Вверенный

Сквозь сон пробиваются знакомые ощущения. Тянущая боль сдавливает бёдра. Чанёль хмурится и приоткрывает глаза, сонно пытаясь распознать самоощущения. Первым делом взгляд концентрируется на медике, который с таким напряжением наблюдает за ним, что хочется накрыться с головой. Пугающий тяжелый взгляд становится чуть мягче, когда Пак поднимает голову к тумбочке в поисках воды. Стакан тут же подносят вместе с трубочкой. Горло бьёт той болью, словно он не в беспамятстве был, а пытался проглотить осколки или песок. Он прикладывает ладонь к шее и сухо откашливается. По ощущениям внутри царапины — не иначе.       — Как дела? — тихо спрашивает Чанёль, переворачиваясь на спину. Сдавленный стон вырывается из него быстрее, чем мужчина может ответить, потому что рёбра (Господи, помоги) ревут от боли. Кажется, он слишком долго лежал на боку. — Вот же грёбаное дерьмо. Господи. Чёрт возьми, — бессмысленно бормочет, пытаясь размять болящий участок.       — Кажется, Вам уже лучше, — задумчиво произносит медик. — Сегодня 29 мая, сейчас почти пять часов вечера. В последний раз я вкалывал препарат десять часов назад. Как Вы себя чувствуете?       — Как будто надо мной надругались, — прошептал Чанёль, безвольно раскидывая руки и закрывая глаза. — В голове пусто. Болит горло, тянет мышцы, болят кости. Живот… тянет глубоко внутри, но пока терпимая боль… Что дальше?       — Я думаю, с учётом того, что Вы пережили десять часов без вмешательства препарата, теперь наступает та самая часть цикла, которую можно перетерпеть с обычными обезболивающими.       — Наступает цикл, — Чанёль открыл глаза, уставляясь пустым взглядом в потолок. — Будете рядом?       — Я приму блокаторы и воспользуюсь фильтрами. Не переживайте, господин Пак, этот цикл не будет доводить Вас до крайности. Судя по тому, что Вы сказали, то у Вас в принципе никогда не было особой необходимости в помощи в такие периоды. Чан нахмурился.       — А что я говорил?       — Что цикл не длится дольше двух дней.       — А, это, — Ёль едва заметно кивнул, закрывая глаза. — Да, он был очень ненормированным. Вы точно хотите быть здесь в это время?       — Это моя работа. Если моё присутствие Вас смущает…       — Кажется, Вы могли видеть меня в худшем состоянии, — Ёль слабо усмехается. — Думаю, я просто буду спать или находиться в сонном состоянии. Если Бэкхён приказал сидеть — сидите. Чёрт с ним.       — Вчера здесь была бригада врачей. Они оценивали Ваше состояние, есть опасения касательно воздействия препарата на сердечно-сосудистую систему. Я здесь для подстраховки: буду контролировать давление, пульс, реакцию и способность воспринимать реальность. Чанёль пропустил всё мимо слуха, концентрируясь на ощущениях.       — Я хочу в душ.       — Думаю, сейчас это будет несколько проблематично реализовать.       — Я хочу в душ. Я горел в аду четыре дня. Неужели я не заслуживаю хотя бы этого? Мужчина вздыхает, поднимаясь с места. Чанёль встречается взглядом с чужим критическим и из последних сил закатывает глаза, которые тоже (оказывается) болят. С ума сойти.       — Я не имею права находиться в ванной в Вашем присутствии.       — Вы и не нужны. Позовите Хэрин, — медик не сводит с него напряженный взгляд. — Мне лежать в постели ещё несколько дней. Я не собираюсь это делать в таком виде, ясно? Я пришёл в себя и требую дать мне возможность провести эти крохотные часы до армагеддона в ванной.       — Потрясающая настойчивость, — вздыхает мужчина, открывая дверь в ванную. Чанёль слышит, как начинает шуметь вода и облегчённо вздыхает. Наверняка он заснёт в процессе, но Хэрин уж как-то прикроет его, чтобы медик смог его внести обратно в комнату. Хотя он так измождён, что ему наплевать, в каком виде его увидит этот мужчина. …раннее утро тридцатого мая пахнет необыкновенной свежестью. На часах всего шесть утра, а Бэкхён уже на ногах и боится услышать от Кёнсу, сколько дел их сегодня ждёт. Зная, что пропадёт до самого вечера и больше не сможет приехать, Бён делает это сейчас, чтобы не мучилась душа. На первом этаже всё так же работают фильтры, как и на втором. Канхо стоит у двери рядом с Хэрин, держащей на руках бодрствующего Чонина.       — Доброе утро, — тут же слышится ответное приветствие. Бэкхён протягивает руки к Чонину и женщина без опаски передаёт его ему. Малыш кряхтит, елозя по нему рассеянным взглядом. Этот ребёнок не может не вызывать умиление: Бэкхён целует мальчика в лоб и прижимает к себе.       — Как у нас дела? — первым делом спрашивает Хэрин, хотя видит, что с малышом всё в порядке. Няня убеждает его в правильности предположений, после чего забирает малыша и уходит к себе в комнату. — Как Чанёль?       — Подготовка к циклу закончилась ещё вчера. Уже к вечеру началось наращивание привычного предциклового состояния, но господин Пак отказался пить обезболивающие таблетки. Уже сейчас можно сказать, что цикл набрал обороты, и через сутки-двое процесс придёт к завершению.       — Так быстро?       — Особенности организма омеги, господин, — Канхо вздохнул. — Меня это немного беспокоит, поскольку омега утверждает, что для него норма — несколько суток цикла, а при худшем самочувствии и вовсе сутки.       — Это может сказаться на его общем самочувствии?       — Нет. Как только омега наберется сил после этого цикла, будет отмечено улучшение самочувствия, и, вероятно, следующий будет происходить с наименьшими подготовительными днями перед ним. Но что касается его здоровья в этом плане, существуют некоторые опасения. Есть ряд обследований, которые помогут определить причину такого кратковременного цикла. Возможно, проблема даже не в омеге, господин, но меня поражает то, что он смог забеременеть и выносить ребёнка.       — Не без проблем, — отмечает Бэкхён, вздохнув.       — Но выносил, — выделяет медик, — ребёнок родился здоровым и тесты показали, что никаких заболеваний не сформировалось. Бэкхён приказывает себе не думать о далёком будущем. Чанёль очнётся только через два-три дня, а потом будут долгие дни, проходящие в восстановлении. Он с трудом представляет, через что пришлось пройти омеге, но из отчётов знает, что Ёль не ел и практически не пил. Смогут ли они его быстро поставить на ноги после такого затяжного стресса для организма?.. Парень протягивает руку к двери, и мужчина тут же опускает на неё ладонь. Чужой взгляд кажется предупреждающим. Бэкхён пораженно чувствует, как внутренний альфа срывается с цепи, тут же заполняя собой весь коридор. Канхо отшатывается, опуская голову, но не взгляд, прошивающий его с недовольством.       — Ты в своём уме, Канхо? — рычит Бэк, с огромным трудом пытаясь впихнуть чувства обратно. Грудь обжигают ощущения. — Иди нахуй отсюда. Мужчина обходит его с другой стороны, не прекращая наблюдать за ним до самой лестницы. Только там, около фильтра, он расправляет плечи и неловко смотрит на него. Видимо, медик пробрался большим сочувствием к Паку и Бэкхён внутренне это ощутил, тут же среагировав на возможную опасность. Даже отправив мужчину подальше от себя, Бэк не сразу может успокоиться. Он знает, что нанесёт вред Паку, если войдёт с таким запахом в комнату, но вернуть себе самообладание оказывается критически сложно. Он топчется около двери не меньше десяти минут, прежде чем собственнические мысли укладываются в голове и покой опускается на плечи, позволяя выровнять спину. Бэкхён делает глубокий вдох и приподнимает брови, удивлённый тем, как оказалось трудно взять себя под контроль, ведь даже с истинным и его упоминаниями о Чжане ему не было так трудно справиться с собой. Едва он входит в комнату, в голову бьёт потрясающий запах, сражающий наповал. Он шокировано отступает к стене, зажмурившись, и клянёт себя за то, что вошёл сюда в самый разгар цикла. Зажмурившись, он прикладывает руки к лицу и делает второй вдох, обливающий спину кипятком. Он слышится, как Чанёль делает слабый вдох и тут же более глубокий, задыхаясь им. Бэкхён слишком сконцентрирован на ощущениях, чтобы осознать банальную вещь: он провоцирует Чанёля и его чувства. В голове не просто не возникает мысль об этом, а даже поселяется пустота, влекущая за собой долгий волочущий день забот, с которыми Бэк не сможет адекватно справиться. Он делает ещё один вдох и жмурится ещё сильнее. Позвоночник искрится, сдавливая живот тугой веревкой. Он встречал много запахов молодых парней и девушек омег, но он никогда не имел отношений с родившими омегами. Чанёль пахнет так, что приходится бесстыдно втянуть в себя выступившую слюну. Она кажется такой вязкой, что он закрывает себе рот и вваливается в открытую ванную комнату справа от себя. Задвинув дверь, он бросается к раковине и хлебает воду прямо из-под крана, пока полностью не насыщается. Тяжело выдохнув напряжение, он утыкается ладонями в тумбочку и поднимает на себя взгляд в зеркало. Щёки и шея красные, глаза блестят… Он не может не выораться на себя мысленно, даже не представляя, какого чёрта он вошёл в комнату, не втянув в себя контроль полностью. Очевидно, что реакция адекватная, разве так обычно не бывает?.. Бэкхён почти сразу слышит в голове «не бывает» и не может не согласиться: концентрация и аромат совсем другие, реакция тела в чём-то отличается, но он не может распознать, в чём именно, потому что был слишком сосредоточен на запахе. Собравшись с силами, Бэкхён выходит из ванной, намереваясь тут же покинуть комнату Пака, но невовремя сталкивается взглядом с Чанёлем и застывает, пораженный тем, насколько сильно изменился внешний вид парня. Он с огромной силой сжимает себя в тиски, втягивая контроль, и Чанёль сдавлено стонет, сжимая подушку в кулак. Так быстро перекрывать себя неправильно, Ёль сейчас слишком чувствителен, но чтобы обезопасить воспалённую голову, Бэкхён делает это и позволяет себе присесть перед кроватью. Пока Чанёль ворочался, футболка перекосилась, открывая вид на острые ключицы. Бэкхёну не хотелось думать о том, что под одеялом. Чанёль не будет есть ещё сутки минимум, и это так сильно сказалось на его здоровье… Бэкхёну больно видеть его таким изможденным и в то же время пышущим жаром. Он прикладывает ладонь к румяной щеке, и Чанёль ластится, захватывая его запястье пальцами. Альфа внутри бьётся о глухую стену, а Бэкхён продолжает держать сознание кристально чистым, проклиная этот навык за то, что он даёт возможность анализировать и быть предельно внимательным. Лихорадочно горящие глаза снова открываются, впиваясь в него рассеянным взглядом. Чанёль смотрит на него всего несколько мгновений, прежде чем с силой зажмуривается и отпускает руку.       — Иди, — шепчет он, — пока я не сгорел от стыда. Бэкхён усмехается, убирая руку. Чан поворачивается к нему на бок и обнимает себя руками, сильно сжимая футболку в кулаках. Каждый вдох даётся ему так тяжело, словно в комнате не хватает воздуха.       — Мне опустить контроль? — тихо предлагает Бэк. — Как думаешь, может, это поможет тебе?       — Боже, нет, Бэкхён, — скулит Чанёль, сильно хмурясь. — Я же с ума сойду здесь. Ты будто не знаешь, чем это чревато.       — Ну, я единственный альфа в семье.       — Но ты ведь не будешь помогать каждый раз, — сдавленно проговаривает Чанёль, притягивая к себе колени. — Это неправильно.       — Я переживаю за тебя.       — Всё нормально. Мне не больно, это просто… цикл, Бэкхён. Ты же почувствовал в запахе, что дискомфорта нет. И это правда, в запахе не было ничего, что можно было бы распознать как боль и неприятные ощущения. Чанёлю сейчас не нужна помощь со стороны, поскольку тело не требует вмешательства. Сейчас у него горит тело от повышенной температуры, колотится сердце и сильно беспокоят неприятные ощущения от выделений, но не более того.       — Мне просто надо отдохнуть, но я уже устал отдыхать, — жалуется Чан, закрывая глаза. — Когда этот кошмар уже закончится?       — Скоро, родной, очень скоро, — обещает Бэкхён, поднимаясь с колен. Он целует парня в висок и покидает комнату, так и не позволив себе опустить контроль и сделать последний вдох, как напоминание о шокировавших его открытиях. Канхо сидит в библиотеке на диване. Бэкхён молча спускается мимо него по лестнице и останавливается под фильтрами на несколько минут, чтобы не провоцировать у альф в округе проблемы с головой. И только сев в машину, он осознаёт, что вообще-то все альфы и беты принимают таблетки, и ничего не могут учуять. И всё же, запах Пака остаётся в его сознании ещё надолго. Его личная тайна в шкатулке, будоражащая сознание. Он знает, что ещё долго будет одёргивать себя, чтобы её не открывать. … тело горит так, что хочется отбросить одеяло и раздеться догола. Останавливает появление медика, который регулярно входит в комнату и проверяет его показатели. Чанёль всё-таки попросил оставить его одного, смущаясь смотреть на него после ухода Бэкхёна. О, чёртов Бён… Чанёль накрывает лицо ладонями и стонет. Он до сих пор с трудом представляет, как сумел сдержаться от звуков, когда ощутил этот чудовищный запах Бёна, окутавший всё тело. У Бэка была проявлена малая часть