Вверенный

Чанёль не знает, как смотрит на людей, но всякий раз, когда поднимает взгляд на Бэкхёна, ему кажется, что ранит его. Кажется, что взгляд не меняется, когда он смотрит на себя в зеркало, но что тогда вынуждает парня болезненно поджимать губы?.. Внутри всё продолжает ворочаться, но теперь у Чанёля нет выхода, кроме как выздороветь: рядом с ним постоянно находится медик, который заставляет принимать таблетки, двигаться и разговаривать. Последнее, кажется, самое сложное. Больше всего Чанёлю хочется навсегда замолчать. Разговоры стали вводить в состояние чудовищной усталости, когда даже скулы сводит от нежелания произносить слова. Выбора нет. Бэкхён его отобрал. Пак знает, что обязательно когда-нибудь поблагодарит его за это, но сейчас он не может перестать смотреть на него так, словно хочет… ранить. Ему так плохо и больно, что он больше не может удерживать эти чувства внутри себя и пытается молча вывалить их на людей, которые способны с этим справиться. Бэкхён единственный человек в доме, способный выдержать острый взгляд. Чанёлю хотелось бы сказать, что ему очень жаль, но когда приходит время осмотра и физической активности, гнев поднимается в нём и мгновенно тушится протянутыми в ладошке таблетками. Чанёль даже не знает, что принимает, но эти капсульные огнетушители гасят всё на своём пути, даже то, что следовало бы оставить горящим.       — Не заметите, как придёте в норму.       — Мне больно.       — Мне кажется, мы говорим о разных вещах. На самом деле, нет. Чанёлю больно физически: шрамы всё ещё воспалены и слишком напряжены, чтобы он мог активно заниматься, но его заставляют ходить. Под руку с медиком. От которого хочется сбежать. Льющийся позитив из человека вызывает плотный ком в горле и поднимает неистовую тошноту, но Чанёль проглатывает свои чувства, а потом они просто исчезают. Не исчезают воспоминания о том, что он испытывает в течении дня, да и просто… всё запоминается предельно чётко: движения, осмотры, кормление рёбёнка, сам сын… Сын. Психотерапевт запретил говорить и думать о нём, как о «ребёнке». Чанёль привязывает себя к малышу всеми силами, повторяя по сто раз в день это слово, но внутри ничего не дёргается. Внутри в принципе ничего не дёргается, потому что огнетушители затушили абсолютно всё и не оставили ни одной трещинки для того, чтобы воспылал огонь эмоций. Чанёль переживает всё внутри и пытается ранить Бэкхёна за его решение, отказываясь с ним разговаривать. У него никого и ничего нет. Ничего не осталось. Всё растерял. Даже самого себя. … если бы Кёнсу мог переживать, то именно этим бы и занимался. Но даже так заметно, насколько часто помощник бросает на него взгляд. Бэкхён не может отделаться от мысли, что находится в полном дерьме, потому что даже До начал понемногу проявлять беспокойство о ситуации, в которой он оказался. Сам же Бэкхён чувствует себя оторванным от земли, поэтому не распыляется эмоциями и ни с кем не делится переживаниями. Охрана в доме теперь не имеет смен, находясь в подвешенном состоянии, засыпая когда придётся и приводя себя в порядок, когда выпадет возможность. Что касается работы и предстоящего мероприятия… переживать нет сил. Тревожит только Чанёль, но он окружил его таким вниманием, что трудно представить, как бы парень сумел причинять кому-либо боль. Себе — в том числе.       — Омега под тотальным контролем. Ничего не случится, господин.       — К чему ты это сказал? — отрешенно вопросил Бэкхён, поднимая пустой взгляд. Мысли всё её находятся в мире цифр и тысяч бумажек, которые помощник продолжает подкидывать на стол с такой скоростью, словно мечтает соорудить чёртову башню.       — Ты выглядишь обеспокоенным.       — Я выгляжу так, словно расстался с жизнью. Обычно покойники выглядят умиротворёнными.       — Не приведи Господь, — шепнул До, вызывая слабую усмешку. Бэкхён откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, позволяя себе отдохнуть на одно мгновение.       — Они наблюдают за ним?       — Неустанно.       — Медик присылает отчёты?       — Уже два было: на десять утра и на два часа дня. Всё в порядке: поел, принял таблетки, побыл с ребёнком, ходил на прогулку, разговаривает неохотно, на контакт не идёт.       — Он обижен на меня.       — Препараты, которые он принимает, блокируют эмоции, господин. Он не может испытывать обиду.       — Он смотрит на меня так, словно я его предал.       — У него нет причин для обиды, господин. Бэкхён открывает глаза и устало улыбается, взглянув на помощника.       — Он может не чувствовать, но он может думать об эмоциях… Он не подпускает к себе. Между нами как будто всё оборвалось.       — Я сожалею. Каменное лицо Кёнсу добавляет нотки сомнения в произнесённых словах. Бэкхён усмехается, после чего начинает смеяться, закрывая лицо ладонями. Наверняка До сейчас думает, что он в истерике, но, чёрт, это так смешит Бёна!       — Господин…       — Пусть следят за ним. За каждым его шагом. Я хочу знать, что с ним всё в порядке. Ребёнок важен, но Чанёль важнее, Кёнсу. Ты меня понял? Он ненавидит себя за слова, которые произносит, но реальность слишком сурова: дети дело наживное, а Чанёль у него один единственный. Он поклялся защищать его ценой всего. Если понадобится, он будет это делать даже в ущерб ребёнку. … на улице достаточно тепло для прогулки с малышом. Чанёлю выдают уже готового ребёнка: его не заставляют его одевать, кормить, вытаскивать коляску. Он просто получает готового к прогулке Чонина, укладывает его в коляску и внимательно рассматривает. Хэрин немного подгоняет его в спину, не позволяя вдоволь насмотреться на милый костюмчик, который Ёль давным-давно купил. Чонин выглядит довольным жизнью, Чанёля это успокоило бы, если бы он мог распознавать спокойствие. Парень с лисьими глазами следует за ним неотступно. Чанёль двигается по дорожке вокруг дома медленно: всё ещё трудно ходить, да и коляска — объект новый для его рук. Он пока с трудом понимает, как её удерживать и нормально поворачивать без резких движений.       — Как Вас зовут? Недолгое молчание прерывается-таки чужим голосом.       — Господин, Вы же понимаете…       — Я нахожусь в таком состоянии, что мне уже плевать на всё. Ваши данные настолько засекречены, что о них не могу узнать даже я?       — Меня зовут Сан. Чанёль кивает, останавливаясь, чтобы приподнять сетку и взглянуть на сына. С ним всё в порядке: спит, не испытывая дискомфорта. Если бы Чанёль мог испытывать удовлетворение с самого появления ребёнка, он бы испытал его и сейчас.       — Мы одногодки?       — Мне двадцать шесть, господин.       — Я могу обращаться к тебе неформально?       — Разумеется, господин, я буду всем, чем Вы захотите, чтобы я стал. И откликнусь на любое имя, которое Вы мне дадите.       — Звучит ужасно.       — Это моя работа. Чанёль лишь кивает, соглашаясь. С этим трудно не согласиться, когда каждый день видишь человека, который не зная усталости нависает над тобой, наблюдает за каждым твоим действием и переживает за тебя больше, чем кто-либо ещё. Нет. Преувеличено — Бэкхён беспокоится о нём больше всех на свете. Больше Пак не произносит ни слова. Ни во время прогулки, ни когда входит в дом. Он исчерпал все силы на недолгий разговор с охранником и теперь будет копить новые силы до следующего дня. Интересно, эти таблетки точно ему помогают, или он навсегда останется в таком состоянии?.. … Бэкхён глубоко вдыхает и прикрывает глаза. Отец стоит рядом, любовно оглаживая острые стебли кустовых роз. Ещё слишком рано для того, чтобы они расцвели, но Бэк знает, что в оранжерее некоторые сорта уже источают сладкий аромат. Закурить хочется так сильно, что сводит скулы. Пока отец рядом, Бэк не решается нарушить едким дымом его любование садом. Парень с трудом понимает, что творится в голове отца и почему всегда твёрдый взгляд наполняется мягкостью, глядя на цветы.       — Наступила весна.       — Не для всех, — вздыхает Бэкхён, сцепляя руки за спиной. Отец не выражает удивления. У Бэкхёна нет сомнений в том, что он может знать обо всём происходящем в семьях рода.       — Да. Пока китаец нависает над нами, весна наступит не для всех. Глава выпрямляется и так же скрепляет руки за спиной, рассматривая цветы под ногами. Каменные дорожки ведут глубоко в сад. Бэкхён чувствует себя чудовищно уставшим и не хочет двигаться. Думает, что если сдвинется с места, то упадёт замертво.       — Через два дня вечером состоится мероприятие.       — Мы так долго и яростно искали буревестника, что теперь не хочется знать о том, кто он такой. Бэкхён бы поспорил, но он понимает отца: Бёны не тот род, который сможет противостоять могуществу китайца в одиночку. Они потеряли былое влияние вместе с гибелью союзников рода. Теперь страшно подступаться к огнедышащим тварям, зная, что никто не подставит спину и не закроет собой от гибели.       — На кону стоит очень многое. И в первую очередь твоя семья, Бэкхён.       — Я приму меры.       — Этого недостаточно, — отец покачал головой и через мгновение вздохнул. — Китаец будет знать, что ты придёшь. Незваных гостей не любят. Ты должен быть готов принять удар, а в том, что он будет нанесён, у меня сомнений нет.       — Сниму людей со складов.       — И привлечешь ненужное внимание. Так не пойдёт. Мои люди прикроют тебе спину: я отправлю за тобой пять машин, два микроавтобуса подъедут к коттеджу, остальные будут находиться здесь. Люди Чондэ сгруппируются возле родового гнезда, просить у него людей не рекомендую.       — И не собирался. В силу некоторых обстоятельств я утратил к нему доверие. К тому же, последние события… мы не дождёмся от него твёрдости в этом вопросе. Наконец, Глава поднял голову, но даже не посмотрел на него, предпочтя упереться взглядом вглубь сада.       — Чон тоже идёт?       — Не удалось отговорить.       — Добром это не закончится.       — У него нет столько поддержки, сколько есть у меня. Кромсать людей для его защиты я не буду: каждый должен защищать свои семьи самостоятельно.       — Не пытайся его спасти, когда случится беда. Если его пристрелят там же, ты должен будешь отступить, Бэкхён, — произнёс мужчина. — Ты скажешь: «Как же честь семьи! Как же репутация!», и как Глава семьи я скажу, что ты должен будешь сохранить достоинство и доказать свидетелям произошедшего, что ты Бён… Но ты мой единственный оставшийся в живых и родной по крови сын, часть моего тела и последний фрагмент моей души, которую я отдал тебе в день твоего рождения. Ты мой сын, а я твой отец, и как отец я отвечу тебе: «Ты обязан спасти свою жизнь всеми возможными способами. Я требую, чтобы ты вернулся ко мне если не здоровым, так хотя бы живым». Ещё никогда отец не говорил слов, сказанных прямо сейчас. Бэкхён закрыл глаза и выдохнул, чувствуя себя пристреленным. Сердце забилось в тревожном ритме, вынуждая его всерьёз забеспокоиться о том, насколько опасен оказывается выбор Бэкхёна. На фоне тяжелых потрясений он стал наплевательски относиться к свой жизни и перестал ценить её настолько, насколько требуется, и теперь слова отца будто вернули его с небес на землю. Напомнили, что у родителей он остался один, что у Чанёля кроме него никого больше нет, что есть обязательства, есть правила и традиции, которые требуют перво-наперво сохранить себе жизнь и только потом биться за честь семьи. Мертвым невозможно за что-то побороться…       — Я тебя понял, отец. … у Бэкхёна железные руки и такие же стальные объятья. Контроля нет, но он всё равно умудряется надавить так, словно он есть. Чанёль не знает, почему подчиняется влиянию, поддаваясь этим рукам. Думает об этом с трудом, потому что совсем недавно выпил таблетки, пресекающие желание обдумать происходящее.       — Через два дня у меня важная встреча, с которой я могу не вернуться, — вдруг произносит парень, вынуждая Чанёля резко напрячься сквозь таблетки. — Это очень важная встреча. Там я наконец смогу увидеть лицо человека, который угрожает безопасности всего моего рода. Обещаю тебе: я сделаю всё для того, чтобы вернуться живым. Пак с трудом может развернуться в тисках чужих объятий, но всё-таки ему удаётся лечь на спину, ослабляя давление чужой ладони на живот. У Бэкхёна слегка обеспокоенный взгляд, и Чанёль впервые за столько дней не хочет его ранить сильнее, чем уже ранил своим существованием.       — Я недавно выпил таблетки и не могу ясно мыслить. Мне понадобится трезвый рассудок в этот день. Будет опасно?       — Я предупрежу медика. Тебе действительно будет лучше находиться начеку, — произносит Бён. — Будет очень опасно. Я соберу здесь больше охраны и ещё две машины приедут в помощь от отца. Если меня не станет — вы с малышом первые, кто попадёт под удар. На периферии рассудка мелькает настолько истошный, полный ярости крик, что Чанёль дёргается от неожиданности. Внутри будто разворачиваются боевые действия и поднимается такая буря, что он вынужден начать дышать глубже. Чужие губы касаются виска, но не могут унять поднявшееся беспокойство, тут же подавляющееся таблетками. В голове всё ещё кто-то ревёт, срываясь на животное рычание. Чанёль зажмуривается и полностью поворачивается к парню, утыкаясь лицом в чужую грудь. Боль стискивает виски и он стонет, прижимаясь к Бёну.       — Что случилось?       — Не знаю. Что-то происходит. Бэкхён укрывает его одеялом и вздыхает, обхватывая рукой поверх пояса.       — Не переживай, Чанёль. Я обязательно вернусь домой. Глухой вой тревожит Пака половину ночи, пока действие препарата не входит в полную силу. Когда он открывает глаза утром, Бэкхёна дома уже нет, а на тумбочке стоят две бархатные коробки. Чанёль слабо улыбается, открывая ту, что побольше: внутри потрясающей красоты медальон, ослепляющий светом и теплой энергией. Металл обжигает кожу при соприкосновении, напоминая о дарителе. Эмоции проявляются и тут же тухнут под действием очередной порции таблеток после завтрака. Чонин ворочается в его руках, медленно заводясь и желая наполнить утро истерикой, но Чанёль пресекает чужое намерение удивительно легко. Сын смеется, протягивая ручки вверх, и он не может отделаться от чудовищного давления внутри. В голове пусто и спокойно, а тело колотится в тисках, не в силах удерживать контроль. Бэкхён сказал, что вернётся. Но что, если он не сможет вернуться домой?.. … костюм сдавливает плечи. Бён вздыхает, поворачивая голову в сторону величественного здания. За последние дни он просмотрел схему столько раз, что не счесть. Кёнсу счёл это необходимым, пытаясь подготовить его к любому развитию событий. Вероятно, он переживал даже больше, чем сам Бэкхён, потому что Кёнсу терпеть не мог оставлять его одного — всегда следующий тенью, он был готов подставить свою грудь и закрыть его своей спиной от пули и не только от неё. Теперь же Бэкхён был предоставлен самому себе и наличие Чонгука рядом абсолютно не упрощало ситуацию: сегодня каждый будет спасать самого себя. Парень ещё раз осмотрел здание и опустил взгляд на свои ладони, снова вздыхая, но уже от усталости. Не то чтобы расположение комнат могло помочь ему сбежать из места, в котором каждая рука будет держать по пистолету. В отличие от его чудовищно пустых рук. Даже нож некуда положить, потому что беспощадные рамки на входе и сотни охранников наверняка будут выполнять свои обязанности на высшем уровне.       — Парковка забита, — вдруг произнёс До, сильно убавив скорость в поиске места. — Я останусь в машине. Ребята расположились на противоположной стороне улицы, будут ждать от меня приказа стрелять на поражение. Подай мне знак — и начнётся бой.       — Я помню. Если я пойму, что у меня есть возможность уйти живым, я это сделаю. Но если такой возможности не будет, то я подам тебе знак уезжать и спасать мою семью. Ты обязан будешь уехать, Кёнсу, и передать Чанёля Джексону. С его возможностями и поддержкой супруга, они смогут защитить его.       — Понял, господин. Бэкхён повернул голову к помощнику, требовательно глядя на чужое лицо:       — Клянись.       — Клянусь. Машина остановилась и движением чужой руки заглохла. Бэкхён обвёл взглядом открывшийся вид: люди в роскошных костюмах и платьях двигались в сторону входа, неторопливо проходили контроль безопасности и пропадали в пасти широких дверей.       — Не прощаюсь, — бросил Бэкхён, тут же открывая дверь и выходя из машины. Не дал себе передумать и дать заднюю. Он безумно устал ждать и мучиться от неопределённости, и сегодня этот кошмар закончится, потому что Чжан покажет своё лицо и война за выживание заиграет новыми красками. Чонгук будто ждал его: незаметно пристроился рядом с ним и негромко поздоровался, давая о себе знать. Их сопровождающий курил у входа, стоя в небольшой компании каких-то дам. Завидев их, он оперативно потушил сигарету и игриво попрощался с женщинами.       — Добрый вечер, господа, — произнёс он с чудовищным акцентом. — Вечер обещает быть незабываемым!       — Это уж точно, — вздохнул Чонгук. Бэкхён мельком взглянул на него, захватывая непривычно серое лицо с хмурыми бровями и крепко сжатыми губами.       — Не иди с нами, — вдруг произнёс Бэк, сам от себя не ожидая. Мужчина тут же обратил на него взгляд. — У меня плохое предчувствие. Не иди.       — У меня тоже плохое предчувствие, Бэк. Это из-за беспокойства — не более. Уверен, что и из этой ямы нам удастся вырваться живыми.       — Не будь таким уверенным. Прошу тебя: останься здесь. Мужчина сделал глубокий вдох и опустил напряженные плечи, прежде чем сделать шаг вперед и стать под рамку. Бэкхёну оставалось проглотить беспощадно захватывающее рассудок чувство тревоги и встать за чужой спиной, дожидаясь своей очереди. Он заметил, что охранники переглянулись, завидев их двоих, но не попытались их остановить. Именно в тот момент Бэкхён понял, что не вернётся отсюда живым. Внутри всё забурлило и сковало тело такой силой отчаяния, что он едва устоял на ногах. Он сегодня погибнет. Бросит на произвол судьбы родителей, зятей, племянников, вверенного с ребёнком, которому даже месяца не исполнилось. Он оставит без работы сотни людей, подвергнет их опасности, с которой они не смогут справиться в одиночку. Кёнсу прикончат сразу, а может он и сам выстрелит себе в висок, когда его тело сбросят со ступенек этого здания. Двери позади захлопнулись как крышка гроба. Бэкхён дрогнул плечами и сделал глубокий вдох. Люди вокруг обходили его неподвижное тело, застывшее посреди огромного вестибюля, сверкающего дорогим золотистым цветом. В кафеле под ногами можно было увидеть своё лицо. Голоса заполнили помещение, продолжая наполнять его собой и медленно отдаляться по мере увеличившегося расстояния. Бэкхён смотрел вперед и не мог сдвинуться с места. Ему было страшно сделать шаг навстречу смерти. Страшно было смириться с тем, что очередные закрывшиеся за ним двери поставят точку в его недолгой жизни. Ещё можно было попробовать что-то изменить! Можно было повернуться спиной к смерти и сделать шаг назад, встречая прохладный вечерний воздух. Бэкхён хотел бы сбежать отсюда как можно скорее, но оцепенение сдавило его с такой силой, что он едва мог соображать. Сердце качало кровь, стремительно разгоняя по венам силу в попытке сдвинуть его с места. Бэкхён сделал глубокий вдох и медленно выдохнул, хаотично пытаясь понять, что ему делать. Спустя несколько минут дыхательной практики ему удалось обрести прояснение сознания, но даже это не смогло дать нужного результата: Бён понял, что неизбежность настигла его и попыток воспрепятствовать судьбе предпринимать не стоит. Он встретится с Чжаном лицом к лицу и встретит свою погибель, разглядев человека, который желает уничтожить весь его род. Бэкхён сделал шаг в пропасть и она поглотила его в роскошном зале, пестрящим красотой и богатством. Голова взорвалась от обилия смеха, лёгкой музыки и стука хрусталя. Официант предложил ему шампанское, и тут же обошёл его стороной, стоило Бёну протянуть твердые пальцы к ножке бокала. Руки не дрожали, несмотря на то, что внутри все органы будто потряхивало от наступающего беспокойства. Бэкхён знал, что его не будут убивать в общем зале при таком количестве свидетелей, но всё равно не мог отказать себе в желании оглянуться вокруг. Медленно, словно проверяя, не за его ли спиной стоит тот самый человек, способный довести его до такого состояния. Он неспешно прошёлся по залу и застыл недалеко от фонтана, встав напротив широкой лестницы, на которую никого не впускали. Мысли витали вокруг схемы здания, пытаясь выудить хотя бы одну возможность для спасения, но почти все они находились на втором этаже. Бэкхён мог бы быть грубым, разбив окно каким-нибудь стулом, но что-то ему подсказывало, что пленка на окнах была не декоративной, а непробиваемой, да и честь семьи… Господи, о чём он думает… Неужели его последние мысли будут посвящены фамилии и чести, которую он так крепко удерживал в руках долгие годы?.. Мероприятие затягивалось. Или Бэкхёну казалось, что время настолько медленно движется, то он начинает сходить с ума. Он даже не подумал взглянуть на часы на руке, но когда он вспомнил об этом, по всему залу пронёсся привлекающий внимание звон и все притихли. Охрана перед лестницей неторопливо расступилась и через мгновение Бэкхён упёрся взглядом в чужие ноги, затем обратил внимание на чёрный плащ с изображением дракона, обвивающего статную фигуру и, наконец, лицо человека, которого успел возненавидеть всем своим существом. Его лицо было расслаблено. Глаза с холодом осмотрели присутствующих в зале, так ни за кого и не зацепившись. Бэкхён едва заметно сделал глубокий вдох и чуть поморщился, ощутив чёткий запах сильного противника. Чжан был альфой и обладал истинно китайской внешностью. Вероятно, и характером не был обделён… Бэкхён смотрел на него не отрываясь, каждую секунду пытаясь поймать его скользящий по толпе взгляд, но никак не сумев встретиться с ним. Замаячившая на лестнице вторая фигура вынужденно отвлекла его внимание от мужчины. Бэк мельком бросил взгляд на молодого парня, решив не сосредотачиваться на нём, но сердце в груди сбилось с ритма и он против воли сделал шумный глубокий вдох, мгновенно вернув взгляд к парню. «Какая подлая судьба», — подумал Бён, сжимая свободные пальцы руки в кулак. — «Какой подлый мир…». Всего на секунду жизнь перестала существовать. Застыли люди вокруг и улыбки на их лицах, замерло движение, время остановилось, запечатывая это мгновение в чудовищно торопливом стуке сердца. Всего на секунду Бэкхён забыл о том, кто он такой и что он здесь делает. Всего на секунду Бэкхён подумал, что является самым счастливым человеком на планете. И уже на следующий стук сердца парень вспомнил всё, что требуется, и понял то, что не хотел бы понимать. Этот человек был тем, кого Бэкхён не желал встретить так рано, поскольку ещё не успел стать столь надежным и сильным альфой для омеги, с которым будет вынужден скрепить свою жизнь. Этот парень был его истинным партнёром. И он стоял рядом с его будущим убийцей, улыбаясь толпе той самой вежливой стандартной улыбкой, которая Бэкхёну казалась потрясающей…       — … я благодарю всех присутствующих за то, что вы нашли время почтить это мероприятие своим присутствием. Этот день очень важен для всех нас, поскольку именно с сегодняшнего дня мы уверенно разрушаем стены укоренившихся родов и провозглашаем новую эпоху возможностей и современных прав! Уверен, что каждый из вас здесь найдёт себе будущего партнера по бизнесу и сочтёт необходимым скрепить новые возможности договором. Бэк с трудом заставляет себя моргнуть и возвращает взгляд Чжану.       — Однако, прежде чем все мы сможем уделить друг другу внимание, есть некоторые вопросы, требующие безотлагательного решения. Тело наливается силой, едва он осознаёт, что охрана целенаправленно двигается к нему, прожигая твёрдыми взглядами. Тишина в зале становится мёртвой. Слышно даже чужое торопливое дыхание. Первым к Чжану подводят Чонгука, после чего Бэкхёна подхватывают под руки и он выпускает свой бокал, разбивающийся о кафель с оглушительным треском. В следующий раз, когда он поднимает взгляд к лестнице, омега хмурится, а его взгляд мечется от Чона к нему. Сам же Бэкхён запрещает себе смотреть на омегу, который медленно подвергается панике, отступая чуть назад. Охрана отходит от них на небольшое расстояние, тем самым напоминая о том, что они в любой момент могут схватить их. Бэкхён даже не пытался сдвинуться с места, продолжая смотреть на китайца с прямой спиной и расправленными плечами. Он не позволит себе просить, не будет умолять, не станет показывать тревогу и свои чувства. Однако, он не может не сдвинуть внутренне границы, разрывая контроль в щепки, чтобы заполучить понимание парня. Едва запах касается омеги, тот смертельно бледнеет и охает. Чжан едва дёргает головой, желая обратить внимание на парня рядом, но не позволяет себе этого сделать, хотя заминка была броской.       — Как бы ни была высока гора, любой её склон может стать тропой, — твёрдо произносит Чонгук. Чжан коротко взмахивает ладонью и ближайший к Чону охранник достаёт пистолет. В одно мгновение тот снимает его с предохранителя и стреляет в Чонгука. В одно мгновение Бэкхён лишается многолетней поддержки и товарища. В одно мгновение роду Чон пришёл конец. Осиротели дети, осиротела вся семья. Тело падает под ноги. Бэкхён не дёргается, глядя в напряженные глаза Чжана. Его взгляд наполнен грозами, но не мечет молнии — хмурые брови выражают недоумение. Охи и женские вскрики проносятся по залу в последствие выстрела. Лёгкая паника повисает тяжелым одеялом над этим проклятым местом. Но даже этот шум не может замаскировать задушенное паникой бормотание омеги:       — Он мой истинный! Исин, прошу тебя, я не хочу умирать. Чужой взгляд кажется неумолимым. Бэкхён ему в этом не уступает, почувствовав почву под ногами. Омега успел осознать их истинность, даже этого мгновения хватит для того, чтобы его смерть нанесла непоправимые последствия в психике. Китаец это знает, поэтому жестко поджимает губы и обращает взгляд на одного из своих людей. Вероятно, это помощник, потому что именно он взмахивает рукой, чтобы прибрали тело Чонгука. Едва охрана подступает, как Бэкхён рычит, глядя на Чжана исподлобья. Он даст телу товарища найти покой в земле. Помощник медленно подходит к нему и слегка склоняется, чтобы облить его бензином и бросить в него спичку:       — Господин Чжан Исин передаёт своё почтение гостю, которого не приглашал, а так же просит обратить внимание на то, что является для него самым дорогим. Даже если бы захотел, Бэкхён не смог сдержать рычания. Зверь внутри разрывает его тело на куски, поднимая в нём такую волну силы и мощи, что помощник отшатывается и так и падает спиной назад, теряя сознание. Стоящие позади Бэкхёна люди шумно начинают двигаться назад, призывая всех посторониться от терпкого аромата, но не все успевают это сделать и так же оказываются на полу. Чжан лишь отводит от него взгляд, а после разворачивает омегу за плечо и поднимается по лестнице верх. Внутри всё ревёт, рвётся оторвать чужую руку, коснувшуюся истинного, но у Бэкхёна дома вверенный и ребёнок. У Чонгука прострелена голова около виска. Кровь залила пол вокруг и продолжает течь, оставляя после себя капли, пока Бэкхён несёт его тело к выходу. Не чувствуя тяжести, парень стремительно преодолевает толпу, охрана открывает ему дверь и он выходит в вестибюль, а оттуда — к выходу. Бэкхён обходит рамку и спускается по лестнице вниз, интуитивно двигаясь к машине. В тишине слышно, как заводится мотор и машина выезжает из парковочного места, чтобы подъехать ближе. Кёнсу вылетает из машины, чтобы помочь ему вложить тело Чонгука на заднее сидение, а после этого Бэкхён командует ему передать всей охране защищать коттедж и садится в машину. Он поразительно спокоен и напряжен одновременно. В голове не укладывается произошедшее, будто не с ним всё было. Ни одна мысль не может задержаться в голове. Он ни о чём не может думать, теряясь между образами истинного и необходимостью защитить Чанёля.       — Я встретил истинного, Кёнсу.       — Чёрт, — бормочет помощник, вдавливая газ в пол.       — Если бы не эта встреча, я бы не вышел оттуда живым. … испытывать эмоции оказывается изматывающе. Чанёль не сразу начинает воспринимать реальность такой, какая она есть, но как только препараты выводятся из организма, он начинает мыслить более ясно и ощущает всё ярче, чем обычно. Происходящее не кажется плоским и не воспринимается бездушной пустотой, заполняя сознание эмоциями. Последние дни приёма таблеток казались вечностью… Чанёль знает, что выходить из дома не безопасно, но он не может себя остановить. Весь день он испытывал лёгкую головную боль и мучился от тяжести в груди. Периодами что-то с силой давило на солнечное сплетение, вынуждая его кривиться от ощущения удушья и хвататься за сердце. Охранник не отходил от него ни на шаг, превращаясь в часть его тела и тени. Чанёль даже не стал спорить, когда Сан преградил ему дорогу к выходу — оттолкнул с неизвестно откуда взявшейся силой, яростно рявкнув «Уйди!». Инстинкты вопили о том, что оставаться в доме нежелательно. Всё в доме было не тем и так. Звонков от Бэкхёна не было целый день. Заведённый с самого утра, Пак быстро понял, что сегодня будет предоставлен самому себе. И защищаться тоже он будет сам. Охраны во дворе было в два-три раза больше, но даже это количество людей не могло поглотить огромную территорию коттеджа. Основная часть сгруппировалась около дома, выхаживая не дальше нескольких метров вдаль, остальные же люди разошлись по периметру, высматривая любую угрозу. Прямо сейчас угроза исходила именно от всех них. Почему это ужасное давящее ощущение захватило Пака ещё в доме, он объяснить не мог.       — Сколько их здесь?       — Двести двадцать два человека, господин.       — Здесь две наши смены, остальные кто? — вопросил Чанёль, хаотично бросая взгляды на охранников.       — Приехали люди от Главы. И ещё небольшая часть была снята со складов. Чанёль глубоко вдохнул и повернул голову влево, осматривая поглядывающих на него охранников. Повернув голову вправо, он также сделал глубокий вдох и ничего не почувствовал. Чёртовы таблеточники… Сейчас, когда его чувства и ощущения напряжены до бесконечности, он мог бы понять, вычислить причину для беспокойства, но все мужчины были для него пустым местом.       — Принеси мне ребёнка, — требовательно произнёс Пак, продолжая беспокойно осматривать каждую фигуру.       — Господин. Чанёль резко обернулся на парня, пробивая его яростным взглядом. Тело начало немного колотить от подходящего к пику стресса. Внутренний омега ревел так, словно вот-вот взорвётся дом или вся территория будет поглощена каким-то взрывом. Чанёль чувствовал себя так, словно ему нужно ударить упрямого ублюдка и бежать, бежать, бежать. Но он не мог этого сделать без сына. Он не мог оставить здесь часть своего тела и души.       — Немедленно принеси сюда Чонина. Мы не останемся здесь ни на минуту. Нужно уходить, — едва парень начал набирать воздух в лёгкие, Чанёль вцепился обеими руками в воротник его куртки и зарычал. — Закрой рот и делай, что я сказал! Втолкнув Сана в дверь, Чанёль повернулся обратно, с трудом представляя, как мог позволить себе открыть спину на чертовы несколько минут. Ноги в коленях дрожали так сильно, что он не мог представить, как будет бежать с ребёнком к тоннелю.       — Господин Пак, вы не имеете права подвергать ребёнка и себя опасности. Господин Бён запретил Вам покидать территорию дома. Она защищена лучше, чем любое другое место. Враг может поджигать нас где угодно. Чанёль равнодушно стоял спиной к начальнику смены, не замечая ничего вокруг. Паника накрывала его с головой. Он снова и снова окунался в беспокойство и боль в груди из-за рёва внутреннего омеги. Инстинкты орали так, что он едва мог стоять на ногах. В сравнении с тем овощем, которым он был долгие недели, сейчас Чанёль чувствовал себя так, словно убьёт каждого, кто подойдёт к нему просто поговорить.       — Убери ребёнка, Лис.       — Я выполняю приказ молодого господина, — невозмутимо произнёс Сан, обходя Чанёля и подавая ему в руки сонного малыша. Едва ребёнок очутился в его руках, боль в груди немного ослабла, но это чувство разницы было настолько выразительным, что Чанёль понял: инстинкты правы и здесь действительно нельзя оставаться.       — Нужно уходить через тоннель. Здесь нельзя оставаться. Я чувствую, что вот-вот что-то произойдёт.       — Тот дом абсолютно не защищен, господин, — тихо произнёс начальник смены, подойдя к нему. Чужие глаза грозно смотрели в его паникующие.       — Да мне похуй, насколько он защищён. Вы, тупые альфы, не способны из-за своих ёбаных таблеток ничего почувствовать! — крикнул Чанёль. — У меня всё внутри разрывается из-за опасности! Здесь что-то не так! Куча непонятных людей в масках! Откуда вы знаете, что среди них нет посторонних! — закричал парень. Чонин в его руках завозился и всхлипнул, готовясь полноценно зареветь.       — Это невозможно, господин. Мы проверили всех пришедших…       — Ты сделал это лично?       — Нет, господин, этим занимался второй начальник смены.       — Тогда и говорить нечего, — выплюнул Чанёль. — Я не позволю вам угробить себя с ребёнком. Чужие руки попробовали схватить его за предплечье, чтобы остановить, но он рванулся в сторону и стремительным шагом двинулся к тоннелю. Позади послышались чужие торопливые шаги, начальник смены не прекращал тихих попыток призвать к благоразумию, но Чанёль ничего не мог с собой сделать — он был абсолютно уверен в том, что здесь опасно находиться.       — Когда господин Бён узнает о Вашем уходе…       — Ты хотел сказать: если он узнает? — Чанёль истерично фыркнул, опасливо дёргая взгляд от одного охранника к другому. — Какова вероятность того, что он выживет?       — Я настоятельно прошу Вас вернуться в дом.       — Либо иди со мной, либо отвали от меня! — истерично крикнул Чанёль. Внезапно все чувства настолько забурлили внутри, что Ёль споткнулся и замер, захлебываясь обрушившейся на голову паникой.       — Сан, ты это чувствуешь? — шепнул Пак, едва дыша. — Сан.       — Куда мне смотреть? Что я должен увидеть?       — Отпусти себя, — шепнул Чанёль, панически застыв на месте. — Заткнись и сделай как я прошу. Беспрекословно подчинившись, парень отпустил контроль на долю мгновения и сделал несколько шагов вперед. Этих секунд хватило, чтобы он резко поднял контроль и обернулся назад, закрывая его спиной своим телом. Прозвучавший выстрел не был громким, скорее чем-то умышленно приглушенным. В абсолютной тишине двора звук оказался оглушительным и привлек внимание всех охранников. Сан дёрнулся, но не упал, тут же захватывая автомат и поднимая его вверх. Но даже этих мгновений было достаточно для того, чтобы произошло сразу несколько событий: начальник охраны схватил его за плечи и отдёрнул в сторону, закрывая собой и подавая клич защищать Чанёля, а потом прозвучало ещё несколько выстрелов и Сан вынужденно отступил назад, получив пули в грудь. Затвердевшая в венах кровь ввела его тело в чудовищное оцепенение. Звуки выстрелов заполнили пространство, мгновенно разгоняя паникой ступор. Чанёль сделал шаг назад, прижав сына к груди ещё сильнее, накрывая его голову маленьким одеялом, чтобы немного закрыть от чудовищно громких для младенца звуков. Малыш ревел так, словно был готов захлебнуться. Пак поднял взгляд и замер, почувствовав дуло пистолета прямо на своей груди. Он успел поднять взгляд на чужие бездонные глаза и чужая голова взорвалась у него на глазах, орошая лицо каплями крови. Чанёль уже не вспомнит, что конкретно случилось: наверняка его сознанием полностью завладело внутреннее животное, настоящее омежье существо и инстинкт самосохранения. Именно эти составляющие сделали его жестоким и выносливым, снося любой контроль и адекватность напрочь. Пока он бежал к тоннелю, его мозг смазано