Вверенный

У психолога тяжело. Женщина изо всех сил пытается мягко подтолкнуть его к выявлению причин апатичного настроения, а у него даже на это нет сил. Сегодня утром Чанёль с таким равнодушием смотрел на всех, что нахмурился даже отчего-то побитый Кёнсу. Паку осталось лишь опустить взгляд и послушно сесть в машину. Больше всего он не хотел причинять своим самочувствием дискомфорт Бёну, но у того было совсем другое представление об их взаимоотношениях. Бэкхён пытался узнать всё, объять необъятное, захватить информацию от и до, чтобы суметь среагировать вовремя и проконтролировать его. Наверное, ему всё же стоило пойти на контакт. Возможно, нужно было проявить некоторую жизнерадостность или поведенчески выразить благоприятность своего состояния, но ему было откровенно говоря нехорошо. Чанёль безумно устал из-за потери сна, ему трудно передвигаться, дышать и даже разговаривать. Психолог промучилась с ним час, вытащила из разговора всё, что могла, старалась направить его мысли на поиск выхода из этого состояния и констатировала дородовую депрессию.       — Вы ведь знаете, с кем я сюда приехал?       — Разумеется.       — Вы имеете некоторое представление о том, как он живёт?       — Я понимаю, к чему Вы клоните, господин Пак, — кивнула женщина.       — Тогда о каком выходе из ситуации мы можем говорить? — слабо усмехнулся Чан. — Я живу в заточении с кучей охранников, которые не имеют права со мной здороваться. Я сирота. Я предоставлен самому себе. Я боюсь того, что может случиться в будущем. Боюсь подвергнуть опасности ребёнка как своими руками, так и за счёт вида деятельности моего поверенного. Вы даже не представляете через какие душевные терзания я прохожу пятый месяц, поэтому не говорите мне о том, что существует выход из ситуации — его нет. Я либо приму эту безвыходность, либо нет. Женщина расслабила плечи и опустила взгляд на его пальцы, закручивающие веревку со штанов на узелок.       — Такие ситуации, как Ваша, решается контролем старших омег и медикаментами.       — Я не доверюсь чужой матери.       — Я не говорю о доверии.       — Я не хочу с ней сталкиваться. У меня нет сил подняться с постели, а Вы намекаете на жизнь под лупой. Я не настолько отчаянный, чтобы соглашаться на это. Чанёль выходит из кабинета более расстроенный, чем заходил внутрь. Внутрь он хотя бы заходил безэмоциональным, а сейчас едва удерживает себя от нужды расплакаться. Сжав губы, он проходит мимо Бёна и садится в кресло недалеко от помощника, который внимательно что-то рассматривает на планшете. Бэкхён заходит в кабинет, чтобы выслушать врача, и у Чанёля всё обрывается внутри, потому что Бён пытается, старается поддерживать его, заботится о нём, но этот контроль… Зачем ему знать, что с ним? С ним всё в порядке! Родит и успокоится. Успокоится же?.. … Бэкхён закрывает входную дверь и глубоко вдыхает, впуская в лёгкие холодный воздух. Горло неприятно скребет, но он терпеливо делает это снова и снова. Будто наказывает себя за то, что не успевает. Не справляется с тем, с чем должен.       — Что прикажешь, господин? Приказывать нечего, потому что решения проблемы не существует. Бэкхён смотрит на помощника пустым взглядом, разглядывая необычно тёмные глаза, и думает об услышанном. Всё, на что способен Бён, это пытаться удержать тонущий корабль на плаву ещё какое-то время. Он мечется по нему, пытаясь заткнуть появляющиеся дыры, но всё равно идёт ко дну, как бы сильно не старался, как бы не пытался спасти себя и экипаж. «Омегам в положении нужна поддержка и любовь. Чанёлю не хватает внимания и заботы, он предоставлен самому себе. Мы уже обсуждали этот вопрос некоторое время назад, господин Бён…». Бэк отводит от Кёнсу взгляд и обращает его на охранников, ходящих по периметру. Непроизвольно цепляется за взрослых мужчин. Из двадцати пяти человек (не считая охраны гаражей) в составе шесть бет, остальные альфы. Из девятнадцати альф в отношениях или браке состоят пятнадцать человек. Если выбрать из этого числа взрослых и зрелых мужчин, он может позволить… Может согласиться на… Возможно, Чанёлю будет лучше, если кто-то будет рядом, ведь сам Бэкхён нигде не успевает. Он опаздывает. Приходит на факт.       — В этой смене… — Бэкхён выдыхает, опуская взгляд. — Выбери зрелых находящихся в отношениях альф старше меня. Тех, кому бы ты доверил омегу.       — Слушаюсь.       — Едем к ребёнку. В машине Бэкхён не пристёгивается. Валится на сидение и приспускается вниз, устраиваясь так, чтобы можно было уткнуться локтем в дверь и подпереть голову. Она заполнена столькими мыслями, что без поддержки со стороны невозможно удерживать её прямой. Бэкхёну и не надо. Периодами он чувствует себя настолько слабым, что подумывает о том, чтобы оторвать её самому себе.       — «До родов осталось несколько месяцев. Это максимум. В таком состоянии он может спровоцировать роды раньше времени. Мы не можем подвергать ребёнка опасности».       — «Что Вы рекомендуете?».       — «Парня нужно класть в клинику».       — «Исключено», — тут же перебил Бэкхён.       — «Господин Бён, это не шутки, у омеги дородовая депрессия. Если его не контролировать, оставить без присмотра, то в какой-то момент Вам не к кому будет возвращаться домой».       — «Я дома с ним редко вижусь, а Вы хотите, чтобы я собственными руками провёл его в палату и оставил там?! Вы что, сумасшедшая? Ему дома плохо, а Вы думаете, я брошу его здесь одного?».       — «Не бросайте!», — горячо ответила та. — «В том-то и дело — не бросайте! Отложите свои дела, неужели они важнее здоровья и жизни омеги?».       — «Вы ничего не знаете», — еле выдавил Бэкхён. — «Не смейте так разговаривать со мной». Парень вытягивает из внутреннего кармана бланк и не глядя протягивает помощнику.       — Куплю после встречи, — сразу смекнул Кёнсу. — Что-то серьёзное, господин?       — Дородовая депрессия. Возможно, перетечёт в послеродовую.       — Будут указания? Бэкхён вздохнул, закрывая глаза.       — Ему нужна поддержка и забота. Внимание. Его нужно контролировать. Опекать. Я не могу сейчас всецело сосредоточиться на нём. Помощь матери он отвергает. Отправляться в дом отказался. Я могу нанять человека, который бы следил за ним внутри дома, но я никому не могу доверять.       — Остаётся охрана, — понимающе произнёс До. — Хочешь впустить их внутрь?       — Нет, но пока не вижу иного варианта.       — Можем ослабить давление на охрану. Они могут насильно выводить его на улицу пройтись. Возможно, ты мог бы позволить им общаться с ним. Мы сможем это нормировать, если ты позволишь. Омега отвлечётся, пообщается с кем-то, кроме тебя. Бэкхён вспомнил, как отец застрелил своего личного охранника во дворе, и открыл глаза. Ему не хотелось принимать такое же решение в отношении людей, с которыми он верой и правдой работает не первый год. Ни один здравомыслящий альфа не доверит связанную с собой омегу под опеку другому человеку. Может, он давно не здравомыслящий?..       — Временно, до родов. После родов он придёт в себя и станет по-другому смотреть на мир.       — Пожалуй, — согласился помощник. — В конце концов, на его руках окажется ребёнок.       — Которого он боится. … Чанёль задумчиво рассматривает пластинку снотворного. Ему ужасно хочется быстро заснуть и не мучиться всю ночь, но он понимает, что вероятность наступления сна крайне мала. А ещё он знает, что беременным нельзя принимать снотворное. Так что же эта пластинка делает в пакете, который ему передал Бэкхён?.. Пак себе не доверяет. Своим суждениям также. Он старается не думать о том, что Бён на что-либо намекает, но при этом не может отделаться от мысли, что было бы неплохо просто поспать. Ощутить убивающую сонливость, закрыть глаза и проспать всю ночь, а может быть и дольше. Разве можно осуждать человека за желание выспаться?.. В дверь стучатся. Чанёль не отвечает и заторможено поднимает взгляд, когда Бён проходит в комнату.       — Ты уже принял таблетки? Ёль молча прокручивает пластинку верхом таблетками, закрывая название препарата. Парень присаживается перед ним и забирает блистер из безвольных пальцев, со скрипом выдавливая ему несколько таблеток. Чанёль слабо улыбается, когда Бён обращает внимание на название и протянутая ладонь с пилюлями быстро сжимается в кулак.       — Это нам не нужно, — с запинкой говорит парень. Проследив за тем, как таблетки и пластинка оказываются в кармане чужих штанов, Чанёль убирает пакет на тумбочку и медленно заваливается на подушку. С поедающим сожалением он прикрывает глаза, не в силах перестать думать, как замечательно бы было заснуть и проспать весь день. Никаких частых позывов в туалет, никаких проблем со стулом, никакой лёгкой тошноты… только темнота перед глазами и ощущение облегчения от того, что голова отдохнула после продолжительного сна. Щёлкает общий свет, включается светильник в конце комнаты. Чанёль даже не пытается укрыться, так и продолжая лежать на постели. Сегодня Бэкхён не выходит из комнаты, а остаётся вместе с ним. Чанёль не видит — чувствует, как позади прогибается постель (слишком близко), затем ощущает, как его накрывают одеялом, пробирается чужая рука под подушкой и прислоняется чужое тело.       — Я полежу с тобой, пока ты не заснёшь. Хорошо?       — Придётся долго ждать, — шепчет Чан, закрывая глаза.       — Тогда я задержусь, ты не против? Чанёль не против. У него глаза на мокром месте. Его давно не обнимали, с ним давно не обходились, как с омегой. Он с такой благодарностью принимает ощущение чужого тела позади, что едва может вдохнуть.       — Не против, — едва слышимо шепчет он. Бэкхён прижимается позади него чуть сильнее и перебрасывает через бок свою руку, прижимая ладонь к выпирающему животу. Рука под подушкой ощущается, как недостающий элемент. Будто только этого и не хватало, чтобы благополучно устроиться на кровати.       — Спокойной ночи, родной. Пак не отвечает. Смаргивает слёзы на подушку и тихонько пытается вдохнуть через нос, в котором стремительно начинает щипать от чувств. Он закрывает глаза и представляет себя счастливым и отдохнувшим. Вдруг сбудется?.. … Кёнсу за ним не заезжает. Бэкхён не хотел устраивать сцену прямо перед домом, зная, что не сможет сдержаться. Он едет в офис сам, параллельно проматывая в голове события прошлой ночи. Альфа практически не спал, выжимая из себя последние силы, чтобы подарить Паку хоть немного отдыха. Ему казалось, если он уйдёт, омега проснётся и будет чувствовать себя разбитым. Бэк врывается в офис, будоража подскочившую охрану. Проходящие мимо парни кажутся пролетающими. Бэкхён не жалеет свои ноги, несясь к кабинету помощника. До сидит за компьютером, но тут же поднимает взгляд, когда он входит внутрь.       — Господин… — Кёнсу видит, в каком он состоянии, и медленно поднимается из-за стола, выпрямляя спину. С трудом удержавшись от слов, Бэкхён опускает руку в карман пальто и что есть сил сжимает блистер в ладони. Так и вытягивает руку, показывая сжатый кулак.       — Это было в пакете лекарств, которые ты передал мне, — цедит он, уязвлёно глядя на помощника. — Это было в пакете, который ты передал члену моей семьи. Пальцы расправляются, и смятая пластинка падает на стол. Напряженный до предела, Кёнсу едва не вибрирует, когда замечает название препарата. Чёрные глаза резко поднимают непроницаемый взгляд.       — Госп…       — У меня один вопрос, — яростно шепчет Бэкхён. — Один, Кёнсу: как ты мог недосмотреть за пакетом? До глубоко вдыхает и делается совсем каменным. Бэк не может не заметить этих изменений, он не может отвести от товарища взгляд. Пока тот усиленно пытается вспомнить, как это могло произойти, Бэкхён измождённо выдыхает и сгибается над столом, упираясь ладонями в столешницу.       — Не бей меня в спину, — отчаянно протягивает Бэкхён. — Бей в лицо. Если нужно будет — не щади, но бей в лицо. До видел его в разных состояниях. Бэкхён долго раскрывался перед ним, предпочитая удерживать дистанцию, но в конце концов раскололся, как орех. Жизнь била и продолжает бить его со всех сторон, но только удары в лицо Бэкхён может выдержать. Все отчего-то борются с ним со спины, а ему хочется видеть чужие глаза, знать, кто нападает и понимать, почему. Кёнсу переживает с ним каждый его приступ. Помогает подняться на ноги. Кёнсу всегда рядом. Он знает слишком много и чрезмерно много молчит об этом. Это самый верный человек в его окружении, поэтому Бэкхён подставляет шею под удар. Открывается ящик. Бэкхён раскрывает глаза и видит, как чужие руки снимают пистолет с предохранителя и кладут на стол прямо перед ним. Лёгкий щелчок ещё несколько секунд звенит в ушах, прежде чем Кёнсу нарушает тишину:       — Клянусь своей жизнью, я не вкладывал снотворное в пакет. Клянусь всем, что я имею, я не знаю, как пластинка попала в пакет.       — Убери это.       — Господин.       — Убирай, — тихо говорит Бэкхён. До немного колеблется, но убирает оружие в стол. Бён буквально падает на стул рядом, расплываясь на нём, словно лужа. У него нет сил держать спину ровной, нет сил говорить, нет возможности о чём-либо думать. Перед глазами Пак, рассматривающий пластинку, решающий, пить таблетки или нет. Измождённая омега, которая хочет закрыть глаза и больше не открывать их.       — Говори, — До молчит. Бэкхён даже не смотрит на него, уткнувшись пустым взглядом в стул напротив себя. — Что-нибудь. Мне всё равно.       — После того, как ты пошёл в офис, я поехал в аптеку. Я купил ровно то, что было написано на бумаге. В пакете не было ничего лишнего: две упаковки, больше ничего. Я приехал в офис, оставил пакет в машине, потому что подумал, что лучше отдать его там, чтобы ты не забыл его на работе. Так и было: я отдал тебе пакет в машине, отвёз домой. Я проверю камеры с аптеки и нашей парковки. Я выясню, кто это сделал, но это был не…       — Я знаю, — перебил Бэк. — Дальше.       — На сегодня запланировано две встречи: нужно съездить к ребёнку и проверить склад. На днях был привоз, сегодня доставка. Постоянный затребовал двойную партию. Похоже, у семьи Чон образовались некоторые сложности.       — Они и не пропадали. Ты ездил к Чонину?       — Нет.       — Почему? Разве это не твой омега?       — У меня нет омеги, господин. Бэкхён медленно повернул к нему голову и встретился со стойким взглядом. У него не было сил лезть в чужую голову, он просто физически бы не вынес разговор по душам, потому что его душа раскалывалась на части прямо в это мгновение. Бэкхён хотел закрыть глаза и открыть их, когда всё закончится. Абсолютно всё. Все трудности.       — Обсудим это позже.       — Как прикажешь, — вздохнув, ответил До.       — Кто знает о Чонине?       — Все, кто были в офисе. В момент приступа они вышли из здания из-за тебя, но когда Чонина вывезли на улицу, они не могли этого не понять. В папке четырнадцать бумаг с подписями и указанием молчать до смерти. Никто не узнает.       — Дома тишина?       — Все считают, что он работает с тобой, господин.       — Пусть так и будет, — кивнул Бэкхён, — никто не должен об этом узнать. Если он скрывал это, значит, причина весомая. Он в больнице один?       — Да, во избежание привлечения внимания. Но мы наняли несколько охранников внутри больницы, они стоят около его палаты и докладывают мне о его состоянии.       — Хорошо. Держи меня в курсе. Поехали к ребёнку. Они ездили в тот дом дважды. Сегодня будет третий раз, как он поедет к малышке. Бэкхён не знал, как долго это будет продолжаться. Он предпочитал думать о девочке не как о ребёнка Чондэ, а как о сироте, которую ему не впервой было пристраивать среди своих людей. Иногда случались моменты, когда необходимо было передержать детей товарищей или коллег по бизнесу. Бывали и моменты, когда они опаздывали на помощь и встречались с зарёванными детьми. Потом пристраивали их в семьи, воспитывая как родных. Это не было чем-то зазорным. Отец научил Бэкхёна быть мужчиной, быть альфой с моральной точки зрения, но можно ли считать Бэка Главой своей ветви?.. Кёнсу выполнил задачу на сто десять процентов. Дом находился в благополучном районе, территория была ухожена, здание небольшое, вокруг куча охраны и камер. Очередная крепость, только теперь не для Пака, а для маленького человечка. Внутри дома идеальная чистота. Пахнет обедом. Кормящая женщина выходит к ним с малышкой на руках, тут же делаясь сдержанной. У Бэкхёна нет времени на любезности, она об этом знает, поэтому беспрекословно подчиняется указаниям Кёнсу. Она ведёт их в детскую, оставляет ребёнка в кроватке и выходит из комнаты. Бэкхён вздыхает, прежде чем войти внутрь. Кёнсу продолжает стоять в коридоре, но вскоре у него звонит телефон и он вынужден и вовсе покинуть дом, чтобы спокойно поговорить на улице. Бэк входит внутрь и снова думает, что помощник хорошо постарался: детская мебель подобрана под цвет, множество одежды на открытых полках стеллажей, детские игрушки, пеленки и ещё много чего-то другого. Малышка ещё совсем маленькая, Бэк не рискует брать её на руки, но приседает перед кроваткой, внимательно рассматривая ребёнка. Сердце ёкает. Он не понимает, как можно было отказаться от этих маленьких ручек и ножек, от невообразимо хрупкого тельца. Как можно было бросить ребёнка выживать в доме малютки?.. Бэк судорожно вдыхает и прислоняется лбом к перилам. Перед закрытыми глазами встаёт Пак, уже родивший, со свёртком на руках, разговаривающий и разгуливающий по дому с младенцем. Всё так реально… Всё настолько чётко представляется, так правильно ощущается. Как семья. Которой может и не быть. Бён вздыхает и отстраняется от кроватки. Большие глаза ребёнка похожи на колодец, бездонные, до безумия чёрные, жгучие… У них с Чондэ нет ничего общего: они разной крови, но Бэкхён не может не думать о ребёнке, как о частичке себя. Она совсем от другой ветки, совсем с другого дерева, оказалась в чужом дворе, на чужой территории, но может ли он оставить её другой семье?..       — Господин, есть проблема. Бэкхён запрокидывает голову. Молчит. Даёт себе несколько мгновений, чтобы взять себя в руки, прежде чем услышать что-то травмирующее. Он же справится? Найдёт выход? Правда ведь?..       — Говори.       — Есть подозрение на слежку. Ребята заметили. Это не первый раз. Номеров нет, стёкла тонированные, выявить личностей не удалось. Думаю, они знают об этом доме, господин. На данный момент у меня нет предположений насчёт того, кому мы могли понадобиться, кроме китайца и того человека, которому поднасрал Чондэ.       — Это нужно прекращать, Кёнсу.       — Понял, господин. Осчастливить человека ближе к ужину?       — Если время терпит, то, пожалуй.       — Оставляем ребёнка здесь? Бэкхён опускает взгляд на малышку и еле слышно вздыхает, опуская плечи.       — Зови женщину, пусть собирается вместе с малышкой. Вывезете всё необходимое сразу же, остальное под вопросом. В конце концов, дома тоже нужно сделать детскую.       — Выполняю. Стоя в проходе, Бэкхён двадцать минут наблюдал за тем, как женщина носилась по комнате, быстро собирая свою небольшую сумку, затем бережно укутывала девочку и собирала предметы первой необходимости. У них дома не было подготовлено место для столь маленького человечка, но, видимо, пришло время об этом позаботиться в кратчайшие сроки. Женщина поехала в одной машине, Бэкхён и Кёнсу в другой. Ехали молча, Бэкхён пытался представить, как будет объясняться перед Паком, но мысли не формулировались. С одной стороны ему казалось, что он предаёт парня, но с другой — вдруг это поможет ему встать ноги?..       — Нас провожают, — раздаётся голос водителя.       — Кёнсу, предупреди всех: на кольце разъезжаемся. Пусть попробуют сообразить, кто в какой машине и куда поехал. До не говорит лишних слов, сразу достаёт телефон и звонит трём водителям. Чуть позже им приходится немного подождать, прежде чем заезжать во двор. Они дожидаются машин и только после этого оказываются на территории коттеджа. Женщину наверняка попросили опустить голову или закрыть глаза. Никто не должен знать путь к этому дому. Он выходит в дом первый. Ни на кухне, ни в гостиной Пака нет. Бэкхён стучится в чужую комнату и приоткрывает дверь, понимая, что парень вряд ли откликнется на стук. Чанёль лежит на постели лицом к двери и сразу открывает глаза, когда парень проходит внутрь.       — Ты рано, — отмечает он.       — Кое-что случилось. Мне пришлось вернуться, — привычная реакция удивления и беспокойства так и не наступает. Чанёль смотрит на него с таким равнодушием, что хочется удавиться. — Я приехал не один. Со мной приехала кормящая мать и ребёнок, которого она выхаживает. Мы подозреваем, что за ребёнком может вестись охота, поэтому я… Я не пытаюсь накликать на наш дом беду, но пусть он останется здесь на сохранении. Хотя бы на неделю. Что скажешь?       — Ребёнок? — чуть хмурится парень, начиная понемногу двигаться. — Ты привёз ребёнка?       — Да, — Бэк помогает Паку принять сидячее положение, отмечая, насколько заторможено соображает омега. — Тебе не придётся ничего делать. Женщина справится со всем сама. Недоверие в глазах пробивается сквозь толщу равнодушия. Бэкхён садится на корточки, сжимая чужую ладонь.       — Всего на неделю. Возможно, меньше. Что скажешь? Ёль заторможено улыбается губами, но совсем не глазами. Кивает, опуская взгляд. Соглашается против воли, знает, что Бэкхёну нужно уступать.       — Мне отправить их на второй этаж, чтобы они не сталкивались с тобой?       — Не обязательно. Пусть будут напротив, — слабо пожимает плечами, отворачивая голову к постели. — Я думаю, мне нужно немного отдохнуть. Я полежу, ладно?       — Конечно, родной, — Бэк поднимается и помогает парню лечь на постель, замечая, как он приобнимает себя за плечо под одеялом. — Сегодня ночью ты хотя бы немного смог поспать?       — Да, — облегчение зажигается в чужих глазах с такой яркостью, что Бэкхён не может не улыбнуться. — Я хорошо отдохнул, спасибо большое.       — Мне прийти ещё? — небольшая заминка вынуждает блеск потухнуть. Бэкхён относится к этому с пониманием: — Для меня это совсем не проблема. Если я могу, то я хочу помочь тебе отдохнуть.       — Спасибо. Поцеловав парня в висок, Бэкхён поправляет одеяло и выходит в коридор, снова становясь сдержанным. При виде него Кёнсу чуть заметно кивает на дом головой и Бён приглашающе показывает на дверь ладонью.       — Пусть займёт комнату напротив Чанёля, — говорит Бэк, подойдя к помощнику. — Сан! — тут же окликнул он охранника. — Подойди ко мне. Парень послушно подбегает, приспуская маску с лица. Внимательный взгляд останавливается на Бёне, вынуждая его вздохнуть.       — Возьми с собой кого-нибудь, поезжай в детский магазин. Купите мебель, оформите доставку на завтрашнее утро, Кёнсу внесёт оплату по чеку, как только вы передадите бумажку. Растеряно взглянув на него, парень моргнул и неловко кивнул.       — Будут пожелания?       — Никаких. Разве что… ориентируйтесь с пониманием, что ищите мебель для мальчика.       — Понял, господин. С собой возьму того, кто уже стал отцом.       — Правильно мыслишь, парень. Не забудь за чек — сразу передашь Кёнсу. Кивнув, парень мгновенно смылся в сторону Джугёна. У того было двое трёхлетних пацанов, так что проблем возникнуть не должно было. В конце концов, они всегда стараются для него, Бэкхён мог им доверять.       — Проследишь?       — Прослежу. Это надолго? Бэкхён замялся, засовывая руки в карманы.       — Не знаю, куда деть девочку. Мог бы пристроить в семью, парни не откажутся, но это моя племянница, Кёнсу. Я думаю о ней именно так, не могу изменить восприятие. Трудно отдать часть семьи в другие руки. До кивнул, доставая пачку сигарет.       — Но с другой стороны Чанёль. Ты его не видел. Прошли всего сутки, а ему будто в сто раз хуже стало. Он практически не реагирует ни на что. Появление ребёнка в доме может травмировать его сильнее, но я очень надеюсь, что наступит обратная реакция. Господи… Чёрт, — Бэкхён вытянул предложенную сигарету и закурил, нервно сжимая и разжимая кулак. — Это ненадолго. Определённо ненадолго. Я не могу повесить на Пака двоих детей, но мне нужно понять, куда деть девочку так, чтобы она была при семье, но не в опасности.       — Мы что-нибудь придумаем, господин. … появление ребёнка в доме было ошеломляющим и травмирующим. В первые сутки Чанёль просто боялся выходить из комнаты. Было боязно услышать детский лепет или вой. Он знал, что ни стены, ни двери не пропускают звуков, но всё равно вслушивался в тишину. Ему казалось, что он слышит звуки где-то на периферии. В первый же день в его комнату постучались и незнакомым голосом попросили разрешения войти. Чанёль от растерянности даже не поинтересовался, кто он такой — тупо открыл дверь и упёрся взглядом в чёрную маску.       — Ужин, господин Пак, — объявил мужчина. Чужие глаза твёрдо смотрели на него, не сдвигая зрачков.       — Ужин? Руки подали поднос, и Ёль был вынужден его взять, растерянно уставившись на пиалы.       — Вы… Вам разрешили заходить?       — Прямое указание господина: доступ в дом открыт старшим смен, мне и ещё одному человеку. Вы не вышли на ужин и пропустили обед, согласно новым пунктам инструкции, мы имеем право на личный контакт при передаче пищи.       — Спасибо, — всё ещё удивлённый, Чанёль проследил за тем, как оперативно парень исчез из виду. Взгляд непроизвольно уставился на закрытую дверь. Ту самую, где должны были расположить ребёнка. Чан постоял с минуту, ожидая момента, когда зазвучит детский крик или хоть какие-то голоса, но ничего не произошло. Парень сделал несколько шагов вперед, опасливо поглядывая на дверь, а потом повернул голову к коридору. Охранник стоял лицом к нему в самом конце коридора около двери. Замер, словно каменное изваяние, скрестив руки к низу. Первый день прошёл напряжённо. Чанёль так и не смог заставить себя поесть сразу, но к приходу Бёна в час ночи, он сумел заставить себя выйти из комнаты и отнести поднос на кухню. Охранник продолжал стоять, сверкая глазами в затемнённом пространстве. Чанёль неловко взглянул на него и быстро вернулся к себе в комнату. Ребёнка всё ещё не было слышно. Ночью никого в доме не оказалось, потому что Бён вернулся домой. И это была ещё одна хорошая ночь, в которую он ни разу не проснулся, но всё ещё чувствовал себя не очень хорошо. Вторые сутки прошли так же, если не считать активности в доме и случайной встречи с незнакомцами. Бэкхён пробыл с ним до обеда, уговаривая выйти в гостиную. Вышел спустя час. И едва удерживал себя на месте, рассматривая охранников, которые проносили в дом мебель и ещё полтора часа собирали её в комнате. Бэкхён признался, что у него не было возможности заняться вопросом детской самостоятельно, поэтому он поручил это своим людям. Чанёлю было всё равно, Бэк это видел, но всё равно добавил, что в случае чего они могут заменить всё на новую мебель. И всё же, Пак не мог не поблагодарить всех за то, что они сделали это вместо него, прямого родителя. К его удивлению, все четыре человека хором ответили «Пожалуйста». Его больше не игнорировали. От неожиданности он даже не понял, что делать дальше и обернулся на Бёна, прислонившегося к стене коридора.       — Мы можем войти, господин? — вдруг послышался голос. Чанёль повернул голову и замер взглядом на свёртке в чужих руках. Ребёнок. Настоящий ребёнок, спящий на сложенных руках. Пак почувствовал, как его сердце сбилось с ритма и начало колотиться, вызывая неприятное ощущение в груди. Он отступил и бросился в комнату, захлопывая дверь перед носом Бёна. В следующий раз Бэкхён пришёл ночью: ничего не говорил, ничего не спрашивал, молча лёг и приобнял его, вызывая захватывающую сонливость. Пак осмелился войти в детскую только во вторник, спустя четверо суток после появления незнакомцев. Он долго уговаривал себя это сделать. Часами убеждал себя в том, что это его дом и он имеет право просто взять и выйти, если чего-то испугается. Потому-то и постучался в дверь, услышал позволение войти и вошёл. Закрывшаяся за ним дверь вынудила его дрогнуть. Женщина оказалось очень сопереживательной и разговорчивой. Чанёлю даже не пришлось ничего говорить — говорила только она, поразительно умело управляясь с ребёнком. Чанёль отказался брать девочку на руки, но позволил себе подойти к кроватке, когда женщина вышла на кухню. Девочка оказалась… крошечной. Пак опустил ладонь и раскрыл пальцы, визуально оценивая размер ладони и тельца малышки. Она оказалась такой маленькой!.. Он представил, как своими огромными руками будет удерживать собственного малыша и скривился. С его умением выпускать всё из рук, как он будет держать… Женщина неожиданно показалась рядом, ловко подняла ребёнка и ткнула ему в грудь, вынуждая инстинктивно вцепиться в завозившуюся малышку. Ему вдруг стало так плохо, что он едва смог справиться с