контроля, но она с такой силой схватила тело в тиски, что Пак практически сразу после его ухода ощутил долгожданную влагу между ногами. Проклятая сухость мучила его столько часов, что вызывала беспокойство даже у медика. Он правда пытался не думать о Бэкхёне. Точнее, он буквально пытался вырезать Бэкхёна из своей головы, концентрируясь только на его запахе. Несмотря на то, что этот аромат был не для всех и слишком отталкивающим для омег, Чанёль чувствовал в нём большую опасность и силу. Вряд ли бы такое кому-то понравилось, кроме его истинного, но Чан сделал вдох и на него навалилось такое чувство защищённости, что он ещё долго лежал с блаженным ощущением безопасности. Чувствительный организм после чудовищных пыток был оголен до предела. Пак чувствовал себя так, словно его вывернули наизнанку и разорвали на куски, как трофей. Отвратительное чувство беззащитности и жгучего желания, чтобы его утешили, преследовало сутками напролёт. Наверное, именно поэтому Чанёль так много плакал в период между приступами: хотелось найти место или человека, который защитил бы его от мучений. Чанёль поворачивается на бок и кривится от влаги в белье. Это какое-то наказание. Едва он думает о Бёне, как тело тут же реагирует, повергая его в шок. Сколько времени прошло с его ухода? А он всё ещё чрезмерно чувствительный к выветрившемуся запаху альфы. Беременность поставила их по разные стороны, спутав все ощущения. Чанёль только сейчас осознал слова, которые ему говорил врач в больнице: Бэкхён и правда альфа, причём сильный. И поразительно то, как Чанёля занесло в жизнь к такому человеку. Будь Пак обычным омегой, он бы уже давно сбежал от Бёна и давления, которое тот оказывает, но он был беременным и искал защиты. Теперь стены разрушились и эти чувства… такое банальное осознание чужой идентичности бьёт в голову колоколом. Чанёль не ожидал, что беременность настолько сильно спутывает ощущения у омег. Теперь Чанёль абсолютно не понимал истинного Бэкхёна: как можно выбирать между ним и кем-то ещё? Чанёль бы бросился в этот огонь и с облегчением сгорел в нём. Чанёль бы не выбирал. … Бэкхён не знает. какого чёрта здесь делает ранним утром. Ещё семи нет, а он уже стоит под дверью, нерешительно опустив пальцы на ручку двери. Возможно, пытается понять, сможет ли вызвать Ыну подобные чувства, что он испытал вчера с Паком, или он здесь для предъявления претензий?.. Чёрт. Бэкхён половину дня ходил как пришибленный, не в силах сосредоточиться на делах. Перечитывал бумажку за бумажкой, чтобы осознать, зачем Кёнсу их подсунул под руку. Какая в них вообще ценность?.. Разобрался только к вечеру. В доме пахнет сухофруктами. Пряный набор, совсем не бьющий в нос. Бэкхён делает глубокий вдох и от запаха тут же теплеет в груди, искусственно наполняя голову осознанием принадлежности. Бэкхён невесело хмыкает, проходя по коридору внутрь дома. Подобрав под себя ноги, Ыну сидит у окна на диване с отсутствующим выражением лица. Едва Бэкхён оказывается в поле его зрения, он молча поднимает на него уставший взгляд. Видимо, почувствовал его ещё в коридоре, как и Бэкхён у входа ощутил его. Кружка с горячим шоколадом захвачена ладонями, будто парень пытается согреться. Слабый дымок поднимается вверх и на солнечном свету полностью пропадает. Бэкхён устало садится на диван около входа, не сразу отмечая, насколько большое между ними расстояние.       — Ты не спал, — констатирует он, расстёгивая пуговицу на пиджаке.       — Да, — тихо отвечает Ыну. Бэкхён наклоняется вперед, опуская локти на колени. Давление на спину немного уменьшает, позволяя ему немного выдохнуть. Эта противная спазмирующая боль в животе и спине скоро прикончит его. Интересно, когда он в следующий раз сможет вытянуть тело на кровати для полноценного сна?.. — Ты тоже.       — Китаец напал на поставку. Очередные раненные, очередные погибшие. Сколько же я вынужден буду это терпеть? — бормочет он, потирая лицо ладонью. Касание к коже кажется вязким, кожа будто потеряла упругость и кажется сухой тканью, наброшенной на мышцы лица. Ыну ничего не говорит. Бэкхён ожидал вопросов или хотя бы выражение каких-никаких сожалений, но ничего не получил. Он закрывает глаза и тихо вздыхает. Чанёль бы уже давно сел рядом или хотя бы взглядом утешил, побоявшись задавать неуместные вопросы. Он всё время анализирует двух омег, не в силах остановить этот процесс анализа. К чему это происходит в его голове? Почему такие мысли вообще возникают в голове. Он что, выбирает?.. Нечего выбирать, Чанёль и так часть его семьи, а вот Ыну…       — Я могу что-нибудь сделать для тебя? Может, тебе что-нибудь нужно? Бэкхён не знает, зачем спрашивает. Хочет проявить участие, попытаться сблизиться с парнем, но в глубине души понимает, что оторвал омегу только с одним умыслом — сделать его нейтральной зоной между Чжаном и собой. На время войны он должен остаться ничейным.       — Нет, Бэкхён, спасибо. Ему не хочется с ним разговаривать. Омега не идёт на контакт, а Бэкхёну и сказать нечего. Он чувствует себя за шестьдесят и мечтает просто лечь в постель поспать. Усталость настолько поработила его тело и сознание, что он едва способен решать какие-то дела, не то что вести светские беседы. Он и приходить-то сюда не особо хотел, но почувствовал необходимость показать Ыну то, во что его превращает столкновение с китайцем.       — От тебя пахнет омегой в цикле.       — Это мой вверенный. Заходил вчера проверить его. Вообще-то, уже должно было выветриться.       — Для бет и альф выветрилось ещё вчера, но для других омег ты ощущаешься занятым кем-то. Разве он не родил? Прошло мало времени для цикла.       — А ты хорошо осведомлен о том, что происходит внутри моей семьи, — усмехается Бэкхён, поворачивая голову к Ыну.       — Просто навёл справки со своей стороны, — пожимает плечами тот, непреклонно глядя в чашку.       — Родил, два месяца назад. Цикл уже завершается, к счастью, мы пережили и этот кошмар.       — Поздравляю, — шепчет Ыну. — Желаю скорее набраться сил. Бэкхён поджимает губы. Ыну ведёт себя так, словно Бён оскорбил его. Такая чудовищная обособленность не может быть ничем иным, кроме как личным выбором омеги. Феромоны между ними действуют так, чтобы они наоборот смогли сблизиться. Запах и ощущения создают вокруг атмосферу единения. Не глубокую, но она уровне заинтересованных друг в друге людей. Так распорядилась природа: не дать людям долгое время переживать о предательствах и не ломать себя в сомнениях, а сразу располагает друг другу. Бэкхён не чувствует даже малой доли отдачи: Ыну совершенно сознательно замкнулся. И, разумеется, он понимает, что вырвал его из привычного ритма жизни, но его присутствие рядом должно было хоть немного смазать неприятные ощущения. Если бы только Ыну этого захотел… и принял. Бён понял, что ему здесь делать нечего и встал с места.       — Если Чжан продолжит нападать, я не знаю, когда смогу прийти в следующий раз. Так что до встречи, Ыну. … Чанёль глубоко вдыхает и облегчённо выдыхает. Противное напряжение внутри живота всё ещё присутствует, но теперь боли нет. Он может спокойно двигаться и наслаждаться чувством покоя. Именно поэтому он с четырёх утра лежит и наслаждается едва заметной лёгкостью в теле. Безусловно, сейчас он чувствует, насколько сильно истощен и был подвержен опасности, но даже осознание не мешает ему чувствовать себя счастливым. Некоторое время он плачет, сжавшись в комок. Выплакивает жалость к себе, страхи и боль, которую не способен был терпеть, но терпел. Раскрывает душу и пытается её залатать слезами, утешить себя и дать себе понять, что до следующего цикла есть ещё минимум три недели. Да и то не факт, что он случится. После проведённых в постели дней всё болит и ноет. Бока и бёдра жжёт, что говорить о спине в целом… Чанёль успокаивается, ещё немного лежит с пустой головой и только после этого понимает, что должен вернуться к жизни. Там, за дверью, ничего не останавливалось: реальность не останавливалась, люди продолжали двигаться и работать, а Хэрин присматривала за сыном. Мысль о Чонине звенит в голове и заставляет принять решение немедленно привести себя в порядок и встретиться с малышом. Сколько прошло дней? Неделя? А вдруг малыш почувствовал расставание и капризничал? А может, это сказалось на его здоровье?! Пак не знает, с какими силами поднялся с кровати. Весь побледнел и снова вспотел от прилагаемых усилий, но даже сквозь гулко бьющееся в ушах сердце сумел добраться до ванной. Оставалось самое простое: раздеться и набрать воду. Чанёль включил воду, снял с себя несчастную футболку с бельём и опустился в холодную ванную. Он безумно устал и истощен. Ему страшно представить, сколько дней займёт восстановление, но половину дела он уже сделал — начал двигаться ради сына. … Кёнсу влетает в кабинет с каменным лицом. Бэкхён сразу соображает и захлопывает журнал зарплатных ведомостей, намереваясь подняться с места.       — Нападение на средний склад, — объявляет Кёнсу, тут же выходя в коридор вместе с ним.       — Чёртов урод, как же он достал, — бормочет парень. — Раненые? Убитые?       — Один убитый — прямое попадание в голову. Ребята сразу засуетились, раненных нет.       — Будут, — говорит Бэк, плавно переходя на бег. — Ты отправил уведомление парням?       — Да, господин, ребята на всех объектах готовятся к возможному нападению. Возможно, тебе стоит остаться здесь?       — Нет. Именно моё появление их остановит, Кёнсу. Бэкхён захлопывает дверь машины и через мгновение они выезжают на главную дорогу. До среднего склада добираться не так долго, как до большого, но всё же это занимало время. Бэк вдавил педаль в пол, с равнодушием проносясь на желтый цвет. Сейчас самым главным действием было не составить план защиты, а банально приехать к месту боя. Именно его появление останавливает любое сражение, поскольку шальная пуля может причинить вред и Ыну так же. Последняя неделя оказалось настолько эмоциональной, что ему кажется, словно он уже не может испытывать чувства.       — В какой-то из дней они воспользуются твоей самоотверженностью, господин.       — Именно поэтому мы всех подняли на ноги, чтобы они не поймали пулю в лоб. Бэкхён чуть скривился от неприятного ощущения в груди. Мысль о том, что ему снова придётся извиняться перед чужой семьей за погибшего сына била в грудь. Когда китаец уже напьётся чужой крови и оставит их в покое?..       — Сними часть людей с большого склада, пусть едут с нами. Кёнсу тут же достал телефон из внутреннего кармана пиджака.       — Сколько?       — Человек пятнадцать. Пусть лавируют.       — Понял. Лишних мыслей не возникало. В последние дни Бэкхён мог думать лишь о нескольких вещах: нападениях, похоронах, Чанёле и усталости. Иногда удавалось вырвать момент и принять лежачее положение где придётся, но тело ныло так, что хотелось лезть на стену. Кёнсу щелкнул предохранителем и подал ему пистолет. Бэкхён почувствовал, как в карман вложили несколько магазинов.       — Подъезжаем. Прикрути глушитель.       — Сделал. Нам нужно искать здания вне города. Задолбало всё время таскать с собой эти заглушки, — буркнул Кёнсу. Бэкхён усмехнулся, после чего скомандовал перелезать на заднее сидение. Машина бронированная, можно было использовать её как часть защиты, но если он остановит её боком, Кёнсу придётся выходить на прямой контакт. Помощник без лишних слов и ворчания перебрался назад и выдохнул. Бэк не стал ничего говорить, предоставляя Кёнсу возможность лично решить, когда выходить из машины. Сам он совершил запланированный манёвр и поставил машину на скорости, тут же открывая дверь. Перед глазами сразу встал вид подъезжающих машин охраны из офиса. Бэкхён махнул им рукой проезжать мимо них, надеясь, что они смогут тупо передавить напавших на склад ублюдков. Ничего не боясь, Бэк обошёл машину и поднял пистолет, тут же стреляя в первого же человека в маске. Раскрытый пиджак показывал, насколько незащищённым он был в этот момент. Кёнсу зарычал и оказался неподалёку, окликнув его, но Бэкхён двигался быстро, ничего не боясь. Он оставил большую часть нападавших на подкрепление, а сам расчистил себе путь и завернул к огромным воротам, выбитым фургоном. Он зашёл им со спины, отстреливая каждого, кого замечал в непривычной форме взгляду. Попасть в своих было невозможно. Сбоку заорали:       — Господин! Бэкхён не стал оборачиваться полностью, но бросил туда взгляд: один из боевиков направил на него автомат, но второй тут же сбил его с ног и очередь прошла по асфальту. Обжигающая ледяная корка покрыла всё тело, на мгновение вынудив его потерять самообладание, но после этого Бэкхён тут же направил пистолет на упавших и прострелил им головы. Он продолжил свой путь, огибая склад по кругу. Вскоре вокруг него скучковалась охрана, которой он невольно дал защиту. Нападавшие не могли стрелять, пока они двигались, потому что любая пуля могла попасть в Бэкхёна. Таким образом им удалось зачистить территорию и не привлечь ненужное внимание. По крайней мере настолько, насколько это возможно. Не видя лиц, Бэкхён тронул одного из парней за плечо и скомандовал организовать поиски раненных. Их отправкой в больницу будут заниматься парни на микроавтобусе. Бён обернулся к воротам и увидел, как машины начали въезжать внутрь территории и сразу разворачиваться для выезда.       — Где Кёнсу? — крикнул Бэкхён. Не услышав ответа, он осмотрелся и заметил поднятую руку. Ну, разумеется, повышать голос для ответа было не в характере этого парня. Помощник дотащил раненного до микроавтобуса, огляделся вокруг и двинулся к нему. Бэкхён так же осмотрел территорию со своего ракурса, но лежащих охранников смены не обнаружил. В груди загорелась надежда на то, что убитых окажется меньше, чем летальных исходов.       — Что ты делаешь, господин? — напряженно вопросил До. Бэкхён повернул голову к парню и не мог не заметить тревожный блеск в чужих глазах.       — Ты же знаешь, что меня бы не тронули. Пытались, но сами же нападавшие и защитили.       — Как ты можешь так относиться к своей жизни? — процедил До.       — Я нормально к ней отношусь. Если я могу поспособствовать быстрому развитию событий, то я это делаю.       — Если тебе на истинного насрать, то подумал бы о Паке. Он бы твой героизм не оценил, — бросил До, отходя от него. — И это не говоря о Главе. Бэкхён проглотил катающиеся на языке нецензурные слова и взмахнул рукой:       — Займись делом. А дел было много: погрузить раненых, отвезти в больницу, идентифицировать погибших, вызвать людей для уборки территории, зачистить всё вокруг, составить отчёты… Кёнсу словно ждал, когда можно будет уйти от Бёна. Парень невольно впился в его спину взглядом и вздохнул, оборачиваясь к воротам. Концентрация была разрушена под давлением ощущений после перестрелки, но ему удалось случайно зацепиться за движение неподалёку. Один из нападавших ещё мог двигаться и вытянул руку с пистолетом. Бэкхён хотел бы сказать, что сделал это не подумав, но это было не так. В это мгновение он понял, что не успеет остановить ублюдка и бросился наперерез, вытянув руку, словно она может остановить пулю. Он с такой яростью рявкнул «Нет!», что сам себе удивился, а потом ощутил знакомый толчок и вытянул руку, чтобы пристрелить урода. Место ранения облило кипятком. Бэкхён задушено выдохнул и согнулся, пытаясь прислонить к руке ладонь. Охрана заорала охранять его, но ему уже было не до этого. Чёртов пистолет так сильно мешал, что он бросил его и, наконец, приложил пальцы к предплечью. Поразительно, но именно вытянутая рука и смогла поймать пулю, хотя Бэкхён по большей части рассчитывал на тело. Ему хватило всего нескольких секунд, чтобы понять, в кого целились. Бэкхён с глубоким вдохом выпрямился и тут же скомандовал столпившейся охране:       — Уведите Кёнсу в склад. Сейчас же! Бэкхён видел, как Кёнсу с бешеным взглядом нёсся к нему, но махнул рукой уходить. Как только охрана обступила До и начала подталкивать к помещению склада, Бэк отвернулся от них и начал осматриваться вокруг. Ему не давала покоя мысль о возможном нападении на Кёнсу. Не было сомнений в том, что целились именно в него! Что, если в округе есть снайперы?..       — Приказывай, господин! — рядом тут же возникло два парня их охраны большого склада.       — Подгоните мою машину к складу, Кёнсу посадить внутрь на заднее сидение. Его пытались прикончить. Один из охранников позволил себе удивиться:       — Его?       — Выполняй! — рявкнул Бэкхён, прошивая его яростным взглядом. Так и не заметив ничего подозрительного, Бэк двинулся ко входу в склад. К тому моменту, как он подошёл к металлическим дверям, машина уже подобралась ко входу. Внутри было тихо. Нервного Кёнсу удерживало несколько человек по руки, но даже так он успевал что-то печатать на телефоне. Бэкхён взмахнул рукой, отпуская парней, и сел на ближайший ящик. Кёнсу впился в него таким взглядом, словно сам Бэкхён в него только что выстрелил.       — Ничего не хочу слышать, — вздохнул Бэкхён. — И сам ничего не буду, кроме того, что тебе нужно нанять для себя охрану. Не меньше четырёх человек. Завтра они должны быть рядом с тобой. А теперь к делу: что сделал?       — Вызвал машину к истинному проверить его состояние.       — Хорошо. Это царапина, но я не знаю, как это повлияет на его состояние. Бэкхён снял пиджак и скривился при виде окровавленной руки. Текло так, словно попало в живот, а не чёртово предплечье. До напряженного дышал, наблюдая за ним издалека. Бэк устало уткнулся здоровой рукой в колено и немного согнулся.       — Поедем в больницу или к истинному?       — Едем штопать меня в коттедж, а потом будем решать согласно полученному отчёту. Бэкхён проглотил ненужное беспокойство об Ыну, предполагая, что с парнем в целом всё в порядке. Если бы ему попали в плечо, он бы поехал, поскольку мог предположить сильные боли, но это лишь рука… К чёрту. Омега вчера не поинтересовался ничем, так и сегодня наверняка промолчит. Он не будет тратить на молчание время, которое может посвятить Паку. Уже когда недовольного Кёнсу обступили со всех сторон и втащили в машину на заднее сидение как самую важную персону, Бэкхён спокойно обошёл автомобиль и сел рядом с ним. Дорога к больнице заняла достаточно времени, чтобы он трижды мысленно выругался из-за своего отношения к истинному, но он не мог проигнорировать первые же реакции и возникшие мысли. Сначала в голове возникло беспокойство о Паке, его реакции и тревоге в такой непростой для его организма период, и только потом Бэкхён вспомнил об Ыну. Возможно ли такое, что он не сможет смириться со сложившейся ситуацией и не примет Ыну?.. … Хэрин вспушивает ему подушки, чтобы он смог сидеть хотя бы полулёжа, и отступает от постели. Чанёль едва может соображать от сонливости, но упрямо вздрагивает всем телом, чтобы удержаться в сознании.       — Принеси сына, — просит он.       — Час ночи, господин Пак, Вы уже так устали, — протягивает она.       — Неси, Хэрин, давай же. Мне уже лучше, я хочу подержать его хоть немного. Женщина категорически не согласна с его утверждением о самочувствии, но сдаётся и выходит из комнаты. Чанёль и сам знает, что бросается громкими словами, но не увидеть малыша не может. Он целый день бодрствовал: пережил осмотр врачей, сдал анализы, терпел разговоры, затем настойчиво боролся за право принять ванну и вынужден был поесть, хотя совсем не хотелось. Пройдя через тяжелые испытания, он просто хотел закрыть глаза и поспать, но внутренний омега требовал увидеть малыша, и Чанёль совсем не был против этой нужды. Он и сам хотел этого, но внутренние ощущения помогали лучше добиваться своего. Когда Хэрин внесла сына, внутри всё забурлило и задрожали руки. Чонин тут же проснулся, ощутив его рядом, и сонно попытался что-то прокряхтеть.       — Запеленали моего мальчика, — ласково протянул Пак, ослабляя ткань, чтобы малыш смог вытянуть ручки. — Малыш соскучился по папе, да? Хэрин помогла ему уложить малыша на грудную клетку, и взгляд Пака сузился до завозившейся точки на теле. Всё. В этот момент больше ничего не существовало кроме кряхтящего малыша, дёргающего ножками. Одной паковской ладони было достаточно, чтобы придерживать его на месте и не мешать двигаться. Чанёль так соскучился, что едва удерживался от слёз. Пока он ворковал с малышом, Хэрин вышла из комнаты, но даже когда Чонин заснул на нём и сам Пак устало расслабил тело, женщина не появилась в комнате. Чанёль знал, что она обязательно придёт. … пока Хэрин на скорую руку готовит ему поздний ужин, Бэкхён терпит швы и просит медика поторопиться. Канхо исполняет его просьбу только потому, что чувствует себя неуверенным рядом с ним. В противном случае он бы настоял на тщательности обработки раны и убедил сидеть ровно. Бэкхёну очень не хотелось запятнать всё вокруг кровью, но лучше, чем сделать это за столом на кухне, места не нашлось. Бэк хотел как можно скорее получить отчёт и со спокойной душой подняться к Паку. Кёнсу не появлялся в доме уже двадцать минут, пытаясь быстро составить отчёт в машине, зная, что сейчас Бён терпеть торможения не будет.       — Всё? Закончил? Последний отрез бинта окутывает руку и Канхо кивает, молча снимая перчатки и принимаясь убирать инструменты. Бэкхён поднимается с места с намерением подняться на второй этаж, но Хэрин тут же появляется в поле его зрения с небольшой пиалой супа.       — Уже уходите? — удивляется она.       — К Чанёлю, — качнул головой парень.       — Сначала поешьте, вдруг задержитесь там, — просит она. — Может, Ваш помощник успеет доложиться до того, как Вы поднимитесь. Звучит рационально. Бэкхён наскоро ест, преодолевая небольшую тошноту. Пока Бэк ждёт помощника, Хэрин убирается за ним, рассказывая о том, как у Чанёля прошёл сегодня день. Оказывается, напряженно, но и у Бэка не легче, к сожалению. Женщине не нужно говорить, чтобы она молчала о ранении, она сама клянётся молчать и выходит из комнаты, как только в поле зрения появляется До.       — Я слушаю, — говорит Бэкхён.       — С истинным всё в порядке. Омега почувствовал острую боль в руке, потом она ощущалась перенапряженной. В целом всё в порядке. Он получил успокоительные и проспит до утра. Что касается нападения: убитых двое, трое сейчас на операции, ещё четверых перевели в палату с легкими ранениями в руку или ногу. Через пару-тройку недель вернутся на работу.       — Как же, через двое суток будут на месте, — хмыкнул Бэк, зная о преданности своих парней. Иногда они словно не замечали боли, продолжая снова и снова возвращаться к работе. — Попроси ребят из офиса помочь тебе. Пусть начинают подготовку к похоронам. Составьте список помощи… ну, как обычно. А ты займись подбором охраны и вали спать. Парень поднялся с места и наполовину застегнул рубашку, несмотря на окровавленный участок рукава.       — С чего ты взял, что целились в меня?       — А в кого ещё? В меня что ли? — слабо усмехнулся Бэк.       — Я не понимаю. Точнее, предполагаю…       — Кёнсу, — тихо перебил его парень, опуская взгляд в пол, — ты второй после меня человек. Ровно как и я, ты держишь в руках весь бизнес. Ты моё доверенное лицо. Ты моя тень, ты часть моей жизни. У действий китайского выродка только одна суть: он не может прикончить меня, но он может делать мне больно. Он способен причинить мне очень много боли, поэтому не отходи от меня ни на шаг, всегда держись рядом со мной.       — Господин… Бэкхён твёрдо продолжил говорить дальше, невзирая на попытку прервать его:       — На постоянную проверку маршрутов уйдёт слишком много сил, времени и человеческих ресурсов, которые у нас с каждым днём уменьшаются. Сапёры не могут сидеть в офисе и сторожить твою машину. Со мной ты хотя бы не взорвёшься — этого более чем достаточно для меня. Ты меня понял, Кёнсу? — Бэкхён вложил последние силы во взгляд, который поднял на помощника, и тот кивнул. — У меня не осталось сил на разговоры о чём-либо. Просто прислушайся ко мне и сделай так, как я сказал. До снова снова кивнул, расправляя плечи. Вид у Кёнсу непривычный, наверняка его голова была переполнена сожалениями, но сейчас они на войне. И они должны выгрызать её всеми возможными способами.       — Передай охране Ыну подслушать разговоры в доме. Я хочу дословно знать, о чём и с кем он будет разговаривать.       — Сделаем. Поднявшись на второй этаж, Бэкхён подходит к двери и тихонько приоткрывает её. С этого ракурса видно лишь небольшую часть кровати. Он вдыхает запах и слабо улыбается, проходя внутрь. В комнате приятно пахнет горячей выпечкой, заставляя поверить в то, что она действительно есть в доме. Сердце сжимается от чувств, когда он замечает Чанёля и малыша на его груди. Руки поддерживают ребёнка. Косточки выступили на запястьях… Чонин скрутился как котёнок, пожав под себя ручки и уложив головку под шею омеги. Судорожно вдохнув от уколовшей в груди нежности, Бэкхён обводит их ладошками и закрывает ими лицо. Хочет вдохнуть, но не может это сделать полноценно. Хочет вытащить всю грусть из души и вложить в неё Чанёля, чтобы согрел его изнутри. Он не знает, как ему удалось себя отговорить от желания прилечь рядом. Мысли кружатся вокруг омеги: вдруг ему будет неудобно, вдруг он помешает, вдруг разбудит, вдруг, вдруг, вдруг… Он опускает безвольные руки и смотрит на Чанёля, мечтая запечатлеть на веках это расслабленное лицо парня. Как долго продлится чужой сон? Как долго он сможет чувствовать себя хорошо хотя бы во сне?.. Телефон в кармане брюк вибрирует. Затем снова и снова. Бэкхён понимает, что появляются новые дела и позволяет себе подойти ближе, чтобы погладить Чанёля по щеке. Тот даже не просыпается. И вряд ли проснётся из-за такой глупости. Так даже лучше. Бэкхён выходит в коридор и достаёт телефон из кармана. Кёнсу пишет, что началось нападение на маленький склад, он поднял другую смену и через двадцать минут они будут там. Зажмурившись, Бэк стискивает пальцы в кулаки и рычит от бессильной злобы. Это у китайца тысячи людей, а у Бэкхёна их всего четыреста и каждый занимается своим делом, зная своё рабочее место. Невозможно перебрасывать их так каждый час. Невозможно… Чжана хочется не просто придушить, а мучить до смерти. Парень заходит в свою комнату, чтобы надеть новый пиджак и тут же покинуть коттедж. Он садится в машину и видит, как Сан тут же надевает маску обратно и входит в дом. … Ёль выходит из ванной и плюхается на кровать, упираясь ладонями в чистое хрустящее постельное. Хэрин складывает снятое бельё в стопки, улыбаясь Чонину. Малыш лежит вдали на второй половине кровати, заинтересованно рассматривая то и дело мелькающее части постельного перед глазами. Чанёль аккуратно заваливается на постель поближе к сыну и закрывает глаза. Он чертовски устал.       — Бэкхён приезжал?       — Он был этой ночью. Немного поел, проверил вас с Чонином и уехал.       — Он заходил? — парень приоткрывает глаза. — Я даже не заметил.       — Неудивительно: Вы сильно устали. Пережить такое, — женщина вздохнула, опуская последний сверток на постель. Чанёль зажмурился и отвернул голову, не желая вспоминать, думать, анализировать, произошедшее. Всё это был просто плохой сон. Он проснулся. Всё закончилось, и он надеется, что больше это не повторится.       — О, кажется, нам пора переодеваться, да, Чонини? — ласково протянула Хэрин.       — Я займусь этим, — прокряхтел Чанёль, с трудом заставляя себя принять сидячее положение.       — Я всё сделаю, господин Пак, не переживайте. Няня вышла с Чонином из комнаты, не закрыв до конца дверь. Чан со вздохом сгорбился, снова утыкаясь ладонями в постель. Спина чудовищно ныла. Вероятно, ему придётся уделить время хоть какой-то активности, когда он наберется сил. Пора бы уже восстанавливаться окончательно. Сколько времени прошло с родов? А он до сих пор чувствует себя ущербным… В голову вдруг проникла мысль, что он не должен всё время гонять туда-сюда Хэрин с ребёнком. Безусловно, малышу интересно рассматривать всё вокруг (хотя вряд ли он что-либо понимает), но поступать так с верной помощницей было нельзя. В этой комнате он провёл достаточно времени, чтобы захотеть переселиться на первый этаж. Возможно, стоит сегодня же спуститься вниз окончательно?.. Чанёль поднял усталый взгляд на дверь и слабо дрогнул телом, не ожидая увидеть в небольшой щёлке тёмный силуэт во всём черном. Знакомые беспокойные глаза поселили в душе некоторое спокойствие, даря узнавание. Чанёлю казалось, что прошла вечность с тех пор, как он виделся с Саном…       — Привет, — слабо улыбнулся Пак. Оглянувшись назад, парень протянул обтянутые в военных перчатках пальцы и легонько коснулся двери, слегка увеличивая щелку.       — Доброе утро, господин Пак, — тихо произнёс он. — Как Вы себя чувствуете? Чанёль усмехнулся, опуская взгляд к чужим массивным ботинкам. Он понятия не имел, что отвечать на этот вопрос. Ему даже говорить было сложно. Точнее… не хотелось, а от того разговоры и вызывали трудность.       — Я в порядке. Уже лучше. Сан выразил недоверие одним лишь слабо заметным качанием головы. Чанёль снова позволил себе немного улыбнуться, понимая парня без слов. Поразительно, как хорошо он понимал все знаки этого парня. Интересно, Бэкхён также хорошо понимает своего До Кёнсу?..       — Зайди ко мне, — попросил Чан. Снова оглянувшись назад, Сан молниеносно распахнул дверь и резко прикрыл, в самом конце сильно замедлив движение, чтобы тихо щелкнуть замком. Ёль выровнялся, складывая руки в замок.       — Ты видел Бэкхёна?       — Да, господин приехал к двум ночи. Пробыл буквально сорок минут, после чего покинул территорию коттеджа.       — Что у нас происходит? — поинтересовался Чанёль, не зная, как правильно выразиться. — Он чем-то занят? Есть какие-то дела?       — За последние несколько дней обстановка сильно ухудшилась. Китаец трижды напал на наши склады; есть раненные, есть погибшие. Послезавтра будут похороны. Глубоко вдохнув, Ёль опустил взгляд. Они снова оказались в тяжелой ситуации. Чанёль пропустил так много за время отсутствия. Честно говоря, у него не было ни сил, ни желания думать о том, что происходит вокруг, и уж тем более думать о причинах появления трудностей. Очевидно, дело в истинном Бэкхёна. Интересно, они хоть немного продвинулись в этом вопросе? Наверняка, если ситуация так обострилась.       — Ты что-нибудь знаешь об истинном омеге Бэкхёна?       — Наши ребята охраняют.       — Наши? — сердце забилось в разы быстрее, перехватывая дыхание. — Бэкхён забрал его?       — Мне неизвестно, как он там оказался: добровольно или принудительно, но он живёт в одном из коттеджей, принадлежащем господину Бёну. В одной из смен стоит мой хороший друг, он говорит, что господин редко туда приезжает. С учётом того, что творится вокруг, он вряд ли сможет туда приезжать. Чанёль судорожно выдохнул, сам не зная, от чего так среагировал. Он всегда боялся того, что потеряет Бэкхёна, но он боялся потерять его в физическом проявлении, а теперь боится в моральном. Это оказалось ещё страшнее, чем его смерть. Мысль о том, что Бэкхён мог пропадать в чужом доме, убивала парня, а страх о том, что Бён может со временем и вовсе забыть о существовании Пака… Ёль поджал губы, изо всех сил стараясь прогнать выступившие слёзы. Пока он пребывал в беспамятстве, бессильно сминая простынь в кулаках, Бэкхёну… Бэкхён…       — Господин, — мягко шепнул Сан. Чан шмыгнул носом и сделал глубокий вдох, приходя в себя. Совсем не хотелось распускать сопли при парне, да ещё и на фоне их разговора. Он верил Бэкхёну, верил его словам о том, что Чанёль появился в его жизни первый и они с сыном — одна из важных для него семей в роду и бизнесе. Думать о другом совсем не хотелось, но факт оставался фактом: если Бэкхёну удалось вытащить истинного из лап китайца — значит, борьба за него уже началась. … Бэк выходит из машины и стремительным шагом двигается к кабинету отца. Охрана кивает ему, выражая почтение, и он склоняет голову в ответ коротким кивком. Кёнсу сидит в машине, работая над процессом похорон. Нужно передвинуть деньги, расплатиться за услуги, сделать заказы, проверить списки необходимого для семей, выделить им средства для первой помощи… В присутствии помощника сейчас нет нужды, но они вынуждены кататься вместе несмотря на дополнительный автомобиль охраны, стоящий за массивной калиткой. В саду пахнет цветами и небольшой духотой от недавнего полива. Вдалеке видно спины склонившихся ЮнДо и Бомгю. Бэкхён не мог вспомнить, когда в последний раз их видел в живую. Он чертовски соскучился по ним, но есть вещи, которые оказываются важнее семьи, например: их безопасность. Отец сидит за столом, на котором лежит стопка бумаг и журналов. Суман кивает ему, и Бэкхён молча вторит ему, тут же обращая внимание на Главу. Отец захлопывает журнал и откладывает ручку в сторону — это говорит помощнику о том, что необходимо сделать перерыв. Суман понимающе отходит от стола и вскоре покидает кабинет.       — Здравствуй, отец.       — За тобой охотятся, — приветствие пропускается. Отец всегда начинает с важного.       — Не за мной. За Кёнсу. Мужчина поднял на него взгляд. Бэкхёну показалось, что он даже самого себя в нём не увидит, если присмотрится. Черноты было столько, что она выходила за края, пролегая под глазами. Сколько дней отец не спал и почему?.. Бэкхён давно не посещал совещания. Возможно, он многое пропустил?..       — Хотят зайти со стороны помощника, — прозвучал голос. — Эффективно, учитывая ваши взаимоотношения. Это будет сильный удар. Бэкхён поспешил уточнить:       — Если он настигнет его.       — Я прикрываю тебе спину целый месяц, — словно между делом произнёс отец.       — Значит, ты обо всём знаешь, — предположил Бэкхён.       — Ты нашёл истинного. Ты травмирован, — Бэкхён против воли напряг челюсти. Было неприятно признавать такие вещи перед Главой семьи. Отец… такой авторитет, как он… Бэкхён почувствовал себя вывернутым наизнанку. — Ничего. Пройдёт и это. Хорошо, что забрал его у Чжана. Это даст тебе возможность увеличить своё влияние на него в обход омеги.       — Не на что влиять, отец.       — Я над этим работаю. Не переживай, — Бэкхён не знает, какими силами устоял на месте. Ноги были намерены подкоситься. Возможно, что-то отразилось такое в его взгляде, из-за чего отец позволил себе кивнуть и произнести слова, от которых всё загорелось в груди: — Я рядом с тобой. Крепко сжав губы, чтобы не показать… Господи. Чёрт. Бэкхён был готов сдаться. Он переживает чудовищные времена и вселенская несправедливость душит его уже который месяц, отбирая у него всё, на что упадёт чужой взгляд. Он и сам не знает, как тянет эту ношу на плечах, боясь показаться на глаза семье, пытаясь скрыть то, через какие чудовищные вещи ему приходится проходить. В семье не принято взваливать тяготы друг на друга, поэтому слова отца… то, как он становится рядом с ним и подставляет плечо под невыносимый груз… Бэкхён никогда такого не ощущал. Даже когда отец потерял двоих сыновей и назначил его главным в оружейной ветке бизнеса, он не давал ему возможности опустить руки и одёргивал одним только взглядом. Отец в принципе всю жизнь воспитывал своих детей одним лишь взглядом, таким редко брошенным, но до того выразительным, что хотелось свестись к нулю и перестать существовать.       — Береги себя, — произнёс Бэкхён. — Мне ничего не будет, а вы в невероятной опасности, пап.       — Отбрось сомнения и страх. Делай то, что должен делать. Не будет веры — не добьёшься победы. Только зная, что выбрал верный путь, ты сможешь свернуть горы. Никогда не отступай, Бэкхён. Никогда. … врач не говорит ничего нового. Чанёль всё это и так уже знал: сбросил почти пять килограмм и теперь весит семьдесят пять с копейками, продолжает сбрасывать вес, но лучше выглядеть совсем не стал. Всё такой же изможденный вид кажется ему настолько привычным, что он не видит в нём ничего странного. Главное, что он пережил цикл и не погиб, и на том спасибо. Жизнь рядом с Бэкхёном научила его довольствоваться малым. Пока Хэрин кормит малыша в своей комнате, Чанёль перебирает в голове указания медика. Спать хочется безбожно. Парень пытается принять удобную позу, но всё нет и жутко раздражает, начиная с температуры в комнате, заканчивая странной тканью пижамы, которая раньше ему очень нравилась. Что-то заставляет его держаться в сознании и тянет наружу. Пак решается не сразу, не сразу находит аргументы для прогулки по второму этажу, но всё-таки заставляет себя подняться с постели. Дверь в комнату Бёна оказывается открытой. Чанёль подходит к ней и вцепляется в косяк, как в опору, тут же смущённо отводя взгляд. Бэкхён переодевается, стоя спиной к коридору. Он наверняка почувствовал его присутствие, но ничего не говорит, а сам парень становится в проходе, опираясь спиной о косяк. Бедная его спина… Отвернув голову к коридору, Ёль наблюдает за лучиками солнца, переливающимися на паркете. Он знает, что нисколько не смутит Бёна взглядом, но отчего-то смущается сам, вслушиваясь в шелест застёгиваемой рубашки и натягивания пиджака. Ещё несколько минут он крутит на повторе вид перебинтованного предплечья, не в силах задать соответствующий вопрос. Бэкхён ничего не говорит даже когда подходит ближе. Лёгкое касание руки к ладони вынуждает повернуть голову и обратить на парня взгляд. Бэкхён выглядит так плохо, что Чанёль не может удержать выражение лица. Ладони сами тянутся к нему, укладываясь на плечи и притягивая к себе. Бён тут же прижимает его к себе, крепко обхватив руками. Чужой нос утыкается в шею и едва ощутимо втягивает запах, окуная Пака в отчаянное смущение. Он знает, что это подарит парню умиротворение ровно до того момента, как он переступит порог. Пусть дышит, пусть захлёбывается им, если это поможет ему устоять на ногах.       — Ты справишься, — тихо говорит Чан, едва узнавая свой голос. — Я знаю, что ты справишься. Бэкхён ничего не говорит. Объятья длятся всё дольше, но совсем не становятся неловкими. Чанёль растворяется в чужом запахе, стараясь незаметно втягивать его, пытаясь запечатлеть в сознании. Едва мышцы под пиджаком напрягаются, Чанёль ослабляет хватку и Бэкхён немного отстраняется.       — Как ты себя чувствуешь?       — Увидел тебя и стало лучше, — Пак чуть улыбается, не зная, может ли говорить то, что хочется. И всё-таки произносит, правда, едва слышимо: — Мы давно не виделись. Я соскучился. Бэкхён слабо улыбается, но глаза всё равно теплеют. Чужой взгляд становится чуть яснее, тучи расходятся, и становится проще дышать.       — Я… — парень смыкает губы, так и не начав. Всего за долю секунды его взгляд выражает столько эмоций, что Чан теряется, неуверенно приподняв брови. — Странно, — наконец, произносит он. — Судьба всё время ранит меня, но при этом дарит мне тебя. Это чтобы я не сдался раньше времени? Чан усмехается, спуская руки с чужих плеч. Бэкхён же не спешит убирать ладони с его боков.       — Не сдавайся. Совсем не сдавайся, Бэкхён. Если в какой-то момент тебе вдруг покажется, что больше ничего не имеет смысла, подумай о нас. Возможно, этого окажется достаточно, чтобы ты решил вернуться к нам домой.       — Этого всегда будет более чем достаточно.