так связало истинностью. Или же это ошибка?.. Может, всё это — большой провал?.. Любовь к китайцу не могла быть сильнее истинности — это в принципе не могло быть возможным. Ыну по большей части не мирился со своим положением из-за тех благ, которые ему предоставлял Чжан. Бэкхён и правда не был настолько могущественным, как тот альфа. У него не было столько денег, квалифицированных бойцов и охранников, не было способности обеспечить ему безопасность в любом уголке мира, не было возможности выпустить из дома без страха. Бэкхён был слишком слаб для такого омеги, как Ыну. Этот парень пользовался свободой как хотел, несмотря на то, что существовал не в обычном гражданском мире, а грязной преступной его части. Охрана открыла ворота и впустила его внутрь. Бэкхён остановил машину на парковке и тут же двинулся к дому. Ыну было слышно уже в коридоре. Именно на звуки рыданий он и пошёл, заводя себя в гостиную. Сердце сбилось с ритма при виде зарёванного истинного. Ыну подорвался с места и полетел на него с растрёпанными волосами и натёртыми щеками от слёз. В первые минуты Бэкхён не воспринимал чужой голос, заикающийся, проглатывающий в истерике слоги. Ыну вцепился в его пиджак, едва не повисая на нём, умоляя отпустить его домой.       — Ты не вернёшься домой, Ыну.       — Почему? Почему?!       — Потому что тогда у Чжана больше не останется останавливающего фактора. В тот же день, когда ты вернёшься к нему, от моей семьи может ничего не остаться. Игры закончились, Ыну, теперь начнётся реальная война. Парень смотрел на него так, словно не понимал его речь. Бэкхён ласково поправил чужие волосы, спадающие на глаза, и вздохнул. Красивый, статный, холёный омега за несколько недель превратился в бешеную истеричку, потому что его вырвали из привычной жизни. Было ли больно осознавать то, что Бён приложил к этому руку? Определённо.       — Я не хочу, — выдавил он. Глаза мгновенно заполнились новыми слезами. — Я не хочу, Бэкхён. Я хочу вернуться домой! Отпусти меня к нему! Я больше не могу здесь находиться! Тяжело вздохнув, Бэкхён отворачивает голову и отрывает от себя чужие пальцы. Чужие слёзы и бьют, и раздражают, но по большей части из-за произнесённых слов.       — Думаешь, я хочу всего этого? Жизнь моего рода на кону, а ты мне рассказываешь… О чём ты вообще думаешь? — едко спрашивает он. — Почему ты даже не пытаешься понять меня? Почему ты не можешь поставить себя на моё место? Если бы от тебя зависела жизнь твоих родных, ты бы не сделал всё возможное, чтобы их спасти?       — А как я отношусь к спасению твоей семьи, Бэкхён?! — закричал Ыну. — Что я могу сделать? Чем мне тебе помочь?! Я ничего не могу! Никакие уговоры на Исина не подействуют, я не смогу убедить его уехать!       — Тогда останься здесь. Это решит хотя бы часть проблем!       — Я не хочу сидеть в этой грёбаной клетке! Я устал и хочу домой! Почему я должен жертвовать собой ради тебя?!       — Чужие судьбы решаются из-за тебя, — выплюнул Бён. — Когда ты осознаешь, что именно из-за тебя всё это началось?!       — А в чём я виноват?! — закричал парень. — Что я сделал? Родился? Влюбился? Не хочу влюбляться в тебя? Отрезаю тебя от своего сердца?! В чём именно моя вина, Бэкхён?! Я не хочу тебя в своей жизни! Мне ничего от тебя не надо! Отпусти меня! Откажись от меня! Даже желая сделать вдох, Бэкхён не мог этого сделать. Как стоял, вжавшись в стену, так и продолжал стоять, пораженно глядя на метающегося по комнате истинного. Ыну пришёл в такое бешенство… Наверняка не понимал, что говорил… Почему он так сказал? Почему он с такой лёгкостью произнёс эти слова?..       — Откажись от меня, Бэкхён! Освободи меня!       — А что это изменит? — тихо вопросил Бён. Проглотив ком в горле, он зарычал сам на себя, зло глядя на омегу. — А что это изменит, Ыну?! Сколько раз мне тебе объяснять, что я лишусь семьи из-за тебя!       — Да мне плевать! Плевать! Я не хочу быть с тобой!.. В последующие слова Бэкхён уже не вслушивался — ушёл на кухню и замкнул дверь, чтобы хоть немного приглушить чужие крики. Ыну кричал и кричал, а он дёргано умывался, пытаясь сбить распространяющийся по телу жар. Горечь жгла его с такой силой, что он едва мог удержать себя в руках. Хотелось прикончить себя, причинить себе вред, чтобы чёртов омега понял, что они связаны! Связаны! Он не просто так попросил его съехать. Он ни к чему его не принуждал, чёрт возьми… Только через время, когда всё более менее стихло за дверью, сидящий за столом Бэкхён осознал, что в груди-то жгли совсем не его эмоции. Что двойная боль, которую он пытался сбить, даже в половину была не его. Почувствовал ли хоть что-нибудь сам Ыну?.. По гостиной были разбросаны подушки. Со столика были сброшены вещи. Книги лежали на полу. Ыну сидел на диване, безвольно уставившись взглядом в ковер. Бэк прислонился плечом к стене и закрыл глаза, не понимая, что ему со всем этим делать.       — Я всегда ощущал себя полноценным.       — Я тоже.       — Значит, мы можем существовать раздельно. Зная, к чему ведёт парень, Бён открыл глаза, чтобы посмотреть на чужое обмершее лицо.       — Верни меня домой, Бэкхён. Корея никогда не станет мне домом. Немного постояв в плотной тишине, Бён оторвал себя от стены и двинулся вниз по коридору, чтобы покинуть дом. … если бы не усталость, Чанёль бы сказал себе, что чувствует себя намного лучше. Больше нет этого давящего на голову ощущения тяжести. Он просыпается с осознанием того, что сможет полноценно провести день вдали от постели. Хэрин его намерений не разделяет, но Ёля это мало волнует. Её забота приятна, но он чувствует, что способен удержать ребёнка на руках и себя на ногах. Сын кряхтит и тянется к нему, разглядывая его бездонными глазами. Чанёлю впервые за долгое время кажется, что ребёнок — лучшее, что с ним случилось в этой жизни. После обеда даже удаётся уговорить начальника смены выпустить их на улицу. Сан ничего не рассказывает во время прогулки, но Паку и не нужно ничего знать. Не хочется. Отчего-то кажется, что лучше оставаться в незнании, чтобы не терять почву под ногами. Даже если Бэкхён не вернётся домой в ближайшие дни, Ёль думает, что сможет это стойко пережить. Он медленно качается с малышом на качели и чувствует, что после всего произошедшего переживёт всевозможные трудности.       — Господин, как Вы себя чувствуете?       — Хорошо, Сан, — парень мягко улыбается и щурится из-за солнца, поднимая взгляд на охранника. Парень делает глубокий вдох и отводит взгляд. Чанёль лишь качает головой. Ему казалось, что они с Саном достаточно сблизились, чтобы тот перестал переживать из-за своих взглядов. Сам Пак им не придаёт значения и ему комфортно иметь рядом человека, которому он может довериться, но сам Сан… кажется, борется внутри с какими-то сомнениями.       — У тебя всё хорошо?       — Никаких проблем нет.       — Это не ответ.       — Всё в порядке, господин. Чанёль кивает, не желая напрягать парня. Вместо этого он концентрирует всё своё внимание на ребёнке, задыхающегося от восторга. Теплый ветер приподнимает короткие волосики на головке, Чан целует сына в макушку и раскачивается на качели чуть сильнее. И ничто не может нарушить эту идиллию: ни толпа охраны вокруг, ни прожигающие взгляды начальников смен. … Бэкхён не понимает, что делать дальше. Чжан уже вторые сутки не предпринимает попыток напасть на него или его людей — это вызывает беспокойство. Сколько бы Кёнсу не пытался копать на китайца, а толка не было: они не могли пробить ни одну базу, чтобы узнать что-то сверх того, что они и так уже знали. Было ли у него слабое место? Муж или жена? Дети? Есть ли у