дыханием. Сам не знал, как оказался сидящим на диване, но определённо чётко осознавал, что держит ребёнка на руках. Сердце ещё долго билось в ускоренном ритме, начало тянуть внутри живота от напряжения, снова начались тягучие тренировочные схватки. Чанёль не помнил, как попросил забрать малышку, но запомнил эти неприятные пугающие ощущения сдавливающего живота. До ужина он снова не выходил из своей комнаты. Только в последующие дни, отказываясь разговаривать с Бёном на эту тему, он решительно входил в комнату и молча наблюдал за тем, как женщина управляется с ребёнком. Он не хотел прикасаться к девочке, пусть женщина и пыталась предлагать научить его заботиться о малышке. Чанёль наблюдал и ему этого было достаточно, пока ребёнок не схватил его за палец. Маленькие пальчики были крошечными на фоне его пальца. Мягонькие, тепленькие, такие крошечные ручки. Чан не успел задохнуться, как ребёнок обратил на него внимание, и он понял, что пропал. Вечером Бэкхён нашёл его сидящим около кроватки. Чанёль просто наблюдал за ребёнком, и ни о чём не думал, стараясь абстрагироваться от возникшей недавно тошноты. Женщина готовила поздний ужин на кухне под присмотром двух охранников. Бэкхён подошёл ближе и уложил ладонь на его плечо. Он снова не стал с ним заговаривать, зная, что сам Пак не будет ничего отвечать. Они молчали почти всю неделю, но сегодня Чанёлю жутко хотелось спросить:       — Как её зовут?       — Никак.       — Почему?       — Отец бросил её, папа был слишком молод для воспитания детей, испугался и оставил в больнице. Имени на карточке не было. «Неправильно», — подумалось Паку. Он наклонился к кроватке и протянул палец к малышке, та снова за него ухватилась.       — Ханбёль или Ынбёль?       — Ынбёль.       — Хорошо, — Чанёль слабо улыбнулся, когда ребёнок попытался выдавить из себя звуки.       — Я заберу её в пятницу. Чанёль обернулся к нему, обеспокоенно заглядывая в чужие глаза.       — Куда? К кому?       — К матери. Она не откажет. Пак кивнул и вернул внимание Ынбёль, позволяя ей играть с его пальцами.       — Тебе больше не страшно?       — Я чудовищно напуган и задыхаюсь. Я не знаю, что с этим делать… … Бэкхён пытался решить вопрос с Ынбёль больше недели. Мучился, не зная, как поступить. Он наблюдал за тем, как Чанёлю становится хуже и не знал, как себя разорвать на куски. У омеги стало проявляться физическое недомогание, а морально он был в подвешенном состоянии и всё ещё плохо спал, когда его не было рядом. От обилия задач, которые он решал с утра до вечера, Бэкхён выключался мгновенно. Было необычно делить с кем-то постель, но парень отсёк от себя все чувства, ловя умиротворение рядом с омегой. Он заходил в чужую комнату, как в райские сады, потому что всё было пропитано Паком, а тот пах лаской, теплом и уютом. Неудивительно, что он стал спать лучше, но поразительно, как это проявилось в омеге — он начал отдыхать лучше. Намного. Решение передать ребёнка матери было спонтанным. Он сказал об этом Паку, но ещё неделю решался на это, наблюдая за тем, как Пак смягчается при виде Ынбёль. В конце концов, ему пришлось это сделать. Было много причин для того, чтобы увезти малышку: они решили проблему с тем человеком, которому Чондэ перешёл дорогу, и теперь ей ничего не угрожало; Чанёлю действительно становилось хуже и Бён переживал, что ему придётся оставить Пака в больнице одного на сохранение, а ещё были дела бизнеса. Ему пришлось помочь Чонгуку, влезть в чужие разборки. Пускай это было вовремя и спасло мужчине жизнь, всё равно в такие передряги стоило бы не вступать. В пятницу пятнадцатого марта он приехал домой и улыбнулся, заметив Пака в гостиной. Охранник, наблюдающий на омегой, тут же выпрямился и сделался сдержанным, незамедлительно выходя на улицу. Бэкхён только хмыкнул, отметив-таки теплоту в чужом взгляде. Он его понимал, потому что Чанёль выглядел потрясающе. Безусловно, он был уставшим: бледный цвет кожи, темные круги под глазами, уставший, но мягкий взгляд… Такой уютный, с малышкой на руках, с большим животом, в теплой пижаме он дарил Бэкхёну ощущение семьи. Даже не разговаривая, даже не глядя на него, он одним своим видом позволял ему понять, что семья — это реальность. Бэкхён прислонился плечом к стене и подумал, как бы было замечательно, если бы на руках у омеги были их собственные дети. Он даже не подумал о том, что это неправильно, что вообще-то омега не принадлежит ему, как партнёр, а просто… просто почувствовал, что это было неплохо. Это было бы очень хорошо, если бы у них была настоящая семья, дети, носящиеся по дому, Пак, воспитывающий их и отдающий под его опеку и влияние, когда Бэк возвращается домой. Разве он многого просит?.. Потом Бэкхён моргнул и вернулся в реальность, но всё равно не мог отделаться от мысли, что половину из желаемого уже имеет. Чанёль рядом с ним, он беременный и маленькие ножки всё равно будут бегать по дому. Чан поднял на него взгляд, и сердце Бэкхёна забилось чаще. От тёплого и нежного взгляда хотелось закричать. Он так давно не видел его, что теперь он ощущался подарком небес. Чужие губы растянулись в мягкой улыбке, и взгляд снова опустился к ребёнку.       — Уже забираешь? Так скоро?       — Да. Не переживай, скоро у тебя такой же будет. Чанёль кивнул, легонько коснувшись пальцем маленького носика Ынбёль. Постепенно его лицо всё сильнее хмурилось, пока не скривилось от боли. Бэкхён бросился к нему и Чанёль аккуратно передал ему ребёнка, чтобы тут же прижать ладони к животу.       — Снова?       — Да, — выдохнул тот, зажмуриваясь. Бэкхён пережидает вместе с ним приступ и только после этого командует Кёнсу забрать сумки в машину. Малышку передаёт женщине, та переодевает ребёнка, прощается с Паком взглядом и выходит на улицу.       — Как ты себя чувствуешь?       — Уставшим, — говорит Чанёль, — думаю, мне нужно немного отдохнуть. Езжай, а то Ынбёль замёрзнет. Всю дорогу до родительского дома Бэкхён лениво перебирает фразы, которыми попытается объясниться с матерью. У него нет желания говорить правду, но он знает, что соврать матери не получится. Когда машина останавливается на парковочном месте, Бэкхён выходит из машины и звонит маме, чтобы спросить о том, где отец, и может ли она пройти в его кабинет. Отец в офисе. Мама приходит в кабинет спустя пять минут, за которые Бэкхён умудряется расслабиться и замереть около отцовского стола. Невозмутимый взгляд и сдержанность во взгляде начинают дрожать в глазах, когда мама поднимает на него взгляд. Бэкхён знает, что плохо выглядит и неправильно ощущается за счёт резкого запаха. Он не может это проконтролировать, это уже физиология и обстоятельства, в которых он оказался.       — У меня есть тайна, которую я не могу нести один. Я могу перевесить эту тяжесть на твои плечи? Она проходит по нему взглядом снова. Он знает, что дистанция необходима для того, чтобы не причинить ей вред. И мама тоже это осознает, когда кивает.       — Хорошо.       — У Чондэ есть ребёнок от другой омеги. Он их бросил. Омега оказался слишком молодым, чтобы воспитывать ребёнка, поэтому я забрал его к себе домой, но больше так не может продолжаться. Взгляд всё такой же сдержанный, плечи такие же расправленные, спина такая же ровная, не дрогнула, ни дёрнулась — стоит, как влитая в землю, внимательно ждёт продолжения.       — Я мог бы пристроить ребёнка в любую семью к своим людям, но я не могу, потому что чувствую… родство. Не могу оставить её в чужой семье, — признаётся Бэкхён, вцепляясь рукой за спинку отцовского кресла. — Я устранил те проблемы, которые преследовали ребёнка. Опасность миновала. Но я не могу повесить на Чанёля двоих детей, поэтому я прошу у тебя помощи.       — Я слушаю.       — Мама, — говорит он, — пожалуйста, прими девочку в семью, но сохрани её происхождение в тайне. Мама далеко не глупая, она чётко осознаёт: если отец что-то узнает, то они всей семьей будут справлять похороны. Отец такого не простит. Джихё и близнецы будут глубоко травмированы, и им никто не будет рассказывать причины, по которым Чондэ окажется в могиле. Такие вещи обычно скрываются даже от членов семьи. Мама всё знает, она живёт в этом мире не первый год, чтобы не понимать очевидные вещи, поэтому кивает. Бэкхён сжимает пальцы на кресле, слыша неприятный звук кожи.       — Ребёнок здесь?       — В машине вместе с кормящей женщиной. Она выхаживала ребёнка несколько недель. Ей можно доверять. Мать кивает и выходит из кабинета. Бэкхён облегчённо вдыхает, запрокинув голову, и тут же идёт следом за ней. Он провожает маму к машине, открывает дверь со стороны женщины и та вылезает из машины, показывая маме малышку в розовом тёплом конверте. Невозмутимость дрожит под действием глубоких чёрных глаз. Бэкхён мысленно выдыхает всё напряжение, зная, что мама хорошо будет заботиться о девочке.       — Её зовут Ынбёль.       — Ынбёль, — тихо говорит она. — Бён Ынбёль. Хорошо. Замечательно. Бэкхён кивает Кёнсу на дом, и тот быстро смекает, что нужно достать сумки из багажника и провести женщину к входной двери.       — Что ты скажешь отцу?       — Что прилетела ласточка, — говорит мать, — что пришла весна, в доме воцарится покой и можно расслабиться. Хвиёну станет лучше, уверена, он хорошо позаботится об Ынбёль. Бэкхён закрывает глаза. Чувствует, как с силой начинает щипать в носу и глубоко вдыхает, пока может это сделать. Их сокровища, их омеги… они вынуждены переживать всю жизнь и доживать после их смерти то, что не дожили они. Мягкое касание к щеке вынуждает его склонить голову к материнской ладони. Он открывает глаза, но не видит матери за слезами. И всё же он знает, что мама его поддерживает и совсем не злится, и…       — Как ты это пережил в одиночку? Бэкхён жалостливо скривил губы, отпуская слёзы.       — Я не пережил — в том-то и проблема. … он становится более беспокойным. Не то чтобы до этого Чан был умиротворённым, но он замечает, что его моральное состояние выходит за установившиеся пределы адекватности. Ребёнок это чувствует. Возможно, поэтому он начинает активничать в животе. Чанёль не знает, как с этим справляться. Терпит, пока есть силы, но по правде уже готов проситься на кесарево. Участившиеся приступы изжоги и спазмов в животе сводят его с ума после каждого приёма пищи. Он старается есть меньше, чтобы не провоцировать дискомфорт, но даже так ситуация не выравнивается. Чанёль чувствует себя безумно уставшим. У него нет сил выходить из комнаты, он старается как можно больше времени проводить в положении лёжа, но бока уже побаливают… А ещё его уже дважды вытянул на улицу охранник. Пак был безмерно удивлён, когда в его комнату вошёл мужчина и потребовал одеваться. Чанёль подумал, что у Бёна что-то случилось, но оказалось, что это была просто прогулка! На все его вопросы ему отвечали ровно то, что требовалось господином: «Следую инструкции». … встреча с Чондэ вызвала приступ удушающей тошноты. Бэкхён не мог не то что смотреть на него — ему было противно рядом с Кимом дышать. Кёнсу хлопнул его по плечу и сел обратно в машину, а Бэкхёну пришлось последовать за спиной названного брата и расположиться в кабинете. Отец окинул его взглядом и едва заметно кивнул, закрыв глаза. Бэкхён понял, что может присесть. Советники нахмурились при виде него, но ничего не сказали, хотя вопросы в их глазах были очень выразительными. Парень сел напротив Чондэ и откинулся на спинку кресла, опуская взгляд в стол.       — Бэкхён, — разрешил отец.       — Несколько дней назад втянулся в перестрелку между Новичками и моим постоянным клиентом — Чон Чонгуком. Мой товарищ нуждался в помощи, я проезжал мимо и оказал ему поддержку.       — Взамен?       — Могу рассчитывать на то же самое. Наступила тишина. Бэкхён знал, что вступать в чужие разборки дело неблагородное и неблагодарное в том числе, но он доверял Чонгуку. Он знал этого альфу и предпочитал думать о нём хорошо. Да, доверять искренне в их кругах большая глупость, а уж после того, как Чанб…       — У нас общий враг, — вдруг констатировал отец. — Посмотрим, во что это выльется. Следующим заговорил Чондэ. Бэкхён закрыл глаза, полностью абстрагируясь от этого человека. От подкатившей к горлу неприязни горело во рту. Парень едва удерживал себя в руках, с силой вцепившись в контроль. Он зажал в себе всё, что мог, и с трудом дотерпел до конца собрания. Разумеется, отец не мог не обратить на это внимание. Он видел, что Бэкхён плохо выглядит и имеет проблемы с самоконтролем. Возможно, он знал больше, поэтому окликнул его у двери:       — У тебя проблемы.       — Только китаец и Пак.       — Этого недостаточно, чтобы вывести тебя из себя.       — Никаких проблем нет, — Бэкхён стоял на своём. Отец опустил взгляд на цепочку и слабо кивнул. Парень отвернулся к двери и вздохнул, зная, что будет дальше.       — Не ищи, — попросил он. Отец молчал. — Папа, пожалуйста, прислушайся ко мне и не ищи, иначе мы снова будем вынуждены справлять похороны. … Чанёль сбросил вес. Он не представляет, как это произошло, ведь всё это время он только и делал, что полнел, но очередное взвешивание показывает, что он похудел на два килограмма. Медсестра молча записывает показания, после чего со стандартной улыбкой просит его одеваться. Чанёль даже не пытается это сделать: садится на кушетку, отнимая ноги от пола, и обнимает себя за живот. Он сейчас даже ногу поднять не может, не то что наклониться за штанами. А сегодня утром он одевался так долго, что едва не расплакался.       — Я могу помочь? — прозвучал неожиданный голос. Чанёль поднял голову, тут же замечая остановившегося у двери Бёна. Желание прикрыться не возникает. Возможно, Пак просто устал стесняться своего тела. Впрочем, на нём и так большая длинная футболка. Все его вещи теперь гигантские, чтобы сумел вместиться живот.       — Помоги. Бэкхён двигается неторопливо, будто у него нет тысячи важных дел и работы, будто всё в порядке и он может позволить Паку сидеть здесь вечность. Он поднимает штаны с диванчика и подходит к кушетке, помогая просунуть в штанины сначала одну ногу, затем вторую. Он помогает ему встать, заправляет внутрь футболку, натягивает на живот, затем надевает на него толстовку и застёгивает молнию.       — Что случилось? — тихо спрашивает Бэкхён.       — Я теряю вес, — поделился Пак. — Мне казалось, я не должен. Бэкхён протягивает к нему руки и поправляет отросшие выбившиеся волосы. Он нежно касается его лица ладонями, легонько захватывая щёки, и убеждённо говорит, что всё будет хорошо. Чанёль в этом не уверен, но он совсем не хочет расстраивать парня, поэтому кивает и слабо улыбается. Пускай Бэк знает, что улыбка неискренняя, но он хотя бы старается.       — Такое случается, — говорит доктор Ким. — Не сокращайте приёмы пищи несмотря на изжогу, я выпишу препараты. Чанёль ничего не говорит. Он безумно устал, чтобы вступать в разговор. Бён сегодня молчит, поэтому они оперативно ретируются из больницы. Они не спеша добираются до машины, и Пак едва может восстановить дыхание, оказавшись в салоне. Всю дорогу до дома он может любоваться мелким снегом. Снег в марте… Невероятно. К сожалению, на улице плюсовая температура и он быстро тает, но с моральной стороны он всё равно чувствует себя лучше. Малыш снова активничает в животе, посылая неприятные ощущения. Паку иногда кажется, что ребёнок просто пытается вырваться наружу, иначе по какой причине он с таким остервенением толкается внутри?..       — Я могу что-нибудь сделать для тебя? Ёль смотрит в чужие глаза и видит борьбу. У Бэкхёна сто и одно дело. Он разрывается на куски и всё время пытается оставить для него больший, но даже этого недостаточно. Чанёль хочет спать. Всё время спать рядом с ним, потому что без альфы абсолютно не получается.       — Скорее возвращайся домой. … в этот раз он покупает лекарства лично и кладёт во внутренний карман пиджака под пальто. Чтобы наверняка. Чтобы никто не посмел больше из его рук причинять вред омеге. На парня страшно смотреть, у Бёна обливается сердце кровью, травмирует и без того расшатанную психику, и только по ночам он может успокоиться. Чанёль дышит, Чанёль спит, Чанёль отдыхает, когда он рядом — больше ему ничего не нужно. Дела никуда не деваются, но они будто… застывают во времени. Чонгук связался с ним, чтобы обсудить некоторые детали произошедшего, но у Бэкхёна откровенно не было на это сил. Он пытался сосредоточиться на Паке, но всё время что-то мешало. Кёнсу продолжал игнорировать существование Чонина. Именно от него (из его докладов!) Бэк знал, что у Чонина появились психологические проблемы и сейчас за ним усиленно наблюдают в психотерапевтическом отделении. Бэкхён пытался спросить, какого чёрта Кёнсу здесь делает, когда его омега там, но у До явно были свои представления на этот счёт, так что пришлось отступить. Бэкхён лишь сказал, что свернёт ему шею, если Чонин что-нибудь сделает с собой. После этого все доклады предоставлялись исключительно в печатном виде. Ынбёль хорошо себя чувствовала и радовалась повышенному вниманию. Мама уже несколько раз присылала ему видео с Хвиёном, держащим на руках малышку. Это были те сообщения, которые дарили ему покой на время просмотра. Хотя бы с этим он смог справиться, хотя бы здесь он принял правильное решение… Новички его пока не трогали. Бэкхён не понимал, чего ожидать, но ожидал. Он мог бы готовиться, но не знал, к чему. Охрана давно перестала ходить в несколько смен. Он не мог держать людей на работе без выходных и дальше. Что-то пришло в норму, а что-то стремительно изменялось в худшую сторону. Состояние Пака преследовало Бэкхёна абсолютно везде. Он не мог не думать об омеге и плохо себя из-за этого чувствовал. Будто давил на свежую рану. Снова и снова, как мазохист, пусть и против воли. Чанёль часто напоминал ему Джихё во время беременности. Она была разрушена, как и Чанёль, но он был рядом с ней практически постоянно и в доме тоже было множество людей, способных разговорить её или хотя бы за ней наблюдать, а Пак был один. Предоставлен сам себе. Гнил в своей комнате и выходил на улицу, когда охрана начинала действовать по инструкции. Бэкхён не знал, что ему делать, как залезть в чужую голову и облегчить чужие страдания. Возможно, он просто был недостаточно силён для этого. … Чанёль сонно хмурится, удерживая ладонь на животе.       — Он не ел, господин.       — Что значит «не ел»?       — Сожалею, господин, омега плохо себя чувствует, отказался выходить на прогулку, после завтрака дважды пил чай.       — Свободен. Ёль зависает где-то на грани реальности. Вроде бы хочется открыть глаза, но веки настолько тяжелые, что он не может сделать даже это. Несмотря на это, его рука плотно прижимается к животу, чтобы ощутить хоть какое-то движение внутри. Хоть немного. Бэкхён появляется из ниоткуда. Его не было и вот он есть: под ним прогибается постель, неожиданно касается лица прохладными пальцами, целует в горячий лоб.       — Родной, ты со мной? Чанёль открывает глаза через силу, но даже так у него нет сил смотреть на Бёна, потому что чужие глаза слишком ласково смотрят, чтобы он смог… Глаза наливаются слезами. Чужой взгляд тут же становится тревожным. Бэкхён подсаживается ближе и наклоняется.       — Что такое? Что случилось?       — Он почти не двигается. Я весь день жду, но он… всего четыре раза. С четырёх часов ни одного толчка, ни одного движения. И я не могу двигаться тоже. Я очень устал. Слёзы стекают на подушку. Чанёль всхлипывает, наблюдая за тем, как Бён оперативно вытягивает телефон из кармана и набирает нужный номер одной рукой.       — Приведите медика. Сейчас же, — и сбрасывает вызов.       — Прости.       — Тебе не за что извиняться.       — Я не хочу доставлять проблемы. Бён наклоняется ближе, упираясь локтем в постель.       — Ты не проблема — ты моё сокровище. … Кёнсу докуривает сигарету. Бэкхён втаптывает окурок в урну и вздыхает. В последние четыре дня, с того самого вечера, он не может найти себе место. Чанёль снова остался дома, но под присмотром медика и охраны. Он впустил в дом целую делегацию, чтобы омега был под тщательным присмотром. Несмотря на то, что Ёль просил оставить его в покое, у медика был приказ находиться в его комнате и не отлучаться даже в туалет. Да, это было слишком сурово, но он бывший военнослужащий и умеет договариваться со своим телом.       — Как омега?       — Плохо.       — Чем можно помочь?       — Я не знаю. Тридцать шестая неделя… Думаю, его нужно класть на сохранение. Так больше продолжаться не может, — Бён качает головой, — он тает на глазах.       — Док с ним?       — Да, со вчерашнего дня. Днём у него снова были схватки. Его едва не стошнило.       — Перевозим сегодня или завтра? Бэкхён поднял взгляд к помощнику. Кёнсу сделал последнюю затяжку и бросил окурок в урну. Ожидающий взгляд обратился к нему, и Бэкхён вдруг осознал, что До — его движущая сила. Сам по себе Бэк всё ещё бывает неуверенным в своих решениях, но Кёнсу буквально подталкивает начинать осуществлять задумки.       — Завтра. Сегодня поговорю с ним. Подготовь палату в больнице, максимальный комфорт. И мне тоже нужна койка. Помощник кивает, тут же доставая блокнот и делая несколько пометок.       — Будет сделано. Есть указания касательно Постоянного?       — Чёрт, — Бэк зачесал волосы назад. — Чёрт… я позвоню Чонгуку сам. Сейчас бизнес интересует меня меньше всего.       — Он звонил мне ночью. Бён вздёрнул бровь.       — Просил передать, что нашёл некоего союзника. Он сейчас проверяет его по всем фронтам, но пока нацелен завязать с этой нитью узел. Господин Чон так же просил передать: если человек пройдёт проверку, то он предлагает нам личную встречу с ним.       — Предлагает триаду? Кёнсу промолчал. Бэкхён вздохнул, устало отводя взгляд к офису.       — Не будем загадывать. Посмотрим, во что это всё выльется. … Чанёль что есть сил сжимает чужую ладонь в перчатке, стиснув челюсти. К плотно сжатым губам скатываются слёзы. Он старается абстрагироваться от немого возбуждения вокруг себя. Старший смены шепотом быстро обзванивает кого-то по телефону, докладывая обстановку. Медик сидит перед ним, напряженно ощупывая живот. А парня, за руку которого он держится, он даже не видит, тот возвышается над ним сбоку.       — Док, — требовательно обращается старший смены. Мужчина обращает на него взгляд и кивает:       — Отдавай распоряжение, капитан. Очередное давление в животе вынуждает Чанёля заскулить и сжать чужую ладонь сильнее. Схватки уже не кажутся тренировочными. Разве они должны быть настолько болезненными?..       — Внимание смене и посту на въезде в город: следуем распоряжению номер шесть. Кодовое слово «весна». Рация тут же повторно зашипела, два человека с той стороны повторили «весна». Старший смены стремительно вышел в коридор и чем-то загрохотал. Медик достал телефон из кармана, набрал номер и начал передавать показания, кажется, в больницу. Он затребовал подготовить палату и собрать бригаду врачей.       — …предполагаемое время прибытия двадцать пять минут. Старший вновь показался в поле зрения, шумно раскрыл кресло-коляску и подкатил ближе к дивану.       — Лис, команда один-два, — произнёс старший. Парень с трудом вырвал свою руку из захвата и приобнял его за спину вместе со второй парой рук, чтобы усадить его в коляску.       — Док, сумки. Лис, плед. Мужчины задвигались. Чанёль вцепился в подлокотник и с шипением вдохнул, ощутив, как снова сдавило живот. В коридоре было холодно: доводчик был снят, дверь оказалась открытой нараспашку. Чан даже с этого ракурса видел, как суетились охранники. Машины выезжали на парковку с правой части территории, ехали из гаражей. На дорожке уже выстроились четыре машины.       — Ёнджун! Команда один-два, — твёрдо, без лишней эмоциональности. Чанёля вдруг резко скрутило и он зажался от ударившей в живот боли. Ему хотелось остановить чужие руки, но он не смог даже раскрыть рот, прижимая ладони к животу. Его быстро усадили на заднее сидение машины и укутали в плед. Кортеж захлопал дверьми и через несколько минут автомобили сдвинулись с места. Водителем был старший смены, рядом с ним сидел тот самый парень, за руку которого он держался. Теперь Ёль держался за спинки сидений спереди.       — Где Бэкхён? — едва выдавил он, поймав заплывшим взглядом лисьи глаза в зеркале.       — Господина оповестили. Он находится на другом конце города, но мы встретимся с ним в больнице в ближайшее время.       — Пусть не едет. Со мной всё нормально. Пусть заканчивает свои дела. Парень замялся: сначала тупо смотрел на него, затем на старшего смены и только после чужого едва заметного кивка вытащил телефон.       — Не напрямую, — тут же бросил мужчина. — Звони помощнику, иначе босс тебя с говном сожрёт.       — Согласен, — неуверенно произнёс тот. Чанёлю было всё равно, кто кого и с чем съест. Он хотел одного: не тревожить Бёна своим состоянием, но снова и снова делал это. Кажется, он только этим и занимался в последние несколько недель. Но сейчас ему действительно было очень тяжело и он паниковал из-за того, что ощущения сильно разнились с уже пережитыми. Кортеж заехал на подземную парковку одним строем. Там уже стояли санитары, которых настойчиво отодвинули вывалившиеся из машин охранники. Чанёль даже сказать ничего не успел, как послышались щелчки автоматов и дула были направлены на замерших мужчин.       — В отсутствие господина не положено, — спокойно произнёс старший смены, заметив панику в его глазах. — По инструкции сопровождением занимаемся мы. В две руки его уложили на кровать и покатили к лифту. Медик тут же оказался рядом с ним: быстро поднял металлические ободки по бокам от него и Чан тут же вцепился в них, с силой сжимая пальцы. Давление в животе было едва выносимым, голова была готова взорваться от напряжения, не говоря об оглушающем сердцебиении. Пока они добирались до нужного этажа, медик немного приподнял изголовье функциональной кровати. К тому моменту, как они прибыли, Чанёль уже едва соображал. Только когда над ним навис врач, он с облегчением расслабился и едва не отключился. Сдержанный разговор двух медиков был до такой степени быстрым, что Пак даже не пытался выуживать из него информацию. Ему хотелось, чтобы с ребёнком всё было нормально. Если ему придётся ради этого сдохнуть, то он готов, хотя бы так он наконец получит облегчение от всего этого кошмара.       — Анализы, давление, УЗИ с допплером и осмотр, — решительно произнёс доктор Ким. — Господин Пак, как Вы себя чувствуете? «Господи, не заставляйте меня разговаривать!». … на этаже собралась целая армия. Бэкхён проносится мимо своих людей, на ходу снимая плащ. Он бросает его на кресло около кабинета и притормаживает около двери, бросая Кёнсу, чтобы он занял пост около палаты Пака. Доктор Ким в кабинете не один, Бэкхён встречается взглядом с ещё тремя людьми. Доктор представляет их сразу: ассистент, анестезиолог и медбрат. На него тут же вываливают кучу информации: в моче превышен уровень белка, потеря в массе тела, артериальное давление повышенное, отёчность, ребёнок практически не двигается, сердечные тона приглушены.       — Поздний токсикоз, — констатирует доктор Ким. — Нам нужно разрешение на кесарево сечение. Бэкхён переводит взгляд с доктора на анестезиолога.       — Что говорит Чанёль? Вы разговаривали с ним об этом?       — Господин Пак утверждает, что ребёнок не проявлял активности около трёх суток. Я поговорил с Вашим медиком, тот подтвердил эти слова. Омега истощён: он теряет вес, не может есть, его тошнит, к тому же, нельзя не упомянуть апатию и общее ухудшение самочувствия. Операцию необходимо провести в ближайшее время.       — Но мы на тридцать шестой неделе!.. Ребёнок достаточно развит для того, чтобы появляться на свет?       — Да. Для них обоих будет лучше, если мы разъединим их в ближайшее время.       — Хорошо. Готовьтесь. Охрана поднимает на него взгляды, когда он выходит в коридор. Чем ближе он подходит к двери палаты, тем напряжённей становится взгляд Кёнсу. Едва чужой рот раскрывается, как Бэкхён взмахивает ладонью и тихонько открывает дверь. Чанёль в палате не один, но находится в сознании. Медсестры понятливо покидают палату, когда он машет им в сторону двери. На омегу тяжело смотреть: бледный, с испариной, будто сонный, но больше измождённый, он тяжело дышит, но быстро находит его взглядом.       — Пришло время? — мягко спрашивает Бэк, сжимая чужую ладонь. Пак тут же сжимает её в ответ.       — Похоже на то.       — Тогда давай сделаем это? — тут же предлагает. Чанёль обеспокоено сводит взгляд к потолку.       — Когда операция закончится… что будет дальше?       — Ты будешь отдыхать, а я буду рядом. Всё время, пока мы не вернёмся домой.       — А потом? — шепчет Пак. — Что будет потом?       — Мы будем учиться быть семьей.