отмечал людей в чёрном, перелезающих через высокий забор и нападающих на охрану. Он не помнит, как в его руке оказался пистолет, но он помнит ярость, с которой он выстрелил человеку в самое незащищённое место — голову. Ему с трудом удавалось отцифровать кто свой, а кто чужой. Он хотел бы стрелять без перебора, но палец становился каменным, едва он нажимал на крючок. Он бежал так быстро, как только мог, не зная усталости и боли, пронизывающей живот и бёдра. Кто-то бежал рядом с ним и отстреливал всех, кто попадался на глаза. Дверь в инвентарную едва не слетела с петель, когда он со всей дури пнул её ногой. Ребёнок продолжал реветь, раздражая все нервные окончания и обрушивая на него такую силу, с которой он мог бы переломать любого человека собственными руками. Ребёнок делал его настолько сильным, что даже та самая металлическая дверь, которую обычное поднимали вдвоём, поддалась одной только его руке.       — Стоять! — рявкнул начальник охраны, дёргая его назад. — Нужно проверить! Ёнбин! Мужчина одним махом рванул внутрь. Спустя мгновенно по рации передали, что всё чисто.       — Дом не защищён. Эта дверь удержит их, но нам нельзя оставаться здесь до конца боя, — напряженно произнёс мужчина, следом подключаясь к рации снова: — Как обстановка на участке?       — Летают дроны. Мы не привлекаем внимание, во дворе и за двором никого нет в радиусе километра.       — Мы выйдем через отвод во второй гараж, — скомандовал начальник смены. — Переоденься в гражданское. Медик тоже. И приготовьте вещи мне.       — Выполняю. Чанёль даже не пытался успокоить ребёнка, продвигаясь по тоннелю вперед. Детский рёв эхом разносился по пространству, но никто не обращал на это внимание, полностью сосредоточившись на побеге. Едва они оказались в гараже, Чанёля впихнули в бронированный внедорожник и закрыли дверь. Даже сейчас парень не чувствовал себя в безопасности, но ещё больше его огорчало то, что сын оказался в такой ситуации вместе с ним. Он начал с укачивания, но оно не помогло, поэтому он начал пробовать всё подряд, начиная с поглаживаний, ласковых слов и просьб успокоиться. Казалось бы, ребёнок ничего не должен понимать, но Чонин значительно уменьшил плач, когда Чанёль додумался засунуть малыша под свитер, прижимая его к грудной клетке. Охрана быстро переоделась. Начальник смены сел рядом с ним, приказав надеть теплую пайту. Из-за того, что Чонин был на руках, сделать этого не удалось, так что её просто набросили на плечи и капюшон на голову. Оба начальника смен сели впереди автомобиля. Рядом с Паком оказался медик, который попытался отодрать его руки от малыша, но натолкнулся на такую яростную тираду, что мгновенно понял, что с Чанёлем всё в порядке. Кроме психики, разумеется. В багажник опускается что-то металлическое, зад машины проседает и дверь захлопывается.       — Можем выезжать, — командует человек позади. Чанёль закрывает глаза и шепчет сыну успокаивающие слова, легонько покачивая его в объятьях. Ощущения не меняются, градус давления не спадает, но он не позволяет истерике взять верх. Машина медленно подъезжает к воротам, начальник смены не спеша выходит из машины, открывает ворота, выпускает их, затем закрывает ворота и неторопливо садится в автомобиль.       — Действуем по плану.       — А какой у нас план? — тут же спрашивает Чанёль.       — Едем в аэропорт. Дыхание срывается.       — Бэкхёна убили?!       — Мы не имеем точной информации. Мероприятие началось тридцать минут назад.       — Рация у тебя? — вопросил второй мужчина, не давая Паку задать очередной вопрос.       — Да. Чанёль не думает о том, что будет дальше. Всё внутри него сосредоточилось на ребёнке. В груди горело так, что было физически больно. Мысли крутились вокруг сына и совсем немного — Бёна, причиняя дополнительное беспокойство. Чанёль сидел как на иголках практически до конца пути. Рация сработала немного раньше, на подъезде, что позволило им не вливаться в поток машин, ждущих своей очереди.       — Всем постам охраны отправиться к коттеджу. Код: 261199. Начальник смены тут же изобразил жест, приказав притормозить у обочины.       — Нас могут прослушивать? — вопросил водитель.       — Маловероятно. Телефоны — да, но рация… — с сомнением произнёс начальник смены. Чанёль поднял взгляд на мужчину и вдруг обнаружил, что на его запястье лежат чужие пальцы. Медик невозмутимо продолжил отсчитывать ускоренный пульс, никак это не комментируя. Пока сына не отбирают, он позволит обследовать себя хотя бы таким способом. Об остальном будут думать позже. Пока начальники смен вели разговор, Пак напряженно вслушивался в него и наблюдал за тем, что происходит вокруг машины. Инстинкты молчали, но это не значило, что они взревут словно сигнализация, если что-то пойдёт не так.       — Код: 261199, — повторил начальник смены. — Нападение произошло около двадцати-тридцати минут назад. Ситуация на территории коттеджа неизвестна, связи со сменой нет. Объект под охраной.       — Встречаемся возле Бэкбома через двадцать минут. Чанёль заметил, как оба мужчины на передних сидениях переглянулись, выражая недоумение взглядами.       — Выполняем.       — В чём дело? — тут уточнил Пак. — Что не так? Чуть погодя, мужчина всё-таки ответил:       — Нам назначили встречу на кладбище.       — Мы не успеем добраться за двадцать минут — это время уйдёт, чтобы въехать в центр города. Кладбище в другой стороне, — тут же предупредил водитель.       — Запросить код подтверждения? — задумался начальник смены. Ответом послужил напряженный взгляд товарища. Чанёль сделал глубокий вдох и погладил малыша по голове, выглядывающей из воротника. Взгляд автоматически сменился на ласковый. Чанёль с такой мягкостью погладил сына по волосикам, что глаза налились слезами. Он шмыгнул носом и поднял глаза к зеркалу заднего вида, встречаясь взглядом с начальником смены коттеджа. Наверное, именно это отбросило сомнения в сторону, вынудив мужчину нажать на рацию.       — Запрос на передвижение с объектом.       — Код подтверждения: 261199.       — Запрос на передвижение с объектом номер два.       — Код подтверждения: 300323, — отозвался несколько другой голос, тут же взрываясь негодованием: — Ебаный в рот, Джухён, привези мне их туда, куда я сказал! Чужие плечи тут же расслабились, а водитель кивнул и мгновенно завёл автомобиль, включая поворотник.       — Слушаюсь, босс. В машине повисла такая тишина, что даже ребёнок завозился. Чанёль поцеловал малыша в макушку и слабо улыбнулся, придерживая его окаменевшими руками. Они проехали там минут пятнадцать, прежде чем Ёль решился-таки спросить:       — Думаете, с ним всё нормально?       — Да, господин, уверен, что босс в порядке. … едва машина въезжает в ворота, Бэкхён бросает взгляд на регистрационный номер и вылетает из автомобиля. Кёнсу выходит вместе с ним, тут же доставая и перезаряжая пистолет. Бэкхён слышит, как застучали двери машины, скопившихся на стоянке кладбища. Охрана вывалилась наружу, заполняя собой пространство. Заметив знакомые лица на передних сидениях, Бэкхён поднял руку и звук шагов прекратился. Почти — Кёнсу этим нельзя было остановить, да и незачем. Машина замерла задней дверью чётко около его ног. Бэкхён открыл дверь и внутри всё сжалось от открывшегося вида на омегу и малыша, скрытого под его одеждой.       — Ты в порядке? — вопросили они одновременно, уставляясь друг на друга пытливыми взглядами. Чанёль не отвечал, продолжая неподвижно сидеть.       — Вышли вон, — скомандовал Кёнсу за его спиной. Все мгновенно высыпались из машины, в том числе и автоматчик из багажника. Бэкхён, пока обходил машину, приятно удивился, увидев внутри пулемет. Места в багажнике не так много, но парень наверняка бы изловчился воспользоваться им как следует. Захлопнув за собой дверь, Бэкхён подсел к омеге как можно ближе и медленно обнял его, чувствуя, как парень уткнулся в его плечо лбом.       — Ты не ранен? Что-нибудь болит?       — Со мной всё нормально. Думаю, болеть всё будет позже, когда я окончательно успокоюсь, — послышался приглушенный ответ. — А ты? С тобой всё хорошо?       — Если ты в порядке, то со мной всё хорошо.       — Это не так работает, — хмыкнул Чанёль. Ребёнок завозился в его руках, захныкав. Парню пришлось оторваться от его тела, а Бэкхёну пришлось увеличить между ними расстояние, чтобы он смог взглянуть на малыша. Он не мог не заметить то, с какой лаской омега взглянул на Чонина, прошептав успокаивающие слова.       — Что с тобой случилось? — вопросил Бэкхён, обхватив ладонями заляпанное кровью лицо.       — Напавшие… мы оказались слишком близко. Кто-то выстрелил ему в голову и она будто лопнула, — чужие глаза затуманились, но тут же прояснились. — На самом деле я не могу точно вспомнить, что произошло. Я помню какие-то моменты, но… — парень вдруг охнул, взглянув на него мгновенно налившимся влагой глазами.       — Что такое? Что?       — Ты ещё не заезжал в коттедж? — Бэкхён покачал головой. — Туда кто-нибудь поехал?       — В чём дело, Чанёль?       — Сан закрыл меня собой. В него так много раз выстрелили… — Чанёль сжал губы, едва удерживая слёзы. Бэкхён чуть нахмурился, удивившись тому, что Пак знает, как зовут одного из охранников, а потом отбросил все нежелательные мысли, сосредоточившись на другом.       — Все мои ребята действуют по протоколу. Наверняка многих уже отвезли в больницу. Я ещё не получал отчёт. Чанёль кивнул, но всё равно заплакал, опустив голову. Бэкхён сжал губы и обнял его, успокаивающе поглаживая его спине. Парень смог говорить не сразу:       — Я был в такой панике. Не смог усидеть в доме. Инстинкты орали, что нужно уходить. Мы двинулись к тоннелю и они напали. Сначала один — не представляю, как он подобрался так близко — а когда его застрелили, через стену начали лезть остальные. Этой был такой кошмар. Бэкхён закрыл глаза, обмирая всем телом. Омега оказался в самом центре перестрелки. Один Бог знает, как его не зацепило в том аду.       — Ты должен был остаться дома.       — Я не смог. Не в том состоянии. Уверен, если бы ты меня видел, ты бы понял, почему я не смог усидеть на месте.       — Я чуть не потерял тебя. Господи, я чуть не потерял вас двоих, — Бэкхён удушливо вдохнул и оскалился, до боли стискивая челюсти. Меньше всего ему хотелось показаться слабым, но сегодня он пережил страшные потрясения и едва мог себя контролировать.       — Мы порядке. Но нужно осмотреть Чонина, но я не уверен, что смогу передать его в чужие руки.       — Медик здесь, он может…       — Не может, — выплюнул Чанёль, слабо дёрнув плечом. Он выпрямился, избегая его рук, и взглянул настолько непримиримым взглядом, что Бэкхён понял: что-то внутри омеги изменилось, он определённо что-то упускает.       — Если медик в коттедже выжил, ты согласен дать ему возможность осмотреть Чонина? Мгновение раздумий и омега счёл эту возможность допустимой.       — Тогда мне нужно выйти к Кёнсу спросить об обстановке дома. Наверняка ему уже доложили о происходящем на территории дома.       — Будет ли там безопасно?       — На коттедж не нападут.       — Почему ты так думаешь? «Потому что у Чжана моя омега. Он знает, куда бить, чтобы сделать мне больно».       — На это есть одна важная причина — теперь это бессмысленно.       — Ты убил его?       — Нет. «Это он чуть не убил меня». Чанёль опустил взгляд и немного расслабился, взглянув на малыша.       — Нам нужно пересесть в твою машину?       — Нет, — тут ответил Бэкхён, — оставайся в этой. В моей машине сейчас занято заднее сидение.       — Кто-то ранен? Вздохнув, Бэкхён не позволил себе соврать парню, но и отвечать не захотел. Бэкхён бы очень хотел, чтобы товарищ был просто ранен, но, к сожалению…       — Скоро вернусь, — обронил Бён, отворачиваясь, чтобы открыть дверь. Чанёль остановил его одной только ладонью, опущенной на плечо.       — Я доверяю тебе во всём, что бы ты не сделал, Бэкхён.       — Надеюсь никогда не подорвать твоё доверие, родной.