Вверенный

Бэкхён открывает глаза с чувством, что отныне сможет пережить все потрясения и справиться с любым горем, каким бы жгучим оно ни было. Больничный потолок вызывает неприязнь от одного взгляда, брошенного вверх. Бэкхён делает глубокий вдох и чуть кривится от того, что в груди присутствует некоторая тяжесть от вдоха. По крайней мере, он может дышать сам.       — С возвращением, господин, — доносится тихий голос. Бэкхёну даже поворачивать голову не нужно, потому что помощник тут же нависает над ним с настолько блёклыми глазами, что становится жутко.       — Что случилось?       — Врачи пока не могут сказать точно, что произошло…       — С тобой, — прервал Бэкхён, резко сжимая пальцы в кулак на чужом пиджаке. — Что случилось, Кёнсу? До немного выпрямился — настолько, насколько хватало длины руки Бёна, удерживающего его на месте. Чужой взгляд не изменился ни на мгновение: лицо так и оставалось обмершим и спокойным, будто у покойника. Складывалось впечатление, что До больше никогда внешне не покажет даже долю эмоций.       — Ты знаешь, что со мной. «Ах, вот оно что…» Бэкхён расслабил мышцы лица, обессилено опуская руку на постель. Смотреть на До не хотелось от чувства вины, пронзившего сознание, но разве он мог предотвратить случившееся?..       — Расскажи мне.       — Сегодня вторник, седьмое мая. С момента попадания в больницу прошло почти четыре дня. Мы предполагаем, что это была сильная паническая атака, спровоцировавшая повышенное давление, нарушение дыхания и проблемы с сердцем. Такое предположение вынесено на основании проведённых обследований. Приступ удалось снять в ту же ночь, после чего ты отдыхал на протяжении трёх дней, включая сегодняшнюю половину дня. Обнаружили скрытый воспалительный процесс, пониженный тестостерон, гемоглобин, снижение массы тела на фоне недоедания и стресса, ещё есть проблема с желчным из-за нерегулярного питания. На данный момент критических проблем со здоровьем не отмечено, тебе раз в сутки вкалывают блокатор, чтобы ты никого не убил, поскольку потерял контроль. Пока ты отдыхал, врачам удалось выровнять показатели гемоглобина. Нам предоставили рекомендации и установили лечение, которому мы будем следовать месяц. Также тебе запрещено курить. Тебя посещал Глава, причины приступа я не оглашал, предоставив возможность объясниться лично тебе. Что касается работы: мне удаётся держать всё под контролем, мы отгрузили небольшую партию по графику и заказали в том же количестве новую для заполнения маленького склада, предположительно придёт через месяц — сейчас на границе неспокойно. Китаец не нападал и никакой активности не проявлял. В родовом гнезде всё в порядке, Глава контролирует свою территорию, у Чондэ также за последнюю неделю не возникло проблем. Что касается коттеджа: мы выполнили все предписанные по протоколу обязательства, на территории и вне её охрана работает беспрерывно в количестве двух сотен человек, пятьдесят из которых — люди Главы и находятся за пределами коттеджа. Внутри дома находится начальник смены Джухён, Сан, Хэрин и медик. На протяжении всех дней твоего отсутствия Пак неоднократно подвергался приступам паники и находится в тяжелом стрессовом состоянии, практически ничего не ест, не может спать даже с успокоительными. Его состояние ежечасно контролируется, согласно регламенту я получаю отчёты каждые четыре часа и экстренные, в случае ухудшения самочувствия омеги. Ребёнок в полном порядке, никаких осложнений отмечено не было. Хэрин всё время находится рядом с ним. Бэкхён закрывает глаза, глубоко вдыхает и выдыхает. Стыд за слабость и невозможность проконтролировать эмоции глушит с чудовищной силой. Из-за блокатора он практически ничего не чувствует, даже не ощущает Кёнсу. Ему страшно представить, в каком состоянии он находился в кабинете и как много людей в офисе пострадали из-за него в тот день. Пустота на кончиках пальцев сводит его с ума. Он хочет поднять неподъемную стену контроля, чтобы ощущать себя привычно загруженным, но этой внутренней силы нет. Он чувствует себя беззащитным. Обнаженным. Раздавленным. Убитым.       — Как долго длится действие блокатора?       — Тебе дают дозу, превышающую стандартную на половину. Бэкхён тут же поворачивает голову к помощнику. Осознание вышибает дух с такой мощью, что кардиомонитор начинает мгновенно захлебываться писком. Он теряется в обилии мыслей и предположений, царапающих горло и грудную клетку. Возможно, именно поэтому он не может сделать полноценный вдох?..       — Как ты выжил? — едва говорит он. Глаза наливаются влагой от ощущения удушья. Он честно пытается вдохнуть, но ничего не получается. Кёнсу кладёт ладонь на его грудь и нажимает на кнопку вызова персонала.       — Я принял блокатор перед тем, как принести тебе отчёт. Когда тебе стало плохо, блокатор взял на себя половину воздействия.       — Врёшь, — выплёвывает Бён, беспомощно вцепляясь в чужой пиджак пальцами. — Ненавижу, когда ты врёшь. В палате появляются посторонние, но Бэкхён не позволяет отцепить свои руки от чужой одежды. Кёнсу смотрит пустым твёрдым взглядом. Смазанный влагой обзор показывает лживое наслаждение помощника. Бэкхёну кажется, что он сходит с ума.       — Я никогда не лгал тебе, мой господин. Я мог недоговаривать, но я никогда тебе лгал. Он не знает, как До удаётся оторвать одну из его рук. Возможно, он был так бессилен осознанием, что ладонь оторвали, но зачем тогда привязывать его к койке?.. Успокоительное разливается в вене, стремительно блокируя разыгравшийся шторм. Бэкхён смаргивает очередные слёзы, не в силах оторвать взгляд от друга.       — Кто-нибудь умер?       — На данный момент нет. Я пытался помочь персоналу — нажал на красную кнопку, ребята тут же включили фильтры, но они помогли не всем: четверо схватили инфаркт, у шести случился инсульт, остальные были доставлены в больницу с угнетением дыхания и высоким давлением. Кроме тех шести человек, остальные уже находятся в сознании и активно укрепляют организм.       — А ты?       — Со мной всё в порядке, как ты видишь. Бэкхён чувствует себя настолько уничтоженным, что даже двинуться не может. Только и может жалостливо взглянуть на товарища, сжимая пиджак сильнее.       — Кёнсу, пожалуйста. До поджимает губы всего на несколько секунд. Раздумывает недолго, но говорит с большой неохотой, словно жалеет, жалеет, жалеет обо всём на свете.       — Блокатор перестал действовать прямо в машине скорой помощи, но мне повезло: медики были рядом и быстро привели меня в чувства.       — Кёнсу.       — Была кратковременная остановка сердца. Бэкхён задушено вдыхает и отворачивает голову с такой силой, словно пытается свернуть себе шею. Даже не думая распускает пальцы, которые До тут же сжимает своей ладонью и возвращает на место, будто пытаясь скрепить их на себе сваркой.       — Я сказал, что отдам за тебя жизнь.       — Не так, — выдавливает Бён.       — И так, и по-другому, и по-всякому. В любой момент, в любой ситуации, в любом положении и насколько бы отчаянным оно не было. Ты имеешь право забрать мою жизнь.       — Грёбаный дурак, заткнись уже, — давится Бэк, зажмуривая глаза. — Неужели ты не видишь, как мне больно?       — У тебя много недостатков, мой господин, и один из них — сокрытие чувств внутри. Если ты не переболишь это сейчас, то в какой-то из дней я потеряю тебя без особой на то причины. «Замолчи, не беспокойся обо мне после того, как я чуть не угробил тебя и твоего омегу заодно!», — Бён мысленно ревёт, не в силах сказать всё это вслух. Он ощущает себя разбитым. Он просто хочет, чтобы эта пытка жизнью закончилась. За что ему все эти испытания и страдания? За что?..       — Как мне всё это пережить, Кёнсу? Как мне всё это пережить?       — Я не знаю, мой господин, но ты всегда можешь переложить свою боль на меня. Бэкхён пребывает в отчаянии недолго. Пока Кёнсу уезжает по делам, у него было время пострадать и научиться заново дышать, разговаривая с врачами. Никто не посмел выразить протест против его желания вернуться домой. Было бы странно, если бы стали уговаривать это сделать, в конце концов, Бэкхёна здесь ничего не держало. Он выслушал рекомендации, разъяснения по поводу всех обследований и беспокоящих врача показателей, после чего кивнул и попросил оставить его в покое. Разве он сможет вернуть себе здоровый вид и самочувствие, когда вернётся в свой мир?.. Парень не собирался жить долго и знал, что не выдержит столько, сколько его отец. Отца держала в этом мире семья, их защита, нужда быть рядом, но не более от этого. Почти все его товарищи покинули этот мир по разным причинам: большая часть от чужой руки, но была и малая доля тех альф и бет, организм которых не выдержал психофизической нагрузки. В этом преступном дьявольском мире человек выживает с трудом, так что в своём состоянии он сам ничего странного не обнаружил. Пребывая в стрессе на протяжении девяти месяцев, он разучился думать о себе и замечать то, что может сбить с привычного ритма жизни. Так что всё было в порядке. Он попробует восстановить себя медикаментозным способом, но исключить из жизни стресс ему неподвластно. Охрана передаёт ему личные вещи, поэтому к возвращению помощника Бэкхён уже облачен в костюм и ожидает его у окна.       — Господин. Парень оборачивается и замечает, как чужой взгляд жадно разглядывает его ровную спину и раскрытую грудную клетку, словно она кричит «Стреляй сюда! Не промахивайся!». Кёнсу неосознанного выпрямляется под стать ему, делая взгляд менее выразительным, становясь спокойнее и увереннее. Как много, оказывается, зависит от самого Бёна: его люди не могут быть прежними, пока он находится в состоянии разобщенности с самим собой.       — Поехали домой, Кёнсу.       — Как прикажешь, господин. Поразительно, но охрана ни в коридоре, ни на территории больницы не опасается его. Люди провожают его тревожными взглядами, не ранят опасливым и беспокойным выражением лица. Они собраны, но какая-то доля отчаянности всё-таки отпечатывается на лицах некоторых парней. Кёнсу садится с ним на заднее сидение, готовясь ввести его в курс дела с ноутбуком на коленях. Бэкхён сейчас не желает знать ничего из того, что не требует экстренного вмешательства. Он коротко касается чужой руки, призывая товарища к тишине, и всю дорогу до дома пребывает в мыслях и наблюдении за парнем у руля. Этот бета находится в составе его личной охраны. Сынмин кажется совсем молодым и неопытным, и отчасти это правда, поскольку в перестрелках он не участвует: у него есть более важная задача по перевозке людей в крайне короткое время и дальние расстояния. Более умелого шофера Бэкхён ещё не встречал. Нетрудно ценить воистину отменные навыки людей в своём окружении. Бэкхён отмечает, что они проехали четыре поста охраны на трассе, после чего довольно рассматривает забитую людьми территорию коттеджа. Кёнсу закрывает ноутбук с небольшим хлопком, после чего прячет его в чехол и первым выходит из машины, едва та останавливается на парковке. Бэкхён едва заметно делает глубокий вдох и решительно открывает дверь, выходя наружу. Под его взглядом охранники поворачиваются к нему лицом, словно единственный организм, и низко кланяются. Кёнсу складывает руки впереди, почтительно став боком к нему и опустив взгляд.       — Это то, о чём я думаю? — тихо спрашивает Бэкхён.       — Да, господин. Значит, люди узнали о том, что произошло в тот день в офисе. Значит, теперь ни у кого в городе не останется сомнений в том, что он сильный альфа. Бэкхён надеется, что отец не начнёт его воспринимать, как соперника. Ничего не сказав, парень обходит машину и видит такую же картину с опущенными спинами своих товарищей. Он проходит к двери и открывает её в мёртвой тишине как улицы, так и дома. Сердце неприятно стягивает при ощущении работающих фильтров. Бэкхён переобувается и по пути к гостиной снимает пиджак, тут же находя взглядом Джухёна. Мужчина собирается подойти к нему, вероятно, чтобы доложить обстановку, но Бэкхён взмахивает рукой, останавливая его. Смазано оценив обстановку на кухне и в гостиной, он направляется к детской. Сан стоит около двери Пака с абсолютно отрешенными глазами, а когда поднимает на Бёна взгляд, глаза становятся настолько острыми, словно пытаются пробить в нём дыру. Бэкхён подавляет в себе желание поставить парня на место, но сил и так мало — он копит их для встречи с Чанёлем. Едва он открывает дверь в детскую, Хэрин поворачивается к нему с такой надеждой, что щемит сердце, но едва она осознает, кто вошёл, взгляд тускнеет и становится исключительно вежливым.       — Добрый вечер, господин Бён.       — Добрый, Хэрин. Как себя чувствует Чонин?       — Всё в порядке. Состояние господина Пака не зацепило ребёнка. Он недавно покушал, поиграл, я искупала его и теперь готовлю ко сну.       — Медик осматривал его? — женщина кивает. — Хорошо. Доброй ночи.       — Доброй, господин Бён. На пути к двери всё ещё ждёт препятствие в виде Сана. Даже сделав шаг вперед к двери, охранник не отступает в сторону, чтобы дать ему больше манёвренности. Сан упрямо смотрит в стену напротив, вызывая слабое раздражение.       — Знай своё место. Парень опускает взгляд и нехотя отодвигается в сторону. Бэкхён думает, что за время своего отсутствия пропустил что-то чрезвычайно важное, иначе как объяснить то чувство, что он чувствует себя чужим в собственном доме?.. В комнате приглушен свет — работает только настольная лампа. Медик поднимается со стула, как только Бэкхён открывает дверь. Он не заговаривает, пока ему не позволят это сделать, но Бэку совсем не хочется слушать других людей. Он нацелен только на общение с Паком, если тот будет способен поддерживать разговор. Бэкхён взмахивает рукой, и мужчина выходит из комнаты, оставляя их одних. Чанёль лежит на постели, уткнувшись безвольным взглядом в потолок. От руки тянется провод капельницы. Бэкхён подходит ближе и присаживается на край постели, замечая множественные места уколов на сгибе другого локтя. Он касается кончиками пальцев чужой ладони и проводит тонкую линию к предплечью, вызывая дрожь в руке. Омега слегка хмурится и поворачивает к нему голову. Бэкхён даже отсюда видит, что чужие зрачки слегка расширены и сужаются, стоит ему подсесть ближе. Он раскрывает губы, но ничего не говорит, застыв на нём взглядом, медленно осматривая лицо. Бэкхён ему не мешает, оставаясь неподвижным, продолжая касаться чужой кожи ладонью. Чанёль ничего не говорит долгие минуты. Но с каждой из них чужой взгляд заволакивает отрешенность и бессилие, вызывая неприятное ощущение в груди. Бэкхён чувствует стыд и огорчение, с которым пытается бороться глубокими вдохами, но грудь всё больше стягивает и он сдаётся, укладываясь настолько близко к Паку, насколько это возможно. Омега ничего не говорит, когда он просовывает руку под его подушкой и соприкасается с ним всем телом, зажимая в объятьях каменными руками. Бэк зарывается носом в густые волосы парня и делает вдох. От Чанёля совсем ничем не пахнет. И дело даже не в том, что действие блокатора всё ещё не закончилось, а в том, что сам Пак, кажется, также находится под его действием. Бэкхёну хочется разорвать себя на куски, потому что омегам после родов запрещено прописывать такие тяжелые препараты. Это может сильно повлиять на восстановление организма.       — Я тебя совсем не чувствую, — надтреснувший голос воспринимается как бетонная плита, упавшая на тело.       — Я тебя тоже. Собрав последние силы, Чанёль поворачивается к нему всем телом, и капельница опасно наклоняется, готовясь упасть на постель. Бэкхён вынуждено приподнимается, чтобы словить штатив и снять пакет с разбавленным лекарством. Крючок позволяет ему повесить его на высокую спинку кровати, окутывая их проводом. Чанёль будто ничего не заметил, продолжая смотреть словно в никуда. Когда Бён укладывается обратно, омега обнимает его за спину и касается носом шеи, делая настолько глубокий вдох, насколько это возможно. Это настолько откровенно ощущается, что у Бэкхёна сжимаются все внутренности и проносится ток по спине. Он скалится пустоте, пытаясь сбросить наваждение, впечатывающее его в Пака, но контроля нет — и чувства едва способны встать на место.       — Господи, Чанёль…       — Извини, — пустоты столько, что Бён зажмуривается, разрываясь между желанием сжать Чанёля в объятьях ещё сильнее и банально расплакаться от тоски по тому, что было между ними раньше: до истинного, до родов, до всего этого дерьма. — Впервые такое чувствую. Ты будто пластиковый. Ненастоящий… Мёртвый. Бэкхён передёргивает плечом, пытаясь сбросить вызванные Паком ощущения, и сгребает его неаккуратно охапкой, прижимая к себе как в последний раз. Чанёль ощущается в руках безвольной куклой. Бэкхёну так хочется, чтобы его оттолкнули, чтобы чужой рассудок осознал, что с ним сделал, но Чанёль будто и не здесь. Это он пластиковый, а не Бэкхён. Парень так долго возвращает себе самообладание, что Пак успевает заснуть. В дверь стучатся и голос Сана касается его слуха, вызывая жгучее раздражение.       — Нужно убрать капельницу, господин.       — Пошёл вон.       — Господин…       — Я пристрелю любого, кто войдет сюда без особой надобности. Передай Кёнсу тоже самое. Едва дверь закрывается, Бэкхён выгибает руку, чтобы дотянуться до чужого локтя и аккуратно вытащить иглу. Он прижимает оставшуюся ватку на лейкопластыре и Чанёль дёргается, открывая осоловелые глаза. Пока парень пытается прийти в себя, промаргивая туман перед глазами, Бэкхён смиренно удерживает его в объятьях.       — Опусти контроль, пожалуйста.       — Я на блокаторе — не чувствую контроля.       — Что с тобой случилось? — вопрошает Чанёль, слегка приподнимая голову. Однако, в таком положении он всё равно не увидит его лица: Бэкхён лежит выше, уложив подбородок на чужую макушку.       — Я расскажу тебе, когда ты придёшь в себя.       — Скажи сейчас, потому что никто не знает, когда ты оставишь меня в следующий раз. «Чёрт. Больно».       — Двадцать третьего апреля я встретил своего истинного омегу на мероприятии, о котором тебе говорил. Я пошёл туда, чтобы взглянуть на человека, который уродовал жизнь мои родных, а в итоге встретил истинного. Именно это и спасло мне жизнь, поскольку даже одной минуты осознания парня хватило для того, чтобы у нас появилась небольшая связь. Если бы китаец меня пристрелил, как моего товарища, то это бы сказалось на здоровье омеги. Я неделю думал, почему он не сделал это, ведь есть некоторая вероятность того, что моя смерть могла нанести небольшой вред, а вчера… то есть, четыре дня назад, Кёнсу показал мне полный отчёт о моём истинном. Его зовут Чха Ыну, ему двадцать восемь лет и он любовник моего врага, — Бэкхён сделал задушенный вдох, непроизвольно сжимая парня сильнее. — Он любит человека, который пытается колонизировать Корею. Любит человека, который вырезает целые семьи от стариков до младенцев и продаёт их на органы. Спит с человеком, который покушался на твою жизнь. Господи, как мне это пережить, Чанёль… Как мне с этим смириться, Господи?.. Бэкхён не сразу осознает, что плачет. Горькие слёзы пробиваются из него всхлипами, выжимают из него остатки сил, превращая в маленького мальчика, нуждающегося в защите. Чанёль гладит его по волосам и терпит стальные объятья, от которых впору задохнуться. Терпит его, измученного и мучающего самого Пака. Он не подарил ему той жизни, которую обещал. Он не дал ему ничего из того, о чём клялся.       — Переживёшь, Бэкхён. Обязательно переживёшь. Я ещё никогда не видел настолько сильного альфу, — шепчет омега, касаясь ласковыми пальцами его лица. Когда успел так выгнуться, чтобы заглянуть в его заплаканное лицо… У Бэкхёна горит жизнь перед глазами, а Чанёль смотрит на него полупустым взглядом и тушит одним своим видом. — Мы всегда будем рядом, чтобы поддержать тебя. Не забывай об этом. Бэкхён смаргивает слёзы и думает, что сильнее душащих чувств к истинному он испытывает исцеляющую любовь к Чанёлю. … Ёлю не сразу удаётся привести свои чувства в порядок. Несколько дней он отходит от тяжелых лекарств, после которых его беспокоит настойчивая тошнота и головокружение. Бэкхён работал дома, несмотря на большую загруженность. Чанёль почти всё время находился рядом с ним, уходя к себе только если Чонин начинал капризничать и мог нарушить концентрацию парня. Охрана на это время покинула дом. Чанёль впервые за долгое время смог спокойно вдохнуть, ощущая себя безмерно измученным, но в какой-то мере счастливым. Бэкхён был рядом, с сыном всё было в порядке, причин для беспокойства практически не было — чего ещё желать?.. Многого. Чанёль и правда желал очень многого: начиная с жгучей необходимости попросить Бэкхёна перестать смотреть на него, как на мученика, и заканчивая пожеланием прожить длинную счастливую жизнь. Такое вряд ли будет возможным, пока Чанёль вынужден жить в этом чудовищном мире, но всё же… хотелось для семьи лучшего. Хотелось не делать вид, будто всё под контролем, а действительно его ощущать. Под действием чужого слабого контроля Паку удалось практически сразу взять себя в руки. Бэкхёново влияние ощущалось как прохладная ладонь на шее, поглаживающая спину в районе лопаток. Вроде бы слабое давление, но для его травмированного организма и психики даже этого было внушительно много. Чанёль снова стал есть и лучше спать днём, пока Бэк рядом, но как только ночь покрывала их дом тьмой, парень не мог уснуть от мыслей о будущем, не замечая, как глубокие переживания заводят его круг бесконечных вопросов и размышлений о том, как будут развиваться события дальше. Пак скривился, прикладывая ко рту ладонь. Жуткий приступ тошноты будто достиг своего пика, вынуждая тело подрагивать в ожидании приказа бежать в ванную, но через мгновение давление спазма снизилось и свелось к нулю.       — Всё в порядке?       — Вроде бы отпустило, — слабо пожал плечами Чан, наблюдая за малышом, увлеченно рассматривающего погремушку в руках Хэрин. Его маленький мальчик так быстро растёт… Чан слабо улыбнулся, после чего поднял взгляд на мрачного охранника с лисьими глазами. Чужие глаза горели так сильно, что могли поджечь всё вокруг. Чанёль своим состоянием поджигал его ещё больше, даже не осознавая, какие чувства вызывает в чужом сознании своим обессиленным видом и слабыми попытками показать, что с ним всё в порядке. … едва Бэкхён вырывается за пределы коттеджа, его одолевает непреодолимое желание закурить. Он покупает себе блок сигарет, которые прячет в багажник автомобиля, но закурить не удаётся из-за звонка. Разговор оказывается настолько продолжительным, что он садится за руль и не замечает, как быстро приезжает в офис. Уже здесь, под неодобрительными взглядами охранников, у него начинают подрагивать пальцы, а потом на улицу вылетает Кёнсу и протягивает руку.       — Ты что, издеваешься надо мной? — Бэк вздёргивает бровь, зажав сигарету губами. — Свали.       — Врач запретил тебе курить, босс. Не заставляй меня отбирать у тебя сраную пачку сигарет на глазах у твоих людей.       — Тебе так не терпится меня опозорить?       — Мне не терпится начать лечение, о котором ты не хотел слушать несколько суток подряд, потому что закрылся в коттедже и не впускал туда даже меня.       — Ты знаешь причины.       — Ты мог выйти на улицу, — выразительно произносит До.       — Если бы я хотел — я бы это сделал. Ясно?       — Предельно, босс. Отдай пачку ради всего святого, что есть в твоей жизни.       — Да пошёл ты, — вздыхает Бэкхён, отдавая сигареты. — Эту я выкуриваю или стреляю тебе в лоб. Кёнсу молча отворачивается и подходит к урне всего на несколько секунд, после чего скрывается в здании офиса. Бэкхён докуривает до половины, после чего вздыхает и идёт ко входу. Уже выбрасывая окурок, он случайно замечает порванную пополам упаковку со смятыми сигаретами. Кажется, у До стремительно развивается какое-то расстройство. Бэкхён проходит внутрь здания и здоровается с охраной, приветливо встречающей его. Опёршись на открытую дверь в чужой кабинет, Бэкхён осматривает заваленный папками стол Кёнсу и вздёргивает бровь.       — Чай будешь? — вопрошает До, поворачиваясь к нему с чашкой.       — Хочу кофе.       — Тебе нельзя.       — А что мне можно?       — Можно не нервничать и отдыхать.       — Звучит невыполнимо, — хмыкает Бэкхён. — Я не при смерти, чтобы ты так сильно беспокоился о моём самочувствии. Ничего не изменилось, Кёнсу, всё будет по-прежнему. Я хочу, чтобы перестал загонять себя этим вопросом, это понятно?       — У меня есть возражения.       — Я не буду повторять дважды. Бэкхён садится в кресло спиной к парню и берет несколько папок в руки, чтобы хоть приблизительно понять, откуда у педанта-перфекциониста такой бардак на столе. После осмотра он понимает, что за последние дни смог взять на себя лишь малую долю забот о делах — Кёнсу с периодичной частотой был вынужден взваливать на себя все обязанности.       — Как ты ещё не развалился от стольких дел?       — Ты ведь не развалился, господин. Я лишь временно исполняю твои обязанности, — равнодушно отозвался До, ставя перед ним горячий кофе.       — Я слишком часто попадаю в какое-то дерьмо, из-за чего ты вынужден контролировать все процессы.       — Я прощаю тебя, господин.       — Большое спасибо, — хмыкнул Бэкхён. — Что у нас сегодня?       — Ничего: все важные вопросы закрыли, бухгалтерия работает в штатном режиме, по логистике никаких проблем не отмечается, ближайшая отгрузка товара произойдёт через три недели. Мы ждём товар и разбираемся со внутренними делами — у нас всё под контролем.       — Мы наблюдаем за тем, что происходит снаружи? — До кивает. — Как обстановка?       — Появилось много союзов. Это не касается Глав в нашем городе, но в соседних городах столько партнёрских отношений, что это вызывает вопросы.       — Уверен, что это происходит с лёгкой руки услужливого Чжана с его новыми возможностями и истреблением традиций. Люди группируются в кучу и действуют согласно контракту, хотя по факту ненавидят друг друга и мечтают оторвать больший кусок общего бизнеса. Знаем, проходили уже.       — Нас это пока не касается. Оставшиеся Главы в городе сильно напряжены и обособились. Ребята говорят, что доходит до паранойи.       — Все готовятся к буре, но отчего-то эта буря замерла на месте.       — Ожидание делает их жесткими, — говорит До, — наших ребят чуть не пристрелили.       — Пусть будут осторожнее. Совсем не хочется открывать второй фронт из-за дрогнувшего пальца перепуганного охранника. Бэкхён берет свою чашку кофе и поднимается с места.       — Устрой мне встречу с Ыну. Хочу с ним поговорить. Кёнсу даже не поднимает взгляд — кивает и только, тут же принимаясь искать на заваленном бумагами столе мобильный телефон. Бэкхён закрывает за собой дверь и входит в свой кабинет, опускаясь в кресло для посетителей рядом со своим рабочим столом. Решение встретиться было непростым. Было трудно уговорить себя хотя бы встретиться с омегой, не то что заговорить. Бэкхён понимал, что истинный не виноват в случившемся: он так же, как и любой другой человек, не связанный отношениями, имел право встречаться с кем угодно, потому что ждать истинного годами, прожигая жизнь впустую, откровенно говоря глупо. У самого Бэкхёна были отношения и не одни, пусть они и быстро заканчивались из-за различных угроз омегам или банальному несходству характеров. Он неоднократно был поражен чужой красотой и игривостью, невинностью и уверенностью, закрывал рядом с каждым из них глаза и открывал их, когда опасность трещала над ухом. Бэкхён не ждал истинного и совсем не хотел встретить его так рано. Очень жаль, что судьба приготовила им такое тяжелое испытание: Бэкхён не представлял, как будет касаться человека, который касался его врага. Чжан бил их практически не прекращая: захватывая территорию, нападая, пробивая броню адекватности и помогая Имам. Чжан был готов поглотить Корею, пережевать и выплюнуть их всех вместе с их древними родами и ещё не рожденными младенцами. Он резал и даже не думал останавливаться, потому что хотел территорию, ресурсы и связи. Китаец лишал Бэкхёна товара, убивал его людей (братьев! товарищей!), нападал на семью, помогал Иму и тут же бросал его на произвол судьбы, лишил Бэкхёна покоя, заставил трястись от гнева и ярости, изуродовал его изнутри, довёл до такого отчаяния, что Бэкхён вынужден был предстать перед ним безоружным и едва не погиб, спасённый истинной омегой, которую Чжан тоже у него отнял. Парень спускается в кресле ниже, утыкаясь локтем в стол и накрывая глаза ладонью. Ему больно осознавать, что чудовище, само того не подозревая, смогло украсть у него то, ради чего можно лишиться жизни. Уговаривая себя встретиться с Ыну, Бэкхён оперировал тем, что должен понять: сможет ли чувство истинности перебить ощущение предательства и разрухи. Он не хотел винить Ыну, но винил. Не хотел проклинать судьбу, но проклял тот день, когда встретился с ним. Одна лишь встреча спасла его и тут же изуродовала до неузнаваемости. Раньше истинность казалось красивой сказкой, а теперь… а что теперь?..       — Господин, встреча назначена на пятнадцатое мая на пять часов вечера.       — Спасибо, Кёнсу. Можешь идти. … медик не выглядит обеспокоенным. Чанёль не может сказать того же о себе, поскольку самочувствие с родов ни на грамм не улучшилось. Сколько прошло дней с тех пор, как Бэкхён вернулся? Неделя. Прошла неделя, а ему всё так же плохо. Если в первые дни медик списывал всё на лекарства с сильными побочными эффектами, то в последующие дни происходило что-то необъяснимое. Чанёлю казалось, что это очень похоже на предродовые недели, когда его мучило давление, тошнота и головные боли. Сейчас к этому списку добавились боли внизу живота. В последние недели произошло столько потрясений, что такое состояние не должно вызывать вопросов, но Чанёль банально устал всё время испытывать боль. Он постоянно расстроен и напряжен. Бэкхён возвращается домой вовремя и боли немного отступают, но они возвращаются с большей силой в течение дня. Это губит его здоровье, это губит его самого.       — Если бы в Вашей жизни было меньше стресса, Вы бы уже могли вернуться к привычной жизни.       — Стресса никогда не будет меньше, — слабо улыбается Чанёль, опуская футболку. — А мне нужно жить дальше, поэтому давайте что-нибудь с этим делать. Мне больно ходить и иногда даже сидеть. Ещё было бы неплохо хоть раз полноценно поесть, а не оглядываться на туалет. Мы можем что-нибудь придумать?       — Сменим препараты. Снова смена лекарств. Складывается впечатление, что его травят или считают подопытным кроликом.       — Со мной ведь что-то происходит, верно? — тихо спрашивает Чанёль, когда мужчина готов выйти из комнаты. — Это не просто последствия стресса. Это может оказаться какой-то болезнью, вызванной продолжительным стрессом? Моя жизнь не была простой, но эти девять месяцев побили все рекорды.       — Господин Пак, мне бы не хотелось строить предположения. Я доложу о Вашем состоянии господину Бёну и он примет решение об обследованиях. Уверен, в больнице быстро смогут определить причины Вашего самочувствия.       — Если поездка в больницу предполагает расставание с сыном, то я туда не поеду, — покачал головой Чанёль. — Я Вас понял, спасибо, что пришли ко мне. Парень уже видит, как медик выходит в коридор и докладывает обо всём начальнику смены, потому что именно его Чанёль попросил вызвать помощь. В какой-то момент стало настолько невыносимо терпеть, что Пак сдался и проявил слабость. И нет, он совсем не жалеет, поскольку укол снял спазмы и боль, но надолго ли его хватит? Сколько он продержится в таком ритме? Ему совсем нельзя болеть, особенно сейчас, когда только-только начал нормально относиться к ребёнку. Хэрин заходит в комнату с Чонином и тот кряхтит, зачаровано разглядывая комнату, будто видит её в первый раз. Улыбка сама по себе появляется на лице, хочется обнять малыша и забыть обо всём на свете, но он так сильно устал…       — Я немного посплю, хорошо? Разбуди меня через пару часов.       — Отдыхайте, господин Пак. Помахав малышу, Чанёль поворачивается на бок и укрывается пледом, закрывая слипающиеся глаза. Едва в комнате повисает тишина, как в ушах появляется нечто подобное два слышимому ультразвуку. Чан стонет и зажмуривается, но делает только хуже: мысли начинают возникать буквально из ничего, захватывая всё произошедшее за половину дня и в конце концов останавливаются на Бёне. Оказалось, что невозможно отнестись равнодушно к появлению истинного у Бэкхёна. Эта мысль преследовала его утром, днём и вечером. Мучила ночами, вынуждая чувствовать себя зависшим над пропастью. Да, Бэкхён казался разрушенным и его исповедь в этот день была душераздирающей, но что, если он смирится с чужими отношениями и начнёт строить новые?.. Как это скажется на Паке? Как скоро он сойдёт с ума от беспокойства? И сможет ли сам Чанёль ужиться с другой омегой в одном доме?.. А с чего он взял, что Бэкхён вообще его сюда поселит?.. Голова взрывалась от множества мыслей, заполнивших рассудок. Чанёль так устал постоянно беспокоиться обо всём этом, что едва не скулил. Он хотел, чтобы всё было как раньше, до родов, но пришло время расставаться с глупым надеждами на лучшее. Пришло время выживать. … какой это этаж? Тридцатый?.. Бэкхён с трудом понимает, зачем строить рестораны в высотках. В этом месте роскошь бьёт ключом, соединяя в себе несоединимый черный с богатым золотистым. Ему не впервой оказываться в таких местах, но он всегда считал птицей низкого полета и не взбирался так высоко — это была прерогатива Благородных: пиры, мероприятия, лобызания и лживые улыбки перед нанесением