китайца семья? Разумеется, есть, и если не личная, то род определённо существовал. Бэкхён мог бы попробовать воздействовать на него через них, но отбирать людей для задания было так же сложно, как и помочь им перелететь через границу. Там, в чужом государстве, их ждёт только смерть. Здесь, на своей территории, Бэкхён всё ещё ничего не мог сделать и вряд ли сможет. И вряд ли сможет… Бён притягивает к себе телефон и заходит в список контактов. Находит нужный и с сомнением удерживает палец над именем, не зная, стоит ли задавать очевидные вопросы занятому человеку.       — Кёнсу, — парень тут же отнимает взгляд от журналов, — попроси парней прикрыть меня, мне нужно позвонить в Китай. Кивнув, помощник откладывает свои вещи на стол и выходит из кабинета, плотно закрыв дверь. Бён боковым зрением видит, как До пропадает в глубине коридора, направляясь к Чанлэ. Получив отмашку, парень осмеливается-таки нажать на нужный контакт. Гудки затягиваются. И в тот момент, когда он собирается отнять телефон от уха и нажать на сброс, Цзяэр принимает вызов.       — Бэкхён.       — Здравствуй. Слышится выдох. Напряженный голос слегка смягчается:       — Значит, ты всё ещё жив.       — Как ты можешь слышать. Ты закрыл линию?       — Да, можешь говорить.       — Я не займу у тебя много времени. Судя по твоим словам, ты обладаешь информацией о происходящем и мне не придётся ничего объяснять. Просто скажи мне: при моём состоянии… есть хоть малейшая вероятность того, что я выиграю эту войну?       — Нет, Бэкхён. Бён закрывает глаза и расслабляется в кресле, перестав силой удерживать гнущуюся спину.       — Суть ведь не в твоём состоянии, родной, — добавляет Ван, — дело в силах, которые Чжан сосредоточил в Корее. Имеет смысл договориться с ним, но выиграть не получится.       — Он хочет территорию, бизнес, моего омегу… Мне нечего ему дать, кроме своей жизни, но даже её он не хочет забирать. Бэкхёну стыдно за то, что он говорит эти слова. Горечь жжёт горло от произнесённых слов. Он бы ни за что не стал жаловаться и бормотать слова, если бы не нужда в совете. Один вопрос. Только один вопрос, способный вычеркнуть чужое имя в списке тех, кому имеет смысл его задать.       — Джексон, ты бы воевал за истинного омегу до последнего члена семьи?       — Нет.       — Могущества и процветания тебе и твоему роду, — прощается Бэкхён.       — Могущества и процветания тебе и твоему роду. Бэкхён сбрасывает вызов и поднимается с места, не позволяя себе окончательно обмякнуть в кресле. Этот парень не стал бы говорить того, чего бы не сделал. У Ванов была отличительная черта характера: они всегда говорили правду, какой бы тяжелой она не была, и всегда выстраивали на ней все деловые отношения. Возможно, именно поэтому они так возвысились, что сумели перебраться в США?.. Собственный кабинет стал душить. Бэкхён вышел в коридор и зашёл в соседний, чтобы включить чайник. Любые действия сейчас смогли бы спасти его от расстройства. Он сопротивлялся этому как только мог, принявшись готовить крепкий кофе. Кёнсу всё не приходил, оставляя его на себя одного, — так даже лучше. Бён подошёл к нужному ящику и выдвинул его так резко, что содержимое сдвинулись далеко вперед. Бэкхён вытащил коробку с сахаром и присмотрелся к тому, что лежало в самом дальнем месте ящика. Парень усмехнулся, неверяще застыв взглядом на целлофановом пакете. Небольшие таблетки, очевидно, были призваны поддерживать До невзирая ни на какую усталость. Бэкхён достал таблетки, раскрыл пакетик и внимательно рассмотрел разноцветные капельки. Его брат, друг, товарищ, партнёр, помощник, часть его жизни, его сознания решил, что недостаточно хорошо доказывает свою преданность ему и подсел на стимуляторы, чтобы ловить Бэкхёна в полете и взвешивать на плечи все трудности жизни. «Кто в этом виноват, Бэкхён?», — пронеслось в сознании. Парень заторможено моргнул и сжал таблетки в ладони, чтобы не выдержать их давления и положить на место. — «Не говори, что не замечал…».       — Господин. Бэк запрокидывает голову, опуская руки вдоль тела. Чайник шумит, закипая и отключаясь.       — Дозвонился? Как прошёл разговор? Потолок давит на него и здесь. Бэкхён закрывает глаза, чтобы не сорваться, и делает судорожный вдох.       — Ты перевёз Чонина?       — Да, сегодня утром парни перевезли его в домик поблизости. Хочешь проведать его? «А ты? Ты не хочешь увидеть, до чего довёл наркотой своего истинного омегу?».       — Обязательно, но чуть позже. … появление Бёна на третий день ранним утром Чанёль считает хорошим знаком. Если парень нашёл время приехать, значит, не всё так плохо, как может казаться. И пусть, что это происходит в шесть утра. Главное, что он вообще приехал. Чанёль просыпается с его приходом, но не успевает встретиться лично. Пока парень закрылся в своей комнате, Ёль на скорую руку приводит себя в порядок и спускается на кухню, чтобы приготовить завтрак. Сколько времени на это уходит?.. Сколько времени Бэкхён провёл наверху?.. Парень входит на кухню с таким видом, что попытка Пака задержать его за завтрак с треском ломается. Но даже несмотря на это, Бэкхён садится, игнорируя своё место во главе стола. Чанёль подходит ближе, обеспокоено рассматривая посеревшее лицо Бёна, и опускает ладони на спинку того самого стула.       — Кёнсу подсел на стимуляторы. Чанёль делает глубокий вдох и поднимает взгляд к окну, чтобы поймать там парня, но его на парковке не видно.       — Он знает, что ты знаешь об этом?       — Нет.       — У тебя нет сил, чтобы разбираться с этим, — Бён ничего не отвечает, продолжая смотреть в тарелку. — Но тебе нужно остановить его, чтобы он не пострадал ещё больше. Недолго помолчав, парень отодвигает от себя тарелку и складывает пальцы в замок.       — Как ты себя чувствуешь? Как сын?       — У нас всё хорошо, — отмахивается Чан. Бэкхён поднимает чёрные глаза, выразительно глядя на него:       — Ты в порядке? В порядке, Чанёль?       — Да, всё хорошо. Чернота из чужого взгляда не сходит. Пак обходит стул и опускает ладонь на чужое плечо, замечая, что парень тут же отводит взгляд, закрываясь от него.       — Что я могу сделать для тебя? Как мне тебе помочь? Очевидно, Бэкхёну нечего отвечать. Он кладёт пальцы на его ладонь и утешающе похлопывает по ней. Вот и всё. … Бэкхён не успевает — отец, оказывается, выехал за пределы дома перед его приездом. Парень топчется на входе в кабинет и закрывает дверь, в которую так и не вошёл. Желания проведать близких нет. Как бы неприятно от этого не было, сейчас Бэкхён сосредоточен на иных делах. Бёну не хочется переживать встречи с каждым из членов семьи даже несмотря на то, что в какой-то момент может их одним махом потерять. Он знает, что будет проклинать себя за то, что так и не встретился с ними, но не может пересилить себя. Рассматривать дом с расстояния намного проще, чем входить в него. Однако, Бэкхён даже не подходит — отдаляется, заводя себя вглубь сада. Маму он замечает не сразу, но когда осознаёт, что смотрит на неё, она уже смотрит на него в ответ.       — Доброе утро.       — Доброе. День только начался, а ты уже копаешься в земле.       — Лучше сделать сейчас, чем потом под солнцем в жару. С чем приехал?       — С чем приехал, с тем и уезжаю. Не застал отца, встретимся в следующий раз. Женщина поднимается с колен и отряхивает перчатки, прежде чем их снять.       — Я слышала, ты нашёл своего омегу, — мама сдержанно улыбается, когда он отводит взгляд. — Почему не сказал? Хочу с ним познакомиться.       — Перехочешь.       — Почему?       — От этой связи одни только беды, мама. Его появление совсем не к добру. Женщина хмурится, пытаясь увидеть чёткий ответ на его лице, но его нет. Бэкхён не даёт уловить свой взгляд, не даёт слёзам заполнить глаза.       — Мы с твоим отцом прошли испытания, чтобы построить семью. И ты сможешь, что бы там ни было.       — Ты бы так не говорила, если бы знала всю правду.       — Бэкхён.       — Это из-за него ты чуть не потеряла отца, — произносит Бэкхён. — Это из-за него Джихё чуть не осталась без мужа. Мой истинный… трахается с нашим врагом, мама. Ты просто не представляешь, какую боль он причиняет мне каждую секунду жизни. Мать ожидаемо суровеет на глазах.       — Не сквернословь из-за этих… падших людей, Бэкхён. Больше я не хочу этого слышать от тебя. Надев перчатки, женщина присаживается перед розами и начинает резкими движениями засыпать корни. Бён делает несколько шагов назад, после чего отворачивается и уходит, не попрощавшись. Он понимает, что мать никогда не примет Ыну в семью. Наверное, можно засчитывать её голос за то, чтобы сдаться в неравном бою. … сколько бы времени не прошло, а на улице всё так же много людей. Чанёль обводит взглядом грозных молчаливых мужчин в форме и вздыхает. Сколько они здесь работают без выходных? В таких условиях… Чёрная форма наверняка жарит тело, не говоря уже о масках на лице. Пак только и может различить их по глазам и взглядам: жгучим, острым, настолько внимательным, что становится не по себе. С тех пор, как он встал на ноги, Ёль осмелился выйти на улицу один раз, но даже его хватило с головой. Острые как ножи взгляды причиняли неудобства. И пусть они держались на нём всего несколько секунд, чтобы запомнить его внешность и в случае чего защитить, Паку всё равно хотелось, чтобы Сан прикрыл его своим телом. Чанёль сжал кружку сильнее и опустил ладонь на грудь. С самого утра внутри было неспокойно. Что-то давило изнутри, не давая делать полноценный вдох. Чанёль глубоко вдохнул и резко выдохнул, пытаясь сбросить напряжение.       — Всё в порядке? — шепнул голос позади.       — Да. Ты не знаешь, где сейчас Бэкхён?       — Господин поехал принимать товар.       — Кёнсу с ним?       — Наверняка.       — Хорошо. Ладно. Парень поворачивается к охраннику и усмехается, смягчаясь.       — Смотришь на меня так, словно я сейчас развалюсь на части.       — Беспокоюсь. Мыслей в голове так много, что Чан не сразу улавливает сказанное. Он сомневается, что охрана может говорить подобное, но и у них не совсем стандартные отношения. Ёль слабо удивляется, приподнимая брови:       — Из-за чего? Что-то не так? Так странно разговаривать с человеком, не видя его лица. Чанёль уже привык к тому, что под плотной тканью не разглядеть движения губ, но не оставляет попыток хотя бы представить, как же всё-таки выглядит этот парень. Чужие глаза отказываются смотреть на него. Бегающий взгляд останавливается на чём-то за плечом Ёля.       — Всё так, господин.       — Если узнаешь что-нибудь о Бэкхёне, скажешь? Сан молча кивает. Чанёль обводит взглядом кепку и вздыхает. Нет, серьёзно, оно и правда того стоит, чтобы так упаковываться?.. … слегка оглушённый взрывом, Бэкхён с трудом открывает дверь машины и едва не вываливается из неё. Слыша звуки как сквозь толщу воды, он пытается сфокусироваться хоть на чём-то, но в голове происходит такая путаница, что это не венчается успехом. Он видит, что люди выползают из-под перевернувшейся машины, но не может понять, почему. Запахи пропали. Тяжесть в груди невыносимая. Голоса сбились в кучу, став единым целым. Плотный шум закладывает уши, но Бён упорно двигается к перевернувшейся машине. Парни отползают от автомобиля, а он наоборот падает около него и заглядывает внутрь. Кёнсу висит на ремне безопасности. Выпавший ноутбук и папки с бумагами разлетелись по всей поверхности крыши.       — Кёнсу! — зовёт, но сам себя с трудом слышит. — Кёнсу! Ты меня слышишь? Зовёт его и по-глупости думает, что сам себя едва слышит. Дозваться до помощника не удаётся. По чужому виску от волос скатываются капли крови, мажут лоб и глаз. Бэкхён сам не знает, как вытаскивает его. Не знает, откуда появляется столько силы, чтобы вырвать застрявший ремень и вытащить До наружу. Рядом с ними тут же останавливается машина. Бэкхён широко открывает рот и одно ухо откладывает, возвращая ему способность слышать чужие голоса и осознавать сказанное.       — Босс, мы заберем Кёнсу. Здесь могут быть снайперы, мы прикроем его. Отдай его нам. Оторопевший, Бэкхён тут же отрывает свои руки от тела. Парни оперативно поднимают его и втаскивают в автомобиль. Один из них вскрикивает и ругается, получив пулю в плечо, но это лучше, чем пуля во лбу До.       — Садись в машину, господин. Господин! Ребят, помогите поднять его.       — Оглушило?       — Похоже. Остальных вырубило, надо собрать их и вывезти отсюда. Водитель залетает в машину и наклоняется, чтобы пристегнуть его ремнем безопасности. С другой стороны гулко хлопает дверь и он дёргается, со стоном хватаясь за голову.       — В больницу? — орёт парень.       — Да, увози их отсюда. Увози! Бэкхён закрывает глаза и едет так всю дорогу, зажмурившись от пульсирующей головы. Мысли с трудом пробиваются в болящую голову. В виски бьёт, половина лица будто опухает. Он придерживает левую часть головы, потому что ему кажется, что череп вот-вот распадётся. Он задыхается болью, не зная, как себя придерживать, чтобы совсем не свалиться без сил.       — Как Кёнсу? — еле выговаривает он. — Что с ним?       — Без сознания, за последние десять минут пульс упал до шестидесяти в минуту. Он пока в пределах нормы, но у него не прекращается кровотечение.       — Сколько ехать?..       — Мы уже здесь, босс. Перед глазами резко всё тухнет. Бэкхён с трудом разжимает веки и понимает, что они заехали на подземную парковку больницы. У лифта уже стоит бригада медперсонала. Отмахнувшись от рук охраны, Бэк командует немедленно выгрузить Кёнсу и сопровождать медиков. Сам он остаётся в машине, вокруг которой застыли прибывшие охранники с верхних этажей. Бён тяжело выдыхает и стонет, едва в глаза начинает попадать свет от фонарика.       — Чёрт, — стонет он, — отвалите от меня.       — Вам нужно пройти в смотровую, господин Бён. Есть подозрение на сотрясение мозга. Рисковать нельзя. Выдохнув ругательства, Бэкхёну приходится-таки выйти из машины. Отказавшись сесть в медицинское кресло, он проходит всего несколько шагов, после чего всё вокруг пропадает на несколько мгновений и он всё равно оказывается в чёртовой коляске. Безусловно, так намного проще, чем напрягать всё тело, чтобы выстоять на своих двоих. Продолжительные обследования сводят с ума. Пока он добивается банальной обезболивающей таблетки, проходит не меньше получаса. Он ненавидит больницы. Ненавидит оказываться среди людей, которые понимают больше, чем он сам. Приходится терпеть компьютерную томографию, анализы и рентген, прежде чем от него отступают. Любые вопросы касательно состояния помощника некоторое время игнорируются, пока у Бёна на стрессе не повышается давление. Бэкхён только спустя сорок минут вспоминает про Чонина и подрывается с койки с диким рёвом. Персонал пытается его остановить, но он кричит так громко, что охрана немедленно врывается в палату.       — Срочно отправьте скорую к дому Чонина! Свяжитесь с охраной! Я запрещаю им отходить от него! В конце концов, он снова оказывается на койке. В голове крутится мысль о том, что Ыну наверняка сейчас очень плохо и, возможно, он даже мог потерять сознание. Боль в груди образуется как снежный ком и он с трудом может его сглотнуть, смаргивая выступающую влагу. Чжан сделал его таким бессильным против него. Ни напасть, ни захватить, ни ударить, даже рукой прикоснуться невозможно. Неужели он не сможет с ним совладать?.. Он просыпается ближе к вечеру и чувствует себя намного лучше, чем до сна. Травмы головы нет, череп целостный и никаких внутренних повреждений нет. Он просто перенервничал, был оглушен и сбит с толку. Голова всё ещё пульсирует, но это состояние не сравнить с утренним. Врач неохотно отступает от него, когда Бэкхён говорит, что не собирается задерживаться здесь. Безусловно, ему бы хотелось понаблюдать за состоянием Бёна, но у парня сейчас есть ряд вопросов, на которые необходимо незамедлительно получить ответы. Первым из вопросов становится состояние До. Бэкхён идёт в его палату и с трудом удерживает в себе чувства. Видеть всегда собранного парня бледным, с перемотанной головой в шейном бандаже больно. Врач объясняет состояние помощника и аккуратно предупреждает о том, что в его крови найдены запрещенные вещества. Бэкхён говорит: «Вы мне этого не говорили» и выходит из палаты, отказываясь бросать последний взгляд на товарища. Он знает, что это не последняя их встреча. Кёнсу придётся выбыть из игры, задержавшись на койке на несколько недель, а то и больше. Вторым вопросом — состояние Чонина. Он лежит в соседней палате и просто спит, убаюканный сильным обезболивающим. Бэкхён не желает слышать ничего сверх того, что услышал от врача, поэтому в палату входит один. У него нет намерений разбудить парня неосторожными движениями, но он не может оказать себе в желании поцеловать омегу в лоб. Чонин выглядит так, словно прошёл через ад. И дело не в спутанных волосах, синяках под глазами или бледной коже. Дело в осознании того, что Чонин был подвержен воздействию стимуляторов, пусть и в меньшей дозе, чем Кёнсу. Бэкхёну хочется ударить До за то, что он сознательно подсел на таблетки, прекрасно зная о том, что его истинный омега пытается восстановить здоровье. Он буквально губил его на протяжении… а сколько это длилось? Как долго Кёнсу травил истинного этим дерьмом?.. Третий вопрос ожидаемо касается Ыну. Бэкхён созванивается с охраной коттеджа и принимает отчёт: омега плохо себя чувствовал, долго спал и просил обезболивающее. Произошедшее, безусловно, сгладило нестерпимость чужих слов. И Бэкхёну очень жаль, что омеге пришлось пережить болезненные ощущения, однако, это внезапно дарит надежду на то, что парень наконец-то осознает происходящее. Бён пострадал не просто так, а из-за нападения Чжана, и это существенно всё меняет. Встретившись с охраной, Бэкхён справляется о здоровье парня, который получил пулю за Кёнсу, после чего спускается на парковку. Домой едут колонной из трёх машин. Не привлекая внимания, соблюдая все правила. Около коттеджа Бэкхёна будит шум рации, по которой охрана в начале колонны докладывает, что видит Главу рода. Вздохнув, Бэк командует снизить скорость и пропустить их машину вперед. Сев ровно, он наблюдает за тем, как два автомобиля разъезжаются в стороны и останавливаются вместе с ним. Отец отходит от своего кортежа, переходя широкую дорогу на другую сторону. Там дальше — поле. Ещё дальше видно начало леса, который длится семь километров и тянется к озеру, в саму лесную гущу. Бэкхёну сейчас чертовски сильно хочется оказаться там в одиночестве на свежем воздухе, но он не может, а потому вынужден выйти из машины и перейти дорогу к отцу.       — Как ты себя чувствуешь?       — В порядке. Беспокоит голова, но я в норме. Кивнув, отец складывает руки на пояснице, устремляя взгляд вдаль. Серое небо вот-вот, кажется, расплачется. Где-то вдали слышится гром и блестит молния. Бэкхён думает, что всё это идеально подходит для сегодняшних событий. Пусть дождь смоет образовавшееся горе и тяжесть с лица и плеч.       — Знаю, очень трудно вступать в бой с превосходящим по силам противником, но это — часть нашей жизни.       — Дело не в страхе или сопутствующих проблемах, отец, — Бэкхён вдыхает запах озона и наслаждается им, прикрыв глаза. — Дело в омеге. Он не хочет ничего связанного со мной. Мы уже дважды вступили в конфликт из-за того, насколько мы разные. Посмотри на то, как мы живём: омеги всегда в доме, мы знаем где они, что едят, что говорят, как себя чувствуют, удерживаем их в жестких условиях, запрещаем общаться с кем-то, кто не мы, и называем это безопасностью. Безусловно, так оно и есть, потому что мы никому не можем доверять, но, отец… Ыну совсем не такой, как наши омеги, совсем не такой, как… даже Чанёль, хотя и он никогда не воспитывался в жестких рамках, как наши парни. Я не смогу обеспечить своей омеге свободу и безопасность, а он рушит всё вокруг и умоляет меня отпустить его к китайцу, потому что тот могущественный и способный дарить ему то, чего он желает.       — Входя в наш дом, омега прощается с прошлым и всецело доверяет себя нашему роду. Это то, как было, как есть и как будет дальше, Бэкхён. Мы соблюдаем традиции, под которые растим наших детей и ищем им спутников жизни. Мы не выбираем свободолюбивых и самоуверенных, но если выбора нет, если судьба говорит: «Вот, это твой истинный, прими его в свой род», ты должен это сделать, Бэкхён. Со временем он остепенится, а если нет — сломай его, подчини, чтобы он остался рядом с тобой и построил большую семью.       — Семью на переломанных костях? Бэкхён поворачивается к отцу всем телом, обращая взгляд на чужие глаза.       — Я не буду принуждать. Я не хочу видеть рядом с собой безвольную куклу или дрожащее от страха тело, находящееся в постоянной панике из-за того, что я подниму контроль настолько, что он начнёт задыхаться. Хочешь, чтобы я ломал? Занимался таким воспитанием? Папа, что ты такое говоришь? — неверяще шепчет Бэк.       — Не всем везёт с такими омегами, как мне. Твоя мать… невероятная женщина, способная перевернуть весь мир одним взглядом. Я многим ей обязан. Она всегда была такой и подчинялась традициям, которые мне привили. Она не сопротивлялась. И несмотря на внутреннюю силу, склоняла голову, когда было нужно. Твой омега сможет так же, если ты подтолкнёшь его к этому.       — Он любит Чжана.       — Нет такой любви, которая была бы сильнее ощущения истинности, — отец поворачивается к нему, уверенно глядя в глаза. — Он любит не его, а те ощущения, которые он ему даёт: беззаботность, свободу, безопасность, развлечения и всё то, что закрывает омеге глаза на реальный мир.       — Разве плохо? Считаешь, ему будет лучше здесь, с нами, дрожать от каждого шороха и паниковать от нападений, которые никогда не закончатся?       — Это наша жизнь, Бэкхён. У кого-то она складывается по-другому, а у нас — так. И мы из года в год держимся на плаву. Мы твёрдо стоим на ногах, когда вокруг возникает буря. Нужно бороться, Бэкхён, иначе не получится жить дальше с тонной вины за то, что не попробовал, не потребовал, не проявил жесткость и не приручил неповинующегося. «Я могу потерять всю семью в этой борьбе», — думает Бён, опуская взгляд. Горло жжёт от невысказанных слов.       — Истинный должен быть рядом. Ты ещё не представляешь, какая это сила и опора — чувствовать и видеть чужими глазами, — сделав вдох, отец поднимает взгляд к чернеющему небу. Ветер вокруг начинает понемногу показывать своё присутствие. — У тебя тяжелое будущее, сынок. Тебе нужно стать жёстче и огрубеть, потому что впереди ещё много трудностей. Ты должен понять, что каждый раз, когда ты где-то оступаешься, кто-то другой будет расплачиваться за это. Каждый раз кто-то будет страдать из-за тебя. Для этого нужно сильное сердце, и если его нет, то нужно просто обложить его камнями и отдать за сохранение истинному омеге. Уж он-то он нём позаботится лучше остальных.