смертельных ударов. Благородные упражнялись в интеллектуальных войнах, гнушаясь применять оружие. Бэкхёна воспитывали иначе. Там, в его районе, на улице полной беспощадных чудовищ, разговаривать было некогда — там нужно было уничтожать на корню. Он приходит первым не потому что хочет разведать обстановку. Отчего-то Бэкхён уверен в том, что первая встреча будет исключать нападение со стороны Чжана. Вероятно, первая встреча проходит в секрете от китайца, иначе зачем вытягивать встречу за десятки километров от шикарного загородного дома, в котором поселился этот ублюдок?.. Легкий флёр необъяснимого аромата витает в пустом помещении. Официанты стоят за барными стойками в ожидании открытия ресторана и приказа принять заказ. Бэкхён знает, что не будет ничего есть, поскольку это заведение наверняка принадлежит Чжану. Щелчок лифта оповещает о новом посетителе. Бэкхён продолжает смотреть в панорамное окно, вытащив руки из карманов брюк. Он даёт себе возможность усмирить взвившееся предвкушение за несколько чужих шагов, отбивающих стук туфель о мрамор, а потом поворачивается к омеге и не может сделать вдох. Светлое открытое лицо кажется напряженным, но едва взгляды сталкиваются, в них помещается рассеянность. Бэкхён молчит, позволяя и омеге, и себе рассмотреть друг друга получше, жадно вглядываясь в расправленные плечи и статную фигуру. Бёну кажется, что они чем-то похожи друг на друга: застывшие статуи с плотной маской тревоги на лице, застывшие в нерешительности сделать первый шаг навстречу друг другу. Ыну смотрит так, словно не может поверить в то, что Бэкхён его истинный. Бэкхён уверен, что смотрит точно так же. Первым делает глубокий вдох омега. Бэкхён мысленно усмехается, заметив, как чужие щёки медленно наливаются румянцем, а пальцы бессильно сжимаются в кулаки. Бэкхёну физически больно делать первый вдох, поскольку он предполагает, что за ним последует, но он вынужден это сделать. Перед тем, как чувства накрывают его, омега стыдливо опускает взгляд. Отторжение врывается в грудь с такой силой, что Бэкхён вынужден задержать дыхание, напрягая плечи. Он не может сделать следующий вдох, пока эмоции не стихнут в груди, пока след от чудовищного смешения запахов не развеется перед лицом. Пока альфа в голове не стихнет, рыча от бессильной ярости. Бэкхён с такой силой втягивает в себя контроль, блокируясь от омеги, что тот вздрагивает, поднимая на него извиняющийся взгляд. Бэкхён хочет сказать: «Как ты посмел вступить в контакт с Чжаном, зная, что идёшь навстречу к истинному?..». Он даже ноты услышать не может, с неприязнью разбирая среди терпкого запаха китайца мягкий аромат сухофруктов. Его истинный пахнет набором чего-то тайного и неопределённого, не одним фруктом, а сбором, дарящим тепло дома. Так было бы, если бы он хотя бы сегодня воздержался от секса с Чжаном. Так непристойно, бесстыдно… Какой чудовищный удар от половинки, предписанной судьбой. Бэкхён делает короткий вдох, втягивая легкий аромат ресторана. Тяжесть в груди не утихает, скручивая всё внутри плотным жгутом неприятия. Бэкхён прикрывает глаза, пытаясь распознать хотя бы долю чего-то хорошего, чтобы пощадить его разбивающиеся надежды, но разобраться с чувствами прямо сейчас оказывается слишком трудно. До слёз хочется сказать: «Я смогу смириться с отношениями, которые у тебя были до меня!», но Бён осознаёт, что сейчас это будет звучать ложью. Он не сможет адекватно соображать, пока не выветрится чужой запах с тела его истинного. Побледневший Ыну рассматривает его с застывшим молчанием на губах. Бэкхёну так же нечего сказать, да и не хочется: какой смысл говорить о приличии, когда омега его одногодка и знает правила первой встречи. Несмотря на это, Бён поднимает голову и расправляет плечи. Безусловно, это был удар по лицу, но он стерпит его, однако, вторую щеку не подставит. Звонит телефон. Ыну достаёт телефон и не глядя сбрасывает вызов. Звонок поступает снова, и он снова сбрасывает его. Парню достаточно слегка склонить голову, попросив отпустить его, и извиняющееся стрельнуть глазами, талантливо попросив прощения. Бэкхён едва заметно кивает, опуская взгляд, и парень разворачивается, чтобы вернуться к лифту. Бэкхён не смотрит ему вслед, отворачиваясь к окну, засунув руки в карманы брюк. Даже сейчас они хорошо поняли друг друга. Истинность — это не просто запахи, это намного больше, чем можно выразить словами. Пока метрдотель его не тревожит, Бэкхён пользуется свободными минутами, чтобы выкурить сигарету. Кёнсу никак не может угомониться, глядя на него такими страшными глазами, когда видит его курящим. Чувства спутаны. Неприятные эмоции глушат. В какой-то мере Бён чувствует себя контуженным. Он оставляет окурок в золотистой пепельнице, не сомневаясь в том, что она действительно сделана из золота, и отправляется к лифту. Господи, они ведь даже не заговорили друг с другом. Ни одного слова не произнесли… … сегодня он проводит день в постели. Хэрин приносит малыша, позволяя ему поиграться и понаблюдать за сыном хотя бы из такого положения. Утро началось с легкой тошноты, которую удалось перебить и немного поесть, а потом Пак почувствовал, что ему стоит прилечь, и больше не смог встать с постели. Не считая малыша, с ним больше никто не сидел. Разве что только Сан каждый час открывал дверь, заглядывал в щелку из коридора, и тихо закрывал обратно, когда понимал, что с ним всё в порядке. Чан честно пытался читать и ему это удавалось делать несколько часов, после чего пытался смотреть фильм, но благополучно заснул под него, а остаток дня провёл с ребёнком. Он был его движущей силой, вынуждающей принимать сидячее положение и даже двигаться по комнате. Ничто не могло его радовать так же сильно, как кряхтение малыша и его попытки изображать радость, когда он видит его. Эти маленькие ножки и ручки так активно двигаются, когда он играется с ним. Чанёль впервые за долгое время почувствовал себя нормальным папой, потому что чувства внутри полностью поддались беззубой улыбке сына. Медик приходит к восьми вечера. Пак вытирает малыша после купания, ласково разговаривая с ним и умиляясь тому, как тот сонно пытается вслушиваться в его голос. Хэрин забирает ребёнка на ночь к себе. Чанёль доверяет ей, поэтому целует сына в лоб и отпускает их, полностью переключаясь на мужчину. Стандартный осмотр стал настолько привычным делом, что Чанёль безропотно укладывается на постель и позволяет себя ощупать. Давление на живот вызывает такие вспышки боли, что Пак бледнеет на глазах.       — Всё по-старому? Отчего-то Чану кажется, что мужчине хочется вздохнуть, но он не может себе этого позволить.       — Я поговорю с господином сегодня же. Думаю, мне не нужно будет уговаривать его сопроводить Вас в больницу.       — Это меня придётся уговаривать, — хмыкает Чанёль.       — Думаю, будет лучше, если именно он этим и займётся. Усмехнувшись, Чан медленно садится на постели и показывает свой набор таблеток, чтобы убедить в исправности приёма. Вечерние он примет только после ужина. Похоже, уже пора идти на кухню.       — У Вас всё ещё нет никаких предположений?       — Есть, но я не хочу необоснованно заставлять Вас расстраиваться.       — О, не беспокойтесь, не думаю, что в меня что-то сможет расстроить больше обычного, — легкомысленно отзывается Чанёль, выходя в коридор, — разумеется, если это не какая-то смертельная болезнь. Я не намерен расставаться с сыном.       — У Вас хороший настрой, господин Пак, но я не думаю, что всё настолько плохо. Давайте я скажу Вам так: организм перестраивается и ему нужно время. Сан быстро окидывает его тело взглядом, после чего расправляет плечи ещё больше. Чанёль научился понимать, что это его стойка «всё спокойно, можно расслабиться». Трудно понять, как можно расслабиться в таком положении, но, похоже, его всё устраивает.       — Обязательно поужинайте. Вам нужно много сил, чтобы состояние стабилизировалось. На кухне уже всё накрыто, Чанёль рассматривает салат из овощей с супом и вздыхает. Интересно, полезная еда действительно полезная? Тогда почему его так безбожно тошнит?.. … Бэкхён выходит из машины, но не спешит входить в дом. Тело ноет от усталости из-за просиженного в кабинете дня. Хочется свободно подвигаться, поэтому он направляется к дорожке, но его тут же окликает знакомый голос медика.       — Канхо, — приветствует Бэкхён.       — Здравствуйте, господин Бён. Мы можем поговорить о Вашем вверенном?       — Не просто можем, а должны поговорить, Канхо. Рассказывай.       — Состояние господина Пака вызывает у меня некоторые опасения. Я думаю, нам следует передать его в руки врачей из нашей больницы. У них большая практика, думаю, они смогут подтвердить или опровергнуть мои предположения. К сожалению, я не обладаю способностями альф, но опытным врачам-альфам будет под силу поставить точный диагноз. Бэкхён останавливается, услышав откровенное беспокойство в чужом голосе.       — Что с Чанёлем, Канхо?       — Я предполагаю, что организм омеги подстраивается под начало цикла.       — Этого не может быть, — тут же возразил Бэкхён, напряженно уставившись на мужчину, — ещё слишком рано.       — Я знаю, Вы можете подумать, что у меня недостаточно компетенции строить такие предположения, ведь я военный медик, но и на службе я имел возможность наблюдать за родившими омегами как военными, так и гражданскими. Во время продолжительного стресса организм омеги мобилизирует все силы, чтобы в кратчайшие сроки восстановиться. Вхождение в дородовую норму происходит в чудовищных условиях, поскольку ускоряет все процессы в организме. Я подозреваю, что цикл начнётся в середине месяца. Возможно, в конце.       — Мы не готовы, — Бэкхён закрыл глаза, чувствуя противное давление в груди. — Это слишком рано для него. Беременность проходила в мучениях, роды тоже, теперь ещё и это…       — Я сожалею, господин Бён. В Ваших силах заверить омегу в необходимости обследований. Возможно, врачи смогут медикаментозно отстрочить наступление цикла, и тогда…       — Нет, — перебил Бэкхён, открывая чёрные глаза, — если бы ты не вколол ему подавитель, цикл ещё можно было бы отстрочить, но теперь это бессмысленно — мы только загрузим организм, а толку будет ноль.       — При всём уважении…       — Заткнись ради Бога, — вздыхает Бэкхён, медленно продолжая свой путь по дорожке. — Я знаю, что это так же и моя вина. Судьба распоряжается моей семьей как хочет… Чёрт возьми.       — Мы можем искусственно укрепить организм омеги, чтобы он смог пережить наступление цикла. Безусловно, он будет болезненным, но по крайней мере он не истощится до предела и нам будет что восстанавливать по его окончании. Врачи в больнице скажут Вам то же, что и я: при искусственном вскармливании цикл возобновляется через два-четыре месяца. Реже восстановление происходит через полтора-два месяца после родов. Это также является вариантом нормы при отсутствии патологических признаков.       — Я смогу уговорить его пройти обследования, но он не останется в больнице. Сын держит его здесь, он наверняка устроит истерику и сделает себе хуже. Я не буду его разубеждать, иначе стану врагом в его глазах, поэтому готовься к тому, что будешь находиться рядом с ним на протяжении всего времени. Никаких сменщиков, никаких посторонних в моём доме. Только ты и Хэрин с ребёнком, больше внутри никого не будет. Все вопросы, касающиеся лекарств и ухода за омегой, будешь решать через Кёнсу.       — Понял, господин. Я могу идти?       — Иди. … Бэкхён входит в дом так, словно жаждал оказаться здесь, но должного расслабления это не приносит. Чанёль прислоняется плечом к стене и складывает руки на груди. Как когда-то очень давно, когда ещё ходил беременным и не таким измученным, как сейчас. Бэкхён, вероятно, думает о том же, поэтому мягко улыбается и подходит ближе. Охрана молча проходит мимо них к выходу, оставляя наедине.       — Ужинать будешь? — парень качает головой. — Всё хорошо?       — Что ж, я жив — это уж плюс, — с усмешкой разводит руками.       — Как прошла встреча с Ыну? Бэкхён поднимает на него взгляд обиженного… неверящий взгляд ребёнка, словно не понимает, как Чанёль осмелился спросить, или же не может осознать, как Чанёль сумел узнать о встрече.       — Ты пахнешь совсем иначе. Не так, как утром, когда я провожал тебя.       — А как я ощущаюсь сейчас?       — Критически терпко. Такое ощущение, что на тебе перемешались несколько… — Чанёль едва успевает заткнуться, смущённо отводя взгляд.       — Нет, Чанёль, я не то что коснуться его, даже заговорить с ним не смог, — хмыкает Бэкхён, укладывая ладонь на его плечо и поворачивая к коридору. — Он пришёл уже в таком состоянии, я даже его истинный запах не смог до конца разобрать.       — Он тоже с тобой не разговаривал? — аккуратно спросил Чан, входя в свою комнату.       — Наверное, ему так же, как и мне нечего было сказать. Странно было такое слышать. Паку казалось, что истинные должны быть менее сомневающимися, но… да, у Бэкхёна была совсем другая ситуация. Намного сложнее для восприятия.       — Укладывайся.       — Я посижу.       — Ложись, Чанёль, не надо терпеть боль, — вздыхает парень, обходя постель и усаживаясь с другой стороны. — Как ты себя чувствуешь?       — Так же, как и вчера, и позавчера, и позапозавчера… Вы с Чонином придаёте мне сил: он заставляет меня двигаться через боль, а ты даришь какое-то странное ощущение облегчения, — Чанёль усмехается, складывая руки внизу болящего живота. — Медик сказал, что у меня перестраивается организм, но какой-то конкретики я так от него и не добился. Он что-нибудь тебе рассказывал? Бэкхён выглядит так, словно готовится упасть в пропасть. Взгляд до того жалостливый, что самому хочется плакать. Однако парень моргает и опускает взгляд, будто собираясь с силами.       — Вообще-то он сказал, что я не смертельно болен, — неуверенно отметил Чанёль, поворачиваясь на бок и подтягивая себя ближе к Бёну. — Эй, ты чего, Бэк?       — Разумеется, это не смертельно, если мы поддержим тебя лекарствами, — говорит парень, обращая на него взгляд. — У тебя скоро начнётся цикл. Чанёль чувствует, как его лицо обмирает. Он моргает, пытаясь проглотить озвученное, но не получается принять это спокойно.       — Я могу вдохнуть твой запах?       — Что? — всё ещё испуганно вопрошает Чанёль, не поняв до конца смысл вопроса.       — Некоторые альфы способны почувствовать некоторые изменения в организме омеги. Мой отец, к примеру, с легкостью определяет такие вещи с высоты своих лет. Мне не семьдесят лет, но с учётом того, что подавитель мне вкалывали превышая дозу в половину, есть основания проверить догадку. Чанёль едва не подавился воздухом. Он не знает, какие силы заставили его подняться на локте, но он сделал это, обеспокоено вглядываясь в чужие насмешливые глаза.       — Ты врёшь! Никому столько не вкалывают! Ни один организм не может испытывать такую нагрузку, чтобы пришлось колоть… — Ёль снова затыкается, огорчённо взглянув на парня.       — У меня была причина, — вздыхает Бэкхён, на мгновение отведя взгляд. — Мне кажется, медик прав, и перестройка действительно начинается, но мне важно понять, насколько близко мы находимся к началу цикла.       — Ты не квалифицированный специалист, чтобы определять что-то по запаху, — смущённо говорит Чанёль. Бэкхён улыбается, наверняка готовясь выдать какую-то шутку, но Пак перебивает чужое намерение: — Ну и не то чтобы другие врачи нюхали пациентов!.. Бён смеется. Чан толкает его в плечо и заваливается обратно на постель, отчего-то чувствуя себя так хорошо, как никогда прежде. Чужой смех, общение, мягкость в голосе — он так соскучился по элементарным вещам. Он был чертовски одинок всё это время.       — Это будет безумно неловко и неприлично. Бэкхён согласно кивает.       — Завтра едем в больницу. Рекомендую морально подготовиться к долгим и нудным обследованиям. Тебя не выпустят оттуда, пока я не получу полный объем информации о твоём состоянии. Скривившись, Чанёль отчего-то даже не думает возражать, разве что уточняет, что ему нужно будет регулярно связываться с Хэрин, иначе он не успокоится и устроит дебош. Бёновский смех больше кажется забытым, чем незнакомым. Чанёль смотрит на него и в груди всё цветёт, согревая майским теплом. Обычно в такие моменты люди признаются в любви, но омега и сам не может толком определить, какой смысл вложить в это слово. Бэкхён, безусловно, большая часть его жизни и давно вписался туда с приставкой «неотъемлемая». Он решает, что наверняка будет странно произнести эти слова вслух, поэтому медленно садится на постели и решительно кивает:       — Ладно, давай проверим, как скоро моё состояние ухудшится. Бэкхён смотрит так, словно не верит в то, что ему позволили это сделать. Чанёль видит сомнение в чужих глазах, но потом парень молча кивает и наклоняется к нему, шумно втягивая запах около шеи. В первые секунды Ёлю кажется, что он ощутил касание кончика носа Бэкхёна. В последующие на него нахлынывает столько эмоций, что он сжимает губы, чтобы не заскулить от взорвавшейся бомбы в голове. Живот стягивает такой чудовищной болью, что он тут же жмурится, накрывая его ладонью, будто это поможет унять боль. Бэкхён отстраняется с таким выражением лица, словно Чанёль при смерти. Он встаёт с постели и помогает ему лечь на бок, сочувствующе поглаживая по плечу горячей ладонью.       — Канхо был прав: цикл начнётся в этом месяце.       — Ты правда определил это по запаху? — едва выговаривает Чанёль.       — Ты удивишься, но я абсолютно в этом убежден. И реакция тела это подтверждает: ты пытаешься отторгнуть всё, что может касаться альфы. Организм абсолютно не готов к циклу, — Бэкхён ненадолго умолкает, разглядывая его, корчащегося в боли. — Честно говоря, я сталкиваюсь с таким впервые. У меня есть некоторые сомнения в том, что нам смогут помочь и отстрочить это состояние. Но… наверняка наши врачи знают, что делать. Чанёль начинает нормально дышать спустя долгие минуты. Бэкхён продолжает сидеть рядом, молча наблюдая за ним. Если бы не чудовищная боль, Пак бы даже насладился этим мгновением.       — Как я пахну? Как обычно или что-то не так? Бэкхён задумчиво поджал губы:       — После родов он был резким и пережаренным. Во время депрессии ты практически ничем не пах, в доме едва улавливалось твоё присутствие, не считая тот момент, когда ты потерял контроль. После нападения пахло горелым, а теперь я ощущаю что-то между… — Бэкхён сглатывает, неловко взглянув на него. — Я не знаю, как ты пах до беременности, но почему-то мне кажется, что это должно быть похоже на твой истинный запах.       — Но ещё не совсем, — шепчет Чанёль. — Близко к этому, как тебе кажется.       — Да. Парень сжимает губы, быстро окидывая комнату взглядом. Ёлю нужно всего несколько мгновений, чтобы понять чужое состояние.       — Бутылка воды возле тумбочки с другой стороны. Бэкхён мгновенно поднимается. Через пару секунд слышатся жадные глотки воды. Когда Бён появляется в поле его зрения, отчего-то с рассеянным взглядом, Чанёль слабо улыбается. Наверное, не стоит спрашивать, понравилось ли, если набралось слюны полный рот.       — Чёрт, не смотри на меня так. Пак усмехается, отводя взгляд, чтобы не смущать парня.       — Ты сам предложил эту авантюру, теперь выгребай сам.       — «Вот уж спасибо тебе, Бэкхён, за такую важную и полезную информацию», — игриво кривится Бён.       — Мы бы всё завтра узнали! — возражает Чан.       — Тогда зачем ты согласился? Ёль вздыхает, поджимая колени ближе к себе. Неловко, конечно, но они же семья…       — Хотел узнать, как я для тебя пахну. Больше мне некого спросить и стыдно, но ты — это… ты. Я тебе доверяю. Бэкхён укладывает ладошку на его колено и мягко улыбается:       — Ты обязательно справишься, Чанёль. Будет тяжело, но ты сильный парень и выдержишь это.       — Ну да, в конце концов, я смог выносить частичку льва. Парень усмехается.       — Бэкхён… я могу кое-что спросить насчёт твоего истинного омеги? Сразу же становится заметно, как проявляется грусть в чужих глазах.       — Спроси.       — Чем пахнет твой истинный? Следует недолгое молчание. Потухший взгляд утыкается в пол.       — Предательством.